Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 168 (всего у книги 346 страниц)

16

Марлоу, графство Бакингемшир

Суббота, 15:28

Мы едем по автостраде обратно в Лондон.

Дождь стих, меж двумя облаками появилась неяркая радуга. Я отчаянно хочу, чтобы она послужила мне добрым знаком, но после сокрушительного разочарования вчерашнего дня тешить себя надеждой – невыносимо.

– Начнем с опросов, – Дженни бросает взгляд в зеркало заднего вида. – Поговорим с самыми близкими ему людьми. Друзьями. Учителями. У тебя есть список класса? Мне его так и не дали.

Шумно сглатываю. Пакет с рюкзаком Алфи стоит у моих ног и прямо излучает неодобрение.

– М-м-м, я поищу.

– И с мисс Шульц надо поговорить. Странно, что она не пришла.

– Да. Интересно почему?

Дженни перестраивается в другой ряд.

– Насчет резиновых сапог неожиданно, согласись?

– Почему?

– Ну, Алфи вряд ли сам снял обувь. Когда хотят сбежать, так не делают. Ты сказала, он из богатой семьи?

– «Ребрышки от Рисби». В мире замороженной еды они все равно что Кеннеди.

Дженни кивает, словно подтвердились ее худшие опасения.

– Есть такой вид взятия в заложники… – она понижает голос, хотя мы в салоне одни. – Сущий кошмар для страховой компании. Сначала похищают близкого. А потом заставляют тебя совершить преступление, пока похищенный у них в заложниках.

– Не поняла. А почему самим не совершить преступление?

– Кое к каким вещам у человека со стороны доступа нет.

– Например?

– Ну, не знаю… К кодам от баллистических ракет.

– Думаешь, Алфи похитили ради кодов от баллистических ракет?

– Нет, конечно. Это я к примеру сказала. Но после сегодняшнего цирка я на сто процентов убедилась: школа и мисс Айви что-то скрывают. Понимаешь, не могу…

Звякает ее телефон. Она переводит взгляд на экран, и нас чуть заносит влево.

– Ар-р! – злится Дженни и ударяется лбом о руль. – Белинде надо по делам. Придется заехать за мальчиками.

– Белинда… Вы с ней… вместе?

– Это няня, – вздыхает Дженни. – Нельзя ведь оставить мальчиков одних дома.

– Нет, конечно, – поспешно отвечаю я. – Просто думала… у тебя кто-то есть.

Дженни качает головой.

– Нет. В одиночном плавании. Мальчиков я себе подарила на тридцать шестой день рождения, когда стала партнером в фирме.

– Ого! Получается, ты намного старше… – обрываю себя. – То есть, ты тоже мама-одиночка.

Дженни с кивком включает поворотник.

– Да. Непростое дело, верно? Иногда думаю… – Опять звякает телефон, и она не закачивает мысль. – Извини, надо поторапливаться.

Дом ей предоставила компания, объясняет Дженни. Они только въехали, отсюда и «бардак». Мы останавливаемся у четырехэтажного дома в георгианском стиле, за углом от Сент-Анджелеса. Дженни жмет кнопку на руле, и ворота к подъездной дорожке распахиваются автоматически.

– Обалдеть. Это ж каким юристом надо быть!

Дженни хмурится.

– Я ведь говорила, по страхованию предпринимательских…

– Да я комплимент тебе делаю!

– А, поняла, – смущается она. – Спасибо.

Дженни в последний раз затягивается вейпом, затем бросает его в бардачок и серьезно на меня смотрит.

– При мальчиках не говори, хорошо? Моя единственная дурная привычка. При них я никогда не курю.

Делаю вид, что застегиваю рот на замок.

– Я сохраню твою тайну.

Десятки журналистских фургонов выстроились на подъезде к школе в ожидании начала.

– Хочешь подождать в машине? – предлагает Дженни. – Я быстро!

«Ну уж нет», – думаю я. Дженни в Англии всего несколько недель; возможно, у нее в аптечке еще полно рецептурных препаратов из Америки. Я бы сейчас убила за «ксанакс».

– Мне очень надо в туалет, – вру я, скрещивая ноги. – Можно зайти?

Внутри дом еще безупречнее, чем я представляла. На светлом ковре видны следы от пылесоса, и нигде ни одной коробки с вещами.

– Извини за бежевый, – кривится Дженни. – Корпоративная отделка. Туалет для гостей прямо по коридору. Я быстро.

Сама не верю своей удаче: я одна в доме Дженни!

