Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 346 страниц)

ГЛАВА 103

Эверетт Финч ворвался в повреждённый вход бастиона Круцификс и ринулся по коридору в стеклянный атриум. Да где же, чёрт возьми, все?!В ярости от того, что не нашёл ни Хаусмор, ни обещанного посольством отряда безопасности, он достал свою RFID-карту и направился к лифту.

Пересекая зал, он почувствовал, как в кончиках пальцев активировались биометрические датчики карты, но резко остановился, вспомнив, что у Хаусмор – да и вообще ни у кого – не могло быть доступа к лифту, ведущему в Трешхолд.

Значит, она наверху... или, возможно, покинула бастион по какой-то причине?

В последний раз он набрал номер Хаусмор.

Едва Финч сделал звонок, как рядом запищал телефон.Странно. Звук доносился от дивана у дальней стены. Неужели Хаусмор обронила телефон? По крайней мере, это объяснило бы, почему она не отвечала раньше.

Финч подошёл к дивану, но телефона не увидел. Звонок умолк, и он набрал снова.

Телефон снова запищал. Может, под диваном?

Финч присел, чтобы заглянуть под стильную мебель.

Вглядевшись в темноту, он мгновенно понял: на Трешхолд напали.

Навстречу ему смотрели мёртвые глаза – безжизненный взгляд его полевого агента Сьюзен Хаусмор.

В ледяном хранилище Голем созерцал мощную машину перед собой. Блестящий металлический корпус устройства представлял собой выпуклое кольцо из полированного алюминия, занимавшее почти весь бетонный зал. Пять метров в диаметре и метр в высоту – машина напоминала гигантский металлический пончик. Эта необычная форма – технически «тороидная», как Голем выяснил утром – оказалась самой эффективной для обмотки сверхпроводящих катушек, позволяющей создать магнитное поле, способное хранить колоссальные объёмы энергии.

СМЭС, промелькнуло у него. Сверхпроводящее магнитное накопление энергии.

Это был тайный источник энергии Трешхолда.

Этим утром Голем узнал: энергия, введённая в тороидальное магнитное поле, будет бесконечно циркулировать без потерь, и её можно отбирать по мере необходимости. Единственное условие – катушки должны оставаться холодными.

Чрезвычайно холодными.

Критическая температура для катушек составляла около минус 260 по Цельсию, и если она повышалась даже незначительно, сверхпроводимость исчезала, и катушки начинали сопротивляться току. Это сопротивление вызывало стремительный нагрев, что, в свою очередь, увеличивало сопротивление, и за секунды лавинообразный процесс выходил из-под контроля... приводя к опасному явлению под названием «квенч».

Чтобы предотвратить квенч, катушки непрерывно омывались самой холодной жидкостью на Земле. Жидким гелием.

Его взгляд переместился за СМЭС, в соседнюю камеру, где за решёткой из мю– металла стояли двенадцать аустенитных нержавеющих резервуаров с жидким гелием. Каждый из пятисот галонных криотермосов Cryofab был высотой с Голема и оснащался криогенным штыревым разъёмом и вакуумно-изолированными трубопроводами, по которым охлаждённая жидкость подавалась в SMES для поддержания сверхпроводников при низкой температуре.

По большинству параметров жидкий гелий безвреден – не взрывоопасен, не горит и не ядовит. Его единственная опасная особенность – самая низкая среди известных веществ температура кипения… морозные минус 270 градусов Цельсия. Это означает, что если гелий «нагреть» выше минус 270 градусов – уже вблизи абсолютного нуля – он моментально закипает и превращается в газообразный гелий.

Сам газ тоже безопасен, но опасность кроется в физике процесса превращения. Превращение жидкого гелия в газ происходит с шокирующей скоростью и силой… и, как оказалось, именно поэтому Threshold выбрал вентиляцию R2-D2 в парке Фолиманка.

При переходе в газообразное состояние объём гелия увеличивается в ошеломляющем соотношении 1 к 750. Это значит, что жидкий гелий в этом хранилище, если его выпустить, мгновенно превратится в объём газа, достаточный для заполнения семи олимпийских плавательных бассейнов.

В закрытом пространстве новому объёму некуда деться, и рост давления произойдёт так быстро, что создаст "давленческую бомбу" – почти мгновенную, разрушительную силу, расширяющуюся во все стороны. В отчаянной попытке освободить место газ разрушит всё, что его сдерживает, создав ударную волну, подобную тактическому ядерному взрыву, уничтожая всё в определённом радиусе.

