Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Дэн Браун
Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 185 (всего у книги 346 страниц)
Лорен пожала плечами, рассказывая об этом.
– Я была молода, – сказала она. – Я не знала, что такое настоящая любовь.
У ныне девятнадцатилетней Лорен были длинные темные волосы и хрупкая фигура, вызывавшая зависть. Она не была красива в конвенциональном смысле. Хуже – она обладала уникальной красотой, которая так ценится в зрелом возрасте, но остается незамеченной в жестоком мире старшей школы.
– А парни твоего возраста тебя не интересуют? – спросила я.
Лорен рассмеялась.
– Парни моего возраста скучные. Они только и хотят, что играть в видеоигры.
Я не знала, как открыть ей глаза на то, что потом лучше не становится. Подозреваю, если она решила провести летние каникулы на суде над серийным убийцей, то, наверное, уже в курсе.
В нашей маленькой группе была особая сплоченность. Сидя между Лорен и Дотти, я наслаждалась чувством товарищества, которое не ощущала со времен старшей школы, когда все мои друзья собирались в театральном классе перед первым звонком. Тогда я принимала эти моменты как должное, а спустя годы ужасно по ним тосковала. Как глупо, что, повзрослев, человек должен помешаться на серийном убийце, чтобы завести новых друзей.
Я не рассказала им, что Уильям мой парень. Это было бы похоже на выдумку, хотя в виде доказательства у меня с собой были его письма. Дотти и Лорен думали, что мы одинаковые. Три женщины, состоящие в односторонних отношениях с серийным убийцей. Я не хотела рушить установившуюся между нами крепкую связь и объяснять, что нет, наши с Уильямом отношения вполне двусторонние и взаимные. Особенно учитывая то, что я не получала от него писем с момента приезда в Джорджию.
Пока обвинение вызывало свидетелей, я писала Уильяму письма и помечала в блокноте особо важные заявления свидетелей.
Дорогой Уильям!
Твои волосы сегодня особенно хорошо выглядят. В тюрьме разрешают пользоваться специальными средствами или это все от природы?
Виновен:
полиция нашла визитку Уильяма в одной из сумочек Анны Ли.
Дорогой Уильям!
Я подружилась с парой девочек на суде. Ты, наверное, видел, как я сидела между ними. Ты же видел меня, да?
Невиновен:
в той же сумке у Анны Ли лежали визитки многих других людей. Она активно работала над выстраиванием деловых контактов.
Дорогой Уильям!
Ты же получаешь мои письма, да? От тебя уже давно нет никаких вестей. Так странно быть в Джорджии совсем одной. На самом деле я никогда не была по-настоящему одна, ни разу в жизни. Рядом всегда были родители или Меган.
Виновен:
запись с камер на заправке Кимберли за несколько дней до ее смерти.
Дорогой Уильям!
Я нашла хорошее местечко с пончиками рядом с судом. Хотелось бы мне принести тебе один. Я лично люблю съесть хороший классический пончик. Если я в тебя им запущу, сможешь поймать?
Невиновен:
сотни людей посещали заправку в тот же самый временной интервал.
Дорогой Уильям!
Сегодня после суда я сидела у бассейна. Ощущение почти как на отдыхе, не считая постоянного шума от воздуходувки.
Виновен:
Джилл сделала в календаре заметку о персональной тренировке с Уильямом за два дня до исчезновения.
Дорогой Уильям!
Сегодня ты был так близко ко мне, что я чуть не протянула руку, чтобы дотронуться до тебя. Не уверена, что ты меня заметил.
Невиновен:
никто не видел Уильяма в фитнес-клубе в день смерти Джилл.
Дорогой Уильям!
Я попробовала тако из фургона, который сегодня остановился у суда. Тако со свининой просто 10/10.
Виновен:
Уильям был последним человеком, с которым видели Эмму.
Дорогой Уильям!
Надеюсь, что ты скоро мне ответишь. Я скучаю по твоим словам.
Невиновен:
ни одна другая женщина из числа тех, с кем Уильям встречался благодаря приложению для знакомств, не была убита. Впрочем, одна погибла в не относящейся к делу автомобильной аварии.
