Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 188 (всего у книги 346 страниц)

Я зажала рот руками.

– Но почему ты ничего не сказал?

– Он клялся небом и землей, что не знает, о чем речь. Он предположил, что кролик сам забрался в дом и умер. И родители ему верили. Уильям очень убедителен. Он был отличным адвокатом. Жаль, что в итоге сам себя погубил. – Бентли еще раз отпил из бокала. – Но и кролик был не худшим. Есть вещи, о которых я не могу рассказать. Не должен рассказывать. Я понимаю, он в тюрьме, но все еще боюсь, что он может натворить.

Бентли допил виски. Я взглянула на него со стыдом.

– Извини, – сказала я. – Я понимаю, насколько это странный разговор.

– Могу я задать тебе вопрос? – спросил он.

– Конечно.

– Чего ты хочешь от всего этого? Самый оптимистичный сценарий? Допустим, Уильям невиновен. Тогда его либо осудят, и он всю жизнь просидит в тюрьме в качестве невинной жертвы, либо отпустят, но что тогда? Вы остепенитесь? Поженитесь? Заведете детей? Этого ты хочешь от моего брата? А что, если он виновен? Ты хочешь быть с человеком, который убил четырех женщин?

Я посмотрела на свои руки. Ногти были изгрызены почти до основания.

– Я не знаю, – наконец сказала я.

Я и правда не знала. Будущее представлялось огромной черной дырой, готовой меня засосать.

Я посмотрела на Бентли. Наши взгляды встретились.

– Я так понимаю, ты считаешь его виновным, – сказала я.

– Если хочешь мой совет, Ханна, – уходи. Беги отсюда. Поезжай домой и найди себе милого, нормального парня. Кого-нибудь скучного. Бухгалтера. Забудь о моем брате.

Я опрокинула остатки джина с тоником и разгрызла лед зубами. Потом вздохнула.

– Мне нужно в уборную, – сказала я.

По пути от стула до барного туалета я описала занятную пьяную параболу. Это был тот самый момент между относительной трезвостью и состоянием, когда конечности перестают тебя слушаться. Я не хотела прерывать Бентли, так что довольно долго нервно ерзала на стуле и с каждой минутой напивалась все сильнее.

Что-то помешало мне дотянуться до двери в женский туалет. Меня дернули за рукав, и я резко остановилась.

– Бентли, – только и успела я сказать, прежде чем меня пригвоздили к стене, а чужие губы накрыли мои.

Так я внезапно поцеловалась с братом серийного убийцы, с которым встречалась.

Мне хотелось думать, что, будь я трезвой, я бы сразу его оттолкнула. Но вместо этого я ответила на поцелуй. Было приятно быть рядом с мужчиной после стольких месяцев физической изоляции. Еще я могла привести аргумент, что целовать Бентли – это практически как целовать Уильяма. На самом деле они были почти одного роста, с одинаковыми глазами и волосами. Но даже в этот момент я прекрасно осознавала разницу между двумя мужчинами. Прежде всего один из них был моим парнем и обвинялся в серийных убийствах, а второй был женатым отцом двоих детей.

Все прекратилось так же внезапно, как началось.

Бентли отпустил меня, молча развернулся и исчез за дверями мужского туалета. Через секунду я тоже пошла в уборную с колотящимся сердцем. Мой мочевой пузырь по-прежнему был полон, и я испытала облегчение, опорожнив его.

Вся тяжесть произошедшего обрушилась на меня в тот момент, когда я спустила воду. Мы с Бентли поцеловались. Нет, хотелось думать мне. Это он поцеловал меня. Но разрастающееся внутри чувство вины подсказывало, что это не совсем правда, пусть Бентли и сделал первый шаг. Он поцеловал меня, а я поцеловала его в ответ.

Я была так одинока, пыталась уговаривать себя я.

Он делится со мной информацией об Уильяме. Я делаю это ради нас, думала я, моя рука.

