Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 223 (всего у книги 327 страниц)

13

К трем пополудни Клаудиа была на месте. Рослая, белокурая, голубоглазая, своей внешностью она опровергала одно венецианское заблуждение – насчет того, как должны выглядеть неаполитанцы; зато острым умом и проницательностью подтверждала другое, не менее стойкое. День был погожий, поэтому они постояли немного на больничном крыльце, пока Брунетти рассказывал о нападении на Франческу Сантелло и о том, что дал им просмотр видео с камеры наблюдения.

– Ничего, кроме пальто и шарфа? – спросила Гриффони.

– Ничего.

Брунетти шагнул в сторону, остановился, потом развернулся так, чтобы видеть ее лицо, рукой при этом сымитировав колыхание шарфа. Женщина, которая в это время как раз подходила к входу со стороны кампо, странно взглянула на них и скрылась внутри.

– Он просто стоял там и смотрел?

Брунетти кивнул.

– А потом повернулся и перешел по мосту на другую сторону.

Гриффони глянула на ближайший мост, словно пытаясь представить себе эту сцену.

– Пойдем и поговорим с ней?

Брунетти провел свою спутницу через внутренний двор, наполненный тем особым запахом земли, которая вот-вот откроется весеннему обновлению. Пока они шли по территории больницы, он, разрешив ногам следовать по серпантину памяти, рассказал Гриффони то немногое, что знал о потерпевшей: она учится в парижской консерватории, в Венеции – на каникулах и репетирует в театре, благо ее отец принадлежит к местной оперной труппе.

– Она хорошо поет? – спросила Клаудиа.

– Ее отец наверняка так думает.

Брунетти задумался. Между Франческой Сантелло и Флавией Петрелли могла быть какая-то связь. Возможно, но маловероятно. Обе – певицы; с обеими произошла неприятность, хотя в случае с девушкой, надо признать, это слишком мягко сказано. В конце концов он решил высказать свою догадку – хотя бы поймет, как это выглядит со стороны…

– Флавия Петрелли похвалила ее исполнение, и кто-то мог это слышать.

Клаудиа остановилась как вкопанная.

– Пожалуйста, повтори еще раз!

– Один из поклонников синьоры Петрелли, предположительно, приехал следом за ней в Венецию, – медленно произнес Брунетти, подбирая слова. – И забрасывает ее цветами. Это началось в Лондоне, продолжилось в Санкт-Петербурге, а теперь здесь, начиная с премьерного спектакля, цветы в ее костюмерную доставляют охапками. А недавно вечером после спектакля она вернулась в квартиру, в которой временно живет, и обнаружила на пороге огромный букет. Причем парадная дверь дома была закрыта и никто не впускал посторонних.

Комиссар Гриффони потерла щеку, потом запустила пальцы себе в волосы и подергала прядку-другую.

– А пострадавшая девушка? Как, по-твоему, они связаны? Я пока что не понимаю.

Брунетти тоже не понимал. Логичного обоснования, которое любой нашел бы правдоподобным, у него не было. Он зашагал дальше по коридору, Клаудиа – следом за ним. Они прошли мимо больничного бара, едва взглянув на попивающую кофе клиентуру в халатах и шлепанцах.

– И я бы сказала, что посылать кому-то цветы… – Клаудиа повернулась к Брунетти, но, увидев выражение его лица, уточнила: – Ну хорошо, очень много цветов, – совсем не то же самое, что пытаться убить этого человека.

Она попыталась вложить в свои слова иронию, но получился скептицизм.

– Оба эти действия эксцессивны, – не уступил Брунетти.

– По-твоему, одно влечет за собой другое? – спросила Клаудиа тоном, которым на его памяти часто пользовались прокуроры.

Брунетти остановился.

– Клаудиа, прошу, перестань изображать из себя злого полицейского! Представь, что все это делает человек с неуравновешенной психикой, и ты поймешь, что я имею в виду.

Она уставилась на Брунетти, даже не думая соглашаться с ним.

– Когда пытаешься объединить два не связанных между собой поступка, конечно, проще всего заявить, будто их совершил сумасшедший! Не нужно даже искать объяснений. Сумасшедший, что с него возьмешь?

– О том-то и речь! – продолжал упрямиться Брунетти. – Это сумасшествие – на протяжении нескольких месяцев посылать кому-то сотни цветов в трех странах и не сообщить при этом, от кого они.

