Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 139 (всего у книги 346 страниц)

Только после этого Уилл перешагнул порог, но, замешкавшись у самой двери, начал нервно осматриваться – бросил взгляд на книжные полки, письменные столы, комоды с зеркалами. Парнишка старался не смотреть на кровати, будто они были способны прыгнуть и укусить его.

– Мои соседи по комнате собирают вещи для поездки в Квебек, – сообщил он. – Мерзко, что мы не можем завтра поехать вместе с ними.

– Думаешь, мне хочется часы напролет трястись в автобусе? Лучше уж остаться здесь, – сказала Клэр, хотя это была не совсем правда: действительно мерзко, когда тебя оставляют где-то одну.

Она перевернула страницу альбома и снова увидела собственное изображение; на этот раз девочка в ковбойской шляпе сидела верхом на каком-то замученном жизнью пони.

– Это ты? – рассмеялся Уилл. – Ты очень хорошенькая.

Клэр в раздражении захлопнула альбом.

– Я просто провожу исследование, как просил нас Джулиан.

– Я тоже провожу исследование. – Уилл вытащил из кармана, а затем развернул лист бумаги. – Я работаю над хронологией нашей жизни. Тут все, что произошло с тобой, мной и Тедди, и то, как эти события могут соотноситься. Пытаюсь понять: вдруг у нас что-нибудь пересекается? Точных дат Тедди у меня пока нет, зато твои я записал. Хочешь проверить?

Клэр взяла в руки лист бумаги и сосредоточилась на двух отметках, представлявших собой ее личные трагедии. Первая дата – тот день, когда в Лондоне стреляли в нее и ее родителей; это событие запечатлелось в памяти Клэр так туманно, словно все произошло вовсе не с ней, а с какой-то другой девочкой. А вот второе оказалось настолько свежим, что Клэр тут же начало мутить от чувства вины. Последние несколько недель она упрямо отказывалась думать о нем, но сейчас, когда она увидела дату в хронологии Уилла, на нее нахлынули тошнотворные воспоминания. Как беспечно она выскользнула из дома Бакли в тот вечер. Какими усталыми и взволнованными выглядели Боб и Барбара, когда подъехали к ней в своей машине. «Они погибли из-за меня, – подумала Клэр. – Из-за того, что я вела себя как безмозглая соплячка».

Девочка сунула хронологию Уиллу:

– Да. Даты правильные.

Парнишка указал на фотоальбомы:

– Ты что-нибудь обнаружила?

– Только фотографии.

– Можно посмотреть?

Клэр больше не хотела показывать фотографии, от которых ей приходилось стесняться, поэтому она отложила более новый альбом и открыла вместо него родительский. На первой странице девочка увидела своего отца Эрскина, высокого и красивого мужчину в костюме и галстуке.

– Это мой папа, – пояснила она.

– А за ним монумент Вашингтона! Я был там. Когда мне было восемь лет, папа возил меня в Музей авиации и космонавтики. Это такое классное место!

– О-хо-хо!

Уилл посмотрел на нее:

– Зачем ты это делаешь, Клэр?

– Делаю что?

– Все время меня опускаешь?

Возражение уже готово было слететь с ее губ, но тут Клэр взглянула на лицо Уилла и вдруг поняла, что мальчик говорит правду. Она постоянно его опускает. Девочка вздохнула:

– На самом деле я не специально.

– То есть не потому, что ты считаешь, будто я этого заслуживаю? Что я типа отвратительный и так далее?

– Нет. Это потому, что я просто не думаю. Дурацкая привычка.

Уилл кивнул:

– У меня тоже есть дурацкие привычки. Типа, что я все время говорю слово «типа».

– А ты возьми и перестань.

– Давай договоримся, что мы оба прекратим. Ладно?

– Конечно. Как хочешь.

Клэр перевернула еще несколько страниц альбома и увидела другие фотографии своего красавца-отца, который позировал в самых разных местах. Под деревьями, на пикнике со своими друзьями. В плавках на пляже с пальмами. Она добралась до фотографии папы с мамой – они в обнимку стояли перед римским Колизеем.