Пока мой мозг рационализировал события, я обдумывала следующий шаг. Мне было слишком стыдно вести Бентли в свой паршивый отель, а он не мог привести меня в съемную квартиру, где жил с родителями. Я представила лицо Синди, когда она увидит меня в дверях. Может, мы могли бы снять номер на двоих – что-нибудь приличное. Я представила, как мы лежим в постели, а я допрашиваю Бентли про Уильяма. Такой сексуальный шпионаж.

Мне и в голову не приходило остановиться на этом этапе. Оставить поцелуй поцелуем. Я всегда раскручивала свои отношения с мужчинами до какого-то предела, на который они не рассчитывали, а потом удивлялась, почему каждый раз остаюсь у разбитого корыта.

Я вышла из уборной, ожидая увидеть за нашим столиком Бентли, но тот оказался пуст. Я достала телефон и стала листать соцсети, пока ждала его. Меган выложила фото, как пробует свадебные торты с женихом, а Макс – несколько фотографий с недавнего панк-концерта; на последней он обнимал Риз за талию. Ребенок еще одной подруги делал первые шаги. Случайный знакомый, которого я видела раз в жизни много лет назад, путешествовал по Италии. Я нахмурилась и убрала телефон обратно в сумку. Бентли все не возвращался.

Я пошла к бару и заказала себе выпить.

– Записать это на ваш счет? – спросил бармен.

– Я думала, он уже открыт.

– Да, но мистер Томпсон оплатил все ваши напитки перед уходом.

– Он ушел?

– Да, какое-то время назад.

– О. Тогда, наверное, мне ничего не надо.

Я снова огляделась, как будто Бентли сейчас вернется. Но этого не произошло.

Боль от его исчезновения настигла меня только в «Убере», по пути в гостиницу, – свою машину я оставила у бара. По большому счету было хорошо, что мы не остались вместе: он был женат, а я встречалась с его братом. Однако в тот момент я могла думать лишь о том, что во мне могло его так отвратить. Я дунула в ладошку, пытаясь унюхать, не пахнет ли у меня изо рта. Потом открыла зеркальце и изучила свое лицо. Я выглядела практически как всегда, и, наверное, этого было недостаточно. Водитель такси не спросил, что случилось, когда я заплакала.

Вернувшись в отель, я остановилась у вендинговых автоматов и начала рыться в сумке, но оказалась без гроша. Голод был скорее нервическим, чем физиологическим, но приятнее от этого не становился.

Я достала блокнот и ручку.

Твой брат сегодня меня поцеловал, – написала я, а потом перечеркнула.

Мне так одиноко без тебя. Если бы ты только был здесь и обнял меня.

Если бы ты только был честен со мной. Я бы вообще не стала с ним встречаться.

Мне тоже нравится представлять наше будущее. Мы могли бы уехать из страны. Мне всегда нравилась идея стать экспатом. Переехали бы в Скандинавию. Куда-нибудь, где холодно и красиво. Построили бы дом с тихими уголками для чтения. Или ходили бы на пляж. Слышала, в Таиланде тоже очень красиво, и это кажется идеальным местом для побега.

Я боюсь, что прежде всего меня в тебе привлекает загадка, и когда/если я узнаю правду, я потеряю интерес, как мужчины теряют интерес ко мне, когда узнают, что я обычная, скучная девчонка.

Не уверена, что когда-то захочу детей. Но собаку – точно. А это почти как ребенок.

Мне кажется, мне нравится твоя жестокость. В глубине души меня будоражит мысль быть рядом с тем, кто в любой момент может причинить мне боль. Я всегда знала, что Макс разобьет мне сердце. Он не ранил меня физически, но это просто вопрос семантики.

Мне нравятся большие собаки, которые не знают, что они большие. Которые все равно пытаются забраться на коленки и занимают полкровати.

У меня были фантазии о связывании, но я всегда стеснялась кому-то о них рассказать. Есть такое клише – ты хочешь лишиться контроля, потому что тебе надоедает контролировать все самостоятельно. Но сексуальное желание не основывается на литературных тропах. Ты свяжешь меня, Уильям? Заставишь бояться за свою жизнь?

