Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Дэн Браун
Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 94 (всего у книги 346 страниц)
Полицейский агент молча кивнул головой.
– Кстати, Спрейфико, хотел спросить. У тебя сохранились те микрофоны, с помощью которых ты прослушивал уроки пения пары, живущей над твоей квартирой?
– Я никогда не был замечен в подобных преступлениях, инспектор.
– Бесполезно отпираться, агент Спрейфико! Твоя подруга мне призналась, что у тебя есть микрофоны с усилителем, цифровые диктофоны и другие гаджеты.
– Надо будет порыться в шкафу, возможно, я кое-что забыл вынести на свалку.
– Я хочу установить микрофоны на кладбище.
– Где?
– Точнее, в заброшенном фруктовом саду возле кладбища. Ты знал, что если деревья киви не обрезать, они начинают расти, как лианы из фильма ужасов?
Инспектор Стуки рассказал своему подчиненному об отчете Леонарди, о поклонниках дьявола и о слухах, какие ходили о них в городе. Кое-кто из жителей полагал, что так называемые сатанисты могли быть замешаны в темных делах вроде этого, с найденным человеческим скелетом.
– Ты установишь микрофоны, и, когда они опять соберутся вместе, откупорят бутылки с пивом или граппой, мы услышим все вплоть до движения жидкости по их пищеводам. Так, Спрейфико?
– Нужно будет устанавливать аппаратуру в темное время суток, так я понимаю?
– Разве это может нас остановить? Ты и я, в темноте, в джунглях киви рядом с кладбищем. Конечно, нужно быть настороже, чтобы не попасться на глаза волку с семенами киви в зубах. Ты любишь киви, агент Спрейфико?
– Не очень. Вы что, хотите сделать это уже сегодня вечером?
– А чего тянуть, Спрейфико? Давай все быстро сделаем, пока дождь опять не зарядил. Нам нужно найти какую-нибудь зацепку, которая бы исключила версию с сатанистами. Я убежден, что она ошибочна, но необходимо это доказать, поэтому, Спрейфико, помоги по-дружески.
– А если там, среди деревьев киви, нас будут поджидать сатанисты?
– Я захвачу с собой святой воды.
– Может быть, лучше пистолет?
– А смысл? Сатана же бессмертен. Иначе на кого люди будут сваливать вину за все свои беды?
Микеланджело стоял в нескольких шагах от светофора на обочине дороги, огибавшей городские стены. Наступил вечер, и автомобилисты включили фары. Мальчишка развлекался тем, что жестом правой руки подавал знак водителям, оповещая их о том, что фары не работают. Стискивая губы в попытке сдержать улыбку, подросток с удовольствием наблюдал за изумленными лицами автовладельцев и их судорожными попытками включить и выключить свет.
Микеланджело дестабилизировал. Он начинал с мелочей, вроде того чтобы подкинуть оставшиеся с Масленицы замороженные блинчики, которые мама хранила в морозилке, на чей-то порог в канун Рождества или рождественский пирог – на Пасху.
А все потому, что он не хотел быть похожим на всех остальных молодых людей северо-востока страны, одержимых приобретением вещей и поиском высокооплачиваемой работы. На тех, которые смотрят соревнования по мотокроссу и заезды «Формулы-1» по субботам, играют с друзьями в футболи пьют спритц[90]90
Спритц – венецианский коктейль на основе игристого вина, который обычно подается в качестве аперитива на северо-востоке Италии.
[Закрыть]. Он не желал бездарно тратить свою жизнь на то, чтобы казаться достаточно стильным и ощущать себя частью группы. Короче говоря, он, Микеланджело, никогда не станет делать что-либо только потому, что так принято проводить время у молодежи на северо-востоке Италии. Или на северо-западе, если бы он там родился.
