Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Дэн Браун
Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 307 (всего у книги 346 страниц)
– Хочешь выпить?
Я удивленно распахнула глаза.
– Выпить? Нет, спасибо.
– Точно? Тебе надо снять напряжение. Предупреждаю: будет жечь. И по-моему, там остался осколок.
Я покачала головой. Тем не менее Джек оказался прав. Мне было ужасно больно, когда он протирал рану антисептиком, и совсем уж невыносимо, когда он вставил в порез пинцет, и засевший в ране осколок вонзился еще глубже в палец. Я непроизвольно выругалась, но Джек уже улыбался, подняв пинцет с крошечным окровавленным кусочком стекла.
– Отлично, вытащил. Представляю, как оно болело.
Моя рука дрожала.
– Ты продержалась дольше некоторых.
– Ты о чем?
– О нянях. Вообще-то, нет, Катя выдержала почти три недели. После Холли они менялись с быстротой молнии.
– Кто такая Холли?
– Самая первая, она работала здесь дольше всех. Нянчила Мэдди и Элли, прожила здесь почти три года, а потом… Впрочем, не важно. Вторая по счету, Лорен, проработала восемь месяцев. Следующая не продержалась и недели. А та, что была перед Катей, Майя, сбежала в первую же ночь.
– Как это? Что случилось?
– Вызвала такси и уехала. Оставила половину вещей, Сандре пришлось отправлять их почтой.
– Я имею в виду, из-за чего она так спешно уехала?
– Ну не знаю, – замялся Джек. – Всегда думал…
Он покраснел до корней волос и опустил взгляд на пустой стакан.
– Продолжай, – потребовала я.
Джек помотал головой, точно разозлившись на себя.
– Черт, я говорил, что не буду этого делать.
– Чего ты не будешь делать?
– Сплетничать о своих работодателях, Роуэн. Я сказал тебе это еще в первый день.
Когда Джек произнес это имя, напомнившее обо всем, что я от него скрываю, меня охватило чувство вины, однако в ту минуту меня интересовали другие тайны. Что испугало моих предшественниц? Почему они сбежали?
– Послушай, Джек, – я взяла его за руку, – я тоже здесь работаю. Мы с тобой в одной лодке. Ты ведь не собутыльнику в пабе это рассказываешь. Обсуждать ситуацию с коллегами можно, это помогает сохранить здравость рассудка.
– Да? – Он поднял взгляд от стакана и горько улыбнулся. – Ты так думаешь? Ну, я все равно начал. К тому же ты имеешь право знать. Я всегда считал, что, возможно… – Он перевел дыхание, словно собираясь с духом. – По-моему, причина… в Билле.
Я ожидала чего угодно, только не этого.
– В каком смысле?
Еще не договорив фразу, я уже все поняла. Я вспомнила поведение Билла в первый вечер, как настойчиво он предлагал мне вино, как просунул свою ногу…
– Черт, – сказала я. – Можешь не продолжать, я поняла.
– Майя была совсем молоденькая, – неохотно произнес Джек. – И чертовски симпатичная. Мне приходило в голову, что он… начал к ней приставать, и она не знала, что делать. Я и раньше подозревал. Однажды, при Лорен, у Билла появился синяк под глазом, и я подумал, что…
– Что это она ему поставила?
– Ага. И не будь у него рыльце в пушку, ее бы сразу уволили, понимаешь?
– Ну да. Кошмар! Почему ты мне раньше не сказал?
– Думаешь, так легко в первый же день заявить почти незнакомой девушке: кстати, знаешь, наш босс – извращенец.
– Понятно. Черт! – У нас обоих горели щеки, хотя у меня больше от вина. – Господи, какая мерзость. Тьфу!
Не понимаю, почему я почувствовала себя преданной. Ведь знала же. Билл и ко мне приставал. Но мысль, что он систематически домогался девушек, которые заботились о его детях, заставляя их сбегать… Мне вдруг нестерпимо захотелось помыться, стереть его следы со своей кожи, хотя после нашей встречи прошло несколько дней, да и тогда он ко мне едва прикоснулся.
В ушах звучал тоненький голосок Элли. Мне нравится, когда он уезжает. Он заставляет их делать то, чего они не хотят.
