Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 194 (всего у книги 346 страниц)

Я уже не пытаюсь делать вид, что не хочу трахнуться с Бентли или что это происходит помимо моей воли. Мы займемся сексом, а потом он убьет меня, и меня запомнят, как и всех тех женщин до меня. Есть что-то настолько логичное в этой неизбежности, что я почти ощущаю спокойствие.

Он касается моего клитора, и меня поражает, что его волнует мое удовольствие, хотя он угрожает убить меня. Я постанываю, даже не пытаясь провести границу между удовольствием и болью.

Люди почему-то считают, что у жестоких мужчин маленькие пенисы, но в случае Бентли это не так. Он стягивает штаны, и я так ахаю, увидев его, что Бентли смеется. Бентли входит в меня, и я думаю: «О да, вот что на самом деле чувствуешь, когда внутри тебя серийный убийца». Это пугающе и волнующе, и я готова полностью отдаться этому моменту: настолько всепоглощающего опыта у меня не было уже очень давно.

– Ты уверен, что хочешь убить меня? – шепчу я Бентли, когда он кончает.

– Я должен, – отвечает он, подстраиваясь под мой тон.

Он целует меня в лоб. Этот жест – скорее отцовский, нежели сексуальный – напоминает мне об Уильяме. Потом он медленно выходит.

Небо за окнами чернильно-черное и беззвездное, как будто мы с Бентли остались последними живыми существами во Вселенной. Это как в игре про необитаемый остров, где человеческий род обречен на вымирание, потому что двое оставшихся людей вынуждены убить друг друга.

Есть что-то умиротворяющее в этом осознании. Как-то я читала в одной статье в интернете, что восстанавливающий эффект отпуска заключается не в самой поездке, а в ожидании отдыха. Сила смерти заключается в ее неизбежности в сочетании с непредсказуемостью. Мы все знаем, что она придет; мы просто не знаем когда, и это делает ее такой пугающей. Но не для меня. Я уже все о ней знаю, потому что нашла ее в теле живого мужчины.

45

Я всегда удивлялась, как людям, приговоренным к смерти – будь этот приговор вынесен терминальной стадией рака или озвучен судьей, – удается держаться перед лицом надвигающегося небытия. Когда наступает моя очередь, чувство спокойствия, какого я никогда не могла достичь с помощью медитации, разливается по всему моему телу. У меня расслабляются челюсти, шея. Каждая мышца принимает свою судьбу. Я ощущаю почти что облегчение: слава богу, мне больше ни о чем не придется волноваться.

Как только я полностью принимаю свою надвигающуюся смерть, дверь с грохотом открывается. Бентли по-прежнему наполовину обнажен, трусы спущены на щиколотки. А я уже отпустила все свои ментальные привязки к этой земле: мои мечты, эмоциональные отношения, планы, которые я строила на грядущие недели и месяцы… И как же больно, когда они снова наваливаются на меня своей тяжестью.

– Уильям, – произносит Бентли.

Я лежу на полу, и отсюда мой жених кажется гигантом. У него раскраснелось лицо, как будто он бежал. Пистолет из коробки в кабинете торчит из кобуры на поясе. Мои штаны и трусы валяются на полу рядом со мной. Я чувствую, как сперма Бентли медленно вытекает из меня, оставляя пятно на бетоне. Я одновременно и жертва, и соучастница.

– Помоги, – ахаю я.

И все-таки, в конце концов, во мне еще остался инстинкт самосохранения.

Уильям хватает Бентли, который едва успевает натянуть штаны, и впечатывает его в стену. Это даже звучит страшно. В этот момент я понимаю, что никогда не видела настоящего насилия – только по телевизору.

– Я сказал тебе держаться от нее подальше, – говорит он.

Уильям замахивается на Бентли, который загнан в угол с наконец-то застегнутыми штанами. Кулак Уильяма попадает в цель, и он делает шаг назад, чтобы ударить снова. Бентли удается высвободить руку, и Уильям оступается, когда ему дают сдачи. Пока еще непонятно, кто выйдет из драки победителем. Бентли выше Уильяма, но Уильям сильнее из-за своих маниакальных тренировок. В каком-то смысле каждый его удар – это удар Джилл, если следовать логике транзитивности физического воздействия.