Микеланджело дестабилизировал, и это было его персональной войной против обыденности. Той заскорузлой и серой нормальности, напоминающей кучу гравия, скользящую вниз по склону. Жизнь – парнишка был в этом уверен – подобна сходу камней в горах: все давят друг на друга и сдерживают один другого. Если не хочешь быть задавленным, ты должен освободиться ото всех и спуститься в долину гигантскими скачками, смеясь в лицо жизненным трудностям. Передвигаться, катясь и падая, со скоростью валунов, без боли, без страха, возможно теряя несколько капель крови. Но это не страшно, вид собственной крови всего лишь напоминает нам о том, что все мы по большей части сделаны из жидкости и рано или поздно испаримся.
Микеланджело позабавило выражение лица автомобилиста, которому он сделал знак рукой включить фары. Водитель сбавил скорость, убедился в том, что все исправно и послал мальчишке ответный жест, чтобы тот убирался к чертям.
Возможно, подумал Микеланджело, он так и сделает.
Любовь растворяется в воде. Как водорастворимые соль и сахар, которые бесследно исчезают в жидкости простым движением руки, не нарушая ее девственной красоты.
Управляющий банком тоже не был лишен красоты. Длинные ресницы, изящные руки, ухоженные ногти на ногах и самый подходящий рост: не средний, как процентная ставка накопительного счета, но и не чрезмерный, как доходность турецких государственных облигаций.
Банкир напоминал мне махаона – великолепную бабочку с широкими заостренными крыльями. Это же подтверждали и его детские фотографии: бабочка махаон получается из яркой разноцветной гусеницы, а будущий банкир в детстве и отрочестве был жизнерадостным и улыбчивым. Созерцание такой легкой и неопределенной красоты примиряет с жизнью.
В любви же банкир, наоборот, был очень конкретен. Он рассматривал любовные отношения как инвестиции с растущей отдачей. «Любовь между нами, юная леди, будет расти на три процента годовых в первые шесть месяцев, а затем удвоится». Вот оно, очарование количества и роста прибыли.
«Наша любовь бы только возросла, если бы у нас был ребенок», – говорил мне банкир. Он был единственным мужчиной, которому я позволила подвергнуть испытанию мои яйцеклетки: я надеялась, что он сможет позаботиться о них так же, как о сбережениях своих клиентов.
Для управляющего банком ребенок был бы самым лучшим капиталовложением. Лучше, если мальчик. А это, мой дорогой банкир, если ты не знаешь, зависит уже не от меня. Я повторила ему это тысячу раз: у меня есть только Х-хромосомы, все одинаковые. И если ты хочешь сына, ты должен постараться и предоставить мне Y-хромосому. У тебя такая наверняка найдется, со всеми теми финансовыми ценными бумагами, с которыми ты работаешь. Потому что Y-хромосома – это зависимая переменная, и зависит она только от тебя. Женщины имеют набор хромосом ХХ, а мужчины – ХY. Из этого следует, что женщины обладают большей генетической информацией по сравнению с мужчинами, поскольку Y-хромосома, как известно, – это своего рода полочка, на которой хранится банальная ерунда.
Мы провели больше ночей, разговаривая о генетике, чем о любви. Как ни странно, банкир с удовольствием обсуждал хромосомы, гены и наследственные признаки. Он был очарован возможностью женщин быть здоровыми носителями, то есть иметь в своем хромосомном наборе гены болезни, но не проявлять их. Он принимался фантазировать: «Банкиры тоже здоровые носители: они продают ценные бумаги, не подозревая об их внутренней злокачественности. Значит, теоретически они ни в чем не виновны».
Я же имела в виду ум: мы, женщины, можем быть умны или же глупы, будучи носителями определяющего этот аспект гена. Другими словами, мы, женщины, все обладаем умом, просто он не всегда проявляется. Однако мы в состоянии передать этот ум потомству. Если подумать, это большое преимущество: в те времена или в тех ситуациях, когда демонстрировать свой ум нежелательно или неуместно, было бы полезно и, я бы даже сказала, необходимо сохранить его до лучших времен в виде гена, надеясь, что в будущем это может помочь нашим детям.
