Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 327 страниц)

Глава 68

Белый лист достали, развернули, присыпали порошком и разнесли его кистью по всей поверхности письма. Это и впрямь оказалось письмо. Это стало очевидно в момент, когда к листу поднесли лампочку из ближайшего светильника.

На бумаге проступили тонкие, ровные буквы – это был почерк Тобиаса Хоторна. Я успела разглядеть только обращение в самом начале: «Дорогие мои Зара и Скай», – а потом Зара выхватила письмо и ушла с ним в угол комнаты. Пока она читала, ее грудь то поднималась, то опадала, и раздавались тяжелые вздохи. В какой-то момент она даже дала волю слезам, и они заструились по ее щекам. Наконец Зара опустила письмо. Оно выпало из ее пальцев и неспешно приземлилось на пол.

Братья стояли как вкопанные – точно впервые в жизни увидели, как их тетя плачет. Я медленно выступила вперед. Зара не стала меня останавливать. Я нагнулась, подняла лист и прочла.

Дорогие мои Зара и Скай!

Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет в живых. Словами не передать, как мне жаль, что приходится оставлять вас в такой момент – и насколько сильна моя уверенность в правильности того, что я для вас сделал. Да-да, для вас, а не с вами.

Если вы это читаете, доченьки мои, стало быть, вы позабыли о прежних размолвках, чтобы пройти той тропой, которую я для вас приготовил. Если так и произошло – значит, я достиг одной из своих целей. А вы, вероятно, уже готовы узнать о второй.

Как вы уже, должно быть, поняли, подробно изучив список благотворительных организаций, вписанных мной в завещание, ваш брат не погиб на острове Хоторнов. В этом я совершенно уверен. Насколько мне известно, его, покрытого страшными ожогами, вытащил из океана местный рыбак. На то, чтобы выяснить хотя бы это, у меня ушли долгие годы. По мере того как продвигалось мое расследование исчезновения вашего брата, я многократно переписывал это письмо.

Я так и не отыскал Тоби. Один раз я был очень близок к успеху, но нашел кое-что другое. Делаю вывод, что Тоби не хочет, чтобы его нашли. Не знаю, что произошло на острове, но он уже полжизни бежит от этого.

А может, от меня.

Я виноват перед каждым из вас. С тебя, Зара, я временами требовал слишком многого, и часто тебе не хватало одобрения с моей стороны. А с тебя, Скай, наоборот, был слишком маленький спрос. К вам у меня было особое отношение, потому что вы – девушки.

Но Тоби пришлось хуже всего.

Со следующим поколением я таких ошибок уже не допущу. Я буду требовать с каждого одинаково. Они научатся уступать друг другу. Я сделаю для них все, что надо было сделать для вас, включая вот что: никто не получит моих богатств. В моей жизни были поступки, которыми я совсем не горжусь, а в наследстве есть и такие вещи, которыми вам себя отягощать не стоит.

Знайте: я люблю вас обеих. Отыщите брата. Быть может, когда я умру, он наконец прекратит скрываться. Внизу вы найдете список локаций, где мне за последние двадцать лет удавалось его засечь. В ячейке номер 21666 Национального банка Монтгомери вы найдете полицейский отчет о пожаре на острове Хоторнов, а также архив документов, собранных за эти годы моими детективами.

Ключ от ячейки лежит в моем сейфе. У него двойное дно. Мужества вам, мои дорогие. Будьте сильными. Будьте правдивыми.

Искренне ваш,

отец

Я подняла взгляд, и Джеймсон, Ксандр и Грэйсон подошли ко мне. Нэш, Либби и Орен остались на своих местах. Зара упала на колени у меня за спиной.

Пока братья читали письмо, я обдумывала его содержание. Мы получили подтверждение тому, что Тобиас Хоторн знал, что его сын жив, и искал его, а еще, как и заявлял Шеффилд Грэйсон, утаил полицейский отчет о случившемся. Новые детали наверняка ждут нас в банковской ячейке, надо только найти ключ.

– Сейф, – быстро прошептала я и повернулась к Орену: – Тобиас Хоторн ведь вам завещал его содержимое.