– Сотни? – переспросила Клаудиа, явно удивленная.

– Да.

– Вот как? – И после затянувшейся паузы поинтересовалась: – Ты видел эти цветы?

– Те, что были на сцене, – да. И синьора Петрелли рассказала мне, что еще как минимум десять букетов были у нее в гримерной после спектакля. И у двери квартиры, когда она поздно вечером вернулась домой.

– Ты говорил с ней?

– Несколько дней назад синьора Петрелли ужинала в доме у родителей Паолы и сама обо всем нам рассказала.

– Думаешь, она говорила правду?

Можно было бы спросить, с чего бы ему сомневаться в правдивости Флавии, но Брунетти ограничился ответом:

– Думаю, да. На свидетельства Флавии можно полагаться.

Когда комиссар связался по телефону с Фредди, тот подтвердил историю о розах, которые кто-то пронес в запертую парадную. Правда, на его взгляд, Флавии не стоило так волноваться из-за этого. «Гвидо, ну подумай сам! Мы в Венеции, а не в каком-нибудь Бронксе!» – воскликнул Фредди.

Наверное, раздражение из-за того, что Клаудиа сомневается в его словах, все-таки прокралось в голос Брунетти, потому что, когда они стали подниматься по лестнице, ведущей в кардиологию, она сказала:

– Мне не нужны подтверждения, Гвидо. Я тебе верю. И синьоре Петрелли тоже. Просто у меня в голове не укладывается, что кто-то может быть настолько…

– Чокнутым? – подсказал Брунетти.

У двери в кардиологическое отделение Клаудиа остановилась, посмотрела на него и произнесла:

– Да, чокнутым.

Брунетти открыл дверь, пропуская даму вперед. Когда они подошли к сестринскому посту, стало ясно, что медсестра, с которой он беседовал утром, все еще на дежурстве.

Она посмотрела на них и, узнав Брунетти, сказала:

– Мы подыскали для нее место в палате.

Было очевидно, что медсестра рада сообщить ему об этом: невинная жертва нападения, еще бы ее не холить и не лелеять!

– Вот и славно, – улыбнулся в ответ комиссар и, решив, что нужно объяснить, кто эта привлекательная блондинка, указал на Гриффони со словами: – Я привел с собой коллегу. Будет лучше, если при нашем разговоре будет присутствовать женщина.

Медсестра кивнула.

– Как себя чувствует синьорина Сантелло? – спросил Брунетти.

– Ей лучше. Доктор заменил обезболивающее, и теперь она не такая сонная, как утром.

– Можно с ней побеседовать? – поинтересовалась Гриффони с почтительностью, к которой красавица (если она вдобавок и умна) прибегает в общении с менее привлекательными женщинами.

– Конечно! – отозвалась медсестра. – Идемте со мной!

Она провела их по коридору, остановилась возле второй двери, открыла ее и без стука вошла. Комиссар собирался было последовать за ней, но Клаудиа поймала его за рукав.

– Дождемся приглашения, – сказала она.

Через полминуты медсестра вышла в коридор и произнесла, обращаясь к ним обоим:

– Она просит вас войти!

Брунетти отступил, снова пропуская Гриффони вперед. Палата оказалась двухместной, с видом на верхушки высоких деревьев, едва-едва зазеленевших. Вторая постель пустовала, но одеяло было сброшено к изножью, а на подушках кто-то успел выспаться.

Гриффони остановилась в паре метров от кровати, позволяя Брунетти подойти к девушке. Пострадавшая выглядела уже лучше: волосы были причесаны, и лицо не такое бледное, как с утра. По его выражению стало ясно, что комиссара она помнит и рада снова его видеть.

Синьорина Сантелло улыбнулась, и Брунетти снова поймал себя на мысли, что это очень ее красит.

– Так приятно видеть, что вам лучше, – сказал он, подавая девушке руку.

Она пожала ее здоровой ладонью со словами:

– Слава богу, что я не пианистка!

И показала свою вторую руку, распухшую и синюю. Голос пострадавшей сохранил красоту, дикция – четкость.

Брунетти посмотрел на Гриффони, и та приблизилась к кровати.

– Это моя коллега, комиссар Клаудиа Гриффони. – И, решив, что правда в данном случае предпочтительнее, добавил: – Я подумал, что присутствие женщины весьма желательно.