Для снижения риска все объекты, использующие жидкий гелий, включая больницы с аппаратами МРТ, обязаны устанавливать "аварийный вентиляционный канал" – трубу, ведущую через крышу здания, – чтобы в случае случайной утечки быстро расширяющийся газ имел безопасный альтернативный путь выхода… вместо того чтобы взорвать здание. Аварийный канал Threshold был огромен, но и количество хранимого здесь жидкого гелия соответствовало масштабам.

Голем вновь взглянул на двенадцать криотермосов Cryofab за SMES. Более двадцати тысяч литров гелия, подсчитал он. Потенциал расширения был почти неисчислим.

Как он узнал из интернета, катастрофические взрывы с жидким гелием случались часто – включая ракету Space X Falcon 9, Большой адронный коллайдер CERN и даже ветеринарную клинику в Нью-Джерси, где взорвался МРТ из-за небольшой утечки.

Голем знал, что если эта система SMES внезапно «сорвётся», загруженный в неё жидкий гелий мгновенно испарится, и бурный поток расширяющегося газа устремится по трубе, вырвавшись над Прагой в виде ледяного гейзера.

Скорее всего, снесёт голову R2-D2 в процессе.

Количество жидкого гелия, загружаемого в SMES в любой момент, составляет лишь малую часть общего объёма в хранилище. Голем не мог даже представить, что произойдёт, если весь гелий в этом комплексе высвободится разом… превратившись из жидкости в газ за долю секунды.

Такое никогда не случалось. Нигде. Никогда. Слишком много степеней защиты.

Гелиевые термосы были чрезвычайно прочны и имели множество защитных механизмов. Построенные как гигантские термосы, их двойные "сосуда Дьюара" использовали самый эффективный природный изолятор – чистый вакуум – чтобы жидкость внутри оставалась достаточно холодной и никогда не превращалась в газ. Для дополнительной безопасности каждый термос хранил жидкость под чрезвычайно высоким давлением. Это повышало точку кипения гелия, создавая больший запас до достижения критической температуры.

Последней мерой безопасности колбы был "разрывной диск" – крошечная медная пластина, встроенная в оболочку резервуара. Этот заранее ослабленный участок был рассчитан так, чтобы разорваться при чрезмерном внутреннем давлении… предотвращая катастрофический взрыв бака.

Хотя разрывные диски предназначались для разрыва наружу, они могли лопнуть вовнутрь при избыточном внешнем давлении на канистру. Конечно, такого никогда не происходило, ведь никто не был настолько беспечен, чтобы хранить жидкий гелий в герметичном пространстве.

С учётом этих трёх защитных механизмов, вероятность одновременного выхода из строя нескольких резервуаров статистически приравнивалась к нулю.

Это просто не могло произойти. Не без посторонней помощи.

Размышляя об ужасах, которые Threshold причинил Саше, Голем в последний раз окинул взглядом тихо гудящий SMES-агрегат, смакуя иронию. Эта машина была тайным источником силы Threshold… и вот-вот должна была стать орудием его уничтожения.

ГЛАВА 104

Кэтрин вошла в биолабораторию вместе с Лэнгдоном и внимательно изучала сложный аппарат перед ней.

Искусственных нейронов не существует. Пока нет.

Так всегда считала Кэтрин… но теперь в этом не была уверена. Хотя устройство действительно напоминало сложный гидропонный инкубатор, невооружённым глазом она не могла определить, что именно содержалось в пробирках с жидкостью.

Это невозможно… верно?

Бóльшая часть постдипломной работы Кэтрин в области нейробиологии была посвящена нейрохимии – изучению химических механизмов, благодаря которым функционирует нейронная сеть мозга. Концепция искусственных нейронов впервые была предложена ещё в 1943 году американскими учёными Уорреном Маккаллоком и Уолтером Питтсом, но практическая реализация этой идеи всегда казалась далёкой мечтой. Среди биологов даже ходила шутка: «Человек колонизирует Марс раньше, чем мы создадим искусственный нейрон».

– Проверь мануалы, – сказала она, кивнув на книжный шкаф через всю комнату.

– Посмотри, нет ли там чего-то про этот инкубатор или то, что они здесь выращивают. Я поищу в ящиках.

