412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэн Браун » Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ) » Текст книги (страница 310)
Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)
  • Текст добавлен: 18 декабря 2025, 07:30

Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"


Автор книги: Дэн Браун


Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 310 (всего у книги 346 страниц)

1 декабря 1994 года

Сегодня первый день адвента, и воздух должен бы дышать чем-то новым, должен бы начаться отсчет времени перед таким важным событием, а вместо этого я проснулась разбитая, с неясным страхом.

Я не притрагивалась к картам больше недели. Не видела необходимости. Но сегодня сидела за столом у окна, укутавшись в пуховое одеяло, и у меня зачесались руки, я решила, что неплохо бы разложить. Но только потратив кучу времени, перебирая, перемешивая карты, пробуя разные расклады, ни один из которых не показался мне правильным, я поняла, что нужно сделать.

У меня в комнате не было свечей, поэтому я пошла в гостиную и взяла из большого латунного подсвечника свечку и спички, лежавшие у камина. Спички я бросила в карман, а слишком длинная свечка в карман не помещалась, поэтому я сунула ее в рукав кофты, на случай если кто-нибудь встретится на лестнице и спросит, что я собираюсь делать.

Вернувшись к себе, я разместила на столе все свое хозяйство: карты, свечку, спички и пустую чайную чашку. Оплавив нижний конец свечи, я закрепила ее на дне чашки, зажгла и три раза провела карты через пламя.

Сделав это, я задула свечу и просто сидела с картами в руках, глядя в окно на заснеженный газон. Карты стали… другими. Более легкими. Как будто сгорели все сомнения и дурные предчувствия. И я поняла, что нужно сделать.

Разложив старшие арканы лицом вниз, я выбрала три карты и выложила их в ряд. Прошлое. Настоящее. Будущее. Вопросы теснились в голове, но я постаралась мыслить ясно и сосредоточиться лишь на одном – и не на вопросе, а на ответе, распускающемся цветком в моем теле. Потом перевернула карты лицом вверх.

Первой картой, обозначающей прошлое, оказались Влюбленные – не вверх ногами, а как положено, и я невольно улыбнулась. В картах таро не всегда правильно останавливаться на первом же значении символа, но в данном случае оно уместно. На лежавшей передо мной карте были изображены переплетенные обнаженные тела мужчины и женщины, их окружают цветы; рука мужчина покоится на груди женщины; сверху влюбленных заливает пылающий свет. Я люблю эту карту – и смотреть на нее, и толковать, но значения ее необязательно радостные. Это могут быть и сладострастие, и искушение, и уязвимость. Однако сейчас, после очищения огнем, я видела только самое простое – вот мужчина и женщина, и они любят друг друга.

Следующая карта, которую я перевернула, оказалась Шутом, но вверх ногами. Этого я не ожидала. Все заново, новая жизнь, перемены – это пожалуйста. Но вверх ногами? Глупость. Каприз. Неосмотрительность. Улыбка сползла с моих губ, я отпихнула Шута и поспешила к третьей карте, самой важной – будущему.

Она тоже открылась вверх ногами, и у меня свело живот. Я почти пожалела, что уселась за карты. Хоть бы не сейчас, не сегодня. Я отлично знала свою колоду, мне не нужно было переворачивать карту, но даже так, вверх ногами, я посмотрела на нее другими глазами, будто видела впервые. Справедливость. Женщина с серьезным лицом сидит на троне, словно осознавая свою ответственность, а равно невозможность добиться правды в таком мире, как наш. В левой руке она держит весы, а в правой – меч, готовый и карать, и миловать.

Я долго смотрела, пытаясь понять, что хочет мне сказать женщина, сидящая на троне, и все-таки даже сейчас точно не знаю. Я так надеялась, что, если буду вести дневник, прояснится, что хотят сказать мне карты, но вместо этого ощущаю лишь смятение. Подлость? Неужели это действительно может оказаться правдой? Или я неверно толкую? Сижу, перебираю остальные, более глубокие, более тонкие значения: готовность обманываться, ловушки черно-белого мышления, ложные предположения – и ни одно меня не убеждает.