– Смотри. Это моя мама, – тихо проговорила Клэр, проведя пальцем по изображению. Внезапно аромат духов с шарфа прорвался сквозь туман утраченных воспоминаний, и девочка снова ощутила запах маминых волос, почувствовала прикосновение ее рук к своему лицу.

– Ты на нее похожа, – потрясенно произнес Уилл. – Она очень красивая.

Они оба красавцы, думала Клэр, жадно вглядываясь в изображения матери и отца. Когда была сделана эта фотография, они наверняка думали, что весь мир у их ног. Оба были потрясающе хороши, и впереди была целая жизнь. К тому же они жили в Риме. Интересно, они хоть раз задумывались – представляли ли вообще, – как преждевременно закончится их будущее?

– Этот снимок был сделан девятнадцать лет назад, – сказал Уилл, обратив внимание на дату, которую мама Клэр написала в альбоме.

– Они тогда только поженились. Папа работал в посольстве. Был секретарем политического отдела.

– В Риме? Круто. Ты там родилась?

– В моем свидетельстве о рождении написано, что я родилась в Виргинии. Думаю, мама приехала домой меня рожать.

Они перевернули еще несколько страниц и увидели другие фотографии той же красивой пары – мама и папа Клэр, улыбаясь, сидели за ужином, поднимали бокалы с шампанским на коктейльной вечеринке, махали руками с какого-то моторного катера. Проживали la dolce vita, как говорила девочке мама. Сладкую жизнь. Вот что видела Клэр на этих фотографиях – свидетельства, как казалось раньше, нескончаемой череды прекрасных моментов, проведенных с коллегами и друзьями. Но ведь фотоальбомы для того и созданы, чтобы представлять лучшие мгновения жизни. Мгновения, которые хочется вспомнить, а не те моменты, о которых мечтаешь забыть.

– Смотри. Похоже, это ты, – сказал Уилл.

На фотографии была запечатлена мама Клэр; улыбаясь, она сидела на больничной койке и держала на руках младенца. Девочка посмотрела на дату, написанную от руки, и подтвердила:

– Да, это день моего рождения. Мама говорила, что все случилось очень быстро. Сказала, что я торопилась выйти наружу и она едва успела доехать до больницы.

Уилл рассмеялся.

– Ты и сейчас всегда торопишься выйти наружу.

Клэр начала переворачивать страницы, минуя скучные младенческие фотографии. Она в прогулочной коляске. В стульчике для кормления. С бутылочкой. Ни одна из этих фотографий не помогла ей восстановить воспоминания, потому что они были сделаны еще до того, как ее память утвердилась. С таким же успехом она могла разглядывать фотографии любого другого малыша.

Клэр добралась до финальной страницы. На двух последних фотографиях девочки не было. На них была запечатлена очередная коктейльная вечеринка, очередная компания чужаков, державших в руках винные бокалы. Тяготы жизни с дипломатом, как любила шутить мама. «Постоянно улыбайся и наливай». Клэр собралась было захлопнуть альбом, но тут Уилл накрыл ее руку своей.

– Погоди, – сказал он. – Эта фотография.

– Что с ней?

Уилл взял у девочки альбом и наклонился поближе, изучая одну из фотографий с вечеринки. На ней был папа Клэр с коктейльным бокалом в руке; он смеялся вместе с каким-то другим мужчиной. Сделанная от руки подпись гласила: «4 июля. С днем рождения, США!»

– Эта женщина, – пробормотал Уилл. Он указал на худенькую брюнетку, стоявшую по правую руку от Эрскина Уорда. На ней было зеленое платье с глубоким вырезом и золотистым поясом; взгляд женщины был прикован к отцу Клэр – она смотрела на него с нескрываемым восхищением. – Ты знаешь, кто она? – спросил Уилл.

– А я должна знать?

– Посмотри на нее. Постарайся вспомнить, видела ли ты ее когда-нибудь.

Чем пристальнее Клэр всматривалась в женщину, тем более знакомой она ей казалась, но это было лишь слабое воспоминание, в котором девочка не могла быть уверена. Возможно, воспоминания и вовсе не существовало, просто Клэр слишком сильно старалась его вызвать.

– Не знаю, – наконец сказала девочка. – А что?

