Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Дэн Браун
Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 219 (всего у книги 346 страниц)
25
Всю вторую половину дня Оливо проводит в интернет-кафе, зависая на сайтах и различных платформах, чтобы хоть как-то с помощью этих ресурсов восстановить недостающую информацию. Он редко пользуется компьютером. Но так как машинка эта была изобретена тридцать лет назад белыми американскими инженерами, то она несильно отличается от трехколесного велосипеда: все та же проблема с координацией, поспешностью и алгоритмами.
Это же касается сети, электронных хранилищ, архивов печатных изданий и газет, которые уже почти все оцифрованы, а также кадастровых сведений, банков, билетных и железнодорожных онлайн-сервисов, защищенных или нет системами безопасного входа. В любом случае они легко взламываются. И это, к счастью, несравнимо с рисованием и лепкой – в том смысле, что он, выбравшись из багажника «темпры», знает, как их взломать, хотя не понимает, откуда взялось это знание. Под конец ему нужно сделать один телефонный звонок, и это для него самое трудное: получить информацию и немного наврать о себе. Из-за всего этого он надолго задерживается и возвращается домой голодный около девяти вечера.
Квартира Сони Спирлари, как он и думал, пуста: нет ни законной хозяйки, ни Манон. Соня уже точно сидит вместе со своими подчиненными в засаде, чтобы схватить похитителя, как только он приблизится к пустой сумке, подготовленной по ее указаниям. А Манон… Кто знает, где она!
Чтобы не думать об этом, Оливо готовит себе макароны. Он может делать это, не открывая холодильник – по крайней мере, пока не понадобится масло, – потом все-таки ему придется заглянуть в эту «гробницу Тутанхамона»[421]421
Гробница Тутанхамона – древнеегипетская гробница в Долине Царей, в которой была обнаружена мумия египетского фараона Тутанхамона.
[Закрыть], но он уже разработал свою утонченную технику: задержать дыхание – открыть – взять – закрыть. На все про все нужно меньше двух секунд.
Пока закипает вода, Оливо рассматривает фотографии, развешанные по стенам кухни. На некоторых из них Соня на море, в горах, на улочках арабских или испанских городов, возле капота своей машины или в полицейской форме с бывшими коллегами. И только на одном снимке он видит Манон: еще ребенком, она сидит на плечах мужчины, голова которого отрезана вместе с ее ножками.
На этом снимке Манон смеется, вся в кудряшках, теперь их у нее уже нет. И тонкие губы так отличаются от тех, что Оливо чувствовал на своей шее вчера ночью.
Садится за стол в гостиной, разгребая себе место среди грязных тарелок, ложек, вилок и бумажных оберток. Он вдруг разволновался при виде крошек созвездия Плеяды и ужин, глядя на них, проводит словно в компании старых друзей. Масло после двух дней пребывания в холодильнике пахнет луком, плесенью, кофе, соевым соусом и мазью для бальзамирования. Спокойно. Он голоден. Доедает макароны.
Только в одиннадцать ложится в постель. Ему нужно обдумать и сопоставить то, что известно про эту историю, с тем, что узнал сегодня днем. А настоящая причина совсем в другом – в запахе, оставшемся на подушке и одеяле после того, как ночью здесь спала Манон.
Все прочие следы ее пребывания, разбросанные по всей квартире, включая армейские ботинки, пивные бутылки, запах сигарет, пепел, не спущенную после себя воду в туалете, разобранный диван-кровать и валяющиеся где попало ключи, исчезли. Отец, должно быть, уже увез ее утром. Совместное проживание втроем закончилось. А через два дня Соня ждет, что завершится и его учеба в школе искусств «Фенольо». Гектор приедет в воскресенье или понедельник на «берлинго», чтобы увезти и коробки с книгами.
– Должна сказать, что этот твой переезд сюда на две недели оказался действительно успешным! – говорит Аза.