Целый день я думала о последней карте – о будущем. И все-таки не поняла. Как бы я хотела с кем-нибудь поговорить, обсудить это. Но я прекрасно знаю, что Мод думает о таро. Груда дымной дури, сказала она, когда я предложила погадать ей. Потом, правда, согласилась, но фыркнув с презрительным видом. Я видела, как она задумалась, когда я перевернула выбранные ею карты, и поинтересовалась, на какой вопрос она хочет получить ответ.

– Если уж ты такая до мозга костей ясновидящая, может, сама скажешь? – спросила она, постукивая по карте кончиком пальца.

Но я только покачала головой, пытаясь скрыть раздражение, и ответила, что таро – это не фокусы на вечеринке, не ментализм дешевых иллюзионистов по субботнему ящику, которые называют людям их второе имя или угадывают надпись на карманных часах. Это больше, глубже, реальнее.

После гадания я протерла колоду, расстроившись даже не тому, что Мод дотрагивалась до карт, а ее презрительному к ним отношению. Но теперь, вспоминая тот день, я кое-что понимаю. Когда Мод перевернула карту будущего, я сказала ей кое-что еще, о чем мне следовало бы вспомнить сегодня самой и что дает некоторое утешение. Дело в том, что карты не предсказывают будущее. Они лишь показывают нам, как может повернуться та или иная ситуация, создаваемая нашей энергией, которую мы привносим в толкование. Другой день, другое настроение, другая энергетическая картина – и на тот же самый вопрос можно получить совершенно иной ответ.

Все мы обладаем свободной волей. Ответ, который дают карты, может направить нас по нашему пути. Мне же нужно лишь понять, что они говорят.

Глава 4

Был почти полдень, когда Хэл торопливо вышла на набережную и запахнула пальто, пытаясь защититься от порывистого ветра. Он резал, будто нож, по лицу и пальцам и кусал кожу на коленках, торчащих из драных джинсов.

Когда Хэл нажимала на кнопку светофора у пешеходной зебры, у нее опять свело живот. Возбуждение. Тревога. Надежда…

Нет, не надежда. Все надежды абсурдны. Документы из-под кровати поставили точку. Никаких шансов, что это может оказаться правдой. Претендовать на деньги с ее стороны – это, знаете ли… В общем, чего вилять? То, о чем она размышляет, называется мошенничество. Ясно и просто. Преступление.

Если кто и выцарапает эти деньги, так это ты.

Когда Хэл переходила улицу, мысль предательски высвечивалась в глубине сознания, и она потрясла головой, пытаясь не обращать на нее внимания. Но это было не так просто. Потому что если у кого и могло хватить духу появиться в незнакомом доме и заявить, что женщина, которую она никогда не видела, ее бабка, так это у Хэл.

Хэл была гадалкой, из лучших. В своем маленьком офисе на Западном пирсе Брайтона она раскладывала карты таро и предсказывала будущее. Но лучше ей давались таро, к ней приезжали даже из Гастингса и Лондона, многие не по одному разу. Потом такие клиенты рассказывали друзьям о том, что Хэл угадала их тайны, выложила факты, о которых никто не мог знать, предсказала будущее.

Она старалась не считать их глупыми, но вообще-то они такими и были. Не столько отдыхающие, например, девчонки, которые приезжали на девичники и приходили к ней похихикать и спросить, какого размера прибор у ухажера и не ударит ли он лицом в грязь в свадебную ночь. Когда Хэл произносила заученные фразы (Шут – начало чего-то нового, Императрица – женственность и плодовитость, Дьявол – сексуальность, Влюбленные – страсть и преданность), они визжали и обмирали от восторга. Иногда она прятала в руке карты, которые были ей нужны, чтобы успокоить клиента, и выкладывала их в определенный момент, чтобы не расстроить младшими арканами и такими старшими арканами, как Смерть или Жрец. Но вообще-то к концу дня уже не имело значения, какие карты выбирали девочки; Хэл подгоняла картинки под то, что они хотели слышать. Она, как полагается, хмурилась, качала головой, чтобы произвести на них впечатление и довести до экстаза, а в конце ободряюще хлопала по руке. В итоге у нее всегда выходили любовь и счастье, даже с самым безнадежным мужчиной, хотя могли наступить и трудные времена. Таких Хэл дурачила без зазрения совести.