Неважно, что случится через несколько недель, – будущее все равно наступит. Всегда можно найти радость даже в самые мрачные дни жизни.

Иногда я представляю, что случится, если ты убьешь меня. Меня волнует скорее скорбь, нежели сама смерть, – как будто моя жизнь в итоге приобретет больший смысл. Просто подумай о толпах людей, которые станут признаваться мне в любви, потому что меня больше нет в живых и я не могу от них ничего потребовать.

Ты мне так помог, даже находясь далеко. Если бы не ты, я бы все еще работала на своей паршивой работе и жила в дерьмовой квартире. А теперь я готова к более великим и важным делам.

Во всяком случае, если я умру, все точно будут знать, кто это сделал.

30

Я думала, Бентли станет избегать меня после той ночи. Понятно, что поцелуй – пусть и чисто физиологический акт – отражал эмоциональную близость, а, по моему опыту, мужчины избегают женщин, с которыми становятся слишком близки. В моменты, когда побеждала моя рациональная сторона, я объясняла поведение Бентли следующим образом. Он долгие месяцы держал все в себе, пока его осаждали журналисты и ведущие подкастов, а потом сорвался и рассказал о своей детской травме мне. Его боль и тоска вылились сначала в слова, а потом в поцелуй. Но потом он вспомнил, кто он, как я выгляжу и что дома его ждет жена, и скрылся в ночи.

В менее рациональные моменты я представляла, что Бентли охватило нестерпимое желание и он не смог удержаться от поцелуя, но потом решил бежать, пока все не зашло слишком далеко. Учитывая, что его жена была гораздо привлекательнее меня, это казалось маловероятным.

В любом случае он должен был чувствовать то же смущение, что и я. Но нет: в понедельник утром он специально подошел к нам, чтобы поздороваться. Вирджиния вернулась – они крепко держались за руки, как влюбленная пара. Если она и считала меня угрозой, то ничем этого не выдавала.

– Здравствуйте, дамы! Как поживаете? – спросил он у нас троих.

– Отлично, – сказала Дотти и захлопала своими накладными ресницами.

Я еле выдавила из себя: «Нормально», а Лорен вежливо ответила:

– Хорошо, спасибо.

Я не рассказала им о случившемся. Как я могла? Вся наша дружба строилась на чувствах к Уильяму, а я предала его. События той ночи прокручивались у меня в голове во время заключительного слова сторон. Все выглядели уставшими. Корни волос на голове женщины-прокурора отросли, и для меня стало некоторым утешением, что она не натуральная блондинка.

– Оправдательный приговор для Уильяма Томпсона станет не просто провалом системы правосудия, – сказала она. – Это станет решением отпустить монстра на свободу.

– Мы все выступаем за правосудие, – сказал юрист. – Но настоящее правосудие заключается в том, чтобы точно знать, того ли человека мы сажаем в тюрьму.

После заключительных слов присяжные удалились для обсуждения, а мы с Дотти и Лорен отправились в ресторан поужинать и попрощаться. Неловкость между мной и Лорен после эпизода в кафе вроде бы испарилась, но, возможно, только из-за приближающейся разлуки. Легко хорошо относиться к человеку, когда знаешь, что вы с ним больше никогда не увидитесь.

Мы пошли в мексиканский ресторан, и я пихала себе в рот один начос за другим.

– Вам подать еще? – спросил официант.

В другом месте и в другое время я бы отказалась. Чипсы были не самой здоровой пищей, и, если я съедала слишком много, у меня всегда болел живот. Но тот день был окружен ореолом такой ирреальности, что забота о здоровье казалась неуместной. Я слизала соль с ободка бокала с «маргаритой» и принялась за вторую миску.

– Я буду по вам скучать. Хорошо, что мы прошли через это вместе, – сказала Дотти.

Слово «это» она произнесла так, будто поперхнулась комком слизи.

– Что ты теперь будешь делать, Дотти? – спросила Лорен.

– Мы с мужем поговорили. Думаю, попытаемся все наладить. К тому же детям нужна мать. Меня не было слишком долго.