Первая дверь ведет в нечто вроде гардеробной. Глубоко вдыхаю запах кедра и шерсти. Всюду чехлы для одежды от «Селин», сшитые на заказ брюки от «Джозеф», шерстяные пальто от «Роу». Андрогинность, корпоративный шик, все самое лучшее.

Ловлю свое отражение в трельяже: оранжевый пуховик, блестящий топ, наращенные золотистые волосы до пояса. Утром наряд казался мне веселым, игривым, а теперь я вдруг чувствую себя куклой-троллем распутного вида.

Сердце щемит от грусти, а почему – трудно как следует объяснить. Это не столько зависть, сколько напоминание: у жизни есть сторона, куда мне хода нет.

Закрываю дверь гардеробной и шагаю прямиком в ванную. Увы, аптечка Дженни пуста. Лишь оранжевая баночка «Лексапро», тюбик солнцезащитного крема и ирригатор. Проклятье.

Дважды мою руки ее роскошным мылом, потом сажусь на край ванны и читаю «Дейли пост» в телефоне.

НАЙДЕННЫЕ В ЗАПОВЕДНИКЕ САПОГИ ПРИНАДЛЕЖАЛИ ПРОПАВШЕМУ МАЛЬЧИКУ

ПРОШЛО 25 ЧАСОВ! – напоминает мигающий красный индикатор внизу страницы. Опять сосет под ложечкой.

Когда возвращаюсь в гостиную, Дженни нетерпеливо притопывает ногой. Рядом с ней два темноволосых мальчика в одинаковых темно-синих пуховиках.

– Макс, Чарли, что надо сказать? – напоминает Дженни.

– Приятно познакомиться, – нараспев повторяют мальчики.

Не стану врать, не особенно люблю двойняшек, а уж близнецов подавно. Жуткие они.

– Привет, ребята, – мямлю я. – Готовы к бдению?

«Готовы к бдению?» Как можно такое ляпнуть?

Дженни хмурится и надевает на плечо сумку.

– Идем?

* * *

Мы подъезжаем к школьным воротам, как раз когда зимнее солнце клонится к горизонту. Обиженные близнецы плетутся за нами – Дженни не разрешила им взять айпады («Нет, нельзя играть в «Майнкрафт» во время бдения! У вас одноклассник пропал!»).

Странно, конечно, идти без Дилана. А вдруг другим это покажется подозрительным? Будто мы что-то скрываем. Впрочем, это к лучшему. В конце концов, у меня с собой пакет с рюкзаком Алфи. Не самый удачный расклад. И потом, вдруг Хоуп принялась бы расспрашивать Дилана у всех на глазах? Вдруг он неудачно пошутил бы и другие матери на него набросились бы? Нет, с Уиллом ему безопаснее. С глаз долой, из чужих мыслей вон.

Перед школьными воротами толпятся десятки людей, в руках у них самодельные плакаты с изображением Алфи. Мисс Доббинс сидит на складном стуле, закутанная в пальто для беременных размером со спальный мешок.

– Народу немало, – присвистывает Дженни.

Близнецы тем временем разыгрались: хлопают друг друга по спине со всей дури и радостно хохочут.

– Мальчики! – прикрикивает Дженни.

Репортеров оттеснили подальше, за тонкое металлическое заграждение, которое они вот-вот снесут. Операторы выжидают, направив камеры на деревянную кафедру; по обе стороны от нее большие плакаты с последней школьной фотографией Алфи.

Оглядываю толпу. Почти стемнело, заметно холодает. Надо было одеться потеплее.

Дженни толкает меня локтем и показывает на ворота.

– Смотри.

За воротами стоят, у велопарковки, две женщины, занятые, судя по всему, напряженным разговором. Одна, несомненно, мисс Шульц, – всюду узнаю эти практичные коричневые туфли. Другая же стоит к нам спиной и запальчиво размахивает руками.

– Давай поближе подойдем! – предлагаю я.

– Мальчики! – Дженни жестом зовет их за собой.

Мы вчетвером проталкиваемся сквозь толпу и выходим к стене школы, где начинаются железные ворота.

Вторая женщина полуоборачивается. Это Никола Айви. Она яростно тычет в лицо мисс Шульц длинным пальцем в кожаной перчатке.

– Ничего не слышу, – жалуюсь я, не в силах разобрать хоть что-то из разговора. Не успеваем мы подойти ближе, как меня кто-то задевает за плечо. Оборачиваюсь и вижу Хоуп Грубер с ухмылкой на лице.