– Просто я-то ее знаю.

Клэр нахмурилась:

– Откуда? Это же мой семейный альбом.

– А это, – ответил Уилл, указывая на женщину с фотографии, – моя мама.

26

Как и прежде, Энтони Сансоне прибыл в «Вечерню» под покровом тьмы.

Из своего окна Маура видела, как внизу, во дворе, припарковался «мерседес». Из него выбралась знакомая – высокая, облаченная в черное – фигура. Когда Энтони величаво шагал под окном Мауры мимо фонаря во дворе, позади него, на мостовой, ненадолго вытянулась жутковатая тень, а затем исчезла.

Выйдя из комнаты, Маура направилась вниз, чтобы перехватить Сансоне. На площадке второго этажа она остановилась и взглянула вниз, в полутемный вестибюль, где приглушенно беседовали Энтони и Готфрид.

– …до сих пор неясно, почему она так поступила, – сказал Готфрид. – Наши информаторы глубоко обеспокоены. Мы слишком многого о ней не знали, того, о чем нам должны были сообщить.

– Ты считаешь, что это самоубийство?

– А если не самоубийство, как объяснить… – Готфрид замер, услышав скрип ступени. Собеседники обернулись и увидели Мауру, стоявшую на лестнице.

– Доктор Айлз, – произнес Готфрид, тут же соорудив на лице улыбку. – У вас бессонница?

– Я хочу узнать правду, – ответила она. – Правду об Анне Уэлливер.

– Мы так же потрясены ее смертью, как и вы.

– Дело не в ее смерти. Дело в ее жизни. Вы сказали, что ничего не можете мне ответить, Готфрид. – Маура посмотрела на Сансоне. – Может, Энтони в состоянии это сделать?

Сансоне вздохнул:

– Полагаю, пора быть с вами честным, Маура. Это мой долг перед вами. Идемте, поговорим в библиотеке.

– В таком случае я пожелаю вам обоим доброй ночи, – сказал Готфрид, повернувшись к лестнице. Но тут он остановился и снова обратился к Сансоне. – Анны больше нет, однако это не означает, что мы можем нарушить данное ей обещание. Не забывай об этом, Энтони. – И директор пошел вверх по лестнице, постепенно исчезая во мраке.

– Что это означает? – осведомилась Маура.

– Это означает, что есть вещи, о которых я не смогу вам рассказать, – ответил Сансоне, когда они двинулись по скудно освещенному переходу, ведущему в библиотеку.

– Какой смысл в этой таинственности?

– Смысл в доверии. Под строжайшим секретом Анна сообщила нам некоторые подробности. Детали, которые мы не можем никому передать. – Он остановился в конце перехода. – Но теперь мы сомневаемся: а вдруг даже мы не знали всей правды о ней?

В течение дня солнечный свет, проникая сквозь венецианские окна, затоплял библиотеку и отражался от полированных деревянных столов. Но теперь зал был окутан полумраком, превращавшим ниши в темные пещерки. Энтони включил одну-единственную настольную лампу, и в этом интимном сумраке они уселись за стол друг против друга. Вокруг них возвышались бесконечные ряды книжных шкафов со строго упорядоченными книгами – два тысячелетия знаний. Но сейчас Маура силилась прочитать сидевшего перед ней человека – мужчину, непостижимого, словно закрытая книга.

– Кто такая Анна Уэлливер? – спросила Маура. – Я присутствовала на ее вскрытии. Тело покрывают застарелые шрамы – результат пыток. Я знаю, что ее мужа убили, но что случилось с Анной?

Сансоне покачал головой и вздохнул:

– Неужели между нами всегда будет так?

– Что вы имеете в виду?

– Почему мы не можем разговаривать нормально, как другие люди? О погоде, о театре? Вместо этого беседуем о вашей работе – не самая приятная тема. Но, полагаю, именно она постоянно объединяет нас.

– Вы имеете в виду смерть?

– Смерть и насилие. – Энтони подался вперед, глаза его вперились в Мауру с такой пронзительностью, словно это были лазерные лучи. – Мы с вами очень похожи. В вас тоже живет тьма, и это нас связывает. Мы оба понимаем…

– Понимаем – что?

