Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 292 (всего у книги 346 страниц)

– По-моему, нужно пойти в полицию. Можно воспользоваться твоим телефоном, Хью?

– Разумеется, – соглашается он с не менее кислым видом, чем у нее. – Если хочешь, я тоже дам показания. Но если ты им сейчас позвонишь, они скорее всего попросят тебя немедленно явиться в участок и написать заявление. Не хочешь ли сначала принять душ? Ты вся перепачкалась.

Ханна окидывает взглядом измятые треники, кровь на ступнях, тапочки Хью. Ей не терпится позвонить в полицию и довести дело до конца. Однако друг совершенно прав. Стоит запустить процесс, и она уже не сможет отговориться, мол, приедет через пару часов, только душ примет.

– Хорошо. Дельная мысль.

В животе бурчит. Ханна вдруг вспоминает, что с утра ничего не ела, и чуть не падает в обморок от голода.

– Прежде чем я пойду в душ, может, приготовишь мне тост?

Хью кивает:

– Конечно. Ступай на кухню, я все сделаю.

* * *

Через полчаса Ханна входит в роскошные, как дворец, отделанные мрамором туалетные покои и видит приготовленную для нее горячую ванну с пеной.

Вид ванны вызывает у Ханны сомнения. Она собиралась по-быстрому принять душ и сразу же отправиться в полицию. На часах, должно быть, не меньше десяти утра. Но ванна уже наполнена, глупо спускать набранную воду.

Отставив в сторону чашку с чаем, она стаскивает тренировочные штаны, футболку и нижнее белье, сбрасывает тапочки Хью и осторожно садится в теплую воду.

Ханну охватывает невыразимое блаженство. Обильная пена распространяет пряный цитрусовый аромат. Даже саднящие ступни не отвлекают от мысли, что теплая ванна – именно то, что ей сейчас нужнее всего. Ханна закрывает глаза, слезы, которые она сдерживала последний час, щиплют веки. Нельзя поддаваться слабости. Надо быть сильной, пойти в полицию, рассказать все, что ей известно, – ради Эйприл и Новембер, заслуживающих справедливости, ради Невилла, Райана, Эмили и всех, кто многие годы жил под нависающими над их головой тучами подозрений.

Скоро она испытает гнев. Ханна уже сейчас чувствует признаки появления раскаленной добела ярости, которая охватит ее, когда все закончится. Как он мог? Ей хочется встряхнуть Уилла, плюнуть ему в лицо, влепить пощечину.

Возможно, именно ярость спасет ее от отчаяния.

Лежа в ванной, она четко представляет, как все происходило.

Уилл вернулся пораньше, перелез через стену за корпусом «Клоудс», чтобы не идти в обход под главными воротами. Потом или преднамеренно, или по наитию вместо того, чтобы вернуться в свою комнату, отправился к Эйприл.

Дверь квартиры, возможно, была открыта. Ханне казалось, что, отправляясь в бар, она ее заперла, но по истечении десяти лет у нее больше не было в этом уверенности. Или Эйприл уже пришла к тому времени и впустила Уилла. «Видишь? – должно быть, сказал он. – Я вернулся. Ты для меня важнее моей матери».

А потом что? Ссора? Нет, не ссора, иначе парни этажом ниже услышали бы голоса. Может, они просто пошипели друг на друга.

А может, Уилл уже находился в квартире до прихода Эйприл и что-то увидел. Еще один тест на беременность? Записку от Райана?

Он открыл дверь и с улыбкой заключил Эйприл в объятия. «Дай мне сначала смыть грим», – попросила она. Уилл позволил ей стереть с лица краску цвета терракоты. И когда Эйприл стояла, наклонившись над косметическим столиком с ватным тампоном в руках, подкрался сзади, протянул руки…

Но тут в дверь постучали.

Эйприл ничего не подозревала.

Она чмокнула Уилла в щеку и пошла открывать.

Уилл, скрывшись в спальне Эйприл, слышал, как она говорит с Невиллом. Консьерж принес посылку, Эйприл постаралась побыстрее его выпроводить, с лестницы послышался звук удаляющихся шагов.

Эйприл, широко улыбаясь, вернулась в гостиную.

«Я думала, он никогда не уйдет».

