Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 286 (всего у книги 346 страниц)

«Я ее просто прикончу».

Пошла бы жаловаться администрации колледжа?

Как бы то ни было, Эмили ничего не успела предпринять. Если только…

Мысль появилась неожиданно, как холодная морская волна, незаметно подкравшаяся к голым ногам на пляже.

Если только она ее не прикончила.

Ханна отбрасывает догадку. Чушь! Эмили, возможно, затаила на Эйприл обиду, но убивать ее?

– Почему Эйприл так с ней обошлась? – спрашивает Ханна, глядя на Хью почти с мольбой в глазах. – Почему она так обидела Эмили?

– Ну-у… Я могу ошибаться… Возможно, Эйприл выдвинула Райану ультиматум, но результат обманул ее ожидания.

– Ты хочешь сказать…

– Я не знаю, – почти ласково отвечает Хью. Он накрывает ладонью руку Ханны. – Но то, как вы с Уиллом в конце смотрели друг на друга… В таком деле не требуется быть Фрейдом. А Эйприл умела хорошо разбираться в людях.

Ханну бросает сначала в жар, потом в холод.

– То есть ты знал? И Эйприл тоже знала?

– Вряд ли она знала. В ту последнюю неделю ситуация была очень напряженной. Возможно, Эйприл уже решила расстаться с Уиллом и выбросить его из головы. Но Райан…

– Райан не стал плясать под ее дудку, – задумчиво продолжает его мысль Ханна. – Потому что, хоть и крутил шашни с Эйприл, любил все-таки Эмили.

– Другой причины мне не приходит в голову, – пожимает плечами Хью. – Иначе зачем ей так отвратительно вести себя с Эмили? Они, конечно, недолюбливали друг друга, но серьезной вражды между ними не было. А последний розыгрыш Эйприл пахнет реальной ненавистью.

Ханна сидит, покусывая губу, пытаясь перенестись в прошлое. Насколько ей запомнилось, Эмили до последней вечеринки относилась к Эйприл вполне дружелюбно. А значит, она получила письмо не раньше, чем в субботу утром. Чтобы Эмили могла найти письмо утром, Эйприл должна была положить его в ячейку накануне, потратив пару дней на его написание и фальсификацию фирменного бланка. То есть вечером после премьеры, пока все пили в честь Эйприл, улыбались и возносили ей хвалу, она уже имела готовый план розыгрыша.

Ханна вспоминает о напряженности между Райаном и Эйприл, вежливые улыбки, зловещую перепалку с Уиллом… Неужели Эйприл обдумывала, как уязвить Эмили, улыбаясь, чокаясь с ней и приглашая на кофе? По-видимому, да. Другого объяснения не находится.

На мгновение к горлу Ханны подступает тошнота.

Потом ей приходит в голову кое-что еще. Если Эйприл так разозлилась на Эмили, которая провинилась лишь тем, что была девушкой Райана, то как ее должен был взбесить отказ Райана? Хватило бы у нее злости, чтобы подделать тест на беременность?

В таком случае Эйприл, вероятно, вовсе не была беременна на момент смерти?

С другой стороны, если она была беременна и отец еще не родившегося ребенка отверг ее, это могло объяснить ее злобную выходку в отношении Эмили.

О боже. Хватит шарахаться туда-сюда, гадать и домысливать. Надо найти того, кто реально знает, что больше всего занимало Эйприл в ту неделю. Вот только кто это может знать?

Еще час они по негласному уговору беседуют на другие темы. О ребенке. О делах на работе Уилла. Хью рассказывает смешные истории о пациентках, а Ханна – об эксцентричных покупателях. И только много позже, перед уходом, когда они оплачивают счет и Хью помогает Ханне надеть пальто, признание собеседника вдруг предстает перед ней в совершенно ином свете. От новой мысли из-за приступа тревоги и стыда узлом скручивает желудок, она замирает, не до конца продев руки в рукава пальто. Хью вежливо покашливает, чтобы вернуть ее к действительности.

Если Эйприл так разозлилась на Эмили, бедняжку Эмили, которая ничего ей не сделала, то насколько, должно быть, Эйприл возненавидела ту, что приглянулась Уиллу? Насколько враждебно она была настроена против Ханны?