Пока Лэнгдон направлялся к шкафу, Кэтрин принялась обыскивать ящики встроенного в рабочий стол шкафа. В большинстве скрупулёзных лабораторий, включая Институт ноэтических наук, для каждого проекта велся "протокольный журнал" – печатный набор методических указаний, обеспечивающий единообразие и воспроизводимость результатов. Именно его Кэтрин надеялась найти, однако в ящиках не обнаружила ничего интересного.

Лишь обнаружив потайной плоский ящик в столе, она наткнулась на кое-что многообещающее… в том числе массивный чёрный трёхкнопочный скоросшиватель. Хотя он был слишком толстым для искомого протокола, её бросило в дрожь, когда она увидела надпись на обложке.

Совершенно секретно

Собственность Центрального разведывательного управления

Кэтрин тут же водрузила папку на стол и раскрыла её.

Господи, дай нам хоть какую-то зацепку…

Пробежав глазами первые страницы, она с изумлением узнала, что авторы этого досье представляли престижную шведскую Лабораторию органической электроники (LOE). ЦРУ вербует в LOE?! В поисках способа создания искусственных нейронов эта лаборатория была одним из ведущих мировых мозговых центров. Кэтрин упомянула их прорыв с венериной мухоловкой всего несколько минут назад!

Заворожённо она листала разделы досье, читая заголовки. Многие темы ей были знакомы, но взгляд вдруг наткнулся на один – и кровь застыла в жилах.

Модуляция с помощью смешанных ионно-электронных проводящих полимеров

Модуляция? Она тут же начала просматривать раздел. Неужели они действительно решили проблему модуляции?!

Одним из самых сложных препятствий на пути создания искусственного нейрона было воспроизведение "ионной модуляции" – уникальной способности нейрона активировать и деактивировать натриевые ионные каналы. И все же, если верить этому заголовку, модуляция ионов теперь стала возможна.

Но… как?!

Сердце бешено колотилось, в то время как Кэтрин читала о решении проблемы модуляции от Threshold. Все в этом решении казалось ей совершенно логичным… почти слишком логичным… и чем дальше она читала, тем труднее ей становилось дышать.

Нет… нет… этого не может быть!

– Кэтрин? – повторил Лэнгдон, подойдя к столу после того, как услышал ее прерывистый вдох. – Ты в порядке?

Но она не ответила, уставившись в папку и листая страницу за страницей, шепча что-то себе под нос.

Лэнгдон заглянул через ее плечо, пытаясь понять, что ее так взволновало, но заголовок страницы ничего ему не говорил. Модуляция с помощью смешанных ионно– электронных проводящих полимеров?

Проходили секунды, и Лэнгдон почувствовал, что Кэтрин в легком шоке. Наконец он положил ей руку на плечо. – В чем дело?

Она резко повернулась к нему, и в ее глазах вспыхнул огонь. – В чем дело? Threshold использует синтезированный BBL в качестве органического электрохимического транзистора! Они превращают его в тонкую пленку и растворяют в метансульфоно...

– Помедленнее… что?

– BBL! Они используют его в искусственных нейронах! Это была моя идея, Роберт!

– Прежде всего, что такое BBL?

– Бензимидазобензофенантролин. Это высокопроводящий полимер, отличающийся исключительной прочностью и эластичностью.

– Хорошо, и…?

– И они применяют поликонденсацию для синтеза BBL – именно это я предлагала. В результате получается вещество с чрезвычайно высокой электронной проводимостью… почти как у нейрона. – Она перевернула страницу папки. – Смотри! Химические протоколы в этой папке точь-в-точь повторяют те, что описаны в моей рукописи! До мельчайших деталей! Я предлагала изменять проводимость, добавляя три миллимоля глутамина в электролитный раствор – и они делают именно это!

Лэнгдону многое было непонятно, но он отчетливо видел: Кэтрин уверена, что нашла точку пересечения между ее рукописью и проектом Threshold. Мы за этим сюда и пришли.

– Кэтрин, – тихо произнес он, – можешь перевести дух и объяснить мне, что происходит, простыми словами?

Она кивнула, выдохнув. – Да, конечно. Говоря просто, в моей книге была теория о том, как эту технологию можно было бы реализовать в будущем. Я конкретно предлагала сплетать созданное вещество в нейронную «сетку», которую можно натянуть на мозг, словно шапочку… покрытие из нейронов, непосредственно контактирующих с мозгом. – Она вздохнула. – И… самое невероятное, что тут они делают именно это. Я просто… не могу в это поверить.

– То есть ты писала прямо об искусственных нейронах?