– Вот ты где! – восклицает она, словно до того мы с ней в прятки играли. – Где же Дилан? – изображает она тревогу.

– С отцом. В Хартфордшире, – с напускным спокойствием отвечаю я.

– Что ж, в таком случае… Я не стану тревожить многодетную маму, как я сама, у тебя и так много забот, – обращается она к Дженни. – Я надеялась, Флоренс нам поможет со свечами. Ты не против?

– Так спроси у нее сама, – недоумевает Дженни.

Хоуп будто не слышит.

– Видишь ли, нам не хватает пары рук. Фарзану, или, скорее, доктора Кхан, вызвали на работу. Неотложная помощь дерматолога – надо же, и такое случается! – скрестив руки на груди, Хоуп наконец обращается ко мне: – Другие мамы хотят побыть с детьми, понимаешь?

Не успеваю ответить, как она уже подталкивает меня к деревянному столу наманикюренными пальчиками; зеленый пакет бьет меня по ногам. Аллегра Армстронг-Джонсон расставляет светодиодные свечи ровными рядами. Ее каштановые волосы собраны в пучок на затылке; она сосредоточенно хмурится, пересчитывая про себя свечи.

– А, привет, Флоренс, – удивленно здоровается она. – Кажется, все батарейки вставила, – она откидывается на спинку стула. – Сегодня без Дилана?

– Он с отцом.

Прячу пакет под стол и опускаюсь на складной стул рядом с Аллегрой. Проклятая Хоуп. Вечно все портит.

– А тебе разве не надо в конюшню?

– Конюшню? – Аллегра хмурится. – А, ты про конную ферму в Норфолке. Нет, как я могу? Ведь Клео… Знаешь, мы с ней дружим с одиннадцати лет. Кто бы мог подумать… – Она умолкает; ее глаза полны слез. – Какой ужас!

Мычу в знак согласия, а сама высматриваю Айви или Дженни с близнецами, но люди сливаются в единую массу: все в теплых пальто, шапках и шарфах.

Кашлянув, Аллегра продолжает:

– Я как раз говорила мисс Айви: может, кто-нибудь из мальчиков захочет в Норфолк, пройти курс иппотерапии? Несколько часов с лошадью творят чудеса! Как насчет Дилана?

Наверняка это ловушка.

– Ну-у…

Не успеваю придумать оправдание, как возвращается Хоуп.

– Пора! Свечи готовы? – торопит она. – Скоро начнем.

К столу выстраивается очередь из родителей, и Аллегра раздает необходимое. Я откидываюсь на спинку стула и то включаю, то выключаю свечу, пока не садится батарейка.

Минует целая вечность, и наконец начинается бдение. Хоуп подходит к микрофону; толпа выжидающе умолкает.

– Добрый вечер, – чуть дрожащим голосом приветствует Хоуп. – Я здесь не только как глава родительского комитета, но и как близкий друг Клео Рисби.

– Мечтай, – бормочу я и замечаю уголком глаза, как Аллегра проглатывает усмешку. Хм. Возможно, я ошибалась и у нее все же есть чувство юмора.

– Весь Сент-Анджелес ценит Алфи Рисби. Каждый вам скажет: он мальчик особенный, – она делает паузу, ожидая аплодисментов за свою мудрость. – Любимый цвет у Алфи синий. Пожалуйста, присоединяйтесь к сообществу Сент-Анджелеса и одевайтесь в синее, пока Алфи не вернется домой.

Солнце полностью скрылось за горизонтом. Сижу в темноте и думаю о Дилане. Чем они с Уиллом и Роуз заняты? Скучает ли он по мне? Не страшно ли ему?

Хоуп, наконец, заканчивает. К трибуне выходит хор школы Леди Маргарет и начинает петь «О, благодать» а капелла. Детское сопрано звенит в холодном ночном воздухе.

– Блуждал, но вновь вернусь домой…

Признаюсь, текст воспринимается иначе, когда потерялся ребенок. Жутковато и по-своему трогательно. Закусываю губу, не то прилюдно расплачусь.

Второй куплет прерывается визгом шин. По дороге с ревом проносится роскошный седан с тонированными стеклами, грубо нарушая запрет школы на проезд личного транспорта. Дверца распахивается, а толпа расступается, точно Красное море. Из машины выходят четверо: сперва охранник, потом мужчина средних лет (вроде бы юрист) и наконец родители Алфи.

