Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Дэн Браун
Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 170 (всего у книги 346 страниц)
20
Барбикан
Понедельник, 12:18
Час спустя, упаковав двадцать фруктовых сладостей в крохотные пакетики из вощеной бумаги («Нужны товары, иначе неправдоподобно!»), мы с Дженни стоим перед невообразимо уродливым зданием. Это не столько жилой комплекс, сколько целая деревня в стиле брутализма; сложный лабиринт из бетона и переходов, вырванный с корнем из Сибири советской эпохи и расположенный в самом сердце Лондона.
– Значит, тайный сын Ролло живет… в муниципальной квартире?
– Это же Барбикан![266]266
Барбикан – комплекс из множества квартир, в котором также расположены культурный центр, оранжерея, школы и т. д. Создан в стиле брутализма и потому имеет весьма специфический вид. Естественно, социальным жильем не является – стоимость квартиры в Барбикане весьма высока.
[Закрыть] Достижение в мире архитектуры!
Смотрю на искусственное озеро в центре комплекса, окрашенное в неестественно-зеленый цвет.
– Вот здесь и жил бы Джордж Джетсон[267]267
Джордж Джетсон – герой научно-фантастического ситкома «Джетсоны».
[Закрыть], если бы его небесный город был еще и тюрьмой.
– Между прочим, здесь все очень интересно устроено, – занудничает Дженни. – Это озеро – часть системы охлаждения. Воду красят для того…
Не обращаю на нее внимания – оглядываю бетонные башни в поисках тайного внебрачного ребенка Ролло. Солнце пробивается из-за туч, и в груди зарождается надежда. У нас есть подозреваемый. И это не Дилан. Мы здесь. Вместе. Расследуем. Если не считать странной записки и мяча для крикета, залетевшего в окно прошлой ночью, дела идут на лад.
– Так, держи, – Дженни передает мне коляску. Наша пластмассовая кукла крепко спит под розовой муслиновой накидкой. – А я поищу указатель.
Следую за ней, осторожно толкая коляску.
– А если мы его найдем? Алфи то есть? Вдруг он сидит в какой-нибудь квартире и смотрит мультики? Что будем делать, сами его похитим?
– Ты серьезно? – недоверчиво спрашивает Дженни. – Знаешь, если мы его сегодня найдем, можешь оставить себе весь костюм, включая сумку для подгузников.
Она возвращается к указателю, а я незаметно показываю ей язык. Не позволю ее цинизму испортить мне настроение. Поднимаю глаза на три высокие башни в стиле брутализма.
– И в которой живет Иэн?
Дженни переводит взгляд с телефона на карту на стене, сосредоточенно хмуря брови.
– Не знаю, – отвечает она наконец.
– То есть?
– У меня индекс, а не полный адрес. Судя по всему, почта проходит через общий центр обработки.
– Получается… мы не знаем, в какой части лабиринта он живет? – изумленно спрашиваю я.
Дженни кивает.
Меня словно бьют по почкам. Представляю, как Дилан сидит, согнувшись над миской тюремной каши (явно не веганской), и отдает присланные мной деньги, чтобы его не били.
– Да здесь тысяча квартир! Не можем ведь мы во все стучаться.
– Тысяча? – беззаботно спрашивает Дженни. – Бери выше, две, – она забирает коляску и шагает к подъему, ведущему из внутреннего двора к первому многоквартирному дому. Потом оборачивается и бросает через плечо: – Чем раньше приступим, тем лучше.
Начинаем мы с верхней части восточного корпуса. Первая дверь из коричневого металла по цвету напоминает эмодзи-какашку. Дверной звонок оказывается куда громче, чем я ожидала: зловещий гул эхом разносится по коридору.
Никакого ответа.
– Ну, с первого раза редко везет, – Дженни направляется ко второй двери.
Однако и следующую не открывают. И следующую. Мы стучим в сорок семь дверей… Напрасно. Либо жильцы все на работе, либо у них на входе камеры. Мне как-то не по себе. Похоже, мы зря теряем время, а с другой стороны, что нам еще делать?
– Сложнее, чем усадить Дилана за домашку по чтению, – вздыхаю я.
Дженни кивает.
– И не говори. Мне кажется, Макс за весь год ни одного упражнения по математике не закончил. Я никому не рассказывала, но изредка делаю за него, когда ложится спать, – шепчет она.
– Да ну?!
Дженни пожимает плечами и заносит кулак над дверью сорок восемь.