Этот пункт значился в обновленной версии завещания. Знал ли старик о том, что Орен спал с Зарой? Уж не поэтому ли он впутал его во всю эту историю? Фраза Тобиаса Хоторна «за последние двадцать лет» наводила на мысль, что письмо было написано вовсе не накануне его смерти. Восемь лет назад. Он написал его восемь лет назад.

Когда Тобиас Хоторн в прошлом году составил новую редакцию завещания и отписал все мне, он затеял новую игру и прочертил новую тропку. Снова попытался укрепить семейные связи, от которых почти ничего не осталось. Но при этом обратился к Заре и Скай одними и теми же словами и оставил им одинаковые зацепки.

Интересно, а за эти восемь лет он добавлял в банковскую ячейку новые сведения?

– Как думаете, что он имел в виду, говоря о вещах в наследстве, которыми нам себя отягощать не стоит? – задумчиво спросил Грэйсон.

– Мне это не особо интересно, – сказал Джеймсон. – Гляньте лучше на список внизу. Наследница, есть идеи?

В других обстоятельствах мне было бы неловко и невыносимо стоять между Джеймсоном и Грэйсоном – но не сейчас.

Я медленно опустила взгляд в самый низ письма, на список. В нем были перечислены десятки мест, раскиданных по всему земному шару, – казалось, Тоби нигде надолго не задерживался. Но чем внимательнее я вчитывалась, тем сильнее взгляд цепляли определенные пункты. Вайалуа, Оаху. Уэйтомо, Новая Зеландия. Куско, Перу. Токио, Япония. Бали, Индонезия.

У меня перехватило дыхание.

– Наследница? – окликнул меня Джеймсон.

Грэйсон шагнул ко мне.

– Эйвери?

Оаху – один из гавайских островов. Город Куско в Перу находится неподалеку от Мачу-Пикчу. Я жадно скользила взглядом по списку. Гавайи. Новая Зеландия. Мачу-Пикчу. Токио. Бали. Я уставилась на страничку.

– Гавайи. Новая Зеландия. Мачу-Пикчу. Токио. Бали, – повторила я дрожащим голосом.

– Сразу видно, беглец, – как активно по свету побегал, – подметил Ксандр.

Я покачала головой. Ксандр не видел того же, что и я. Попросту не мог увидеть.

– Гавайи. Новая Зеландия. Мачу-Пикчу. Токио. Бали. Мне знаком этот список.

Им все не ограничилось. Следом шло еще пять-шесть знакомых названий. Пять-шесть мест, где я мечтала очутиться. Тех самых, изображения которых я держала в руках.

– Мамины открытки! – прошептала я и пулей выскочила из кабинета. Орен поспешил за мной, остальные тоже не отставали.

Я добралась до своей спальни за считаные секунды, а до шкафа – и того быстрее, и скоро уже сжимала стопку открыток. На обратной стороне у них не было ни надписей, ни штампов. Я никогда не спрашивала у мамы, откуда они у нее.

Или от кого.

Я обвела взглядом Джеймсона, Грэйсона, Ксандра и Нэша и хрипло прошептала:

– Ох уж эти Хоторны с их невидимыми чернилами.

Глава 69

Ультрафиолет помог обнаружить текст на открытках – как когда-то на стенах в комнате Тоби. Почерк был тот же. Возможно, в этих строках крылись ответы, которые мы так долго искали, но мне большого труда стоило прочесть одно только приветствие, повторяющееся на каждой от– крытке.

«Дорогая Анна, – прочла я, – одинаково читается с начала и с конца».

Анна. Мне вспомнились таблоидные обвинения в том, что моя мама жила под чужим именем. Я всю жизнь думала, что ее зовут Сара.

Слова на открытках расплылись перед моими глазами. Слезы затуманили зрение. Мысли тоже подернулись дымкой, будто они были и не моими, а чьими-то еще. Атмосфера в комнате была будто наэлектризованной – еще бы, после такого открытия, – но я могла думать лишь об одном: на самом деле мою маму звали Анной.

Есть у меня одна тайна… Сколько раз мы играли в эту игру? Сколько шансов у нее было обо всем мне рассказать?

– Ну, что там написано? – спросил Ксандр.

Я сидела на полу, а все стояли вокруг. Все ждали. Нет, не могу. Я не могла поднять взгляд ни на Ксандра, ни на Джеймсона с Грэйсоном.

