Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 346 страниц)

ГЛАВА 100

Это настоящая аптека психоактивных веществ...

Кэтрин остолбенело смотрела на содержимое холодильника – в нем в огромном количестве были собраны сильнодействующие наркотические препараты. Помимо нескольких веществ, которых она не смогла опознать, Кэтрин увидела флаконы с диэтиламидом, псилоцибином и ДМТ – активными компонентами ЛСД, волшебных грибов и аяхуаски. Она также заметила контейнеры с дистиллированным экстрактом шалфея предсказателей и МДМА – оба вещества в такой форме являлись запрещенными.

Наличие этих наркотиков в лаборатории виртуальной реальности могло означать только одно. «Порог» сочетает применение наркотиков с передовыми технологиями погружения в виртуальную реальность.

Сочетанные VR/наркотические терапии строго регулировались в медицинской сфере, поскольку их последствия пока оставались неизученными. Во многих случаях совместная стимуляция оказывалась настолько мощной, что вызывала быстрые и непредсказуемые изменения структуры мозга. Нейробиологи уже начали фиксировать тревожащие структурные изменения в мозге молодых людей, совмещавших компьютерные игры с приемом дизайнерских наркотиков.

Новое поколение искателей острых ощущений надевало потребительские VR-очки и проводило часы, куря марихуану, виртуально паря в космосе... нюхая кокаин на виртуальных американских горках... или испытывая эффект "края" от различных наркотиков-дисторантов во время просмотра VR-порно. Бесчисленные предупреждения оставались гласом вопиющего в пустыне – переживания оказывались чрезвычайно аддиктивными.

Люди не хотят слышать, насколько это опасно...

В прошлом году на Кэтрин освистали, когда она объяснила аудитории технически подкованных геймеров, что длительное воздействие гиперреалистичных шутеров от первого лица не только формирует восприимчивость к откровенному контенту, но и перестраивает структуру мозга, притупляя обычные эмпатические триггеры.

Освистали еще громче, когда она сообщила о новых исследованиях, согласно которым неутолимое потребление интернет-порнографии физически изменяет молодые умы – "по сути, наращивая мозоль на человеческом либидо", снижая чувствительность к реальному сексу. В результате возбуждение, даже у молодых людей, можно достичь лишь при помощи ошеломляющего количества и разнообразия стимулов.

Лэнгдон стоял рядом, изучая флаконы в холодильнике. – Для чего наркотики?

– Конкретно не уверена, но некоторые из этих субстанций – не шутки, сильнейшие галлюциногены. – Она огляделась, мысли теперь неслись галопом. – Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что это помещение построено специально для одной цели: перепрограммировать человеческий мозг.

– Извини —перепрограммировать?

Она кивнула. – Это называется нейропластичностью. Наш мозг физически эволюционирует, приспосабливаясь к новым условиям. Он создает новые нейронные пути для обработки нового опыта. Прием подобных наркотиков в сочетании с VR-симуляцией создает ошеломляюще интенсивные переживания – в разы более яркие, чем в обычной жизни. Если такие переживания повторять, они в буквальном смысле начнут с пугающей скоростью перекраивать нейронные сети мозга.

– Перепрограммировать мозг... для чего?>Вот в чем главный вопрос, подумала она.

Кэтрин знала, что мозг гуру медитации, практикующего всю жизнь, анатомически уникален – годы медитации постепенно изменили его, давая возможность по желанию входить в состояние глубокого покоя. По сути, спокойствие стало новой нормой для такого мозга.

– Роберт, мне пришло в голову: если «Порог» будет раз за разом погружать испытуемого в искусственно вызванное внетелесное состояние —усиленное психоделиками – его мозг начнет перестраиваться, чтобы это отчужденное состояние казалось более... естественным. Другими словами, весь процесс, возможно, пытается настроить сознание... чтобы ему было комфортнее вне тела.

Ее слова повисли в тишине подземного помещения.

– Нелокальный... – наконец сказал Лэнгдон. – Это определенно перекликается с твоей книгой.

– Да, определенно.Не говоря уже о «Звездных вратах», – подумала она. – Не хочется в это верить, но Саша была бы идеальным кандидатом для VR– перепрограммирования. Как эпилептик, ее разум уже частично настроен на внетелесный опыт. Использовать ее как подопытного – это как взять короткий путь.

– Саша никогда не упоминала ничего подобного.

– Она могла не помнить, даже не осознавать... – голос Кэтрин дрогнул, когда она указала в холодильник. – Видишь? Это рогипнол.