К сожалению, красота банкира-махаона сочеталась с аномалией спермы: в ней не было ни Х, ни Y-хромосом, чтобы сконструировать будущего ребенка. Эта новость банкира буквально подкосила. Сначала он замкнулся в себе, а потом озлобился на весь мир. Нехорошо давать возможности тем, кто не может ими воспользоваться.
А для меня это стало жизненным уроком. Мы сказали друг другу последнее «прости» в одном из самых красивых ресторанов города. Он был в черном, как на похоронах, а я в желтом, как на скачках. Я сделала ставку на банкира, поспорив, что он проиграет. И я желала обналичить свой выигрыш.
Аличе.
4 ноября. Четверг
Даже в темноте агент Спрейфико ловко справился с задачей.
– Ты уверен, что их не нужно устанавливать поближе? – прошептал Стуки.
– Этот микрофон улавливает шелест крыльев ангела на расстоянии ста пятидесяти ярдов.
– Как ты сказал? Ярдов?
– Да.
– А это сколько?
– Откуда мне знать, инспектор? Думаю, примерно как у нас тут.
– Послушай, Спрейфико, у меня есть идея, – сказал Стуки. – Когда мы соберем доказательства, давай не будем сразу убирать микрофоны, а еще немного послушаем, о чем они говорят. Мало ли, вдруг они будут обсуждать акции электроэнергетического сектора, эта информация может быть нам с тобой полезна.
– А что, так можно?
Спрейфико что-то настраивал, прикреплял, тестировал, время от времени кивая головой в знак одобрения.
– Инспектор, кто знает как, тот сделает, – важно промолвил полицейский агент.
– Антимама, сатанисты! – вырвалось у Стуки, когда он услышал голоса в наушниках, переданных ему Спрейфико.
Стуки показалось, что он различает слабое мерцание свечей между деревьями.
– Вы читали в газетах? Ту историю про кости?
– А как же!
– Чуть что, сразу виноваты сатанисты!
– Не говори! Может, это сделали негры или марокканцы. Или каннибалы.
– Ага, и кости – остатки их обеда.
– Точно.
Дз-з-з, скрип-скрип, шмяк.
– А я говорю, что у дьявола преимущество.
Чпок, бульк-бульк-хлоп.
– Перед кем?
– Перед чужеземцами.
Щ-щ-щ, глот-глот-глот.
– А разве чужаки – не порождение дьявола?
Дз-з-з.
– Нет, иностранцы против дьявола.
– Как это? Значит, они на стороне добра?
Хлоп-хлоп, тр-р-р.
– Нет, они зло, но это зло против дьявола.
– Тогда я совсем ничего не понимаю.
Чпок, дз-з-з, щ-щ-щ.
– Что тут понимать? Нужно действовать!
– Точно!
– А как?
– Подавая пример. Скажем, как та марокканка, которая говорит, что видела Мадонну.
Чпок, бульк-бульк, глот.
– И что?
– Можно одним выстрелом убить двух зайцев.
– В смысле?
– Мы изгоним из нее Мадонну.
Тр-р-р, дз-з-з, ток, ток.
– Отличная идея!
– Передай граппу.
Чпок, бульк, глот.
Дежурный полицейский сообщил Стуки, что его спрашивал мальчик по имени Микеланджело. Мальчишка смотрел на инспектора вызывающе, как бы предупреждая, что нет такой работы, которая могла бы его испугать.
– Что ж, я думаю, ты уже готов, – прошептал Стуки с таким видом, словно раскрывал самую сокровенную из тайн полицейского участка. – Сегодня я отведу тебя в архив удостоверений личности.
Это было сказано таким тоном, что Микеланджело, который даже не понял, о чем речь, воскликнул:
– Нет, только не это!
Дело о найденном во время наводнения скелете жители города приняли близко к сердцу: было немыслимо оставить его без имени или хотя бы без какой-нибудь зацепки по поводу того, кому он принадлежит. Десятки граждан почувствовали себя обязанными оказать помощь в расследовании, в итоге на полицейский коммутатор обрушилась лавина телефонных звонков.
