Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Чертова древняя кошка, в любом случае, при последнем издыхании, но она все еще рассматривала ее смерть как подозрительную. Для тебя это паранойя. Данни-Джо недооценила как любовь Киззи к животному, так и ее глубоко укоренившуюся паранойю. Теперь у нее появилась потенциальная проблема. Кажется, бывший старик постоянно угрожал убить чертову тварь, и поэтому, естественно, внезапная кончина Эсмеральды вызвала тревогу. Черт. В этом и была особенность спонтанных решений: ты мог все обдумать только после события, когда было уже слишком поздно сожалеть. Не то чтобы она сожалела, что избавила эту паршивую старую могги от ее страданий, но она не хотела, чтобы полиция приходила к ее двери и что-то вынюхивала, по крайней мере пока, это не входило в ее планы. Тем не менее, прошло уже несколько дней, а в дверь так и не постучали, и Киззи больше не упоминала об этом, так что, возможно, теперь, когда ее первоначальный гнев утих и сменился скорбью, она забыла об этом. Киззи бывала в ее квартире чаще, чем когда-либо, приносила водянистый домашний суп и заглядывала на чашечку чая и выразить сочувствие. Она даже запланировала похороны своего пушистого друга, на которых Данни-Джо согласилась присутствовать, чем бесконечно порадовала Киззи.

«Ты такой хороший друг», – сказала она, схватив Данни-Джо за руку, когда та стояла на кухне. – «Ты был так добр ко мне из-за Эсмеральды». Киззи обняла ее и крепко прижала к себе. Она была теплой, и от ее кожи исходил характерный запах молока и ванили, который был одновременно успокаивающим и отталкивающим в равной степени. И все же это было странно приятно, такой тесный человеческий контакт. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ее обнимали несексуальным образом.

«Хотела бы я, чтобы у меня была такая дочь, как ты», – сказала ей Киззи, когда они уютно устроились на диване позже тем вечером. «Твоей собственной матери повезло, что у нее такая заботливая дочь. Ты часто с ней видишься?»

Она опустила голову, позволив ей упасть на плечо Киззи и на мягкость ее старого кардигана, потертой горчичной вещи, которая выглядела и пахла так, словно ее нужно было постирать в горячей стирке, но, тем не менее, успокаивала. Она расскажет ей. Какая разница? Киззи унесет свои секреты с собой в могилу.

«Мама умерла», – сказала Данни-Джо. «Она умерла, когда я была маленькой девочкой, мне было восемь лет. Я едва помню ее… Хотя иногда мне кажется, что я слышу ее голос в своей голове, но запах ее кожи и волос… ее духи… и сказки, которые она читала мне перед сном… Я никогда их не забуду.»

Киззи напряглась. «Боже милостивый, бедняжка, я и не подозревала… Как ужасно для тебя.» Она посмотрела на нее сверху вниз грустными зелеными глазами, ее густые рыжие волосы слегка щекотали щеку. Она начала нежно гладить ее по волосам. Это успокаивало. «Что с ней случилось?»

«Мой отец убил ее», – сказала Данни-Джо и почувствовала, как Киззи вздрогнула под ней.

– Он убил твою мать? «ее голос повысился на несколько октав.

«Да. Но это так и не было доказано. Он так и не сел за это в тюрьму. Однажды я проснулся, а ее уже не было, просто так. Растворилась в воздухе. После того дня он удалил все следы ее присутствия из нашей жизни. Сжег каждый предмет одежды и все, что у нее было. Как будто ее никогда и не существовало.» По напряженным мышцам Киззи и языку тела она могла сказать, что та была в ужасе.

«О, Данни-Джо, это действительно ужасно, дорогая, мне очень, очень жаль. Я понятия не имел, что ты пережила такую трагедию».

«Я знала, что он каким-то образом несет за это ответственность, – сказала она, не обращая внимания на чувства своей соседки. – Мама никогда бы меня не бросила. Она любила меня. Я знаю, что она это сделала. Она мне рассказала.