Когда Ролло с Клео поднимаются на трибуну, толпа начинает хлопать. Сначала тихо, а затем все громче, и аплодисменты переходят в бурный поток поддержки. По ту сторону ограждения оживают сотни камер, готовясь сделать главный кадр: убитые горем родители пропавшего выступают перед общественностью.

Юрист постукивает по микрофону.

– Семья хотела бы сказать несколько слов.

Ролло Рисби поднимается на трибуну первым. У меня все внутри переворачивается. Он совсем не тот человек, которого я ударила на рождественском празднике: лицо его безжизненно, осунулось, высохло от горя.

Клео выглядит еще хуже. За ночь белокурые волосы поседели и теперь окружают ее измученное лицо пушистым ореолом. Ролло в знак благодарности хлопает адвоката по плечу, затем поворачивается к слушателям, вцепившись в трибуну обеими руками.

– Вчера стал явью худший кошмар каждого родителя. Мой единственный сын пропал, – он достает из кармана пиджака листок с речью. – Если у вас есть информация, хоть что-нибудь – пожалуйста, сообщите. Мы открыли телефонную линию, на которой круглосуточно работают волонтеры. Не беспокойтесь, ваш звонок полностью анонимен, – Ролло останавливается, глотает ком в горле. – Алфи, дружок. Мы не остановимся, пока тебя не найдем.

Его слова встречают шквалом аплодисментов. Щелкают камеры. Ролло утирает слезы.

Затем к микрофону бредет Клео. Она всегда была худой, но сегодня похожа на скелет: пальто спадает с костлявых плеч, будто лишняя плоть исчезла вместе с сыном.

– Добрый вечер, – шелестит она, напряженно выискивая сына в море лиц. – Алфи… – Ее голос прерывается.

Адвокат кладет руку ей на плечо.

– Ничего. Вам очень трудно.

– Нет, – выдыхает Клео и высвобождается. – Мне нужно сказать. Если он у вас, верните его, – молит она с искаженным от боли лицом. – Я сделаю все. Все, понимаете? – обращается она в камеру. – Еще раз. Все. Если дело в деньгах, назовите цифру.

Ролло устремляется к Клео, пытается что-то сказать, но она отмахивается и от него.

– Главное, верните мне сына! – она издает чудовищный звук, хуже которого я в жизни не слышала: низкий, жалобный плач, похожий на вой умирающего животного.

Я не большая поклонница Клео Рисби, но это слишком. Невыносимо. Горячие слезы жгут глаза. Выбегаю из-за стола, едва не забыв пакет.

– Ты куда? – кричит мне вслед Аллегра. – Нам еще нужно собрать свечи!

Молча хватаю пакет и протискиваюсь мимо нее, убегаю от школы и гула новостных фургонов. Отчаянные мольбы Клео звенят в ушах: «Я сделаю все, все». Прекрасно ее понимаю.

Поворачиваю направо, налево, опять направо. Шагаю за угол по хрустящей листве. Улицы непривычно пусты. Во всех домах задернуты шторы. Голос Линь эхом звучит в ушах: «Душитель осмелел!» Я подпрыгиваю от шелеста шин вдалеке.

Прихожу в себя в каком-то сквере, залитом тусклым светом фонарей. Рыдания Клео еще отдаются эхом в ушах. И становятся громче. Галлюцинация? Плач разносится со всех сторон. Это как понимать?

Ищу, откуда идет звук. На скамейке виден женский силуэт. Лицо спрятано за большим белым носовым платком, но копна седых кудрей подозрительно знакомая.

– Мисс Шульц?

Она вздрагивает от неожиданности.

– Это я, Флоренс. Мама Дилана.

Мисс Шульц сосредоточенно хмурится.

– А, точно. Мальчик с чере… Да, я вас знаю.

– Вы как? – мягко спрашиваю я.

– Мне пора возвращаться, – говорит она, однако же остается на месте. Вдалеке завывает сирена, на мгновение заглушая шум вертолета.

Сажусь рядом с мисс Шульц. Скамейка жесткая и слегка влажная. Не самое удобное место для рыданий.

– Почему вы плачете?

– Я знакома с семьей Рисби пятьдесят лет. Полвека, представляете? – она разглядывает меня из-под круглых очков, словно видит в первый раз. – А вы что здесь делаете? Почему не на бдении с другими мамами?

Подбираю ответ. Впрочем, можно и не врать.

– Из-за речи Клео. Это… слишком.

Глаза мисс Шульц распахиваются. Прямо вижу, как у нее в голове крутятся шестеренки.