– Что тьма существует.

– Я не хочу видеть мир таким, – возразила Маура.

– Но вы наблюдаете свидетельства этого всякий раз, когда труп попадает на ваш секционный стол. Вы знаете, что мир состоит не из одного солнечного света, знаю это и я.

– Так вот что мы привносим в нашу дружбу, Энтони? Мрак? Конец света?

– Я почувствовал это в вас с первой нашей встречи. В вас это живет очень глубоко, потому что вы – это вы.

«Я – это я», – подумала Маура. Королева мертвых. Дочь чудовищ. Мрак внедрился очень глубоко. Он тек вместе с кровью в ее венах, потому что эта же самая кровь бежала и по сосудам ее матери Амальтеи, убийцы, которая проведет остаток своих дней в тюрьме.

Взгляд Энтони был настолько пронзительным, что Маура не смогла удержать зрительный контакт. Вместо этого она переключила внимание на портфель, который Энтони принес с собой. Они знали друг друга почти два года, однако от одного только взгляда Сансоне Маура способна была потерять душевное равновесие; он заставлял ее чувствовать себя образцом под микроскопом – внимательно изучаемым, выставленным напоказ.

– Я пришла говорить не о себе, – заметила доктор Айлз. – Вы обещали рассказать мне правду об Анне Уэлливер.

Сансоне кивнул:

– Во всяком случае, ту правду, что я могу рассказать вам.

– Вы знали, что она подвергалась пыткам?

– Да. А еще мы знали, что до последнего дня ее страшно мучило то, что случилось с ней и ее мужем в Аргентине.

– И тем не менее вы приняли ее на работу. Взяли в штат на должность психолога к ранимым детям.

– На работу ее принял совет директоров школы «Вечерня».

– Но вы наверняка лично одобрили этот выбор.

Энтони кивнул:

– На основании рекомендаций и профессиональных качеств Анны. Ее самоотверженной работы с жертвами насильственных преступлений. К тому же она одна из нас.

– Член Общества Мефисто.

– Она сама пострадала от насилия. Двадцать два года назад, когда Анна и ее муж работали в международной фирме в Аргентине, они были похищены. И саму Анну, и ее мужа пытали. Фрэнка, ее мужа, казнили. Убийц так и не поймали. Этот опыт научил Анну, что на правосудие можно полагаться не всегда. Что чудовища постоянно находятся среди нас. Она ушла из организации, в которой работала, и стала оказывать психологическую помощь жертвам преступлений. А шестнадцать лет назад поступила к нам.

– Ваш клуб вряд ли найдешь в «желтых страницах». Как она узнала о вашем обществе?

– Ее кандидатуру предложил член общества, который служил в правоохранительных органах. Анна обратила на себя его внимание, потому что прекрасно работала психологом. Он знал, что Анна потеряла мужа в результате насилия. Что ей особенно удавалась работа с детьми – жертвами насилия и что у нее имелось множество контактов в среде правоохранителей и организаций, связанных с делами несовершеннолетних, по всей стране. – Сансоне поднял портфель, который принес в библиотеку, и поставил его на стол. – Получив известие о ее смерти, я пересмотрел личное дело Анны.

– У каждого члена есть личное дело?

– Составленное в момент подачи заявки на членство. Я удалил конфиденциальную информацию, и вот это я могу показать вам.

– Личное дело целиком вы мне доверить не сможете?

– Маура. – Сансоне вздохнул. – Пусть я вам доверяю, но некоторые сведения можно сообщать только членам общества.

– Тогда зачем вы вообще показываете мне эту папку?

– Потому что вы принимаете участие в расследовании. Присутствовали на вскрытии. Вы запросили подробный токсикологический анализ крови Анны, поэтому, я полагаю, вы сомневаетесь, что это самоубийство. Я прислушиваюсь, когда вы задаете вопросы. Потому что знаю, как прекрасно вы разбираетесь в своей работе.

– Пока ничто не подтверждает мои сомнения.

– Но что-то же расшевелило ваши инстинкты. В подсознании отложились некие детали, но вы еще не поняли, какие именно. Однако эти детали говорят вам: что-то не так. – Энтони наклонился ближе, разглядывая лицо Мауры. – Я прав?