«Хорошо, синьор, я понял: это кости старого альпийского стрелка, который вернулся с Русского фронта и был убит своей неверной женой. Как? Украинский солдат? Прибывший с немцами и убитый партизанами за то, что приставал ко всем особям женского пола в радиусе двадцати километров, включая болотных черепах? Да, синьора, я записал». Создавалось такое впечатление, что вся равнина кишела останками «славных воинов».
«Ах вот оно что! Скелет пастуха, убитого в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году неизвестными». Далее следовало перечисление имен и фамилий, а также кличек всех коров пород фризская и cимменталь, мясо которых продавалось на местном рынке. «Вы точно уверены, что это тунисский официант, замешанный в гомосексуальных связях? Останки двух наркоторговцев? Спасибо, синьора, я все записал».
Кроме этого, было бесчисленное множество костей тещ, зятьев, управляющих железных дорог, водителей автобусов и даже домработницы пастора из города Фельтре, бог знает как оказавшей в этих землях.
Дежурный по отделению тщательно записал все сообщения, некоторые из которых были анонимными. Затем он с некоторым удивлением выслушал просьбу одной синьоры срочно поговорить с начальником полиции о найденном скелете. По тону ее голоса полицейский понял, что та намеревалась сообщить что-то важное.
Начальник внимательно выслушал женщину и несколько минут находился в задумчивости. Потом он вызвал к себе комиссара Леонарди.
– Вы знаете, кто такая Аличе Бельтраме? – спросил он протягивающего ему для приветствия руку комиссара.
Леонарди вздрогнул, ударившись коленом о край письменного стола.
– Бель…
– Бельтраме, Аличе, – резко повторил начальник.
На что Леонарди пробормотал жалкое «это невозможно».
Они разговаривали не менее получаса. В итоге было решено немедленно собрать всех сотрудников на срочное совещание, что до крайности взволновало отдел по расследованию убийств.
– Аличе Бельтраме, – медленно произнес начальник полиции, пытаясь понять по выражению лиц полицейских, помнит ли кто-нибудь это имя.
Никто не проронил ни звука.
– Я говорю, что найденный скелет может принадлежать некой Аличе Бельтраме. Господа, вспоминайте! Дело женщины из Тревизо, бесследно исчезнувшей в августе двухтысячного года.
Раздался гул голосов, но никто не задал ни одного вопроса. Только удивленный Стуки смог произнести:
– Как вы об этом узнали? Не от ясновидящей ли?
Начальник полиции колебался.
– Я что, похож на человека, который прибегает к подобным методам? Некоторое время назад позвонила одна синьора по фамилии Фортуна и заявила, что скелет на самом деле принадлежит пропавшей Аличе Бельтраме.
– На каком основании она это утверждает?
– Она сказала, что у нее есть надежный источник информации, но ничего не стала объяснять. Она настаивает на том, чтобы мы приехали к ней домой. Что ж, мы поедем и все проверим. Немедленно!
– И чтобы ни одно слово не просочилось в прессу, – предупредил коллег комиссар Леонарди.
На протяжении всего совещания он не сводил глаз с начальника полиции, то краснея, то бледнея, будто камбала, переползающая с одного места на морском дне на другое.
Поговорить с синьорой Фортуной было поручено инспектору Стуки.
– Ты со мной, Ландрулли?
– Если бы! Комиссар Леонарди дал мне задание найти все, что касается дела Бельтраме. Инспектор, агент Сперелли свободен, если что.
«Сперелли, Сперелли! Он почему-то всегда оказывается свободным. Наверное, потому, что его никто не хочет в напарники», – подумал Стуки, в очередной раз сожалея об агенте Спрейфико, который мог бы справиться с заданием Леонарди гораздо лучше, чем Ландрулли.
Полицейские сели в машину, Сперелли на место водителя. Агент вел автомобиль молча, время от времени бросая взгляд на профиль задумавшегося инспектора.