– Я хочу побыть одна, – сказала я, и собственный голос царапнул мне горло. Я вдруг поняла, каково было Заре, когда она прочла отцовское письмо. – Пожалуйста.

Повисла пауза, а потом раздалась команда:

– Все на выход. – То обстоятельство, что отдал ее Джеймсон, что сам Джеймсон добровольно отступил от головоломки – ради меня, – потрясло меня до глубины души.

Но почему?

За считаные мгновения Хоторны покинули комнату. Орен отдалился на максимальные шесть футов. Либби опустилась на колени рядом со мной.

Я скользнула по ней взглядом, и она стиснула мою руку.

– Я тебе рассказывала о моем девятом дне рождения? – спросила она.

Я покачала головой. Мысли были словно в тумане.

– Тебе тогда было лет семь. Моя мама терпеть не могла Сару, но иногда разрешала ей посидеть со мной. Любила повторять, что если эта стерва с детьми нянчится, то это никакая не благотворительность, потому что если бы не Сара и не ты, то Рики, возможно, вернулся бы к нам. Моя мама говорила, что твоя перед ней в долгу, и Сара вела себя соответственно, лишь бы побыть со мной. Чтобы я могла с тобой поиграть.

А я ничего подобного не помнила. В детстве мы с Либби почти и не виделись, с другой стороны, события, случившиеся, когда мне было два, не сохранились в памяти, так что ничего удивительного.

– Как-то моя мама привезла меня к вам домой и оставила почти на неделю. И это была лучшая неделя в моей жизни, Эйв. Твоя мама приготовила мне капкейки на день рождения и накупила дешевых цветастых бус – мы с тобой нацепили штук по десять разом. Еще она припасла для нас разноцветные накладные прядки на заколках, и мы украсили ими волосы. Научила тебя петь «С днем рожденья тебя». Моя родная мама даже ни разу не позвонила, а Сара каждый вечер подтыкала мне одеяло поудобнее, устроив меня на своей кровати, а сама спала на диване. Каждый вечер ты забиралась ко мне, и твоя мама целовала нас обеих.

Слезы заструились по моим щекам.

– Но когда моя мама приехала за мной и увидела, какая я радостная и счастливая, она запретила мне ходить к тебе в гости. – Дыхание у Либби стало рваным, и все же она выдавила из себя улыбку. – Я просто хотела, чтобы ты знала, какой была твоя мама, Эйвери. Мы обе знаем. Она была замечательной.

Я зажмурилась, чтобы слезы больше не текли. Либби была права. Моя мама и впрямь была замечательной. Ну и что, что она мне лгала и хранила немало секретов – возможно, на то были причины.

Я глубоко вздохнула и вернулась к открыткам. Дат на них не было, так что нельзя было понять, в каком порядке их подписывали. Марок не было тоже, получается, по почте их не пересылали. Я разложила всю стопку по полу и начала с открытки в левом верхнем углу, направив на нее ультрафиолетовую лампу. И погрузилась в чтение, пропуская через себя каждое слово.

В тексте первой открытки было много всего непонятного – какие-то отсылки, смысл которых был известен лишь маме. Но ближе к концу меня зацепили такие слова. Надеюсь, ты прочла письмо, которое я оставил тебе в ту ночь. Надеюсь, хотя бы отчасти, но ты меня поняла. Надеюсь, ты сможешь уехать далеко-далеко и никогда не оглядываться на прошлое, но если однажды тебе что-нибудь понадобится, верю, что ты поступишь в точности так, как я просил в том письме. Тебе поможет Джексон. Ты знаешь, что я там оставил. Ты знаешь ему цену.

– Джексон, – слабым голосом повторила я. Что же такое Тоби оставил моей маме в Джексоне, Миссисипи? Упоминается ли это место в завещании Тобиаса Хоторна?

Отложив первую открытку, я продолжила читать и в какой-то момент поняла, что Тоби и не собирался отправлять эти послания. Да, он адресовал их маме, но писал ради себя самого. По текстам было понятно, что он нарочно выдерживает с ней дистанцию. А еще – что они любили друг друга. Страстной любовью, которая-бывает-только-раз-в-жизни, любовью-в-которой-один-без-другого-не-дышит.