– А я все раздумывал, куда ты делась?
– Хм! Вчера ночью в этой кровати и так была большая движуха, не думаю, что я…
– Предпочел бы не обсуждать.
– Представляю. Если хочешь, однако, можешь орать. Что скажешь? Мне кажется, тебе станет лучше.
– «Станет легче»… Я же только что сказал тебе…
– Поняла-поняла, красавчик из комеди-клаба! Это же ирония! Знаешь, она нужна, когда хочешь поумничать и подшутить немного…
– Ты подшучиваешь только надо мной.
– А разве это не одно и то же? Я же продукт твоей сломанной психики, твоих подавленных желаний и твоей зацикленной сексуальности, значит…
– Сексуальность здесь совсем ни при чем.
– Конечно, совсем ни при чем! Однако надо же такому случиться, что ты не парня выбрал себе в друзья! Ты вообразил девушку и к тому же крутую телку. Не знаю, понятно ли объясняю.
– У тебя болезненное воображение, и ты выматываешь меня.
– Все твоя заслуга, головастик Фрейд[422]422
Зигмунд Фрейд (1856–1939) – австрийский психиатр, невропатолог, психолог и основатель психоанализа.
[Закрыть]. Так или иначе, напоминаю: завтра у тебя контрольная по истории искусств!
– Это я как раз не забыл.
– Эх, тебе нравится легко выигрывать! Хочется проверить, как оно пойдет, когда рука Манон окажется в твоих брюках… Ах, если бы не эта неоклассическая скромность!
– Давай уже о другом, пожалуйста!
– И о чем? Что на самом деле ты задумал? Не спать, пока не вернется комиссарша с поджатым хвостом и не признает, что ее план оказался дерьмом? И что она должна была послушать тебя?
– Примерно.
– Она никогда этого не сделает. Так что, по-моему, будет лучше, если начнешь складывать свои книги в коробки.
– А по-моему, нет.
– А по-моему, да. Game over[423]423
Игра окончена (англ.).
[Закрыть]. В воскресенье окажешься в веселом приюте, где Джессика и Октавиан ждут тебя с распростертыми объятиями. Ну а сейчас что будешь делать, уснешь?
– Да, разбуди меня через пару часов.
– Почему бы тебе не воспользоваться этим временем, чтобы принять душ? Скоро две недели, как ты не менял свитер и брюки.
– Но не воняю же – и ладно.
– Ага, как же! Я ведь обычная женщина с овуляцией и сопутствующими перепадами настроения. Спи-спи, так лучше!
Его будит звук открывающейся входной двери. Сонины шаги в коридоре, пока еще не разулась.
Прислушивается: выключатель на кухне, дверца холодильника. Снова шаги, и что-то тяжелое бухается на диван. Смотрит на часы: три сорок.
Встает и выходит из комнаты. В гостиной свет выключен, горит только на кухне, слегка подсвечивая и гостиную.
Соня сидит на диване, спиной к нему. Он видит ее голову и собранные в хвост волосы. Она уставилась в одну точку на стене, где ничего нет.
– Все на хрен провалилось, – говорит она, словно обращаясь к этой стене. – Он пронюхал о засаде и не явился. План оказался дерьмом, и нас надули. Надо было тебя послушать.
Оливо знает: она не оборачивается, потому что в машине по дороге домой, пока никто не видит, плакала. А если плакала, значит тонкие карандашные линии под глазами, которые Соня рисует каждое утро, размазались.
– Ты еще готов помогать нам? – спрашивает.
– А ты уверена, что хочешь этого?
– Да, – отвечает она навзрыд. – Нужна твоя помощь и ящик белого вина. А ты?
– Что?
– Еще хочешь помочь?
– После того, как сегодня утром ты не оставила мне пять чупа-чупсов?
Соня вытирает глаза тыльной стороной ладони.
– Засранец! – Смеется.