Возможно ли, что она говорила о своем отце, преследующем девушек, которые ухаживают за его детьми?
– Господи, ну и козел! – Я закрыла лицо руками.
– Послушай, – смущенно сказал Джек, – я могу ошибаться. У меня нет доказательств, я всего лишь…
– Нечего доказывать, – убито произнесла я. – Он и ко мне приставал, в первый вечер.
– Что-о?
– Да. – Я тяжело сглотнула, стиснув зубы. – В суд не обратишься: туманные намеки, «нечаянное» прикосновение. Но я не впервые с этим сталкиваюсь.
– Господи, Роуэн. Я понятия не имел. Извини…
– Можешь не извиняться, ты-то тут при чем?
– Надо было тебя предупредить! Черт, если бы я знал! Неудивительно, что ты была вся на нервах и прислушивалась к каждому шороху.
– Нет, – твердо сказала я. – Одно другого не касается. Я не ребенок, со мной всякое случалось, я в состоянии за себя постоять. Чердачные дела никак с этим не связаны. Там что-то другое.
– Это чудовищно гадко. – Щеки Джека запылали, он встал, гневно сжав кулаки, и зашагал по комнате. – Я бы ему…
– Успокойся, Джек.
Я тоже встала, положила руку ему на плечо и развернула к себе. А затем… Господи, я не понимаю, как это произошло. Я не могу подобрать слов, которые не звучали бы как дрянной роман. Мы таяли в объятьях друг друга. Наши губы встретились, как два цветка в букете. Глупые банальности. Нет, мы не таяли. Нежности и мягкости не было и в помине. Все произошло стремительно, грубо, почти болезненно. Мы целовались как оглашенные. Пальцы в волосах, нетерпеливые руки, расстегивающие пуговицы блузки, кожа к коже, губы к губам… Я не могу этого описать и не в силах забыть. До сих пор вспоминаю.
После мы лежали в обнимку перед камином, вспотевшие и разгоряченные; Джек уснул; его голова у меня на груди поднималась и опускалась в такт дыханию. Какое-то время я бездумно рассматривала молочно-белую кожу его бедер, горсть веснушек на переносице, темный веер ресниц, мускулистую руку у себя на плече. Затем мой взгляд упал на каминную полку, где лежала радионяня.
Как же не хотелось возвращаться к себе! Однако надо. Уже проваливаясь в сон, я собрала волю в кулак и заставила себя встать. Иначе проспала бы здесь всю ночь и покрыла себя несмываемым позором, вернувшись в дом утром и обнаружив на кухне девочек, самостоятельно готовящих себе завтрак.
Кроме всего прочего, я вспомнила о Рианнон. Нельзя, чтобы она вернулась с «прогулки» и нашла меня у Джека. И без того хватит тем для разговора с Сандрой.
Я хотела признаться. Лежа в объятьях Джека, я поняла, что это единственный выход. А может, понимала и раньше. Я решила признаться, несмотря на страх потерять работу. Само собой, она меня уволит, и немудрено. Я окажусь в безвыходном положении – ни работы, ни рекомендаций, но что поделаешь, сама виновата. В глубине души теплилась надежда, что после моего объяснения она, быть может…
Натягивая джинсы, я вдруг услышала странный звук. Откуда-то с улицы. Нечто среднее между треском и ударом. Как будто тяжелая ветка дерева упала на землю. Я затаила дыхание, прислушиваясь, не проснулась ли дети. Все было тихо.
Тем не менее я достала телефон и проверила приложение. Петра лежала в кроватке в своей обычной позе. Несмотря на слабое разрешение в рассеянном свете ночной лампы, я видела ее довольно четко. Малышка шевельнулась и засунула в рот пальчик.
Камера в комнате девочек оказалась бесполезной: перед уходом я забыла включить ночники и не увидела ничего, кроме зернистой темноты. Я успокоила себя мыслью, что они спят, иначе зажгли бы лампу.
Покачав головой, я натянула футболку, согнулась и осторожно поцеловала Джека в щеку. Он перевернулся на другой бок и пробормотал что-то неразборчивое, вроде «Доброй ночи, Линн».
У меня замерло сердце. Впрочем, наверное, мне послышалось. Это могло быть «доброй ночи, любимая». А даже если бы он сказал «Линн», «Лиз» или еще какое-то имя, что с того? Мы взрослые люди, у каждого есть прошлое. Я тоже не святая, своих секретов невпроворот.