– Да. Когда я предложила гипотетический чип для регуляции ГАМК, я знала, что его невозможно создать без искусственных нейронов, поэтому включила свое предположение о том, как их можно будет создать в далеком будущем.

Это будущее, похоже, наступило,осознал Лэнгдон, взглянув на папку. – И ты думаешь, Threshold создал именно тот чип ГАМК, что ты предлагала?

– Нет, нет, – она покачала головой. – Я не знаю, какой чип они сделали – но почти уверена, что это не тот. Если у них есть искусственные нейроны, перед ними открыты все двери; они могут создать буквально что угодно, что придумают. Искусственные нейроны – это ключевой прорыв, необходимый для полной интеграции H2M. Ты должен понять, Роберт… – Она посмотрела ему прямо в глаза.

"Эта технология нейронов – ключ к будущему. Она меняет всё".

Лэнгдон не сомневался, что она права; он не раз читал, как футуристы предсказывали, что прорыв в области искусственных нейронов откроет удивительную эру прямой связи между мозгами, усиления памяти, ускоренного обучения и даже возможности записывать свои сны ночью и воспроизводить их утром.

Больше всего Лэнгдона тревожил прогноз, названный "ультимативной социальной сетью" – люди будут делать полно сенсорные записи своих переживаний… и делиться своими личными "каналами" напрямую с другими умами. По сути, люди смогут переживать зрительные образы, звуки, запахи и ощущения чужого опыта. Разумеется, скоро на чёрном рынке появятся коллекции особенно шокирующих, возбуждающих или жутких воспоминаний. Киберпанковский фильм 1990-х «Странные дни» уже заглядывал в этот тёмный мир… и теперь это кажется пророческим.

Хотя Лэнгдон понимал, что это может стать поворотным моментом в истории науки, огромное значение открытия не занимало его мысли. Он куда больше сосредоточился на последствиях невероятного невезения Кэтрин.

Она выдвинула немыслимо гениальную идею в своей книге… и только затем узнала,что ЦРУ уже тайно разрабатывает её.

Хотя совпадение было ошеломляющим, Лэнгдон знал, что клише "Великие умы мыслят одинаково" подтверждалось бесчисленное количество раз на протяжении веков; Ньютон и Лейбниц независимо изобрели исчисление; Дарвин и Уоллес одновременно пришли к идее эволюции; Александр Белл и Элиша Грей изобрели телефонные устройства и подали патентные заявки с разницей в несколько часов. Теперь, казалось, Кэтрин Соломон и ЦРУ независимо друг от друга нашли способ создания искусственных нейронов.

"Теперь всё встаёт на свои места…" – прошептала Кэтрин, устремив взгляд в пустоту. "Неудивительно, что я стала целью…"

"Невероятно неудачное совпадение", – сочувственно заметил Лэнгдон. "По крайней мере, теперь мы понима…"

"Это не совпадение, Роберт!" В глазах Кэтрин вспыхнул гнев. "ЦРУ украло мою идею!"

Украло? Его это утверждение озадачило; очевидно, ЦРУ разрабатывало искусственные нейроны задолго до того, как Кэтрин начала писать свою книгу.

"Они украли мой дизайн!" – повторила она. «Весь целиком!»

За всё время знакомства с Кэтрин Соломон Лэнгдон никогда не слышал от неё ни одной неразумной претензии, что уж говорить о параноидальных выпадах. "Я не понимаю", – сказал он, пытаясь успокоить её улыбкой. "Ты пишешь эту книгу уже год, а программа "Порог" работает больше двадцати…"

"Я выражаюсь неясно", – оборвала она. В её глазах появилась решимость, которую он никогда прежде не видел. "В моей рукописи был раздел об искусственных нейронах, где объяснялись детали именно этого дизайна. Но в том разделе я говорила о своей страсти и работе в аспирантуре, когда я уже мечтала о будущем ноэтики… проектировала гипотетические технологии, которые учёные будущего однажды смогут использовать для углубления понимания человеческого сознания."

Её слова внезапно стали Лэнгдону ясны. "Господи… что?!"

Она кивнула. "Да! Роберт, я впервые предложила – и зафиксировала – точный дизайн этих искусственных нейронов в своей дипломной работе… двадцать три года назад."

ГЛАВА 105

По ошеломлённому выражению лица Лэнгдона Кэтрин поняла, что он всё ещё пытается осмыслить то, что она только что ему сообщила.

– Это мой точный проект искусственных нейронов, – сказала она, постучав по засекреченной папке «Порога». – Двадцати трёхлетней давности. Здесь нет ошибки.