Если какие-то показания было неприятно слушать – а таких было много, – я сосредотачивала свое внимание на семье Томпсонов.
Когда судмедэксперты показывали фотографии посиневших и гниющих трупов, я наблюдала, как Марк обнимает Синди за плечи. Когда описывали, каким пыткам подвергались женщины, прежде чем их все-таки убивали, я заметила, как Марк шепчет что-то на ухо брату Уильяма.
Пока присяжные пытались определить, виновен Уильям или нет, я искала в поведении Марка и Синди признаки того коварства, в котором он обвинял их в письмах. Разумеется, приглядываясь достаточно долго, я замечала, как маски местами сползают с лиц, обнаруживая под собой монстров.
20
По окончании суда я каждый день возвращалась в гостиничный номер. Прежде чем отправиться к себе, я всегда проверяла у сотрудников на ресепшене, не пришло ли мне письмо. Я так и не получила ничего от Уильяма с самого приезда в Джорджию полторы недели назад. Я волновалась, что он не получил мой новый адрес или, что еще хуже, увидел меня и передумал быть моим парнем.
– Ждете что-то важное? – спросила женщина на ресепшене.
– Письмо от друга, – ответила я.
– Любовное письмо? – приподняла бровь она.
– Что-то в этом духе.
Через несколько дней она догадалась, что я жду письма от Уильяма Томпсона. Тем более я упомянула, что приехала сюда на суд, и сказала ей не пугаться, когда адресом отправителя окажется тюрьма. Я изобразила смущение, когда она сопоставила факты, но, думаю, я на самом деле хотела, чтобы она знала.
– Я помешана на нем, – призналась она, узнав, что я приехала в город на суд. – Мне нравится весь тру-крайм. Всегда говорят о серийных убийцах прошлого, но это просто сумасшествие, когда он живет в одно время с тобой, буквально у тебя на заднем дворе. Знаете, сестра моей подруги ходила в одну школу с Кимберли.
– Вау, ну и совпадение, – прокомментировала я.
Я сдержалась и не стала хвастаться, насколько я ближе к Уильяму, чем она. Близость к опасности легко может превратиться в соревнование: так некоторые люди спорят о том, чье детство было паршивее и травматичнее.
– Я буду внимательно следить за всеми входящими письмами, – заверила она.
Мне было неприятно, что она прикоснется к конверту раньше меня. Такие вещи становятся важны, когда весь физиологический аспект отношений реализуется через бумагу.
Проверив ресепшен, я возвращалась в свой номер, который уже казался абсолютно моим. Жизнь в отеле – это не то, о чем я фантазировала в детстве. Я покупала буханку хлеба, арахисовое масло и пластиковые ножи, чтобы сделать на ужин сэндвичи в целях экономии. Однако мой голод – и реальный, и воображаемый – обычно брал надо мной верх, так что я завела привычку останавливаться в фастфуде по дороге домой. Я обычно не позволяла себе такое дешевое баловство в нормальной жизни.
Я съедала все в кровати, выпуск за выпуском глядя передачи про ремонт. Я пыталась заниматься по видеотренировкам Джилл, когда у меня была энергия – то есть почти никогда. Суд изматывал как физически, так и эмоционально. Иногда я писала письма Уильяму, но чаще просто пораньше укладывалась в кровать и засыпала на крошках от ужина за неимением других занятий.
Через полторы недели судебного разбирательства я так и не сблизилась с семьей Томпсонов, как планировала. Атмосфера суда делала затруднительными попытки завязать разговор. Мы с Дотти и Лорен были не единственной образовавшейся коалицией. Друзья и родственники жертв тоже сложились в небольшие группки, основанные на скорби. Друзья Анны Ли сошлись с друзьями Эммы, а сестра Джилл проводила им занятия по потоковой йоге в незанятых помещениях суда: они выпускали негативную энергию, скопившуюся в плечах и спине. Они ходили в уборную, к фонтанчику с питьевой водой и к фургонам с едой небольшими стайками. Я знала, что стайки обычно формируют для защиты, а не для нападения. Но все же чувствовала себя подавленной: как будто они самые популярные девчонки в школе, а я – уродина.
