Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 236 (всего у книги 327 страниц)

8

Вернувшись в больницу, Гвидо узнал, что для пострадавшего до сих пор не нашлось места в палате и он по-прежнему лежит на каталке в коридоре. Комиссар спросил у проходившей мимо медсестры, осмотрел ли доктор этого пациента. Оказалось, что нет. Брунетти присел на стул возле каталки и положил свернутое пальто на колени. По одну сторону коридора были двери палат, по другую – окна с видом на просторный двор и второе больничное крыло с таким же коридором (здание больницы некогда принадлежало монастырю). Возле другого корпуса росло огромное пальмовое дерево, и окна частично скрывала его роскошная крона. Интересно, за ними – такая же боль, и тревоги, и страхи? В том, другом коридоре люди задают те же вопросы и пытаются убедить себя, что у кого-то в этом здании дела гораздо хуже, чем у них? Как измерить тревогу? И боль?

Не вставая со стула, Брунетти осмотрелся. Кроме него и пострадавшего, в коридоре никого не было. Комиссар поднялся и склонился над каталкой. Мужчина лежал неподвижно, руки поверх одеяла, прозрачная жидкость медленно поступала через иглу в его правой руке. Слегка согнув колени, Брунетти склонился ниже, одной рукой держась за каталку. На левом запястье, под манжетой больничной робы, комиссар рассмотрел три маленькие серповидные отметины. Если бы каталка не была придвинута к стене, он обошел бы ее, чтобы проверить, нет ли таких же отметин и на другом запястье.

Брунетти снова опустился на стул. Поставил ноги на металлическую перекладину внизу каталки, посидел немного, потом закинул ногу на ногу и уставился на распятие на стене. Неужели до сих пор кто-то верит, что Он поможет? Или, может, попав в больницу, мы спохватываемся и вера возвращается к нам? Как джентльмен джентльмена, Брунетти попросил Человека на кресте помочь этому бедняге на каталке – беспомощному, травмированному, испытывающему боль, причем вряд ли по собственной вине. И на душе у него, скорее всего, неспокойно… Комиссар поймал себя на мысли, что то же самое можно сказать и о Спасителе. Может, на этот раз Он будет более сговорчивым? Брунетти так погрузился в размышления, что не сразу заметил, что возле каталки кто-то стоит. Женщина. Комиссар встрепенулся и вскочил, бросив пальто на перекладину внизу каталки.

Профессоресса Кросера никак не отреагировала на присутствие Брунетти. Она подошла ближе к каталке, глянула на мужа и застыла, будто парализованная. Потом тронула его за предплечье, быстро убрала руку и нагнулась, чтобы поцеловать его в лоб. Мужчина не шевельнулся, не ответил.

Она нерешительно коснулась щеки мужа, его губ, потом убрала руку и ее пальцы сжались в кулак. Грудь мужчины поднималась и опускалась, вверх-вниз, вверх-вниз, но звук его дыхания заглушал фоновый шум.

Брунетти молча сложил руки на груди. Синьора Кросера отреагировала на это движение, но задержала взгляд на комиссаре ровно настолько, чтобы сфотографировать его глазами. Она даже не изменилась в лице. Просто снова перевела взгляд на мужа и произнесла:

– Расскажите, что произошло.

– Вашего супруга нашли поздно ночью у подножья моста. Есть вероятность, что он упал сам, но врач в приемном отделении обнаружил у него на теле отметины, наводящие на мысль, что потерпевшего могли и столкнуть.

– Столкнуть? – переспросила женщина.

– Да, синьора.

– Но вы не уверены в этом?

– Свидетели пока не найдены, – объяснил Брунетти.

Видя, что профессоресса Кросера снова отрешилась от происходящего, он переставил стул поближе к изголовью каталки.

– Прошу вас, синьора, присядьте! – сказал комиссар.

Сначала женщина, похоже, опешила, но потом рухнула на стул, и так неловко, что Брунетти показалось – она вот-вот соскользнет на пол.

Он отреагировал инстинктивно: обхватил ее за плечи и усадил поближе к спинке. Профессоресса Кросера зажмурилась, но когда снова открыла глаза, посмотрела на комиссара с изумлением: словно она задремала в автобусе и незнакомый человек разбудил ее нескромным жестом.