Тогда Киззи начала плакать. Она так легко расстраивалась, как будто открывала кран». О, она бы так гордилась той молодой женщиной, которой ты стала, поверь мне, «сказала она с неподдельной убежденностью, продолжая гладить волосы Данни-Джо, теперь немного быстрее.

«Да, я думаю, она была бы…

«А что случилось с твоим отцом?»

Она слабо улыбнулась при упоминании о нем, хотя Киззи этого бы не заметила. «Я стала мамой после того, как она ушла, после того, как он убил ее… все ее обязанности стали моими…» Ее голос затих.

«Все они? Голос Киззи дрожал.

Она вздохнула у себя на коленях, но в основном для эффекта. «Я заняла ее место на кухне, ходила по магазинам, готовила, убирала… Я была сиделкой у своего отца, и когда я стала достаточно взрослой, чтобы работать, я оплачивала счета. Поглаживания Киззи перестали быть успокаивающими и стали раздражающими. Ей захотелось отрезать себе руку, представив выражение шока и удивления на своем лице, когда артериальная кровь безжалостно хлещет из свежего обрубка.

«А как насчет в… в спальне?» Голос Киззи был тихим шепотом, как будто она не хотела задавать этот вопрос, но чувствовала себя обязанной узнать.

«Да, «ответила Данни-Джо как ни в чем не бывало, – я стала его женой во всех смыслах этого слова».

Киззи схватила ее, крепко обняла и прошептала: «Нет… нет»… О, Данни-Джо, мне так жаль…

На короткое мгновение она сама почувствовала, что вот-вот расплачется. Кроме терапевтов и врачей больницы, она никому не рассказывала о зверствах своего детства. Лежа на коленях у своей соседки, она как будто обсуждала кого-то другого. Она не чувствовала никакого эмоционального отклика, никакой реакции, ничего. Только холодную пустоту, которую она не могла до конца понять. Все, что она знала, сейчас больше, чем когда-либо, это то, что она должна убить Киззи.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

«Извините, я опоздала», – говорит она, врываясь в комнату и сразу же снимая пальто. «У меня возникли проблемы с моей соседкой, пришлось ей кое с чем помочь».

На улице шел дождь; я вижу капли на ее пальто и несколько в волосах, и я чувствую его запах. Я люблю запах дождя; он навевает воспоминания и заставляет меня думать о Рейчел. Но опять же, большинство вещей заставляют меня думать о ней.

«Ужасная погода, – говорит она, – на самом деле дерьмовая»… Я только что вымыла голову. Она поднимает брови, которые отличаются по цвету от ее мелированных волос и немного кустистые. Мне нравится буши.

«Хорошо проделанная работа», – говорю я, имея в виду ее волосы. Я мог бы сказать, что это выглядит мило, но это кажется слишком дерзким и может навести ее на мысль, что ее слова прозвучали так, будто она напрашивалась на комплимент; я не думаю, что это было на самом деле.

Однако она улыбается, и это озаряет все ее лицо.

«Ты давно здесь?»

Я качаю головой». Вовсе нет. Могу я предложить тебе кофе?

«Мммм, пожалуйста. Латте с миндальным сиропом было бы чудесно». Она лезет в сумочку, шаркает в поисках кошелька.

«Я удивлен, что ты можешь там что-то найти», – шучу я, и она смеется.

«Я женщина, «пожимает она плечами, «мне нужны вещи. На всякий случай».

«На случай чего?»

«На всякий случай», – говорит она, продолжая рыться в вещах. Это напоминает мне сумку на записи камер видеонаблюдения, большую, в форме ведра, «тотализатор», как назвал ее Дэвис.

«Хорошая сумка, – замечаю я, – дизайнерская»?

«Спасибо, «сияет она, «подарок на день рождения несколько лет назад. Подруга купила его мне из Таиланда. Хотя, признаюсь, я не могу быть уверена в его подлинности. Она привезла несколько штук в качестве подарков. Мне это нравится, я могу вложить в это все свои ши– все свои вещи.»

