Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 327 страниц)

Глава 85

– Рыцарь возвращается с «девой в беде», – объявил Джеймсон, когда я направилась к нему. Он взглянул на Грэйсона: – Ты девица.

– Я догадался, – невозмутимо ответил Грэйсон.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я Джеймсона, но на самом деле было неважно, почему он пришел, – главное, он здесь был. Я выиграла – в конце концов я выиграла, – и Джеймсон был единственным человеком на планете, кто мог понять, что именно я почувствовала в тот момент, когда увидела, что мой план работает.

Восторг. Возбуждение. Адреналин.

В момент, когда победа оказалась в моих руках, я словно стояла на краю самого мощного в мире водопада, рев которого заглушал все остальное.

Это было все равно что прыгнуть со скалы и обнаружить, что ты можешь лететь.

Все равно что Джеймсон и я, чем мы были вместе, и я хотела прожить все это снова с ним.

– Я подумал, тебя надо подвезти до дома, – ответил мне Джеймсон. Я посмотрела поверх него, ожидая увидеть Макларен, или один из «Бугатти», или «Астон Мартин Валькирию», но вместо этого я наткнулась взглядом на вертолет – поменьше того, на котором Орен привез меня сюда.

– Уверен, здесь нельзя сажать вертолет, – обратился к брату Грэйсон.

– Ты ведь знаешь, что лучше просить прощения, чем разрешения, – ответил Джеймсон, затем вновь посмотрел на меня знакомым мне взглядом, в котором одновременно читалось только попробуй, и я никогда не отпущу тебя. – Хочешь научиться летать?

* * *

Тем вечером я вертела в руках кубик, который дал мне Тоби. Мой палец зацепился за край, и я заметила, что кубик собран из сцепляющихся пластинок. Я медленно решила головоломку, разобрав кубик и разложив пластинки перед собой.

На каждой он вырезал слово.

Я

Так

Много

Вижу

В

Тебе

От

Твоей

Матери

И это вызвало во мне даже более сильные эмоции, чем момент, когда я обыграла Блейка.

* * *

На следующее утро, еще до того как все проснулись, я зашла в Большую залу и разожгла огонь в огромном камине. Я могла сделать это в своей комнате – или выбрать любой из десятка каминов в Доме Хоторнов, – но мне показалось правильным вернуться в комнату, где было зачитано завещание. Я практически увидела здесь призраков – всех нас в тот момент.

Я, думающая о том, как, должно быть, изменит мою жизнь наследство в виде нескольких тысяч долларов.

Хоторны, узнающие, что старик оставил все состояние мне.

Пламя в камине разгоралось все выше, и я посмотрела на бумаги в своей руке: документы о доверительной собственности, составленные Алисой.

– Что ты делаешь? – Либби подошла ко мне, она была в тапочках в форме гробов, и подавила зевок.

Я помахала документом:

– Если я подпишу это, это свяжет мои активы с трастом – по крайней мере, на некоторое время.

Все деньги. Все влияние.

Либби перевела взгляд с меня на камин.

– Что ж, – сказала она так бодро, как еще не говорил утром ни один человек в футболке «Я ЕМ РАННИХ ПТАШЕК», – чего ты ждешь?

Я посмотрела на документы траста, на камин – и бросила все бумаги туда. Когда пламя лизнуло страницы, пожирая юридические термины, а вместе с ними и возможность переложить власть и ответственность, которыми я была наделена, на плечи кого-то другого, я почувствовала, как что-то во мне начало распускаться, подобно хрупким лепесткам тюльпана, слегка расходящимся в начале цветения.

Я могла сделать это.

Я сделаю это.

Если считать прошедший год своего рода проверкой – я была готова.

* * *

Я начала везде носить с собой дневник в кожаном переплете, подарок Грэйсона. У меня не было года, чтобы составить планы. Всего несколько дней. И да, были финансовые консультанты, команда юристов и статус-кво, и я могла опереться на них, если бы дать себе время, но мне это не было нужно.

Не в этом заключался мой план.

Глубоко в душе я знала, что хотела сделать. Что должна была сделать. И всем этим юристам, и финансовым консультантам, и влиятельным игрокам штата Техас это не понравится.