Но были и другие. Постоянные клиенты. Те, кто верил, кто наскребал пятнадцать, двадцать фунтов и приходил опять и опять, желая получить ответы, которые Хэл дать не могла не потому, что не понимала, чего они хотят, а потому, что не могла найти в себе силы им лгать.

С такими было проще всего. Они записывались на сеанс, давали свои настоящие имена и телефоны, так что их можно было найти в «Гугле» или на «Фейсбуке». Даже посетители с улицы несли достаточно информации о себе: Хэл угадывала их возраст, социальное положение, замечала дорогие, но поношенные туфли, свидетельствовавшие о неблагоприятной перемене в судьбе, или недавно купленную дизайнерскую сумочку, что говорило об обратном. В неярком свете кабинета она тем не менее подмечала белую полоску, оставленную только что снятым обручальным кольцом, или трясущиеся руки несчастного, кому не удалось сегодня опохмелиться.

Иногда Хэл даже не сразу понимала, откуда она все это знает, и тогда ей действительно начинало казаться, что карты о чем-то рассказывают.

– Я вижу, вы огорчены, – могла сказать она. – Тут… ребенок?

И глаза женщины наполнялись слезами, она кивала и, прежде чем одуматься, уже выкладывала историю либо выкидыша, либо мертворождения, либо бесплодия. И только потом Хэл недоумевала: а откуда она, собственно, это взяла? А потом вспоминала, что когда выглянула пригласить клиентку в кабинет, та смотрела на молодую мамашу, прогуливающуюся с подвязанным к животу младенцем и карапузом, мордашка которого была измазана сахарной ватой, вспоминала затравленный взгляд клиентки и все понимала.

Тогда у нее появлялось очень скверное чувство, и иногда она даже возвращала деньги, говоря клиентам, что карты запретили ей брать вознаграждение, хотя это, казалось, только подстегивало их и сильнее убеждало, что необходимо прийти еще раз с купюрами в кулачке.

Но в целом Хэл любила свою работу. Ей нравились хриплые, пьяные девичники. Нравились даже грубые мужики, которые не верили ни во что, гоготали и сыпали грязными шутками по поводу того, что надо бы проверить на ощупь ее хрустальные шары. Ей казалось, что она, пусть чуть-чуть, помогает слабым. Не считая ищущих пустого развлечения девушек, она не опускалась до низости и не говорила клиентам того, что они хотели слышать; она говорила лишь то, что люди вообще-то должны были знать сами. Что правду не найти на дне бутылки. Что наркотики не дадут никаких ответов. Что оставить мужа, на совести которого побои, виднеющиеся из-за ворота блузки, вполне нормально.

Она была дешевле психотерапевтов и деликатнее экстрасенсов, которые совали свои визитки людям под дверь, уверяя, что в состоянии исцелить неизлечимые заболевания при помощи кристаллов, или предлагая побеседовать с умершими возлюбленными и детьми – за определенную плату, разумеется…

Хэл никогда ничего подобного не обещала. Когда у нее спрашивали, может ли она вызвать дух Дэвида, Фабиана или маленькой Коры, она качала головой. Она не зарабатывала деньги спиритическими сеансами, наживаясь на горе, видном невооруженным глазом.

– Карты не предсказывают будущее, – снова и снова подстраховывалась она, поскольку ситуация могла развернуться по-всякому, но помимо этого стремясь втолковать клиентам то, что им нужно знать: железобетонных ответов не существует. – Они только показывают возможные варианты, а те зависят от энергии, которую вы несете сегодня. Таро – не тюремная камера, а руководство к действию.

Правда заключалась в том, что как бы Хэл ни старалась внушить людям обратное, им нравились таро, поскольку они давали иллюзию, что человек в состоянии контролировать происходящее, в силах управлять своей жизнью и защищен от бессмысленной беспорядочности судьбы. А Хэл нравилась им, поскольку хорошо делала свое дело. Из тех образов, что живописали клиенты, она умела сплести историю, умела слышать их вопросы, их боль и надежды.