Надо возвращаться. Взять радионяню и тихонько пройти к двери. Я не удержалась от искушения бросить последний взгляд на Джека, лежащего в золотистом свете камина с сомкнутыми веками и соблазнительно приоткрытыми губами, которые так и хотелось поцеловать еще раз.
Отведя взгляд от Джека, я вдруг заметила на столе фиолетовый цветок. С минуту я не могла понять, почему он притягивает мой взгляд и кажется таким знакомым. И внезапно сообразила: это тот самый цветок, что я нашла на кухне и поставила в кофейную чашку. То есть его принес в кухню Джек? Нет, он тогда уехал по поручению Билла… Или то было в другой день? Из-за вечного недосыпания дни сливались друг с другом, и я плохо помнила, что за чем произошло.
Мучительно напрягая память, я неожиданно заметила нечто еще более странное и потрясенно замерла. Желудок скрутился в тугой узел. Рядом с цветком лежал ничем не примечательный моток веревки. Что же меня так напугало? Я прошла через комнату и взяла его в руки. Белая хозяйственная веревка, небрежно смотанная, с «бабушкиным узлом» на одном конце. Она была разрезана острым ножом, а может, секатором, что я нашла в ядовитом саду.
До меня наконец дошло: я узнала ту самую веревку, которую лично обмотала вокруг калитки, чтобы девочки не могли пройти в сад. Что она делает у Джека на кухне? Почему лежит рядом с цветком, вполне невинным с виду?
Вытащив телефон и открывая браузер, я уже догадывалась, что найду. Мое сердце выскакивало из груди. «Ядовитый фиолетовый цветок», – напечатала я в поисковой строке, выбрала картинки и увидела его.
Aconitum napellus – борец, клобук монаха, волчья отрава, род многолетних трав семейства лютиковых. Одно из самых ядовитых растений, произрастающих на территории Великобритании. Наиболее сильный яд, оказывающий смертельное воздействие на сердечную деятельность и нервную систему. Все части растения – стебель, корень, листья и цветы – смертельно ядовиты. Большинство летальных исходов связаны с приемом внутрь, однако садовникам рекомендуется проявлять осторожность, поскольку симптомы отравления может вызвать даже контакт с кожей.
Ниже приводился список смертей и убийств, связанных с растением. Меня затошнило. Я закрыла телефон и посмотрела на Джека. Неужели это он? Ухаживал за растениями в ядовитом саду, разрезал веревку на калитке, оставил на кухне ядовитый цветок… Вдруг бы его нашли дети или собаки? А я только что трахалась с этим парнем.
Только зачем Джеку это делать? И что еще он скрывает? Неужели именно он взломал систему и поднял нас среди ночи оглушительной музыкой? Звонил в дверь, вырывая меня из сна, и сводил с ума пугающим скрипом шагов? А самое страшное – мог ли он написать на чердаке эти жуткие слова и заколотить за собой проход, чтобы открыть его в нужное время?
Мое дыхание участилось, я трясущимися руками спрятала в карман телефон и поняла, что надо бежать отсюда любой ценой. Не беспокоясь больше о том, что могу разбудить Джека, я толкнула дверь и шагнула в ночь. Вновь начался дождь. Крупные капли били в лицо, перед глазами все плыло.
Уходя, мы оставили черный ход незапертым. Я заскочила в буфетную, прижалась спиной к двери и вытерла футболкой лицо. Надо взять себя в руки. Черт, что за фигня? Почему мне так не везет с мужчинами? Почему они все такие уроды?
Я постояла, стараясь отдышаться, и вдруг подумала о странном звуке, который услышала, когда одевалась. В доме все было точно так, как до моего ухода. Я не обнаружила никаких признаков возвращения Рианнон: ни сброшенных в холле «шпилек», ни забытой у подножия лестницы сумочки. Собственно, я этого и не ожидала – услышала бы машину. Наверное, собаки бесились.