Я хотела объяснить, что изначально была на их стороне. «Я одна из тех, кто помог разоблачить Уильяма», – хотелось сказать мне. Только это была не совсем правда, потому что я видела фотографию Уильяма и отсекла его, как неспособного на такое преступление. Они избегали меня, как будто чувствовали на мне его воздействие, хотя я даже его не касалась. Очевидно, у «тех женщин» все-таки был особый аромат.
Я знаю, я здесь не чтобы заводить друзей, но все-таки мне бы хотелось, чтобы они были дружелюбнее, – писала я Уильяму.
Эгоцентрическое заявление, учитывая, что Уильяма ненавидели единодушно.
Раз я не могла добраться до Томпсонов в зале суда, я решила попробовать пообщаться с ними за его пределами. Тогда я начала понемножку следить за всем семейством.
Вместо того чтобы вернуться в свой номер после суда, я вышла вслед за Марком и Синди Томпсон. Их имение находилось в нескольких часах езды от города, и, чтобы не обременять себя долгими поездками, они арендовали квартиру – достаточно большую, чтобы там мог устроиться и брат Уильяма с женой. Подозреваю, им стало бы не по себе, узнай они, насколько просто отследить их местонахождение.
В первый вечер слежки я доехала с ними до квартиры, припарковала машину на противоположной стороне улицы и стала ждать, когда что-нибудь произойдет. В какой-то момент к ним приехал курьер с пакетами еды, и мой живот тоже заурчал, напоминая, что надо поесть. Вскоре мне стало скучно, и я поехала домой, набрав себе ужин в вендинговых автоматах.
На следующий вечер я вернулась на то же место с ноутбуком с кучей скачанных фильмов, но так их и не посмотрела, потому что Марк, Синди, Бентли и его жена буквально через десять минут вышли из квартиры и поехали в ресторан.
Ресторан оказался стейк-хаусом, который не подошел бы мне по ценовой категории даже в лучшие времена.
– У вас забронировано? – спросила хостес, когда я вошла. В этом вопросе таилось презрение. Если ей приходилось спрашивать, она уже понимала, что человеку здесь не место.
– Нет, – призналась я.
Она вздохнула:
– Сколько?
– Только я.
– Вы можете сесть за стойку, если хотите, или ожидайте около часа.
Я приняла предложение сесть у бара, хотя, к моему разочарованию, стулья были развернуты в другую сторону от остального зала. Мой стул оказался втиснут между парочкой, наслаждающейся закусками, и двумя подружками, пришедшими выпить. Внутри кольнуло при воспоминании о Меган.
Отсутствие цен в барном меню меня напугало, так что я заказала самое дешевое, что нашла из еды, – зеленый салат. У меня уже болела шея от того, что я постоянно оглядывалась. Наконец я заметила семейство Томпсонов за столиком в углу. У Марка и Бентли были одинаковые коктейли янтарного цвета, а Синди что-то потягивала из бокала для мартини.
Я сразу поняла, даже издалека, что Марк и Бентли направляли беседу. Таков их тип – эти мужчины любят завладевать вниманием любой компании, в которой оказываются. Периодически Синди или ее невестка вклинивались с комментарием или смешком, но в основном они молчали. Я напрягала слух, пытаясь расслышать их разговор, но среди гула ресторана это было решительно невозможно.
Мой салат оказался маленьким, невкусным и стоил шестнадцать долларов. Я с ужасом думала о том, сколько всего можно купить в «Тако Белл» за такие деньги. Я ждала, пока что-то произойдет, но ничего не происходило. Мужчины заказали еще выпить. Это была серьезная доза алкоголя для четверга, но и я не трезвенница; несколько лишних коктейлей еще не означают, что семья прогнила насквозь.
