Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 226 (всего у книги 327 страниц)

18

Паола уже потеряла надежду дождаться возвращения мужа. Убедившись в том, что все домочадцы спят, Брунетти направился в кухню перекусить, однако тут же решил, что ни есть, ни пить ему не хочется и самое разумное – это поскорее оказаться в кровати с женой. Но куда пристроить на ночь зеленую полотняную сумку? Какое-то время Брунетти перебирал варианты, пока не восторжествовал здравый смысл: сумку он унесет отсюда менее чем через восемь часов, так что пусть пока полежит на туалетном столике у них в спальне. Комиссар отправился в ванную.

Когда он лег рядом с Паолой, она пробормотала что-то невнятное, но определенно нежное (ну, или ему хотелось так думать), и очень скоро Гвидо провалился в сон. Ему снились исчезающие шарфы и шаги, и желтые розы, которые множились на глазах – еще минута, и они его задушат…

На следующее утро Брунетти вкратце рассказал жене о встрече с Флавией, но гораздо больше Паола заинтересовалась изумрудным колье и попросила показать его. Она отмела банальное сравнение с леденцами от кашля, предположив, что камни скорее «размером с яйцо ржанки». Она где-то читала об этом, но большие они или маленькие, понятия не имела.

– Нельзя трогать колье, пока криминалисты не снимут с него отпечатки пальцев, – сказал Брунетти.

Ему не хотелось обсуждать – одной чашки кофе для этого было маловато! – насколько большими могут быть яички у такой птицы, как ржанка. Начать с того, что он плохо представлял себе эту птичку, поэтому и размер ее яиц прикинуть было сложно.

Брунетти вышел из квартиры с сумкой на плече и бережно придерживал ее в кафе, куда зашел, чтобы взять кофе и бриошь. В квестуре он прямиком направился в лабораторию, к Боккезе. Своим самодовольным видом главный криминалист часто провоцировал Брунетти на неуместную браваду. Вот и на этот раз комиссар прошел к его рабочему столу и молча вытряхнул содержимое сумки на стол. Бумажная обертка зацепилась за ручку, и демонстрация получилась еще эффектнее – колье выскользнуло и улеглось прямо на подушку из смятой оберточной бумаги цвета «королевский синий».

– Это мне? – спросил Боккезе, глядя на Брунетти с улыбкой счастливого идиота. – Гвидо, как ты догадался, что сегодня у меня именины? Впрочем, это пустяки. Спасибо, что не забыл! Я надену его вечером со своим любимым красным платьем!

Эксперт растопырил пальцы правой руки и потянулся к колье, но Брунетти не захотел ему подыграть. Напротив, отошел от стола – мол, делай как знаешь.

Удовлетворившись частичной победой, Боккезе убрал руку. Он открыл ящик стола и рылся там, пока не извлек ювелирную лупу. Эксперт вставил ее в глаз и склонился над колье, старательно избегая контакта с бумагой, на которой оно лежало. С минуту Боккезе глядел на камни, потом переместился на другой край стола, оттеснив Брунетти в сторону, чтобы посмотреть на них под иным углом. Изучил каждый изумруд в отдельности, напевая песенку, которую Брунетти слышал, только когда эксперт бывал очень доволен.

Боккезе положил лупу на стол и уселся на стул.

– Maria Vergine![409]409
  Здесь: Матерь Божья! (итал.)


[Закрыть] Гвидо, а ты знаешь толк в камнях! Судя по оправе, они, скорее всего, подлинные, и если так, стоят… очень дорого.

– Скорее всего? – переспросил Брунетти.

Раздумывая над ответом, Боккезе сложил губы трубочкой, словно собирался чмокнуть младенца.

– Трудно сказать, учитывая уровень фальшивок, которые поступают сегодня из Южной Америки.

И эксперт неодобрительно покачал головой. Ну не радоваться же подделкам, которые даже главный полицейский криминалист не может отличить от оригинала!

– Но если оправа так стара, как мне кажется, – продолжал Боккезе, – а ей не меньше тридцати лет и ее не обновляли, то эти камни бесценны!

– Мне всегда хотелось узнать, что это означает, особенно применительно к вещам, которые продаются и покупаются, – сказал Брунетти и добавил: – А следовательно, имеют определенную цену.

– Но мы до сих пор используем это выражение, – охотно отозвался Боккезе. – Мне тоже любопытно – почему?