После

Следующие несколько дней превратились в нескончаемый кошмар. Ханна запомнила только какие-то беспорядочные фрагменты.

Сначала топот бегущих ног, консьерж и персонал колледжа, поднимающиеся по лестнице. Хью, стоящий в коридоре и надтреснутым голосом уговаривающий: «Ее никто не должен трогать до прибытия полиции. Пожалуйста, ничего не трогайте в комнате».

Потом вой сирен, полицейские на лестничной площадке, синие мигалки патрульных машин, освещающих фарами здания на другой стороне Пелэм-стрит и высекающих блестки на спокойной, черной глади реки.

Полиция допрашивала Ханну до раннего утра, в конце концов ей вручили узел с ее вещами и разрешили переночевать в другой комнате в «Старом дворе». На следующий день опять допросы. Ей предоставили новую квартиру над галереями с качественной звукоизоляцией – ее рыдания предыдущей ночью не дали уснуть соседке. Приехали родители Ханны, она поплакала в объятиях матери, еще раз сменила пристанище – на раскладной диван в снятом матерью номере отеля. Колледж закрылся на летние каникулы, но Ханне и Хью не разрешили покидать Оксфорд.

Эмили, Райана и Уилла тоже допросили и отпустили по домам. Никто из них не попал под подозрение. Райан весь вечер провел в баре, его видело множество свидетелей, включая Ханну и Хью. Уилла вообще не было в колледже, он приехал из Сомерсета только в воскресенье утром. Эмили целый вечер провела в библиотеке, проверка ее студенческой карты показала, что она занималась там до одиннадцати вечера, только потом она вместе с другими студентками вышли посмотреть, что происходит и почему полицейские бегают по священному газону Нового двора.

Ханна и Хью – другое дело. Их не подозревали, но они были свидетелями. Это они обнаружили тело Эйприл, а Ханна не так давно жаловалась администрации колледжа на главного подозреваемого всего за несколько дней до смерти подруги.

Лежа без сна рядом со спавшей матерью, пытаясь восстановить в памяти события, размышляя о том, что она могла сделать иначе и что упустила, именно тогда Ханна начала делить свою жизнь на до и после.

До – все было прекрасно. После – все разбито.

* * *

Ханна видела родителей Эйприл всего один раз. Она выходила из полицейского участка, снова дав показания, когда мимо нее прошла высокая блондинка в гигантских солнечных очках и мужчина в обтягивающем внушительный живот сером костюме – лица каменные, суровые. Ханна не могла потом сказать, что подтолкнуло ее к этому, возможно, форма губ и подбородка женщины, но она достала телефон, погуглила родителей Эйприл Кларк-Кливден и быстро нашла их – мать Эйприл, Джейд Райдер-Кливден, и отца, Арнольда Кларка, бывшего банкира из Сити, ставшего частным инвестором.

На давних снимках мистер Кларк вылезал из такси, самодовольно улыбался или пожимал руки после выгодной сделки, миссис Кларк-Кливден входила в спа-салон или выходила из «Харродс», бросая в объектив колючие взгляды. Однако внимание Ханны привлекла недавняя фотография, явно сделанная после известия о смерти Эйприл. Пронырливый папарацци успел запечатлеть лица родителей, когда те торопились сесть в поданную машину. Они были похожи на людей, очутившихся в кошмарном сне, и Ханна прониклась к ним сочувствием, ведь и сама она в нем застряла.

Ей тут же захотелось побежать за родителями Эйприл, сказать им, как ей жаль их дочь, спросить о самочувствии, хотя порыв был откровенно глупым – каким, к черту, могло быть их самочувствие? Для родителей нет ничего страшнее смерти дочери.

Ханна не смогла заставить себя подойти к ним. Она застыла на месте, словно парализованная, и провожала пару взглядом, пока за ней не закрылась дверь полицейского участка.

И вот, десять лет спустя, Ханну вдруг разобрало любопытство. Что сейчас делают мистер и миссис Кларк-Кливден? Как мать Эйприл, о которой дочь отзывалась как о жалкой алкашке, пережила смерть своего ребенка? Настолько ли авторитарен и эгоистичен отец Эйприл? Оправился ли он от горя и продолжает ли делать деньги и управлять своими компаниями? Или мир перестал для него существовать?