– После работы сил ни на что нет. Главное, сделать две-три ошибки для убедительности.
Представляю, как Дженни в деловом костюме горбится над домашним заданием по математике для десятилеток, и меня пробивает на смех.
– А Макс знает? Или думает, что добрая фея домашки…
Не успеваю закончить, как дверь распахивает пожилая женщина с копной сиреневых волос.
– Наконец-то! – возмущается она, прислонившись к косяку. – Я вас ждала все утро!
Я от неожиданности позабыла, что мы продаем.
– Заходите! – теряет терпение женщина. – Телевизор сам себя не починит.
– Прошу прощения?
– Вы из «Каррис», правильно? Пришли починить телевизор?
Дженни показывает на бумажные пакеты под коляской.
– Нет, мэм, мы продаем детские перекусы.
– Детские перекусы? Их дети делали? – фыркает женщина, внимательно разглядывая меня. – Погодите, я вас знаю, только откуда?
– Я пела в женской группе. Давно.
– В группе? Дружите с этим диджеем? – ворчит она. – Иэном Как-Его-Там?
– Нет, – поспешно заверяет Дженни. – Мы не местные.
– Иэн? – оживляюсь я. – Вы сказали Иэн?
Женщина недовольно кивает.
– Так же его зовут? Блондинчика, который двумя этажами выше живет? Целыми днями включает адские завывания? Вы ему передайте: если не прекратит, вызову полицию!
– А в какой квартире… – начинаю я, но меня прерывает звук решительных тяжелых шагов.
– Добрый день, дамы! – разносится эхом по коридору. К нам направляется охранник в светоотражающей куртке.
– Разберусь, – шепчу я Дженни.
Растягиваю губы в улыбке поп-звезды и хлопаю наращенными ресницами.
– Здравствуйте, сэр. Не желаете приобрести сладости для малышей?
Он переступает с ноги на ногу, оглядывая нас.
– На территории торговля запрещена. Пожалуйста, заберите свои… сладости и освободите помещение.
Размахиваю перед ним пакетиком и улыбаюсь еще шире.
– А на пробу хотите?
– Довольно, – устало вздыхает охранник. – Давайте не будем усложнять.
– Уверены? Они натура-а-альные!
Дженни с напряженным лицом собирает пакетики.
– Хватит, Флоренс, – бормочет она. – Идем.
Вернувшись к «мама-мобилю», распахиваю дверцу и швыряю куклу на заднее сиденье. Разумеется, ничего не получилось. Ничего у меня не получается.
– Это еще не конец, – заверяет Дженни, словно читая мои мысли. – Теперь мы знаем, где он живет. Придем снова.
Не знаю, что сказать. Разочарование столь явственно, будто в салоне сидит третий человек. Дженни не сдается:
– Слушай, все прошло неплохо. Хоть какую-то информацию добыли.
Со вздохом вжимаюсь поглубже в спинку кресла. Новостью, что кто-то, возможно, диджей, Дилана не спасешь. Только Дженни ведь об этом не скажешь.
Она сверлит меня взглядом.
– Можно кое-что спросить?
– М-м-м? – бормочу я, по-прежнему не глядя на нее.
– Ты всегда так быстро сдаешься?
– Нет, не сказала бы, – ерзаю в сиденье. – А ты?
Отворачиваюсь к окну. Время обеда; работники Сити снуют по тротуару, сжимая в руках белые пакетики с едой, – спешат вернуться за рабочий стол. Мимо проходит семья туристов с мальчиком примерно возраста Дилана.
– Ты правда думала, что Алфи окажется за первой же дверью? «Ой, а вот и я, прямо за дверью номер один. Спасибо, что нашли меня, Флоренс!» – изображает Дженни детский голос.
– Нет! – огрызаюсь я. – Не думала.
Она печально хмыкает.
– Да нет, думала. Представляла, как впорхнем в квартиру и выйдем героями!
Молча смотрю на свои ногти. Мы медленно пробираемся по улицам Кларкенуэлла мимо элегантных переоборудованных складов, магазинов дизайнерской мебели и переполненных в обеденный перерыв гастропабов.
– Позволь кое-что сказать, – начинает Дженни, крепче сжимая руль. – В Калифорнии мне пришлось дважды сдавать квалификационный экзамен. По вождению – трижды. Мне сделали… – она тяжело сглатывает, – шесть процедур ЭКО, чтобы родились мои близнецы. Не знаю, как ты живешь, но я никогда не хлопала ресницами и не щебетала: «Ой, спасибо, сэр!» Мне пришлось ползти по битому стеклу, чтобы достичь всего, что сейчас имею.