– Какова минимальная цена этих изумрудов? – спросил комиссар.

Боккезе откинулся на стуле, сложил руки на груди и присмотрелся к камням.

– Обычно я показываю драгоценные камни другу-ювелиру, он хорошо в них разбирается. И спрашиваю, какова их стоимость.

– О ком идет речь? – поинтересовался Брунетти.

– О Валотто.

Даже не пытаясь скрыть изумление, комиссар воскликнул:

– Но он же вор!

– Нет, Гвидо, – ответил Боккезе, – вор – это слабо сказано. Он – обманщик и жулик, но умеет убеждать, и, заключив с ним сделку, ты не сможешь утверждать, что он тебя ограбил. Каждый клиент подписывает бумагу, в которой указано: «с расценками согласен». Так что к ответственности Валотто не привлечешь.

– Он не только покупает камни, но и продает их? – спросил Брунетти, вспоминая симпатичный магазинчик возле Риальто, принадлежавший этому «бизнесмену».

– Да, и я вряд ли ошибусь, если скажу, что запрашивает Валотто минимум в пять раз больше, чем заплатил сам.

– Но ты ему доверяешь?

Боккезе глянул на небольшую декоративную бронзовую пластину с гравировкой, которую держал на столе в качестве пресс-папье, а может, и талисмана. Он тронул ее пальцем, передвигая на пару сантиметров левее.

– Однажды я оказал Валотто услугу, и хотя мы с ним и не друзья, он всегда готов мне помочь. Я хочу сказать, честно оценить стоимость камней.

– Даже зная, что ты работаешь в полиции?

– Ты хотел сказать: даже зная, что ему за это не заплатят? – уточнил Боккезе.

– Нет. Даже зная, что однажды ты можешь прийти и арестовать его.

Боккезе передвинул пластину на место.

– Он высоко ценит оказанную мной услугу.

– Что же ты для него сделал? – поинтересовался Брунетти, чувствуя, что его собеседник, обычно не склонный говорить о личном, ждет этого вопроса.

Боккезе еще раз посмотрел на пластину, словно два человека, выгравированных на ней, тоже заинтересовались его рассказом.

– Мы вместе учились в школе. Это было лет сорок назад, или даже больше. Валотто жили очень бедно. Отец пил и часто попадал в полицию. Работала одна мать, но дети ходили в школу чистенькие и усердно учились.

Брунетти слышал это тысячу раз – история многих его друзей и знакомых.

– Ближе к делу, – сказал Боккезе, словно слушатели с пластины сделали ему знак поторопиться. – Однажды я зашел в бакалейную лавку, – мать меня туда послала, – и увидел синьору Валотто. Она стояла в проходе между прилавками с таким видом, будто небеса вот-вот рухнут ей на голову. Увидела меня, я поздоровался, но она не ответила. И тут подбегает хозяин лавки и начинает вопить: «Воровка! Я видел, как ты украла рис!» И только тогда я заметил, что одну руку синьора Валотто держит под пальто.

Бедная, она побелела как полотно. Лавочник был уже в двух шагах. «Воровка! Кто-нибудь, позовите полицию!»

И я подумал о Леонардо и его братьях и сестрах, каково им придется, если их мать арестуют.

– И что же было дальше? – спросил Брунетти.

– Я пробежал мимо синьоры Валотто, навстречу бакалейщику, и схватил коробку с макаронами, да так, что еще пару десятков пачек свалилось на пол. Лавочник повернулся на шум, увидел меня, попытался поймать, но я увернулся и выскочил на улицу. Он забыл о синьоре Валотто и ринулся за мной. Я чуть сбавил ход, чтобы лавочник подумал, будто сможет меня поймать, а когда увел его подальше от магазина, припустил по-настоящему.

Боккезе словно смотрел в прошлое, но без улыбки.

– Когда бакалейщик вернулся к себе, синьора Валотто уже ушла. Не знаю, узнал он ее или нет. Меня он точно не узнал.

– А как об этом стало известно Валотто? – спросил комиссар.

– Наверное, мать ему обо всем рассказала, – почти равнодушно отозвался Боккезе. – Много лет прошло, пока мы не встретились с ним однажды на улице. Он сказал, что слышал о том, что я скоро женюсь, и пригласил прийти в его магазин за кольцами. В тот момент у меня, наверное, было изумленное выражение лица, потому что Валотто сказал: «Я не забыл, что ты сделал для моей матери. Я никогда не обману тебя и помогу, чем сумею». – Боккезе посмотрел на Брунетти и добавил: – И помогал.