Я подозревала, что на самом деле это был план Дотти с самого начала. Она использовала Уильяма в качестве наказания для мужа, и он честно его отбыл.

– А у тебя какие планы, Лорен? – спросила Дотти.

– Семестр начинается через пару недель. Я сначала съезжу домой на несколько дней, а потом поеду в юридическую школу. Мне уже не терпится вернуться в кампус. Может, после стольких часов в зале суда занятия покажутся реально интересными.

– А напомни мне свою специальность? – спросила я.

– Уголовное право. – Очевидный ответ для девушки, которая не переставая говорит об убийцах.

– А что насчет тебя, Ханна? Что ты теперь собираешься делать?

Повисла пауза. Мой язык прилип к нёбу, как будто я набила рот арахисовым маслом – с недавних пор очень знакомое чувство.

В начале недели я впервые за месяц позвонила маме. После короткой перепалки («Почему ты не звонила?» и «Я за тебя волновалась!») я призналась, что потеряла работу, исчерпала все лимиты по кредитным картам и теперь на некоторое время вынуждена вернуться домой. Я вообще не могу вспомнить, чтобы была настолько честной с ней, даже в детстве, когда она еще могла рассчитывать на мое доверие. Это было хуже, чем впервые появиться перед мужчиной голой в самом нелестном освещении. Как только слова слетели с губ, мне захотелось запихать их обратно и заменить обычной ложью про то, насколько все замечательно и с каким оптимизмом я смотрю в будущее.

Мама на какое-то время затихла. Настолько затихла, что я подумала про неполадки на линии.

– Мам? Ты еще здесь?

– Конечно, можешь ехать домой, – наконец сказала она. – Все что угодно. Мы тебя поддержим.

Каким унижением было разрушить ее идиллическое представление обо мне!

– Я переезжаю в родительский дом в Миннесоте, – сказала я Дотти и Лорен.

Их лица вытянулись от жалости, но, слава богу, обстановку развеял принесший закуски официант. Я широченно улыбнулась, как будто меня ничего на свете не беспокоит, и заказала еще одну «маргариту».

– Думаете, будет смертный приговор? – спросила Лорен.

Никто из нас не верил, что Уильяма оправдают, даже Лорен, которая была уверена в его невиновности. Вопрос состоял в том, осудят ли его на пожизненный срок или приговорят к смерти.

– Да, – сказала Дотти. – Думаю, будет.

Лорен покачала головой.

– Это такой идиотизм. Вы знали, что на самом деле государству выходит дороже убить заключенного, чем содержать его в тюрьме? То есть я, конечно, в принципе против убийства граждан государством, но это и экономически нерационально.

– Хотя бы больше не используют электрический стул, – сказала Дотти.

– На самом деле, – парировала Лорен, – инъекции еще хуже. Были люди, которых они не смогли убить. К тому же компании, производящие вещества для инъекций, отказываются снабжать тюрьмы, и приходится добывать их нелегально.

– И все равно я думаю, что это лучше стула, – заявила Дотти.

Я понимала, о чем она. Образ электрического стула был слишком отталкивающим, и он пугал ее. Ее не волновало, что испытывал умирающий человек, если она сама чувствовала себя спокойно.

А вот бы, подумала я, человек мог выбрать способ убийства, которым пользовался сам. Тогда Уильям принял бы смерть от накинутой на его шею веревки.

– На самом деле смертный приговор может быть и лучше, – продолжила Дотти. – Тогда ему не придется гнить в тюрьме до конца жизни.

– Быть живым всегда лучше, – возразила Лорен.

– Я просто к тому, что в тюрьме реально паршиво. Неужели Уильяму захочется провести так остаток своих дней?

– Может, он сумеет найти себя, – сказала Лорен.

– Думаю, он уже знает, кто он, – ответила я.

Я понимала, что буду скучать по ним в странном, извращенном смысле. Они были единственными, кто понимал мои чувства по отношению к Уильяму. Их существование доказывало, что я не прям уж пропащая, а такие люди нужны каждому в жизни. Даже кому-то самому обыкновенному. Кто не влюблен в серийного убийцу.