– Препарат для изнасилований на свиданиях?

Она кивнула. – Он серьезно ухудшает функции памяти и вызывает антероградную амнезию – подопытные сохраняют функциональность, но практически не могут вспомнить, что происходило.

Лэнгдон смотрел с ужасом. – Саша говорила, что у нее проблемы с памятью. Она думает, это из-за эпилепсии.

– Возможно, так и есть, – ответила Кэтрин. – Но если Саше регулярно давали рогипнол, у нее должна быть серьезная потеря памяти... может, даже не осталось воспоминаний о посещении этого места.

– Может, поэтому в транспорте было кресло-коляска? Они могли возить Сашу туда и обратно?

– Вполне вероятно, – сказала Кэтрин. – Это заставляет меня вспомнить того эпилептика, о котором ты говорил – того, кого Бригита привезла из того же учреждения? Возможно, она сказала Саше, что он отправился домой, но эти наркотики невероятно опасны...Могло случиться что угодно. Он мог сойти с ума или умереть – кто знает? Преимущество вербовки пациента, брошенного в госучреждении, в том, что его исчезновение никто не заметит.

Лэнгдон уже направлялся к двери. – Все начинает обретать смысл, – сказал он.

– И если мы правы... и найдем доказательства, что ЦРУ экспериментирует над ничего не подозревающими подопытными...

Это будет конец игры,осознала Кэтрин, представляя масштабы общественного возмущения, если это правда.

Вернувшись в коридор, Лэнгдон рвался глубже на территорию «Порога». Основной коридор резко поворачивал направо, и он видел два меньших ответвления налево. Комплекс превращался в лабиринт.

Извилистое бомбоубежище времен холодной войны... Насколько далеко оно тянется?

Он понимал, что им нужно быть предельно внимательными, если они собирались отсюда выбраться.

На повороте они свернули направо, следуя главному коридору. Снова, как только они вступили в темное пространство, зажглись напольные огни.

Неподалеку двойные двери преграждали коридор. Лэнгдона успокоило, что овальные окна на дверях оставались темными – казалось, помещение за ними было неосвещенным.

Мы по-прежнему одни здесь…по крайней мере, в этом секторе.

Они вошли через двустворчатую дверь в новую темноту, и снова зажглись половые огоньки, обнажая очередной отрезок коридора. Но здесь что-то было иным…Воздух оказался примерно на десять градусов холоднее и отдавал легкой углекислотной ноткой, характерной для музейных помещений. Сильнофильтрованный.

Второе, что заметил Лэнгдон: коридор был тупиковым. Слева, примерно посередине, находилась единственная ниша, которая, судя по всему, вела в еще один некий комплекс помещений.

Лэнгдон понял: если они не найдут то, что искали,там, им придется покинуть главный коридор и начать обследовать другие зоны. Несмотря на феноменальную память, он уже начал терять ориентацию в этом лабиринте.

Продолжая идти, Лэнгдон пытался определить, в какой именно части под парком Фолиманка они сейчас находятся. Он разглядывал глухую стену в конце коридора, задаваясь вопросом: не бродят ли сейчас по ту сторону туристы в общедоступной части убежища…не подозревая о зловещем сооружении, скрытом буквально у них под боком.

Они свернули в единственную нишу и резко остановились. Перед ними была массивная стеклянная вращающаяся дверь с толстыми резиновыми уплотнителями для поддержания качества воздуха. Она напоминала вход в очередную лабораторию, но пространство за ней поглощала кромешная тьма.

– RTD, – прочитала Кэтрин нанесённые трафаретом три буквы над вращающейся дверью. – Звучит многообещающе.

– Разве? – Единственное, что ассоциировалось у Лэнгдона с аббревиатурой RTD

– это школьные уроки математики. Расстояние = Скорость х Время.

– Research and technical development – это европейский аналог R&D, – пояснила она, вглядываясь в тёмное стекло. – А значит, здесь вполне может быть именно то, что мы ищем.

ГЛАВА 101

Директор ЦРУ Грегори Джадд гнал джип Grand Cherokee своей жены по Джорджтаун-пайк в сторону штаб-квартиры Лэнгли. Его обычный водитель не был готов в этот ранний час, а Джадд не мог ждать. Несмотря на неприязнь к методам Финча, директор обязан был думать сначала о стране... и большинство американцев даже не представляли, каким угрозам она подвергалась.