Я прикончила свои овощи минут за пять. Пара рядом со мной заказала стейки, и я наблюдала, как женщина режет сочащееся кровью мясо. Вообще я не люблю стейки, но, когда он тебе недоступен, конечно, хочется только его. Я попросила бармена еще раз дать мне меню и предприняла отчаянную попытку найти какой-нибудь отруб по приемлемой цене. Ничего не обнаружив, я скрепя сердце заплатила за свой салат и отправилась в уборную перед уходом.
Это был один из тех красивых туалетов с большими вращающимися дверями, где посетителю предоставляется полная приватность, а гигиенические средства настолько мощные, что устраняют любой запах, угрожающий проникнуть в воздух. Я вышла из кабинки и увидела жену брата Уильяма, Вирджинию, – она мыла руки у одной из раковин. Наши взгляды встретились в зеркале, на ее лице вспыхнуло узнавание, но она быстро отвернулась. Открыла рот, как будто хотела что-то сказать, но потом снова его закрыла. Вытерла руки бумажным полотенцем и молча ушла.
Из ресторана я вышла в плохом настроении. Столько времени и денег потрачено впустую! Я так и не внедрилась в зловещее семейство Томпсонов и не приблизилась к тайне Уильяма и убитых женщин. Вместо этого я просто наблюдала, как они поглощают ужин, и жевала какие-то вялые овощи, которые совсем не наполнили мой желудок.
От голода я ослабла, и в этом уязвимом состоянии меня начали одолевать мысли, почему Уильям не пишет с самого моего приезда в Джорджию. Я вообще была ему интересна или он просто хитростью заманил меня на суд, чтобы я просиживала там по восемь часов, пялясь на его равнодушный затылок? В нормальных отношениях, думала я, мне бы точно не пришлось следить за его семьей. Напротив, он бы сам мне ее представил, и я могла бы наблюдать их психозы воочию.
Будь Уильям Максом или любым из тех мужчин, с кем я встречалась, – с рабочим мобильным телефоном под рукой, – я бы уже строчила ему отчаянные, сумбурные сообщения, которые неизбежно отвращают от меня мужчин; впрочем, заставить себя их не писать я тоже не в состоянии. Но в данной ситуации я могла лишь написать ему возмущенное письмо и уже сочиняла текст, когда шла в свой номер.
Ты предложил мне стать твоей девушкой, а теперь отвечаешь гробовым молчанием. Я понимаю, что у меня заниженные ожидания, но все же не настолько. Я все-таки человек, знаешь ли. Я не как те убитые женщины, которые уже ничего с тебя не спросят. Это большой плюс трупов, да? Они не могут раскритиковать тебя за твое поведение, в отличие от живых, на которых ты наплевал.
Ты действительно хотел, чтобы я приехала, или это все для тебя игра? Наверное, было глупо воспринимать всерьез твои слова об отношениях. Ха-ха. Наивная маленькая Ханна, вечно в поисках любви. Ну что же, ты меня поймал.
Ты столько понаписал о своей семье, но я наблюдала за ними последние пару дней, и, должна сказать, мне они кажутся абсолютно нормальными. Даже достойными восхищения. Думаю, внутри тебя что-то сломано, поэтому ты и причиняешь людям зло. Хватить винить весь мир вокруг, и прими уже ответственность за свои поступки.
Дверь моего номера пискнула, когда я прокатала ключ-карту, а потом громко за мной захлопнулась. Все слова, которые я затверживала у себя в голове по дороге домой, испарились, как только я увидела кровать. На ней лежала стопка конвертов с запиской от сотрудницы ресепшена: «Хотела быть уверена, что они до вас дойдут».
Уильям наконец ответил мне.
21
Когда мы встречались с Максом, у него была привычка писать мне по ночам и спрашивать: «Не спишь?» В переводе эта фраза значила: «Не хочешь настолько унизиться, чтобы вылезти из кровати в такой час и приехать ко мне потрахаться?» Мне каждый раз хотелось оставить его без ответа, но ведь после любого сексуального контакта он потенциально мог в меня влюбиться, так что я никогда не находила в себе сил отказать. И всегда приезжала.
Уильям не мог писать мне сообщений. Какая бы контрабанда ни просачивалась в его тюрьму, мобильных телефонов там не было. Но и ему удалось лишить меня сна. Я не умею любить мужчин, при этом не отказываясь минимум от одной базовой потребности.