Хью провожает Ханну до автобусной остановки, машет на прощанье, она смотрит на стоящую под дождем среди уличных огней фигуру друга, и ее терзают сомнения.

После

Сомнения не иссякают и на следующее утро. Ханна лежит под теплым одеялом рядом с Уиллом, думая об Эйприл, ее родителях и о разговоре с Хью накануне вечером.

Сегодня суббота, у мужа выходной. Ханна тихо, стараясь не разбудить его, поднимается с кровати, но Уилл тут же поворачивается к ней:

– Доброе утро.

Ханна замирает, оборачивается, ежится в ночной рубашке. В комнате прохладно, в воздухе пахнет зимой.

– Доброе утро, – неуверенно отвечает Ханна, все еще ощущая некоторое напряжение между ними после недавней ссоры. – Извини, я не хотела шуметь.

– Ничего страшного. – Уилл садится, протирает глаза. – В котором часу ты вернулась вчера вечером?

– Не поздно. Около десяти. Ты уже спал. Я решила не будить тебя.

После минутного молчания Уилл произносит:

– Извини, я вел себя по-хамски.

Ханна почти одновременно с ним говорит:

– Хочешь знать, о чем мы говорили с Хью?

Оба немного нервно смеются совпадению. Уилл покаянно улыбается:

– Честно? Не очень.

Ханна кивает. Муж не желает ворошить болезненные воспоминания. Она и сама не хотела к ним возвращаться последние десять лет. Однако смерть Невилла встряхнула ее и заставила думать иначе – почему, она до сих пор не в состоянии объяснить.

– Мне пора на работу, – напоминает Ханна. – Давай завтра весело проведем время. Погуляем у Трона Артура[498]498
  Трон Артура – одна из достопримечательностей Эдинбурга, холм высотой 251 метр, расположенный в Королевском парке Холируд.


[Закрыть]?

– Давай, – улыбается Уилл. Он явно стремится оставить позади размолвку, преодолеть боль, которую они причинили друг другу. – Я тебя не разлюбил.

– Я тебя тоже.

* * *

В автобусе по пути на работу Ханна проверяет почту. Подтверждение доставки заказанных в Интернете бюстгальтера и легинсов для беременных. Письмо из любимого ресторана с предложением купона, действующего до конца ноября.

Письмо от матери с темой «Выходные 12/13?»:

Вопрос по-быстрому: как насчет летучего визита 12–13-го? Я получила одежду, о которой тебе говорила, и хотела бы передать ее, пока ты не купила новую. Сокращаем расходы, ничего не выбрасываем, используем заново! Мама.

Ханна подавляет улыбку и собирается написать короткий ответ, как вдруг телефон посылает уведомление о получении нового электронного письма. При виде имени отправителя у Ханны все внутри переворачивается. Письмо от Джерайнта Уильямса. В теме всего одно слово – «Новости».

Забыв о сообщении для матери, Ханна, чувствуя, как дернулся в животе плод, открывает сообщение журналиста. Нервозность, как видно, действует и на нее, и на ребенка.

Уважаемая Ханна, надеюсь, у вас все хорошо, и наша беседа не слишком всколыхнула тяжелые воспоминания.

Я прошу прощения за то, что отправляю новое письмо, но вы просили сообщать вам, если я узнаю что-то новое, а я кое-что обнаружил. Или, вернее, кое-кого по имени Новембер Рейн. Мне кажется, вы должны с ней встретиться, поскольку она осведомлена о результатах вскрытия. Я нервничаю и боюсь сболтнуть лишнего в письме. Лучше вам все услышать из первых уст, ведь у вас, возможно, появятся вопросы.

Понимаю, что много прошу, но не могли бы вы сделать это сегодня? Дело в том, что Новембер живет в Лондоне. В данный момент она по работе находится в Эдинбурге, однако уже вечером возвращается домой. Возможно, сегодня – последний шанс увидеться с ней лицом к лицу, если вы не хотите ждать еще несколько месяцев.

Сообщите мне, пожалуйста, о вашем решении. Я тоже сегодня проведу весь день в Эдинбурге и мог бы выделить время для встречи. Новембер будет работать, но готова встретиться с вами в любое время до пяти вечера – потом ей надо будет ехать в аэропорт.