– Чтобы я не так боялась?

– Что-то в этом роде.

Девушка посмотрела на Гриффони, и их взгляды встретились. Франческа Сантелло сжала губы и чуть заметно подняла брови, словно расплывчатый ответ полицейского ее удивил.

– Спасибо. – И, глядя на Гриффони, добавила: – Она не такая уж страшная.

Клаудиа засмеялась, и Брунетти на мгновение испытал странное чувство – когда ты в разговоре становишься лишним. Чтобы отвоевать свои позиции, он произнес:

– Пожалуйста, расскажите еще раз о том, что случилось прошлой ночью. Все, что помните.

Гриффони подошла еще на шаг и, поставив сумочку на пол у стены, достала оттуда блокнот и ручку.

Девушка осторожно улыбнулась, словно боясь пошевелить ушибленной головой.

– Я думала об этом все утро, когда вы ушли. Старалась вспомнить, но это трудно – из-за того, что случилось. Я знаю: этот человек меня толкнул. Не хочу додумывать, что происходило до этого момента: вдруг мне показалось?

Она подняла руку и тут же беспомощно уронила ее на постель.

– Одно помню четко: я слышала что-то, когда шла. Может, это началось с той минуты, когда я вышла из пиццерии. Или почувствовала что-то, но не могу сказать точно, что именно.

Девушка умолкла, и Брунетти снова отметил про себя, какие ясные у нее глаза и как странно их цвет контрастирует с темными прядями. Если бы она была постарше или принадлежала к числу более тщеславных дам, он решил бы, что она красит волосы. На деле же Франческе Сантелло всего лишь достался счастливый билет в генетической лотерее и она получила темно-каштановые волосы в придачу к светло-голубым глазам и белоснежной коже.

– Вы оглянулись, чтобы посмотреть, что это? – спросила Гриффони.

Лицо Франчески расслабилось: легкость, с которой Клаудиа задала вопрос, как будто уже знала, что девушка действительно что-то заметила, и хотела уточнить, что именно.

– Нет. Это же Венеция. Здесь не ждешь плохого.

Брунетти кивнул и подождал, пока Франческа снова заговорит.

– Уже взойдя на мост, я услышала за спиной шаги и не успела оглянуться, как он жутким голосом проговорил É mia, и меня толкнули! Все, о чем я могла думать в тот момент, – лишь бы не упасть, лишь бы спуститься с моста самостоятельно… Следующее, что я помню, – надо мной склоняется какой-то мужчина и спрашивает, все ли со мной в порядке.

– Так, записала! – сказала Гриффони, отрывая ручку от страницы и шутливо помахивая ею. Потом, уже серьезным тоном, добавила: – Что вы подразумеваете под выражением «жуткий голос»?

Франческа закрыла глаза, и Брунетти понял, что мысленно она снова оказалась на мосту.

– Он слишком глубоко дышал, – ответила девушка, открывая глаза. – Как будто запыхался, догоняя меня или поднимаясь по ступенькам моста. Не знаю. Он словно судорожно ловил воздух ртом. Таким голосом иногда пугают детишек.

– Может, он пытался изменить голос? – спросил Брунетти.

Взгляд светло-голубых глаз переместился на верхушки далеких деревьев и надолго задержался на них. Брунетти слышал, что у многих певцов потрясающая память. Профессиональная необходимость. Он подумал, что Франческа вспоминает происшествие на мосту, и тут она снова заговорила:

– Да, может быть. Это был ненастоящий голос. Я хочу сказать, что люди обычно так не разговаривают.

– Вы уверены, что не ослышались? – спросил комиссар. – Он сказал, что вы принадлежите ему.

– Да.

Ответ последовал сразу же, без колебаний.

Брунетти покосился на коллегу, не зная, как она отнесется к его следующему вопросу, но все равно решил его задать:

– Он действительно говорил о вас?

– Конечно! – запальчиво ответила девушка. – Говорю же вам, он сказал: É mia. И обращался он ко мне.

Гриффони тихо ахнула, но Франческа успела спросить первой:

– Что?

Было ясно, что Клаудиа угадала мысли Брунетти, потому что уже через секунду окинула пытливым взглядом юное лицо пострадавшей и ее хрупкое тело под одеялом.