Глава 86

В самый важный вечер в моей жизни я стояла перед зеркалом в полный рост, одетая в темно-красное бальное платье, достойное королевы. Цвет был невыносимо насыщенным, темнее рубина, – и таким же светящимся. Золотая нить и элегантные драгоценные камни сплетались в неброские виноградные лозы, которые, извиваясь, поднимались по пышной юбке. Лиф был простым, подогнанным мне по фигуре, с воздушными, полупрозрачными красными рукавами, которые обхватывали мои руки на запястьях.

На шею я надела бриллиантовую слезу.

Осталось пять часов и двенадцать минут. Внутри меня нарастало предвкушение. Совсем скоро мой год в Доме Хоторнов подойдет к концу.

Ничто и никогда уже не будет прежним.

– Сожалеешь, что позволила Ксандру уговорить тебя на эту вечеринку?

Я повернулась от зеркала к дверному проему, где стоял Джеймсон в белом смокинге – на этот раз с красным жилетом, того же глубокого цвета, что и мое платье. Его пиджак был расстегнут, черная бабочка на шее была кривовата.

– Трудно сожалеть о Хоторнах в смокингах, – ответила я, улыбнувшись, когда подошла к нему. – И она будет для меня как бы деловой.

Мы назвали это вечеринкой обратного отсчета. Похоже на канун Нового года, сказал Ксандр, объявляя о праздновании, но в полночь ты станешь миллиардером!

Джеймсон протянул мне руку. Я приняла ее, переплетая свои пальцы с его, кончик моего указательного пальца задел маленький шрам на внутренней стороне его ладони.

– Куда сначала, Наследница?

Я ухмыльнулась. В отличие от бала интровертов сегодняшний вечер был задуман мной как чередующаяся вечеринка, где мы проведем по одному часу в пяти разных местах Дома Хоторнов, отсчитывая время до полуночи. Список гостей был невелик – все самые близкие, только без Макс, которая застряла в колледже и присоединится к нам по видеосвязи ближе к концу вечеринки.

– Сад скульптур.

Зеленые глаза Джеймсона изучали мое лицо.

– И что мы будем делать в саду скульптур? – спросил он с толикой подозрительности в голосе.

Я улыбнулась.

– Угадай.

* * *

– Игра называется «Прячься и намочи». – Ксандр действительно был в своей стихии. Он был одет в ярко-синий смокинг, в котором можно было бы пройти по красной ковровой дорожке, и держал в руках, должно быть, самый большой в мире водяной пистолет. – Цель – полное водное доминирование.

Пять минут спустя я нырнула за бронзовую скульптуру Тесея и Минотавра. Либби уже сидела там на корточках, ее винтажное платье 1950-х годов задралось до бедер.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила меня Либби. – Важная ночь.

Я выглянула из-за спины Минотавра, затем вернулась к сестре.

– Прямо сейчас я чувствую себя загнанной, – ухмыльнулась я. – А ты как?

– Готовой? – Либби посмотрела на водяные шарики, которые держала в руках, и на парную татуировку: БОЕЦ на одном запястье, а на другом… ДОВЕРИЕ.

Шаги. Я собралась с духом как раз в тот момент, когда Нэш взобрался на Тесея и приземлился между мной и Либби, держа в руках что-то, похожее на пистолет с талой водой.

– Джейми и Грэй объединились. У Ксандра паяльная лампа. Это плохой знак. – Нэш посмотрел на меня: – У тебя все еще есть оружие. Хорошо. Будь твердой и спокойной, детка. Беспощадной.

Либби перегнулась через Нэша, чтобы поймать мой взгляд.

– Нечестной игры нет, – добавила она, и в ее глазах заплясали огоньки, – если ты выигрываешь.

Я направила свой водяной пистолет на Нэша в тот же момент, когда она метнула в него водяной шарик.

* * *

В восемь вечеринка перенеслась на скалодром. Джеймсон по стене подобрался ко мне сбоку.

– Промокшее насквозь бальное платье, – пробормотал он, – это вызов.

Я отжала волосы и плеснула водой в него.

– Я к этому готова.