– Вы в порядке, синьора? – спросил Брунетти, подаваясь назад. – Или нужно позвать медсестру?

Искреннее участие творит чудеса: профессоресса Кросера расслабилась, опять закрыла глаза и едва заметно помотала головой.

– Нет, не надо. Я скоро буду в норме.

В коридоре послышались шаги. Брунетти обернулся и увидел уже знакомую медсестру, но та торопливо прошла мимо, даже не глянув на них. И скрылась в дальней палате. Еще мгновение – и за его спиной раздался новый, дребезжащий звук. Это была тележка с завтраком.

Брунетти стоял, ожидая, когда профессоресса Кросера придет в себя. Кажется, она похудела с их последней встречи: только что, обхватив ее за плечи, комиссар почувствовал, что называется, кожу да кости. Когда женщина подняла на него глаза, оказалось, что лицо у нее такое же осунувшееся и усталое, как и у Гриффони, с той только разницей, что утомление профессорессы накапливалось неделями. Ее губы были не накрашены и казались пересохшими, и Гвидо захотелось предложить ей воды.

Женщина попыталась что-то сказать, закашлялась и попробовала снова:

– Что доктора уже сделали?

Тут тележка с едой стукнулась о стену, да так, что зазвенели тарелки и стаканы. Профессоресса оглянулась на звук и инстинктивно вскочила. Потом посмотрела на мужа, но тот оставался недвижимым.

– При поступлении в больницу ему сделали рентген. Но в ночную смену невропатологи не работают, и что у них запланировано на сегодня, я не знаю.

– Вы сказали, что он упал, – проговорила синьора Кросера.

– Да. На мосту Форнер, это возле…

– Я знаю, где это, – произнесла женщина и внезапно охрипшим голосом уточнила: – Что с ним не так?

Брунетти сделал над собой усилие, чтобы не глянуть на инертное тело на каталке. Человек лежит рядом, а они стоят и обсуждают, что с ним стряслось, как будто его тут нет…

– Сожалею, профессоресса, но мне известно лишь то, что рано утром сообщил моей коллеге доктор, который принимал пострадавшего…

После продолжительного молчания синьора Кросера сказала:

– Мы живем возле моста Форнер.

– Вот как?

Брунетти не видел причин сообщать, что жизнь профессорессы и ее мужа уже стала объектом внимания полиции.

– Вы знали, что ваш муж вышел ночью из дома?

После недолгих колебаний она ответила:

– Нет.

– Вы не заметили, что он чем-то встревожен? – спросил Брунетти.

– Встревожен? – повторила женщина с таким видом, словно не совсем понимала значение этого слова, но в конце концов сказала: – Нет. – И тут же добавила: – Не считая беспокойства о сыне.

Брунетти кивнул так, как будто ей поверил.

– И вы не слышали телефонного звонка? Может быть, у вас был поздний гость? – спросил комиссар, стараясь говорить официальным тоном, как будто ее ответы мало его интересуют.

– Нет. Люди не ходят в гости в полночь, так ведь? – Судя по голосу профессорессы, последний вопрос показался ей глупым.

В полночь? Примерно в это время с ее мужем и случилось несчастье… Ничем не показав, что заметил эту деталь, Брунетти переменил тактику и тон.

– Он знает, что вы приходили ко мне на прошлой неделе? И о нашем разговоре?

Для ответа профессорессе Кросере понадобилось еще больше времени. Наконец она сказала:

– Да.

Женщина посмотрела на Брунетти, и он про себя отметил, что глаза у нее темнее, чем волосы: радужная оболочка была почти такого же цвета, что и зрачок.

– И что он сказал?

– Узнав о том, как мало вы можете сделать, мой муж сказал, что я только зря потратила время.

Очевидно, говорить об этом ей было неловко.