«Это мило», – говорю я. «Они в моде, не так ли?» Я морщусь. Я говорю как мой отец.

Она бросает на меня озадаченный взгляд.

«Тогда этот кофе…»

Я направляюсь к стойке. Я представляю, как она смотрит на меня сзади, и мне интересно, о чем она думает теперь, когда увидела меня лично, помимо того факта, что я придурок, который ведет светскую беседу о сумочках. Я не слишком задумывалась о том, как одеться для нашей встречи, просто потому, что не могла; мне не была предоставлена роскошь промедления, что, может быть, и к лучшему. Я пришел прямо с поличным, и мне нужно отвлечься от дела Бакстера, от плюшевых мишек и отчетов судмедэкспертов, камер видеонаблюдения, результатов вскрытия и тупиковых зацепок. Мне нужна полная остановка для отвлечения внимания, либо это, либо настоящий перерыв. Итак, я одет в свой рабочий костюм: простая рубашка и черные облегающие брюки, кожаная куртка; кажется, они называют это «smart casual», кто бы они ни были, я полагаю, полиция моды. Однако перед уходом я немного привела себя в порядок в ванной, почистила зубы и побрызгала немного Bleu de Chanel, которые храню в мешочке для умывания в ящике моего стола. Это было лучшее, что я мог сделать.

Мое сердце бьется немного быстрее, чем обычно, когда я делаю заказ у перегруженного работой и низкооплачиваемого бариста. Я не совсем уверен, почему. У меня не было учащенного сердцебиения, когда я встретил Кин Шерл, или на двух других свиданиях, если их можно так назвать, поэтому мне интересно, нравится ли она мне подсознательно. Она очень хорошенькая. Я помню, как впервые встретил Рейч; она работала в ресторане за углом от того места, где я раньше жил, и мы шутили о том, что были так близки друг к другу все то время, пока наши судьбы не столкнулись. Это было тайское заведение, Gili's, на самом деле элитный фастфуд. И, как и ее, сегодня его там больше нет. Она была шеф-поваром. Мой заказ был перепутан, и она вышла из кухни, чтобы лично извиниться. Это была Рейч – профессионалка, и она никогда не боялась признаться, когда заводилась. В тот момент я немного разозлился, потому что обслуживание было медленным, а потом принесли не ту тарелку… но в тот момент, когда она подошла к столу, что ж, я все равно не из тех, кто жалуется в ресторанах, если только это не действительно ужасно и неизбежно, потому что повара – безжалостная, но чувствительная кучка ублюдков, и я всегда думаю, что они сделают что-нибудь ужасное с вашей едой, если вы поднимете шум. Я полагаю, это был один из тех моментов, когда взгляды встретились, из тех, что существуют только в фильмах, книгах и песнях, из тех моментов, которые, как ты знаешь, на самом деле не случаются в реальной жизни. Только это так: это произошло. И это случилось со мной. Я не могу объяснить это лучше, чем это, и когда я пытаюсь, это звучит слащаво и выворачивает желудок, и я представляю, как люди стонут и имитируют, как засовывают два пальца себе в горло. Но вот как это случилось. Я посмотрел на ее лицо, и все было кончено. Это странное чувство, когда ты встречаешь человека и знаешь, каким-то образом, глубоко внутри, на уровне, который ни один из вас не может постичь, что ты должен был любить его. Я знал все о странных совпадениях и иронии времени благодаря своей работе, но я никогда не верил в судьбу, ни до апреля 2003 года, ни до того дня. Я занимался с ней любовью той же ночью; Я обычно подшучивал над ней по поводу того, как быстро я снял с нее трусики, нечестно с моей стороны, я знаю, определенно двойные стандарты. Но это была всего лишь игра, и она это знала. Рейчел не была неразборчивой в связях, ее мораль была жесткой, ее границы четко установлены. Это просто было логическим завершением судьбы. Мы встретились, влюбились с первого взгляда, легли вместе в постель той же ночью, и она никогда не уходила. Ни один из нас никогда не стеснялся признавать это; мы никогда не подвергали цензуре нашу историю. Вот как это произошло.