Прошу вас срочно ответить на мое письмо.

Джерайнт.

Черт! Ханна закрывает телефон и невидяще смотрит прямо перед собой, отчаянно грызя ногти. Черт! Джерайнт, пожалуй, не подозревает, как много он просит, и думает, что у нее, как почти у всех остальных, по субботам выходной. И все-таки появился шанс узнать, чем закончилось судебное следствие, была ли Эйприл действительно беременна, и, возможно, установить личность отца ребенка. Кстати, кто такая эта Новембер? Патологоанатом? Погуглить не получится. Слишком причудливое имя[499]499
  В буквальном переводе – Ноябрьский Дождь. Это также название популярной рок-баллады группы «Ганз-н-роузес».


[Закрыть], смахивает на прозвище трансвестита, хотя, конечно, патологоанатом могла родиться и в семье поклонников Эксла Роуза[500]500
  Фронтмен «Ганз-н-роузес».


[Закрыть]. И все же профессионалке больше подошло бы обращение «доктор Рейн». Имя Новембер намекает на дружеские или приятельские отношения. Может, она тоже журналист? Ханну бросает в дрожь. Не пытаются ли ее заманить на интервью, которое она не хочет давать?

«Привет, Джерайнт, – пишет в ответ Ханна, – вообще-то я сегодня работаю. Не могли бы вы объяснить немного подробнее? По какой причине разговор не может состояться по телефону? Ханна».

Выдержав паузу, она собирается вернуться к письму матери, когда приходит ответ:

Извините, Ханна. Я прекрасно вас понимаю, но у меня нет полной информации, так как она конфиденциальна. По-моему, Новембер хотела бы увидеться с вами и все объяснить лично. Ее тоже можно понять.

Ханна в раздражении закрывает глаза, однако у нее не остается выбора. Единственная альтернатива – отказ от встречи. А узнать результат вскрытия надо. Если Эйприл действительно была беременна, этот факт может все перевернуть с ног на голову. Какой смысл отталкивать Джерайнта, даже не встретившись с загадочной личностью?

Хорошо. Постараюсь встретиться с вами и Новембер перед обедом. Времени у меня будет в обрез – я смогу оставить напарницу в магазине лишь ненадолго. Назовите место. Желательно недалеко от книжного магазина. Ханна.

Сойдет. Если дело примет неприятный оборот, у нее будет железобетонный повод прекратить разговор и ретироваться. Надо еще договориться с Робин, однако по субботам покупателей до полудня бывает мало, а в одиннадцать каждую субботу приходит третья продавщица – Эйлис, она тоже умеет обращаться с кассой.

Ответ приходит, едва сообщение Ханны успело покинуть папку «Исходящие».

Отлично! В 11:30 вас устроит? Новембер остановилась в отеле «Гранд Каледония» неподалеку от Королевской Мили, можно там и встретиться. В фойе есть приличное кафе. Вам знакомо это место?

Ханна вскидывает бровь. Еще бы ей не знать «Гранд Каледонию»! В Эдинбурге вряд ли найдется отель дороже. Командированные журналисты в таких отелях не останавливаются. Джерайнт, например, смахивает на писаку, который скорее остановился бы в «Холидэй инн». Как бы то ни было, от магазина до отеля всего десять минут пешком, да и кафе у них, должно быть, классное.

«Устроит, – пишет она. – До встречи».

* * *

Робин уже в магазине, напарница первой открывает его по субботам, потому что в этот день работать допоздна очередь Ханны. Когда она говорит, что уйдет на обед пораньше, чтобы встретиться с одним знакомым за чашкой кофе, Робин лишь беспечно кивает.

– Конечно, никаких проблем. К тому времени придет Эйлис, мы вдвоем удержим форт. Можешь не торопиться.

День выдался скверный, льет дождь, посетителей мало, и в 11:30 Ханна берет пальто, зонтик и говорит Робин и Эйлис, что скоро вернется. Пока она шагает к улице Лонмаркет, дождь усиливается, в «Гранд Каледонию» она прибывает мокрой как мышь.