Городок, в котором жила синьора Фортуна, находился примерно в пятнадцати километрах от Тревизо. Ее дом прятался в конце такой узкой улочки, что, казалось, она могла бы пройти сквозь игольное ушко. Сквозь ограду на дорогу уныло смотрел крохотный садик с полусухой ивой и единственной клумбой, превращенной в грядку, на которой росли радиккьо и капуста. У Стуки дрогнули руки, когда он увидел нарисованное на стене лицо Мадонны – похоже, рисунок был сделан цветными мелками. Тот, кто это нарисовал, не был опытным художником, но ему удалось превосходно передать деликатную нежность лица Девы Марии. Почти лазурный цвет ее глаз напоминал прозрачность чистых родников, теплые слезы и детское изумление.
Инспектор приблизился к входной двери и постучал. Ему открыла пожилая женщина. Рядом с ней стояла девушка, возраст которой Стуки не смог точно определить. Лет пятнадцать, наверное. Небольшого роста, худенькая, темные ресницы обрамляют глубоко посаженные, слегка воспаленные глаза. Девушка обнимала женщину за талию.
– Инспектор Стуки.
– Антония Фортуна, – представилась синьора. – А это Аиша. Это она мне сказала. – добавила женщина скороговоркой, будто хотела поскорее сбросить с себя тяжелую ношу.
Они все еще стояли у дверей.
– От кого ты все узнала? – спросил девушку Стуки, вынужденный сразу перейти к делу.
– От Девы Марии.
Инспектор застыл в изумлении: этого еще не хватало! Так значит, это о ней писали все местные газеты и говорили даже сатанисты, хотя Аиша уж точно не была дочерью шведской принцессы. Стуки предположил, что у девушки могли быть кое-какие проблемы с головой.
– Погодите-ка, – сказал инспектор Стуки, обращаясь к синьоре Фортуне, – это та самая провидица, которая предсказала наводнение?
Женщина с удовлетворенным видом кивнула головой.
– Ее и в тот раз предупредила Мадонна. Но Аише никто не поверил, и в газетах этому посвятили всего несколько строк. Вы видите, как мы все за это наказаны? Какая катастрофа! Если бы власти сразу приняли информацию к сведению, они бы смогли предотвратить…
Стуки почувствовал себя не в своей тарелке.
– Я бы хотел кое-что уточнить у Аиши по довольно деликатному вопросу, – сказал он.
– Я понимаю, – произнесла женщина, впуская полицейских в дом.
Cтуки жестом пригласил Сперелли следовать за собой. Синьора Фортуна провела полицейских на кухню и усадила за стол. Сама она осталась стоять у дверей. Инспектор окинул взглядом выцветшие стены с развешанными на них старинными фотографиями.
– Хотите кофе? – предложила синьора и, не дожидаясь ответа, обратилась к девушке: – Аиша, приготовь, пожалуйста, кофе. Покрепче.
Женщина повернулась к полицейским.
– У меня стали трястись руки, – добавила она, подняв их на уровне лица.
Действительно, кисти ее рук немного подрагивали.
Инспектор Стуки молча наблюдал за женщиной и девушкой. Он пришел к выводу, что между ними царило определенное согласие. Аиша достала из шкафчика кофеварку, аккуратно насыпала в нее молотый кофе и деликатно придавила его ложечкой. Когда марокканка, приблизившись к нему с сахарницей, спросила, сколько ложек сахара он предпочитает, инспектор решил, что пришла пора задать несколько вопросов.
– Итак, Аиша, ты утверждаешь, что найденный скелет принадлежит Аличе Бельтраме?
– Да.
«Какой необычный у нее голос», – подумал Стуки, но так и не смог определить, чем именно.
– А ты знаешь, кто это?
– Нет.
– А как ты узнала ее имя?
Аиша посмотрела на синьору Антонию. Потом на Стуки. Казалось, взгляд ее темных глаз спрашивал: «Как ты можешь мне не верить?»
– Ты знала о найденном скелете? Может быть, ты читала об этом в газетах?
– Нет.
– И тебе было сообщено, что это скелет незнакомой тебе женщины, которую зовут Аличе Бельтраме, так?
– Да.