В девять мы направились в боулинг. В десять пришли в гончарную – то есть в помещение с горшечными кругами и печью для обжига.

К тому времени, когда пробило одиннадцать и мы прошли по лабиринту залов Дома Хоторнов к галерее, наши платья и смокинги промокли, порвались и были забрызганы глиной. Я была измотана, измучена и переполнена возбуждением, которое не поддавалось описанию.

Это было оно.

Это была та самая ночь.

Это было всем.

Это были мы.

В галерее нас встретили четыре шеф-повара, каждый из которых представил свое фирменное блюдо. Суп из тушенной на медленном огне говядины с булочками со свининой, такими нежными, что их нужно было запретить. Ризотто с лобстером. Первые два блюда чуть не свели меня с ума, и это было до того, как я откусила ролл, который выглядел как произведение искусства. И в этот самый момент последний шеф-повар поджег наш десерт.

Я посмотрела на Орена. Это он спланировал появление здесь этих гениев.

– Вы обязаны попробовать это, – сказала я. – Абсолютно все.

Орен сдался и попробовал булочку со свининой. Я вдруг почувствовала, что кто-то наблюдает за мной. Грэйсон был одет в серебристый смокинг с резкими, угловатыми линиями, без галстука-бабочки, рубашка застегнута на все пуговицы.

Я думала, он будет держать дистанцию, но он пошел ко мне с оценивающим выражением лица.

– У тебя есть план, – отметил он низким, ровным и уверенным голосом.

Мое сердцебиение участилось. У меня был не просто план. У меня был План.

– Я записала его, – призналась я. – А затем переписала его снова и снова.

Он был тем Хоторном, о котором я думала больше всего, когда делала это, тем, чью реакцию я меньше всего могла предсказать.

– Я рад, – парень медленно подбирал слова, – что это оказалась ты. – Он сделал шаг назад, освобождая Джеймсону дорогу, чтобы тот смог подойти ко мне.

– Ты уже решила, какую комнату ты пристроишь к Дому Хоторнов в этом году? – спросил меня Джеймсон.

Мне было интересно, чувствует ли он мое предвкушение, имеет ли он хоть какое-то представление о том, до чего мы ведем обратный отсчет.

– Я приняла много решений, – ответила я.

Алиса еще не приехала, но скоро она присоединится к нам.

– Если ты планируешь построить смертельно опасную полосу препятствий на южной стороне леса Блэквуд, – сказал Ксандр, высоко подпрыгивая от победы в скиболе, – то можешь рассчитывать на меня! Я знаю место, где мы можем купить качели высотой в два этажа по разумной цене.

Я ухмыльнулась, а затем обратилась к Джеймсону:

– Что бы пристроил ты?

– Крытый комплекс для скайдайвинга, куда можно попасть через потайной ход под стеной для скалолазания. Высотой в четыре этажа, а снаружи он будет выглядеть как еще одна башенка, – ответил парень, притягивая меня к себе.

– Да ну. – К нам неторопливо подошла Тея, держа в руках бильярдный кий. На ней было длинное серебристое платье с разрезом до бедра, оставлявшее открытой широкую полосу бронзовой кожи. – Правильный ответ – очевидно бальный зал.

– Холл такой же большой, как бальный зал, – напомнила я. – Уверена, что его использовали в этом качестве десятилетия.

– И все же, – возразила Тея, – это не бальный зал.

Она повернулась к бильярдному столу, где они с Ребеккой сражались с Либби и Нэшем. Бекс наклонилась над столом, выстраивая, казалось, невозможный кадр, ее зеленый бархатный смокинг натянулся на груди, темно-рыжие волосы были зачесаны набок и падали на лицо.

Мир принял мой рассказ о смерти Уилла Блейка. Вина была возложена на Тобиаса Хоторна. Но как только появился Тоби, чудесным образом оживший, и объявил, что меняет свое имя на Тобиас Блейк, прессе не потребовалось много времени, чтобы понять, что он сын Уилла, и начать строить догадки о том, кем была биологическая мать Тоби.

Ребекка дала ясно понять, что она все еще не жалеет о том, что вышла из тени.