Стоя под позолоченной маркизой, Ханна дрожит от холода и отряхивает зонтик. Швейцар открывает перед Ханной огромную сверкающую дверь, и на мгновение она вдруг переносится в частный клуб в Оксфорде, где добряк швейцар предложил вызвать для нее такси на деньги папы Эйприл. Ханна зажмуривается. Лучше сейчас об этом не думать. Она уже жалеет, что согласилась прийти, не расспросив Джерайнта как следует.

– Позвольте взять ваш зонт, мадам? – спрашивает швейцар.

Ханна знает, что если отдаст его, то потом обязательно забудет, и отрицательно качает головой:

– Нет, спасибо. Я лучше оставлю его при себе. Хорошо?

– Разумеется.

Швейцар протягивает целлофановый рукав, и Ханна вкладывает в него зонт, мысленно отметив, что капать будет не столько с зонта, сколько с нее самой.

Фойе огромно, сплошь мрамор и позолота, и напоминает операционный зал банка. В центре с потолка свисает мощная люстра. По правую руку наверх ведет широкая изогнутая лестница. На ней происходит какая-то фотосессия – гигантский золоченый зонт отражает свет в сторону верхней площадки, где на фоне изящных перил стоит женщина, которую снимают.

– Отлично! – доносится до Ханны. – А теперь отклонитесь назад, держась за перила. Подбородок немного вперед.

Кафе примостилось под изгибом лестницы. Ханна идет по мраморному полу, с отвращением сознавая, что с плаща и крысиных хвостиков волос срываются капли воды. Свернув за выступ лестничной опоры, она видит за маленьким столиком Джерайнта, тыкающего пальцем в экран смартфона. Увидев ее, журналист вскакивает с радостным возгласом:

– Ханна! Спасибо, что пришли. Позвольте заказать вам кофе?

Ханна не торопится с ответом. Интуиция советует не принимать от Джерайнта никаких знаков внимания, с другой стороны, это он пригласил ее сюда, а главное, если заплатит не она, то ей не придется ждать, пока принесут счет, если вдруг захочется уйти побыстрее.

– Да, – наконец соглашается она. – Э-э… капучино без кофеина и, пожалуй, бискотто, если тут есть.

У нее слегка кружится голова. Мало сахара в крови? Гинеколог во время последнего приема предупреждала о такой вероятности и рекомендовала делать небольшие перекусы.

– Новембер только что прислала эсэмэску, – говорит Джерайнт. – Освободится через пять минут. Они уже сворачиваются. Ладно, пойду сделаю заказ. Через секунду вернусь.

Журналист уходит к стойке. Ханна же все еще задается вопросом, не зря ли ввязалась в эту историю.

Джерайнт возвращается с большущим стаканом зеленого сока и бискотто. Он останавливается и смотрит на кого-то за спиной Ханны.

– А-а! Превосходно. Теперь все на месте, – говорит он довольным тоном. – Ханна, это Новембер Рейн. Новембер, это Ханна де Шастэнь, в прошлом известная вам как Ханна Джонс.

Ханна встает, оборачивается и чувствует, как земля уходит из-под ног.

Перед ней стоит гибкая, невыразимо красивая и невероятно живая… Эйприл.

После

Ханна вот-вот упадет в обморок. Голова кружится, в ушах шумит. Она обеими руками хватается за край столика, пытаясь удержаться на ногах, внушить себе, что такого не может быть.

– Ханна? – доносится озабоченный голос Джерайнта. – Ханна, вам нехорошо?

– Привет! – произносит девушка, делая шаг навстречу и пряча мобильник в карман шелковых дамских шаровар. Лабутены стучат по мраморному полу. Она протягивает Ханне руку. – Привет, меня зовут Новембер. Рада вас видеть.

Будто по щелчку пальцев все изменяется. Ханна не может сказать, что именно разрушило наваждение – голос девушки, очень похожий на голос Эйприл, но все же не такой, или что-то в ее взгляде. Выражение лица Новембер невозможно истолковать двояко – она определенно никогда прежде не видела Ханну, и даже Эйприл, заправская актриса, не смогла бы столь успешно притвориться.

– К-кто вы? – произносит Ханна резче, чем хотела. Вопрос звучит как хриплое обвинение.

– О боже, – восклицает Джерайнт, только сейчас поняв, что происходит. – Прошу прощения, мне следовало вас предупредить. Я думал, что вы в курсе. Новембер – сестра Эйприл.