Америка и её союзники под атакой... всегда.

В последние годы их врагам требовались лишь примитивные инструменты соцсетей, чтобы влиять на умы и решения миллионов. Его агентство фиксировало иностранное вмешательство в выборы, потребительские привычки, экономические решения и политические тренды. Но те атаки меркли перед надвигающейся бурей.

Образуется новый фронт, требующий новых видов оружия.

Русские, китайцы и американцы все рвались доминировать на этой арене, и победа в этой гонке была главной целью Грегори Джадда за все двадцать лет в верхушке агентства. «Порог» с его поразительными технологиями давал ему преимущество.

Теперь, мчась к Лэнгли, он размышлял, что такого взрывоопасного посол Нагель отправила на его защищенный сервер, что могло бы поставить ЦРУ в безвыходное положение.

Блеф? Вряд ли. Переоценка? Нагель была слишком умна для этого.

Он мог предположить лишь одно: она каким-то образом узнала, что они делали в "Пороге". Если это правда, Джадду придется сделать все возможное, чтобы заставить ее молчать. Разоблачение такой информации вызвало бы взрывной, всемирный резонанс.

Гонка пси-вооружений вышла бы из-под контроля.

Глубоко под парком Фолиманка Голем сидел, прислонившись спиной к тяжелой металлической двери, переводя дыхание.

Нельзя допустить новый припадок.

Нужно выбраться живым... Надо освободить Сашу.

Когда пульс замедлился, он осторожно поднялся и ухватился за массивный штурвал на двери. Затем со всей силы начал вращать его, пока не услышал, как сдвинулся тяжелый запор. Голем толкнул стальную дверь вовнутрь. Из темноты хлынул ледяной ветер, развевавший полы его плаща, когда он, опустив голову, шагнул сквозь герметичный проем. Зажегся свет, и он с усилием закрыл дверь.

Ветер мгновенно стих.

В укрепленном бункере стоял пронизывающий холод, но это была не система кондиционирования – внутрь просачивалась пражская зима. В потолке зияло круглое отверстие больше двух метров в диаметре, ведущее в вертикальную шахту, которая поднималась через несколько этажей земли к замаскированному выходу в центре парка Фолиманка.

Голем видел этот выход много раз.

Все видели.

Шахта выходила на поверхность, возвышаясь на три метра, и была увенчана перфорированным бетонным куполом. Десятилетиями для посетителей парка она напоминала гигантскую торпеду, торчащую из земли.

Путеводители честно называли ее вентиляционной шахтой заброшенного бомбоубежища, но несмотря на многочисленные просьбы убрать "торпеду" как напоминание о Холодной войне, анонимные художники нашли иное решение. Превратив ее объект искусства – в дань уважения голливудской звезде – дроиду R2-D2 из Звездных войн, чья форма идеально совпадала с торпедным носом.

R2-D2 стал достопримечательностью парка Фолиманка, перед чьим серебристо– голубым корпусом фотографировались туристы. Власти согласились сохранить объект: ведь первый термин "робот" придумал как раз чешский писатель Карел Чапек в пьесе 1920 года.

Конечно, внешне никто не догадался бы, что бывшая вентиляционная шахта теперь выполняла совсем другую функцию – служила аварийной системой, позволяя не воздуху входить, а кое-чему выходить.

Монотонный стук дождя по окнам Фокмана будто аккомпанировал его провалу. Исследовав все фрактальные проекты In-Q-Tel, он так и не нашел ничего, что могло бы быть связано с записями Кэтрин.

Фрактальные телескопы? Охлаждающие компоненты? Стелс-геометрия?

Фокман раздраженно тряхнул головой, ощущая, как усталость проникает в кости. Он не мог знать наверняка, но подозревал, что причина атаки скрыта в чем-то более важном, чем фракталы.

ГЛАВА 102

Когда Лэнгдон и Кэтрин прошли через вращающуюся дверь в здание RTD, они оказались в небольшом предбаннике – безупречно чистом стеклянном помещении с полками для обуви, шкафчиками и набором крючков с белыми комбинезонами. Также здесь имелись два «воздушных душа» – закрытые кабинки с мощными струями фильтрованного воздуха, сдувающими частицы и загрязнения с одежды и кожи.

Как нартекс в соборе, промелькнуло у Лэнгдона. Комната для очищения нечистых… перед тем, как они войдут в святилище.