Она ударила по шару, и Тея направилась к ней, бросив на Нэша злорадный взгляд.

– Все еще уверен в себе, ковбой?

– Как всегда, – протянул Нэш.

– Это, – сказала Либби, встретившись с ним взглядом, – приуменьшение.

Нэш ухмыльнулся.

– Хочешь пить? – спросил он мою сестру.

– В холодильнике лежит ковбойская шляпа, да? – ткнула его в грудь Либби.

Она посмотрела на свои запястья, затем прошла к холодильнику и вытащила оттуда содовую и черную бархатную ковбойскую шляпу.

– Я надену ее, – сказала она Нэшу, – если ты покрасишь ногти в черный цвет.

Нэш одарил ее тем, что можно было описать только как ковбойской улыбкой.

– На руках или ногах?

Тявканье позади меня заставило меня повернуться к дверному проему. Алиса стояла на входе и держала на руках очень вертлявого щенка.

– Я нашла ее в галерее, – сухо объяснила она. – Лаяла на Моне.

Ксандр взял собаку, поднял и ласково обратился к ней.

– Не ешь Моне, – пролепетал он. – Плохая Тирамису. – Он одарил ее самой широкой и глупой улыбкой в мире. – Плохая собака. Только за это… ты должна обняться с Грэйсоном.

Ксандр протянул щенка своему брату.

– Вы готовы? – спросила Алиса, встав рядом со мной, пока Грэйсон позволил щенку лизнуть себя в нос и бросил вызов своим братьям в игре в пинбол под названием «Держи щенка».

– Настолько, насколько я когда-либо буду готовой.

Осталось тридцать минут. Двадцать. Десять. Никакие победы или проигрыши в бильярд, аэрохоккее или настольном футболе, никакие игры в щенячий пинбол или попытки побить рекорд в дюжине аркадных игр не могли отвлечь меня от того, как тикали часы.

Три минуты.

– Секрет хорошего покерфейса, – пробормотал Джеймсон, – не в том, чтобы пытаться сохранять лицо неподвижным. Нужно думать не о своих картах, а о чем-то другом, об одном и том же все время… Можешь попросить меня о чем угодно. – Джеймсон Винчестер Хоторн протянул мне руку, и второй раз за этот вечер я приняла ее. Он пригласил меня на медленный танец, который не требовал музыки. – Теперь у тебя бесстрастное выражение лица.

Я подумала о том, как летала по гоночному треку, стояла на краю крыши, каталась на заднем сиденье его мотоцикла, танцевала босиком на пляже…

– Gen H с ТОБом, – сказала я.

Джеймсон широко улыбнулся:

– Над ТОБом придется поработать.

– Это твоя анаграмма для станешь богом.

Улыбка Джеймсона стала еще шире. Тут зазвонил мой телефон. Видеозвонок от Макс.

– Я успела к обратному отсчету? – спросила она, перекрикивая то, что казалось очень громкой музыкой.

– У тебя есть шампанское? – уточнила я.

Она повертела бокалом перед камерой. Как по команде, рядом со мной появилась Алиса, держа поднос с тем же самым. Я взяла бокал и встретилась с ней взглядом. Еще немного.

– Петр, – мрачно произнесла она, – категорически отказывается выпить бокал во время работы. Однако он выбрал мелодию телохранителя. Я угрожала ему попсой!

– Моя девочка! – завопил Ксандр.

– Женщина, – исправила его Макс.

– Моя женщина! Совершенно не собственническим и абсолютно непатриархальным образом!

– О да, – подняла в честь него бокал Макс.

– Пора, – Джеймсон появился рядом со мной. Я наклонилась к нему, пока остальные столпились вокруг. – Десять… девять… восемь…

Джеймсон, Грэйсон, Ксандр и Нэш.

Либби, Тея и Ребекка.

Я.

Алиса, которая тоже взяла бокал шампанского, стояла позади нас. Она была единственная, кто знал, что произойдет.

– Три…

– …два…

– …один.

– С Новым годом! – закричал Ксандр. Следующее, что я осознала: повсюду летели конфетти. Я понятия не имела, как Ксандр это сделал, но кусочки бумаги разлетались от него, выбрасываясь непонятно откуда.