– Подождите. Это вы пытались соблазнить Ролло на БЗВ года два назад? – она пробегает по мне оценивающим взглядом. – Да, вы точно в его вкусе. Представляю, как вам сейчас неловко.

– Не так все было! – возражаю я, красная от стыда. – Кто вам сказал?

– Старые тетки вроде меня все вокруг знают, – она оглядывается через плечо. – Мне пора возвращаться. Никола ждет, – мисс Шульц приглаживает пальто рукой. – Кто-то же должен нести ее рюкзак.

Вот ведь какая язва! Не ожидала.

– Я видела, как она на вас кричит.

– Что сказать, для школы настало трудное время. Особенно для новой честолюбивой директрисы, которая ненароком потеряла ученика из самой состоятельной семьи.

– Знаете, мы с Дженни… Пытаемся разобраться, что случилось с Алфи.

– Как детективы, что ли? – морщится мисс Шульц. – Эх вы, американцы! Думаете, вам все по зубам.

– А вы нам поможете? Больше вас о школе никто не знает, – поспешно добавляю я. – Мне кажется, мисс Айви даже по именам всех детей не вспомнит.

Мисс Шульц со вздохом убирает носовой платок в карман пальто.

– Ну, тут вы правы.

– Давайте я вас провожу на бдение? А вы расскажете, что вам известно о семье Рисби.

Мисс Шульц с досадой щелкает языком.

– Не стоит, дорогая.

Сижу, повесив голову. Конечно, не так-то просто ее уговорить. Чем подкупить пожилую британку?

– Как насчет чашки чая? – вырывается у меня.

– Чая?.. – раздумывает мисс Шульц.

– Да. Послеполуденный, вечерний, или как вы там его называете. Выбирайте место.

– Что ж… – она облизывает губы, словно уже чувствует вкус булочек. – Люблю чай со сливками. А в «Ритце» подают замечательные джемы.

– Отлично! – поспешно соглашаюсь я, пока она не передумала. – Завтра в час?

– В час на чай? – смех у нее резкий, скрипучий, точно мелом по доске провели. – Что вы, дорогая! Послеполуденный чай пьют в четыре.

– Ладно, в четыре. Встретимся там.

– Бронируйте заранее, дорогая, – бросает она через плечо. – По выходным в «Ритце» мест мало.

Возвращаюсь в тихую квартиру. Похоже, Адам уехал: на улице не стоит его видавший виды белый «фольксваген». Сосед оставил мне записку на двери: «Трубы прочистил; в раковину, кроме воды, ничего не лей».

Засовываю пакет с рюкзаком Алфи под раковину. Не лучший вариант, но отложим этот вопрос до утра. Плюхаюсь на диван и сообщаю Дженни хорошие новости о мисс Шульц. Ожидаю похвалы или, по крайней мере, радости, а она очень подозрительна.

Мисс Шульц? Завуч? Зачем ей с нами говорить?

Меня коробит от ее ответа. Что ни сделаю, никому не нравится!

Не знаю. Может, ей жалко мальчика? В любом случае, начало положено.

Включаю телевизор, чтобы хоть как-то отвлечься. Без Дилана дом опустел. А если позвонить ему, не поздновато будет? Роуз строго следит, чтобы дети ложились вовремя. Ой, хочу и звоню! Я его мать.

Дилан отвечает через два гудка.

– Привет, мам.

От звука его голоса сердце смягчается. Навоображала всякого…

– Привет, солнышко. Как дела?

– Хорошо.

Мой сын не особый любитель поболтать. Представляю, как он накручивает светлую прядь на указательный палец и смотрит куда-то вдаль.

– Что делаете? Не ссоритесь с Ди и Анди?

– Не-а.

– Я сегодня была на бдении в честь Алфи.

Он неопределенно хмыкает.

– Милый, насчет Алфи…

Дилан с досадой вздыхает.

– Я же сказал: не знаю, что с ним!

– Понимаю, солнышко. Просто подумала…

– Не веришь мне?

– Дилан! Конечно, верю. И все сделаю, чтобы тебе помочь. Все. Только скажи…

– Ты покормила Грету?

Проклятье! Вспоминаю так и не открытую банку со сверчками.

– Да, конечно. У нее все хорошо. Она по тебе скучает. Как и я.

Он молчит – прикидывает, верить мне или нет.

– Ладно. Только не забывай ее кормить. У нее скоро спячка.

– Да, мне говорили.

– А?

– Мистер Фостер сказал.

– Ты видела мистера Фостера?