Уилл двинулся ей навстречу с протянутыми руками, но вместо того, чтобы взять ее лицо в ладони, как часто потом делал с Ханной, – сердце екает в груди, когда она об этом вспоминает, – он опустил руки на шею Эйприл и сжал их…

Нет, нет и нет! Отвращение настолько сильно, что Ханна вынуждена выпрямиться, ухватившись за борта ванны. Вода едва не выплескивается через край. Ничего подобного, Уилл на такое не способен!

Но тут на ум приходят десятки статей, прочитанных за последние годы, подтверждающие теорию о наиболее вероятной вине самых близких людей, статистика о количестве женщин, убитых теми, с кем они спали. Ханна вспоминает уклончивые намеки Джерайнта на бытовые убийства, сплетни, к которым отказывалась прислушиваться больше десяти лет. «Мне ее бойфренд никогда не нравился». «Говорят, она спала со всеми подряд». «А ведь его даже не заподозрили». Ханна всегда пропускала слухи мимо ушей, держалась того, что знала наверняка, веры, что Уилл на такое не способен.

Теперь, поняв, что он лгал ей все время, пока они были вместе, Ханна уже не так в этом уверена.

Сидя в ванне, она выпрямилась настолько резко, что в голове поплыло, по краям поля зрения засверкали маленькие вспышки, словно там притаились папарацци. Гинеколог предупреждала о возможном появлении таких вспышек. Может быть, вода слишком горячая?

– Только не в обморок, только не в обморок… – шепотом повторяет Ханна. Через пару мгновений, ей становится лучше.

Лучше, да не совсем. Ноги будто превратились в желе. При попытке встать, чего доброго, не выдержат ее веса.

Черт! Черт! «Сейчас неподходящее время, – упрашивает она свой организм. – Только не сейчас».

Ханна чувствует, как шевелится ребенок в животе. Это придает ей решимости. Как бы ни подводило собственное тело, вопрос не о ней, а о ребенке.

«Ребенок», – пронзает сердце мысль. Если подозрения оправдаются, то у ребенка не будет нормальных родителей. Отцом будет сидящий в тюрьме убийца.

Снова подкрадывается головокружение, на этот раз вместе с приливом тошноты. Только бы пронесло!

Тошнота усиливается, ей необходимо срочно добраться до унитаза. Ханна, дрожа, выбирается из ванны, поскальзывается на кафельном полу и падает на колени перед унитазом, содрогаясь от холода и шока.

Несколько минут она стоит на коленях, дрожа и роняя пену на прекрасный геометрический узор кафельного пола, затем медленно, очень медленно поднимается и наощупь подходит к вешалке для полотенец. Держится за раковину – падать нельзя, кроме нее у ребенка нет другой защиты.

Ханна оборачивается полотенцем и опускается на пол, прислонившись спиной к обогреваемому полотенцесушителю, взгляд блуждает, она ждет, когда уймется дрожь.

Но дрожь никак не кончается.

* * *

Проходит около часа, прежде чем Хью стучит в дверь.

– Ханна, как ты там? Не слышно ни звука.

Она не отвечает. Слишком сильно стучат зубы.

– Ханна? – встревоженно повторяет Хью. – Скажи что-нибудь.

Он ждет, стучит еще раз и предупреждает:

– Ханна, я сейчас войду. Ты не против?

Ей хочется ответить, сказать, что все нормально, но это неправда.

Дверь медленно приоткрывается, Хью осторожно заглядывает в щель. На нем очки, он в брюках в елочку с острыми отутюженными складками. При виде закутанной в полотенце бледной, дрожащей, безмолвной фигуры, привалившейся к полотенцесушитею, выражение его лица резко меняется.

– Господи, Ханна, да у тебя шок. Дай я помогу.

Она пытается встать на ноги, но они как резиновые. Хью вынужден поддерживать ее, одновременно прижимая полотенце к ее телу, чтобы оно не соскользнуло, и отводя взгляд в сторону от выглядывающего из-под ткани округлого живота.

– Из-звини, – пытается выдавить Ханна.

Хью приговаривает:

– Не волнуйся, не волнуйся, я врач. Я все это видел много раз. Ничего страшного, у тебя запоздалый шок. Все естественно. Такая новость кого угодно выведет из равновесия. Проходи сюда. Я приготовлю что-нибудь горячее с сахаром. Ничего страшного, ничего страшного.