Оливо понимает, что стоит в одной пижаме, которую носит с восьми лет. Поворачивается и уходит в комнату.
26
Элиза Баллот, сделав по-быстрому перекличку и заполнив электронный журнал, раздает сочинения. Ребята написали их вчера, но никто не удивлен: Баллот всегда тратит на проверку лишь один день.
Насколько быстра проверка, настолько символичен похожий на исповедь ритуал возврата. Автор сочинения подходит к кафедре, секретно перешептывается с профессором, получает советы, замечания, комментарии, что-то объясняет сам и выслушивает ее объяснения, спрашивает и удостаивается ответа и только потом возвращается на место.
Серафин получила, как всегда, семь, Франческо – семь с половиной, Матильда – шесть с половиной. Валерия – семь, потому что хоть и шалава, но не дура. Ее же заместительница, напротив, получает пять с половиной, потому что скорее дура, чем шалава. Наступает очередь Оливо.
Он подходит к кафедре. Его сочинение, почти без правок, лежит перед Элизой Баллот. Он видит вблизи немного раскосые глаза профессора, каштановые волосы, короткую прическу с ниспадающей на лицо длинной прядью волос.
– Ты единственный, кто выбрал тему о Фосколо, – говорит она.
– Угу.
Она листает сочинение, словно плохо помнит, о чем оно.
– Знаешь, в чем сложность этой темы? В том, что это сочинение не о Фосколо, а сочинение, написанное самим Фосколо. Гусиное перо, бумага того времени, и можно было бы считать, что это одно из его писем об утраченной Родине.
– О’кей.
– Нет, Оливо. Это больше, чем о’кей. Это поразительное, необычайное, впечатляющее сочинение. Я думала, что боль от утраты «святых берегов, где мое мальчишеское тело покоилось», нечто такое, что никто из вас не сможет понять и ощутить как собственную боль, но я ошибалась. Возможно, когда-нибудь ты расскажешь мне, что заставило тебя покинуть твой Закинтос[424]424
Закинтос – остров в Греции, где родился и провел детские годы Уго Фосколо.
[Закрыть]. Когда захочешь. В другом сочинении, может быть. Я уменьшила твою оценку на половину балла только для того, чтобы у тебя не пропало желание сделать это.
Оливо возвращается на место, кладет сочинение на парту. Серафин прикасается лбом к плечу Оливо, который уже завладел соседней с ней партой. С другой стороны то же самое делает Матильда. Франческо тянет свою огромную, крепкую руку и тоже кладет ладонь ему на плечо. Таким образом они отмечают девять с половиной – оценку, которую Баллот не ставила еще никому и никогда.
И тут кто-то стучит в дверь.
– Войдите, – произносит Элиза Баллот.
Дверь открывается, и на пороге появляется уборщица.
– Просили передать… – Она смотрит в листок и читает: – «Оливо Деперо, ты должен срочно уйти по семейным делам. Твоя тетя ждет тебя на парковке. Разрешение директора уже получено».
Оливо пытается сообразить, что бы это значило, но в голову ему приходит только одно: судья приостановил временную опеку Сони Спирлари и потребовал его немедленного возвращения в приют.
Он забирает свое сочинение и свои немногие вещи и поднимается. Прощай, контрольная по истории искусств на третьем уроке. Тем временем Серафин пишет что-то на листке и засовывает ему в карман куртки:
– Мой номер телефона. Позвони потом, о’кей?
Оливо выходит из-за парты, зная, что не позвонит ей, возможно, даже больше никогда не увидит ее.
Идет по коридору мимо одноклассников к выходу и встречается глазами с Валерией, которая как раз старалась поймать его взгляд. Девчонка без всякой иронии показывает ему поднятый вверх большой палец. Наверное, Гус рассказал ей, как было дело, и она благодарит его за то, что не проболтался. Быть может, как знать? Теперь Оливо заботит совсем другое.