– С новой жизнью, – исправил его Джеймсон. Он поцеловал меня, как принято после боя курантов, и я ему ответила.

Я пережила год в Доме Хоторнов. Я выполнила условия завещания Тобиаса Хоторна. Я стала миллиардером. Одним из самых богатых и влиятельных людей на планете.

И у меня был План.

– Позволите? – спросила меня Алиса.

Нэш сощурил глаза. Он знал ее, а значит, точно понял, что она что-то задумала.

– Да, – кивнула я.

Она включила телевизор с плоским экраном и переключила его на круглосуточный финансовый канал. Прошла пара минут, и на экране появился заголовок СЕНСАЦИЯ.

– Какого рода сенсация? – спросил меня Грэйсон.

Я позволила ответить за меня репортеру.

– Мы только что получили известие о том, что наследница Хоторна Эйвери Грэмбс официально унаследовала миллиарды, оставленные ей покойным Тобиасом Хоторном. После уплаты налогов на недвижимость и с учетом повышения цен за прошедший год наследство на текущий момент оценивается более чем в тридцать миллиардов долларов. Мисс Грэмбс объявила…

Репортер замолчал, слова застряли у него в горле.

Второй раз в своей жизни я почувствовала, как каждая пара глаз в комнате обратилась ко мне. Я видела странную симметрию между этим моментом и моментом непосредственно перед тем, как мистер Ортега зачитал окончательные условия завещания Тобиаса Хоторна.

– Мисс Грэмбс объявила, – сдавленным голосом повторил репортер, – что по состоянию на полночь она подписала документы о передаче девяноста четырех процентов своего наследства в благотворительный фонд, который будет полностью распределен в течение следующих пяти лет.

Это было сделано. Это было законно. Я не могла изменить это, даже если бы хотела.

Тея первой нарушила тишину:

– Какого черта?

– Ты помогла ей избавиться от всех денег? – Нэш повернулся к своей бывшей невесте.

– Партнеры фирмы даже не знали об этом, – вздернула подбородок Алиса.

– Тебя уволят, – усмехнулся он в ответ.

Алиса улыбнулась – но не той натянутой профессиональной привычной улыбкой, а искренней.

– Гарантия сохранения рабочего места – это еще не все, – пожала она плечами. – И, к слову, я согласилась на новую должность в благотворительном фонде.

Я не могла заставить себя посмотреть на Джеймсона. Или на Грэйсона. Или хотя бы на Ксандра или Нэша. Я не спрашивала их разрешения. И я не собиралась просить у них прощения. Вместо этого я, как и Алиса, вздернула подбородок.

– Вы все скоро получите приглашения присоединиться к правлению фонда «Анна, одинаково читается с начала и с конца».

Тишина.

В этот раз ее нарушил Грэйсон:

– Ты хочешь, чтобы мы помогли тебе все раздать?

– Я хочу, чтобы вы помогли мне найти лучшие идеи и лучших людей, чтобы определить, как все раздать. – Я встретилась с ним взглядом.

– Что насчет Фонда Хоторна? – нахмурилась Либби.

В дополнение к состоянию Тобиаса Хоторна я также получила контроль над его благотворительной организацией.

– Зара согласилась управлять им в течение еще нескольких лет, пока я буду занята другими делами. – У Фонда Хоторна был собственный устав, в котором определялся минимальный и максимальный процент его активов, которые можно было раздавать каждый год. Я не могла забрать оттуда деньги – но я могла позаботиться о том, чтобы у моего фонда были другие правила.

О том, что мое наследство недолго останется предназначенным для благотворительности.

Ухмыляясь, я протянула Либби лист бумаги.

– Что это?

– Это сведения об учетных записях примерно дюжины различных веб-сайтов, на которых я тебя зарегистрировала, – объяснила я. – В основном взаимопомощь и микрозаймы женщинам-предпринимателям в развивающихся странах. Новый фонд будет заниматься официальной благотворительностью, но мы обе знаем, каково это – нуждаться в помощи, когда пойти некуда. Я выделила десять миллионов в год для тебя – на это.