Я разложила конверты на кровати в порядке написания. Я была как жена военного, муж которой наконец-то вернулся на базу.
Дражайшая Ханна!
От одного вида почерка моего парня у меня по спине побежали мурашки.
Однажды ты описала депрессию как чувство изоляции, которое преследует даже в толпе. Именно это я ощутил, когда вошел сегодня в зал суда. В воздухе витало столько ненависти, что я как будто вдыхал ее. А потом я увидел тебя, Ханна. В жизни ты даже красивее, чем на фотографиях. Я знаю, ты многим пожертвовала, чтобы приехать сюда ко мне, и я не могу выразить, как ценю это. Само осознание, что ты здесь, рядом, помогает мне прожить очередной день.
Мое плохое настроение рассеивалось с каждым словом. Было глупо сердиться на Уильяма из-за недостатка общения, ведь он лишился контроля почти над всеми аспектами своей жизни. На самом деле он был более надежен, чем большинство мужчин, с которыми я встречалась. По крайней мере, он у меня перед глазами пять дней в неделю.
Я продолжила читать рассказ Уильяма о том, как, несмотря на ненависть, ему приятно выбраться из тюрьмы и надеть обычную одежду.
Я не чувствую себя собой без своей одежды, – делился он. – Я рад возможности хорошо выглядеть при тебе. В тюрьме тебя стараются обесценить всеми возможными способами, и один из них – отнять все, что когда-то внушало тебе самоуважение.
Непосредственно про разбирательство Уильям ничего особо не писал, и это меня разочаровало, хотя я понимала, что адвокаты порекомендовали ему распространяться как можно меньше. Для обвиняемого в серийных убийствах не существует такой вещи, как тайна переписки, и мне не хотелось, чтобы прокуроры использовали что-то из писем ко мне против него. Но, признаюсь, мне нравилась идея дачи показаний, и кучу времени на суде я развлекалась фантазиями о том, что сказала бы в качестве свидетеля.
Иногда я представляла сценарий, при котором я заявляю о его невиновности.
«Послушайте, – говорила бы я с трибуны. – Этот мужчина попросил меня быть его девушкой. Как подобный человек может быть серийным убийцей?»
А иногда я поддерживала обвинение: «Этот мужчина попросил меня быть его девушкой. Кем он может быть, как не серийным убийцей?»
Хотя камеры в суде были запрещены, в этих фантазиях каждое мое заявление сопровождалось щелчками десятков старомодных фотоаппаратов, настырно стремящихся запечатлеть лицо девушки Уильяма Томпсона.
На самом деле я бы не смогла выйти на трибуну. Любые мои слова стали бы предательством по отношению к одной из сторон.
Но к двум моментам на суде Уильям возвращался постоянно, отвлекаясь от иронизирования над едой, которой его кормили, и пересказов книг, которые он прочитал.
Первый касался упоминания обвинением его так называемого «опыта насилия в прошлом».
Прокурорам нравится рассуждать о моем «опыте насилия в прошлом». Но подразумевает ли эта фраза только насилие, которое совершил сам человек, или насилие, примененное к нему, – тоже? Я не хочу воображать, что мне в детстве причинили больше вреда, чем большинству людей; в некотором смысле – в частности, в финансовом – я гораздо более привилегирован, чем средний человек. Но я искренне полагаю, что испытал в юности такое, что ни один ребенок не обязан испытывать.
Я не считаю, что хоть кто-то входит во взрослый возраст невредимым. Сейчас, по крайней мере, я могу не прикидываться, что я в порядке.
В другом письме он делился:
Мне хочется думать, что если бы люди меня как следует узнали, по-настоящему узнали, то испытали бы большее сочувствие к моей ситуации. Но, боюсь, это заставит их проклинать меня еще больше. Я никак не могу понять, чего заслуживаю.
Второй и, скорее всего, связанной с предыдущей темой была физическая близость его семьи на суде.