Хотя ноги у меня свободны, довольно сложно двигаться с завязанными за головой руками, и мое полуголое тело беспомощно извивается на жестком полу. Дурацкое, беспомощное положение. Мне удается отползти в угол комнаты и покинуть радиус поражения карающих кулаков обоих мужчин.

– Ты позвонил в полицию? – спрашиваю я Уильяма.

Он не отвечает, и его молчание намекает, что подмоги ждать не стоит. Моя жизнь зависит от того, кто победит в схватке. Их движения выглядят почти отработанными, и я ясно вижу, что они дрались раньше. У них обоих идет кровь, а глаз Уильяма начал опухать. Я всегда мечтала, чтобы мужчины подрались за меня, но только не так.

Наконец Уильям роняет Бентли на пол. Он достает пистолет из-за пояса и целится в голову Бентли, усевшись на него сверху.

– Ты кусок дерьма, – говорит Уильям. – Я должен был это сделать еще очень давно.

Я уже предвижу, что произойдет дальше. Уильям застрелит Бентли, мы сложим его останки в мусорные пакеты, которые Бентли подготовил для меня, а потом скинем труп в канаву. Каким-то образом полиции удастся выяснить, что на самом деле это Бентли был серийным убийцей, и, кто бы ни выкинул его тело в канаву, он совершил это в качестве акта социальной справедливости. А затем мы устроим свадебную церемонию, которая обойдется дороже, чем дом моих родителей. Если убийство брата и последующее сокрытие его тела не скрепляют брак, то я не знаю, что они еще делают. Уильям никогда не узнает, как мое тело вожделело Бентли, прежде чем он зашел в комнату, как я многие месяцы вспоминала о поцелуе, который мне подарил Бентли. Как отчаянно я хотела, чтобы Бентли меня трахнул в последние несколько минут перед моей предполагаемой смертью. Эти секреты я сохраню внутри себя навсегда.

Только Уильям не убивает своего брата.

Его хватка на горле Бентли ослабевает, и его глаза, полные гнева, смотрят на Бентли сверху вниз.

– Я хочу, чтобы ты исчез, – говорит он. – Из Джорджии, из Соединенных Штатов. Уезжай куда-нибудь далеко, где тебя никто не найдет, и никогда не возвращайся.

Бентли аномально пассивен. Впервые с нашей встречи я вижу на его лице страх.

– Ты должен оставить меня в покое. Должен оставить Ханну в покое. Если я еще хоть раз тебя увижу, то пощады не будет. Я убью тебя в ту же секунду. Слышишь? В ту же секунду. И как только ты сдохнешь, я позабочусь о том, чтобы все узнали о твоих преступлениях. Полиция, Вирджиния, твои дети. Я выкуплю билборд и напишу на нем большими буквами: «Бентли Томпсон – убийца, а также изменщик». Могу лишь представить, что обнаружит полиция, если я расскажу им про эту комнату. Тебя будут так ненавидеть, что отправят в тюрьму твой труп. Твоим детям придется сменить фамилию, чтобы никто не узнал, кем был их отец. Ты слышишь меня? Скажи, что слышишь, а не то я убью тебя прямо сейчас. Не думай, что я этого не сделаю, потому что ты мой брат. Этот кредит доверия ты уже исчерпал.

– Я слышу, – заикается Бентли.

Ему на голову с лица Уильяма капает кровь.

– Ты даешь слово, сукин ты сын?

– Даю слово.

– А сейчас я встану, а ты уйдешь. Я хочу, чтобы ты исчез сегодня. Если я где-то хоть полушепотом услышу твое имя, то сразу позвоню в полицию и пошлю их туда. Чтобы смыть твои грехи, всего отбеливателя мира не хватит. А потом я приду за тобой сам, понятно? И ты пожалеешь о том, что не сидишь за решеткой.

– Я понял, – говорит Бентли, и в его голосе столько страха, будто он стал другим человеком.

Уильям медленно встает с брата, но по-прежнему держит пистолет нацеленным на него. Бентли поднимается; все его тело словно одеревенело. На секунду мне кажется, что он отважится на последний решительный выпад, но Бентли останавливает взгляд на Уильяме, потом на мне, а затем разворачивается и выходит из комнаты.

По моим щекам бегут слезы. В этот момент я просто не в состоянии определить, почему именно я плачу.

– Ты спас меня, – всхлипываю я.

Уильям ничего не отвечает. Он яростно пытается развязать веревки на моих руках и в итоге разрезает их ножом, найденным в чемоданчике у Бентли. Я с содроганием представляю, какие останки Анны Ли, Кимберли, Джилл, Эммы и Келси могли осесть на этом лезвии.