Прежде чем она смогла ответить, я кинула кое-что Нэшу. Он поймал, а затем изучил предмет. Ключи.

– Что это? – протянул он с сильным акцентом, забавляясь таким поворотом событий.

– Это, – сказала я, – ключи от нового грузовика моей сестры для кексов.

Либби уставилась на меня, ее глаза округлились, губы сложились в букву «О».

– Я не могу принять это, Эйв.

– Я знаю, – ухмыльнулась я. – Именно поэтому я отдала ключи Нэшу.

Прежде чем я успела сказать что-нибудь еще, Джеймсон встал передо мной.

– Ты раздаешь все, – произнес он, выражение его лица было для меня такой же загадкой, как и в день нашей встречи. – Почти все, что старик оставил тебе, все, для чего он выбрал тебя.

– Я оставляю Дом Хоторнов, – возразила я. – И более чем достаточно денег, чтобы содержать его. Я даже, возможно, оставлю себе домик для отдыха или два – после того как увижу их все.

После того как мы увидим их все.

– Если бы Тобиас Хоторн был здесь, – объявила Тея, – он бы назвал это теряешь все.

Все деньги. Всю власть. Развею, чтобы ни один человек никогда больше не смог взять эти деньги под контроль.

– Я думаю, это то, что происходит, – сказал Джеймсон, его взгляд не отрывался от меня, а уголки губ потянулись вверх, – когда ты соглашаешься на риск и игру.

Год спустя…

– Сегодня рядом со мной Эйвери Грэмбс. Наследница огромного состояния. Филантроп. Та, которая всего в девятнадцать лет изменила мир. Эйвери, расскажите нам, каково это – оказаться на вашем месте в таком юном возрасте?

Я подготовилась к этому вопросу, как и к любому другому, который могла бы задать мне журналистка. Она была единственной, кому я дала интервью в прошлом году, медийной фигуре, имя которой было синонимом смекалки и успеха – и которая, что более важно, сама была филантропом.

– Весело? – ответила я, на что она усмехнулась. – Я не хотела, чтобы это звучало надменно, – добавила я, показывая искренность, которую чувствовала. – Я полностью осознаю, что я фактически самый везучий человек на этой планете.

Лэндон сказала мне, что искусство такого интервью – интимного, долгожданного, с журналисткой, которая была почти такой же притягательной, как и я, – заключалось в том, чтобы оно звучало как беседа, чтобы аудитория почувствовала, что мы просто две женщины, разговаривающие честно и открыто.

– И главное, – продолжила я, благоговейный трепет в моем голосе эхом разнесся по комнате в Доме Хоторнов, где проходило интервью, – что это никогда не кажется мне по-настоящему нормальным. Просто невозможно привыкнуть к этому.

Здесь, в этой комнате, которую персонал стал называть Укромным уголком, было легко почувствовать благоговейный трепет. Комната была маленькой по стандартам Дома Хоторнов, но каждая деталь в ней, от переделанных деревянных полов до отвратительно удобных кресел для чтения, была задумала мной, несла мой отпечаток.

– Вы можете поехать куда угодно, – отметила интервьюер, вторя благоговению в моем голосе. – Делать что угодно.

– Этим я и занимаюсь, – ответила я.

Вдоль стен Уголка тянулись встроенные полки. Куда бы я ни поехала, я привозила оттуда что-нибудь на память как напоминание о приключениях, которые я пережила. Картина, книга на местном языке, камень из земли, что-то, что находило отклик в моей душе.

– Вы ездите куда угодно и делаете что угодно… – многозначительно улыбнулась журналистка, – с Джеймсоном Винчестером Хоторном.

Джеймсон Винчестер Хоторн.

– Вы улыбаетесь, – отметила она.

– Вы бы тоже улыбнулись, – сказала я, – если бы знали Джеймсона.

Он оставался собой – любителем острых ощущений, жаждущим, идущим на риск – и был гораздо бо́льшим.

– Как он отреагировал, когда узнал, что вы отказались от большей части состояния его семьи?

– Сначала это его поразило, – признала я. – Но в конце концов это стало игрой – для всех них.

– Для всех Хоторнов?