Она всегда была робкой, в присутствии незнакомых людей помалкивала, в школе, где царили грубые нравы, чувствовала себя, как рыба, которую вытащили из воды. За те годы, что Хэл держалась в тени и наблюдала за окружающими, она, не сознавая того, обучилась независимости суждений и приобрела навыки, которые в один прекрасный день стали ее профессией. Она видела, какими люди хотят выглядеть в глазах других, видела признаки, свидетельствующие о том, что они нервничают, питают надежды или пытаются убежать от правды. Она сделала открытие, что самая главная правда часто в том, чего люди не говорят, и научилась отгадывать тайны, которые человек прячет у всех на виду – в одежде, в выражении лица, когда он думает, что на него никто не смотрит.

В отличие от большинства своих клиентов Хэл не верила в то, что карты, лежащие у нее в кармане, обладают какой-то мистической силой помимо ее собственной способности обнажать то, в чем люди не признавались даже самим себе.

Но сейчас, торопливо шагая по Дворцовому пирсу, вдыхая запах жареной рыбы и картошки, который доносил морской ветер и от которого урчало в животе, Хэл вдруг стало интересно. Вот если бы она верила… если бы верила… Что скажут карты об имении Трепассен? О женщине, которая не была ей бабушкой? О выборе, который ей предстояло сделать? Бог весть…

Глава 5

– Добренького утречка, леденчик!

– Доброе утро, Рег. – И Хэл просунула пятидесятипенсовую монету в окошко. – Чашку чая, пожалуйста.

– Еще бы. Для коктейлей-то сегодня холодновато, а? Чашечку чайку, – принялся бормотать Рег, бросая пакетик в надтреснутую белую кружку. – Чашечку… чайку для моей любимой… чикули.

Чикуля. Девушка.

Рег не был брайтонцем, он приехал из Лондона и щедро уснащал свою речь словечками из кокни, правда, Хэл не была уверена, что это действительно кокни. Язык кокни он, несомненно, знал, по крайней мере, освоил его самостоятельно, так как родился под звон колоколов Сент-Мэри-ле-Боу[507]507
  Церковь в Лондоне. Считается, что человек, родившийся в пределах слышимости ее колоколов, – истинный кокни. – Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть]
и в детстве гонял по улицам Ист-Энда. Но было в нем какое-то актерство, и Хэл подозревала, что все это имеет отношение к курортному колориту, который так нравится приезжим. Эдакий старый добрый чудак с пирогами и чайком.

Рег, нахмурившись, смотрел на чайник.

– Чтоб ей пусто было, этой посудине, опять дурит. Контакт, наверно, отходит. Есть десять минут, Хэл?

Хэл посмотрела на часы.

– Не очень… Предполагается, что я открываюсь в двенадцать.

– Ай, не бери в голову. Никого у тебя там нет. Они все равно идут мимо меня. Мелка тоже еще нет, так что с ним у тебя проблем не будет. Зайди, присядь.

Он открыл дверь будки и кивком зазвал Хэл. Та помялась, но все-таки зашла.

Мелок, мистер Уайт, был управляющим пирса. Хэл как самостоятельный предприниматель в известной степени сама определяла часы своей работы, но Уайт любил, чтобы все заведения открывались, как положено. Ничто не действует так угнетающе, любил говорить он, как сплошные опущенные ставни на пирсе. Чтобы завлечь посетителей на свой променад, Западный пирс уже вкалывал больше, чем его близнец Дворцовый, и когда сборы, как обычно бывает зимой, упали, Уайт начал склоняться к тому, чтобы пересмотреть договоры об аренде фирм и фирмочек, не приносящих солидных доходов. А потерять офис Хэл сейчас никак не могла.

В будке у Рега было тепло и сильно пахло беконом от гриля у задней стенки. В зимние месяцы коронным блюдом лондонца были сандвичи с беконом и чай, а летом мороженое «Мистер Уиппи» и банки с кока-колой.

– Сейчас вскипит, – сказал Рег. – Как дела, старушка?

– Нормально, – ответила Хэл, хотя это был не самый честный ответ.