Я вновь вытерла глаза, сбросила туфли и прошла на кухню, чувствуя босыми ногами приятное тепло бетонных плит. Хиро с Клодом тихонько похрапывали. Они сонно приподняли головы и тут же уронили их обратно на подстилки. Я села за стойку, пытаясь решить, что делать. Я не могла лечь спать. Что бы ни говорил Джек, Рианнон еще не вернулась, и это не давало мне покоя. Я решила, раз уж все равно не сплю, написать Сандре. Нормальное письмо, в котором я все объясню. Но прежде кое-что другое.
Чем больше я размышляла, тем более странным казалось мне поведение Джека. Дело не только в ядовитом саду. Когда что-то случалось, он всегда был поблизости. У него есть ключи от всех помещений, он имеет доступ к управлению умным домом. Как он смог перехитрить приложение в ночь, когда нас разбудил бешеный шум? Где взял ключ от запертой двери на чердак? Недаром он Грант! Неужели он все-таки приходится родственником доктору Кенвику Гранту и приехал в Хетербро, чтобы выгнать Элинкортов из своего родового гнезда?
Нет, это уже слишком. Мы живем не в девятнадцатом веке. Чего добьется Джек, выгнав Элинкортов из их собственного дома? Ничего. На их месте поселится другая английская семья. И вообще, при чем здесь Элинкорты? Все это направлено против меня.
Факт в том, что от них ушли четыре няни, даже пять, если считать Холли. Не просто ушли. Их систематически выгоняли, одну за другой. И я бы поверила, что всему виной шаловливые ручки Билла, если бы лично не столкнулась с мистикой. Кто-то в этом доме намеренно, целенаправленно заставлял девушек уходить. Вот только кто? Или что?
Боль в порезанном пальце отдавалась тупыми толчками в затылке, головокружение от вина, выпитого пару часов назад, постепенно начинало переходить в тяжелое, болезненное похмелье, однако сдаваться я не собиралась. Я медленно сползла с табурета, неверной походкой прошла к раковине и плеснула в лицо холодной водой, чтобы прогнать сон и взбодриться.
Я постояла, опираясь руками на мойку, потихоньку приходя в себя, и вдруг заметила нечто странное. Когда я уходила, этого не было, во всяком случае, так мне казалось. Я уже ни в чем не была уверена.
Недопитая бутылка вина так и стояла справа от мойки, только теперь в ней не было ни капли жидкости, остатки вина куда-то исчезли. А в углублении раковины лежала раздавленная ягода. То могла быть помятая до неузнаваемости голубика или малина, но я знала, что это не то и не другое. Осторожно просунув руку в отверстие, я нащупала на дне стока мягкую липкую массу с попадающимися кое-где целыми ягодками и захватила немного пальцами. Кашица из ягод. Тис, остролист, лавровишня. И хотя я включала воду, из раковины несло вином.
Что за бессмыслица? Когда я уходила, никаких ягод в вине не было. Откуда им там взяться? Я сама откупоривала бутылку. Значит, их кто-то положил. Причем вечером, после того, как дети уснули. А кто, спрашивается, вылил вино с ягодами?
Казалось, в этом доме присутствуют две таинственные силы. Одна хочет меня прогнать, а другая защищает. Кто же все это делает, черт побери? Я пока не понимала, где искать ответ, но начинала догадываться. Чувствуя, что задыхаюсь, я нащупала в кармане ингалятор и вдохнула лекарство. Легче не стало. Тяжело дыша, я прошла к лестнице и стала подниматься.
Приближаясь к верхней лестничной площадке, я вновь вспомнила, как стояла перед дверью, не в силах повернуть круглую ручку и шагнуть в пугающую темноту. Теперь я начала подозревать, что призрак, витающий над Хетербро, имеет вполне человеческую природу. И почему-то была уверена, что в этот раз у меня хватит духу открыть дверь и найти доказательства, которые я смогу предоставить Сандре, рассказывая о событиях сегодняшнего вечера. Однако меня ждал сюрприз – дверь была открыта. А я оставила ее закрытой. Я четко помнила, как стояла перед дверью, глядя на темную щель, не решаясь повернуть ручку.
В комнате стоял ледяной холод – как той ночью, когда я проснулась, дрожа, и обнаружила, что термостат выставлен на минимум, а вентиляция работает на полную мощность. Только сейчас в комнате было не просто холодно, по ней гулял ветер. Моя решительность тут же испарилась.