– Да, он мне передал…

Доносится голос Уилла:

– Дружок, пора спать!

Ну все. Сейчас или никогда. Я весь день мысленно репетировала вопрос: «Что рюкзак Алфи делает у тебя под кроватью?» А теперь боюсь услышать ответ. Если спрошу, Дилан начнет защищаться. И назад пути не будет. А если не спрошу, еще останется надежда. Может, есть вполне разумное, невинное объяснение.

Поэтому не спрашиваю, только говорю:

– Скучаю по тебе, милый.

– И я по тебе, мам. Мне пора спать. Главное, не забудь покормить Грету.

– Уже иду.

Дилан кладет трубку первым.

17

Шепердс-Буш

Воскресенье, 09:00

Телефон трезвонит ровно в девять утра. Я еще лежу лицом вниз на шелковой подушке, которая вроде должна не допускать морщин и заломов после сна. На краткий сладостный миг я уже бодрствую, но еще не полностью осознаю происходящее, пребывая в блаженном неведении насчет кошмара последних двух дней. Однако телефон продолжает звонить, и волнами накатывают воспоминания. Дилан. Алфи. Рюкзак.

Прижимаю холодный стеклянный экран к лицу.

– Я сплю, – вру я.

Увы, Дженни этим не остановишь.

– Одевайся, – велит она. На фоне раздаются приглушенные крики. Видимо, семейный завтрак пошел кувырком. – Нет, Макс! Драться нельзя!

Снимаю зеленую маску для сна из атласа и тру глаза. Ресницы все в остатках туши, я словно трогаю пушистого тарантула. Спалось ужасно. Стоило задремать, как снился Дилан в оранжевом тюремном комбинезоне.

– Знаешь, я себя чувствую как-то…

– Вставай. Я уже еду, – отметает Дженни все мои возражения.

Она появляется через двадцать минут, одетая как на разминку: волосы собраны в высокий конский хвост, на ногах ярко-оранжевые шорты для бега, способные отпугнуть как машины, так и любителей из них посвистеть. Лишенная профессиональной брони, Дженни выглядит меньше ростом, более ранимой. Легко представляю, как она двадцать лет назад была студенткой юридического факультета, тянула руку и сидела над проектом с неоновым маркером.

– На пробежку собралась?

– Так, ненадолго. Миль на шестнадцать.

– Жуть, – никогда не понимала прелести пробежек. Это ведь скучно до зевоты. – У тебя кризис среднего возраста? Помощь нужна?

– Ты тоже попробуй, – смеется она. – Эндорфины – полезная штука.

– А перепихнуться с кем-нибудь не пробовала?

– «Перепихнуться»? Ты что, озабоченный студент? – она садится за кухонный стол и выжидающе на меня смотрит.

– Ой, извини. Хочешь воды?

Ко мне давненько никто не захаживал, кроме Брук и Адама; правила гостеприимства слегка позабылись. Спешу к раковине и надеюсь, что кран снова работает.

– Итак… – Дженни наклоняется к столу, как ребенок, который хочет поделиться секретом. – Есть хорошая новость и отличная. С какой начнем?

– С хорошей, наверное.

Она встает и протягивает мне тяжелую холщовую сумку из книжного.

– Я тебе кое-что принесла, вот хорошая новость.

Заглядываю в сумку. «Методы слежки для «чайников». «Искусство шпионажа от Секретной разведывательной службы». «Руководство по работе под прикрытием».

– Ты мне домашку даешь?

– Что? Нет. Я не прошу читать каждое слово. Тут подчеркнуты главные места. Обозначено цветами: зеленое – жизненно важное…

Заливаюсь краской. Я не любительница чтения – ведь есть «Ютьюб», стриминговые сервисы, сто восемьдесят каналов с вдохновляющим контентом по благоустройству дома.

– Ого. Ты все превращаешь в научный отчет?

Дженни скрещивает руки на груди.

– Мне нравится все делать как следует.

– У нас нет времени на эти… книжные премудрости, – я возвращаю ей пакет. – Мы живем в реальном мире, нам не нужны теории и случаи из практики. Интуиция, умение общаться с людьми – вот это важно.

– Немного знаний еще никому не повредило, – Дженни кладет сумку на свободный стул. – Оставлю здесь, вдруг передумаешь. Ну, хочешь узнать отличную новость?

– Ты записала меня в библиотеку? – вздыхаю я.

– Нет. Раздобыла адрес мистера Папасизи.

– Кого?