Маура вспомнила о пустой сахарнице в кабинете Анны. И о загадочном разговоре между Джейн и Анной. Она бросила взгляд на папку, которую придвинул ей Сансоне, и открыла ее.

На первой странице оказалась фотография доктора Уэлливер, запечатлевшая ее еще до того, как волосы Анны поседели. Снимок был сделан шестнадцать лет назад, когда доктор Уэлливер стала кандидатом в члены общества. На Анне, как обычно, было скромное платье с длинным рукавом и высоким воротником, благодаря этому она казалась эксцентричной, но теперь Маура понимала, что подобные наряды позволяли скрыть шрамы, оставшиеся после пыток. В улыбке Анны, в ее глазах не было ни намека на прошлые муки и будущее самоубийство.

Перевернув страницу, Маура увидела суховатую подборку личных данных. Родилась в Берлине, в семье офицера армии США и его супруги. Получила диплом психолога в Университете Джорджа Вашингтона (Вашингтон) и вышла замуж за Франклина Уэлливера. Вместе с мужем работала в международной фирме по подбору персонала, с отделениями в Мексике, Чили и Аргентине.

Доктор Айлз перевернула страницу и увидела газетные статьи о похищении семейной пары и последующем убийстве Франклина в Аргентине. Во второй вырезке сообщалось, что убийцы так и не были задержаны.

– Анна испытала на себе бездействие правосудия, – проговорил Сансоне. – И поэтому стала одной из нас.

– Такое условие вступления в члены клуба понравится не всем.

– Никто из нас и не вступал в общество по большому желанию, это же не загородный клуб. К такому шагу нас подтолкнули личные трагедии, оставившие в нас злость, отчаяние и безысходность. Мы понимаем то, что неведомо обычным людям.

– Зло.

– Можно назвать и так. – Энтони указал на папку. – Анна, конечно же, понимала это. После смерти мужа она оставила работу, вернулась в Штаты и принялась за учебу. Получила диплом психолога. Так, работая с семьями жертв, она по-своему пыталась побороть зло. Мы предложили ей возможность принести еще больше пользы – изменить жизнь целому поколению. Не только как психолог, но и как специалист по отбору студентов. Контакты в организациях, занимающихся проблемами несовершеннолетних, позволяли ей отбирать перспективных учеников по всей стране.

– Она тщательно просматривала дела об убийствах? Выявляла пострадавших?

– Мы уже говорили обо всем этом, Маура. Я знаю, что вы нас не одобряете.

– Потому что это попахивает вербовкой для ваших целей.

– Посмотрите на то, как расцвел Джулиан. И скажите, что эта школа ему не подошла.

Маура не ответила, потому что возразить было нечего. «Вечерня» – идеальное место для Джулиана. За последние несколько месяцев ему удалось обрасти не только мышцами, но и уверенностью в себе.

– Анна знала, что здесь он будет хорошо учиться, – заметил Сансоне. – Если судить по документам вайомингской школы, никто не посчитал бы его многообещающим кандидатом. Он не успевал по половине предметов, ввязывался в драки, совершал мелкие правонарушения. Но, ознакомившись с его личным делом, Анна поняла, что он умеет выживать. Она знала, что в горах он помог вам остаться в живых из одного лишь сострадания, других причин не было. Вот так она и поняла, что этот студент нам необходим.

– Так, значит, это она приняла решение?

– Одобрение Анны – самый важный критерий. Половина студентов, которых вы видели здесь, отобраны ею. – Сансоне умолк, а затем добавил: – Включая Клэр Уорд и Уилла Яблонски.

Некоторое время Маура обдумывала эту информацию. Вспомнила о встрече, на которую они с Джейн пришли в кабинет Анны, – речь шла о трех детях и о том, существует ли связь между ними. Анна сказала, что это всего-навсего совпадение, которое не имеет смысла рассматривать. Однако в день своей смерти она изучала личные дела этих трех детей.

В помещении было так тихо, что Маура слышала биение собственного сердца. Безмолвие усиливало звук приближавшихся шагов, и Маура обернулась как раз в тот момент, когда из полумрака выступили четыре фигуры; они приблизились к кругу света, который шел от лампы.