Мне стало дурно, когда я увидела счет; а может, я просто съела слишком много сыра. Как минимум мне нужно было оставить на карточке достаточно денег, чтобы добраться до Миннесоты. А с моими темпами уверенность в успехе таяла. Парадоксально, но чем больше я переживала о своей финансовой ситуации, тем больше тратила. Каждый свой ужин я съедала с таким чувством, будто это последняя купленная мною еда.

Дотти обняла меня на парковке.

– Все будет хорошо, – шепнула она мне на ухо.

Меня возмутила ее уверенность, что сейчас у меня точно не все хорошо и что ради чего-то хорошего мне еще придется долго работать в будущем.

– Увидимся, когда будут объявлять решение, – сказала я.

– Простая формальность, – ответила она, развернулась и пошла к машине.

Меня искренне восхищала в Дотти ее непоколебимая уверенность в виновности Уильяма, которая прекрасно сочеталась с любовью к нему. Мы с Лорен все еще заигрывали с мыслью о его невиновности, какой бы она ни была маловероятной, потому что это освобождало нас от моральной ответственности за порочную любовь к такому человеку. Если честно, той ночью у меня не оставалось ни малейшего сомнения, что это сделал он. Уильям был убийцей, и даже если у системы правосудия случались промашки, его заключение под стражу не было одной из них.

Когда я приняла решение отправиться к канаве, это не была какая-то попытка в последнюю минуту найти доказательства, чтобы спасти Уильяма. Я поехала туда, потому что была немного пьяна и понимала: побывать здесь и не посмотреть канаву – это то же самое, что побывать в Париже и не посмотреть на Мону Лизу. Таким образом я хотела попрощаться с Уильямом, с судом, с человеком, которым я была последние несколько недель, и с человеком, которым стану после приговора.

Прежде чем Уильяма поймали, канава была популярной точкой притяжения для участников форума, которые любили ездить туда пофотографировать под предлогом расследования. Я отказывалась называть вещи своими именами и признавать это извращенной формой туризма, завязанной на серийных убийцах. Но я знала, что подобные люди готовы выложить кругленькую сумму, чтобы переночевать в доме Лиззи Борден [286]286
  Лиззи Борден – американка, обвиненная в конце XIX века в убийстве отца и мачехи. Несмотря на большое количество доказательств, была оправдана судом присяжных.


[Закрыть], который давно стал гостиницей.

Я ошалело неслась по улицам, пролетая мимо желтых огней, которые казались почти красными. Канава была как продуктовый магазин, куда мне срочно надо попасть до закрытия, потому что собирается гроза, а мне просто необходима буханка хлеба.

Я всегда представляла эту местность как сельскую. Как будто человек, однажды попавший сюда, если и выживет, то в цивилизацию уже вернуться не сможет. Но на самом деле канава оказалась одним их тех маленьких озерец, которые кажутся мелкими, пока не нырнешь в воду и не столкнешься с невообразимой глубиной.

Я остановилась на парковке, окруженной всеми приметами американского пригорода, в том числе маленькими торговыми центрами с сетевыми ресторанчиками средней руки. Я никогда в таких не ела, но названия все равно были знакомы. Удивительно, как «Аутбэк Стейкхаус» проник в мою жизнь, хотя я даже заходить туда не пробовала. Тут было несколько гостиниц – включая одну из той же сети, что и моя. По парковке передвигалось множество автомобилей, пропускавших пешеходов, которые шли к собственным.

Когда я вышла из машины, все остатки угасающего закатного света мгновенно заслонила стена деревьев, росших вдоль холма. Я включила фонарик на телефоне, проклиная себя за недостаточную подготовку. На земле валялись рваные упаковки от чипсов и полупустые бутылки содовой, а иногда и использованные презервативы. Да, это определенно был не природный заповедник.

У подножия холма шум машин растаял. Меня охватила дрожь, несмотря на летнюю жару, и я окинула взглядом окружавшую меня темную чащу. Те четыре женщины уже не могли полюбоваться этим видом, потому что были мертвы по прибытии.