– Как?

– Помнишь, лет шесть назад мы нашли дома у подозреваемого бриллиантовый браслет и несколько колец и этот тип сказал, что они принадлежали его матери?

Брунетти кивнул, хотя тот случай помнил весьма смутно.

– Я отнес их Леонардо, объяснил, что эти вещи фигурируют в расследовании, и спросил, поможет ли он нам, – продолжал Боккезе.

– И?..

– Он назвал семью, у которой были украдены эти драгоценности.

Боккезе выдержал паузу, но Брунетти не нашел, что сказать.

– Что ты хочешь от меня в связи с этим? – спросил наконец эксперт, указывая на колье.

– Проверь украшение и обертку на предмет отпечатков, а если ты пришлешь мне фотографии, я попрошу синьорину Элеттру поискать информацию по своим каналам.

– А куда девать колье потом? – поинтересовался Боккезе.

– Ну у тебя же есть сейф? – спросил Брунетти.

– Есть, – сказал криминалист, засовывая колье и бумагу обратно в полотняную сумку.

* * *

Следующей на очереди была синьорина Элеттра. Интересно, бастует ли она до сих пор, и если да, то как поживают виче-квесторе Патта и лейтенант Скарпа? Еще Брунетти хотелось узнать, выяснила ли секретарша, кто посылал в театр и на квартиру к Флавии желтые розы, и рассказать ей о колье. Но, увидев синьорину Элеттру на рабочем месте, он понял, что о цветах можно не спрашивать – настолько красноречивым было выражение ее лица.

– Ничего! – сразу же заявила она. – Мой приятель, который работает в баре возле театра, сейчас в отпуске. Я обзвонила немногих флористов, что еще остались в городе, но никто из них не получал такого большого заказа. Я связалась с Местре и Падуей, но потом сдалась.

Уж не ослышался ли он? Синьорина Элеттра сдалась?

Прежде чем Брунетти успел ответить, она сказала:

– Я нашла несколько статей, на итальянском и английском, о поклонниках и сталкерах, но боюсь, там нет ничего такого, чего бы мы еще не знали. Те из них, кто связан с оперой, в основном женщины. – Секретарша посмотрела на него и улыбнулась. – Рок-музыкой тоже увлечены дамы, а вот джазом – мужчины.

У Брунетти был приятель, владевший когда-то магазином компакт-дисков, – в те времена люди еще покупали CD-диски в магазинах. Так вот, он рассказывал, что самые странные покупатели – это те, кто любит органную музыку. «Большинство из них являются в магазин по ночам, – говорил друг. – Думаю, в другое время они вообще из дома не выходят».

– Что касается синьоры Петрелли, – продолжала синьорина Элеттра, – я все утро искала упоминания о ней в желтой прессе. Газетчики, конечно, подхватили новость о ее романе с той американкой, но быстро сдулись и на первых полосах об этом уже не писали. Последнее упоминание о ней – кстати, ее пение никого не заинтересовало! – связано с ее бывшим супругом. Он подал в суд, чтобы меньше ей платить.

– И?.. – спросил Брунетти.

– Наверное, документы на развод готовил для нее лучший в Испании юрист. Симпатии публики были на стороне синьоры Петрелли, а судья, слушавший дело, посоветовал ее мужу не тратить их время понапрасну и заплатить жене, иначе он отправится в тюрьму. Это вкратце.

– И это предложение, как всегда, возымело отрезвляющий эффект? – поинтересовался Брунетти.

– Разумеется!

– Вы полагаете, что в этом замешан бывший супруг синьоры Петрелли?

Синьорина Элеттра обдумала этот вопрос – ровно столько времени, сколько он заслуживал, и ответила:

– Сомневаюсь.

И тут же пояснила:

– Не потому, что он не способен на это, а потому, что этот человек достаточно умен, чтобы понимать: случись с ней что-то, и он станет подозреваемым номер один. Помимо прочего, он сейчас в Аргентине.

– После развода пресса почти не вспоминала о синьоре Петрелли? – спросил Брунетти.

– О ней писали только те издания, которым интересна музыка. Она получила несколько престижных наград, ее фотографии появились на обложках журналов. Но ее личная жизнь, похоже, уже никого не волнует.

– Из-за ее возраста?