Измученный бариста пододвигает кофе в мою сторону, и я принимаю инстинктивное решение не рассказывать своему «кавалеру», чем я зарабатываю на жизнь. По крайней мере, пока.

Она делает глоток кофе, слизывая молочную пену со своих бледных губ. Ее волосы отличаются от тех, что были на фотографии в профиле; они темнее, возможно, короче. Она смотрит на меня поверх своей кофейной чашки, опустив глаза, и говорит: «Может, выпьем кофе и пойдем выпьем чего-нибудь покрепче?»

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Ее зовут Флоренс Уильямс, но друзья называют ее Флорри или иногда просто Фло, если их это не беспокоит, потому что это немного перебор, так что она все равно говорит. Мать назвала ее в честь итальянского города, где она была зачата. Она никогда там не была, но надеется однажды побывать. Ей тридцать два, она родилась в больнице Святого Георгия и выросла в Клэпхеме, хотя ее акцент звучит скорее как акцент Родных графств, чем Южного Лондона, чему я рад, должен сказать. Не то чтобы с акцентом что-то не так, тем более с лондонским, но мне нравятся женщины, которые хорошо говорят. У Рейчел был красивый голос, иногда почти музыкальный, а ее смех напоминал мне перезвон колокольчиков на ветру, звонкий и заразительный. Рейч много смеялась, мы обе смеялись вместе. Она также отлично разбиралась в акцентах. Брамми, Скоуз, Манк, шотландка, Джорди, американка, австралийка, ирландка, валлийка – называйте как хотите, она могла это сделать. Я не разбираюсь в акцентах, мои попытки всегда заканчиваются тем, что звучат как странный гибрид индийского и австралийского.

Флоренс тоже хороша в акцентах, особенно ирландском и американском, что она прекрасно демонстрирует мне, заставляя меня смеяться. Она тоже не боится посмеяться над собой, и это хорошо, потому что я тоже, хотя, по общему признанию, часто это происходит по умолчанию.

Она учится на актрису, отсюда, я полагаю, и акцент, и я слушаю, как она рассказывает о курсе, который она посещает, и о том, почему она выбрала такую профессию. Раньше она работала секретарем по правовым вопросам, но ей наскучила рутинная работа с девяти до пяти, и, почувствовав, что в жизни есть нечто большее, она решила следовать своим детским амбициям. Я говорю ей, что, по-моему, это довольно круто, и она, кажется, довольна. Ее носик немного морщится, когда она оживляется, что мне тоже вроде как нравится. Она хорошо одета: темно-серые узкие джинсы с заниженной талией, свободная белая футболка и куртка в стиле блейзера с кожаными вставками на воротнике. Немного сдержанный, но в то же время довольно модный. Хотя байкерские ботинки украли его для меня. Я обожаю девушек в байкерских ботинках. Рейчел жила в своих. Мне особенно нравилось, когда она надевала их с красивыми летними платьями в цветочек; женственные, с жестким краем. Это была Рейч.

«И так, чем ты занимаешься, Дэниел?»

Флоренс называет меня Дэниелом, и я улыбаюсь, потому что никто не называет меня так, во всяком случае, с тех пор, как умерла мама. Даже старик называет меня Дэном или Дэнни, когда выпьет виски и становится сентиментальным, что случается нечасто. Облокотившись на стол, она делает глоток своего «Капитана Моргана» с кока-колой. Она уверена в себе, но не до такой степени, чтобы это перерастало в высокомерие, и она невероятно хорошенькая. Я думаю, она могла бы постоять за себя с парнями в участке. Что-то в ее лице кажется знакомым, хотя мы никогда раньше не встречались. Я принимаю это за хороший знак.