И, размышляя об этом другом, он спускается по лестнице и выходит в вестибюль. За стеклянными дверями его ждет серый «гольф» с затемненными стеклами. Оливо садится в него.
Флавио – хмурый, еще больше, чем вчера.
– Похититель снова объявился, – произносит, даже не поздоровавшись.
– Каким образом?
– Прислал подарок. – И отводит взгляд. – Очень плохой.
27
Коробка лежит на письменном столе в комнате для допросов, обернута в прозрачный пакет для сбора улик. Сверху бирка с датой и временем.
По размеру напоминает упаковку от мобильника, только из грубого картона, как из «Амазона», но без надписи «Амазон». Такая совершенно безобидная коробочка, если бы в ней не нашли то, что нашли.
– Узнают, что я показала тебе это, – сразу отберут удостоверение полицейского, – говорит комиссарша Соня Спирлари.
Наверное, поэтому Флавио и припарковал машину на заднем дворе и Оливо пришлось подниматься по пожарной лестнице на четвертый этаж – чтобы незамеченным спуститься оттуда на третий. Ведь если бы прошел через вестибюль, поднялся на лифте и продефилировал перед полицейскими, они бы точно задумались, что опять делает в управлении этот полоумный парень в такой щекотливый момент?
– Снова был звонок про пакет, – говорит Флавио. – Все так же в пять сорок пять утра, но на этот раз позвонили в бар на другом конце рыночной площади. Наверняка подумали, что прежний телефон в прежнем баре прослушивается, – на самом деле так оно и есть. Мужчина с грудным, низким голосом, видимо тот же самый, велел бариста передать полицейским, что приготовил для них подарок в благодарность за их любезность. Они найдут его под одной из скамеек в парке Валентино, в японском саду.
Соня потирает лоб костяшками пальцев.
– Мы сразу поняли, что это он. В газеты ни слова не просочилось о выкупе и шантаже. Только похититель был в курсе, что происходило вчера вечером в том подземелье.
Оливо склоняется над коробкой.
– Криминалисты уже взяли пробы, – предваряет его вопрос Флавио. – Снаружи никаких отпечатков пальцев и никаких следов ДНК. Они изучают небольшие пятнышки крови, которые нашли внутри и на письме.
– Можно посмотреть письмо?
Флавио достает из папки лист А4, он тоже в защитном прозрачном пакете для сбора улик. Все те же вырезанные и приклеенные буквы, что и на вчерашнем образце. На бумаге, однако, видны какие-то темные разводы. Кровавые.
«Предоставляю вам вторую попытку. Последнюю. Сегодня вечером – 300 тысяч за каждого в купюрах по 500. То же место и время. Та же непромокаемая аквалангистская сумка размером 50 × 30 и высотой 20 см в воде с привязанной к ней доской для плавания. Все как вчера, но на этот раз в сумке должны быть деньги и никого из вас не должно быть в подземной галерее. В противном случае завтра найдете не пакет, а четыре трупа».
– Это значит, – заключает Флавио, – что вчера вечером похититель видел нас в том туннеле, а мы его нет. Мы не можем понять, как такое возможно. – О-о-ох! наконец-то! Хоть кто-то признает, что от проблемы не избавиться с помощью глазных капель, не знаю, понятно ли объясняю!
Оливо переводит взгляд на небольшую прочную голубую сумку-холодильник, которая стоит рядом с пакетом, очень похожую на те, что заполняют льдом, чтобы охлаждать напитки на пляже.
– Можно посмотреть? – спрашивает.
– В лаборатории сделали фото с большим увеличением и хорошим разрешением, – отвечает Флавио. – Видно лучше и не так отпугивает.
– Я бы хотел посмотреть оригинал.
– Они упакованы в пакеты, лежат во льду, – все еще пытается разубедить его Соня. – Вскоре их заберут на анализы.
– Мне хватит двух минут.