Хотел бы я иметь возможность пригласить тебя сесть поближе, – писал он. – Адвокаты – друзья моего отца, да и все на свете как будто друзья моего отца, так что он обеспечил себе непосредственный доступ ко мне. Я бы от этого отказался, если бы меня спросили. Я бы предпочел, чтобы там была ты.
Этот суд причиняет им боль. И они постоянно мне об этом напоминают. Отец помешан на гордом имени семьи Томпсонов. «Это все, что у нас есть», – любит повторять он, как будто не обладает всеми возможными материальными благами. Гарантирую тебе, он ни на секунду не задумался о том, как его собственные поступки могли довести нас до такого. Иногда я так злюсь на него, что меня трясет. В такие моменты я думаю о тебе, Ханна. Ты мой единственный свет в сумраке этого мира.
Я разрывалась между раздражением из-за туманности его формулировок и восторгом из-за его любви. Что-то – или очень много «чего-то» – случилось с Уильямом в детстве, это было ясно. Но мне хотелось услышать, что именно. Тогда бы я заверила, что смогу любить его, несмотря ни на что. Или же, решив, что для меня это чересчур, что не смогу любить вовсе.
У меня никак не получалось соотнести Томпсонов, изображенных в письмах Уильяма, с Томпсонами, за чьим ужином я шпионила тем вечером. Люди далеко не всегда такие, какими пытаются выставить себя на публике. Как женщине, мне хорошо это известно. Это одна из причин, почему люди часто не доверяют женщинам, обвиняющим в насилии своих очаровательных обидчиков. «Мы уверены, – говорят они, – что заметили бы в этом человеке монстра».
Я вспомнила, как люди в суде общались с Марком Томпсоном – как будто он член семьи одной из жертв, а не отец предполагаемого убийцы. Если он и был монстром, то на поверхности это никак не проявлялось.
По своей заученной привычке я ответила Уильяму сразу. Я не упомянула ни слежку за его семьей рядом со съемной квартирой и в стейк-хаусе, ни съеденный мною жалкий салат. Я написала только:
Находиться рядом с тобой – величайший дар. Я очень счастлива быть здесь и поддерживать тебя.
22
Впервые что-то подозрительное в поведении Марка Томпсона я заметила на вторую неделю разбирательства.
Я проснулась рано утром в субботу и поехала к их съемной квартире. Я обрадовалась, увидев машину Марка и Синди у дома. Выходные после судебной недели были одинокими: Дотти уезжала домой провести время с детьми, а Лорен ходила по барам, которые были для меня слишком молодежными. Пусть торчание у дома Томпсонов и не дарило неожиданных открытий, но у меня хотя бы было занятие.
Первым я увидела Бентли. Он неожиданно выбежал из-за угла в спортивном костюме, так что я еле успела пригнуться и спрятаться. Бентли был очень симпатичный, о чем Дотти ежедневно мне напоминала.
– Так жаль, что он женат, – говорила она. – Я бы его сразу взяла в оборот.
Ты тоже замужем, не стала напоминать ей я.
Бентли постоял у двери, нервно поглядывая на часы, а потом зашел внутрь.
Спустя полчаса вышел Марк и сел в машину. Я поехала за ним, скрестив пальцы. Я была не самым уверенным водителем, и мне совсем не улыбалась идея гоняться за ним по всему городу. К счастью, Марк почти сразу остановился у заправки, припарковал машину у входа и зашел внутрь. Буквально через секунду я поняла, что это не случайная автозаправка, а та самая, где работала Кимберли до убийства.
Марк оставался внутри несколько минут. Потом вышел с одноразовым стаканчиком и пакетом печенья с орехами и сел в машину. Он завел двигатель и уткнулся в телефон. Я не видела, что он делает, но заметила, как мужчина двигает губами, будто говорит с кем-то.
В какой-то момент Марк все-таки тронулся с места, и я попыталась сесть ему на хвост. Но он был умелым водителем и шустро петлял по улицам, так что на шоссе я потеряла его окончательно. Но это не имело значения. Интуиция подсказала мне, куда он направляется. Я ввела в GPS адрес спортзала, где работала Джилл. Я совсем не удивилась, увидев его машину на парковке. Я остановилась неподалеку. В машине его не было – видимо, он уже зашел внутрь. Но я не последовала за ним. Моя одежда, пусть и вполне удобная, никак не сходила за спортивную.