«Я работаю в архитектуре, веду свой бизнес, это и близко не так увлекательно, как актерство», – говорю я. Не знаю, почему я лгу, но это так – я имею в виду архитектуру! Господи, я даже не могу собрать модель Lego. Я просто не хочу рисковать и что-нибудь испортить, потому что, как только я разыгрываю медную карту с женщиной, атмосфера почти всегда меняется. Я больше не Дэн Райли, я инспектор полиции Дэн Райли, и тогда посыпаются вопросы; дела, над которыми я работал; мрачные подробности убийств и насильников. Я не хочу говорить о работе; Я хочу немного поговорить о ней и о себе. Я хочу, чтобы обо мне судили по тому, какой я человек, а не по работе, которую я выполняю, по крайней мере, пока. Рэйчел никогда особо не расспрашивала меня о моей работе, она позволяла мне говорить, когда я был готов и хотел этого. Не то чтобы ей было неинтересно, но она знала, что для меня, для нас, было нечто большее, чем моя работа по поимке преступников. Даже в сложных случаях, когда ты становишься эмоционально вовлеченным, она не настаивала на деталях, но всегда знала, когда меня что-то беспокоило. Она чувствовала мое беспокойство, оно проявлялось в ее прикосновении, нежном поглаживании руки или лица, она готовила любимое блюдо или ставила любимый компакт-диск или фильм, не говоря ни слова. Я любил ее за это. На самом деле за все.

«Городской пройдоха, да?»

«Вряд ли». Я улыбаюсь, и она улыбается в ответ.

«Ты увлекаешься фильмами?»

«Медвежье дерьмо делает свои дела в лесу? Моя девушка говорила, что я по ним ходячая энциклопедия… Немного зануда, знаете, по мелочам и…

– Твоя девушка?

Она все еще улыбается, произнося это, и я внезапно понимаю, что я сказал, как это, должно быть, прозвучало. Я не собирался рассказывать ей о Рейчел. Я не упоминала об этом никому другому, не в последнюю очередь на первом свидании, но сейчас я допустила ошибку, так что чувствую, что должна объясниться.

«Прости», – извиняюсь я, делая глоток своего Джека с колой; сингл, официально я все еще на службе. «Это прозвучало не так, как должно было звучать». Я рою себе яму побольше, а она наблюдает за моими корчами со смесью жалости и юмора. «У меня нет девушки, поэтому я сижу здесь и разговариваю с тобой…» Я ерзаю на своем месте. «Хотя, очевидно, у меня были девушки, – добавляю я, – знаешь, раньше… Ты не первая», – смеюсь я. «Не то чтобы я утверждал, что ты моя девушка», я просто болтаю. Я чувствую себя косноязычным рядом с этой девушкой, и это меня немного пугает. Я имею в виду, что зарабатываю на жизнь, задавая вопросы; я знаю, как разговаривать с людьми, это большая часть моей работы, и я довольно хорошо с ней справляюсь. Так и должно быть – у меня было достаточно практики, но я испытываю здесь трудности и чувствую, что начинаю краснеть, как полный придурок.

Она начинает смеяться, и я присоединяюсь к ней, смеясь над собой.

«Я был помолвлен»… Я был с женщиной долгое время, семь лет, но она умерла. Два года назад. Авария на мотоцикле.

Ну, это, конечно, убило смех.

«Господи, прости», – она касается моей руки пальцами, и я что-то чувствую. Это не совсем сексуально, но я предполагаю, что так оно и есть. «Как ее звали?»

«Рейчел, «говорю я.

«Сколько ей было лет, когда она… когда она умерла?»

«Тридцать три, ей исполнилось бы тридцать четыре через месяц после того, как ее убили».

«Боже, это вообще не возраст»… У тебя были какие-нибудь отношения с тех пор, как она… как она умерла? Прости, «извиняется она, – скажи мне заткнуться, если думаешь, что я сую нос не в свое дело, я… я просто…

«Все в порядке», – я тепло улыбаюсь ей. Люди никогда не знают, что сказать, когда ты говоришь об умерших людях, потерянных любимых. Они неизменно чувствуют, что сказали что-то не то. Но еще хуже, когда они вообще ничего не говорят.

«Вообще-то, ты первый человек, которого я встретил на этом сайте, во всяком случае, первый, кому я рассказал. Не очень-то приятно вспоминать о своей мертвой девушке, не так ли?»