Они вдвоем кое-как продвигаются по коридору в гостевую спальню. Хью откидывает одеяло и помогает ей лечь.

– Только не спи, – строго приказывает Хью. – Я дам тебе успокоительное.

Дрожь проходит. Ханна невероятно устала, однако старается выполнять указания и усилием воли не закрывает глаза. Хью возвращается с бутылкой воды и чашкой чая настолько сладкого, что Ханну опять чуть не одолевает тошнота. Хью заставляет ее сделать несколько глотков.

– Дай мне вздремнуть, – умоляет она. Мысли о полиции сейчас не идут в голову. Какая может быть полиция, когда она вся бледная и дрожит как осиновый лист. Через час еще куда ни шло. Но сию минуту усталость давит страшным грузом, трудно даже припомнить, когда она так уставала в последний раз.

Хью долго молча смотрит на нее, потом кивает:

– Ладно. Ты выглядишь совершенно измученной. Я только измерю артериальное давление, хорошо?

Ханна кивает, Хью уходит и вскоре возвращается с тонометром. Садится у кровати, под жужжание и щелчки считывает показания, убирает манжету и некоторое время, приложив палец к запястью, считает пульс.

– Все нормально? – Как трудно выговаривать слова. Какая невероятная усталость.

Хью снова кивает:

– Все в порядке. Не волнуйся. Тебе не холодно?

Ханна качает головой. Ноги и руки еще не избавились от оцепенения, но дрожь уже проходит, она чувствует, как по телу разливается тепло от грелки.

– Спи, – ласково произносит Хью. – Я разбужу тебя через пару часов. Договорились?

– Да, – вяло отвечает она и, закрыв глаза, с благодарностью проваливается в темноту.

После

– Ханна, – звучит мягкий, но настойчивый голос. И принадлежит он не Уиллу. – Ханна. Пора просыпаться.

– Что? – Она с трудом садится, моргает, не в силах сообразить, где находится. Наконец вспоминает. Это квартира Хью. А она – о господи! – лежит в постели, голая. И почему-то здесь темно.

Ханна подтягивает одеяло к подбородку, память возвращается. Ванна. Побег. Уилл.

В бок ножом вонзается боль. Непереносимая боль.

Рядом, склонившись над ней, стоит Хью, привычно сдувая упавшие на глаза волосы. У Ханны щемит сердце.

– Сколько сейчас времени? – хрипло спрашивает она, хватаясь рукой за раскалывающуюся от боли голову. Она чувствует себя – и этот вывод ее озадачивает – как после жуткого похмелья. Хотя реальная причина настолько далека от этой мысли, что ей хочется засмеяться. Неужели это тоже следствие шока?

Хью смотрит на часы.

– Почти четыре. Нас ждут в полицейском участке в полпятого. Ты нормально себя чувствуешь?

– Почти четыре? – Ханна от неожиданности выпрямляется. – Ты шутишь? Я что, проспала весь день?

– Вырубилась, словно тебя выключили. И до сих пор, похоже, не до конца пришла себя.

Ханна ощупывает голову. Не до конца пришла в себя – не то слово. Она как боксер на ринге, пропустивший мощный удар и совершенно потерявший ориентацию, во рту гадкий привкус какой-то горькой химии.

– Извини, ты что-то сказал о полиции?

– Да, но, чтобы ты знала, – Хью приподнял руку, предупреждающе выставив вперед ладонь, – я ничего им не рассказывал. Сама расскажешь. Сообщил только, что у меня есть знакомая, располагающая важной информацией; нельзя ли прийти и подать заявление. Там спросили: «Как насчет полпятого?» Если передумала, еще не поздно отменить.

– Нет. – Руки по-прежнему холодны, однако Ханна не желает менять решение. Она просто обязана обратиться в полицию.

Главное, что в комнате Эйприл в тот вечер мог находиться кто-то другой, убивший ее после ухода Невилла. И этим неизвестным – от этого вывода больше не отвертеться – мог быть Уилл.

– Нет, я готова.