Ханна моргает. Потом медленно-медленно опускается на стул. Девушка садится напротив, ее мягкая, грустная улыбка так похожа на улыбку Эйприл… Впрочем, у нее нет ямочек на щеках, и Ханна успокаивается, ведь этот факт служит доказательством, что Новембер и Эйприл разные люди. Присмотревшись, Ханна вдобавок понимает, что девушка напротив слишком молода. Она ближе к той Эйприл, какой ее запомнила Ханна, чем к той, какой подруга была бы сейчас, если бы осталась в живых. Новембер вряд ли больше двадцати двух или двадцати трех лет.

– Очень жаль, что мы ни разу не встретились, – говорит Новембер. – Я, разумеется, слышала о вас от Эйприл. Умоляла ее взять меня с собой в Оксфорд, но в то время я была всего лишь ее сопливой младшей сестренкой. Потом родители старались оградить меня от недобрых новостей. Мне не разрешали появляться в суде и на публике. Честно говоря, я их прекрасно понимаю. Мне тогда было всего одиннадцать или двенадцать лет.

– Мне тоже очень жаль, – отвечает Ханна. Она все еще пытается прийти в себя от потрясения. Прошло столько лет, и вот тебе на – сестра Эйприл! Как там Джерайнт ее представил? Новембер Рейн? – Извините, Джерайнт сказал, что ваша фамилия Рейн. Вы ее сменили?

– А-а… – смущенно усмехается Новембер, откидывая с глаз коротко подстриженные светлые волосы. В ушах висят клипсы с длинными, почти до ее обнаженных загорелых плеч, перьями. – Рейн, можно сказать, мой профессиональный псевдоним. Я инфлюенсер «Инстаграма», а фамилия Кларк-Кливден… помимо того, что гламурна, так еще и связана с известной историей. Фамилию Рейн я взяла в шутку. Вы наверняка знаете эту песню. К тому же она оттеняет мое имя – Новембер.

Ханна вдруг понимает, кто был объектом фотосессии, почему выбран такой дорогой отель, что стоит за неброской элегантностью Новембер. Даже она, Ханна, редко заглядывающая в «Инстаграм», разве только чтобы помучить себя воспоминаниями об Эйприл, слышала об инфлюенсере в области косметики по имени Новембер Рейн.

– Я всю неделю находилась в Эдинбурге на съемках «Ди энд Джи». Как видно, нас свел счастливый случай. Когда Джерайнт сообщил, что вы живете здесь, и спросил, не хочу ли я встретиться, то…

Девушка пожимает плечами. Официант приносит черный кофе для Джерайнта и капучино для Ханны, возникает небольшая пауза. Они передают друг другу чашки, Ханна отказывается от сахара.

Когда официант уходит, Ханна набирает в легкие воздуха. У нее накопилось много вопросов к Новембер, есть масса тем для обсуждения, однако главный вопрос приходится задавать в лоб – времени слишком мало.

– Новембер, прошу извинить, что спрашиваю прямо, но мне скоро возвращаться на работу. Джерайнт говорил, вы что-то знаете… насчет вскрытия?

Новембер кивает:

– Знаю, но не все. Ясно, что никто не стал бы делиться с двенадцатилетней девчонкой тошнотворными подробностями, тем не менее мне не могли заткнуть уши, поэтому я слышала, что говорили врачи и все такое. В суде многое осталось под спудом – наркотики, беременность…

У Ханны перехватывает дыхание. Значит, это правда?

– Как… ох, боже мой. – Ханна делает судорожный вздох. – Прошу прощения, это слишком для меня. То есть она определенно была беременна?

– Или была совсем недавно. Я так и не поняла, что именно показали анализы. В любом случае в ее организме присутствовало достаточно гормонов, чтобы вызвать положительную реакцию на беременность. Они пытались установить ДНК отца, вот только не знаю, удалось ли это сделать. Трудно сказать, что было тому причиной – слишком узкий круг проверяемых кандидатов или некачественный образец ДНК, взятый у Эйприл.