– Он сказал не Sei mia? – спросила она, даже не пытаясь скрыть недоверия. – Девушке, которую собрался столкнуть с моста?

Если верить Франческе (в разговоре с Брунетти она повторила это дважды), злоумышленник обратился к ней на «вы», и оба раза это его, а теперь и Гриффони, мягко говоря, удивило. То, что Франческа очень молода, видно невооруженным глазом. Преступник, конечно, мог быть и зрелого возраста, но обращаться к ней на «вы»?.. Это абсурд! Если все действительно было так, эта фраза приобретает совсем другой смысл: Lei е́ mia!: «Она – моя!»

14

– Думаю, он сказал, что я – его! – Франческа не соглашалась даже предположить, что могла и не быть главной целью злоумышленника. – Это самое ужасное – он решает, кто ему, видите ли, принадлежит!

Такое гневное высказывание навело Брунетти на мысль о том, что эта девушка оправится от потрясения быстрее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Гнев – куда более здоровая реакция, нежели страх или настороженность.

– Вы говорили, что не заметили, шел за вами кто-то следом или нет, – напомнил ей комиссар.

Франческа Сантелло помедлила с ответом.

– На мосту я это почувствовала.

Брунетти обратил внимание на то, что после этой фразы девушка стала бледнеть на глазах – как ребенок, который носился целый день и теперь засыпает на ходу. Комиссар посмотрел на Гриффони и произнес:

– Полагаю, этой информации нам пока что достаточно. Ты согласна со мной, Клаудиа?

Она закрыла блокнот и взяла с пола сумочку. Набросила ремешок на плечо и подошла к кровати.

– Спасибо, что поговорили с нами, синьорина Сантелло.

Клаудиа наклонилась, взяла девушку за руку, легонько пожала ее и отошла, освобождая место для Брунетти.

– Ваш отец в курсе происшедшего? – спохватился комиссар.

– Он ненадолго уехал во Флоренцию, – проговорила Франческа голосом, медленно соскальзывающим в сон. – По работе. Там скоро фестиваль, и он аккомпанирует на прослушиваниях.

– Вы рассказали ему, что случилось? – спросил Брунетти.

– Я упала и сломала руку, – проговорила девушка в полудреме и нашла в себе силы добавить: – Мне не хотелось его пугать.

Она улыбнулась уголками губ – при мысли то ли об отце, то ли о том, что уберегла его от тревоги, – и уснула.

С полминуты постояв у ее кровати, полицейские ушли. У сидящей на посту медсестры Брунетти поинтересовался, навещает ли кто-нибудь девушку. Да, сегодня утром была ее тетя. Она придет и завтра, а послезавтра заберет синьорину Франческу домой.

– Она рассказала, что родители девочки развелись и ее мать теперь живет во Франции, – сказала медсестра, пожимая плечами. – В какие времена мы живем, комиссарио!

Брунетти поблагодарил женщину за помощь. Полицейские вышли на улицу и направились в квестуру.

Они были уже на середине кампо, когда Гриффони заговорила:

– É mia! Конечно, он имел в виду другую женщину. Франческе он бы выкать не стал. Она еще совсем юная, и к тому же, черт побери, он пытался ее убить! Тут не до формальностей!

– И кто же эта другая женщина? – спросил Брунетти.

– Со мной можешь не юлить, Гвидо, – сказала Клаудиа с нескрываемым раздражением. – Я считаю, что твое предположение может подтвердиться.

– Всего лишь может? – уточнил он, изо всех сил стараясь «не юлить».

Гриффони улыбнулась и ущипнула его за предплечье.

– Ладно! Очень даже может.

Немного не доходя до моста дел’Оспедалетто, они повернули налево и зашагали вдоль канала. Брунетти даже не заметил, что сам выбирает дорогу, а Гриффони послушно следует за ним, как рыба-лоцман за акулой.

Возле следующего моста они остановились, и Клаудиа спросила:

– Что ты намерен предпринять?

– Отправлю Вианелло по месту жительства синьорины Сантелло. Пусть расспросит соседей. Может, неподалеку околачивался кто-то подозрительный? – ответил Брунетти и добавил: – Было бы хорошо, если бы девушка находилась под присмотром, но Альвизе отстранили от работы, людей не хватает, и я ума не приложу, как это организовать.

– Почему бы не попросить его? – предложила Клаудиа.