– Ты ранена? – спрашивает Уильям, наконец освободив меня от веревок.

Я бросаюсь ему на шею и глубоко вдыхаю. Это запах Уильяма, но теперь смешанный с кровью. Аромат успокаивающий, знакомый.

– Нет, ты пришел как раз вовремя, – говорю я, а в это время вина впивается мне в сердце, как до этого веревки впивались мне в запястья. – Спасибо, – твержу я. – Спасибо тебе.

Какая-то часть меня хочет остаться здесь навсегда. Бывает, твой самолет приземляется в новом городе, и тебе нужно ждать, пока чемодан выползет на багажную ленту, потом садиться на такси, потом регистрироваться в отеле – все эти мелкие хлопоты, связанные с обустройством в незнакомом месте. В самолете, конечно, неудобно, но там хотя бы привычно.

Но все же я понимаю: как бы ни сложились обстоятельства, то, что возникло между мной и Уильямом в эту самую секунду, обречено на гибель. В конце концов, я всегда ждала убийцу, а не спасителя.

Уильям аккуратно подбирает мою одежду с пола, снимает рубашку и накидывает мне на плечи. Я податлива, как больной ребенок под присмотром родителей. Пожалуйста, пожалуйста, сними этот жар.

Мы выходим из комнаты, и я понимаю, что мы в том же самом офисном здании, где расположена юридическая фирма семьи Томпсонов. Вот она – вторая локация, которую искало, но так и не нашло обвинение. Поскольку офисы находятся в другом крыле здания, никто не слышал моих криков. От меня не ускользает ирония ситуации: оказавшись в этом здании в руках убийцы на волоске от смерти, я оказалась ближе всего в жизни к шестизначной зарплате.

Мы не разговариваем в машине по дороге домой. Лицо Уильяма все еще красное, челюсти стиснуты. Я бессмысленно пялюсь в окно. Мир все еще на месте.

Оказавшись дома, я, не говоря ни слова, отправляюсь в душ, и Уильям следует за мной. Мы не занимаемся сексом. Вместо этого он покрывает поцелуями все мое тело. Я тоже все еще на месте.

Он осматривает меня на предмет травм, но ничего не находит. По крайней мере, снаружи.

После душа я заворачиваюсь в покрывало из нашей спальни и присаживаюсь на диван. Я не знаю, как снова срастись со своей кожей. Сейчас то ли поздняя ночь, то ли раннее утро – в зависимости от концепции времени. Я пока не до конца верю, что при наступлении утра взойдет солнце.

Уильям садится рядом со мной.

– Нам надо расстаться, – говорит он.

– Что? Я думала, ты любишь меня.

– Я люблю тебя. Но я не могу тебе доверять, – отвечает Уильям.

Оказывается, он целый день обдумывал серьезный разговор по поводу наших отношений с Бентли, который должен был состояться, когда он вернется домой с работы.

– Я заподозрил неладное, когда подобрал тебя тогда у бара, – говорит он.

Только когда он вернулся, меня уже здесь не было. Уильям заподозрил что-то совсем неладное, когда увидел мой телефон и сумочку. И тогда же он обнаружил мой блокнот со всеми заметками и рассуждениями о том, действительно ли он серийный убийца или нет.

– Извини, – прошу прощения я, но слегка запоздало.

Мне уже никак не реабилитироваться в его глазах. По выражению его лица я понимаю, что это непростительно: вести секретное расследование и втихомолку копать под своего жениха, когда он так великодушно принял тебя в свой дом и обеспечил еду и крышу над головой.

Уильям не обращает внимания на мое извинение.

– Я понял, что ты была с Бентли, – сказал он. – И я знал, что он был на работе, потому что видел его.

– Ты его видел?

– Бентли не допустил бы, чтобы мелочи типа похищения моей невесты пересекались с его рабочими оплачиваемыми часами, – объясняет Уильям. Слово «невеста» в его устах – как ножом по сердцу.

Уильям взял свой пистолет, отправился в офис и стал исследовать лабиринты здания, пока не нашел меня.

– Я очень рад, что успел вовремя, – сказал он.

– Не могу поверить, что это с самого начала был Бентли. Я чувствую себя такой идиоткой. Зачем ты хранишь в столе всю эту дрянь, из-за которой я подозревала в убийствах тебя?