Ханна закрывает глаза. Внезапно все встает на свои места. Она вдруг вспоминает, как полиция брала пробы у нее, Уилла, Райана и всех остальных. Процедуру называли «элиминация ДНК», брали также отпечатки пальцев. В то время Ханна считала, что это делалось для того, чтобы исключить всех, кто бывал в комнате Эйприл по не вызывающим подозрения причинам. На самом деле цель, как видно, была намного шире, по крайней мере, в отношении студентов мужского пола.

– То есть отцом ребенка… – Голос Ханны вдруг становится хриплым от усилия выговорить мысль вслух. – …был не Уилл?

Новембер сочувственно качает головой, в глазах сквозит грусть.

– Извините, я не знаю. Вряд ли, иначе нам бы сообщили. У меня нет точных сведений. Вы, конечно, можете направить запрос в полицию, но я не уверена, что вам дадут ответ по существу.

Теперь наступает очередь Ханны качать головой. Чего-чего, а этого она не станет делать. Не только потому, что полиция не поделится конфиденциальной информацией по уже закрытому делу. И не только из опасения о том, какие подробности могут выйти наружу, если она признается в своих страхах, признается, что все эти годы ее одолевали сомнения, указала ли она на истинного виновника. Но потому, что сама боится узнать ответ.

– А к-как насчет ваших родителей? – спрашивает Ханна. – Они могут знать?

– Сомневаюсь. Мой отец умер. Вы не слышали?

– Нет. – Ханна прикусывает губу. – Прошу прощения.

– Два года назад, обширный инфаркт. Честно говоря, он так и не пришел в себя после смерти Эйприл. Она была его первенцем, золотой девочкой. Он не смог пережить случившееся. А мать… Эйприл, должно быть, говорила. У нее… есть проблемы. Ее память ненадежна, даже когда она находится в нормальном состоянии. Мать постаралась как можно больше от всего отгородиться. Вряд ли она согласится обсуждать смерть Эйприл, а если и согласится, ее словам нельзя верить.

– Извините, Новембер. Как все сложно.

Девушка слегка пожимает плечами, словно говоря: «Ничего не поделаешь».

– А что… с наркотиками? – спрашивает Ханна. – Вы сказали, при вскрытии в организме Эйприл были обнаружены наркотики. Это как-то связано с ее смертью?

– Судя по тому, что мне известно, она в основном принимала таблетки, которые дают детям с СДВГ. Декс… забыла название.

– Декстроамфетамин, – тихо подсказывает Джерайнт.

Новембер кивает:

– Точно. Запас таблеток обнаружили у нее в колледже и дома в спальне. Никаких улик, указывающих, что препарат подсунули ей тайком, или на передозировку, не было обнаружено. Она сама его принимала – регулярно и довольно долгое время. И наверняка была в курсе насчет его вредности.

– Лекарство от СДВГ? – удивляется Ханна. – Ничего не понимаю. Зачем Эйприл было его принимать? Ведь она не страдала от этого синдрома.

– Иногда студенты используют его как подспорье в учебе, – объясняет Джерайнт. – Его давали летчикам во время войны, чтобы они сохраняли концентрацию внимания и не засыпали за штурвалом. Студенты принимают его, чтобы всю ночь напролет заниматься перед экзаменами. Препарат нелегко достать, требуется рецепт врача, лекарство легко вызывает привыкание, когда его используют не по назначению. Оно находится на строгом учете.

– О боже. – Многое становится понятным – сидение до утра над сочинениями, сверхчеловеческая способность Эйприл развлекаться всю неделю и заниматься всю ночь. Ханна вспоминает, как в ответ на жалобу Ханны о трудностях с написанием сочинения Эйприл протянула на ладони две капсулы. «Это что? Таблетки от сонливости?» – спросила Ханна. Эйприл рассмеялась и сухо заметила: «Таблетки от сонливости для взрослых».

– Вот такие. – Джерайнт некоторое время ищет в «Гугле», а потом протягивает телефон.

Сердце Ханны болезненно сжимается. Те самые. Капсулы, наполненные крохотными шариками, которые Эйприл предлагала ей много лет назад.

– Я знаю, что она их принимала, – подтверждает Ханна. – Не знала только, что это такое. Но они не имеют отношения к ее смерти, не так ли?

Новембер качает головой:

– Скорее всего, не имеют. Поэтому о них никто не стал упоминать в суде. А вот беременность… Странно, что адвокаты Невилла не воспользовались такой информацией.