Откуда ветер? С чердака? Если дверь туда открыта, несмотря на то что ключ у меня в кармане, а Джек спит у себя в квартире, я взвою.
Я взяла себя в руки. Глупости. Привидений не бывает. На чердаке нет ничего, кроме столетней пыли и поломанных игрушек, оставшихся от уже пятьдесят лет как мертвых детей.
Решительно переступив через порог, я нажала кнопку на панели. Ничего. Я попробовала другой квадратик, с помощью которого – я точно помнила – прошлым вечером включила свет. Лампы не загорелись, зато включился невидимый вентилятор. Я долго стояла в темноте, обдумывая, что предпринять. Из замочной скважины несло пыльным холодом, и еще оттуда слышался непонятный звук: не скрип половиц, как раньше, а какое-то механическое гудение.
Внезапно меня охватил гнев. Что бы это ни было, я не позволю себя запугать! Хотите выгнать меня из Хетербро? Не дождетесь!
Не знаю, что придало мне храбрости: остатки вина, бродившего в венах, или мысль, что после разговора с Сандрой все равно придется ехать домой. Я достала телефон, включила фонарик и решительно направилась к чердачной двери. Над головой вновь что-то загудело. Звук казался знакомым… так жужжит разозленная оса… только в нем чувствовалось что-то механическое, не присущее жизни.
Я нащупала в кармане джинсов ключ, лежавший там со вчерашнего дня, и очень осторожно вставила в замочную скважину. Он продвигался с усилием, но не так туго, как в прошлый раз. Смазка сделала свое дело. Ключ повернулся без скрежета.
Я толкнула дверь. В нос ударил все тот же затхлый, тяжелый дух смерти и запустения. Тем не менее меня что-то смущало, и я не могла понять что. Откуда-то струилось слабое сияние, освещавшее паутину над ступеньками. Видно было, что после нас с Джеком лестницей никто не пользовался. Об этом говорил не только ключ в моем кармане, но и нетронутые паучьи сети, которых стало еще больше. Приходилось идти очень осторожно, выставив руку перед лицом, чтобы эта гадость не лезла в глаза и в рот.
Странно, откуда свет, неужели от луны в окошке? Наверное, хотя во время нашего прошлого визита окно покрывал такой толстый слой грязи, что через него и солнце не пробилось бы.
На верхней ступеньке я помедлила секунду, собираясь с духом, и шагнула на чердак. На первый взгляд все было точно так, как оставили мы с Джеком. Не хватало лишь кукольной головы, выкатившейся на середину комнаты. Она исчезла.
Второе, что бросилось мне в глаза, – на чердак действительно проникал лунный свет, и довольно яркий. Потому что оконце, которое закрыл в прошлый раз Джек – забыв про задвижку? – было распахнуто. Наверное, его открыло ветром.
Я сердито прошла по скрипучим половицам, с силой захлопнула окошко и стала нащупывать задвижку. В конце концов нашарила длинный язычок с дырочками, весь в паутине. Я очистила его рукой, чувствуя, как хрустят под пальцами дохлые сверчки, и вставила на место, чтобы окно не открылось снова.
Вытерев руки о джинсы, я с чувством исполненного долга отошла от окна. На чердаке стало гораздо темнее – заплесневелое окошко почти не пропускало света. Я повернулась к лестнице, освещая дорогу тонким лучом телефонного фонарика, и заметила в противоположном, самом темном углу комнаты странное голубоватое сияние. С громко бьющимся сердцем я подошла ближе. Может, там какой-то люк?.. Источник света прятался за сундуком. Я торопливо отодвинула его, больше не пытаясь соблюдать тишину. Плевать, кто меня здесь обнаружит, главное – выяснить, в чем дело.
В первую секунду я недоверчиво отшатнулась, затем встала на колени и посмотрела внимательнее.
За старым сундуком лежала кучка вещей. Книга. Обертки от шоколадок. Браслет. Цепочка. Горстка привядших веточек и ягод. И мобильный телефон.
Свет исходил именно от него. Когда я взяла гаджет в руки, он вновь загудел, и я узнала испугавший меня звук. Телефон, очевидно, обновлялся, пытался включиться и перезапускался вновь, начиная гудеть.