Не двигаюсь с места, впитывая ее слова. Со мной никто так прежде не говорил.
Дженни отбрасывает волосы за плечи.
– Про меня многое можно сказать, Флоренс, но я не пасую.
Она таким тоном произносит «пасую», словно хуже ничего в мире нет. Обижаю детей. Пинаю собачек. Пасую.
Всю оставшуюся дорогу мы едем молча.
Умом я понимаю: вины Дженни здесь нет. Но пока мы не нашли Алфи Рисби, с каждым днем становится все вероятнее, что рюкзак в комнате Дилана появился неспроста. Что полиция снова придет и станет задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать.
Когда мы подъезжаем к моей квартире, Дженни отключает блокировку задней двери, и она открывается с вялым писком.
– Иди, пожалей себя, – говорит Дженни, кивая на дом. – А потом снимай слюнявчик и становись взрослой девочкой. У нас много работы.
21
Кинг-роуд
Понедельник, 14:20
Лекция Дженни звенит у меня в ушах по пути в свадебный салон. Магазин оформлен в белых тонах – и паркет, и наряды, и клиентки. Интерьер достаточно скромный, чтобы невеста не опомнилась и с легкостью спустила на платье размер чьей-то годовой зарплаты, но и достаточно изысканный, чтобы местная публика ее за это не осудила.
Брук любезно позволила мне отложить примерку в свете «недавних событий», но я отказалась. Все равно у нее в субботу свадьба, все равно мне надевать платье. Правда, теперь, когда предстоит прыжок в змеиную яму с Пандорой и Тилли, мне отчаянно хочется сбежать.
Беру себя в руки и толкаю дверь. В нос ударяет запах фрезий. Единственная продавщица, похожая на манекенщицу, суетится над серебряным подносом с лентами.
– Вы, должно быть, Флоренс. Сестра предупредила, что вы опоздаете, – она протягивает мне шелковый халат и одноразовый щиток, чтобы макияж не смазался. – Остальные уже в примерочной. Я сейчас принесу ваше платье.
Брук предложила мне стать подружкой невесты только потому, что родители Джулиана явно этого ожидали. Свою «просьбу» она сопроводила строгим указанием во всем слушаться Пандору с Тилли. Ни в коем случае не дозволялось «все усложнять» и «все внимание переводить на себя».
Брук стоит на освещенном подиуме и кружится в платье попроще, для второй половины торжества. Выглядит она просто ослепительно. Пандора и Тилли, словно жабы, расположились в мягких креслах и любуются ею.
– Вот ты где, Флоренс! – противно пищит Пандора. – Я уже заволновалась.
Пандора – сестра Джулиана. Черты, которые делают ее брата неотразимым – волевой подбородок, темные волосы, колдовские хищные глаза, – лицо Пандоры превращают в отталкивающее, будто она сошла с картины кубиста или снимка кузин королевской семьи. Однако, еще неприятнее внешности ее полное отсутствие самокритики. Пандора обладает непоколебимой, слепой уверенностью человека, родившегося в богатой семье.
Брук натянуто улыбается.
– Спасибо, что пришла! Стой, это мой свитер?
– Привет, дорогая, – воркует Тилли.
Тилли – лучшая подруга моей сестры, бывшая звезда школьного театра с огненно-рыжими волосами. Вышла замуж за аргентинского танцора по имени Рамон, когда ей было чуть за двадцать. Ходили слухи, что поженились они ради визы Рамона, и все же они до сих пор вместе: Тилли с выводком рыжеволосых детей живет в просторном доме в Харпендене, а Рамон по большей части ночует в съемной квартире в Вест-Энде, которую снимает «для работы».
– В пробке застряла? – спрашивает Тилли.
– На деловой встрече.
– А, то есть по работе? Здорово! – Тилли одобрительно кивает. – Я тоже собираюсь поработать.
«Да провались ты», – думаю я. Брук бросает мне предупреждающий взгляд. Она слишком усердно трудилась, чтобы попасть в эту компанию, и не даст мне все разрушить. Брук познакомилась с Пандорой и Тилли девять лет назад, в очереди в туалет отвратительного ночного клуба для студентов на Тоттенхэм-Корт-роуд. Пандора плакала, Тилли ее утешала, а Брук, словно того и ждала, предложила Пандоре салфетку для снятия макияжа – поправить смазанную тушь. Вскоре троица узнала: все они учатся в Университетском колледже Лондона. Той весной Пандора пригласила Брук на выходные в «загородный дом» ее родителей, который оказался величественным особняком, внесенным в список памятников архитектуры. Там Брук познакомилась с братом Пандоры, Джулианом; он недавно окончил факультет географии в Дареме и работал над «одним проектом» в квартире своих родителей в Ислингтоне.