– Твоя одежда там. – Хью указывает на изножье кровати, где аккуратно сложены ее вещи плюс куртка Хью. Очки Ханны лежат сверху на стопке одежды. На полу пара шлепанцев. Хью перехватывает ее взгляд и морщится. – Извини, другой обуви не нашлось. Я не хотел оставлять тебя одну в квартире без присмотра. Можно купить какие-нибудь кроссовки по дороге.

Ханна качает головой. Какая разница. Теперь уже ничто не имеет значения.

Хью тактично выходит из спальни, Ханна медленно одевается. Наконец берет мобильник, нажимает кнопку питания, желая проверить время, и только тогда вспоминает, что телефон сломан.

И все же, прежде чем покинуть спальню, она сует его в карман куртки.

– Готова? – спрашивает Хью.

Она согласно кивает, хотя на самом деле это совсем не так. Хью держит в руках ключи от машины, что заставляет ее нахмуриться.

– Мы поедем на машине?

– Нам обещали выделить место для парковки. Я не хочу, чтобы ты торчала на стоянке автобуса под дождем. Ты очень слаба.

Ханна рассеянно кивает. Какая разница. Главное теперь ребенок. Нужно держаться, чтобы не навредить ребенку.

Боже, неужели она действительно все расскажет полицейским?

Опять начинается головокружение. Хью встревоженно берет ее за руку.

– Ханна? Как ты?

– Я выдержу, – с трудом произносит она. Сейчас надо дотянуть до встречи с полицией. В чем бы ни заключалась истина, что бы теперь ни произошло, Новембер права – это единственный способ избежать опасности в будущем.

* * *

Сев в машину, Ханна приваливается головой к стеклу. Она не просто устала – она вымотана до предела от страха, потрясения и печали. Она испытывает странное дежавю, как в первые месяцы после смерти Эйприл, все тот же сковывающий волю ужас, нервозность и напряжение, вызванное огромными порциями плохого чая, еще худшего кофе и отсутствием аппетита, да еще бесконечными расспросами в полиции, когда детективы пытались нащупать несоответствия в ее показаниях или вытащить из памяти забытые подробности.

Мысль о том, что все это придется пережить в очередной раз, вызывает у нее легкое головокружение и тошноту. Возможно, именно потому, что она однажды уже прошла через эти муки, повторение намного противнее. И что в итоге? Невинный человек умер в тюрьме.

Теперь она идет на второй круг, чтобы обвинить отца собственного ребенка.

В уме возникает картина: Уилл прижимается губами к ее волосам и низким, мягким, грудным голосом шепчет: «Я люблю тебя».

Ее вот-вот вырвет.

– Тебе нехорошо? – спрашивает Хью. Ханна упрямо качает головой. – Хочешь попить? Ты, вероятно, страдаешь от обезвоживания.

Хью указывает на бутылку воды, стоящую в кармашке двери. Ханна кивает. Во рту жуткое послевкусие похмелья. Может, вода немного уймет тошноту. Ханна делает большой глоток. Нет, не помогает, у воды такой же химический привкус, как у всего остального. Закрыв пробку, она возвращает бутылку на место.

Лучше закрыть глаза, погрузиться во мрак, небытие. Хью запускает двигатель. Мотор некоторое время урчит, затем машина плавно скользит в темноту.

* * *

Прежде чем Ханна снова открывает глаза, проходит неопределенное время. Нельзя сказать, что она спала, скорее дремала, пытаясь избавиться от странного ощущения квелости до приезда в полицейский участок. Однако шум транспорта за окном стих – похоже, они в пути уже довольно долго.

Ханна не сразу фокусируется на дороге, постепенно начинает различать, что ее окружает. Они уже не в Эдинбурге, едут по какой-то узкой сельской дороге. Никаких фонарей, по обеим сторонам в мощном свете фар тянутся низкие живые изгороди. Дорога совершено ей незнакома; судя по темным горбам холмов, они движутся на запад, в сторону Бервика.

– Хью!

Ханна выпрямляется, поправляет очки, озирается вокруг, пытаясь сообразить, где они находятся. Химический привкус на языке не исчез, в горле пересохло, голос хриплый.

– Хью, что происходит?

На лице ее спутника отражается печаль.