– Кого? Альвизе?

Гриффони кивнула.

– Я не очень хорошо его знаю, но он надежный человек и может исполнять простые приказы. И будет только рад поработать. Так что если сказать, что это особое поручение – следить за тем, чтобы с пострадавшей в больнице ничего не случилось, – Альвизе бегом туда побежит!

– Но его же отстранили, и, насколько я понимаю, он не получает жалованья, – произнес Брунетти. – Я не могу рисковать, выводя его на задание, и уж точно не заставлю делать это бесплатно.

Гриффони ненадолго задумалась, потом сказала:

– Гвидо, я не думаю, что это проблема.

– Конечно, проблема! Как мы заплатим Альвизе? Пройдемся по отделам с предложением сброситься?

Брунетти поймал себя на мысли, что их разговор становится все более нелепым. Может, попросить денежку и у лейтенанта Скарпы, чтобы виче-квесторе наверняка узнал об их проделках?

Гриффони скользнула по комиссару взглядом, хотела что-то сказать, но передумала и стала смотреть на воду в канале. Не найдя там ответов, женщина снова сосредоточилась на своем спутнике.

– А что, если синьорина Элеттра не успела подать докладную об отстранении Альвизе? Ну, до того, как перестала работать?

– Она не перестала работать, – с нажимом произнес Брунетти, пытаясь внести в разговор хоть немного здравого смысла. – Синьорина Элеттра бастует.

Интересно, так ли чувствовала себя кэрролловская Алиса в лесу из слов, из которого она не знала дороги?

Гриффони спорить не стала, поэтому комиссар решил усилить аргументацию.

– Тем более что платят ему из Рима, а не из Венеции, – пояснил Брунетти. – Как и всем нам.

Ну, это она и сама знает!

– Но приказ о прекращении выплат на счет Альвизе должен поступить из Венеции, разве нет? – спросила Гриффони. – За подписью лейтенанта Скарпы, завизированной виче-квесторе. – И, истолковав молчание комиссара как согласие, добавила: – Есть способы это обойти!

Правой рукой Брунетти поскреб подбородок: после утреннего бритья под нижней губой уже наметилась щетина. Комиссар легонько прошелся по ней ногтем, и ему показалось, что он слышит, как отдельные щетинки распрямляются, стоит их зацепить.

– Обойти? – повторил он.

Лицо Гриффони оставалось подозрительно бесстрастным, когда она сказала:

– Если бы приказ так и не передали в Рим, а Альвизе перевели в другую должностную категорию, никакого перерыва в выплатах не было бы.

– Если бы его перевели? – Брунетти сохранил сослагательное наклонение, к которому так часто прибегали в разговоре между собой эти две дамы – комиссар Гриффони и синьорина Элеттра. – В другую должностную категорию?

Клаудиа вскинула брови и обе руки, словно подчеркивая безграничное количество смыслов этой фразы.

Брунетти всмотрелся в ее лицо. Сильно ли оно изменилось с тех пор, как Клаудиа и синьорина Элеттра подружились? И это едва уловимое лукавство во взгляде, раньше он его не замечал…

Вопрос сам сорвался с его губ:

– Это она все сделала?

– Да.

– А что сказали ему? – поинтересовался Брунетти.

– Что, пока идет разбирательство, его переведут на другую работу. – Клаудиа отвела взгляд, но ее смущение длилось недолго. – Сейчас Альвизе помогает в архиве.

– Как именно?

– По мере своих возможностей, – последовал короткий ответ.

Брунетти посмотрел на дома на другой стороне канала. Ставни на окнах самого большого здания выгорели на солнце, некоторые из них скособочились. Водосточная труба была плохо закреплена, и на фасаде темнели следы от дождевой воды.

– Сможешь сказать Альвизе, чтобы он отправлялся в больницу и несколько раз в день проверял, как там пострадавшая? – спросил комиссар. – Разумеется, он должен быть в штатском. Ему это понравится.

Вот, сам не заметишь, как станешь соучастником!

– А когда синьорину Сантелло выпишут? – поинтересовалась Гриффони. – Что тогда?

– Если она останется в городе, пусть он все равно за ней присматривает, – сказал Брунетти.

Конечно, это не бог весть что. Помощь Альвизе – не бог весть что. Но все-таки хоть что-то.