«Временами создается впечатление, что этот голос принадлежит взрослой женщине», – мелькнуло в голове у Стуки.
– Хорошо, мы проверим, – сказал Стуки, обращаясь к синьоре Фортуне.
– Это не нужно, – сказала Аиша. – Матерь Божья никогда не ошибается.
Девушка выглядела довольно уверенной в себе. «Даже слишком», – подумал инспектор.
Полицейские молча пили кофе, рассматривая старую мебель, треснутые чашки, слегка пожелтевшие стены и большое распятие, висевшее на стене рядом с холодильником.
– Синьора, я бы хотел поговорить с вами наедине, – проговорил Стуки и сделал знак Сперелли оставаться с Аишей.
– Можно же провести анализ ДНК, – сказал инспектору в машине агент Сперелли. – Давайте заедем к родственникам этой Бельтраме, сделаем, что полагается, а затем сравним ДНК их и скелета. Так мы сразу возьмем быка за рога.
– Слушай, Сперелли, ты веришь в явления?
– Я нет. А вы, инспектор?
– Жизнь полна самых разных явлений. Полярное сияние, атомные частицы, сны, видения в тумане. Все эти феномены являются частью нашего бытия. Они есть, но их сущность обычно от нас скрыта. До тех пор, пока по таинственным причинам они вдруг нам не откроются.
– Может быть. Но ведь она не говорит, что к ней явился, к примеру, Элвис Пресли. Почему именно Мадонна?
– Аиша даже нарисовала ее на стене. Ты обратил внимание?
– Да. Хорошо рисует девчонка, нечего сказать.
– А в Мадонну ты веришь, Сперелли?
– В общем, да.
– Ландрулли верит.
– Что вы заладили: Ландрулли, Ландрулли…
– Да уж. Слушай, Сперелли, у меня такое ощущение, что ты считаешь, будто девушка лжет. А если бы ее звали не Аиша, а, например, Джузеппа? Ты бы ей поверил?
– Может быть.
– Приходской священник тоже сомневается. И из верующих ей почти никто не верит.
– Меня это не удивляет.
– В этом мне призналась синьора Фортуна. Я не хотел спрашивать при Аише, чтобы не смущать ее. Уже несколько месяцев, как девушка рассказывает, что к ней явилась Мадонна, но очень немногие приняли ее слова на веру. Именно поэтому синьора сразу сообщила в газеты, когда марокканка предсказала наводнение. Но это тоже не сильно помогло.
– Инспектор, как такое вообще возможно, чтобы Мадонна являлась мусульманке? Это неправдоподобно.
– Сперелли, ты думаешь, что Дева Мария является только тем, кто в нее горячо верит?
– По-моему, да.
– То есть, по-твоему, болельщик «Интера» не может поспорить, что матч выиграет «Ювентус»? Не знаю, понятен ли мой пример.
– Не совсем.
Инспектор Стуки погрузился в молчание. Полицейский вспомнил, что, когда он спросил синьору Фортуну, слышала ли та когда-нибудь о Аличе Бельтраме, в лице женщины что-то дрогнуло, но она ответила:
– Нет, я никогда не слыхала это имя.
– Сперелли, как тебе удалось накачать такие бицепсы?
– Я тренируюсь в свободное время, инспектор, – ответил агент, наконец-то улыбаясь.
Стуки тоже немного расслабился. Как и комиссар Леонарди, после того как выслушал их отчет о разговоре с Аишей и синьорой Фортуной.
– Стуки, над тобой просто подшутили, – усмехнулся он. – Мадонна как источник информации! Как можно верить в подобную чепуху?
Успокоенный комиссар Леонарди даже стал вести себя гораздо вежливее со своими подчиненными. «Мадонна? Прекрасно! Это означает, что нет никакой серьезной причины предполагать связь между найденным скелетом и пропавшей Аличе Бельтраме. Просто отлично! Почти чудесно!» Да и как могло быть иначе – ведь он в свое время поработал над этим делом очень усердно. Их полицейское управление провело весьма тщательное расследование. Повеселевший Леонарди взял на себя смелость лично проинформировать начальника полиции, заверив его в том, что заявления синьоры Антонии Фортуны повели бы их по ложному следу.