Тем временем две санитарки в белой спецодежде покатили грохочущую тележку в их сторону. Брунетти перешел к изножью каталки и вжался спиной в стену. Профессоресса Кросера – он с опозданием понял, что так и не спросил у нее, как зовут ее мужа, – сделала то же самое, но возле изголовья. Только бы тележка их не задела…

Брунетти не удивился бы, если бы тележка нарочно ударилась о стену – чтобы напомнить: посторонним тут не место и они мешают персоналу больницы трудиться. Но вместо этого санитарки притормозили, а в паре шагов от каталки и вовсе остановились. Как можно тише они взяли с тележки по металлическому подносу с едой и внесли в ближайшую палату справа. Вышли и, извинившись перед Брунетти и профессорессой, отнесли завтрак в следующую палату. И так – до конца коридора. Управившись, санитарки придвинули пустую тележку к стене, прошли мимо Брунетти и профессорессы, кивнув обоим, и скрылись за дверью в зале ожидания.

Больничный персонал… Интересно, думает ли он о том, что за люди собрались возле пациента? Слышит ли то, что вообще не следует произносить вслух, тоном, которым нельзя говорить у постели больного?

– Когда придет доктор? – спросила у комиссара профессоресса Кросера, как будто он обязан был это знать, и тронула мужа за лицо у краешка губ. – Можно дать ему воды?

– Думаю, об этом уже позаботились, – предположил Брунетти, указывая на штатив с прозрачным лекарством, от которого к руке ее супруга тянулась капельница.

И тут же повернулся на звук приближающихся шагов. Это была санитарка в униформе, та, что недавно развозила завтрак. Она выглядела старше своей напарницы. В руках у нее был поднос с двумя пластиковыми стаканчиками и пара затянутых в полиэтилен бриошей. Видя, что комиссар и женщина рядом с ним не двигаются с места, санитарка опустила поднос на стул возле каталки и мягко сказала:

– Вам нужно подкрепиться. Это пойдет вам на пользу.

И профессоресса Кросера не выдержала: громко всхлипнув, она зажала рот рукой и поспешила в противоположный конец коридора. Брунетти с санитаркой услышали, как она заплакала, и тут же отвернулись, глядя в сторону зала ожидания.

– Спасибо, синьора, – сказал Брунетти. – Вы очень добры.

Санитарка была дородной, и униформа была ей уже немного мала. Прядь седеющих волос выбилась из-под прозрачного полиэтиленового головного убора, похожего на шапочку для душа. Руки у женщины были красные, с огрубевшей кожей. Когда санитарка улыбнулась, Брунетти понял: святой Августин заблуждался: Божья благодать не обретается через веру, она столь же естественна и обильна, как солнечный свет.

– Спасибо, – повторил комиссар, улыбаясь в ответ.

– Что ж, тогда я пойду работать, – сказала санитарка на венециано и ушла.

Брунетти взял стаканчик с кофе и встал у окна, где его было приятнее пить. Комиссар услышал, как синьора Кросера вернулась к каталке; зашуршал разрываемый пакетик с сахаром. Внизу, в больничном дворе, садовник с сигаретой в одной руке и шлангом в другой обильно поливал землю у подножья пальмового дерева.

Гвидо вернулся к стулу и поставил пустой стаканчик на поднос. Добавок и ароматизаторов в булочке было, наверное, больше, чем муки, но Брунетти все равно ее съел, стараясь не замечать вкуса. Хорошо, что нянечка прихватила два стаканчика с водой. Комиссар осушил один, как только с булочкой было покончено.

– Вы не против, если я схожу узнать, есть ли новости? – спросил он у профессорессы Кросеры.

– Да-да, конечно, – сказала она.

На дежурном посту была уже другая медсестра – женщина лет пятидесяти с лишним, с коротко стриженными густыми седеющими волосами. Брунетти предъявил ей удостоверение так, чтобы она увидела его ранг, хотя понятия не имел, поможет ли это. Вероятно, все же помогло: медсестра подняла на него глаза и спросила:

– Чем я могу вам помочь, комиссарио?

– Меня интересует состояние мужчины, которого привезли поздно ночью с травмой головы. Вы не в курсе, когда невропатолог планирует его осмотреть?

Медсестра глянула на часы.

– Дотторе Стампини, наш главный невропатолог, приходит ровно в семь утра, синьоре. Рентгеновский снимок этого пациента уже у него на столе. – И добавила профессионально-нейтральным тоном: – Медсестра, дежурившая ночью, сказала мне, что лично отнесла снимок в кабинет к доктору Стампини. Что-то еще? – спросила женщина.