Следующие восемь с половиной лет Брук терпеливо ждала предложения. Я ей говорила: этого никогда не случится – семья Джулиана была из тех, чье имя красуется на постаменте перед Национальным театром, а Брук – флоридская голытьба, хотя и с тщательно поставленным произношением. Оказалось, что я недооценивала умение Брук себя рекламировать. На вечеринке по случаю помолвки я ненароком услышала, как она говорит двоюродной бабушке Джулиана: наш отец, мол, работал «в транспортной сфере», а мать была «экспертом южной кухни». Я чуть канапе не подавилась. Видимо, о мертвых легко приврать: они не вернутся докучать неудобной правдой. А вот я – другое дело. Граната, способная в любой момент взорвать тщательно выстроенный образ прошлого.
Тилли до сих пор ждет ответа.
– Нет, не по работе. Встречалась с полицией. Насчет пропавшего мальчика. Я вроде как расследую это дело.
Тилли приподнимает светло-рыжую бровь.
– Полиция попросила тебя помочь?
– Нет, я по собственной инициативе.
Пандора хмурится.
– То есть… мешаешь следствию?
– Девочки! – сердится Брук. – У нас радостный день! Никаких разговоров о пропавшем ребенке, пожалуйста.
Как по команде появляется продавщица, неся на серебряном подносе бокалы с шампанским.
– А вот и мы! – подмигивает она. – Отдохните от предсвадебной нервотрепки.
Махом опустошаю бокал.
– А можно еще?
Брук пронзает меня взглядом. Пандора, к ее чести, пытается разрядить обстановку.
– Шесть дней осталось, Би! – мелодично тянет она. – Напомни, где вы с Джулианом проведете медовый месяц?
– Неделю на Мадагаскаре, а потом неделю на Маврикии, – отвечает Брук.
– Ой, вы сняли бунгало на сваях, да? – визжит Тилли. – А мы с Рамоном…
Не обращая внимания на их болтовню, иду к занавешенным кабинкам по обе стороны зала. Мое платье, как по волшебству, висит неподалеку на шелковых плечиках, поэтому я проскальзываю в примерочную и задергиваю занавеску.
Слова Дженни до сих пор звенят в ушах. Пасуешь. Пасуешь. Пасуешь. Она по-своему права. Когда группа распалась и Уилл ушел, я просто… махнула рукой на свою жизнь. А ведь были способы начать более-менее успешную карьеру в женской группе. Я могла пробоваться в реалити-шоу, встречаться с футболистом, запустить линейку средств для загара. Только Дилан был таким маленьким, таким беспомощным… заботы матери-одиночки поглотили меня целиком. Бесконечный круг: кормишь, переодеваешь, укладываешь. Потом открываю глаза – и Дилану уже десять, а я до сих пор продаю в «Инстаграме» шарики богатым мамочкам.
Разговор за пределами кабинки перешел к сравнению Тосканы и Прованса. Достаю телефон. В чате для сент-анджелесских мам в «Ватсапе» появились новые сообщения.
Аллегра отправила номер «Горячей линии по поиску Алфи Рисби».
Разумеется, все анонимно! Вдруг кому-то есть что рассказать.
И не забывайте о вознаграждении! – встревает Хоуп, ни в чем не желая уступить Аллегре.
Застываю на месте. Они намекают, что у меня – у Дилана – есть какая-то информация? Нет. Конечно, нет. Это общий чат, а не секретное послание лично мне. Они просто хотят помочь. Я параноик.
Поудобнее устраиваюсь в мягком кресле примерочной и открываю «Инстаграм». Пришло несколько лихорадочных сообщений с просьбами «СРОЧНО» привезти арку из воздушных шаров, и я сразу их удаляю, хотя, если в ближайшее время не найду два-три заказа, не смогу внести минимальный платеж по кредиту. Впрочем, это проблемы завтрашней Флоренс.
У меня еще осталось несколько друзей в музыкальной индустрии. Ну, может, не совсем друзей. Знакомых. Дальних. Знаешь диджея Иэна Рисби? Он живет в Лондоне, – спрашиваю я у них.