– Нам нужно поговорить с вами, – сказал Джулиан.

Рядом с ним стояли три спутника. Те самые трое детей. Уилл, Тедди и Клэр – детское трио, для которого трагедия, казалось, никогда не кончится.

Хотя было уже почти одиннадцать вечера и детям пора было спать, Сансоне обратился к ним с тем же уважением, с каким обратился бы и к взрослым.

– Что ты задумал, Джулиан? – спросил Энтони.

– Сегодня утром у «шакалов» было собрание, по поводу доктора Уэлливер, – сообщил парнишка. – И эти трое членов обнаружили зацепку. Но чтобы отработать ее, нам понадобится ваша помощь.

Маура вздохнула:

– Джулиан, я знаю, что ты хочешь помочь, но уже поздно. Нам с господином Сансоне нужно обсудить…

– Мы хотим взглянуть на наши дела, – вмешалась в разговор Клэр. – Хотим знать все то, что известно полиции о нас и наших родителях. Прочитать все отчеты.

– У меня нет такой информации, Клэр.

– Но вы можете ее получить, верно? Или детектив Риццоли может.

– Ваши дела сейчас расследуются. А это означает, что информация не предназначена для широкой публики.

– Мы никакая не публика, – возразила Клэр. – Это касается нас, нашей жизни, и мы имеем право знать.

– Да, вы имеете право знать, когда повзрослеете. Но это официальные документы. В них могут содержаться подробности, которых вы не поймете.

– Мы слишком молоды для правды? Вы это хотите сказать, верно? Что тринадцатилетние подростки не сумеют с ней справиться? Словно вы даже не представляете, кто мы и с чем нам пришлось столкнуться.

– Я знаю, Клэр, – спокойно возразила Маура. – Я понимаю.

– Понимаете – что? «Ей выстрелили в голову»? Это вы обо мне знаете, но даже представить себе не можете, что это значит. Каково проснуться в больнице и даже не помнить, как ты туда попала. И даже не знать, что мама и папа погибли. Чувствовать, что больше никогда не сможешь прочитать целиком книгу, проспать всю ночь или даже сосредоточиться на какой-нибудь одной мысли, черт возьми. – Девочка прижала руку к голове. – Проделав дыру в моем черепе, они и жизнь мою раздробили. Я больше никогда не буду как остальные. Я навсегда останусь чокнутой. Так что не стоит говорить, будто вы знаете меня или знаете хоть что-то обо мне.

Мальчишки, потрясенные этой вспышкой, с удивлением уставились на Клэр. А может, даже с восхищением.

– Прости, – извинилась Маура. – Ты права, Клэр, я ничего не знаю. – Она взглянула на Уилла и Тедди. – И как вы раньше жили, я тоже не знаю, не представляю даже. Я разрезаю трупы и смотрю, что внутри, это все, что я могу. Ну а вам троим придется рассказать мне все то, чего нет в документах. О вашей жизни и о том, кто вы такие.

– Как уже сказала Клэр, мы чокнутые, – заметил Уилл, и Тедди грустно кивнул в знак согласия. – Никто не хочет находиться с нами рядом. Словно все ощущают исходящее от нас невезение, и никто не хочет иметь с нами дела, будто бы неудачливость заразна. – Уилл повесил голову. – Но в конце концов они погибают. Как доктор Уэлливер.

– Нет доказательств, что смерть доктора Уэлливер не была самоубийством.

– Возможно, – согласился Уилл. – Но в тот день, когда она погибла, у нее на столе лежали наши дела. Такое впечатление, что она открыла их и тоже попала под проклятие.

– Маура, – сказал Джулиан, – мы хотим помочь расследованию. У нас есть информация.

– «Шакалы» – прекрасный клуб, Джулиан. Но над расследованием всего, что произошло, работают профессионалы.

– Это дело только для спецов, так, что ли?

– По правде сказать, да.

– А вдруг мы обнаружили то, чего не знают спецы? – Джулиан взглянул на Клэр. – Покажи им.

Только в этот момент Маура заметила, что у Клэр в руках книга.