В этот раз я попыталась улыбаться не так сильно.

– Для всех мальчиков.

– Мальчики, братья Хоторны. Половина мира влюблена в них сейчас больше, чем когда-либо.

Это не было вопросом, поэтому я промолчала.

– Вы сказали, что, после того как прошел шок от вашего решения, раздавать деньги стало игрой для братьев Хоторнов?

Все в этой жизни – игра, Эйвери Грэмбс. Главное, что каждый должен для себя решить – станет ли он стремиться к победе.

– Это игра на время, мы ищем правильные цели и правильные организации, чтобы дать им деньги, – объяснила я.

– Главным условием создания вашего фонда было то, что все деньги должны истратиться в течение пяти лет. Почему?

Это был более удобный вопрос, чем она думала.

– Большие изменения требуют больших дел, – сказала я. – Копить деньги и медленно распределять их с течением времени никогда не казалось мне правильным решением.

– Значит, вы обратились к экспертам.

– Да, к экспертам, – подтвердила я. – Академикам, людям, твердо стоящим на ногах, и даже просто людям с масштабными идеями. У нас были открытые вакансии на места в совете директоров, и сейчас в фонде работает более сотни людей. В нашей команде есть все: от лауреатов Нобелевской премии и стипендии Макартура до правозащитников, медицинских работников, жертв домашнего насилия, заключенных и целой дюжины активистов в возрасте до восемнадцати лет. Вместе мы разрабатываем и анализируем планы действий.

– И рассматриваете предложения, – журналистка вторила моему задумчивому тону. – Любой желающий может подать предложение в Фонд «Анна, одинаково читается с начала и с конца».

– Любой, – подтвердила я. – Мы хотим получить лучшие идеи и лучших людей. Вы можете быть кем угодно, откуда угодно. Вы можете чувствовать себя никем. Мы хотим услышать вас.

– Как придумали название фонда?

Я подумала о Тоби, о маме.

– Это, – произнесла я, весь мир наблюдал за мной, – загадка.

– Говоря о загадках… – Изменение в тоне ее голоса предупредило меня, что мы подходим к более серьезным темам. – Почему? – Вопрос повис в воздухе, но затем интервьюер продолжила: – Почему, получив в наследство одно из крупнейших состояний в мире, вы отдали почти все? Вы святая?

Я фыркнула, что, вероятно, будет не очень хорошо смотреться в глазах миллионов, но я ничего не могла с собой поделать.

– Вы правда думаете, что если бы я была святой, – сказала я, – то я бы оставила себе два миллиарда долларов? – Я покачала головой, при этом мои волосы рассыпались по плечам. – Вы понимаете, сколько это денег?

Я не чувствовала агрессии и надеялась, что ее не прозвучало в моем голосе.

– Я могла бы тратить сто миллионов долларов в год, – объяснила я, – каждый год в течение всей моей жизни, и после этого все равно остался бы шанс, что после смерти у меня будет больше денег, чем сейчас.

Деньги делали деньги – и чем больше их было, тем выше была норма прибыли.

– Но честно, – добавила я, – я не могу потратить сто миллионов долларов в год. Физически не могу! Так что нет, я не святая. Если вам действительно это интересно, я довольно эгоистична.

– Эгоистична, – повторила она. – И раздаете двадцать восемь миллиардов долларов? Девяносто четыре процента всех ваших активов. И думаете, вас надо спросить, почему вы не делаете больше?

– Почему нет? – ответила я. – Однажды мне сказали, что с таким состоянием в определенный момент дело становится уже не в деньгах, потому что вы не смогли бы потратить миллиарды, даже если бы попытались. А во власти. – Я опустила взгляд. – И я не думаю, что кто-то должен обладать такой властью, особенно я.

Мне было интересно, наблюдал ли за этим Винсент Блейк, или Иви, или кто-нибудь из других крупных игроков, которых я встречала с тех пор, как получила наследство.

– И семья Хоторнов в самом деле смирилась с этим? – спросила журналистка. В ее голосе также не звучало агрессии. Только интерес и глубокое сочувствие. – Парни? Грэйсон Хоторн бросил Гарвард. За последние шесть месяцев у Джеймсона Хоторна появились проблемы с законом по меньшей мере на трех континентах. Недавно сообщалось, что Ксандр Хоторн работает механиком.