– Благодарю вас, синьора, – ответил Брунетти. – Пришла жена потерпевшего. Я все ей передам.

Минут через пятнадцать появился и сам доктор Стампини – на удивление моложавый мужчина с копной рыжеватых волос, которые он время от времени откидывал со лба, как лошадь – челку. Они с профессорессой Кросерой обменялись рукопожатиями, потом настала очередь Брунетти. Доктор представился, даже не попытавшись узнать, кто они такие, и попросил отойти от каталки, чтобы он смог осмотреть пациента.

Брунетти отступил на пару метров вглубь коридора. Профессоресса Кросера отошла к ближайшему окну и замерла, глядя во двор. Гвидо же не сводил глаз с врача.

Доктор Стампини вынул из кармана своего белого пиджака миниатюрный фонарик и склонился над мужчиной, лежащим на каталке. Поднял правое веко, посветил фонариком, затем проделал то же самое со вторым глазом. Потом перешел к изножью и откинул одеяло, открыв ноги до колен. Из того же кармана извлек металлический молоточек и стукнул по правому колену. Повторил это несколько раз. Затем сделал то же самое с левым коленом – безрезультатно.

Врач вернул одеяло на место и взял прикрепленную тут же, к поручню каталки, папку с документами. Прочел одну страницу, другую. Повернулся в сторону окна, возле которого стоял Брунетти, и посмотрел рентгеновский снимок на свет. Вернул его на место, что-то записал в историю болезни, отложил, затем дописал что-то еще. Закончив с этим, врач направился к ним с профессорессой.

– Синьора, вы – супруга пострадавшего? – спросил доктор Стампини, поравнявшись с женщиной.

– Да. Что с моим мужем?

– Минутку. – Врач повернулся к Брунетти. – А вы кто, синьоре?

– Комиссарио Гвидо Брунетти, государственная полиция.

Удивление доктора Стампини было очевидным.

– Могу я спросить, что привело вас сюда, комиссарио?

– По словам моего коллеги, дежурный врач, принимавший этого пациента, сообщил, что у него на запястье обнаружены подозрительные отметины.

Доктор Стампини вернулся к каталке и осмотрел сначала левое запястье пациента, а потом и правое – осторожно, стараясь не задеть капельницу. Затем перешел к изножью и дописал еще что-то в историю болезни.

– Какие отметины? – спросила у Брунетти профессоресса Кросера, пока они оба следили взглядом за врачом. – Откуда?

Комиссару почудился испуг в ее голосе.

– Не знаю, синьора. У вас есть какие-то предположения?

При этом вопросе ее глаза расширились. Тут подошел доктор Стампини, и женщина лишь молча помотала головой.

На этот раз врач, проигнорировав Брунетти, обратился к профессорессе Кросере:

– Я сделал заявку на компьютерную томографию. Когда будут результаты, я получу более полное представление о том, что случилось.

– А пока результатов нет, что вы можете сказать? – Она очень старалась говорить спокойно.

Доктор Стампини пожал плечами и снова откинул волосы с глаз.

– Ничего конкретного, синьора. Сожалею, но точную картину даст только сканирование.

– Сегодня утром? – спросила синьора Кросера, и теперь в ее голосе явственно слышался страх.

– В течение дня.

– Спасибо, дотторе, – сказал Брунетти, как будто тот разговаривал с ними обоими. И тут же задал вопрос: – Вы видели отметины?

Внезапно потеряв терпение, врач ответил:

– Да, незначительные повреждения на коже. Причиной их появления могло быть что угодно. – Брунетти кивнул, и доктор Стампини добавил: – Если у вас больше нет вопросов, я пойду. У меня утренний обход.

– Спасибо, дотторе, – повторил Брунетти. И словно это только что пришло ему в голову, обратился к профессорессе: – Синьора, мне нужно позвонить в квестуру. Лучше, если я сделаю это из зала ожидания. Здесь плохая связь.

Невропатолог воспользовался этой возможностью, чтобы уйти. Он направился дальше по коридору, Брунетти – за ним, сжимая в руке телефонино.