Марка не было целый час, и я успела сделать в блокноте несколько заметок о его активности.
«По всей видимости, Марк Томпсон посещает места, где убитых женщин видели последний раз. Мне кажется, он делает это не впервые. Это выглядит почти как ритуал».
Марк продолжил свой убийственный тур: после тренировки он поехал в ресторан, где ужинали Уильям и Эмма. Я незаметно проскользнула вслед за ним. На этот раз Марк сел у бара, а я заняла столик за его спиной.
К счастью, у ресторана оказались вполне доступные комплексные обеды. Я заказала пасту, к которой шел салат и хлебные палочки. Я бы описала свой ланч не иначе как питательный. Мы с Марком оба смотрели в телефоны во время еды – с той только разницей, что я не переставала наблюдать за ним, пока он читал. Я не могла поверить, что никто вокруг не осознает происходящего. Это же Марк Томпсон, отец Уильяма Томпсона, обвиняемого в убийстве женщины, с которой он ужинал в этом самом ресторане непосредственно в день ее гибели! Тем не менее его обслуживали как любого другого посетителя.
Я ела быстро, чтобы точно закончить раньше Марка. Ему осталось посетить только одно место – бывший офис Уильяма. Поскольку была суббота, необъятная парковка почти пустовала, и здание казалось заброшенным. Марк не пытался зайти внутрь. Он просто стоял на парковке и глядел на сверкающую стеклянную башню, пока я наблюдала за ним из машины. Он меня не заметил, а если и заметил, то никак себя не выдал.
Я надеялась, что после этого он сделает еще что-то и это позволит разгадать его скрытые намерения. Но он просто отправился обратно на съемную квартиру и оставался там до тех пор, пока мне не надоело торчать в машине.
– Вам не кажется, что в Марке Томпсоне есть что-то подозрительное? – спросила я Дотти и Лорен в понедельник, когда процесс возобновился.
– Мне кажется, все богатеи подозрительные, – ответила Лорен.
– Подозрительно то, что его сына сейчас судят, если ты об этом, – сказала Дотти. – А в остальном мне он кажется совершенно нормальным.
Я рассказала им, чем занималась в выходные: как по очереди ездила за ним по всем местам исчезновения убитых женщин.
– И что ты предполагаешь? Думаешь, он их убил? – спросила Дотти.
– Я не знаю, что предполагать, – ответила я. – Но что-то с ним явно нечисто.
Я решила отправиться в собственный убийственный тур: на этот раз без Марка.
На следующий день по пути в суд я заехала на автозаправку Кимберли за кофе. У дверей стоял пожилой мужчина и ел шоколадный пончик, который, видимо, купил на заправке.
– Извините, – обратилась к нему я. – Прошу прощения за вопрос, но вы часто здесь бываете?
– Вы же не хотите втянуть меня в неприятности, а? – спросил он шутливым тоном. Будь он помоложе, это можно было бы принять за флирт.
– Нет, ничего такого. Я просто хотела спросить: вы, случайно, не были знакомы с женщиной по имени Кимберли, которая здесь работала?
– А, вы одна из них.
– Кого?
– Женщин, которые тут ошиваются и спрашивают про Кимберли. Сейчас они поуспокоились, но раньше их тут были толпы. Я скажу вам то же самое, что и всем остальным. Да, я знал ее. Она была по-настоящему добрым человеком, и мне очень жаль, что она умерла. Нет, я никогда не видел парня, который вроде как ее убил, ну, или мне так кажется. Сюда ходит куча людей, похожих на него. Я их между собой не различаю. – Он усмехнулся. – По мне, они все выглядят как белые парни.