– Прости, мы только что выехали за пределы Эдинбурга. Похоже, я неправильно ввел адрес в навигатор. Сделал большой крюк, пока не понял, в чем дело. Сейчас поедем обратно. Извини, что я так опростоволосился. Теперь я ищу дорогу, ведущую назад, не хочу разворачиваться – шоссе слишком узкое.

Ханна откидывается на сиденье. Они некоторое время едут в кромешной темноте. Мимо проплывает проселок, ведущий на ферму, затем еще один. Несмотря на пелену усталости, Ханна начинает тревожиться.

– Почему мы не разворачиваемся? Эта дорога уводит нас все дальше. Смотри, видишь дорожку к дому?

Хью не сбавляет скорость, и дом проносится мимо.

– Не волнуйся, – спокойно отвечает он. – Я задумал вернуться другим маршрутом.

Ханна смотрит на экран навигатора – он выключен.

Пальцы нащупывают телефон в кармане, но тут она вспоминает, что мобильник неисправен, и по спине пробегает волна холода.

– Далеко отсюда до полицейского участка?

– Да нет. Минут двадцать или около того.

Ханна переводит взгляд на приборную доску с часами. Сначала в глазах плавает туман, мешающий прочитать показания. Она моргает, напрягает зрение. Циферблат показывает 16:41. Они в пути больше получаса.

– Мы опоздаем.

– Нам не устанавливали строгие сроки. Но если беспокоишься, можешь им позвонить, предупредить.

– Я не могу. – Ханна старается сдерживать волнение, чтобы оно не прорывалось наружу. – У меня телефон сломан, я же тебе говорила.

– Ну да, конечно, – небрежно отвечает Хью. – Ничего страшного. Теперь уже немного осталось.

Ханна замолкает, прислушивается к дыханию Хью, кругом темнота. Она слышит удары собственного сердца. Вокруг становится все более пустынно. Часы на приборной доске отсчитывают минуты: 16:47… 16:49, 16:50. Ханну одолевает плохое предчувствие. Что происходит? Уж не хочет ли Хью помешать ее обращению в полицию?

– Хью, – вновь произносит она, на этот раз не в силах больше скрывать напряжение в голосе. – Хью, поворачивай назад.

– Успокойся, – отвечает он спокойным, уверенным голосом. Должно быть, так же он разговаривает с пациентками. – Мы скоро будем на месте.

Ханна рассматривает профиль Хью в свете приборов. Она чувствует себя непривычно вялой, медленно соображающей, словно не до конца проснулась и отделалась от кошмара. Откуда взялась такая усталость? Неужели… Она вспоминает неприятный химический привкус воды в бутылке, точно такой же, что остался во рту после жутко сладкого чая, и по жилам пробегает холодок ужаса.

Здесь что-то не так.

Минуты все бегут. 16:52… 16:57… 17:00.

На фоне медленно нарастающей тошноты Ханна осознает очевидное: Хью вовсе не едет в полицию. Он туда даже не звонил.

Хью дал ей снотворное и теперь увозит ее в неизвестном направлении все дальше от Эдинбурга.

Но почему?

Ведь он не мог убить Эйприл. Физически не мог. Он находился рядом с Ханной с той минуты, когда Эйприл покинула бар, и до того, как они обнаружили ее труп. Хью – единственный человек, кому она могла всегда безоговорочно довериться.

Тогда что он делает? И по какой причине?

На ум снова приходят слова Новембер: «Пожалуйста, ничего не предпринимайте, не поговорив сначала с полицией».

«Хью всегда был надежен, – хочется взвыть Ханне. – Он единственный, на кого я могла положиться. Всегда был готов подставить плечо».

Ее вдруг осеняет, и картина предстает перед ней с кристальной четкостью – именно такой, какой она столько лет силилась восстановить ее в памяти.

Открытая дверь квартиры. Распростертое тело Эйприл на ковре. На лице остатки грима цвета терракоты.

Ханна слышит собственные крики, топот ног Хью на лестнице, он подскакивает к Эйприл, прикладывает пальцы к точке измерения пульса. Наклоняется, отчаянно делает массаж сердца. «Беги, – запыхавшись, просит он, – ради бога, сбегай, позови кого-нибудь».

Какая же она дура.

В итоге она сидит в машине наедине с убийцей, в ее животе ворочается ребенок, а в кармане неисправный телефон.