При мысли о двух листах бумаги с напечатанным текстом, которые мирно лежали у нее дома на кофейном столике, по-прежнему подташнивало, и она почти боялась обнаружить еще один конверт, открыв офис. Если бы только… Если бы только письмо мистера Тресвика в самом деле предназначалось ей.

Чайник наконец закипел, и Хэл смотрела, как Рег одной рукой ловко манипулирует краником и кружкой, а другой переворачивает бекон. Оказывается, беседовать со своим подсознанием проще, чем смотреть в лицо старому другу. Лучше бы она не видела его глаз, которые потемнели от беспокойства.

– Ну, в общем… – Говорить было трудно, и, сглотнув, Хэл заставила себя продолжить. Но сказала она вовсе не то, что собиралась: – В общем, может быть, даже лучше, чем просто нормально. Вчера вечером я получила письмо, в котором сообщается, что я вроде как наследница тайного состояния.

– Вроде как – что? – Рег повернулся с кружкой в руке и с откровенным изумлением посмотрел на нее. – Сделай одолжение, повтори.

– Вчера вечером. Я получила письмо. От адвоката. В нем говорится, что мне причитается значительное наследство, типа того.

– Ты меня дуришь? – спросил Рег, и брови его взмыли практически до линии, где должны были начинаться отсутствующие волосы.

Хэл покачала головой, и Рег, видя, что она говорит серьезно, в свою очередь покачал головой и протянул ей чашку.

– Будь осторожна, детка. Какие только кидалы не попадаются. Мое горе луковое как-то подцепила одного такого, сказал ей, будто она выиграла в венесуэльскую лотерею или еще какую-то чушь. Никогда никому не передавай никаких денег. Хотя чего тебе об этом говорить, – подмигнул Рег. – Сама не промах.

– Вряд ли это надувательство, – задумчиво сказала Хэл. – Если уж фигня, то скорее ошибка. Думаю, меня с кем-то перепутали.

– Так ты считаешь, это те охотники, которые, когда кто-нибудь помрет, сбиваются с ног в поисках дальних родственников? – Рег нахмурился, но не с беспокойством, а будто разгадывая головоломку.

– Может быть. – Хэл повела плечами и осторожно втянула глоток обжигающего чая. Он был еще и горький – такой замечательный.

Леденящая липкая мысль о письмах на кофейном столике начала отступать, и на мгновение вспыхнуло воспоминание о том, как это бывает, когда просыпаешься утром и не терзаешься из-за каждого счета, не думаешь, когда придет очередное требование арендной платы, не боишься стука в дверь. Господи, чего бы она не дала, чтобы опять вернуть это спокойствие…

В ней что-то начало сгущаться – железная решимость…

– Ладно, – сказал наконец Рег, – если кто и заслуживает шанса, так это ты, дорогуша. Бери деньги, которые тебе предложат, и беги, вот тебе мой совет. Бери деньги и беги.

Глава 6

– До свидания, – сказала Хэл, когда три не вполне трезвые девушки вывалились из кабинета и с визгом и смехом помчались по направлению к барам и клубам. – Да сопутствует вам удача, – как обычно, добавила она, но они были уже далеко и не могли ее слышать.

Посмотрев на часы, Хэл поняла, что скоро девять и пирс сейчас закроется.

Она устала – если совсем честно, просто выбилась из сил – и несколько часов назад, поскольку время шло, а пирс пустовал, думала свернуться, повесить табличку Закрыто и отправиться домой. Но, по счастью, осталась. Целый день клиентов почти не было, а к семи как прорвало: две товарки пришли спросить, что им делать со свирепствующим боссом, а потом, часов в восемь, три подвыпившие девушки придумали-таки, над чем похихикать. Не бог весть какой заработок, но, кажется, она сможет оплатить аренду офиса за неделю, а это больше того, на что она твердо может рассчитывать в зимние месяцы.

Вздохнув, Хэл выключила маленький обогреватель, стоявший у ног, и встала, собираясь погасить небольшую неоновую вывеску у входа.