Я пихнула обратно в задний карман телефон, который уже подготовила, чтобы показать ему фотографии Марка и Уильяма. Меня смутило, что этот мужчина сразу отнес меня к «тем женщинам»: совсем как Меган. Мне хотелось объяснить, что я не просто одна из многих, как он предполагает, а самая настоящая девушка Уильяма Томпсона. Внезапно я поняла, почему девочки из «Семьи» Мэнсона в качестве выражения любви охотно вырезали у себя на лбу свастики. Им хотелось, чтобы их воспринимали как особо приближенных, как преданных последовательниц – пусть это и обрекало их на всеобщую ненависть до конца жизни.
Я зашла внутрь, выбрала самый большой стакан и налила себе кофе. После недолгих колебаний я тоже взяла себе шоколадный пончик на кассе. Мои покупки были противоположностью изысканности, и я испытала от этого странное удовлетворение. Иногда тело просто хочет закинуть в себя какую-то гадость.
Новой кассиршей оказалась молодая, симпатичная черная девушка. В целом я не очень одобряю идею использования огнестрельного оружия для самозащиты, потому что чаще всего из пистолетов стреляют по тем, у кого есть пистолет. Но я понадеялась, что они дали ей оружие или хотя бы тревожный свисток для защиты от потенциальных убийц.
Я хотела спросить ее про Марка, но передумала после разговора с мужчиной у дверей. Я не хотела, чтобы она посмотрела на меня так же – как на какую-то сумасшедшую. Я расплатилась и ушла, не сказав ни слова.
Когда я вышла из дверей, мужчина все еще стоял снаружи.
– Эй, – окликнул меня он.
– Да?
– Будьте там поосторожнее.
Я улыбнулась.
– Спасибо.
– Никогда не знаешь, от кого ждать беды, – продолжил он.
Мне не понравилось, как изменилась его интонация. Во время нашей первой беседы мужчина казался безобидным, даже дружелюбным, но теперь в его тоне было что-то зловещее.
– Ну да, – сказала я и зашагала к машине. Я надеялась, что он не примет мою спешку за попытку убежать, хотя именно это я и делала. Я на какой-то момент забыла, что члены семьи Томпсонов – не единственные опасные люди на свете.
В суд я приехала с вымазанным шоколадом лицом и привкусом плохого кофе на губах.
– Что с тобой случилось? – спросила Дотти. – У тебя что-то на лице.
Я чувствовала себя отвратительно. Мой визит на автозаправку доказал только то, что Кимберли, видимо, никогда и нигде не могла чувствовать себя в безопасности.
Я взглянула на Томпсонов в дальнем конце зала. Бентли наклонился к отцу и шептал ему что-то на ухо. Марк рассмеялся. Я знала некоторых участников форума, которые бы распяли их за такое поведение. По их мнению, семья Томпсонов обязана была вечно пребывать в скорбном смирении.
– Мне кажется, я должна поговорить с Марком Томпсоном, – сказала я.
23
На четвертую неделю суда внезапная возможность сблизиться с семьей Томпсонов пришла откуда не ждали.
Когда я ехала за Марком в фитнес-клуб, где работала Джилл, мне пришла мысль самой завести абонемент. Так, подумала я, получится убить двух зайцев одним выстрелом. Это позволит расширить область расследования смерти Джилл, разузнать о роли в ней Марка, а заодно и потренироваться. К сожалению, полноценный абонемент я себе позволить не могла, так что взяла пробный на неделю.
Сестра Джилл все еще часто посещала спортзал. Они с ней были очень близки. Когда им было по двадцать с лишним, они несколько лет жили вместе, вместе занимались и вместе избавлялись от лишнего веса. Единственное, что сестра Джилл не сделала вместе с ней, – не умерла.
Во время дачи показаний она вспоминала, когда в последний раз видела сестру живой.
– Мы пораньше встретились, чтобы пойти на тренировку. Мы занимаемся – занимались – несколько раз в неделю. У меня было хорошее настроение, потому что я побила личный рекорд по весу в приседе.
– И что случилось потом? – спросила женщина-прокурор.
– Я пошла в раздевалку, чтобы потом поехать на работу. – Ее голос, даже в спокойном состоянии чуть слышный, теперь задрожал. – Я помахала ей на прощание. К ней уже пришел клиент. Я… Я даже не представляла, что вижу ее в последний раз.