– Может быть, – ответила синьорина Элеттра. – Куда интереснее следить за юными поп-звездами.

Комиссар кивнул. Его собственные дети только об этом и говорят. Видел он и молодежные журналы, благо они разбросаны по всему дому…

– Мы в свое время были такими же. Мое поколение.

– И мое, – пожала плечиками синьорина Элеттра.

«При Нероне наверняка говорили то же самое», – захотелось добавить Брунетти, однако он воздержался от этого замечания.

– А что с той американкой? – спросил он после паузы.

– За все эти годы – ничего, не считая статей и книг по китайскому искусству, которые она пишет.

– Никаких упоминаний о том, где она сейчас?

– Судя по заметкам в прессе, она в Китае, хотя кое-где сказано, что она приезжает на конференцию. А вот откуда приезжает – непонятно.

Брунетти нахмурился. Тупик… Это можно было предположить еще после разговора с Флавией, но теперь он в этом убедился.

– Жаль, – вслух проговорил комиссар.

Синьорина Элеттра посмотрела на него с удивлением.

19

– Как дела у Альвизе? – спросил Брунетти.

Удивление синьорины Элеттры исчезло.

– Он временно отстранен…

Комиссар не дал ей закончить мысль.

– С каких пор такое стало возможно?

– Простите, я не поняла…

– Никогда прежде не слышал, чтобы офицера полиции так легко отстраняли от дел – без расследования или судебных слушаний. И все мы делаем вид, будто это нормально, будто Скарпа имеет право так поступать. Но есть ли у него это право?

Синьорина Элеттра застыла с приоткрытым ртом, глядя на комиссара так, словно он внезапно заговорил по-венгерски.

– Есть специальная процедура, позволяющая приостановить выплату жалованья офицеру, хотя официальные обвинения ему еще не выдвинуты, – сказала она с таким видом, как будто Брунетти по должности полагалось знать нюансы кадровой политики министерства внутренних дел.

– Кто вам это сказал? – спросил он.

И снова синьорина Элеттра уставилась на него, будто кардинал, поймавший грешника на горячем.

– Я думала, это уже сложившаяся практика… – начала секретарша, и тут у нее случилось прозрение. – Мне сказал об этом лейтенант Скарпа!

Перед Брунетти был уже не кардинал, а инквизитор, небезосновательно заподозривший кое-кого в безбожии.

– Тогда все ясно, – холодно отозвался комиссар и нарочито ровным голосом спросил: – А вам не приходило в голову заглянуть в инструкции МВД?

Синьорина Элеттра повернулась к компьютеру, бормоча себе под нос:

– Поверить не могу…

Брунетти поборол искушение встать у нее за спиной и посмотреть, как она ищет информацию, прекрасно зная, что ничем не сможет ей помочь и все равно не поймет, что именно делает синьорина Элеттра. Комиссар подошел к подоконнику и оперся о него спиной и руками. Ноготки секретарши продолжали быстро цокать по клавишам. Какое-то время Брунетти рассматривал шнурки на своих туфлях: слегка потрепанные, пора их сменить. Лейтенанта Скарпу тоже пора сменить, хотя и не потому, что он поизносился… Медленно шли минуты.

– Этого делать нельзя, – сказала синьорина Элеттра, не отводя глаз от экрана. – Нет такого в инструкциях! Даже обвиняемым в преступлении платят зарплату, и за ними сохраняется должность! – Секретарша наконец отвлеклась от монитора. Ее губы сжались в тонкую злую линию. – Это не в их власти. Они не имели права вычеркивать Альвизе из ведомости!

Брунетти вспомнил: ему вообще-то не положено знать о том, что синьорина Элеттра нашла способ обойти распоряжение начальства и Альвизе по-прежнему получает зарплату. Комиссар снова сосредоточил внимание на шнурках. Знать бы, чем все это кончится… Синьорина Элеттра годами благополучно – и совершенно открыто – нарушала множество законов, в том числе и те, что связаны с персональными данными. Вторгалась в банковские системы, шерстила документацию министерств, а однажды даже добралась до защищенных архивов Ватикана. Временами она заходила слишком далеко, вызывая тревогу у тех, кто знал, что она делает: зачастую это были люди, ради которых она старалась. Однако ей всегда удавалось, что называется, замести следы.

Когда дело – дрянь, сдержанность становится непозволительной роскошью. Рассудив так, Брунетти задал вопрос:

– От чьего имени вы подали запрос? По какой ведомости его проведут?