Мадам Маргарида – было написано кучерявыми прописными буквами, и хотя это имя не очень подходило Хэл, вызывая в воображении какой-то цыганский образ в духе Джипси Роуз Ли, у нее не хватало духу сменить вывеску. Внизу мельче было приписано: Специалист по картам таро, предсказаниям и гаданию по руке, хотя Хэл не очень любила гадать по руке. Может, все дело было в физическом контакте, в теплых потных ладонях посетителей. А может, не хватало антуража; карты таро ей просто нравились – мягкие, ломкие, с изящными картинками.

Хэл щелкнула выключателем, снаружи погас свет, но тут в стекло кто-то постучал. У нее свело живот, и на мгновение она застыла, даже дыхание прервалось.

– Я стучу-стучу, – послышался задиристый женский голос. – Вам что, не нужны клиенты?

Хэл облегченно вздохнула, напряжение схлынуло, и она открыла дверь.

– Извините. – Она говорила спокойно, как профессионал, в которого превращалась, беря в руки карты. Голос звучал легко и серьезно одновременно, на тон ниже, чем обычно, хотя сейчас, когда сердце еще колотилось после внезапной волны страха, оказалось нелегко попасть в нужную тональность. – Вам следовало постучать чуть раньше.

– Будь вы настоящим экстрасенсом, вы бы поняли, – злорадно сказала посетительница, и Хэл подавила еще один вздох. Кажется, одна из этих.

Она никогда не могла понять, что приводит в ее кабинет неверов. Она ведь никого не заставляла. Не рекламировала свои услуги, не обещала исцелений, не рекомендовала рискованных затей, даже не настаивала на том, что ее гадания не просто забавное времяпрепровождение. Так что для разоблачений можно было найти и кого-нибудь получше. А они все-таки приходили, скрещивали на груди руки, поджимали губы, сопротивлялись и с мрачным удовольствием воспринимали каждый ее промах, хоть и отчаянно хотели поверить. Но Хэл не могла себе позволить отказывать клиентам.

– Пожалуйста, проходите, садитесь.

Женщина, не произнеся ни слова, отодвинула стул и села, плотнее запахнув пальто в елочку, сжав потрескавшиеся губы и сузив глаза.

Хэл уселась за стол, подтянула шкатулку с картами и приступила к обычному введению, заготовленному для новых клиентов с улицы: пара-тройка общих наблюдений о посетителе, которые могут сойти за догадки и призваны поразить слушателя проницательностью, немного самовосхваления вперемежку с историей таро, которая отскакивала от зубов и предназначалась для неосведомленных, тех, кому нужен контекст, чтобы понять, что она собирается делать…

Но буквально через несколько фраз женщина ее перебила:

– Не очень-то вы тянете на экстрасенса. – Она осмотрела Хэл с головы до пят, захватив обтрепанные джинсы, серьгу в правом ухе в форме крупного шипа, татуировку, проглядывающую из-под выреза футболки. – Я думала, нужен прикид, потрепанная вуаль… Как полагается. Там у вас вывеска «Мадам Маргарида». Какая вы мадам? Скорее двенадцатилетний пацан.

Мадам Маргарида только улыбнулась и покачала головой, но женщина ее сбила, и, вернувшись к своему спичу, Хэл поняла, что думает о тонкой черной газовой вуали с гагатовыми капельками по краям, лежащей дома, в ящике под кроватью. Она начала спотыкаться на заученных фразах и обрадовалась, добравшись до финала, в конце, как всегда, задав вопрос:

– А теперь, пожалуйста, скажите мне, что привело вас сегодня посоветоваться с картами?

– А вы сами не знаете? – резанула посетительница.

– Мне кажется, у вас накопилось немало вопросов. – Хэл постаралась не выдать нетерпеливости. – А времени не так много.

И я хочу домой, подумала она, правда, не произнесла этого вслух. Повисла пауза. Ветер завывал между сваями пирса, в отдалении слышался скрип волнорезов.

– Мне нужно принять одно решение, – наконец ворчливо произнесла женщина, как будто из нее клещами тянули слова. Она шевельнулась на стуле, отчего пламя свечи дернулось и закоптило.

– Да, но… – осторожно начала Хэл с полувопросительной интонацией. – Мне кажется, перед вами два пути, правда, они извиваются, петляют, далеко вам не видно. Вы хотите знать, по какому из них пойти.