Брук засовывает голову в примерочную.
– Собираешься примерить или как?
Ой, платье… Растягиваю губы в улыбке.
– Конечно, сейчас приду.
Это наша третья примерка. Свадьба состоится в субботу. Теперь магазин ищет, к чему бы придраться, чтобы выставить сестре чек побольше.
Натягиваю прохладную облегающую ткань через голову. Дизайн выбирала Тилли, и он, откровенно, ужасен. Платье в современном эдвардианском стиле с рюшами на лифе, призванными скрыть «недостатки». Цвет – тусклый, серо-зеленый; в нем все, кроме рыженьких, напоминают жертв отравления. Выхожу из укрытия и, ради приличия, немного кружусь.
– Так нечестно! – восклицает Пандора. – Тебе все идет.
Потому что занимаюсь спортом и делаю пластические операции, как все нормальные люди. При твоих деньгах я бы выглядела как Жизель Бюндхен.
Брук хмурится.
– Ты же с бюстгальтером его наденешь?
Киваю. В примерочной тихо звякает телефон. Сердце подскакивает.
– Да-да, с бюстгальтером.
Плевать уже. Дзынь!
– Лучше сниму, а то испорчу.
Не успеваю сбежать, как швея с хмурым видом начинает щипать ткань.
– Все и так хорошо… – слабо возражаю я, но сдаюсь под грозным взглядом Брук.
И вот я стою неподвижно, как статуя, пока швея меня вертит, тыкает булавками и наконец с улыбкой говорит:
– Вот, намного лучше. Снимайте осторожно, дорогая, не уколитесь.
Киваю и мчусь обратно в примерочную. Мой телефон лежит на стуле.
Новое сообщение. От Хоуп.
Здравствуй, дорогая. Пишу узнать, поможешь ли ты с цветами для Рисби. От тебя перевода пока не получила.
Проклятье! Швыряю телефон о занавеску. Он падает на пол с тихим стуком.
Сама добираюсь из магазина до дома и устраиваюсь на диване с мороженым и пультом от телевизора. Нет, не жалею себя – отдыхаю немножко. Тебе тоже не помешало бы, Дженни.
Я уже видела этот эпизод «Акул недвижимости». Пара средних лет из Шропшира перестраивает сарай в трехэтажный дворец для своих биглей из приюта.
Мысли возвращаются к Эллиоту. Сегодня понедельник. Цветы уже доставили? Который час в Калифорнии? Проверяю телефон на случай, если пропустила звонок. Нет, ничего.
Вжимаюсь в спинку дивана и подцепляю вилкой упавший кусочек шоколадно-мятного мороженого. Стараюсь не отрывать взгляда от экрана, но передача уже не успокаивает, как прежде.
От тревоги на месте не сидится, а еще есть такое чувство, что за мной следят. Иду к кухонному окну, выходящему в сад за домом, и вглядываюсь во мрак. Мой взгляд встречают два круглых желтых глаза. Я вскрикиваю, и глаза мгновенно исчезают; в темноте мелькает пушистый хвост. Лиса. Всего-навсего лиса. Ерунда, по Лондону бродят тысячи лис.
Успокойся, ради бога, Флоренс!
Возвращаюсь на диван и просматриваю профили диджеев в «Инстаграме». Фотографии везде одинаковые: велосипеды, уличное искусство Восточного Лондона, латте с куркумой и загадочные подписи о новых начинаниях.
Паре по телевизору показывают преображенный сарай. Во дворце для биглей настелен деревянный пол с антискользящим покрытием и есть фонтанчик с чистой водой.
Слышу уведомление на телефоне и подпрыгиваю.
Нужен список гостей?
Это от Рори – промоутера мероприятий, с которым я сто лет назад баловалась в Гластонбери. Рори всех вокруг знает; проводит лето на Ибице, лично знаком с владельцами популярных клубов и модных ресторанов от Лос-Анджелеса до Тель-Авива; в «Инстаграме» на него подписаны десятки разных знаменитостей. Он любит оказывать людям услуги, чтобы были «у него в долгу».
На экране три точки – Рори печатает.
Видел твое сообщение в инсте. Он будет сегодня на вечеринке на складе. @IanSquared. Могу скинуть список гостей.
Открываю профиль @IanSquared. Обычные для диджея фото: снимок со спины, где он склонился над пультом перед восторженной толпой; браслет с фестиваля «Коачелла» рядом с лечебным магнитным браслетом и красной нитью. Латте с идеально ровным рисунком листа на пенке.