– Значит, ты писала докторскую диссертацию об искусственных нейронах? – поинтересовался Лэнгдон.

– Не совсем. Я занималась нейробиологией, и моя диссертация называлась "Химия сознания" – научная работа о нейро-трансмиттерах и осознании, но в конце, как и в рукописи, я добавила раздел о будущем исследований сознания. Там я помечтала о различных гипотетических прорывах, включая самое значительное достижение в моей области – искусственные нейроны – технологию, которая наконец-то позволила бы создать истинный интерфейс «человек-машина» и дала бы учёным возможность наблюдать сознание мозга новыми способами… и наконец увидеть, как всё это работает.

– И ты уверена… что это простое совпадение с разработкой ЦРУ?

– Роберт, нейроны в этой папке идентичны тем, что я предложила в своей диссертации, вплоть до терминологии! Описание буквально упоминает «наноэлектрические биофиламенты» и «двусторонний органо-технический синтез» – оба термина я придумала сама!

Лэнгдон, похоже, убедился. – Вау… значит, получается, ты, Кэтрин Соломон, ещё в аспирантуре догадалась, как создать искусственные нейроны?

– Я была ребёнком с гиперактивным воображением. Это была просто фантазия. Не забывай, что двадцать три года назад искусственные нейроны относились к научной фантастике!

– Как и генная инженерия, беспилотные автомобили и искусственный интеллект, – парировал он. – Но вот мы здесь. Благодаря закону Мура.

Правда, подумала она, будущее наступает всё быстрее.

– Двадцать лет назад в научной среде предполагали, что искусственные нейроны окажутся на кремниевой основе, что было логично, поскольку нейроны по сути представляют собой бинарные переключатели, как в компьютерных чипах. Я не согласилась и в диссертации доказывала, что поскольку конечная цель искусственных нейронов – интеграция с мозгом, то любое рабочее решение должно быть биологическим. Поэтому я дала волю воображению и детально разработала концепцию того, как подобные нейроны могут быть созданы в будущем.

– Должен сказать, это было очень проницательно, – заметил Лэнгдон, по-прежнему впечатлённый. – ЦРУ, вероятно, работало над этим десятилетиями… и наконец добилось успеха. Вопрос авторства или признания заслуг – это уже другое дело.

– Меня просто интересует, как они узнали о моей идее… или заполучили её.

Лэнгдон пожал плечами. – Ну, это крупнейшая разведывательная организация в мире.

– Вообще-то, – сказала Кэтрин, воспоминания нахлынули."Только сейчас до меня дошло…" Она замешкалась, задумавшись.

"Расскажешь по дороге", – поспешил Лэнгдон, подхватывая папку и направляясь к выходу. "Нам нужно убраться отсюда вместе с этим – и передать послу. Будем надеяться, этого достаточно."

Кэтрин перекинула через плечо сумку и последовала за Лэнгдоном через лабораторию, её мысли теперь метались. "С моей диссертацией произошло нечто странное. Я так и не поняла что именно, и не вспоминала об этом десятилетиями… но, возможно, это что-то объясняет."

"Что случилось?" – спросил Лэнгдон, пока они спешили через ярко освещённый компьютерный зал к вращающейся двери.

"Мой научный руководитель в Принстоне, – вспоминала она, – был тем самым А. Дж. Косгровом, легендарным химиком, который взял меня под своё крыло. Ему очень нравилась моя работа, и он говорил, что она достойна Премии Блаватник – национальной награды за постдокторские научные исследования. В любом случае, я её не получила, чем была совсем не расстроена, но Косгров почему-то вышел из себя. В итоге у него вышел спор с главой премиального комитета, каким-то знаменитым профессором из Стэнфорда. Когда страсти улеглись, Косгров заявил, что я заслужила награду, но мне отказали «по причинам, никак не связанным с научными заслугами». Я списала это на академические интриги. Но сказала ему, что мне всё равно, потому что решила посвятить себя ноэтике. Тогда он произнёс нечто странное. Он сказал, что прежде чем я окончательно уйду из нейронауки, настоятельно рекомендует мне…" Кэтрин резко остановилась у двери. "О…нет."

Лэнгдон обернулся. "Что такое?!"

Кэтрин закрыла глаза, не веря сама себе, и поставила сумку на рабочий стол. Среди всего этого хаоса она осознала это только сейчас. "Роберт", – прошептала она, открывая глаза и проводя рукой по густым тёмным волосам. "Есть куда более серьёзная причина, по которой ЦРУ хочет, чтобы моя книга исчезла навсегда."