Той самой любовью, в которую я отродясь не верила.

Вот что я прочла на обороте следующей открытки:

«Дорогая Анна, одинаково читается с начала и с конца,

помнишь наши вылазки на пляж? Когда я еще сомневался, что снова смогу ходить, а ты ругалась на меня, пока все не получилось? И ругань у тебя была такая забавная – словно прежде ты никогда в жизни никого не бранила – зато напора хоть отбавляй! А когда я наконец сделал шаг и тоже что-то грубое тебе ответил, ты огрызнулась.

– Всего один шажок! – говоришь. – А дальше-то что?

У тебя за спиной сияло солнце, медленно опускаясь за линию горизонта, и впервые за несколько недель мое сердце вспомнило, как биться.

А дальше-то что?»

Трудно было читать письма Тоби без лишних эмоций. Все время, сколько я себя помню, мама была одна, не считая романа с Рики. Никто на моей памяти не обожал ее так, как она того заслуживала. Мне потребовалось время, чтобы сосредоточиться на смысле написанного. Получается, у Тоби была травма – и такая серьезная, что он и сам не знал, сможет ли заново научиться ходить, а мама на него ругалась?

Потом мне вспомнилось письмо старика Заре и Скай, в котором он рассказывал, что некий рыбак вытащил Тоби из воды. Насколько серьезными были его травмы? В какой момент ему встретилась мама?

Голова у меня закружилась. Я стала читать дальше. Еще пара открыток – и я поняла: да, мама была там. В Рокуэй-Уотч. Как раз во время пожара.

«Дорогая Анна, одинаково читается с начала и с конца,

прошлой ночью мне приснилось, будто я тону, и я проснулся с твоим именем на устах. В те первые деньки ты была такой робкой, помнишь? Даже взглянуть на меня не могла. Не говорила со мной. Ненавидела меня. Я казался тебе чудовищем и чувствовал это. Я сам не знал, кто я такой и что наделал. Не помнил ничего – ни об острове, ни о своей жизни. И все равно я был ужасен. Ломка сама по себе чудовищна, но я был куда хуже. Но ты была рядом, а я теперь понимаю, что не заслужил ничего из того, что ты мне дала. Но ты делала мне перевязки. Ты меня успокаивала. Дарила мне ласку, которой я был недостоин.

Теперь, когда я знаю то, о чем не ведал тогда, я не понимаю, как ты смогла все это. Мне бы утонуть. Сгореть. Мои губы вообще не должны были коснуться твоих, но отныне до конца своих дней, Анна, о, Анна, я буду наслаждаться каждым твоим поцелуем. Каждым твоим прикосновением, подаренным мне, полумертвому, почти сгнившему, когда ты любила меня вопреки самой себе».

– Он потерял память, – я посмотрела на Либби. – Я про Тоби. Мы с Джеймсоном догадывались, что у него была амнезия: в старом завещании Тобиаса Хоторна был намек на это. И письмо подтверждает эту догадку. Когда он познакомился с мамой, у него были сильные травмы и ломка – видимо, после отказа от какого-то наркотика, – и он не помнил, кто он такой.

И что наделал. Я подумала о пожаре. Об острове Хоторнов и троих жертвах, не сумевших вернуться. А что моя мама: жила ли она в Рокуэй-Уотч? Или в каком-то городке неподалеку?

Новые открытки, новые послания. И все больше и больше вопросов без ответа.

«Дорогая Анна, одинаково читается с начала и с конца,

после того происшествия на острове я боюсь воды, но заставляю себя плавать по ней на кораблях. Знаю, ты скажешь на это, что я вовсе не обязан этого делать, а я отвечу: мне это нужно. Страх мне полезен. Слишком уж хорошо я помню, что со мной было, когда я его лишился.

Если бы мы с тобой познакомились тогда, смогла бы ты меня отрезвить своими касаниями? Возненавидела бы до тех пор, пока не полюбишь? Встреться мы с тобой в другое время, при иных обстоятельствах, стал бы я грезить о тебе каждую ночь? И гадать, думаешь ли ты обо мне?

Я должен тебя отпустить. Когда воспоминания о былом навалились на меня, когда я понял, что ты от меня скрываешь, я пообещал, что так и сделаю. Пообещал себе. И тебе.