Увеличиваю фотографии. Так и не скажешь, что на них запечатлен тайный сын Ролло Рисби. Лица ни на одном снимке не видно, точно он – второе пришествие диджея Авичи и скрывается от последователей.
Опять уведомление.
Встретимся там? – спрашивает Рори и добавляет эмодзи с дьяволенком.
Эх, ну почему мужчины такие? Еще раз без особой надежды пролистываю фото @IanSquared – и тут вижу кое-что на снимке с диджейским пультом. На правом мизинце Иэна золотой перстень с печаткой. Как у Ролло.
В животе завязывается узел.
Пишу Дженни:
Мы сегодня идем в клуб.
22
Неподалеку от Хакни
Вторник, 00:22
Басы эхом отдаются от стен склада. Молодежь в блестках для тела, рубашках «тай-дай» и джинсовых комбинезонах обступает нас со всех сторон. Раньше тут было нечто вроде промышленного мясокомбината. Теперь сотни зумеров тусуются здесь под ужасную электронную музыку без слов.
Дженни одергивает топик, который я одолжила.
– Не понимаю, – говорит она, прислоняясь к голой бетонной стене. – Где он?
И я не понимаю. В последний раз, когда я ходила в клуб, там играла Рианна, подавали напитки и была ВИП-зона. Я чувствую себя древней, как море. И с каких пор блестки для тела снова в моде?
Музыка невыносимо громкая. Мы отходим на край танцпола и кричим друг другу в уши.
– Ерунда какая-то! Давай…
В Дженни врезается некто с абажуром на голове и после вежливого поклона в ее сторону продолжает танцевать.
Дженни удивлена до крайности.
– Может, зайдем к нему в гримерку?
– Гримерку?! Оглянись! Это тебе не Альберт-холл!
Дженни обводит взглядом темный зал и все сильнее теряет терпение.
– Где взрослые? Кто организатор?
– Вечеринка на бывшем складе! Какой организатор?
– Ага, конечно, – фыркает Дженни. – Думаешь, эти детки наткнулись на заброшенное здание, которое волшебным образом подходит по требованиям пожарной безопасности для таких мероприятий? Со знаками эвакуации и выхода? Ну-ну!
Оглядываю комнату. В театральном дыму виднеется зеленый знак «Выход». Черт! Она права.
– Ладно, – я беру Дженни за руку. – Давай найдем вышибалу. Они все знают.
Мы проталкиваемся через толпу разгоряченных тел на главном танцполе. На ступеньках к гардеробу мимо нас проходят четверо парней в толстовках и с цепочками на шее. Один меня толкает, и я проливаю на себя энергетик.
– Эй! – кричу я в облачко одеколона от Тома Форда. – Извиняться не обязательно!
Главный среди них резко оборачивается. Он высокий, светловолосый, в квадратных очках, как у Бадди Холли, и с большими наушниками на шее.
– Извините! – бросает он с легким шотландским акцентом. На правом мизинце у него перстень, как у Ролло Рисби.
Ахаю и тычу Дженни в бок.
– Мы знаем, кто вы! – перекрикивает она шум.
– Что? – кричит он в ответ.
– Я говорю, мы знаем, кто вы! – вопит Дженни ему чуть ли не в лицо.
– Круто! – он подмигивает. – Увидимся на танцполе, дамы, – он знаком зовет за собой остальных.
Дженни встает на цыпочки и кладет руку ему на плечо.
– Мы не фанатки! – кричит она теперь уже прямо в лицо. – Мы здесь из-за вашего брата. Алфи. Где мы можем поговорить?
В свете стробоскопов бледное лицо Иэна бледнеет еще сильнее. Они с друзьями расходятся – стукаются кулаками, бросают «Увидимся». Затем Иэн жестом зовет нас за собой и ведет с танцпола к двери без таблички, а потом – вперед по длинному бетонному коридору. Ноги у Иэна длинные, мы с Дженни едва за ним поспеваем. К слову, он слегка прихрамывает на правую. Подпихиваю Дженни в бок, но она и сама заметила.
В конце коридора Иэн кивает здоровенному охраннику. Тот бурчит что-то в ответ; Иэн открывает металлическую дверь с надписью «Для артистов».
«Говорила же», – читается во взгляде Дженни.
Гримерка Иэна ненамного больше моей спальни. Потертый кожаный диван, два металлических складных стула и деревянный журнальный столик, по которому разбросана папиросная бумага и два пакета чипсов с креветками. Одна-единственная лампа дневного света висит на тонком черном проводе, как в комнате для допросов.