Комиссар зашагал вниз по набережной, к квестуре.

Клаудиа поспешила за ним.

– Послушать бы, как она поет!

– Эта девушка? – спросил Брунетти с удивлением.

– У нее красивый голос. Глядя на нее, этого не подумаешь – тоненькая как тростинка…

Они уже вошли в здание, когда Клаудиа спросила:

– Есть еще поручения для меня? После того как я поговорю с Альвизе?

Нежелание Брунетти отправлять Гриффони в театр объяснялось тем обстоятельством, что она не венецианка: люди, которые там работают, вряд ли будут откровенничать с приезжей. «Не венецианка…» Брунетти мысленно взвесил эти два слова. Хотя… Шарм и красота Гриффони могут оказаться достойным контраргументом.

– Узнай в театре, не заметил ли кто-нибудь кого-то или что-то, кого (чего) там быть не должно.

Не уточняя, кого именно следует опросить, Клаудиа кивнула. На площадке верхнего этажа она, наклонив голову, попрощалась с Брунетти и направилась к себе в кабинет. Комиссар же прошел к синьорине Элеттре. Она по-прежнему сидела на рабочем месте – спина идеально ровная, – только вместо журнала у нее в руках была книга.

– Почему бы не почитать, раз уж все равно бастуем? – заметил Брунетти.

Молодая женщина и бровью не повела: то ли потому, что он тоже попал в число ее оппонентов, то ли потому, что очень увлеклась книгой.

Брунетти подошел ближе и с трудом, потому что читать ему пришлось вверх тормашками, разобрал фамилию автора на корешке.

– Шаша?[402]402
  Леонардо Шаша – итальянский писатель.


[Закрыть] – переспросил комиссар. – За время работы в полиции вы недостаточно узнали о преступлениях?

Этого вопроса оказалось достаточно, чтобы отвлечь синьорину Элеттру от чтения.

– Я пытаюсь ограничить непосредственный контакт.

– С преступниками?

Она глянула на дверь кабинета начальника.

– С полицией. – И, отвечая на театральный жест Брунетти, уточнила: – Но только со служащими определенного ранга.

– Надеюсь, я не отношусь к их числу?

Секретарша заложила страницу красной ленточкой, прикрепленной к переплету, и только потом закрыла книгу.

– Едва ли. Чем могу быть вам полезна, комиссарио?

Не было причин сообщать ей, что он в курсе того, что касается зарплаты Альвизе или его новой должностной категории: раз ты ничего не знаешь, то и предпринимать что-либо не обязан.

– Девушка, которую мы сегодня видели на записи, – начал Брунетти, указывая на монитор, – говорит, что ее пение похвалила сама Флавия Петрелли.

Брунетти думал, что синьорина Элеттра его о чем-нибудь спросит, но единственное, чего он дождался – она отложила книгу подальше на стол, не сводя с него внимательных глаз.

– А у этой дамы – я говорю о синьоре Петрелли – есть поклонник, чье поведение… гм… слишком навязчиво, – продолжал комиссар.

Его собеседница и тут промолчала.

– Пока что он всего лишь шлет цветы, охапками, в костюмерную и к ней домой.

После долгой паузы синьорина Элеттра спросила:

– Пока что?

Брунетти передернул плечами, демонстрируя замешательство.

– У меня нет ни единой веской причины считать, будто это как-то связано с нападением на мосту. Это только предположение.

Секретарша задумалась, но по ее лицу невозможно было понять, о чем ее мысли.

– Есть догадки, кто этот поклонник?

– Никаких, – ответил комиссар, запоздало сообразив, что прежде почти не думал об этом. – Кто-то, у кого достаточно денег, для того чтобы ездить туда, где выступает синьора Петрелли, и покупать ей охапки цветов. И предприимчивости, чтобы организовывать доставку цветов, куда он захочет, в буквальном смысле слова. – Брунетти попытался представить, что еще этому человеку нужно знать и какими возможностями ему следует обладать. – Еще он должен хорошо ориентироваться в городе – чтобы следить за жертвой, не выдавая себя и не теряя ее в толпе.

– И чтобы она его не заметила. Вы считаете, что он венецианец?

– Возможно.

– Разузнать насчет цветов? – спросила синьорина Элеттра с энтузиазмом охотника, выпущенного наконец в леса.