– Школьного смотрителя, на которого престарелый муж Хоуп вчера свалил вину, помнишь? Наверное, ничего стоящего не узнаем, но хоть какое-то начало. Он живет в Камдене, так что можем заскочить к нему перед встречей с мисс Шульц в «Ритце».

– Зачем?

– Порасспрашивать, глупенькая. Узнать его версию событий, – Дженни разглядывает мою шелковую пижаму. – А ты почему еще не одета?

Камден воскресным утром напоминает поле боя гедонистов. Тротуар усеян битыми бутылками, лужицами рвоты и потеками мочи.

Мистер Папасизи живет на втором этаже обшарпанного бетонного комплекса, в той части района, где стареющие панки и перемазанные краской рабочие из Восточной Европы заключили шаткий мир с любителями органических продуктов, которые приезжают сюда ежегодно.

Дженни сменила спортивную одежду на свободное черное платье и элегантный темно-синий блейзер, словно ее ожидает заседание совета директоров.

По дороге она пересказывает биографию Мариу Папасизи. Ему под пятьдесят. Эмигрировал из Румынии. Судимостей нет. Работал на стройке, повредил спину, стал водителем грузовика, затем школьным смотрителем. Сведения важные, но от них как-то не по себе. Очень уж легко Дженни узнала все подробности его жизни.

– Подожди, юристы так могут? У вас что, есть общая база данных?

Дженни пожимает плечами.

– Исследовательский отдел, – поясняет она. – Только этим занимаются ассистенты; я не знаю, как именно они теперь добывают сведения. Но если спросит, мы все нашли в «Гугле», ясно?

Киваю. Этот мир очень от меня далек. Ассистенты. Исследовательские отделы. Люди, работа которых – облегчить твою жизнь.

Дженни показывает на убогое бетонное здание.

– Ну вот, приехали. Место, где умирает надежда.

Пожимаю плечами. На мой взгляд, не так уж плохо. Напоминает дешевый мотель во Флориде – наружные переходы между номерами, все двери выходят на автомобильную стоянку. В сущности, не сильно отличается от дома, в котором выросла я.

Судя по всему, Дженни торопится приступить.

– План помнишь? Нужно выяснить, не видел ли он в пятницу чего-нибудь подозрительного или необычного. Только сначала надо войти в доверие. А затем, когда расслабится, спросим об Алфи.

Расстегиваю ремень безопасности.

– Ну, тут следует отдать мне должное. Уж что я умею, так это говорить со старыми мужиками.

– Мы здесь по работе, не забывай, – Дженни хмурится.

– Ой, да ладно, – отмахиваюсь я, открыв дверцу. – Пойдем искать Алфи Рисби.

Мистер Папасизи встречает нас с головы до ног одетым в форму футбольного клуба «Тоттенхэм». Прямые темные волосы падают ему на глаза, а по лицу, очевидно, ни разу не проходились скрабом.

– Да? – опасливо спрашивает он. По телевизору у него за спиной передают что-то про спорт.

Дженни улыбается.

– Здравствуйте. Я Дженни. Это Флоренс.

– Да? – устало повторяет он.

– Мы хотели бы с вами поговорить. Об Алфи Рисби, – Дженни переминается с ноги на ногу. Она явно ожидала другого приема.

Румяное лицо Папасизи бледнеет.

– Я уже говорил с полицией…

– Мы не копы, – вмешиваюсь я, хлопая ресницами и улыбаясь во весь рот. – Мы мамы из Сент-Анджелеса.

Он пристально нас разглядывает и решает, что опаснее – впустить нас или отказать.

– Ладно, заходите.

Квартира тесная, но чистая. Мы садимся в гостиной; мистер Папасизи – в коричневое кресло с откидной спинкой, мы с Дженни – на маленький кожаный диван. По телевизору мужчины в шортах гоняют друг друга по рингу.

– Почти закончилось, – чуть ли не извиняется Папасизи. У него легкий акцент, он разговаривает короткими, отрывистыми предложениями, изо всех сил стараясь не ошибиться.

– Ничего, – щебечу я. – Не выключайте, мы подождем.

– Газировки?

– Нет, спасибо, – отвечает Дженни, как раз когда я говорю:

– Можно «колы» или «Ред булла», если есть.

Мы с Дженни сидим в неловком молчании. Как только начинается перерыв на рекламу, мистер Папасизи выключает звук и исчезает на кухне. Возвращается он с банкой непонятного энергетика. Отпиваю немного. Хм, неплохо.

– Итак? – Папасизи выжидающе на нас смотрит.