И Кейли».

Это имя заставило меня похолодеть. Кейли Руни. Местная девушка, погибшая в пожаре. Та самая, кого Тобиас Хоторн так яро во всем обвинял через прессу. Я принялась перебирать открытки, выискивая хоть что-то, что поможет разобраться в словах Тоби, и наконец – наконец-то! – в самом конце послания, начинавшегося в куда более мечтательном тоне, я прочла вот что:

«Анна, я знаю, что мы больше не увидимся. Что я этого не заслуживаю. Что ты никогда не прочтешь ни единого слова из моих писем, и как раз поэтому я могу сказать то, что ты мне так долго запрещала.

Прости меня.

Прости меня, Анна, о, Анна. За то, что исчез посреди ночи. За то, что позволил тебе испытать ко мне хоть малую толику той любви, которой я буду любить тебя до последнего вздоха. Прости за то, что я сделал. За пожар.

И я никогда не перестану сожалеть о том, что случилось с твоей сестрой».

Глава 70

Сестра. Это слово с гулким эхо пронеслось по моему сознанию. Сестра. Сестра. Сестра.

– Тоби писал моей маме – Анне, – что сожалеет о том, что случилось с ее сестрой. – Мысли в голове налетали друг на друга на полной скорости, точно машины, потерявшие управление, и оглушали меня. – А еще в одной открытке он упоминает Кейли. Кейли Руни – девушка, которая погибла в пожаре на острове Хоторнов. Вскоре после этого мама помогла вы́ходить Тоби. Он не помнил, что произошло, но упоминал, что она его ненавидела. Должно быть, она знала правду.

– Какую правду? – спросила Либби, напомнив мне, что я в комнате не одна.

Я вспомнила о пожаре, спрятанном полицейском отчете, словах Шеффилда Грэйсона о том, что Тоби раздобыл горючее.

– Тоби виновен в смерти ее сестры.

Спустя мгновение я уже вытащила свой ноутбук и стала искать информацию о Кейли Руни. Сперва я увидела лишь то, что давно знала, и тогда я решила уточнить запрос. Вписала слово «сестра» – и снова ничего. Добавила «семья» – и нашла единственное интервью с членом семейства Руни. Хотя интервью это сложно было назвать. Репортеру удалось выведать у матери Кейли немногое. Цитирую: «Моя Кейли была хорошей девочкой, а эти мерзавцы-толстосумы ее убили». Но зато там была фотография. С изображением… моей бабушки? Я попыталась осмыслить эту вероятность. А потом услышала, как распахнулась дверь у меня за спиной.

Макс просунула голову в комнату.

– Я пришла с миром, – она протиснулась внутрь и прошла мимо Орена. – К вашему сведению, я вооружена одним только сарказмом. – Подруга остановилась рядом и села на край стола. – Что это мы делаем?

– Смотрим на фото моей бабушки, – стоило мне произнести эти слова, и они точно обрели плоть и кровь. – Мать моей мамы. Возможно.

Макс уставилась на фото.

– Не «возможно», – поправила она. – Они с твоей мамой очень похожи.

Женщина на фото невесело хмурилась. Я в жизни не видела у мамы такого выражения на лице. Волосы у нее были стянуты в тугой пучок, а моя мама всегда ходила с распущенными. Двадцать лет назад эта женщина выглядела гораздо старше, чем моя мама, когда та умерла.

Но в целом Макс была права. Черты у них и впрямь были похожи.

– И почему до этого раньше никто не додумался? – изумленно спросила Макс. – Учитывая, какие сплетни ходят о твоей маме и как отчаянно люди пытаются найти связь между тобой и Хоторнами, очень странно, что никто не додумался повнимательнее присмотреться к семье девушки, которую они, по всей видимости, убили! А как же родственники твоей мамы и те, кто знал ее с детства? Кто-то ведь должен был ее узнать, когда ты попала во все новости. Почему же никто так и не связался с журналистами?

Я подумала про Эли, решившего на мне подзаработать. Что же это за место такое – Рокуэй-Уотч, – что никто там не захотел последовать его примеру?

– Без понятия, – сказала я. – Зато точно знаю одно: какие бы полицейские отчеты и документы от детективов ни оставил Тобиас Хоторн в своей банковской ячейке, мне надо их увидеть. Все до единого. Немедленно.