Она улыбается мне немного грустно, и теперь я чувствую, что напрашиваюсь на сочувствие, которым на самом деле не являюсь. У меня было больше, чем достаточно. Мне не нужна жалость, тем более от хорошенькой незнакомки. Она, наверное, думает, что я охочусь за сочувствием. Боже Милостивый, все становится только хуже.

«И, отвечая на твой вопрос, нет… нет, я не встречался. Я не искал никого по-настоящему».

Она кивает.

«Так почему же сейчас?»

Это прямой вопрос, но я не могу дать ей прямой ответ, потому что сам точно не знаю. Ответить на этот вопрос должно быть легко, но у меня в голове все запутано, и я не уверен, что смогу сформулировать свои чувства, поэтому я говорю: «Наверное, мне одиноко», что выставляет меня неудачником. Но, по крайней мере, я сказал правду об одной вещи. «Я, конечно, скучаю по ней. Но я скучаю по компании и разговорам, по тому, как я слушаю музыку с кем-то, смотрю фильм, ужинаю, путешествую, разговариваю, смеюсь… ты знаешь простые, повседневные вещи… Я поднимаю взгляд на Флоренс и с улыбкой опускаю глаза. Она молчит, поэтому я снова смотрю на нее.

«Трогательно», – говорит она, глядя мне прямо в глаза, – «ты скучаешь по этому?»

Я громко сглатываю. Я этого не ожидал, но мы оба взрослые люди, так что, полагаю, это достаточно справедливый вопрос.

«Да, «говорю я, «я тоже по этому скучаю».

Она удерживает мой взгляд несколько секунд, а затем у меня звонит телефон.

«Черт, – говорю я и прикрываю рот рукой, и мы оба нервно смеемся». Извини. Я отвечаю. – Черт, – повторяю я». Обидчивый… Господи, «я смотрю на часы, «это вылетело у меня из головы.… Я уже в пути, «говорю я, вставая, чтобы уйти.

Она поднимает на меня взгляд, и на ее лице мелькает разочарование. Это заставляет меня чувствовать себя довольным, потому что, я предполагаю, это означает, что она не хочет, чтобы я уходил.

«Флоренс, мне действительно жаль», – говорю я. «Я совершенно забыла, что должна встретиться с коллегой.… Я должна была быть дома.… на деловой встрече», – объясняю я, сбивчиво. «Это действительно важно. Пожалуйста, прости меня? Мы можем повторить это? В другой раз? Возможно, я смогу пригласить тебя куда-нибудь поужинать, чтобы загладить вину?»

Она понимающе кивает.

«Думаю, в мире архитектуры сейчас много работы». Она улыбается, и ее лицо снова озаряется. У нее мегаваттная улыбка. «Поужинать было бы чудесно…» Она лезет в сумочку и достает ручку, прежде чем записать свои цифры на обратной стороне квитанции и вручить ее мне. Ее пальцы слегка касаются моих.

«Отлично, «говорю я, – это свидание»… ну, свидание, означающее, что это… ну, ты понимаешь, что я имею в виду…» Жаль, что у меня нет при себе пистолета, потому что прямо сейчас я бы направил его на себя. Можно с уверенностью сказать, что у меня катастрофически не хватает практики общения с женщинами, которые меня привлекают.

«Я буду на связи», – говорю я, что делает мой голос еще большим придурком, как будто она на прослушивании или что-то в этом роде, и поэтому я собираюсь уйти, пока не достиг точки невозврата. Я предполагаю, что она думает о том же, потому что она говорит: «Не звони нам, мы позвоним тебе, а?» хотя и с юмором.

«Серьезно, извини, – говорю я, – я наслаждался нашей беседой. Я действительно хотел бы увидеть тебя снова, если ты, конечно, захочешь?»

Она допивает остатки рома с колой и снова встречается со мной взглядом.

«Да, Дэниел, «говорит она со слабой улыбкой, «я бы очень этого хотела».