Подобная старая модель была у меня пару лет назад, и я применила способ, которым пользовалась тогда: одновременно нажала кнопку включения и громкости, чтобы включить перезагрузку. Экран потемнел. Пока я ждала, мне бросилось в глаза серебристое мерцание в кучке мусора, который я отодвинула в сторону, чтобы взять телефон.
На половице, поблескивая в луче фонарика, лежало мое пропавшее сокровище! У меня чуть не выскочило сердце. Мой кулон! Как он здесь оказался?
Не знаю, сколько я просидела на кухне с чашкой чаю, теребя пальцами вновь обретенное украшение и пытаясь понять, что все это значит.
Телефон я тоже взяла с собой, но без пин-кода не могла посмотреть, кому он принадлежит. Хотя, судя по всему, сим-карту из него вытащили, он был подключен к Интернету. Однако в тот момент меня больше волновал не телефон, а любимое украшение. Как оно попало на чердак, в зловещую тьму, в кучу гниющих перьев?
Я должна была думать о возвращении Рианнон, беспокоиться, где она, готовиться к неизбежному разговору. И о том, что скажу Сандре, как объясню свое поведение. И я, конечно, об этом думала, но мои мысли постоянно возвращались к многострадальному кулону. Я восстанавливала хронологию событий, пытаясь понять, как он мог оказаться в запертой комнате, за дверью, ключ от которой лежал у меня кармане, куда можно пройти только по лестнице, увешанной паутиной. Может, он лежал там, еще когда мы с Джеком пробрались на чердак? Это ничего не объясняло. Шкаф не открывался долгие годы. Пыль, нетронутые паучьи сети… Этой лестницей не пользовались сто лет, а окно совсем маленькое и выходит на крышу.
Обнаружив кулон, я тщетно обшарила весь чердак в поисках секретных дверей или потайных люков. Старые половицы вплотную примыка– ли друг к другу, в стенах и потолке не было ничего подозрительного. Я даже мебель передвигала и теперь могла поклясться, что единственный путь на чердак проходит через лестницу в моей комнате.
Когда я наконец услышала шорох шин по гравиевой дорожке и приглушенный смех на крыльце, часы над плитой показывали половину четвертого утра. Дверь со щелчком распахнулась и тихонько закрылась. Потом машина зашумела, удаляясь, а в коридоре раздались приглушенные шаги.
Несмотря на екнувшее сердце, мне удалось сохранить хладнокровие.
– Здравствуй, Рианнон, – как можно более спокойным тоном произнесла я.
Поняв, что ее застукали, Рианнон выругалась и спотыкающейся походкой прошла на кухню. Макияж растекся, по колготам поползли стрелки, и от нее несло смесью сладких ликеров – кажется, «Драмбуи» и «Малибу», и чем-то еще, похожим на «Ред булл».
– Ты пьяна, – сказала я.
– Кто бы говорил, – презрительно хихикнула моя подопечная. – А что там за винные бутылки?
Я пожала плечами.
– Один – один. Только знаешь, Рианнон, смехом ты не отделаешься. Придется позвонить твоим родителям. Тебе всего четырнадцать. Вдруг что-то случится, а я не буду знать, где ты и с кем?
– Ладно, – сказала она, плюхнувшись за стол и придвигая к себе жестянку с печеньем. – Валяй, Рейчел, рассказывай. Удачи. За последствия я не отвечаю.
– Мне все равно, – отозвалась я, тоже взяв печенье и макнув в чай.
Как я ни старалась оставаться спокойной, мои руки едва заметно дрожали.
– Я решила рассказать все твоей маме. Если потеряю работу, так тому и быть.
– Если? – презрительно фыркнула Рианнон. – Ты приехала сюда под чужим именем, и неизвестно вообще, кто ты такая. Тебе повезет, если дело обойдется без суда.
– Вероятно, – согласилась я, – только я готова рискнуть. А теперь ступай наверх и умойся.
– Пошла на хрен! – пролаяла она с набитым ртом, и мне в лицо полетел целый фонтан бисквитных крошек.
– Ах ты, сучка! – взорвалась я, отшатываясь и ошеломленно моргая. – Что с тобой такое?
– Со мной?!
– Да, с тобой. Со всеми вами. За что вы меня ненавидите? Что я вам сделала? Ты правда хочешь остаться здесь одна? Это неминуемо произойдет, если ты будешь вести себя с обслугой как последняя стерва.