– Полагаю, они решили, что риск неоправданно велик, – пожимает плечами Джерайнт. – У них на руках был хороший козырь в виде наличия обоснованных сомнений. Невилла ничто не связывало с убийством Эйприл кроме того, что его видели выходящим из подъезда примерно в то время, когда ее задушили. Но он провально выступил в качестве свидетеля.

Ханна кивает. Об этом она уже слышала. Сначала Невилл отрицал, что заходил в их квартиру, и уверял, будто просто делал обход в здании. Однако во время перекрестного опроса смешался и поменял показания. Когда ему предъявили отпечатки его пальцев на дверной ручке, он признал, что заходил в комнату. Однако сказал, что всего лишь принес очередную посылку от матери Ханны и Эйприл сама его впустила. Они якобы мило побеседовали, что показалось Ханне маловероятным, и через несколько минут он ушел, оставив Эйприл в добром здравии.

Перемена показаний решила его судьбу. По свидетельству Джона Невилла, он видел Эйприл живой в 11:00 вечера. Ханна и Хью обнаружили ее труп всего несколькими минутами позже, все это время подъезд находился в их поле зрения. Никто другой не мог войти в подъезд номер 7 незамеченным. А значит, именно Невилл убил Эйприл.

Или все-таки не он?

Ханна хмурится, пытаясь что-то сложить в уме, и не сразу слышит слова Джерайнта.

– Если сыграть от противного, то даже беременность Эйприл не так просто связать с ее убийством. Мы живем не в Англии времен королевы Виктории. Никто никого не может заставить жениться из-под палки. Конечно, не исключена ревность по сексуальным мотивам… – Репортер бросает извиняющийся взгляд на Ханну, понимая, что невольно затрагивает репутацию Уилла. – Удушение обычно свидетельствует о внутрисемейных распрях, преступлении на почве страсти. Бойфренда Эйприл, однако, не было на месте, он в ту ночь находился далеко от колледжа. Беременность не тянет на достаточный мотив преступления.

– Ну, это только на ваш взгляд, – возражает Новембер. – Беременности разные бывают. Что, если кто-то испугался разоблачения интимных связей со студенткой? Вдруг чья-нибудь работа или брак повисли на волоске?

– То есть это мог быть кто-то из преподавательского состава? – уточняет Джерайнт. Новембер пожимает плечами. Журналист явно заинтригован. – Такой вариант нельзя сбрасывать со счетов!

– О боже! – восклицает Ханна. У нее внезапно холодеют руки. – О боже!

– Что такое? – хмурится Джерайнт. – С вами все в порядке, Ханна?

Она отрицательно качает головой, но не уверена, что именно хочет сказать – «нет, не в порядке» или «на данный момент это не имеет значения». Она чувствует, как белеет лицо; судя по физиономии Джерайнта, вид у нее, должно быть, под стать мыслям.

– Доктор Майерс, – шепчет она растерянно.

– Кто-кто? – переспрашивает Новембер.

Джерайнт хмурится.

– Преподаватель, живший с вами на одной лестничной площадке?

– Да. – Сердце Ханны начинает бешено колотиться. Она чувствует себя необыкновенно глупой. Почему ей это раньше не приходило в голову? О боже, ведь доктор Майерс единственный, кто мог проникнуть в комнату Эйприл между уходом Невилла и появлением Ханны и Хью. Ему не требовалось входить в подъезд, он жил с ними рядом.

– Но он… – Джерайнт, хмурясь, замолкает, потом начинает сначала: – …не мог сделать Эйприл ребенка. Она даже не состояла в его группе.

– Да, у доктора Майерса училась я, но Эйприл была с ним знакома, как-то приходила к нему на вечеринку. У него была неоднозначная репутация. – К горлу Ханны подкатывает тошнота. В ушах гудит. – Он приглашал к себе студентов, вернее студенток, и угощал выпивкой – таких, как Эйприл, очень красивых, очень…

Ханне вдруг изменяет выдержка. Звон в ушах становится громче. Помещение кафе начинает куда-то удаляться.

– Вы хотите сказать, что она спала с ним? – спрашивает Джерайнт. Журналист смотрит скептически и в то же время с надеждой.