– Скажите, вы не видели ничего… подозрительного в ту пятницу? Необычного?

– Во всем виноват иммигрант, верно? – ершится он.

– Что? – я отчаянно краснею. – Нет-нет, я не это… Вообще-то, мы сами приезжие. Из Америки. Мы просто хотим выяснить правду. Ради Алфи.

– Я уже говорил с полицией. Четыре часа. Ни воды, ни перерывов, – Папасизи пожимает плечами. – Мне нечего скрывать.

Взглядом прошу Дженни о помощи.

– Сэр, – обращается она к нему твердо и сдержанно, – вам ничего не грозит, поверьте. Мы вас ни в чем не обвиняем. Просто хотим выяснить побольше о случившемся.

– Ничего не грозит? – фыркает он. – А вам откуда знать? Вы из полиции? Или адвокат?

– Вообще-то, я юрист, – признается Дженни.

Бросаю ей косой взгляд. Это ни к чему!

– Вы мамы, сами сказали! – напрягается смотритель.

Дженни идет на попятный.

– Сэр, я пришла как частное лицо. Прошу вас, мы лишь хотим хоть что-нибудь выяснить.

Не обращая на нее внимания, мистер Папасизи смотрит на меня:

– А вы? Тоже юрист?

Морщу нос.

– Ну уж нет. Я и школу кое-как окончила. Юристам вообще не доверяю. Кроме Дженни, она ничего.

Он с задумчивым видом откидывается в кресле.

Дженни встает и ходит туда-сюда по комнате.

– Ну что-то же вы видели?

Мистер Папасизи отрывает взгляд от телевизора и качает головой.

– А что я видел? Как обращаются с учителями? А я даже не учитель – подсобный рабочий. До пенсии еще семь лет. Понимаете?

– «Как обращаются с учителями?» – оживляется Дженни. – Вы о чем?

Тон у нее резкий, будто допрашивает упрямого свидетеля. Я бросаю на нее умоляющий взгляд, но она не замечает.

Сочувственно улыбаюсь мистеру Папасизи.

– Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду? – мягко спрашиваю я.

Бесполезно, Папасизи опять закрылся и включает звук. В следующую рекламную паузу он берет с книжной полки фотографию в рамке и протягивает нам. На снимке темноволосая девушка лет двадцати с небольшим, в шапочке выпускницы.

– Моя дочь, – гордо объясняет мистер Папасизи. – Елена. Недавно окончила университет. В Шеффилде.

– Поздравляю, – отзываюсь я.

Он сияет.

– Не придется полы мести за балованными дурнями… – Он не сразу вспоминает, что балованные дурни – наши дети. – Э-э, извините.

– Понимаю, – добродушно отвечаю я. – Моя мама работала официанткой. Каких только людей не встречается!

Дженни удивленно косится в мою сторону, однако я не отрываю взгляда от мистера Папасизи.

– Мы все хотим лучшего для своих детей, – добавляю я.

Папасизи слегка кивает и вновь включает звук. Мы втроем смотрим, как мужчины в коротких шортах бьют друг друга, пока один не стучит три раза по полу. В следующую рекламную паузу говорю Дженни:

– Слушай, я забыла телефон в машине. Принесешь?

– А почему сама не…

– Лучше ты, – многозначительно бормочу я, поглядывая на дверь.

– Ладно. Ничего важного не обсуждайте, пока меня нет.

Как только дверь закрывается, я поворачиваюсь к мистеру Папасизи.

– Мы больше не станем вас тревожить, дадим спокойно досмотреть матч. Вы просто скажите, что думаете о Хелен Шульц?

– Хелен?

– Да. Завуч. Седая, сутулые плечи, сто лет там работает. Что о ней скажете?

С минуту он молчит. Видимо, не понял вопроса. Затем, наконец, поднимает на меня взгляд.

– Слышали о мистере Секстоне?

– Да, – оживляюсь я. – Его уволили за приставание к ребенку года два назад. Об этом все слышали.

– Спросите Хелен, – предлагает Папасизи, не отрывая взгляда от телевизора. – Она знает.

– Что знает?

Он выключает звук и поворачивается ко мне. На экране окровавленный мужчина танцует на ринге, победно вскидывая кулак. Его противник, скорчившись, лежит на мате. Толпа беснуется.

– Что вы хотите сказать? «Она знает?..»

Только он открывает рот, как шумно открывается входная дверь. Дженни торжествующе размахивает моим телефоном.

– Нашла! – восклицает она, загораживая телевизор.