– Какую дрянь?

– Ну, знаешь, спички, резинку для волос, карточку из спортзала. Сувениры после убийств тех женщин. Я нашла их в твоем столе в той же коробке, что и пистолет.

Лицо Уильяма скривилось в горькую гримасу.

– Еще когда мы были детьми, Бентли прятал у меня в комнате всякие штуки, чтобы мне попало. Однажды он спрятал у меня мертвого кролика. Это было отвратительно.

– Он сказал, что это сделал ты.

Уильям горько усмехается.

– Не могу поверить, что ты была со мной, Ханна, если такое обо мне думала. Это все Бентли. Кролик, убийства.

– И Грейси тоже?

При упоминании этого имени Уильям напрягается.

– Что ты сказала?

– Бентли рассказал мне, что случилось с Грейси. Он сказал, что это ты ее убил.

Уильям надолго замолкает.

– Я любил Грейси, – наконец произносит он. – А она начала встречаться с моим братом. Это было, мягко скажем, болезненно. Однажды ночью мы были на вечеринке и оба напились – очень сильно. Мы вместе улизнули куда-то в лес и начали целоваться. Я понимал, что это неправильно, но не мог удержаться. В те времена Бентли принимал много запрещенного и, видимо, подсадил на это Грейси, потому что она предложила и мне. С порошком что-то было не так, и Грейси сразу стало плохо – очень плохо. Я не знал, что делать. Я не мог позвонить в скорую, потому что не хотел устраивать ей неприятности. Я не мог позвонить Бентли, потому что не хотел, чтобы он узнал о произошедшем между нами. Я просто сидел и смотрел, как она умирала. Это был худший момент в моей жизни. Это уничтожило меня. Это продолжает меня уничтожать. Именно поэтому, когда меня арестовали, я почти обрадовался. Меня как будто наконец наказывали за то, что я натворил.

Уильям весь сгибается и поникает, его взгляд упирается в пол. Теперь я вижу его по-новому. Уильям действительно убийца, но не такой, как Бентли. Он убил бездействием. Он смотрел, как Грейси принимает наркотики, потом смотрел, как она умирает, а потом позволил своему отцу скрыть все улики. Он и в самом деле хранил воспоминания о своем преступлении; только я ошибалась насчет жертвы. Вот почему он хранил записки от Грейси все эти годы. Вот почему он ведет себя как человек, снедаемый виной.

– Ты знал, что это был Бентли?

Тяжелый вопрос. Как будто воображаемый тент над нашей головой вот-вот нальется тяжестью и окатит нас ледяной водой.

– Да, – наконец сказал он. – Но долгое время не догадывался. Женщины умирали вокруг меня как мухи. Ты хотя бы представляешь, насколько это было страшно? Несколько дней я всерьез рассматривал вероятность, что каким-то образом делаю это во сне или у меня есть зловещее альтер эго, которое по ночам захватывает контроль над моим телом. Но, как выяснилось, никакого альтер эго не было. Только Бентли. Всегда был только Бентли.

– Почему ты не сообщил полиции?

– Тут все сложнее, чем кажется. На тот момент я уже был подозреваемым. И я никак не мог связать убийства с Бентли. К тому же он мой брат. Я не мог сделать это с ним, с нашей семьей. Особенно после всего, что уже сделал. Однажды мне с рук сошло убийство, и я прожил с этим всю жизнь. Мне казалось даже справедливым, что ему предстоит то же самое.

– Ты позволил убить тех женщин, – говорю я.

Уильям неловко ерзает на месте, когда я повышаю голос. Я вижу его как будто в первый раз. Этот человек настолько погряз в ненависти к себе, что готов позволить другим людям страдать, если в результате пострадает и он.

– Пожалуйста, успокойся, Ханна.

– Я не хочу успокаиваться!

– Ты не знаешь мою семью, – продолжает он.

– Я, возможно, единственный человек, который знает твою семью, – парирую я. – А как же Вирджиния, дети?

– Бентли никогда бы не навредил им.

– Есть много способов навредить человеку, не прибегая к убийству.

– Это больше не имеет значения, понятно? Он исчез. И больше не вернется. Я об этом позаботился.