Соня Спирлари переглядывается со своим заместителем. Это серьезное решение. Они рискуют местом. Но рискуют и в том случае, если ребята не вернутся домой.
– Давай по-быстрому, – говорит Соня.
Флавио открывает крышку, и изнутри поднимается тоненький дымок. На кусках сухого льда лежат четыре прозрачных пластиковых пакетика.
– Можно потрогать? – спрашивает Оливо.
– Да, но не открывай.
Оливо берет первый пакетик и подносит к глазам. Палец небольшой, почти весь покрыт темной татуировкой, был отсечен одним точным движением. Он поворачивает пакетик, чтобы рассмотреть содержимое со всех сторон.
– Это точно их?
Соня отодвигается и, скрестив на груди руки, смотрит в упор куда-то под стол. Она все утро разглядывает эти четыре пальца, но вместо того, чтобы привыкнуть к этому зрелищу, каждый раз страдает еще больше.
– У нас есть совпадения по ДНК. Это мизинцы Федерико Джерачи, Элены Гацци, Райана Дюбуа и Марии Дзеннаро. Все отсечены одним и тем же лезвием – хорошо заточенным скальпелем. И чернила для татуировки одинаковые.
Оливо внимательно рассматривает сине-черные чернила, которые почти целиком покрывают пальцы. Татуировщик оставил не закрашенными лишь небольшие просветы на закругленных кончиках пальцев, где кожа уже была пожелтевшей.
– Когда была сделана татуировка?
Соня Спирлари тяжело вздыхает:
– Ни у кого из них не было раньше татуировок, значит после похищения. По первому осмотру видно, что цвет чернил немного различается, значит преступник делал им татуировки по очереди – по мере того как похищал. Если это подтвердят анализы криминалистов, можно было бы считать, что ублюдок с самого начала задумывал прислать нам этот… «подарок».
Оливо кладет на стол последний пакет. Представляет мальчишек и девчонок, которым принадлежали эти пальцы. Представляет тот момент, когда были отделены эти части, превращенные в то, что они изучают теперь: кусочки плоти, улики, предметы исследования криминалистов, может быть, последняя возможность найти их живыми.
Флавио закрывает контейнер. Пару минут они молча посматривают на пакетик, письмо и сумку-холодильник.
– В прошлый раз, когда мы вышли из этого кабинета, я приняла решение, – говорит Соня, – и оно было ошибочным. Так что, если у тебя есть какое-нибудь предложение, мы готовы тебя выслушать.
Оливо почесывает голову, вернее, шапочку, затем смотрит на часы на стене. Десять часов семнадцать минут, до передачи денег меньше тринадцати часов.
– Родители уже знают о пальцах?
– Нет.
– А о том, что сумма возросла до трехсот тысяч?
– Конечно нет.
– Скажите им об этом.
– Хорошо, – говорит Соня, – а потом?
– Следуйте инструкциям похитителя.
– С какими деньгами? Миллион двести тысяч евро к вечеру эти семьи уж точно никак не соберут.
Оливо достает из кармана три небольших листочка, исписанных в несколько строчек его печатным детским почерком, и передает первый из них Соне:
– Шарль Дюбуа, отец Райана, незаконно одалживает деньги под проценты азартным игрокам – завсегдатаям казино, нелегальных и частных игорных домов. Инвестиционная компания – это только прикрытие его ростовщической деятельности. Четыре года назад Джанфранко Джерачи, отец Федерико, из-за пагубной привычки играть потерял ресторан и все семейные сбережения – но это вы уже знаете. Шарль Дюбуа одолжил тогда ему достаточно денег, чтобы он смог погасить свои долги, и с тех пор берет с него долю с выручки ресторана – думаю, пятьдесят или шестьдесят процентов. По сути, за три года он вытянул из семейства Джерачи четыреста тысяч евро. Здесь вот некоторая информация о платежах и справка из больницы, где Джерачи оказался, после того как головорезы Шарля Дюбуа сломали ему руку. Так они убедили его, что лучше – платить. Теперь, когда вы знаете, что эти двое повязаны, я сказал бы, что Шарль Дюбуа будет рад прибавить к своей части выкупа долю Джерачи, лишь бы только на него не донесли.