– Желтые розы. Их было столько, что это наверняка был спецзаказ. Флористу, возможно, пришлось завозить их с материка.

Синьорина Элеттра потянулась, чтобы включить компьютер.

– Соскучились? – рискнул спросить Брунетти, кивая на монитор.

– Не больше, чем мои друзья – по детям, которые разъехались в свои университеты, – сказала она, ожидая, пока включится экран.

Брунетти поразился тому, как плохо, несмотря на столько лет сотрудничества, он ее знает. Надо же, у синьорины Элеттры имеются друзья, у которых есть дети-студенты, хотя сама она слишком молода, чтобы иметь даже ребенка-старшеклассника. А сколько ей, собственно, лет? Можно заглянуть в досье, там есть и дата рождения, и сведения о дипломах. Однако Брунетти никогда этого не делал – как мы не заглядываем в письма, написанные не нам и не нами. Вернее, так было в те времена, когда люди еще слали друг другу письма… От матери, которая обожала читать, Паола унаследовала этические принципы благородных книжных героев девятнадцатого века. Но и сам Брунетти, как ни странно, был научен тому же женщиной, окончившей четыре класса средней школы, и безработным мечтателем, чье здоровье и мировосприятие были подорваны многолетним пребыванием в плену во время войны.

– Простите, задумался. Можно еще раз? – проговорил Брунетти, давая понять, что пропустил последнюю ремарку синьорины Элеттры.

– Я сказала, что позволяю себе пользоваться ПК избирательно. – Она указала на экран компьютера. – Работаю в обычном режиме; есть пара человек, ради которых я и пальцем не шевельну!

В ее устах это прозвучало настолько убедительно, что Брунетти невольно восхитился.

– Раз уж я в числе тех, для кого вы еще работаете, – сказал он с показной серьезностью, демонстрируя, как высоко ценит эту свою прерогативу, – пожалуйста, найдите все, что только можно, о девушке на мосту. Ее зовут Франческа Сантелло. Родители в разводе, мать живет во Франции. Когда Франческа приезжает в Венецию, она живет с отцом где-то недалеко от церкви Санта-Кроче. Эта девушка учится в Парижской консерватории.

Он сбавил темп, увидев, что секретарша записывает.

– Я попросил Гриффони разузнать, не случалось ли чего-нибудь странного в театре. Хотя она и не венецианка.

Синьорина Элеттра кивнула, как сделала бы, упомяни он о каком-нибудь физическом недостатке.

– У вас есть знакомства среди тамошнего персонала? – спросил он и добавил: – Единственный театральный работник, которого я знал, уже пять лет на пенсии и перебрался в Мантую.

После секундного раздумья секретарша ответила:

– Мой школьный приятель работает в баре, расположенном напротив театра. Могу спросить у него, не слышал ли он чего-нибудь интересного. Технический персонал театра, и не только, часто заглядывает к нему на кофе, поэтому он может что-то знать. – Она сделала пометку и посмотрела на Брунетти. – Еще что-нибудь?

– Было бы очень любезно с вашей стороны поискать информацию о театральных поклонниках, – сказал он.

Синьорина Элеттра подняла карандаш, привлекая внимание комиссара.

– Думаю, термин «сталкер»[403]403
  Здесь: человек, навязчиво преследующий кого-либо. (Примеч. ред.)


[Закрыть] будет уместнее.

– Вы имеете в виду?..

– Синьору Петрелли.

– А девушка? – спросил комиссар, заранее угадав ответ.

– Она просто ему помешала.

– Помешала… – повторил Брунетти.

Приятно было слышать, что синьорина Элеттра думает так же, как и он.

– Навести справки о бывшем муже синьоры Петрелли? – спросила секретарша.

– Да. Интересно, что вам удастся найти. А у желтой прессы есть онлайн-версии?

– Понятия не имею, – мягко ответила синьорина Элеттра. – Такие журналы я читаю исключительно в парикмахерской.

– Если сайты все-таки есть, поищите, пожалуйста, информацию о любовных связях синьоры Петрелли за последние два-три года.

– Вы думаете о том же, что и я?

– Может быть, – сказал Брунетти. – И все-таки проверьте эти журналы.

Сколько времени можно было бы сэкономить, спроси он об этом у Флавии напрямую! Пусть даже для забастовки синьорины Элеттры. Штрейкбрехер из нее получился просто очаровательный.