В ярком освещении Иэн не так похож на своего отца, как описывала мисс Шульц. Те же светлые волосы, но глаза другие. Добрее. Если бы не кольцо, я бы, наверное, даже не догадалась об их родстве.
– Итак… – Иэн вытягивает длинные ноги на кожаном диване и жестом приглашает нас сесть. – Кто вы, собственно, такие?
– Мамы. Из Сент-Анджелеса, – отвечает Дженни.
Иэн хмурится.
– Вас Клео прислала? Слушайте, если это из-за письма, то я его отправил по совету адвоката. Адвоката, с которым я больше не сотрудничаю.
– Какого пи… – начинает Дженни, но я перебиваю:
– Речь о вашем брате. Единокровном. Алфи.
– Ясно, – Иэн открывает большой холодильник и предлагает нам по стеклянной бутылке мате с кофеином. – Видимо, тайных детей не бывает. Тем более в эпоху генетической экспертизы… – он достает из кармана зажигалку и с ее помощью открывает все три банки. – Ладно, что вы хотите знать?
– Вас видели на бдении в субботу. Почему вы пришли? – Дженни подается вперед.
Иэн медленно отпивает мате.
– Почему я был на бдении по пропавшему единокровному брату? Хм. Полагаю, пришел выразить уважение. Сочувствие. Конечно, старик вряд ли оценил. Впрочем, я от него ничего не жду.
У него безумно печальный вид, так и хочется обнять.
– Нет-нет, это ничего, – поспешно добавляет Иэн, заметив мое лицо. – Мне тридцать восемь. Я посещал психолога. И да, аяуаску[268]268
Аяуаска – напиток-галлюциноген, который индейские шаманы принимают для общения с духами.
[Закрыть] тоже пил. Меня это больше не гложет. Я смирился.
– Значит, вы не похищали тайного единокровного брата?
Боже, какая глупость! Безумие. Дженни щелкает языком.
– Флоренс, пожалуйста…
Иэн издает низкий, раскатистый смешок.
– Вот вы как думаете? Нет, тут я чист, – он обводит рукой комнату. – Не самые подходящие условия для ребенка-заложника.
В дверях появляется молодая блондинка с папкой-планшетом.
– Десять минут, Иэн.
– Спасибо, Челси, – он подмигивает.
– Так, э-э, где вы были в прошлую пятницу? – спрашиваю я.
Иэн так меня разглядывает, точно видит в первый раз.
– Подождите, я вас знаю?
– М-м-м, вряд ли, – мнусь я.
Иэн вскакивает с дивана.
– Очень кого-то напоминаете! – не сдается он. – А голос! Не поверите, похож на раннюю Мэрайю…
– Наверное, из-за американского акцента, – не дает закончить Дженни. – Давайте не сходить с темы! Где вы были в прошлую пятницу?
Опускаю глаза в пол.
– Люблю Мэрайю! И, э-э, раньше занималась музыкой.
Иэн кивает, не обращая внимания на Дженни.
– Видите! Сразу угадал, – он хлопает по дивану. – Садитесь. Я покажу, где был в пятницу.
Присоединяюсь к Иэну. Мы сидим, едва не соприкасаясь коленями. Он передает мне телефон, и, когда его пальцы касаются моих, между нами пробегает ток.
– Видите?
Он показывает видео с какого-то рейва – черный свет, потные люди, еще более ужасная электронная музыка. Иэн наклоняется ближе.
– «Фабрика огня» в Брикстоне, – тихо произносит он.
Чувствую жар его тела, тепло дыхания. Волоски на руках встают дыбом. Иэн не в моем вкусе, мне по душе эмоционально холодные сотрудники швейцарского банка. И все же безумно тянет придвинуться еще ближе.
– Вот где вы были в пятницу? Весь день? – голос Дженни отрезает меня от мира грез, как топор палача.
Иэн кивает, но Дженни еще не закончила.
– А хромаете почему?
На его губах играет озадаченная улыбка. Он кладет телефон в карман и, наконец, смотрит на Дженни.
– Так заметно? На сноуборде катался. На прошлой неделе ездил в Церматт, там как раз свежий снег лежал, вот и поскользнулся.
– Не представляете, кто мог желать зла вашему отцу? Или брату? – Дженни наклоняется ближе.
– А мне откуда знать? Мы со стариком редко видимся, разве только обедаем иногда в День подарков. Я же вроде тайна, не забыли? – Иэн подмигивает.