Соня неуверенно берет справку и листок с цифрами с таким видом, будто они весят тонну.
– А семьи Дзеннаро и Гацца во всем этом завязаны?
– Нисколько, – отвечает Оливо.
– Тогда где они найдут деньги?
– Мать Элены Гацци, как вы знаете, дочь знаменитого подпольного торговца антиквариатом. Его дважды арестовывали, последний раз в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. Он был посредником между черными копателями в центральной Италии, специализирующимися на этрусских находках, и коллекционерами по всему миру. Во время ареста у него нашли каталог более чем трехсот предметов, подготовленных для продажи в Швейцарию, Америку, Китай и Эмираты. Почти все они были изъяты, но двадцать шесть амфор и ваз из красной глины огромнейшей стоимости так и не были обнаружены. Он умер в две тысячи шестнадцатом году, и у него осталась одна-единственная дочь – мать Элены. Любопытно, что профессор университета располагает хранилищем в полуподвале, но контракт на его аренду составлен на имя прислуги-перуанки. И в этом хранилище установлена система сигнализации и бронированная дверь за семьдесят тысяч евро. Причины могут быть только две: либо женщина продала те ненайденные предметы за бешеные деньги наличными, которые хранит в этом подвале, или там, внутри, как раз и находятся двадцать шесть пропавших этрусских экспонатов. Я дилетант, но думаю, что, используя старые связи отца, она может продать небольшую часть этих сокровищ и через несколько часов иметь на руках необходимую для выкупа сумму. А остальное передать в руки полицейских, занимающихся поиском утраченных предметов искусства и охраной культурного наследия, в виде жеста доброй воли, чтобы ее не посадили за их сокрытие. Вот адрес арендованного подвала.
Соня протягивает руку и берет еще один лист.
– Не представляю даже, что в таком случае ожидать от Марии Дзеннаро, – говорит она.
– Ее зовут не Мария Дзеннаро, а Мария Ассунта Дзеннарино. Предполагаю, вам это известно, хотя мне вы об этом не сообщили. Следовательно, информация секретная. Отец Марии на самом деле Колозимо Дзеннарино – бывший бухгалтер клана каморры[425]425
Каморра – неаполитанская преступная структура, аналогичная мафии.
[Закрыть], семьи Ликкамано, обгоревшие останки которого были найдены лет десять тому назад в сожженной машине в окрестностях Казерты[426]426
Казерта – город в итальянском регионе Кампания, в 22 км к северу от Неаполя.
[Закрыть]. Все думали, что это месть, ведь мужчина предал семью, попытавшись удрать с их деньгами. Деньги, однако, так никогда и не нашли, а мать Марии, после переезда на север страны и смены фамилии, получает каждый месяц те самые почтовые отправления от загадочного аргентинского дяди. Думаю, если синьора позвонит этому дядюшке, которого зовут Толомео Брунори, и пригрозит рассказать всем, кем он является на самом деле, то через несколько часов на ее счету появятся триста тысяч евро. – Протягивает Соне последний лист. – Здесь на всякий случай адрес и телефон Толомео Брунори в Буэнос-Айресе. Кстати, кажется, свидетельства о рождении на его имя не существует.
Флавио пододвигает один из двух стоящих рядом стульев к столу и садится. Соня словно замерла, застыла с тремя листами бумаги в руках. Оба тем не менее понимают, что должны действовать. И немедленно.
– Как ты разузнал все это? – спрашивает она.
– Так же, как всегда, – отвечает Оливо, доставая из кармана один из десяти чупа-чупсов, найденных утром на столе. – Не знаю.