Возле лестничной клетки комиссар сунул мобильный обратно в карман и окликнул идущего впереди мужчину:

– Доктор Стампини!

Тот остановился, обернулся и с явным раздражением спросил:

– Что еще?

Брунетти был сама любезность:

– Я хотел бы кое о чем с вами поговорить. Если у вас есть минутка…

Оба понимали, как близко находятся к сестринскому пункту. Стампини сказал:

– Хорошо. Пройдемте ко мне в кабинет!

Туда вела вторая дверь слева. Обычный кабинет загруженного работой врача, Брунетти повидал их уже немало: на столе – книги и папки для бумаг, из открытых ящичков торчат коробки с образцами лекарств, на радиаторах – стопки старых медицинских журналов, на подоконнике – неровный ряд чашек.

Едва переступив порог, Стампини спросил:

– Что вы хотели?

Брунетти без колебаний ответил:

– Его зрачки не расширяются, коленные рефлексы отсутствуют. Это говорит о серьезных проблемах, верно?

Врач ответил так же прямо:

– Вы подрабатываете в свободное время в больнице, комиссарио?

– Нет, дотторе, и поверьте, не имею такого желания. Но за годы работы я видел столько раненых – боюсь, даже слишком много – и знаю, что такие симптомы часто… – Он умолк, давая возможность Стампини высказаться. Но тот промолчал, и комиссар закончил: – Я ни в коем случае не пытаюсь учить вас чему-то, что вы знаете гораздо лучше и куда подробнее, чем я, дотторе.

Невропатолог обдумал эту финальную ремарку, прежде чем спросить:

– Что вас интересует?

– Если исходить из предположения, что отметины на запястье – это следы нападения, я обязан организовать криминальное расследование и попытаться найти тех, кто видел пострадавшего накануне инцидента.

– Понимаю, – произнес врач и чуть более доброжелательным тоном спросил: – Как он попал в больницу?

– Мы не знаем наверняка. Пострадавшего нашли на тротуаре у моста. Падая, он ударился головой о металлические перила, а потом и о мостовую. В обоих местах обнаружена кровь.

– А отметины на запястье?.. – спросил дотторе Стампини.

– Как и вы, дотторе, – ответил Брунетти с легкой усмешкой, – я вижу эти повреждения и пытаюсь понять, что к чему. В данном случае мои предположения просты: на этого мужчину напали и сбили его с ног.

– С целью ограбления? – уточнил врач.

– При нем не было бумажника. Только ключи от квартиры в кармане. На нем даже не было пальто. Этот человек живет неподалеку от места происшествия.

– В его истории указано, что рентгеновский снимок сделан сегодня в три утра…

Брунетти кивнул:

– Предположительное время нападения – полночь.

Стампини сунул руки в карманы форменного пиджака и уставился в пол. Перекатился пару раз с носка на пятку и обратно, потом вынул руки из карманов и убрал волосы со лба. Наконец он сказал:

– Пострадавший вряд ли сможет рассказать вам, что произошло. По крайней мере, в ближайшее время. А может, вообще никогда.

– Рентгеновский снимок?.. – спросил Брунетти.

Невропатолог кивнул.

– Судя по всему, у него обширное мозговое кровоизлияние. Компьютерная томограмма покажет больше, но то, что я уже сейчас вижу на рентгене, выглядит нехорошо.

– Насколько нехорошо, дотторе? Речь идет о полном восстановлении мыслительных функций? – спросил Брунетти. – Или о выживании?

По выражению лица Стампини мало что можно было понять. Врач потер щеку правой рукой, словно проверяя, не забыл ли утром побриться.

Наконец он опустил руку и посмотрел на собеседника.

– И о том, и о другом, – сказал доктор Стампини, потом вспомнил замысловатую грамматическую конструкцию, в которую Брунетти облек свой вопрос, и уточнил: – Об обоих вариантах.

– Не понимаю, – признался комиссар.

– И восстановление функций, и жизнь пациента под вопросом, – сказал врач и добавил: – Жене пока ничего не говорите.

– Мне и не придется этого делать, дотторе. Она сама скоро все узнает.