– И что они подумают? – спрашиваю я. Что хуже: иметь отца – серийного убийцу или не иметь отца вовсе? Преступные наклонности передаются по наследству? Я думаю о ребенке в утробе у Вирджинии. Неужели каждый ребенок – потенциальный убийца? Все-таки, имея семью, невозможно избежать психологических травм, сопутствующих этому опыту.

– Я позабочусь о них, – говорит Уильям. Я знаю, что это правда. В конце концов, ему нравилось заботиться обо мне. Для него это в своем роде искупление, как я теперь понимаю. Заботясь обо мне, он будто заглаживает вину перед Грейси.

Внезапно я чувствую страшную усталость. Запястья и щиколотки начинают ныть после веревок, которыми меня связал Бентли.

– Идем в постель? – говорю я.

– Я собирался поспать в гостевой комнате, – сдержанно отвечает Бентли.

– Пожалуйста, – прошу, умоляю я. – Я просто хочу, чтобы кто-нибудь меня обнял.

– Хорошо, – уступает Уильям.

В итоге он все-таки трахает меня, в последний раз. Он не связывает меня и не пытается убить, и я не дохожу до оргазма. Наверное, он все-таки никогда не был тем человеком, который мне нужен.

46

Дом моего детства в точности такой, каким я его оставила, не считая швейной машинки, расположившейся в моей комнате. Хоть мама и говорит, что она мне рада и я могу оставаться сколько нужно, я чувствую ее расстройство, когда помогаю ей перетаскивать коллекцию тканей в недоделанный подвал.

На стенах она ничего не трогала. Постеры из времен моего детства, фотографии с моими прежними друзьями висят на своих местах. Сначала было сложно их выкидывать, но как только я вошла во вкус, то даже получила от этого удовольствие. У меня хорошо получается избавляться от вещей, которые больше не приносят пользу.

Я перекрашиваю лиловые стены в спокойный серый. Мама как будто грустнеет, когда я показываю ей комнату.

– Что такое? Я думала, тебе понравится, – говорю я.

– Раньше мне как-то больше нравилось… – отвечает она без объяснений.

Мы не говорим о том, что случилось с Уильямом. Помогая мне разбирать вещи, мама наткнулась на мое обручальное кольцо, спрятанное в коробке. Она достала его, посмотрела, как играет бриллиант на свету, убрала кольцо обратно в коробку и ничего не сказала. Есть вещи, которые родителям не стоит знать о своих детях.

Я устроилась бариста в местную кофейню, куда ходила после школы делать домашнее задание. Я потихоньку знакомлюсь с постоянными посетителями, которые каждый день по очереди читают местную газету, будто сидят за одним большим столом. Я запоминаю их любимые напитки и выпечку, и эта информация занимает в моей голове место, раньше выделенное подо что-то другое. Самые приятные уже запомнили мое имя и каждое утро здороваются со мной как с другом. Только я им не друг. Не совсем.

Иногда мне хочется иметь шрам. Что-нибудь страшное, затмевающее внешний облик. Здесь никто не знает, кто я, и, по идее, это хорошо. Несколько раз в неделю я хожу на занятия по йоге после дневной смены и всегда стелю свой коврик в дальнем углу. Я немного набрала вес, и дорогие спортивные костюмы, которые купил мне Уильям, уже не налезают. Но это ничего, ведь теперь никто в зале не смотрит на меня и не гадает, каково быть девушкой серийного убийцы. Быть невидимой нормально. Я любила Уильяма не за славу. Мне вообще не за что было любить Уильяма. Так просто получилось.

Я думаю написать мемуары. Но не знаю, с чего начать и чем закончить. Не знаю, как рассказать свою историю, не раскрывая правды о Бентли, а тем самым и об Уильяме.

Периодически я рассылаю резюме. Я особо не смотрю на описание вакансий и просто откликаюсь на все подряд. Полагаю, именно так должен поступать человек в моей ситуации. Я решила позволить карьере выбрать меня, а не наоборот. Я сходила на пару собеседований, но приглашений не получила. Боюсь, есть во мне что-то такое – тот самый запах, – что отталкивает от меня работодателей.

Я несколько раз встретилась с друзьями, пока не поняла, что это меня только расстраивает, так что сейчас предпочитаю сидеть дома и смотреть видео на ноутбуке. Моим друзьям известен какой-то вариант того, что со мной случилось, но они боятся просить меня рассказать историю целиком. Судя по их отстраненно-удивленным взглядам, Меган рассказала, что я поехала в Джорджию на суд, а потом влюбилась в Уильяма. Они никогда не поднимают эту тему; наши беседы вертятся исключительно вокруг погоды или недавно приготовленных блюд, но я чувствую, что у них на языках крутятся вопросы о мертвых женщинах. Когда от Меган приходит сообщение, что мне лучше не приходить к ней на свадьбу, я откликаюсь с пониманием, хотя мне становится невыносимо грустно.

Через несколько недель после возвращения домой я звоню Дотти. Они с мужем вернулись из поездки на Виргинские острова, где обновили брачные клятвы.

– После возвращения дела пошли на поправку, – сказала она. – Он изменился, стал лучше.

Дотти не говорит, что она тоже изменилась и стала лучше. Иногда стандарты, которые мы примеряем к другим людям, никак не соотносятся с теми, что мы примеряем к себе.

Дотти до сих пор общается с Лорен. Она встречается с парнем, с которым познакомилась на занятиях по уголовному праву. Дотти считает, что долго это не продлится.

– В юности мы все попадаем под воздействие каких-то чар, – говорит Дотти. – Мы гоняемся за чем-то очевидно вредным и опасным, лишь чтобы потом сказать, что мы это попробовали. Никому не нужны здоровые отношения в девятнадцать лет. Нужна только страсть.

Я вкратце рассказываю, что произошло между мной и Уильямом.

– Мы обручились. Но ничего не вышло.

Я по-прежнему пишу Уильяму письма. Он ни разу не ответил. Я даже не уверена, что он их получает. Его уход оставил ту же пустоту, что и другие расставания. Мне хочется поделиться с ним столькими незначительными и глупыми мелочами! Но я не могу.

Дорогой Уильям!

Я откликнулась на вакансию секретарши в юридической фирме. И сразу вспомнила о тебе.

Дорогой Уильям!

Я продолжаю заниматься йогой. Ты прав, у этих штанов действительно поддерживающий эффект.

Дорогой Уильям!

Родители сегодня окончательно вывели меня из себя. Надо искать отдельную квартиру.

Дорогой Уильям!

Сегодня я пыталась мастурбировать, но не смогла заставить свое тело почувствовать хоть что-то.

Дорогой Уильям!

С тех пор как я вернулась домой, я очень много раз спрашивала себя, что же я от тебя хотела, но до сих пор не знаю ответа. Мне бы хотелось заверить тебя, что это всегда была лишь любовь, но теперь я сама не уверена в этом.

Иногда я подумываю написать Вирджинии: рассказать ей обо всем, что случилось, и спросить, в порядке ли дети. Но никогда не нахожу нужных слов.

Я не переставая ем. По утрам в кофейне я съедаю бейгл, сдобренный крем-чизом, а потом на обед – сэндвич с чипсами. Я ужинаю с родителями и вовсю наслаждаюсь тяжелыми среднезападными запеканками, которые так уважает моя мама. Я всегда прошу добавки, потому что это приятно нам обеим. Когда я надеваю что-то из одежды и она оказывается мала, мне все равно. Я смотрю на себя в зеркало, и все, что мне приходит в голову, это – «О».

Я хожу на свидания с мужчинами из приложений для знакомств. У меня нет свежих фото, так что я выкладываю старые, где мне лет двадцать, и они всегда разочаровываются, увидев меня. Мне наплевать, потому что я тоже при виде их разочаровываюсь. Я прикидываю, что при самом неудачном раскладе они попытаются меня убить, а такое со мной уже было, и я выжила.

Эти мужчины не такие красивые, как Уильям. Они меня не завораживают. Это обычные люди с обычными работами и обычными братьями. С одним из них я сплю, и секс в целом нормальный, средний. Просто два рыхлых человека за тридцать трахаются. Никто не умирает.

Я читаю много книг. Детективы, в которых кого-нибудь убивают, и подозреваемым всегда оказывается муж. Книги стали наскучивать, потому что я довела свои способности литературного сыщика до совершенства и всегда до конца романа отгадываю, кто убийца. Но я продолжаю читать в надежде, что какой-то книге удастся меня по-настоящему захватить.

Но под слоем этой мутной воды, под монотонностью моих дней живет ожидание, что Бентли найдет меня и убьет.