Только здесь "святилищем" было, судя по всему, то, что находилось за стеклянной стеной прямо перед ними, вход в которое отмечала вторая герметичная вращающаяся дверь вместо готической арки.

Кэтрин уже проходила через вторую дверь, и Лэнгдон последовал за ней. Галогенные лампы, вспыхнувшие над головой, были ярчайшими из тех, что ему доводилось видеть. Их сияние усиливалось содержимым комнаты: практически всё в этом огромном пространстве было ослепительно белым – стены, пол, столы, стулья, рабочие поверхности, даже пластиковые чехлы на оборудовании.

– Это чистая зона, – сказала Кэтрин.

Ряд за рядом столов были уставлены идеально организованными инструментами, электронными устройствами и механизмами в защитных пластиковых кожухах. Компьютерные системы выглядели сложными, но все экраны оставались темными.

Кэтрин направилась к центру комнаты, а Лэнгдон двинулся вдоль боковой стены, остановившись у окна, чтобы заглянуть в соседнее помещение. За стеклом располагалась какая-то биологическая лаборатория – микроскопы, колбы, чашки Петри – большая часть оборудования была еще не распакована. У дальней стены – в собственном изолированном стеклянном боксе – стоял прибор, который Лэнгдон раньше никогда не видел.

Хрупкое на вид устройство состояло из сотен длинных стеклянных ампул, вертикально свисавших сквозь перфорированную платформу. Каждая, судя по всему, была соединена с корпусом машины сверху через тончайшую трубку. Это смутно напомнило Лэнгдону систему точного капельного полива, которую он когда-то видел на выставке индиго. Они что-то выращивают там?

– Иди сюда, – позвала Кэтрин, стоя у большого устройства высотой около метра, напоминавшего какую-то футуристическую штуковину от Руба Голдберга. Лэнгдон подошел и стал разглядывать прибор.

– Это фотолитограф, – пояснила она.

Лэнгдон почувствовал, что его знание греческого вот-вот подведет. – Значит, это прибор… который пишет на камнях… светом?

– Точно, – кивнула она. – При условии, что свет – это глубокий ультрафиолет… а камень – это пластина из кремния. – Она показала на стопку глянцевых металлических дисков рядом с аппаратом. – В этой лаборатории есть всё необходимое для проектирования и создания микросхем.

Микросхемы? Идея казалась совершенно не связанной ни с человеческим сознанием, ни с тем, о чем Кэтрин могла писать в своей рукописи. – Зачем им проектировать микросхемы здесь, внизу?

– По моим предположениям, – сказала Кэтрин, – это имплантаты для мозга.

Мысль озадачила его, но он быстро уловил связь."Робот-нейрохирург…"

"Вот именно. Кажется, я ошибся, предположив, что он извлекает образцы мозга. Теперь очевидно, что этот робот предназначен для имплантации мозговых чипов".

В светлой комнате повисло тягостное молчание.

"Разве вы не говорили, что мозговые импланты – это банальная операция?" – спросил Лэнгдон.

"Чипы против эпилепсии, да. Это крошечные устройства для электростимуляции, вживляемые в череп. Но сложный имплант размещался бы значительно глубже, и роботизированная хирургия точно облегчила бы его установку".

Лэнгдон подумал о Саше, и его охватило смутное беспокойство. Он задался вопросом, не вживили ли ей экспериментальный чип – возможно, под видом лечения эпилепсии. Она и понятия не имела бы, что на самом деле находится у нее в голове… или даже что существует организация "Порог".

"Если Гесснер соврал, – сказал Лэнгдон, – и имплант, который она установила Саше, на деле оказался более продвинутым подчерепным чипом…"

"Тогда этот чип легко мог бы служить стимулятором RLS, контролируя эпилептические припадки Саши, но в то же время… обладать множеством других функций".

"Боюсь спросить… каких, например?"

Кэтрин постучала указательным пальцем по крышке фотолитографического аппарата, задумавшись. "Без осмотра чипа сказать невозможно, – ответила она. – Но похоже, они как раз начали их здесь производить. Думаю, Саша и тот другой подопытный, вероятно, были их первыми пациентами… пробным экспериментом и доказательством концепции перед тем, как вывести это производство на полную мощность".

Услышанное глубоко потрясло Лэнгдона.

"Что бы они ни делали, – продолжила Кэтрин, – всё прошло успешно, потому что "Порог" явно готовится к масштабной операции". Она оглядела комнату и нахмурилась. "К сожалению, здесь нет ничего конкретно компрометирующего. Мы лишь видим, что ЦРУ разрабатывает какой-то мозговой имплант – проект, который вряд ли кого-то удивит".