9

В общем-то, спрашивать больше было не о чем, и Брунетти шагнул к двери. Неопределенно хмыкнув, моложавый невропатолог сказал:

– Разумеется, я могу ошибаться. Иногда гематома рассасывается и пациент полностью поправляется.

Брунетти поднял руку и тут же уронил ее. Спрашивать больше было не о чем, значит, лучше вернуться к профессорессе Кросере и ее мужу.

Первое, что увидел комиссар в коридоре радиологии, – это как двое мужчин-медработников подходят к пострадавшему. Профессоресса Кросера стояла тут же. Со своего места Брунетти наблюдал за тем, как санитары берутся за каталку, один – спереди, второй – сзади, и толкают ее к двери, потом мимо него и к лифтам. Комиссар и синьора Кросера молча последовали за ними и вошли в кабину лифта. Пока он опускался, не было произнесено ни слова.

Третий этаж. Неврология. Каталку с пациентом ввезли в отделение, и один из санитаров вручил дежурной медсестре пачку документов. Та просмотрела их, что-то сказала, потом нажала кнопку на стене, и открылись двери в следующий коридор. Санитары покатили каталку туда. Когда Брунетти и синьора Кросера попытались пройти следом, медсестра остановила их:

– Вам туда нельзя.

– Я жена этого человека! – воскликнула профессоресса.

Это заявление не возымело на медсестру ни малейшего эффекта. Она повторила:

– Вам туда нельзя. – И, чуть смягчившись, добавила: – По крайней мере, пока его не уложат на кровать.

– Где тут можно присесть? – спросил Брунетти, которому не терпелось вернуться в квестуру. Но не оставлять же профессорессу здесь одну, пока она не убедится, что ее муж устроен должным образом!

Гвидо покосился на наручные часы, понятия не имея, какое время они показывают. Может, семь утра, а может (кто бы удивился!), и полдень. Комиссару казалось, что он пробыл в больнице так долго, что цифры на циферблате перестали быть маркерами и разделителями событий. Надо же! Всего лишь начало десятого!

– Там, за лифтами, – зал ожидания, – сказала медсестра, поднимая телефонную трубку.

К услугам ожидающих были уже привычные пластиковые стулья, соединенные по пять в ряд. У Брунетти этот жуткий красновато-оранжевый цвет ассоциировался исключительно со страданием.

Он подождал, пока синьора Кросера займет ближайшее к двери сиденье, и, глянув на соседний с нею стул, куда она – вряд ли случайно – поставила свою сумку, тоже присел.

– Могу ли я вас кое о чем спросить, профессоресса?

– Вы уже спрашивали, – отозвалась она, все еще глядя на дверь.

– Знаю. Простите, но придется побеспокоить вас снова. Если подтвердится предположение, что на вашего мужа напали, это уже преступление, и моя работа – найти злоумышленника. Единственное, что я могу, – это изучить недавнее прошлое вашего супруга. Не случалось ли с ним чего-то необычного, загадочного, не сказал ли и не сделал ли он чего-то такого, что спровоцировало преступника?

Женщина молча слушала.

– Странные телефонные звонки? Темы, которые он не желал обсуждать? Люди, с которыми не хотел разговаривать? Может, все это из-за проблем с вашим сыном?

Не дождавшись ответа, Брунетти продолжил:

– Вы говорили, что беспокоитесь за сына. Ваш муж, наверное, разделял вашу тревогу?

– А вы бы не беспокоились? – сердито спросила женщина.

– Конечно, синьора, как и любой отец, – мягко ответил Брунетти и добавил: – И любая мать.

Странно… Он и не заметил, как перестал обращаться к ней с добавлением официального «профессоресса» и перешел к обычному «синьора», уравняв ее тем самым с другими женщинами.

Синьора Кросера отвернулась, поглубже села на стул и посмотрела на открытый дверной проем.

– Кажется, я вам говорил, что у меня тоже двое детей, и оба подростки. Я постоянно беспокоюсь о них и о том, что с ними может случиться.

Даже не удостоив его взглядом, женщина спросила вежливым, нейтральным тоном:

– Вас этому учат в полицейской школе, комиссарио? Как завоевать доверие допрашиваемого…

Ее вопрос задел Брунетти, но не обидел. Вообще-то смех в таких ситуациях – редкая роскошь, и он не устоял. Чем удивил профессорессу.