Ксандр работал с Исайей – как в его мастерской, так и над несколькими новыми технологиями, от которых они были без ума. Грэйсон бросил Гарвард, чтобы полностью направить свои силы на проект раздачи денег. А единственная причина, по которой Джеймсона арестовывали – или почти арестовывали так много раз, заключалась в том, что он не мог отказаться от пари.

Особенно от моих.

Единственная причина, по которой я не попала в подобные заголовки, заключалась в том, что у меня лучше получалось не попадаться.

– Вы забыли про Нэша, – легко отметила я. – Он следит за баром и работает дегустатором кексов по выходным.

Теперь я улыбалась, излучая такие удовлетворение и радость, которые человек не мог бы подделать. Братья Хоторны не пустились во все тяжкие, как она предполагала. Они – все они – стали именно теми, кем и должны были быть.

Они были вылеплены Тобиасом Хоторном, сформированы и выкованы руками миллиардера. Они были особенными, выдающимися, и впервые в своей жизни они жили не под гнетом его ожиданий.

Интервьюер увидела мою улыбку и слегка сменила тему:

– Можете ли вы как-то прокомментировать слухи о помолвке Нэша Хоторна с вашей сестрой?

– Я не обращаю внимания на слухи, – удалось мне сказать с невозмутимым видом.

– А как насчет вас, Эйвери? Как вы отметили, у вас в руках все еще огромное состояние. Какие у вас планы?

– Путешествовать, – сразу же ответила я. На полках вокруг нас лежало по меньшей мере тридцать сувениров, но было еще так много мест, где я не была.

Мест, где Джеймсон еще не соглашался на неразумное пари.

Мест, куда мы могли бы слетать.

– И, – продолжила я, – через год-два я поступлю в Коннектикутский университет изучать актуарное дело.

– Актуарное дело? – Ее брови взлетели вверх. – В Коннектикутском университете.

– Статистические методы оценки рисков, – объяснила я. Были люди, которые создавали модели и алгоритмы, чьим советам следовали мои финансовые консультанты. Мне предстояло многому научиться, прежде чем я смогу начать самостоятельно управлять рисками.

И кроме того, как только я сказала о Коннектикутском университете, Джеймсон начал говорить о Йельском университете. Как ты думаешь, их тайным обществам мог бы пригодиться Хоторн?

– Хорошо, путешествовать. Университет. Что еще? – улыбнулась журналистка. Она наслаждалась происходящим. – У вас должны быть планы на что-нибудь необычное. Это была настоящая история о Золушке. Дайте нам почувствовать ту экстравагантность, о которой большинство людей могут только мечтать.

Люди, наблюдавшие за мной, вероятно, ожидали, что я буду говорить о яхтах, драгоценностях или частных самолетах – даже о частных островах. Но у меня были другие планы.

– На самом деле, – произнесла я, прекрасно осознавая, что мой тон меняется по мере того, как во мне закипает возбуждение, – у меня есть одна забавная идея.

Это было причиной, по которой я согласилась на это интервью. Я незаметно опустила руку на стул, где лежала золотая карточка с выгравированным на ней сложным рисунком.

– Я уже говорила, что мне было бы трудно потратить все деньги, которые два миллиарда долларов зарабатывают в год, – продолжила я, – но я не сказала вам, что у меня нет намерения увеличивать свое состояние. Каждый год, после того как я составляю отчет о расходах, подвожу итоги любых изменений в моем собственном капитале и подсчитываю разницу, я отдаю оставшуюся часть другим людям.

– Еще благотворительность?

– Я уверена, что в моем будущем благотворительности станет даже больше, но это для развлечения. Было не так уж много того, что я хотела купить. Я жаждала впечатлений. Я планировала продолжить пристраивать комнаты в Доме Хоторнов, поддерживать его в хорошем состоянии и следить за тем, чтобы у персонала оставались их рабочие места. И я хотела быть уверенной в том, что никто, кого я любила, ни в чем не нуждается.

Я хотела этого.