Правда, – осознал Лэнгдон. Импланты в мозг – это будущее.

Лэнгдон читал достаточно научных статей, чтобы знать: вживляемые чипы, несмотря на ассоциации с киборгами и научной фантастикой, уже реальны и поразительно совершенны.

Такие компании, как Neuralink Илона Маска, работают с 2016 года над созданием так называемого H2M-интерфейса – "человек-машина", – устройства, преобразующего данные из мозга в понятный бинарный код. Первым серьёзным достижением Маска стала имплантация чипа Neuralink обезьяне, которую затем научили играть в компьютерную игру Pong, управляя ракеткой лишь силой мысли.

Когда Neuralink наконец получил разрешение FDA на испытания на людях,тридцатилетнему парализованному Нолану Арбо имплантировали устройство PRIME,и оно чудесным образом вернуло пациенту значительную часть двигательных функций. К сожалению, через сто дней электронные нити чипа – металлические датчики, связывавшие чип с нейронами мозга, – отсоединились, видимо, отторгнутые биологическими нейронами, которые должны были контролировать. Тем не менее, это был огромный шаг вперёд.

Другие гиганты вроде Synchron Билла Гейтса и Джеффа Безоса, а также Neurotech от BlackRock создавали менее инвазивные, более специализированные чипы, обещая фантастические      результаты:      излечение      слепоты,      паралича,      неврологических расстройств вроде болезни Паркинсона и даже возможность "печатать силой мысли".

Хотя Лэнгдон пока не понимал связи этой технологии с человеческим сознанием и работой Кэтрин, он не сомневался, что мозговые чипы критически важны для военной разведки – управление дронами силой мысли, телепатическая связь на поле боя, бесконечные возможности анализа данных. Поэтому неудивительно, что ЦРУ инвестирует в такие разработки колоссальные средства.

Интерфейс «человек – машина» – это будущее.

Лэнгдон вспомнил то, что видел в Барселонском супер-компьютерном центре, где моделирующее программное обеспечение предсказывало будущее развитие человеческого рода: ЛЮДИ СОЛЬЮТСЯ С ДРУГИМ БЫСТРО ЭВОЛЮЦИОНИРУЮЩИМ ВИДОМ… ТЕХНОЛОГИЕЙ.

– Хорошо, тогда ключевой вопрос: как это связано с вашей рукописью? – настаивал Лэнгдон, желая найти связь. – Вы писали о компьютерных чипах?

– Немного, – ответила она, явно раздражённая, – но там нет ничего, что могло бы заинтересовать или представлять угрозу для этой программы.

– Вы уверены?

– Да. Я упомянула мозговые импланты только в последней главе, и то в теоретическом ключе, как размышление о будущем ноэтической науки.

Ноэтика завтрашнего дня, подумал Лэнгдон, мельком увидев оглавление её книги перед тем, как бросить её в огонь в библиотеке. – И мозговые импланты играли роль в этой главе? – настойчиво спросил он, чувствуя, что они близки к разгадке.

– Гипотетические импланты, да, – сказала она. – Те, которые появятся не раньше, чем через десятилетия… если вообще появится.

Лэнгдон как-то слышал, что технологии, доступные разведсообществу, на годы опережают известные публике. – Кэтрин, возможно, ЦРУ продвинулось дальше, чем ты думаешь?

– Возможно, но не настолько дальше, – ответила она. – То, о чём я писала, скорее мысленный эксперимент, а не осуществимая технология. Как демон Максвелла или парадокс близнецов – ты же не сможешь создать демона, сортирующего молекулы, или разогнать близнецов до скорости света, но мысленное представление этого помогает понять общую картину.

Поверю тебе на слово, подумал он. – Расскажи, что ты написала.

Кэтрин вздохнула. – Это была фантазия, связанная с моими открытиями о ГАМК. Помните, мы говорили, что мозг – это приёмник… своего рода радио, улавливающее сигналы из окружающего мира – из Вселенной?

Лэнгдон кивнул. – А нейромедиатор ГАМК действует как настройка радио… отфильтровывая ненужные частоты и ограничивая объём поступающей информации и сознания.

– Именно так, – подтвердила она. – Поэтому я предположила, что однажды, в далёком будущем, мы научимся создавать имплант, который сможет регулировать уровень ГАМК в мозге – по сути, ослабляя наши фильтры по желанию… чтобы мы могли ощущать больше реальности.