Ни один мускул не дрогнул на лице синьорины Элеттры. Она всего лишь поднесла левую руку к губам и потерла их.

– А вот это уже плохо, – сказала она.

– Что конкретно вы сделали?

– Подала заявку, чтобы Альвизе оплатили сверхурочные. Чтобы совсем уж явно не противоречить приказу Скарпы, я всего лишь перенесла фамилию Альвизе в другую категорию, и с ним рассчитались за дополнительные дежурства. Пять дежурств за неделю… – И после паузы секретарша добавила: – Я действительно поверила, что Скарпа может отстранить его от дел. Понятия не имею, чем объяснить это помутнение у меня в мозгу!

– Кто санкционировал выплаты за дополнительные дежурства? – спросил Брунетти с равнодушным видом, какой он часто принимал с детьми, зная, что те вот-вот начнут оправдываться или извиняться.

– Вот с этим-то все и плохо, – сказала синьорина Элеттра. – Их санкционировали вы.

– А-а! – Брунетти слегка растянул это восклицание, давая себе время оценить последствия. Он посмотрел на секретаршу, но она тут же отвела взгляд. – И в главном управлении, в Риме, теперь есть сведения об офицере, который отработал восемьдесят часов за неделю? – спросил он.

– Да, – ответила синьорина Элеттра, старательно глядя мимо него.

– И если эти цифры привлекут чье-то внимание, о чем этот человек подумает?

Она незамедлительно ответила:

– Он подумает, что, кто бы ни разрешил Альвизе столько работать, он получит свою долю.

Если бы Брунетти работал в Риме, он, наверное, пришел бы к такому же умозаключению. И не только в Риме. Да где угодно!

– Выходит, Скарпа одним выстрелом убивает двух зайцев. Столичное начальство уличает Альвизе в заведомом обмане, а меня – в попустительстве, и кому интересно, брал я у подчиненного деньги или нет? Иначе зачем бы мне в это ввязываться?

Синьорина Элеттра, конечно, уже все поняла и теперь представляла себе газетные заголовки вроде: «Коррупция есть не только на Юге», «Премирован за избиение мирного манифестанта»…

Секретарша стала что-то подсчитывать на пальцах.

– Что? – спросил Брунетти.

– Считаю, сколько дней осталось до зарплаты, – сказала она.

– Семь, – ответил Брунетти, экономя ее время. – А при чем тут это?

Можно было подумать, будто молодая женщина смотрит сквозь него.

– Пытаюсь придумать, как все это исправить, – проговорила она наконец.

– Можно сказать, что у меня был нервный срыв, – предложил Брунетти. – Тогда что бы я ни натворил, я не виноват.

С таким же успехом он мог бы и промолчать. Синьорина Элеттра еще какое-то время смотрела в пространство, потом развернулась к компьютеру и быстро напечатала несколько слов. Подождала, что выйдет, и допечатала что-то еще. Прищурившись, прочла информацию во втором открывшемся окне, потом в третьем. Когда открылось четвертое окно, секретарша приникла к монитору.

Говоря себе, что его дни в квестуре, скорее всего, сочтены, Брунетти решил провести оставшееся время как можно приятнее. А мало что доставляло ему большее удовольствие, чем наблюдение за тем, как синьорина Элеттра впадает в некое подобие транса – первая стадия, «беззаконие на марше». «Только посмотрите на нее! – думал он. – Сегодня на ней личина промышленного магната: белый шерстяной жакет по фигуре застегнут на все пуговки; под ним – белая хлопковая рубашка; брюки угольно-серые, в полоску; классический темный галстук. Если бы боги вдруг превратили нашего виче-квесторе в женщину, она одевалась бы именно так!»

Брунетти не отрываясь наблюдал за тем, как работает синьорина Элеттра. Ну, или злоумышляет, коррумпирует, попирает, искажает, чинит помехи… если не правосудию, то закону точно. Комиссар понятия не имел, что именно делает секретарша, но решил своими глазами увидеть ее успех или неудачу – совсем как люди, которые в операционных залах крупных банков завороженно глядят на мониторы с котировками Миланской фондовой биржи. Стоит только взглянуть на их лица, на то, как они взирают на свое экранное божество, чтобы прочесть их судьбу: поднимаются цены или опускаются, а вместе с ними – и все их чаяния.