То же самое – принять решение, сделать выбор, – только другими словами. Негусто, что и говорить, на руках у нее почти ничего. Но тут женщина мрачно кивнула.

– Сейчас я перетасую карты, – сказала Хэл и, открыв лакированную шкатулку, в которой хранила рабочую колоду, быстро ее перемешала и разложила на столе длинной дугой. – Теперь держите в голове вопрос, на который хотите получить ответ, и укажите мне на одну карту. Не дотрагивайтесь до нее, просто укажите пальцем на ту, что на вас смотрит.

Женщина плотно стиснула зубы, и Хэл вдруг не на шутку запаниковала. Что угодно, но не рядовой вопрос привел сюда эту посетительницу; она пришла против воли, покорившись чему-то, во что поверила вопреки себе. Женщина наклонилась – в вырезе блузки блеснул крестик – и указала на карту так резко, как будто боялась, что рука попадет в капкан.

– Эта? – уточнила Хэл, вынимая карту из разложенной колоды.

Женщина кивнула.

Хэл положила карту лицом вниз в центр стола и украдкой посмотрела на часы за спиной у посетительницы. Обычно она раскладывала Кельтский крест, но ни фига, не будет она тратить столько времени на эту женщину, она устала и продрогла, а в животе урчит. Расклад из трех карт – максимум.

– Эта карта, – Хэл коснулась карты, выбранной клиенткой, – говорит о нынешней ситуации, о проблеме, с которой вы пришли ко мне. Теперь выберите вторую.

Женщина щелкнула пальцами над другой картой, и Хэл положила ее рядом с первой, тоже лицом вниз.

– Эта означает препятствия, с которыми вы столкнулись. Теперь последнюю.

Женщина заколебалась, а затем указала на первую карту с левого края дуги. Так поступали не часто, обычно тыкали в ближайшую к себе, в середину аккуратной линии, в которую была выложена колода; редкие клиенты, более внушаемые, словно подчиняясь молчаливому приказу, указывали на последнюю справа, самую нижнюю в колоде. Выбор первой карты слева был необычным, и Хэл удивилась. Хотя могла бы и догадаться, подумала она. Перед ней человек изломанный, строптивый, который будет делать обратное тому, что, как ему кажется, от него ждут.

– Эта последняя карта и есть тот совет, который дают вам карты, – сказала Хэл.

Она перевернула первую карту и услышала всхлип – женщина что-то прошептала и закрыла рот рукой. Глаза у нее расширились и наполнились слезами, в них появилось измученное выражение, и вдруг Хэл все поняла. Поняла, зачем та пришла, поняла, что означало для нее изображение на карте.

Молодой человек идет с узелком на палке в одной руке и цветком в другой, на небе яркое солнце, и только то, что юноша в шаге от обрыва, которого он не замечает, дает ключ к более глубокому, темному значению карты – нетерпеливость, глупость, несдержанность.

– Эта карта называется Шут, – мягко сказала Хэл и, когда посетительница тихо, судорожно вздохнула и, преодолевая себя, кивнула, продолжила: – Но таро не имеют простых значений. Шут может обозначать и шутовство, однако далеко не всегда. Иногда эта карта говорит о начале чего-то нового, иногда о том, что человек склонен поступать, не думая о последствиях, не обращая свои мысли на будущее.

Женщина еще раз сухо, сдавленно всхлипнула, пробормотала: «Его будущее», – и в голосе ее была такая горечь, что Хэл не смогла удержаться и протянула к ней руку.

– Я… Простите меня, но… Это вопрос о вашем сыне?

И тут женщина заплакала, не выдержала. Она плакала, кивала, что-то говорила, Хэл слышала отдельные слова – названия наркотиков, оздоровительных центров, которые, как ей было известно, располагались в Брайтоне, что-то о стерильных иглах, о деньгах, украденных из сумочки, о проданных или заложенных фамильных ценностях, о бессонных ночах, проведенных в ожидании телефонного звонка, которого так и не было. История, прерывающаяся мучительными рыданиями, была достаточно прозрачна – отчаянная борьба за спасение сына, который не хотел, чтобы его спасали.