Я представила, как Уильям подъезжал к канаве. В отличие от меня, он бы вел машину осторожно. В конце концов, именно неаккуратное вождение и ворованные автомобильные номера погубили Банди. «Рули так, будто у тебя труп на заднем сиденье» – это, пожалуй, лучший слоган для пропаганды безопасного вождения, что я слышала. Уильям должен был выбрать место до убийства Анны Ли, потому что такой он человек.

Никто бы не заметил Уильяма, а если бы вдруг и обратил внимание, то значения этому не придал. Он выглядел таким безобидным. Даже я так подумала, когда впервые увидела его фотографию и вычеркнула из списка возможных убийц. Такого человека всегда принимают с распростертыми объятиями – несмотря на багаж, который может лежать у него в машине.

Была какая-то нежность в том, как он доставал женщин из багажника: как будто жених, несущий невесту на руках в номер для молодоженов. Последний момент ласки перед тем, как для них все будет кончено.

Женщин скидывали с края канавы, и они катились вниз. Именно падение было причиной большинства травм, возникших после смерти. Холодная земля нежной не бывает.

Когда они достигали дна, их превращение из женщин в трупы завершалось. Маленькие хищники устраивали пир на их телах, изгрызая до неузнаваемости. А в мире наверху жизнь продолжалась уже без них; их любимые еще не знали, что чего-то лишились.

Пока я стояла там, красные муравьи искусали мне все лодыжки. Мне стоило быть благодарной за то, что я жива, что могу видеть и ощущать это место так, как мертвые женщины никогда не смогут. Но вместо этого я испытывала лишь разочарование, потому что никаких ответов мне не открылось.

Наверное, Бентли был прав. Разумнее всего уехать в Миннесоту и найти хорошего, скучного парня. Из того типа людей, кто встает рано утром, варит себе кофе, чистит от снега дорожки зимой и не хранит никаких более страшных секретов, чем периодический просмотр порно. В мире куча людей ведет такую жизнь, и с виду они кажутся весьма счастливыми. Конечно, они не ощущают особый будоражащий трепет внутри, когда думают о своей любви, но кому это надо, если рядом есть человек, готовый перед работой загрузить ингредиенты в мультиварку?

Когда я вылезла из глубин канавы, на парковке вспыхнули фары. Я поспешила к машине, скованная беспричинным страхом: так я иногда пугаюсь, когда выбегаю из ванной посреди ночи, уверенная, что в мое отсутствие под кроватью материализовался монстр.

Я выдохнула, усевшись на водительское сиденье, и проверила, все ли двери заперты. Фары, которые были направлены на меня, теперь развернулись и вперились в один из сетевых ресторанов. Монстра под кроватью не оказалось.

Только следующим утром, когда я узнаю, какая опасность мне на самом деле грозила, я пойму, насколько провидческим и благословенным был мой страх. Наверное, даже лучше, что я не знала. Ведь тогда бы я не убежала. Я бы приняла свою судьбу, позволила бы канаве поглотить себя, как она поглотила других женщин, и отдала бы свою плоть на растерзание червям и нечистотам.

31

Проснувшись, я увидела в телефоне кучу неотвеченных звонков и сообщений от Кэрол.

Последний раз она мне звонила сразу после увольнения, но я не потрудилась взять трубку. «Миллениалы не разговаривают по телефону», – как-то сказала ей я, но она назвала это глупостью.

Она не оставила голосового после того звонка, и я так и не узнала, чего она хотела, потому что перезванивать тоже не стала. Я решила, что, скорее всего, случайно утащила одну из ее кофейных чашек.

Оказалось, ни Кэрол, ни кто-либо еще не связывался со мной не потому, что я была одинокая и никому не нужная, а потому, что у меня был забит автоответчик, о чем Кэрол меня информировала в первом из своих многочисленных сообщений.

«Ханна, перезвони мне».

«Ты в порядке?»

«Пожалуйста, скажи, что найденное тело – не ты».