– К большому сожалению, – добавил комиссар Леонарди и улыбнулся от своей шутки.
Комиссар все еще улыбался, когда ему вручили отчет судебного антрополога. Настроение Леонарди резко испортилось. В отчете значились: все зубы в прекрасном состоянии, если не считать трех маленьких пломб, возраст, судя по морфометрическим данным, от тридцати пяти до сорока пяти лет, рост около метра семидесяти сантиметров. Несомненно, скелет принадлежал женщине. На нем сохранились остатки одежды: скорее всего, белая хлопчатобумажная рубашка и темные брюки. Никаких следов носков, обуви или украшений. Ступней у скелета тоже не было.
Возраст соответствовал возрасту Аличе Бельтраме, которой на момент исчезновения было тридцать семь лет. Таким образом, пока нельзя было с точностью утверждать, что Аиша ошибалась.
Синьорина Аличе Бельтраме вышла из дома 14 августа 2000 года, чтобы отправиться на прогулку в горы. Она собрала рюкзак и надела подходящую к случаю одежду и обувь. Аличе вела активный образ жизни и регулярно ходила в горы, иногда в компании, но чаще в одиночестве. Ее сестра Беатриче Бельтраме утверждала, что Аличе вышла из дома около пяти утра. Женщина могла сказать это с точностью, потому что в то время не спала, так как уже много лет страдала бессонницей и вставала очень рано. Кроме того, в то утро она и сама собиралась уехать на море. Беатриче сварила кофе для себя и для сестры. Аличе в тот день была одета в черные хлопчатобумажные брюки, кроссовки, белую рубашку поло и свитер цвета морской волны. На запястье у нее были старые часы «Омега», принадлежавшие их отцу, на безымянном пальце правой руки двойное обручальное кольцо из белого и желтого золота. Аличе планировала возвратиться вечером 15 августа, но домой она так и не вернулась. Семья, обеспокоенная невозможностью связаться с Аличе, заявила о ее исчезновении только утром 16 августа.
Комиссар Леонарди зачитывал вслух документы из объемистой папки, собранной им десять лет назад. Он занимался этим делом вместе с двумя коллегами, которые уже вышли на пенсию и коротали время за шахматами и визитами к окулисту. В тот раз они так ничего и не нашли. «Полное фиаско!» – подумал Стуки, понимая причину смущения Леонарди. Речь шла о молодой женщине из превосходной семьи: солидное состояние, накопленное за счет многочисленных магазинов и квартир, оставленных им в наследство отцом. Доход от них Аличе делила с матерью и старшей сестрой, но управляла этим бизнесом сама, получив на это благословение от главы семейства перед его смертью.
Помимо этого, Аличе Бельтраме открыла собственное дело – туристическое агентство с интригующим названием «Аличе и страны чудес».
– Деловая женщина, – прокомментировал Леонарди. – И к тому же довольно свободных взглядов, – добавил он, подмигнув.
Автомобиль синьоры Аличе Бельтраме был обнаружен несколько дней спустя в районе железнодорожного вокзала Тревизо. Скорее всего, до гор женщина не добралась, хотя полностью исключить этого не удалось. Ее рюкзак так никогда и не нашли.
– И кто знает, действительно ли в нем была одежда для прогулок в горах или что-то другое, – в задумчивости добавил Леонарди.
– Правильно ли я вас понял, комиссар? Вы полагаете невозможным, что человек, исчезнувший таким образом, будет вдруг случайно обнаружен зарытым в землю с дыркой в голове в нескольких десятках метров от свинарника?
– Стуки, ради бога! Сейчас я еще ничего не полагаю. Но мы не будем тревожить ее родственников до тех пор, пока не получим более точную информацию о найденных останках.
– Антрополог кое-что нам уже сообщил. Не могли бы мы начать, действуя чрезвычайно деликатно, разумеется?