– Заткнись, ты ничего не знаешь, – злобно выплюнула Рианнон, оттолкнув табурет, который со звенящим лязгом упал на бетонный пол. – Проваливай отсюда, и чем быстрее, тем лучше, ты нам не нужна!
Она стояла посреди кухни, спутанные светлые волосы горели в свете ламп золотым огнем, лицо искажала гримаса ярости и отчаяния. Она была так похожа на Мэдди… и на меня, что мое сердце замерло от жалости.
Я вспомнила себя в пятнадцать лет, как приходила домой позже установленного времени, стояла на кухне, приняв вызывающую позу, и кричала маме: «Мне плевать, что ты волновалась, я не просила меня ждать!»
Разумеется, я лгала. Ведь все, что я делала – каждый сданный экзамен, каждое нарушение «комендантского часа», каждая уборка в комнате или отказ от нее, – все преследовало одну цель – заставить маму обратить на меня внимание. Чтобы ей стало не все равно.
Четырнадцать лет я напрасно старалась быть идеальной дочерью. Маме всегда чего-то не хватало. Как бы аккуратно я ни писала, какие высокие оценки ни получала по диктанту, как ни блистала в творческом задании, ей было мало. Я могла целый день раскрашивать для нее картинку, а она замечала только то место, где я чихнула и вышла за линию. Я могла угробить все воскресенье на уборку комнаты, а она ворчала, что я не поставила на место туфли в прихожей.
Я все делала не так. Чересчур быстро росла, и ей приходилось тратить слишком много денег на мою одежду. Мои друзья слишком шумели. Я была то слишком прожорливой, то чрезмерно привередливой в еде. Мои густые, непослушные волосы не желали сплетаться в любимые ею косички и завязываться в аккуратные хвостики.
Превращаясь из ребенка в подростка, я начала делать все наоборот. Поскольку попытки стать образцовой дочерью не увенчались успехом, я теперь старалась уйти как можно дальше от совершенства: сбегала гулять, пила спиртное, пропускала школу, перешла от полного послушания к абсолютному неповиновению.
Ничего не изменилось. Что бы я ни делала, мама все равно хотела видеть меня другой. Мои мятежи только подливали масла в огонь.
Я испортила ей жизнь. Этот невысказанный упрек накладывал отпечаток на все наши отношения. Чем отчаяннее я цеплялась за мать, тем сильнее ей хотелось от меня отмежеваться. В конце концов правда, написанная у нее на лице, стала для меня совершенно невыносимой.
В восемнадцать я ушла из дома, не имея за душой ничего, кроме неплохого аттестата, и устроилась помощницей по хозяйству в Клапхэме. К тому времени я считалась уже достаточно взрослой, чтобы приходить домой когда вздумается, и мама больше не ждала моего возвращения с упреком в глазах, а мне, если честно, этого очень не хватало.
Наверное, с Рианнон происходит то же самое.
Я шагнула вперед и сказала, стараясь избегать сочувственной интонации:
– Послушай, с тех пор, как ушла Холли…
– Не смей произносить здесь это имя! – огрызнулась Рианнон и отступила, чуть не споткнувшись на высоких каблуках, и я вдруг увидела маленькую, неуверенную в себе девочку в слишком взрослой одежде, которую она не умеет носить.
В первую секунду я приняла ее болезненно искривившиеся губы за гримасу гнева, но тут же поняла, что она просто пытается сдержать слезы.
– Не смей говорить в нашем доме об этой ведьме с похотливой физиономией!
– О Холли? – опешила я.
Раньше мне казалось, что ярость Рианнон носит обобщенный характер и направлена против всего мира, но ее голос дрожал от острой, личной ненависти к конкретному человеку.
– Что случилось? – спросила я. – Это из-за того, что она вас бросила?
– Бросила? – презрительно хохотнула Рианнон. – Черт, конечно нет.
– А в чем же дело?
– В чем деело-о? – передразнила она мой южно-лондонский акцент. – Если тебе интересно, она украла моего долбаного отца.
– Что?