Брунетти забыл о времени. Единственной связью с реальностью оставалось выражение лица синьорины Элеттры. Он видел ее сдавшейся, непокорной, искренне удивленной, струсившей, надеющейся, встревоженной, потом – испуганной, и вдруг – совершенно уверенной в том, что решение найдено, и истина, и свет!..

Она оторвала взгляд от экрана, и ее глаза изумленно расширились: он до сих пор тут?

– Вы все это время были в кабинете? – спросила секретарша.

Брунетти посмотрел на наручные часы.

– Да, все полчаса, – сказал он и кивнул на ее компьютер. – Что-то нашли?

– А, это… В ведомостях на переработки все-таки есть лазейка.

– Лазейка?

– Возможность войти и кое-что поменять.

– И что же вы поменяли?

– Все, – ответила синьорина Элеттра. – Цель, длительность, в форме офицер работал или в штатском.

– А можно изменить имя вышестоящего офицера, который эти переработки разрешил?

– Только что я это сделала, – сказала секретарша и с самодовольным видом разгладила ладошкой свой галстук – как это часто делал Патта.

– Ответ очевиден, не так ли?

– Лейтенант Скарпа затребовал, чтобы офицер Альвизе установил взаимодействие – давно хотела ввернуть эту фразу! – с персоналом больницы с целью наблюдения за потерпевшей. И поскольку, по его мнению, задание должен был выполнять именно Альвизе, то и график ему установили ненормированный.

– У вас совсем стыда нет? – спросил Брунетти, широко улыбаясь.

– А милосердия – еще меньше, – улыбнулась синьорина Элеттра в ответ.

Благоразумно рассудив, что лучше оставить эту тему – их общего торжества это не испортит, – комиссар с нарочито небрежным видом вынул из кармана мобильный и показал ей:

– Боккезе прислал фотографии одного колье. Вы не могли бы поискать информацию о нем?

– Колье краденое?

– Понятия не имею, – сказал Брунетти, касаясь пальцем экрана снова и снова, пока на нем не появились фотографии. – Я перешлю их вам.

Он нажал на иконку, вспоминая объяснения Кьяры, и старательно выполнил все действия, которые показала ему дочка. С тихим шуршащим звуком – так он себе это представлял – первое фото соскользнуло с его телефона и перелетело на два метра, в компьютер синьорины Элеттры. Остальные последовали за ним. Брунетти поднял глаза. Он был доволен собой, хотя и не желал этого показывать. Секретарша уже разглядывала первую фотографию, отобразившуюся на мониторе.

– Maria Santissima![410]410
  Пресвятая Богородица! (итал.)


[Закрыть] – прошептала синьорина Элеттра. – Никогда не видела ничего подобного!

Брунетти прочел сопутствующее сообщение Боккезе, в котором говорилось, что оправе не меньше сорока лет, поэтому камни, скорее всего, подлинные.

– Где он их взял? – спросила молодая женщина.

– Колье передала мне синьора Петрелли. Кто-то оставил его у нее в гримерной.

Секретарша придвинулась ближе к экрану.

– Оставил?

– Так она сказала.

– Хотите узнать, откуда оно?

– Да, если это возможно.

– Если колье украдено, то мои поиски могут увенчаться успехом: у Интерпола есть картотека похищенных ценностей.

Синьорина Элеттра поднесла руку к экрану, но от прикосновения удержалась. Может, как и Брунетти, из страха оставить отпечатки на чем-то столь прекрасном?

– Есть ли возможность опросить ювелиров? – поинтересовался комиссар.

Секретарша кивнула, не сводя глаз с колье.

– Кто бы его ни продал, он наверняка запомнил эту вещь. – Она отвлеклась наконец от экрана и продолжила: – У меня есть список мастеров и магазинов, торгующих драгоценностями, подобными этим. Разошлю фотографии и спрошу, не продавал и не покупал ли у них кто-нибудь колье за последние… Какой срок указать?

Она вопросительно посмотрела на комиссара.

– Не думаю, что нужно называть временные рамки, – ответил он.

Брунетти, ничего не смысливший в драгоценных камнях, запомнил это колье на всю жизнь. Что уж говорить о ювелире, который знал его стоимость гораздо лучше и был куда более чувствительным к его красоте?

– Искать только в Италии или за границей тоже?

– Полагаю, везде, – ответил Брунетти.

Молодая женщина кивнула, а затем последовал вопрос:

– Что-то еще?