– Нам потребуются доказательства, которых у нас пока нет.
– Типа ДНК? – спросил Сперелли.
– Если это будет необходимо.
Стуки фыркнул.
– Он еще и фыркает! – возмутился Леонарди.
– Нельзя даже нанести визит вежливости? – поинтересовался Стуки.
Комиссар Леонарди устало вздохнул.
– Ладно, Стуки, идите, если вам так хочется. Но ваше посещение должно быть настолько деликатным, чтобы мать и сестра обратили на вас не больше внимания, чем на монаха-францисканца, собирающего пожертвования для бедных сироток.
Любовь растворяется в воде. Иногда как соль, в другой раз – как сахар. Доктор был сладок, как сахар. Возможно, потому, что был похож на фазмиду, насекомое-призрак. Что может быть слаще мужчины-призрака?
Фазмиды – очень красивые насекомые. Они обладают исключительными способностями к миметизму. Похожие на листики или тоненькие веточки, в природе они крепятся к ветвям деревьев и выглядят как орнамент или тонкая вышивка, украшающая просветы, оставленные некоей ботанической небрежностью.
В человеческом обществе есть те, которые вооружаются навыком миметизма ради выживания: кто-то это делает из тщеславия, другие – из хитрости. Худшие из человеческих фазмид лежат плашмя на какой-нибудь плоской поверхности – стене, двери, письменном столе или автокресле. Эти фазмиды любят поддержку и обожают устраивать засады. Это именно они вскакивают, чтобы открыть перед вами дверь, и бросаются поддержать вас, если вы споткнулись. Они всегда помогут донести ваш чемодан до станции и отдадут бутылку воды в спортзале. Они рассчитывают воспользоваться какой-либо вашей потребностью, чтобы привязать вас к себе. Впрочем, это именно те мужчины, которые позже оставляют беременными своих подруг и, в случае если они все-таки признают свой вклад в это дело, недоумевают: как такое могло произойти. Наверное, они думали, что вы стерильны, потому что для этого типа мужчин все женщины бесплодны.
Лучшие фазмиды, однако, те, которые являются мастерами мимикрии: лежа вечером на диване, они сливаются с кожей, которой тот обтянут. На них можно сесть и не услышать при этом ни одной жалобы. В конце концов, они не из тех, кто жалуется.
Когда они стоят рядом с посудомоечной машиной, то кажутся капсулой моющего средства, а на гладильной доске вы не сможете отличить их от утюга. Иногда они сливаются со светильником или музыкальной колонкой, с книжной полкой или дверцей шкафа. Постепенно они становятся частью интерьера.
Мне довелось как-то сушить волосы в доме у моего доктора: в какой-то момент я поняла, что у меня в руках не фен, а Г. В другой раз я чистила зубы, а с зубной щетки мне подмигивали маленькие улыбающиеся глазки, и это были глаза Г. Даже блендер на кухне был Г., а еще им был ершик для унитаза.
Само собой, что вы осознаете все уловки мужчин-фазмид, когда их самих уже нет рядом. Однажды доктор просто куда-то исчез, и меня сразу перестали мучить мигрени, боли в желудке и тошнота. Осталось только небольшое снижение сахара в крови, которое нужно держать под контролем, если сразу само не пройдет. Больше я не почувствовала ничего. Даже облегчения. Оно бы меня глубоко ранило. Потому что вы не выбираете себе мужчину-фазмиду, чтобы потом, после расставания, испытывать облегчение. Это было бы доказательством невнимательности или, что еще хуже, неспособности правильно оценить ситуацию. Если вы сознательно выбираете фазмиду, в совершенстве владеющего мимикрией, то делаете это потому, что вас привлекает непостоянная любовь и желеобразное сердце. Мужчину-фазмиду ценят за то, что он прекрасно вписывается в улыбку без улыбки, в поцелуй без поцелуев, в фаллос, никого не раздражая и никому не навязываясь. Он знает, как стать тем, кем вы хотите его видеть, даже в том случае, если вы сами не знаете, чего на самом деле ищете.
Аличе