– Да, нашего милого папочку. Трахала его больше двух лет и обвела вокруг своего маленького пальчика Мэдди с Элли, которые покрывали их, обманывая маму. А знаешь, что хуже всего? Я ничего не знала, пока мне не раскрыла глаза подружка, оставшаяся с ночевкой. Я сначала не поверила, да скоро убедилась, что она права. Ты заметила, что в папином кабинете нет камер? – Она отрывисто рассмеялась. – Забавно. Он вправе шпионить за всеми, а его личная жизнь неприкосновенна. Я спрятала у него под столом радионяню. И все слышала. Он уверял Холли, что любит ее, что бросит маму, надо только немножко подождать, и они вместе чудесно устроятся в Лондоне.
Черт! Я не верила своим ушам. Мне хотелось обнять ее, сказать, что все будет хорошо, что она ни в чем не виновата, но меня точно парализовало.
– Ее я тоже слышала. Она просила, умоляла, что больше не может ждать, что хочет быть с ним, и всякие мерзости… – Рианнон задохнулась от отвращения, однако овладела собой, и на ее лице появилась горестная маска, слишком взрослая для четырнадцатилетней девочки. – Я подставила гадину.
– Что… ты… – Я не смогла договорить: язык присох к горлу.
Рианнон криво улыбнулась, едва сдерживая слезы.
– Я специально выводила ее из себя на камеру, пока она меня не ударила.
Господи! Так вот с кого брала пример Мэдди!
– И велела ей проваливать, а не то выложу видео на ютьюб и позабочусь, чтобы она до конца жизни не нашла работы в этой стране, и с тех пор… с тех пор…
Продолжение не требовалось. Что было дальше, я знала.
– Послушай, Рианнон… – Я шагнула к ней, протягивая руку, словно пытаясь приручить дикое животное. Мой голос дрожал. – Клянусь тебе, что никогда, ни за что на свете не стану заниматься сексом с твоим отцом.
По лицу девочки катились злые слезы.
– Не станешь? Все так думают, когда приходят. Только он действует осторожно, исподтишка, они боятся потерять работу, а у него есть деньги, и он умеет быть обаятельным.
Я ожесточенно замотала головой:
– Нет, нет и нет. Видишь ли, я не могу объяснить почему, но это совершенно исключено.
– Я тебе не верю, – прорыдала Рианнон. – Он занимался этим и раньше. До Холли. И в тот раз действительно ушел. У него была другая семья. Другой ребенок. Я с-слышала их разговор… с м-мамой. Он их бросил. Вот он какой. Если бы я его не остановила…
Не закончив, она разрыдалась. Осознав ужасную правду, я обняла девочку за плечи, пытаясь успокоить и ее, и себя, мысленно передать то, что не могла высказать словами.
– Обещаю тебе, Рианнон. Я готова поклясться своей жизнью, что никогда, ни за что в жизни не буду спать с твоим отцом.
Я никогда не буду спать с твоим отцом, потому что… Как бы я хотела ей рассказать, мистер Рэксем! Но не могла. Я все еще надеялась объяснить Сандре, почему ее обманула, и не могла сказать правду Рианнон, прежде чем признаюсь ее матери, что я не Роуэн. Если Сандра поймет, что побудило меня прийти в ее дом под чужим именем, это спасет меня пусть не от увольнения, то хотя бы от суда.
Я могу не продолжать, ведь так, мистер Рэксем? Вы наверняка знаете. Должны знать, если читаете газеты. Полиция ведь знает. Они сообразили, что к чему.
Я не могла лечь в постель с Биллом Элинкортом, потому что он – мой отец.
Я говорила, мистер Рэксем, что не искала работу, когда наткнулась на объявление? Я занималась совсем другим – тем же, что делала много раз раньше. Я пыталась найти отца. Я с детства знала его имя, а однажды – мне было тогда лет пятнадцать – даже нашла адрес. Он жил в шикарном особняке в Крауч-Энд с электрическими воротами и блестящим «БМВ» во дворе. Я съездила туда – под предлогом прогулки по магазинам на Оксфорд-стрит с подругой. До сих пор помню вкус во рту, и свои дрожащие руки, когда я показывала водителю проездной, и каждый шаг от автобусной остановки до дома. Я долго стояла перед воротами, охваченная страхом и злостью, но так и не решилась нажать кнопку звонка и оказаться лицом к лицу с человеком, которого не видела ни разу в жизни.