Но так просто она не сдастся.

Повернув голову, словно глядя в окно, Ханна мельком смотрит на стопор двери со стороны пассажира. Кнопка опущена. Можно попытаться ее открыть, однако Хью скорее всего предусмотрел такой вариант развития событий. Если она попытается и у нее не получится, он сразу все поймет. Лучшая тактика – подыгрывать. Пусть считает, что все идет, как он задумал, пока не…

Разум отказывается принять то, что ее ждет в конце. Должна же быть какая-нибудь лазейка, какая-то спасительная возможность. Она не собирается умереть и позволить, чтобы вместе с ней погиб ребенок. «Думай, Ханна, думай!»

Что у нее есть с собой, чем можно было бы воспользоваться как орудием защиты? «Ключей и тех нет», – с запоздалой досадой на собственную глупость вспоминает она. Ровным счетом ничего. Ни сумочки, ни кошелька. Обуви, подходящей для того, чтобы убежать, тоже нет. Да и как она сможет убежать, беременная, от Хью с его длинными, как у игрока в крикет, ногами?

Один поломанный мобильник.

Мысль о телефоне влечет за собой другую. Ханна вспоминает, как Хью будто бы между прочим спросил: «А как насчет телефона? Он может его как-то отследить?»

Она думала, что Хью оберегает ее от Уилла, теперь же до нее доходит, что он прикрывал самого себя. Он уже в тот момент выстроил свой план и сейчас, убедившись, что телефон не отслеживается, везет ее в кромешной тьме в неизвестное место. Свой мобильник и навигатор он тоже отключил.

Ханна показала ему свой сломанный телефон, Хью кивнул и принял факт к сведению. Однако мобильник не полностью сломан, разбит только экран, сам телефон еще работает, ведь она смогла расплатиться с таксистом. Хью этого не знает, что дает ей крохотное преимущество. Как воспользоваться мобильником, если экран погас? А главное, как это сделать, не привлекая внимания Хью?

Она сует руку в карман куртки, водит пальцами по кнопкам, ощупывает разбитое стекло.

В некоторых телефонах есть функция, позволяющая связаться с полицией даже с заблокированного аппарата. Ханна однажды видела в «Твиттере» видеоклип, в котором женщина показывала, как включить такую функцию на айфоне. Надо нажать боковую кнопку и одну из кнопок регулирования звука. Или кнопку питания? В результате телефон автоматически наберет номер спецслужб, пользователю остается только ждать. Однако в том видео телефон, пославший вызов в полицию, врубил громкую сирену. Звук можно выключить, но как узнать, что она это сделала? Если функция существует для обеспечения безопасности владельца телефона, то вполне вероятно, что при наборе 999 сирена включится независимо от настроек звука.

Рискнуть?

Хью пристально смотрит на дорогу и не подает признаков беспокойства.

Если позвонить в полицию и завоет сирена, Хью поймет, что телефон работает, и найдет способ от него избавиться – можно не сомневаться.

Нет, эту возможность использовать нельзя.

О боже, если бы Уилл отслеживал ее местонахождение! Ханна закрывает глаза и воображает, как муж бросается в погоню на мотоцикле и вынуждает Хью остановиться. В горле образуется комок, мешающий дышать. Но плакать нельзя; если она сейчас расплачется, то уже не остановится. Уилл не придет на помощь, спасение придется искать самой.

Однако вместо спецслужб она могла бы позвонить Уиллу.

Ее охватывает внезапная нервная дрожь.

– Замерзла? – участливо спрашивает Хью.

Ханна отрицательно трясет головой:

– Ничего страшного. Просто гусиная кожа.

У нее появилась надежда.

Теперь надо действовать очень и очень осторожно. Это потребует времени, ловкости и большой изобретательности в разговоре с Хью.

Телефон надежно покоится в ладони. Ханна прикладывает палец к боковой кнопке.

– Хью?

– М-м? – Он не сводит глаз с дороги. Машина отъехала от Эдинбурга на приличное расстояние. Слышен шум моря, ветровое стекло секут капли дождя.

– Когда после разговора с полицией мы вернемся домой, как ты думаешь, я должна… – Дрожащий палец нажимает боковую кнопку на телефоне, активирующую голосовые команды, после чего она повышает голос до максимально возможного уровня, не вызывающего подозрений. – …позвонить Уиллу?