Глава 71

Орен достал ключ, спрятанный в днище сейфа, но мне его вручать не стал. А отдал Заре. Мне же велел собираться в школу.

– Вы с ума сошли? – спросила я. – Ни в какую школу я не пойду.

– Сейчас вам там безопаснее всего, – сказал Орен. – Алиса не даст соврать.

– Она сейчас слишком занята спасением репутации семьи после того интервью, – парировала я. – Уверена, последнее, что ей нужно, – это мое появление на публике. Все с пониманием отнесутся к моему желанию побыть дома.

– Учеба в «Кантри-Дэй» и «появление на публике» – это разные вещи, – возразил Орен и спустя пару секунд уже набирал Алису. Он включил громкую связь, и мой адвокат слово в слово повторила все, что я уже слышала: надо надеть школьную форму, натянуть маску невозмутимости и притворяться, что ничего не произошло.

Если мы станем делать из случившегося трагедию, все будут так это и воспринимать.

Я рассказала Алисе обо всем, что мы выяснили, раз уж пообещала больше ничего не утаивать, но она осталась при своем.

– Ведите себя нормально, – велела она.

За последние недели я успела напрочь забыть, что такое нормально. Но не прошло и часа, как я уже надела юбку-плиссе, белую рубашку и форменный бордовый пиджак. Легкая небрежность в прическе, минимальный макияж – подчеркнуты только глаза. Молодежный деловой стиль «с дерзкой изюминкой», представленный на обозрение всему миру – или по меньшей мере ученикам школы «Хайтс-Кантри-Дэй».

Я чувствовала себя совсем как в первый день. Никто на меня не пялился, напротив – все как один отводили взгляд, и это было слишком заметно. Джеймсон и Ксандр выскользнули из машины следом за мной и встали по бокам. Мы с Хоторнами объединились против целого мира – во всяком случае на сегодня.

* * *

Я, как могла, старалась держаться, но к обеду мое терпение лопнуло. Мне надоели чужие взгляды. Надоело делать вид, что все в порядке. Надоело изображать счастье. Я пряталась – точнее пыталась спрятаться – в архиве, там-то меня и нашел Джеймсон.

– По-моему, тебе пора развеяться, – подметил он.

Орен, стоявший в шести футах от меня, скрестил руки на груди.

– Нет.

Джеймсон невинно посмотрел на моего телохранителя.

– Знаю я вас, – процедил Орен. – И развлечения ваши. Никакого скайдайвинга. И полетов на парашюте за катером вдоль побережья. Никаких скачек. Мотоциклов. Метаний топоров…

– Метаний топоров? – я с интересом посмотрела на Джеймсона.

А он снова взглянул на Орена.

– А что вы думаете о крышах?

* * *

Спустя десять минут мы с Джеймсоном оказались на крыше Центра искусств. Он раскатал искусственный газон и подготовил мячик.

– Близко к краю не подходите, – велел мне Орен и нарочно отвернулся от нас.

Я ждала, что Джеймсон начнет расспрашивать меня об открытках. Будет флиртовать, коснется меня, выманит все ответы, как это умеет только Джеймсон Хоторн. Но он просто протянул мне клюшку.

Я заняла позицию для удара. В глубине души мне даже хотелось, чтобы он приблизился ко мне со спины, обхватил руками мои. Джеймсон на крыше. Грэйсон в лабиринте. В голове царил полный бардак. В душе тоже.

Я выронила клюшку.

– Моя мама была сестрой Кейли Руни, – призналась я. И выложила следом все, что узнала. Трудно было облечь все свои открытия в слова, но я справилась. И чем больше я говорила, тем отчетливее проявлялась задумчивость на лице Джеймсона.

А чем глубже он задумывался, тем ближе ко мне подходил.

– Как думаешь, что такого ценного Тоби оставил в Джексоне? – спросил он. – И почему там? – Он смотрел на меня так внимательно, точно все ответы были у меня на лице. – Сколько длилась его амнезия? Почему он не опроверг слухи о собственной смерти, когда память к нему вернулась?

– Из-за чувства вины, – ответила я. Эти слова непросто было произнести – сама не знаю почему. – Тоби презирал себя почти так же сильно, как любил мою маму.