Да, нужно принять решение, как и сказала посетительница. Хэл понимала, что это за решение, и пожалела, что открыла дверь. С нехорошим чувством она перевернула вторую карту. Это было Колесо Фортуны, но вверх ногами.

– Вторая карта означает препятствие, которое на пути у вас обоих – и у вас, и у вашего сына. Это Колесо Фортуны, или Колесо Жизни. Оно означает судьбу, обновление, жизненный цикл и говорит о том, что вы и ваш сын подошли к развилке… – Короткий, неохотный кивок, женщина резким движением вытерла глаза. – Но оно перевернуто – видите, карта открылась вверх ногами? Перевернутое Колесо означает неудачу. Это то самое препятствие, которое вошло в вашу жизнь. Злые силы, которые вы не в состоянии контролировать, но они необязательно внешние; они могут быть и результатом прошлых решений – ваших и, разумеется, вашего сына.

– Его решений, – с горечью промолвила женщина. – Его решений, не моих. Он был таким хорошим мальчиком, пока не связался с этими парнями в школе и не начал торговать. Что мне было делать: стоять рядом и смотреть, как он гибнет?

Ее глаза превратились в бесцветные впадины. В ожидании ответа Хэл посетительница так крепко закусила потрескавшуюся губу, что показались бусинки крови.

Хэл покачала головой. Вдруг ей отчаянно захотелось, чтобы все это как можно скорее кончилось.

– Последняя карта означает возможное направление действий, но… – Жадное нетерпение в глазах собеседницы заставило ее торопливо добавить: – Важно понимать, это не предписание. Карты не предсказывают будущее, не указывают путь, гарантированный от неудач. Они просто говорят, как в один прекрасный день может решиться ваша проблема. Бывают случаи, не имеющие простых решений. Все, что мы можем сделать, это пойти по пути, который несет наименьшую опасность.

Она перевернула карту, и к тусклому мерцающему свету обратила свое ясное лицо Жрица.

– Что это? – требовательно спросила женщина. Все ее неверие ушло, уступив место отчаянному желанию получить ответ. Она пристально смотрела на фигуру, изображенную на карте: женщина сидит на троне, рука поднята в благословляющем жесте. – Кто это? Что-то вроде языческой богини?

– В некоторой степени, – медленно начала Хэл. – Некоторые зовут ее Персефоной, некоторые Артемидой, богиней охоты. А кто-то дает еще более древние имена. По-французски она называется la papesse.

– Но что это значит? – еще требовательнее спросила посетительница. Пальцы, будто когти, крепко обхватили запястье Хэл, так что ей стало больно, и она с трудом подавила желание отпихнуть настырную руку.

– Интуиция, – коротко сказала она, высвободив руку под предлогом того, что нужно сложить колоду, и поместила Жрицу сверху. – А также символ неизвестности – как в нас самих, так и в будущем. Это означает, что жизнь меняется, будущее всегда неопределенно вне зависимости от того, сколько нам удастся о нем узнать.

– Так что же мне делать? – вскрикнула женщина. – Я не могу больше жить с этим! Но если я оттолкну его, что же я буду за мать?

– Я думаю… – Хэл осеклась. Эту часть действа она ненавидела. Ненавидела, когда у нее требовали ответы, которые она не могла дать. Она сосредоточилась и продолжала: – Знаете, у вас очень необычный расклад. – Она перевернула колоду и разложила ее, показав посетительнице все карты в соотношении старших и младших арканов, объясняя, что подавляющее большинство из них как раз младшие. – Эти карты – вот эти, помеченные числами, с увеличивающимся количеством символов, – мы называем младшими. Конечно, они тоже имеют свое значение, но они более… гибкие, что ли? Более открыты разным толкованиям. А вот эти, – Хэл указала на карты, которые выбрала посетительница, и на оставшиеся старшие арканы в колоде, – называются старшими арканами, или козырями. Вытянуть одни козыри статистически маловероятно. Их просто не так много. Они как раз символизируют сильные ветры судьбы, поворотные пункты в нашей жизни. Если вы выбрали такие карты, это может означать, что вы не владеете ситуацией, что она разрешится по велению судьбы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю