Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 308 (всего у книги 346 страниц)

Он бросил мою мать на девятом месяце беременности, и в моем свидетельстве о рождении его имя не значилось.

Мать взяла себя в руки и устроилась на работу в страховую компанию. Там встретила мужчину, за которого в конце концов вышла замуж. Подходящего ей во всех отношениях.

Мне было шесть лет, когда мы переехали в его скромненький аккуратненький домик. То был именно их дом, я никогда не считала его своим. С первого дня, когда я вошла в комнатушку над лестницей, сопровождаемая наставлением не царапать плинтусы чемоданом, и до последнего, когда я собрала другой чемодан, побольше, и уехала – через долгих двенадцать лет.

То был их дом, а я им все только портила, ежедневно, ежеминутно напоминая о мамином прошлом. О мужчине, который ее бросил. Каждое утро за завтраком я смотрела на мать поверх тарелки с хлопьями его глазами. И волосы я унаследовала от него – темные и жесткие, а не тонкие и пушистые, как у мамы.

Это все, что мне от него досталось. Да еще кулон, присланный на мой первый день рождения – с буквой моего имени: Р. Несмотря на то что мама называла украшение дешевой безвкусной побрякушкой, я надевала его при любой возможности. По выходным и каждый день на каникулах, а после школы, когда пошла работать, носила уже постоянно: теплый кусочек металла, спрятанный в ложбинке на груди.

Звонок застал меня на работе – я тогда устроилась няней в Хайгейте. Мать сообщила, что они с отчимом продают коттедж и переезжают в Испанию. Так вот просто. Хотя я не особенно любила тот дом – никогда не была там счастлива, – другого у меня просто не было.

– Разумеется, ты в любой момент можешь приехать в гости, – неестественно бодрым голосом сказала она.

Именно это вывело меня из себя. «Ты можешь приехать в гости». Так говорят дальним родственникам, которых не особенно любят, надеясь, что они не воспользуются предложением.

Я ее послала. Не могу сказать, что этим горжусь. Сказала, что ненавижу ее, что после ее «воспитания» четыре года ходила к психологу, что знать ее не хочу.

Разумеется, я кривила душой. Даже сейчас, здесь, в Чарнворте, я внесла ее в список людей, которые могут мне звонить. А она ни разу не позвонила.

Через два дня после того разговора я вновь поехала в Крауч-Энд. Мне было двадцать два. В тот раз я уже не злилась, только грустила. Я потеряла единственного родного человека и нуждалась хоть в какой-то замене.

Накануне вечером я репетировала будущий разговор перед зеркалом в спальне. «Здравствуйте, Билл». Очищенное перед сном от косметики лицо выглядело моложе и уязвимее, и я говорила неестественно тонким голосом, словно подсознательно хотела вызвать у него жалость. «Здравствуйте, Билл. Вы меня не знаете. Я Рейчел, дочь Кэтрин».

Я с бьющимся сердцем подошла к калитке и нажала кнопку звонка, ожидая, что она откроется или со мной заговорят через домофон. Никто не откликнулся. Я поставила палец на кнопку и держала целую вечность. Наконец отворилась дверь, и на галечную дорожку вышла маленькая женщина в комбинезоне, с тряпкой в руке.

– Здравствуйте. Чем могу помочь?

На вид ей было лет сорок, а может, и пятьдесят, и говорила она с заметным восточноевропейским акцентом, польским или русским.

– Э-э… здравствуйте. – Мое сердце стучало так быстро, что я боялась потерять сознание. – Мне нужен… мистер Элинкорт. Билл Элинкорт. Он дома?

– Его здесь нет.

– А когда он вернется?

– Его нет. Новая семья.

– Ч-что вы имеете в виду?

– Он и его жена уехать в прошлый год. Другая страна. Шотландия. Теперь тут новая семья. Мистер и миссис Картрайт.

Она меня убила.

– А вы… знаете его адрес? – срывающимся от волнения голосом спросила я.

Женщина сочувственно покачала головой.

– Извините, у меня нет адрес, я просто убираю.

– А вы… – тяжело сглотнула я, – вы говорили, что он уехал вместе с женой… Случайно, не помните, как ее зовут?

Не знаю, зачем я спросила. Может, просто поняла, что потеряла след, и хваталась за соломинку.

Уборщица окинула меня печальным взглядом. Интересно, за кого она меня приняла? За брошенную любовницу? Бывшую прислугу? А может, догадалась?

– Ее звать Сандра, – тихонько сказала наконец женщина. – Мне надо идти.

Она развернулась и поспешила в дом. Всю дорогу до Хайгейта я шла пешком, чтобы не тратиться на автобус. Мои туфли просили каши, да еще начал моросить дождь, и я поняла, что возможность упущена.

После той поездки я не предпринимала серьезных попыток разыскать отца. Прошло несколько лет, и однажды, набрав от нечего делать в строке поиска его имя, я наткнулась на объявление. Все сходилось: дом в Шотландии, жена по имени Сандра. И дети.

Я не смогла удержаться от искушения. Судьба вновь давала мне шанс. Я не надеялась, что он станет мне отцом – прошло столько лет. Просто вдруг захотелось… узнать его, увидеть. Разумеется, я не могла поехать в Шотландию под своим именем, не признаваясь, кто я, питая несбыточные надежды и рискуя быть отвергнутой. Я сомневалась, что Билл, даже спустя все эти годы, мог забыть имя своей первой дочери. Да и фамилия Герхарт, достаточно редкая, могла заставить его задуматься и вспомнить мать своего ребенка.

Но мне и не надо было ехать туда под своим именем. У меня имелось другое, во всех отношениях более подходящее имя, которое приведет меня к отцу, не вызвав ненужных ассоциаций. Я взяла документы, беззаботно оставленные Роуэн в ящике комода, они все равно пропадали без дела, так похожие на мои, что это не казалось обманом. И откликнулась на объявление.

Я не рассчитывала, что получу работу. Скорее даже не хотела, чтобы меня взяли. Просто интересно было встретиться с человеком, который бросил меня столько лет назад. Но, увидев Хетербро, мистер Рэксем, я поняла, что не удовлетворюсь одной поездкой. Мне вдруг захотелось стать частью этой жизни: погружаться в мягкость пуховых перин, утопать в бархатных креслах, нежиться в роскошном душе – в общем, войти в семью. И до смерти захотелось его увидеть.

Когда Билл не появился на собеседовании, мне стало ясно, что единственная возможность с ним познакомиться – получить работу. Удалось… И в первый же вечер я узнала, что он за человек… Господи! Он оказался олицетворением всего этого ужаса, мистер Рэксем. Все взаимосвязано. Невиданная роскошь викторианского дома – и злобная отрава, сочащаяся из-под глянцевой оболочки. Добротная старинная дверь встроенного шкафа с отполированной медной накладкой – и холодный запах тления, вырывающийся из замочной скважины.

В этом доме было что-то нездоровое, мистер Рэксем. Не знаю, принес ли Билл эту болезнь с собой или, напротив, заразился и стал человеком, которого я встретила в тот первый вечер, – безжалостным хищником, подстерегающим невинных жертв.

Знаю только, что у них есть что-то общее, и если сцарапать ногтем обои с павлинами или отбить кусочек гранитной плитки, оттуда поползет такая же омерзительная чернота, как из-под кожи Билла Элинкорта.

«Не ищи его, – сказала мне о нем мать. – Не надо искать его, Рейчел. Ничего хорошего из этого не выйдет».

Она была права. Господи, как же она была права! Почему я ее не послушала?

– Ладно, Рианнон, пойдем спать, – сказала наконец я. – Мы обе устали и, пожалуй, слишком много выпили. Поговорим завтра.

Я позвоню Сандре и все объясню, расскажу правду. Голова раскалывалась от похмелья и усталости, и я не могла подобрать слова, но знала, что обязательно их найду. Нельзя позволить Рианнон меня шантажировать.

Поднимаясь вслед за девочкой по лестнице, я на мгновение представила, что Сандра встретит меня с распростертыми объятьями, примет в семью. В глубине души я понимала: это совершенно невозможно. Даже самой великодушной женщине нелегко было бы смириться с появлением взрослой падчерицы, о существовании которой она не подозревала, да еще при таких обстоятельствах. Я не питала иллюзий по поводу предстоящей беседы.

Ну что ж, сама виновата. Разумеется, она меня уволит. Однако я была почти уверена, что Билл не станет подавать в суд на собственную дочь, матери которой он бросил жалкую подачку, прежде чем навсегда исчезнуть из ее жизни. Скандал представит семейство Элинкортов не в лучшем свете. Они отпустят меня на все четыре стороны. Я вновь останусь одна, и не видать мне Хетербро как собственных ушей.

Пока Рианнон не повернула ручку двери с угрожающей надписью и не закинула туда свои туфли, я как-то не задумывалась, где собираюсь спать.

– Спокойной ночи, – непринужденно сказала она, словно между нами произошла всего лишь легкая семейная пикировка.

– Спокойной ночи, – ответила я, сделала глубокий вдох и открыла дверь своей комнаты.

Телефон с чердака лежал у меня в кармане, а кулон, который я прятала от Билла, покоился на груди.

Дверь шкафа была заперта, как я ее и оставила. Я уже хотела схватить пижаму и спуститься, чтобы провести остаток ночи на диване, как вдруг по комнате пронесся порыв ветра, а деревья под окном застонали. Шторы затрепетали, в комнату ворвался сосновый аромат шотландской ночи.

В спальне стоял ледяной холод, и я наконец поняла: чердак ни при чем, все это время здесь было открыто окно. Просто раньше я думала только о том, что скрывается на чердаке, и мне не пришло в голову заглянуть за шторы.

Ну вот, теперь все ясно. Ничего сверхъестественного, просто холодный ночной воздух. Одно только меня смущало – я не открывала окно. Вообще не прикасалась к нему с тех пор, как закрыла несколько дней назад.

Меня затошнило от страха. Я выбежала из комнаты, хлопнув дверью, и помчалась вниз.

– Какого черта? – сонным голосом крикнула мне вслед Рианнон.

Под грохот собственного сердца я распахнула дверь в комнату Петры и стала всматриваться в полумрак. Малышка спокойно спала, как всегда, разметавшись на кроватке, и хотя мое сердце забилось ровнее, я знала, что не успокоюсь, пока не проверю остальных детей.

Я повернула ручку и осторожно толкнула дверь с надписью «Принцесса Элли и королева Мэдди». В комнате царила непроглядная тьма, глухие шторы не пропускали даже лунный свет, и я выругала себя, что забыла включить ночники. Глаза еще не успели привыкнуть к темноте, а я уже услышала тихое посапывание. Слава богу, с ними все в порядке.

Ступая на цыпочках по мягкому ковру, я прошла вдоль стены, нащупала провод от ночника и включила лампу. Девочки лежали в кроватках. Элли свернулась калачиком, словно хотела от чего-то спрятаться, а Мэдди накрылась с головой, так что я видела только очертания тела.

Мгновенно успокоившись, я сделала шаг к двери, готовая рассмеяться над своими страхами. И вдруг замерла. Я знала, что это глупо, но должна была убедиться. Подойдя на цыпочках к кровати Мэдди, я потянула за одеяло. Под ним лежали две подушки, которым кто-то придал форму человеческого тела.

У меня заколотилось сердце.

Сначала я заглянула под кровать. Затем проверила шкафы.

– Мэдди, – громко шепнула я, боясь разбудить Элли. – Мэдди, ты где?

Ничего. Тишина. Я выбежала из комнаты и позвала громче:

– Мэдди!

Я толкнула дверь ванной, она распахнулась. Там было пусто, лишь холодный свет луны струился в окно.

– Мэдди!

Хозяйская спальня встретила меня нетронутой белизной кровати и заливающим ковер лунным серебром. По обе стороны высокого окна стояли, как часовые, белые колонны портьер. Я распахнула шкафы, в которых не обнаружила ничего, кроме вешалок с костюмами и стеллажей с обувью.

– Чего ты шумишь? – донесся сверху сонный голос Рианнон. – Что случилось?

– Мэдди пропала, – отозвалась я, стараясь не поддаваться панике. – Ее нет в кровати. Можешь посмотреть наверху?

Мои крики разбудили Петру. Малышка недовольно закряхтела, и я знала, что она вот-вот расплачется, но даже не подумала ее успокоить. Надо найти Мэдди. Может, она искала меня внизу, когда я ушла с Джеком? Мне стало дурно.

Вдруг она пошла за мной? Я оставила черный ход открытым. Могла ли она убежать в парк? О боже, нет! Перед глазами вставали кошмарные видения. Пруд. Ручей. Дорога. Забыв о Петре, я слетела по ступенькам вниз, сунула ноги в первую попавшуюся пару сапог и выбежала на улицу. Во дворе не было ни души.

– Мэдди! – крикнула я уже в полную силу. – Ты где?

Мой голос гулким эхом отозвался от каменных стен конюшни. Не получив ответа, я вспомнила еще более страшную вещь, чем поляна в лесу и заболоченный пруд: ядовитый сад! Джек Грант оставил его открытым. Он уже унес жизнь одной девочки.

«Господи! – молила я, мчась вдоль дома к тропинке в кустах, спотыкаясь и скользя в чересчур больших сапогах. – Боже, только бы она была жива!»

Я увидела ее, как только завернула за угол дома. Мэдди лежала лицом вниз под окном моей спальни, распластавшись на булыжниках, в белой ночнушке, пропитанной красной жидкостью. Крови было неправдоподобно много – как она могла поместиться в таком маленьком, тщедушном теле?

Кровь струилась по камням, как ручеек, густая и липкая. Опустившись на колени, я схватила хрупкое тельце девочки и прижала к себе, чувствуя ее тоненькие птичьи косточки, умоляя ее не умирать.

Поздно. Она была мертва.

На протяжении нескольких часов полицейские заставляли меня вновь и вновь вспоминать произошедшие события, нажимая на больные места, бередя мои раны. И все равно, даже после всех этих вопросов, воспоминания приходят урывками, словно ночь, освещаемая вспышками молнии, а между ними – темнота.

Я помню, что истерически кричала, сжимая в объятьях Мэдди. Это длилось целую вечность, пока не появились сначала Джек, а затем Рианнон с плачущей Петрой на руках. Увидев, что произошло, она чуть не уронила ребенка.

Помню ее жуткий вопль при виде тела сестры. Никогда его не забуду.

Помню, что Джек увел Рианнон в дом, а затем пытался оттащить меня от Мэдди.

– Она умерла, Роуэн, понимаешь, нельзя трогать тело, мы должны оставить все, как есть, до прихода полиции.

А я не могла выпустить ее из рук и продолжала плакать.

Помню синие мигалки полицейских машин у ворот и смертельно бледное лицо Рианнон.

Помню, как сидела на бархатном диване, в окровавленной одежде, а они все спрашивали и спрашивали, как это случилось.

А я и сейчас не знаю.

Я до сих пор не знаю, мистер Рэксем, правда. Мне известно, что думает полиция. Я поняла по вопросам, которые они задавали. Они считают, что Мэдди поднялась ко мне в комнату и нашла там нечто меня компрометирующее. Например, она подошла к окну и увидела, как я возвращаюсь от Джека. Или обнаружила в вещах что-то связанное с моим настоящим именем. Полицейские думают, что я застала Мэдди у себя в комнате, поняла, что она может меня выдать, открыла окно и…

Я не могу это произнести. Даже написать трудно. И все же надо. Они считают, что я выбросила ее из окна, постояла рядом с развевающимися занавесками, любуясь, как она истекает кровью, и спокойно отправилась вниз – пить чай и дожидаться возвращения Рианнон.

Они полагают, что я оставила окно открытым намеренно, чтобы создать впечатление, будто девочка упала случайно. Они почему-то уверены, что это не так. Вероятно, тело лежало слишком далеко от здания, словно Мэдди толкнули или она прыгнула.

Могла ли Мэдди прыгнуть сама? Я задавала себе этот вопрос тысячу, если не миллион раз. Не знаю.

Наверное, мы никогда не узнаем правду о происшедшем. Хотя дом напичкан камерами, ни одна из них не показывает, что случилось в ту ночь с Мэдди. В комнате девочек было слишком темно. Что же касается моей комнаты… Боже… Полиция считает это чуть ли не главным доказательством моей вины.

Они добивались ответа, зачем я закрыла камеру, если мне нечего скрывать. Спрашивали об этом снова и снова. Я пыталась объяснить: молодая женщина, одна в чужом доме, и за тобой постоянно следят. Я мирилась с камерами на кухне, в гостиной, в коридорах, даже в детской. Но мне нужно было хоть одно место, где я могла побыть собой – не идеальной няней Роуэн, а Рейчел.

– Вы хотели бы иметь камеру у себя в спальне? – прямо спросила я у следователя, а он лишь пожал плечами: мол, судить-то будут не меня, а тебя.

Я действительно закрыла камеру. Если бы я этого не сделала, мы, вероятно, знали бы, что случилось с Мэдди.

Потому что я ее не убивала, мистер Рэксем. Знаю, я уже говорила. В самом первом письме. Я ее не убивала, и вы должны мне поверить, потому что это правда. Я пишу это письмо в тесной камере, в окно стучит бесконечный шотландский дождь… Смогла ли я вас убедить? Как бы мне хотелось, чтобы вы приехали! Я внесла вас в список посетителей. Приезжайте, хоть завтра. Посмотрев мне в глаза, вы поймете, что я ее не убивала.

Правда, убедить полицию мне не удалось. И мистера Гейтса. Я и себя-то не могу до конца убедить. Ведь если бы я не оставила детей, не провела те несколько часов в объятьях Джека, ничего бы не случилось. Я не убивала свою маленькую сестренку, но ее смерть – на моей совести.

– Если не ты ее убила, то кто? Помоги нам разобраться, Рейчел, – допытывались полицейские. – Расскажи, что, по-твоему, произошло.

А я лишь качала головой. Я действительно не знаю, мистер Рэксем. Я сочинила тысячу версий, одна безумнее другой. Мэдди, птицей вылетающая в темноту, Рианнон, тайком вернувшаяся раньше, Джин Маккензи, притаившаяся на чердаке, Джек Грант, прокравшийся наверх, пока я ждала Рианнон…

Кстати, вам известно, что Джек тоже хранил кое-какие секреты? Не столь грандиозные и трагические, как мне представлялось, – нет, он не приходится родственником Кенвику Гранту, во всяком случае, ни ему, ни полиции ничего об этом не известно. Когда я рассказала полицейским о мотке веревки и ядовитом цветке, Джек дал простое и логичное объяснение. Цветок на кухонном столе показался ему знакомым, и он взял его с собой – сравнить с растениями в ядовитом саду. Чтобы пройти в сад, ему пришлось перерезать веревку, а когда подозрения подтвердились, он повесил на калитку цепь с амбарным замком.

Нет, ужасная тайна Джека оказалась куда более прозаичной. И она меня ни в коей мере не оправдывает, скорее служит дополнительной уликой, причиной, почему я могла быть заинтересована в сокрытии нашей связи. Оказалось, что Джек женат. Да уж, когда полицейские поняли, что я не знаю, они постарались представить этот факт во всей красе. Им было приятно давить на больное место. На самом деле мне все равно. Что с того, что у Джека есть жена и двухгодовалый сынишка в Эдинбурге? Он мне ничего не обещал. По сравнению со смертью Мэдди все это такая ерунда!

Не могу сказать, что за долгие дни, недели и месяцы здесь я не думала о нем. Почему Джек скрывал, что у него есть жена и сын? Почему живет отдельно? Возможно, дело в деньгах. Если Элинкорты платили ему хотя бы половину моей зарплаты, он мог согласиться на работу по финансовым соображениям. А может, они расстались: жена выставила его из дома, и он нашел работу с проживанием.

Не знаю – у меня не было возможности спросить. Он не написал, не позвонил, не приехал повидаться.

В последний раз я видела его, когда садилась в полицейскую машину, вся в крови.

– Все будет хорошо, Роуэн, – сказал он, сжав мои руки.

Дверца захлопнулась, меня увезли.

Все ложь. От первого до последнего слова. Я не Роуэн. И ничего никогда не будет хорошо.

До сих пор вспоминаю слова Мэдди в нашу самую первую встречу, когда она вцепилась в меня руками и спрятала лицо у меня на груди.

Не приезжай сюда, это опасно.

А затем последние слова, что прокричала она сквозь слезы мне вслед: Призракам это не понравится.

Я не верю в призраков, мистер Рэксем. Никогда не верила. Я не суеверна. Но шаги, что ночь за ночью раздавались у меня над головой, – не выдумка. И то, что я просыпалась среди ночи от ледяного холода, – не суеверие. И кукольная голова, катившаяся по персидскому ковру, была настоящей, мистер Рэксем. Такой же настоящей, как вы, и я, и надписи на стенах чердака, и это письмо.

Я ведь знаю, когда полиция решила мою судьбу. Дело не в чужом имени и не в украденных документах. И не в том, что я оказалась дочерью Билла, которая якобы решила отомстить новой семье своего отца. Дело в другом.

В том, что я рассказала в ту жуткую первую ночь, сидя перед ними в окровавленной одежде, дрожа от страха, горя и ужаса. Я сломалась и рассказала им обо всем. О шагах на чердаке, о ненависти, сочившейся из стен, когда я открыла дверь и ступила на чердак. Именно тогда повернулся ключ в замке. Именно тогда они меня приговорили.

Здесь у меня было время подумать, мистер Рэксем. С тех пор как я начала писать это письмо, прошло много времени, чтобы думать, размышлять и догадываться. Я сказала полиции правду, и это меня погубило. Они увидели обезумевшую девушку с прошлым, полным черных дыр. Преступницу, у которой был мотив. Настолько далекую от родных, что она пришла в их дом под фальшивой личиной, чтобы совершить безумный акт мести.

Я догадываюсь, что случилось. У меня было время сложить кусочки головоломки – открытое окно, шаги на чердаке, отец, который любил свою дочь так сильно, что это ее убило, и отец, что вновь и вновь бросал своих детей.

А самое главное – две вещи, которые я не могла понять до самого конца: телефон и бледное, умоляющее личико Мэдди, в тот первый день, когда я уезжала, ее страдальческий шепот: «Призракам это не понравится». Полиция усмотрела в них доказательства моей вины. Мои отпечатки на телефоне, воспоминание о словах Мэдди и лавина последствий, которую они вызвали.

По большому счету, мое мнение не важно. Главное – что подумают присяжные. Послушайте, мистер Рэксем, вы не обязаны верить моим словам. Я отдаю себе отчет, что даже половина рассказанного мной сделает из вас посмешище и оттолкнет присяжных. Я не для этого с вами поделилась. Просто раньше я пыталась рассказать только часть правды – и оказалась здесь.

Меня может спасти лишь правда, мистер Рэксем, а она заключается в том, что я не убивала свою сестру. Я бы никогда этого не сделала.

Я остановилась на вас, мистер Рэксем, потому что, когда спрашивала у других заключенных, кого выбрать в адвокаты, ваше имя называли чаще других. Говорят, вы спасаете даже тех, у кого не осталось надежды. Это как раз мой случай. Я потеряла надежду.

Умер ребенок. Полиция, общественность, журналисты считают, что кто-то должен за это заплатить. Они выбрали меня. Но я не убивала Мэдди. Я ее любила, и я не хочу гнить в тюрьме за то, чего не совершала. Умоляю, поверьте мне.

Искренне ваша, Рейчел Герхарт.

8 июля 2019 года

Ричарду Макадамсу

Строительная компания Эшдауна, внутренняя почтовая система

Послушай, Рич, тут такое странное дело: один парень, что работает на реконструкции тюрьмы Чарнворт, нашел в стене стопку старых бумаг. Похоже, их спрятал кто-то из заключенных. Работяга не знал, что с ними делать, и отдал мне, чтобы я поспрашивал. Я только проглядел первые листы, но похоже, что это письма заключенной адвокату, написанные до суда. Не понимаю, почему она их не отправила. Парень, который нашел бумаги, пролистал их. По его словам, то был нашумевший процесс; он местный и помнит шумиху в газетах.

В общем, он побоялся выбрасывать эти бумаги, вдруг в них заключены важные свидетельства или они имеют какую-то силу с точки зрения закона. Думаю, сейчас это уже не важно, но я сказал, что разберусь, чтобы он не волновался. Ты можешь проконсультироваться с начальством? Или просто выбросить, да и дело с концом? Не хочется вешать на себя лишнюю бумажную работу.

Тут в основном ее письма адвокату, а парочка адресованы ей самой. По-моему, просто о семейных делах, но я на всякий случай положил их в пакет.

В любом случае, буду очень благодарен, если возьмешь это на себя.

Спасибо, Фил.

1 ноября 2017 года

Дорогая Рейчел!

Немного странно называть тебя так, но ничего не поделаешь.

Прежде всего хочу сказать: мне очень жаль, что все так вышло. Наверное, ты этого не ожидала, но я не стыжусь признаться: мне действительно очень жаль.

Ты должна понять, что детишки растут на моих глазах уже почти пять лет, и я перевидала больше нянь, чем съела горячих обедов. Я видела, как Холли крутила роман с мистером Элинкортом под носом у его жены, а потом, когда она сбежала, расхлебывала эту кашу и успокаивала девочек. С тех пор няни приходили и уходили одна за другой, разбивая сердца невинным ангелочкам.

Каждый раз, когда приезжала новая, а все они были молодыми симпатичными девушками, мое сердце словно сжимала ледяная рука. Лежа по ночам без сна, я думала, должна ли сказать миссис Элинкорт, что за человек ее муж, и какова эта Холли, и почему она ушла на самом деле. И каждый раз решала ничего не говорить, скрывала свой гнев и твердила себе, что теперь все будет по-другому.

Так что признаюсь, когда я увидела тебя и поняла, что миссис Элинкорт наняла очередную хорошенькую девушку, у меня упало сердце. Не важно, что ты за человек: воспользуешься возможностью, как Холли, или дашь ему от ворот поворот, бедные детишки все равно будут страдать, когда ты махнешь хвостом и улетишь, а то и его с собой захватишь. Из-за этого я злилась, скажу честно. Не стыжусь признаться. Но мне стыдно, что так обращалась с тобой; я не должна была срывать свою злость на тебе. И я хочу извиниться. Ведь что бы ни думала полиция, я уверена: ты скорее прошла бы босиком по битому стеклу, чем причинила вред милым крошкам. Знай: я так и сказала полицейскому, который меня допрашивал. Так и сказала: я от нее не в восторге и не скрываю этого, но она никогда бы не обидела бедняжку Мэдди, и вы не там ищете, молодой человек.

В любом случае, я пишу, чтобы ты знала. Сказать тебе и снять камень с души.

Есть и еще одна причина. Элли тоже написала тебе письмо. Положила в конверт и сама запечатала, заставив меня пообещать, что я не прочту. Я сдержала обещание. Я считаю, что нужно держать слово, даже если имеешь дело с маленькими детками. Но хочу попросить тебя: если в этом письме есть что-то важное для меня или для ее матери, напиши нам.

Туда не пиши, дом закрыт, и бог свидетель, что у несчастной миссис Элинкорт и без того полно забот. Она ушла от мужа – тебе сообщили? Забрала детей и уехала на юг к родителям. Мистер Элинкорт тоже уехал. На него подала в суд практикантка из фирмы, так говорят в деревне, и ходят слухи, что дом будет продан, чтобы оплатить судебные издержки.

Но я укажу свой адрес внизу, если что, отправь письмо мне, и я сделаю все, что нужно. Надеюсь, ты это сделаешь, потому что знаю: ты любила этих деточек, как и я. Я не верю, что ты можешь причинить вред Элли, правда ведь? Я молилась Богу и пыталась услышать его ответ, и я верю тебе, Рейчел. Умоляю, не подведи меня.

Всегда твоя, Джин Маккензи

15а, Хай-стрит,

Карнбридж

Кому:

От кого:

Тема:

Мила Овен только они говорят что ты Рейчел это правда я скучаю по тебе и мне очень очень жаль что так случилось особенно потому что все из-за меня и я не могу никому рассказать особенно маме и папе они страшно рассердятся и тогда папочка может уйти как раньше Мэдди всегда говорила что он уйдет

это я Овен я толкнула Мэдди потому сто она хотела заставить тебя уйти как заставила других она придумывала всякие штуки с маминым старым телефоном брала их вещи лазила на чердак через окно в твоей комнате там был ее тайник она туда всегда ходила и говорила что я слишком мала и заставляла хэппи будить их по ночам и включала запись через приложение как будто там кто-то ходит а никто не ходил это было просто видео и она взяла в тайнике куколкину голову и заставила меня положить тебе на колени и мне очень жаль я сказала сто это неправда и это я сделала она проснулась а тебя не было и Мэдди хотела тебя отравить ягодами а я побежала за ней и вылила вино в раковину и Мэдди ужас как разозлилась и сказала что залезет через окно на чердак и выключит сигнализацию и тебе влетит от мамы за то что ушла а я побежала за ней и просила не делать этого а она сказала нет сделаю не то она заберет папочку а я сказала нет Овен хорошая и я не хочу чтобы она уходила

а Мэдди сказала ты меня не остановишь и полезла на окно и я толкнула ее я не хотела мне очень жаль пожалуйста Овен не говори полиции я не хочу в тюрьму извини это несправедливо что тебя ругают за то что сделала я ты можешь просто сказать им это не ты и ты знаешь кто только не можешь сказать потому сто это секрет а это совсем не ты мы уезжаем завтра в новый дом только без папы но я надеюсь ты приедешь пожалуйста возвращайся поскорее с любовью Элли эланкорт 5 лет до свидания