– Это мой семейный альбом, – проговорила девочка, передавая Мауре книгу.

Маура открыла альбом на фотографии, которая изображала молодых мужчину и женщину – оба были светловолосые и невероятно привлекательные, – стоявших на фоне римского Колизея.

– Твои родители? – поинтересовалась она.

– Да. Мой папа работал в посольстве. Был сотрудником политического отдела.

– Они очень красивая пара, Клэр.

– Но я хотела показать вам вовсе не это. – Клэр перелистала альбом и остановилась на последней странице. – А вот эту фотографию, с коктейльной вечеринки. Здесь мой папа, он разговаривает с одним человеком. Вы видите женщину, вон там, она стоит в сторонке в зеленом платье? Знаете, кто она?

– Кто?

– Это моя мама, – сказал Уилл.

Маура удивленно повернулась к парнишке:

– Ты уверен? Возможно, эта женщина просто похожа на нее.

– Это точно моя мама. Я узнаю платье. Она всегда надевала его на вечеринки. Зеленое с золотистым поясом; она говорила мне, что это самое дорогое платье, какое она приобрела за всю жизнь, но качество всегда окупается. Это был ее девиз, она постоянно говорила мне это. – Голос Уилла зазвучал глуше, и, опустив плечи, он тихо добавил: – Это моя мама.

Маура взглянула на подпись: «4 июля. С днем рождения, США!»

– Здесь нет года. Мы не знаем, когда была сделана эта фотография.

– Но дело в том, – возразил Джулиан, – что они были вместе, на одной и той же вечеринке. А знаете, кто еще там был?

– Он, – сказала Клэр. Девочка ткнула в блондина, запечатленного в разговоре с Эрскином Уордом. Широкоплечий незнакомец стоял в профиль, он был выше Уорда и отличался мощным телосложением. Все присутствовавшие пили вино, и только этот человек держал в руках пивную банку.

– Это мой папа, – пояснил Тедди.

– Вот где связь, – добавил Джулиан. – Пусть это не помогло нам узнать, почему их убили или зачем кому-то понадобилось причинять вред их детям все эти годы. Но вы искали именно это доказательство. Папа Клэр. Папа Тедди. Мама Уилла. Они были знакомы.

На экране компьютера Фроста светилась отсканированная фотография с изображением празднично одетых участников вечеринки – некоторые сидели, некоторые стояли, большинство держали в руках выпивку. В центре монитора оказались изображения Эрскина Уорда и Николаса Клока; мужчины стояли лицом друг к другу, но при этом вполоборота к камере, словно кто-то крикнул им: «Улыбочку, джентльмены!» Мама Уилла, Оливия, стояла поодаль, рядом с другой женщиной, однако ее взгляд был обращен к Эрскину Уорду. Джейн осмотрела другие лица, пытаясь отыскать супругов этих троих людей, но не обнаружила их среди обеспеченной и явно подвыпившей публики.

– Вот это, – сказал Фрост, указывая на Оливию, – выражение лица женщины, неравнодушной к Уорду.

– Ты считаешь, это написано у нее на лице?

– Только не стоит думать, что на меня когда-нибудь кто-нибудь так смотрел.

– Возможно, это взгляд старой подруги. Человека, который хорошо его знает.

– Тогда странно, что мы не можем отыскать никаких связей между Оливией и Эрскином. Если они так хорошо знали друг друга.

Джейн откинулась на спинку кресла и размяла ноющую шею. Была почти полночь, все остальные сотрудники отдела убийств уже разошлись по домам. «Нам тоже давно пора», – подумала Джейн, однако эти отсканированные фотографии, которые Маура по электронной почте прислала в Управление полиции Бостона, уже целый час держали Джейн и Фроста на рабочих местах. Маура направила им восемь снимков из семейного альбома Уордов – на них изображались вечеринки с барбекю и официальные приемы, сборища, проходившие и на улице, и в помещении. Ни на одной другой фотографии Джейн не заметила ни Оливии Яблонски, ни Николаса Клока; только на этом снимке оба – Оливия и Николас – появились вместе с Эрскином Уордом. Вечеринка была в честь Четвертого июля, год не указан; в помещении, кроме этих троих, было еще по меньшей мере десять человек.