Дженни хмурится.
– Тем не менее он подарил вам свое кольцо.
Иэн опускает взгляд на золотой перстень на мизинце.
– Что? Нет. Мать мне подарила. За две недели до смерти.
Дженни с трудом скрывает разочарование.
– Неужели никого не знаете, кто мог бы навредить отцу? Или Алфи?
– Ну, может… – задумчиво тянет Иэн и умолкает.
– Да? – подгоняет Дженни.
– Вы из Сент-Анджелеса, да? Что насчет того учителя математики, которого уволили за приставания к ученику?
Резко выпрямляюсь, вспомнив наш разговор с мистером Папасизи.
– Мистер Секстон?
– Да, вроде так. Поганая история, конечно.
Дженни вскакивает со стула.
– Алфи в этом замешан? В смысле, он и был тем учеником?
Иэн прикусывает губу.
– Не стоит мне об этом говорить. Не мое дело.
– Уже сказали ведь, – заметила я.
– Думаете, почему его так быстро уволили? Вот-вот.
– Откуда вы вообще это знаете? – вклинивается Дженни. – Сами ведь говорили, отцу вы безразличны.
У Иэна такой вид, точно ему пощечину дали. Кошусь на подругу.
– Помягче, Дженни.
– А что? Вполне закономерный вопрос.
Иэн с опаской на нее посматривает.
– Наверное, Хелен сказала.
– Хелен Шульц? Завуч? – набрасывается с вопросами Дженни, широко раскрыв глаза.
Скрипит дверь. Вернулась та блондинка.
– Иэн, тебя ждут.
Он вытягивает длинные ноги и встает.
– Пожалуй, пойду.
– Извините, только… – Дженни вскакивает со стула и хочет преградить Иэну выход, но Иэн уже у самой двери. Останавливается на пороге и смотрит на меня, будто Дженни здесь нет.
– Приятно познакомиться, дамы, – он подмигивает. – Останьтесь послушать, если хотите.
Только три отказа спустя я наконец нахожу нам таксиста. Когда серебристый «приус» подъезжает к складу, одуревшие подростки уже выходят из клуба и разбиваются на группки, прежде чем разбиться на парочки.
Дженни распахивает дверцу и двигается на противоположный край.
– Ты… на меня злишься? – осторожно спрашиваю я.
– Как это вы догадались, детектив? – выплевывает она, пристегивая ремень безопасности.
Водитель смотрит на нас в зеркало заднего вида – прикидывает, ждать ли от нас неприятностей.
– Почему? Потому что я ему понравилась?
Дженни поворачивается ко мне.
– Ты слышала, что он сказал? Он назвал ее Хелен. Значит, мисс Шульц нам солгала. Делала вид, будто даже не знает Иэна. И мы больше узнали бы, если бы ты занималась делом, а не липла к нему!
– Не липла я! Пыталась наладить контакт. Почему он, по-твоему, вообще нас впустил в гримерку? Мы же не полиция, он не обязан! Он должен хотеть разговора, а как иначе?
Дженни пропускает мои слова мимо ушей и роется в сумке в поисках вейпа.
– В салоне курить нельзя, – предупреждает водитель.
Подруга медленно затягивается. Гнев исходит от нее влажными клубами.
– Знаешь, иногда не повредит и помягче быть с людьми, – продолжаю я. – В любом случае у Иэна есть алиби. На его выступление в пятницу пришли две тысячи человек. Не станешь же ты утверждать, что такой парень…
– Какой «такой»? – вскидывается Дженни. – Думаешь, красивые не совершают преступлений? Флоренс, он хромал! И мотив у него есть. Сама рассуди: если Клео с Ролло разведутся и Алфи исчезнет, Иэн останется единственным наследником Ролло. Он получит миллионы!
– Девушка, в салоне нельзя курить, я же сказал, – напоминает таксист.
– Я не курю. Это вейп! – Дженни затягивается в последний раз и убирает электронку.
Водитель качает головой и опускает стекла. Лицо освежает прохладный ночной воздух. Вдали мелькают огни Канэри-Уорф; вскоре эти сверкающие башни заполнят трудяги.
Дженни одергивает свой топик.
– Знаешь, в «Колсон и Кейси» моя консультация стоит тысячу двести пятьдесят в час. Плюс надбавка за каждые дополнительные семь минут, – она бросает взгляд на часы. – Наша маленькая беседа обошлась бы тебе… в четыреста пятьдесят фунтов.