Сжимая пистолет SIG Sauer, забранный у полевого агента Хаусмора, Финч спрыгнул с транспорта «Порог» и помчался по знакомой платформе через безлюдный центр безопасности. Обнаружив тело своего коллеги в холле, он бросился в мастерскую Гесснер, где его худшие опасения подтвердились с пугающей ясностью.

Бригита была убита.

Финч немедленно запросил подкрепление, но понимал, что с потерей местного полевого агента помощь придёт не скоро. Ситуация становилась всё тревожнее и деликатнее, и благоразумие требовало немедленных действий. Финч был первоклассным стрелком и вполне мог нейтрализовать любого, кто встретится на его пути.

Войдя в коридор OPS, он с облегчением отметил, что в этом секторе погас свет. Впрочем, он сам участвовал в проектировании этого подземного комплекса и знал, что освещение автоматически выключается каждые десять минут; темнота вовсе не гарантировала, что здесь никого нет.

Финч всё ещё не мог осознать, что Хаусмор и Гесснер были убиты. Ещё тревожнее казалась немыслимая личность убийцы. Вытаскивая тело Хаусмора из-за дивана, он с удивлением заметил на ковре металлический стержень от эпилепсии. Кто-то явно уронил его, а в "Крепость Распятия" когда-либо входили лишь двое больных эпилепсией – Саша Весна и Дмитрий Сысевич, оба из одного учреждения.

А Дмитрий, как меня заверили, уже мёртв.

Мысль о том, что убийцей могла быть Саша, казалась невероятной. Гесснер всегда описывала её как тихую и добрую. С другой стороны, сегодня она якобы напала на оперативника ÚZSI, что свидетельствовало о её нестабильном состоянии. Её мозг испытывал колоссальную нагрузку, и нельзя было исключать психический срыв.

Саша убила Гесснер? Это казалось немыслимым... и все же, если Саша узнала, что Гесснер с ней сделала, это стало бы сильным мотивом. Даже так, Финч сомневался, что Саша способна на такое... по крайней мере, не в одиночку.

Он резко свернул направо в направлении BIO, с облегчением обнаружив, что операционная зона не освещена. Когда свет включился, все оказалось на своих местах. Финч бросил взгляд на робота-хирурга, свисавшего с потолка. До сих пор Гесснер использовала эту технологию лишь для двух операций на людях – одна прошла успешно, другая закончилась катастрофой.

Финч был не в настроении для сюрпризов и намеревался тщательно обыскать объект, начав с систематического осмотра медицинского блока, чтобы убедиться, что никто не спрятался под кроватью или в шкафу, дождавшись отключения датчиков движения.

Если кто-то проник в "Порог", Финч не позволит ему ускользнуть. Тот, кто увидел это место... не сможет выйти отсюда живым.

Глубоко в хранилище СМЭС Голем устремил взгляд в открытую вентиляционную шахту. Где-то высоко над ним едва угадывался пятнистый дневной свет, проникавший сквозь перфорации в купольной голове статуи R2-D2, расположенной несколькими этажами выше в парке Фолиманка.

По очевидным причинам такие аварийные вентиляционные отверстия всегда оставались открытыми для обеспечения экстренной вентиляции. Их закрывали лишь для проверки хранилища на герметичность под давлением и только при соблюдении особых условий... а именно – полного отсутствия жидкого гелия.

Сегодня протокол будет слегка изменён.

Собрав силы, Голем взобрался на гудящее металлическое кольцо. Верхняя часть была округлой и опасной, но его ботинки имели хорошее сцепление. Он чувствовал слабую вибрацию механизма, когда дотянулся до потолка и ухватился за выступающую рукоять. Эта рукоять приводила в движение систему блоков, перемещавших массивную металлическую пластину, закреплённую на потолке.

Тестовая заглушка.

Квадратная стальная панель крепилась на направляющих с обеих сторон вентиляционного отверстия. Как гигантский люк, её можно было передвинуть на место с помощью рукояти и зафиксировать "барашками", герметизируя помещение.

Неудивительно, что на стальной пластине красовались ярко-красные предупреждающие надписи.

Nebezpečí! Nezavírat!

Опасность! Не закрывать!

Игнорируя предупреждение, Голем начал вращать рукоять. Через минуту хранилище станет герметичным.

Более веская причина?