Мои пальцы вбили адрес форума раньше, чем мозг успел обработать слово «тело». На тот момент это был уже рефлекс, как дыхание. Мой телефон знал, чего я хочу, и иногда это бесило. Алгоритмы доказывали, что любовь – это нечто большее, чем умение предугадывать чужие желания.

Мне даже не пришлось пролистывать форум, чтобы узнать подробности. Новости сыпались одна за другой, как капли во время ливня.

В канаве обнаружили еще одно тело.

Во время событий одиннадцатого сентября одна моя подруга постоянно рассказывала о своем отпуске с семьей в Нью-Йорке за пару месяцев до атаки.

«Мы были прямо там, – говорила она. – Это могло случиться с нами».

Я не понимала этой фиксации. Вот она – целая и невредимая, через полстраны от трагедии, но при этом принимает сочувственные объятия, будто перенесла травму. Было достаточно погибших и едва не погибших людей, а также первых ликвидаторов, которые боролись с последствиями для здоровья еще много лет. Почему обязательно надо присоседиться к пострадавшим? Она как будто хотела соотнести себя с этим событием, чтобы найти в нем какой-то смысл.

Но я на животном уровне поняла ее чувства, когда увидела слово «канава». Я дотронулась рукой до головы и вытащила из волос листик. Он раскрошился у меня между пальцами. Меня охватило необъяснимое ощущение, будто я одновременно и жива, и нет – как тот кот в коробке, которую никто не хочет открывать.

Но я была там. Это чуть не случилось со мной. Я почувствовала укол разочарования, хотя была счастлива, что жива.

На форуме творился некий виртуальный аналог истерики.

«Как это могло случиться? Уильям в тюрьме».

«Может, он невиновен».

«Наверное, это подражатель».

«Что не так с этой канавой? Она как магнит для смертей».

«Это провал по всем фронтам».

Я увидела пользователей, которые не заходили на форум месяцами: люди быстро теряли интерес, когда не могли порассуждать на тему свежих убийств.

«Но что это значит? – спрашивали они. – Что нам теперь делать?»

Они были расстроены, но в то же время взбудоражены – или, может, я просто проецировала на них собственные эмоции. Это приятный момент в общении с людьми онлайн. Они чувствуют то, что мне хочется, их эмоции – это продолжение моих эмоций.

Я пошла в ванную и плеснула себе воды на лицо. У меня по лбу размазалась грязь, и я оттерла ее полотенцем. Я все ждала чего-то – вспышки молнии в голубом небе за моим окном, – но вместо этого жизнь вокруг продолжала идти своим чередом.

Я вспомнила, что мне сказал Бентли тем вечером в баре: как он беспокоился, что Уильям сможет добраться до меня даже из тюрьмы. Для случайного убийства совпадений было слишком уж много. Безусловно, существовала какая-то связь. Последняя отчаянная попытка Уильяма себя освободить; как будто теперь он стал таким могущественным, что мог убивать женщин силой мысли.

Должна отдать должное Кэрол – она оказалась единственным человеком, который справился обо мне после обнаружения тела. Она, как обычно, проснулась с утра пораньше, чтобы заняться медитацией в тишине, но не смогла удержаться от соблазна заглянуть в телефон перед погружением в созерцание. Новости о теле произвели на нее такое впечатление, что она решила пропустить медитацию и вместо этого заглянуть в мой инстаграм[287]287
  21 марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России.


[Закрыть], где обнаружила несколько сообщений с тегом «Атланта» и сделала вывод, что я нахожусь там из-за Уильяма.

Я была в равной степени тронута и впечатлена тем, что Кэрол сумела определить мое местоположение благодаря инстаграму, учитывая, что она была не очень-то продвинутым пользователем. Весь ее профиль был забит очень плохими фотографиями ее собаки Трикси, которую она забрала из местного приюта.

«Ты ездила к нему, да?»

Кэрол, как выяснилось, знала меня лучше, чем я думала.

Оказалось непросто одеться, одновременно обновляя форум каждые несколько секунд в надежде на свежую информацию. Я отправила Лорен и Дотти единственное слово: «Суд» — и села в машину. На форуме пустили слух, что полиция собирается устроить пресс-конференцию поздним утром.