– Невероятно, – сказал Лэнгдон. Сама мысль об этом была захватывающей. – И это ещё невозможно?

– Боже, конечно нет! – воскликнула она, качая головой. – Самые передовые исследования ноэтики даже близко не подошли к этому. Для начала нам нужно было бы точно доказать теорию о Всемирном Сознании, или Акашическом Поле, или Anima Mundi – или как там ещё называют поле сознания, которое, как предполагают, окружает всё сущее.

– Во что ты веришь.

– Верю. Мы пока не можем доказать, что эта космическая сфера существует, но её не раз видели люди в изменённых состояниях сознания. К сожалению, эти переживания мимолетны, неконтролируемы, субъективны и часто не воспроизводимы, что ставит их под сомнение с научной точки зрения."

"И делает лёгкой мишенью для скептиков."

"Да. У нас нет количественного метода, устройства или технологии, способных принимать сигналы из космической сферы. Только мозг может это сделать." Она небрежно пожала плечами. "Поэтому я предложила гипотетический чип, который мог бы использовать мозг в качестве платформы, снижать уровень ГАМК, расширять его пропускную способность и превращать его в гораздо более мощный приемник."

Лэнгдон смотрел на неё с благоговением. Идея Кэтрин была не просто несомненно гениальной – она могла наконец объяснить,почему ЦРУ паникует из-за её рукописи.

Что, если Кэтрин собиралась опубликовать книгу, описывающую сверхсекретный чип, который ЦРУ уже разрабатывает?!

"Кэтрин, – проговорил он, – Threshold выводит изучение сознания на новый уровень, а твоя книга могла сорвать крышку с центрального элемента их секретной технологии."

"Нет шансов, – возразила она. – Как я уже говорила, чип, который я описала,невозможно создать. Концепция интересная, но сугубо гипотетическая. Технические препятствия на пути его создания непреодолимы – особенно это: регулировка уровня нейро-трансмиттера во всей системе потребовала бы полной физической интеграции с нейронной сетью мозга... а мозг имеет более ста триллионов синапсов, за которыми нужно следить."

"Но научный прогресс ускоря..."

"Роберт, поверь мне, полная физическая интеграция недостижима. Это было бы равноценно подключению каждой отдельной лампочки на Земле к одному выключателю – миллион раз подряд. Это в принципе невозможно."

"Как когда-то было невозможно расщепить атом..." – парировал Лэнгдон. – "Но наука имеет привычку находить решения, особенно при неограниченном бюджете. Вспомни Манхэттенский проект."

"Огромная разница... Ядерные технологии уже существовали в 1940 году. Уран существовал. Учёные просто собрали всё вместе. Чип, который я предложила, требует технологий и материалов, которых ещё нет на Земле. Прежде чем мы сможем обсуждать интеграцию с дендритной структурой мозга, нужно изобрести наноэлектрический биофиламент."

"Наноэлектрический... что?"

"Вот именно – это даже нереальная вещь. Я выдумала это в своей книге как способ говорить о технологии, которой не существует. Это был бы футуристический, ультратонкий, гибкий филамент из биосовместимого материала, способный передавать и электронные, и ионные сигналы. По сути —искусственный нейрон."

"А создать искусственные нейроны нельзя?"

"Нет, мы даже близко не подошли. В прошлом году двое парней из Швеции потрясли мир, заставив венерину мухоловку открываться и закрываться с помощью химической стимуляции нейрона. Всего один бинарный импульс – и это вызвало научный шок по всему миру. Вот где находится современная наука, Роберт, и до искусственного нейрона её отделяют поколения разработок."

Лэнгдон уже направлялся к окну биологической лаборатории, которую заметил несколькими минутами ранее. "Теоретически, – спросил он, – как бы ты создавала искусственные нейроны...собирала их или выращивала?"

Она задумалась. "Наноэлектрический биофиламент? Ну, это был бы биологический филамент, так что его пришлось бы выращивать."

Лэнгдон остановился у окна и вгляделся в аппарат с сотнями длинных стеклянных пробирок и трубок. "В жидкой суспензии, я полагаю?"

"Да. Хрупкие микроструктуры всегда выращивают в суспензии."

"Тогда, думаю, тебе стоит подойти сюда, – сказал он, подзывая её к окну.

"Похоже, Threshold выращивает что-то… и я подозреваю, что это не руккола."