– Не совсем так, синьора, – сказал Гвидо, отсмеявшись. – Только доверие допрашиваемых-мужчин: с ними можно поговорить о футболе. Когда я устраивался на работу в полицию, меня вообще не предупреждали, что придется опрашивать и дам. Думаю, наши наставники свято верили, что все женщины сидят дома и воспитывают детей.

Брунетти вновь стал серьезным и сказал:

– Я хочу найти того, кто причинил вред отцу ваших детей, синьора, и прошу вас мне помочь.

Снова повернувшись к нему лицом, она спросила:

– Даже если тем самым я подвергну опасности сына?

– Ваш сын слишком юн, чтобы опасаться закона. Худшее, что может с ним случиться, – его отправят поговорить с социальным работником или психологом, но и то лишь в том случае, если судья сочтет, что он настолько зависит от наркотиков, что нуждается в профессиональной помощи.

Женщина опять отвернулась к двери.

– Но что, если то, что я вам расскажу, подвергнет моего сына большей опасности? – спросила она.

Брунетти прокрутил эту фразу в голове. «Большей опасности». Большей, нежели уже подвергся отец ее мальчика? Большей, нежели та, что угрожает Сандро сейчас, потому что дилер, вероятно, каким-то образом узнал, что его мать ходила в полицию? Может, отец решил с этим покончить и именно дилер поджидал его на мосту?

– Вы опасаетесь человека, который продает Сандро наркотики? – спросил Брунетти.

Синьора Кросера посмотрела на него.

– Только если полиция с ним не справится, комиссарио. – И, прежде чем Брунетти успел возразить, что она преувеличивает, женщина продолжила: – Ведь что бы вы там ни предприняли, дилеры все равно будут делать что хотят.

– Ваш супруг разговаривал с Сандро? – спросил Брунетти, которому не хотелось обсуждать возможности полиции.

Этот вопрос удивил профессорессу, и комиссар получил возможность понаблюдать за тем, как она размышляет, что ему ответить.

– Этого я вам сказать не могу, – наконец проговорила женщина, и у Брунетти снова осталось как минимум два варианта трактовки этой фразы.

– Что бы мы ни предприняли в отношении дилера, вашего сына это под угрозу не поставит, – не сдавался Гвидо.

– Даже если вы арестуете его на следующий день после нападения на моего мужа?

– Нет, если дилер будет арестован за распространение наркотиков. Я уверен, что ваш сын не единственный, кто покупает у него товар.

Синьора Кросера переплела пальцы и сказала:

– Мне нужно подумать. И посоветоваться с мужем.

Сохраняя нейтральное выражение лица, Брунетти ответил:

– Он, возможно, не вспомнит, что произошло.

При сильных травмах головы такое бывает – комиссар прекрасно это знал.

– Нет, – произнесла синьора Кросера и уже уверенно повторила: – Я хочу посоветоваться с мужем.

Брунетти понял, что настаивать бесполезно. Как и ей думать, что она может посоветоваться с мужем о чем бы то ни было. Испытывая замешательство, комиссар встал со стула.

– Простите, но я не знаю имени вашего супруга…

Женщина изумленно глянула на него, потом на дверь, куда увезли ее мужа, и в этом взгляде было столько сострадания и нежности, что Брунетти быстро отвел глаза.

– Как странно, – медленно проговорила профессоресса Кросера, и комиссар снова сосредоточил внимание на ней.

– Простите? – переспросил он. – Боюсь, я не уловил вашу мысль.

Она улыбнулась – первая искренняя улыбка за сегодняшний день, которая сразу сделала ее лицо гораздо моложе.

– Обычно это женщина – бессловесный придаток к мужу.

Ее лицо внезапно напряглось, губы сжались. Брунетти испугался, что она снова заплачет.

Вместо этого синьора Кросера набрала в грудь побольше воздуха и сказала:

– Туллио Гаспарини.

Сердечные секреты… Суждено ли ему их разгадать? Наверное, в тысячный раз задаваясь этим вопросом, комиссар поблагодарил профессорессу и удалился.