Я вижу Бентли повсюду. Я краем глаза улавливаю его образ во время прогулки с родительской собакой или в соседнем ряду в продуктовом магазине и в каждом высоком белом мужчине, который заходит в кофейню в мою смену. Это, конечно, никогда не он. Пока нет. Оказывается, если ищешь серийного убийцу, он оказывается повсюду. Но я вовсе не из тех параноидальных женщин, которые везде видят опасность. Бентли попытался убить меня однажды, и он сделает это снова. Он не из тех людей, кто может отказаться от своей мечты.

Когда мы прощались в последний раз, Уильям заверил меня, что Бентли не будет пытаться меня найти.

– Он слишком боится полиции, – сказал он. – Даже если он окажется в одном с тобой штате, я без промедления позвоню в полицию.

Я знаю, что Уильям ошибается. Бентли рано или поздно придет ко мне, но не за тем, о чем думает Уильям.

Я подумывала обратиться в полицию и сообщить им все, что знаю, но в качестве доказательства у меня есть только мои слова, а они мало чего стоят. К тому же меня немного будоражит мысль, что Бентли все еще расхаживает где-то на свободе и выжидает, когда мы сможем встретиться снова. Это прибавляет пружинистости моей походке, когда я иду от машины к продуктовому или когда пробираюсь из ванны в свою комнату ночью. Хоть я и знаю, что он не прячется у меня под кроватью, от одного упоминания его имени у меня пробегают мурашки по спине. О тех моментах, когда я была связана и мы были вместе, я думаю чаще, чем следовало бы. В убийстве нет ничего сексуального, но это не мешает ему оставаться фантазией.

Макс Юлипский и Риз заходят в кофейню в конце марта, через шесть месяцев после моего возвращения. Сначала они меня не замечают, и я наблюдаю, как они изучают выпечку на витрине и в итоге останавливаются на хрустящих яблочных оладьях, которые решают взять на двоих.

Они ведут себя как двое влюбленных и постоянно прикасаются друг к другу. Мы с Максом никогда ничего такого не делали, когда спали вместе. Считалось большим везением, если кто-нибудь из его соседей оставлял кофе в древнем кофейнике на кухне.

– Ханна, – говорит Макс, увидев меня. Его глаза округляются.

Из инстаграма мне известно, что Макс устроился на нормальную работу и теперь ходит застегнутый на все пуговицы и каждый день отвечает на имейлы. Группа пока поставлена на паузу. Судя по постам, он абсолютно доволен этими переменами. И нигде не говорится, что он продался – только что пришло время.

– Привет, Макс, – широко улыбаюсь ему я.

Корни у медового блонда на моих волосах уже давно отросли, и я не потрудилась снова покрасить волосы. Они выглядят неопрятно, но возвращение к себе после короткого, но увлекательного путешествия – это всегда болезненный процесс.

– Что я могу вам предложить?

Макс заказывает черный кофе, а Риз – безалкогольный коктейль со льдом. Макс раньше осуждал девушек, которые заказывают сладкие напитки, украшенные карамелью.

«Мне нравятся девушки, способные выдержать нотку горечи», – говорил он, вдохновляя меня на жалкие попытки превратиться в одну из тех, кто любит черный кофе.

Думаю, люди готовы откинуть все свои предрассудки ради любимого человека.

Я приношу Максу кофе, а Риз – ее напиток. Макс задерживается у стойки, пока Риз занимает место за столиком у окна.

– Как у тебя дела, Ханна? – спрашивает он.

– Просто отлично! – говорю я. – В прошлом году ездила в Джорджию на несколько месяцев. Это было потрясающе.

– Здорово, здорово. А сейчас чем занимаешься?

– Ну, сам понимаешь – эта работа временная. Пока не подвернется ничего получше. Я сейчас откликаюсь на самые разные вакансии.

– Понятно, – говорит Макс и снова смотрит на меня, прежде чем пойти присоединиться к Риз. Я замечаю, как он несколько раз оглядывается, но я игнорирую его. Это придает мне сил.

Я знаю, на что он пялится. Это стало невозможно скрывать, хотя я с самого начала и не пыталась. Я ношу это как отличительный знак, как символ чудом миновавшей меня смерти и жгучей страсти серийного убийцы.

Я кладу руку на свой раздувшийся живот, на свое беременное чрево. Ребенок пинается в ответ на мое прикосновение. Я не знаю, кто отец, но это и не имеет особого значения, ведь генофонд один. Ребенок сам расскажет, кто он, когда родится на свет. И я буду знать, кого винить, если снова начнут копиться трупы.