Внутренний динамик телефона издает очень тихий, почти неразличимый звук вызова, и Ханна громко зевает, чтобы его заглушить. Палец передвигается на кнопку звука и давит, давит, что есть мочи, чтобы понизить громкость. Звук вызова постепенно затухает; ее сердце бьется тем спокойнее, чем хуже он слышен. С отключенным динамиком невозможно определить, ответил ли Уилл на звонок. «Прошу тебя, умоляю», – мысленно призывает Ханна. Хью что-то говорит, но она не может сосредоточиться, только и думает, откликнулся ли Уилл или яростно хрюкнул и сбросил звонок на автоответчик. «О боже, Уилл, пожалуйста. Прости меня, прости. Если ты действительно меня любишь…»

Может, его и на месте нет. Может, у него отключен звук входящих звонков. Может, он топит свое горе в пабе, не услышал звонка, и тот уже автоматически переправлен на автоответчик.

«Умоляю. Извини меня, Уилл. Прости, что я тебя подозревала».

– И что ты ему скажешь? – нахмурившись, спрашивает Хью.

– Пожалуй, ты прав. – Сердце стучит так сильно, что даже живот вибрирует. Просто удивительно, что этого стука не слышит Хью, не замечает, как она напугана. Немудрено – он смотрит прямо перед собой, на дорогу. – Я просто жалею… боже, я просто жалею, что мы докатились до такого. Он наверняка бесится, гадает, где я нахожусь, не грозит ли мне опасность.

«О боже, только не клади трубку, Уилл. Дослушай до конца, что я хочу тебе сообщить. Не отключайся». Ханна ерзает на сиденье, чувствуя давление ребенка на таз.

– Я понимаю, – с хрипотцой отвечает Хью, печаль в его голосе звучит почти реалистично. – Понимаю, Ханна. Боже, это, конечно, не то же самое, но… ведь он мой лучший друг. Был им.

Повисает долгое молчание.

«Пожалуйста, не вешай трубку».

– Долго нам еще ехать? – наконец спрашивает Ханна. – До полиции? По-моему, мы едем уже целую вечность. Такое ощущение, что мы на полпути до Бервика.

«Уилл, ты слушаешь?»

– Нет, что ты, мы не так далеко, – с некоторым напряжением смеется Хью. Он барабанит пальцами по рулевому колесу. Дворники мелькают туда-сюда с усыпляющей монотонностью. – Не хочешь вздремнуть? Я разбужу тебя, когда мы приедем в участок.

Ханна кивает. Если у нее и оставались какие-то сомнения, то слова Хью их окончательно развеяли. Никому бы в голову не пришло считать ее уставшей – после того, как выпила злосчастного чая, она только и делала, что спала.

Ее захлестывает новая волна страха. Ханна прислоняет руку к стеклу и смотрит в ночь, пытаясь отчаянно найти хоть какой-нибудь ориентир, чтобы сообщить о нем Уиллу.

И такой ориентир появляется. Из темноты выплывает паб.

Ханна моргает, напрягает зрение. Нельзя упустить название на вывеске, но оно написано такими маленькими буквами, а дождь идет такой плотный… Вдобавок вывеска не освещена.

В последний момент Ханна все-таки успевает ее прочитать.

– «Серебряная звезда», – неторопливо произносит она, делая вид, будто думает вслух. – Какое милое название для паба.

Она зевает, чтобы придать своему поведению больше убедительности. Прежнее отупение постепенно улетучивается, по жилам несется поток адреналина, решительно вытаскивая ее из ямы странной усталости, но Хью должен считать, что она еще не пришла в себя.

«Ты это слышал, Уилл? Ты вообще меня слышишь?»

В груди Ханны зарождается всхлип, потому что ее затея, возможно, все равно закончится провалом. Нет никаких гарантий, что звонок не был переведен на автоответчик, что не истек лимит продолжительности вызова и что она не говорит в пустоту.

А потом она чувствует, что телефон в ладони нагревается, но не от прикосновения руки. Таким горячим он становится только во время длительного звонка.

Уилл слышит ее.

И, возможно, приедет за ней.