– Хотелось бы знать, что теперь будет с лейтенантом Скарпой, – мягко сказал Брунетти и улыбнулся.

– А! – прозвучало в ответ. – Наверняка у него в Риме могущественные покровители. С ним ничего не случится.

– Кто же его так опекает? – спросил Брунетти все тем же ангельским тоном, вспоминая ее недавнее заявление по поводу лейтенантской головы.

– Не хочу строить догадки, дотторе! – отозвалась синьорина Элеттра и, обернувшись на шум у Брунетти за спиной, добавила: – Быть может, виче-квесторе ответит вам на этот вопрос.

С любезной снисходительностью, неизменно сопутствующей его беседам с нижестоящими коллегами, виче-квесторе Патта обратил внимание на подчиненных. Сперва он посмотрел на синьорину Элеттру, и его лицо смягчилось:

– Если вы говорите с Брунетти, означает ли это, что вы разговариваете и со мной?

– Конечно, я разговариваю с вами, дотторе! – приветливо отозвалась секретарша. – Иначе и быть не может.

Таким голосом можно продать что угодно – хоть мед, хоть стиральный порошок.

– О чем идет речь? – поинтересовался Патта тоном, который обычно приберегал для синьорины Элеттры, но не для Брунетти. Ни меда, ни стирального порошка комиссарио, судя по всему, не заслуживал.

Секретарша жестом указала на Брунетти. Тот принял подачу и моментально стал серьезным.

– Я как раз говорил синьорине Элеттре о том, как я рад, что офицер Альвизе дежурит в больнице, куда поместили эту несчастную девушку.

Как маяк, обращающий свой луч к новому кораблю, Патта повернул гладко причесанную голову, посмотрел на Брунетти и спросил:

– Девушку? – И после паузы добавил: – Альвизе?

– Со стороны лейтенанта было очень предусмотрительно подумать об этом.

– Нечасто услышишь от вас похвалу в адрес лейтенанта, а, комиссарио?

Как ни старался виче-квесторе скрыть самодовольную усмешку, она все-таки проявилась у него в голосе.

Брунетти, рассудив, что самодовольство все же лучше, чем подозрительность, рискнул изобразить раскаяние, покачал головой и ответил:

– Должен сказать, что это правда, дотторе. Но бывают случаи, когда следует признать чужие заслуги, кому бы они ни принадлежали.

Можно было, конечно, еще поджать губы и чуть заметно кивнуть, но зачем пересаливать? Брунетти подавил этот импульс.

Патта снова посмотрел на синьорину Элеттру, но та как раз перевязывала узел на галстуке. Брунетти поразился тому, сколько грации и изящества можно вложить даже в такое сугубо мужское занятие. Галстук был темно-серый, в почти незаметную красную полоску, и на особе, повязывающей его, был, черт побери, черный шерстяной жилет и полосатые штаны; так почему же движение ткани, когда синьорина Элеттра пропускала конец галстука через узел, вдруг напомнило ему, как Паола стягивает чулки и тот момент, когда ее ноги вот-вот останутся обнаженными?

– Вы пришли ко мне? – вопрос Патты вернул Брунетти к реальности.

– Нет, дотторе. Я хотел попросить синьорину Элеттру выяснить происхождение одного ювелирного изделия.

– Краденого? – спросил виче-квесторе.

– Мне это неизвестно, сэр.

– Изделие ценное?

– Полагаю, что для его владельца – да, – ответил Брунетти. И, прежде чем тучи, которые уже начали собираться на челе у начальства, стали грозовыми, уточнил: – По-моему, большинство из нас склонны преувеличивать ценность того, что нам принадлежит или нравится.

Думал он в этот момент о ценности, которую представляет для виче-квесторе лейтенант Скарпа.

Синьорина Элеттра вставила реплику:

– Сомневаюсь, что это колье настолько ценное, комиссарио! Но посмотрим, что мне удастся узнать.

Она постаралась на славу: в ее голосе прозвучала и досада, и даже легкое раздражение из-за того, что приходится заниматься пустяками.

То, что синьорина Элеттра разговаривает таким тоном с Брунетти, явно понравилось начальству. Позволив себе удивленный взгляд в ее сторону, комиссар обратился к Патте:

– Если я вам больше не нужен, дотторе, я буду у себя в кабинете.

Патта кивнул и развернулся к своей двери. Синьорина Элеттра у него за спиной поправила узел на галстуке, посмотрела на Брунетти и… подмигнула ему.