Где и когда сделали снимок?

Фрост поочередно щелкнул по каждому из семи других снимков и остановился на фотографии семьи Уорд, сидевшей на белом диване. Клэр, судя по виду, было примерно восемь лет. Они были нарядно одеты: Эрскин в сером костюме, Изабель в платье хорошего кроя и пиджаке. Позади виднелась роскошно украшенная елка.

– Коктейльная вечеринка проходила в этом же помещении, – объявил Фрост. – Видишь камин, вон там, справа? Он есть и на другой фотографии. А здесь… – Фрост увеличил изображение угла комнаты. – Не кажется ли тебе, что на потолке та же лепнина?

– Кажется, – согласилась Джейн. Сощурившись, она различила подпись под фотографией, сделанную от руки: «Наше последнее Рождество в Городе Джорджа. Лондон, жди нас!» Она посмотрела на Фроста: – Этот снимок сделали в Вашингтоне.

– Значит, коктейльная вечеринка там и проходила. Остается только один вопрос: с какого перепуга Николаса Клока и Оливию Яблонски позвали на вечеринку дипломатов? Николас работал в финансовой сфере. Оливия – торговый представитель фирмы, занимавшейся медицинским оборудованием. Как и где познакомились эти трое людей?

– Вернись к первой фотографии, – попросила Джейн.

Фрост открыл снимок коктейльной вечеринки, которая, как они теперь знали, проходила в Вашингтоне.

– Здесь они моложе, – сказала Джейн. Она крутанулась на своем кресле, схватила со стола личное дело семейства Уорд и отыскала резюме Эрскина Уорда. – Сотрудник политического отдела, четырнадцать лет работал в Риме, пять – в Вашингтоне. Затем был направлен в Лондон, где и был убит год спустя.

Значит, эта коктейльная вечеринка пришлась на те пять лет, в течение которых Уорды жили в Вашингтоне.

– Верно. – Джейн закрыла папку. – Как же эта троица познакомилась? Наверняка это случилось в Вашингтоне. Или… – Риццоли посмотрела на Фроста. Казалось, им одновременно пришла на ум одна и та же мысль.

– …в Риме, – закончил Фрост и взволнованно выпрямился. – Помнишь, что сказал нам тот парень из НАСА? Нил и Оливия очень ждали поездки в Рим, потому что там они и познакомились.

Повернувшись в своем кресле, Джейн взяла со стола личное дело четы Яблонски.

– Все это время мы думали только о Ниле и его работе. Постоянно раздумывали над всей этой дурью, связанной с НАСА и инопланетянами, тогда как нам нужно было сосредоточиться на Оливии.

Кроткая Оливия со своей скучной работой, которая стояла поодаль на сборищах НАСА, куда приводил ее муж и где она выглядела потерянной. Оливия, регулярно выезжавшая за границу торговать медицинским оборудованием. «Что же ты продавала на самом деле, Оливия?» – задумалась Джейн.

Риццоли нашла страничку, которую искала.

– Вот. Дата свадьбы Оливии и Нила Яблонски. Пятнадцать лет назад. Она встретила своего будущего мужа в Риме, а это значит, что Оливия была в Риме как раз тогда, когда Эрскин Уорд работал в посольстве.

– А как насчет этого парня? – спросил Фрост, указывая на отца Тедди, Николаса Клока, который производил впечатление своей красивой атлетической фигурой и был настолько уверен в себе, что пил пиво, когда все стояли с винными бокалами; он надевал рубашку поло и спортивные туфли на сборище, куда все приходили в пиджаках и галстуках. – Мог ли Николас Клок оказаться в Риме в это же время? Может, они все втроем там были?

Джейн полистала соответствующее личное дело.

– О Клоке мы знаем немного. Большая часть информации пришла к нам из полиции Сент-Томаса.

– На Сент-Томасе он был туристом. Там никто его толком не знает.

– Но его наверняка знают в Провиденсе, где он работал. – Джейн перелистала бумаги в папке. – Вот. Финансовый консультант в «Джарвис энд Маккрейн», Чапман-стрит. – Она подняла глаза. – Наш следующий пункт назначения.