Я впервые признала это вслух. Тоби Хоторн любил мою маму. А она – его. Это был страстный, в прямом смысле «курортный» роман. Одно это осознание наводило на мысль, будто я лгу сама себе всякий раз, когда делаю вид, что у меня-то никаких чувств нет, что все на свете должно быть просто и однозначно.

Что я могу заполучить что хочу и для этого мне вовсе не нужно к чему-то стремиться душой и телом.

– Наследница? – В темно-зеленых глазах Джеймсона читался вопрос. Но я слабо понимала, о чем он спрашивает, чего он от меня хочет.

Чего я сама от него хочу.

– Тук-тук! – Ксандр просунул голову в проем двери, ведущей на крышу. – Так уж вышло, что я случайно приник ухом к двери и кое-что услышал. У меня есть одно соображение.

У Джеймсона был такой взгляд, точно он готов задушить младшего брата. Я покосилась на Орена. Тот продолжал подчеркнуто игнорировать нас троих. Я буквально слышала его мысли: «Не мое это дело».

– Позвони ей, – Ксандр бросил мне какой-то предмет. Я инстинктивно поймала его. Это оказался телефон – и в него уже был вбит чей-то номер.

– Кому? – сощурившись, спросил Джеймсон.

– Твоей бабушке, – уточнил Ксандр, посмотрев на меня. – Как я уже говорил, я случайно узнал кое-какие сведения, пока стоял, прижав ухо к железной двери, – с кем не бывает. Мать Кейли Руни – твоя бабушка, Эйвери. Этой детали пазла у нас прежде не было, и вот, – он кивнул на телефон, – ее номер.

– Ты вовсе не обязана ей звонить, – сказал Джеймсон, и это было так же удивительно, как и то, что он добровольно оставил меня, когда я начала разбирать открытки.

– А по-моему, наоборот, – сглотнув, ответила я. От одной мысли об этом сердце подскочило к самому горлу, и все же я нажала на кнопку вызова. В трубке послышались долгие гудки, они все тянулись и тянулись, без переключения на автоответчик. Я никак не могла заставить себя завершить вызов и просто слушала, слушала, и наконец кто-то взял трубку. Едва я успела поздороваться и представиться, как собеседник меня перебил:

– Я знаю, кто ты такая. – Сперва мне показалось, что этот хриплый голос принадлежит мужчине, но чем дольше я его слушала, тем сильнее убеждалась, что мой собеседник все-таки женского пола. – Зря ты посмела набрать мой номер. Тебе что, моя дочурка непутевая ничего о нашей семье не рассказывала?

Я сама не знала, чего от нее ждать. Мама всегда твердила мне, что у нее родни не осталось. И все же каждое слово, произнесенное ее матерью – моей бабушкой, – больно врезалось в сознание.

– Если бы эта маленькая сучка не сбежала, я сама бы пулю в нее пустила. Думаешь, мне нужен хоть цент от твоих кровавых богатств, а, девка? Думаешь, ты для меня семья? Трубку клади и имя мое забудь. И если тебе повезет, я смогу сделать так, чтобы наша семья – весь наш город, – позабыли твое.

Она отключилась. А я все стояла, прижав к уху телефон.

– Эй, подруга, ты как? – спросил Ксандр.

Я не в силах была ответить. Дар речи у меня пропал. Думаешь, мне нужен хоть цент от твоих кровавых богатств, а, девка? Думаешь, ты для меня семья?

Кажется, я даже дышать перестала.

Если бы эта маленькая сучка не сбежала…

Джеймсон подошел ко мне и положил руки мне на плечи. На мгновение мне показалось, что он сейчас поднимет мое лицо и заглянет в глаза, но нет. Вместо этого он подвел меня к самому краю крыши. Настолько близко к нему, что Орен окликнул нас, но Джеймсон вместо ответа просто раскинул мои руки в стороны, перехватив за запястья, так что теперь мы с ним походили на одну большую букву «Т».

– Закрой глаза, – прошептал он. – Дыши.

Если бы эта маленькая сучка не сбежала…

Я зажмурилась. Задышала. Почувствовала его дыхание. В лицо ударил порыв ветра. И я рассказала все.