На тротуаре у здания суда творился такой кавардак, какого не было с первого дня процесса. Полиция поставила заграждения, чтобы толпа не выплеснулась на газон, так что люди боролись за каждый метр свободного асфальта. Некоторые держали плакаты.

«Убийцы вдохновляют убийц», – гласил один.

«Свободу Уильяму», – призывал другой.

Удивительно, когда люди успели их сделать. В трагические моменты всегда находятся те, кто ударяется в творчество и рукоделие.

Рядом со мной возникла Дотти.

– Интересное развитие событий, – сказала она.

– Ага.

Я не могла понять, зритель я или активный участник. Дотти не знала о моей поездке к канаве накануне вечером. Никто не знал. Только я одна понимала, насколько близка была к смерти, но боялась кому-то рассказывать, потому что тогда тень подозрения упала бы и на меня.

Через несколько минут к нам присоединилась Лорен со стаканом из «Старбакса» в руках. Вид у нее был жизнерадостный.

– Как здорово узнать, что Уильям на самом деле невиновен, – сказала она.

– Серьезно? Ты так это воспринимаешь? – спросила Дотти.

– Конечно! А как еще? Умерла еще одна женщина. Убийца, очевидно, на свободе.

– Или это подражатель, – сказала я, вспомнив посты на форуме.

– Или это соучастник Уильяма, – мрачно предположила Дотти.

Лорен фыркнула.

– Почему ты не можешь просто взглянуть на все позитивно?!

– Не думаю, что мертвая женщина так бы это оценила, – заметила я.

После моих слов Лорен на какое-то время замолкла. Она забыла, что тут замешана еще и женщина и что в мире существует кто-то кроме Уильяма.

Семейства Томпсонов нигде не было видно. Скорее всего, они уединились где-то под охраной вместе с Уильямом, пытаясь осмыслить последние происшествия. Марк всегда был полностью уверен, что его сына признают невиновным. Он, наверное, с восторгом принял новость об очередном теле: это служило доказательством, что Уильям, возможно, вовсе и не убийца, которым все пытаются его выставить.

«Пожалуйста, скажи, что ты в порядке», – снова написала мне Кэрол. Я поняла, что забыла ответить. Она казалась человеком из другой жизни – как будто приятель из четвертого класса, пытающийся добавить тебя на фейсбуке.

«Я в порядке», – ответила я, не вдаваясь в подробности.

В десять часов полиция обнародовала новую информацию, которая, как обычно, была удручающе скудной. Тело ранним утром нашел сотрудник ближайшего сетевого магазина, который наслаждался первой сигареткой перед долгой сменой. Тело скатилось не так далеко, как предыдущие, и он с ужасом заметил бледную кожу среди листьев. Тело, как я полагаю, оказалось там сразу после моего визита. Мы с убийцей разошлись, как в море корабли.

Полиция прошлась по ряду вопросов.

Нет, они не знают, связано ли это убийство с другими.

Нет, они не могут сказать, приведет ли это к пересмотру итогов суда.

Да, присяжных известили сразу же.

Да, тело идентифицировали, и оно принадлежит женщине по имени Келси Дженкинс.

На форуме все существующие в природе сведения собрали за несколько минут.

При жизни Келси Дженкинс была барменшей. Она имела подходящую для этого внешность: большие сиськи, тонкая талия. Ее образ немного отдавал ретро: она носила старомодную прическу с белыми мелированными прядями. Келси не пошла в колледж. Она рано поняла, что ей нравится не ходить в школу, а смешивать напитки. Она окончила старшую школу, стала официанткой и при первой представившейся возможности заняла место у барной стойки.

Несложно догадаться, кем были завсегдатаи этого бара. Пьяные люди любят фотографироваться. Есть особая прелесть в пьяных фотографиях: ты с диким удовольствием снимаешься на камеру, чувствуя себя потрясающе клевым, но на следующий день обнаруживаешь, что ты и все вокруг выглядели просто чудовищно.