Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 200 (всего у книги 327 страниц)

– Все на том свете, – хрипло сказал он. – Все.

Я молча налил себе бренди.

– Остался один я. Понимаешь, Хогарт? Я следующий.

– Все верно. Вы следующий.

Он полыхнул взглядом.

– А ты умеешь ободрить, корешок, – прорычал он.

– Мы все следующие, Тристам. В конечном итоге всех ждет один и тот же финал. Тут уж ничего не поделаешь. Но мне хотелось бы попросить вас об одной услуге.

– Какой, Хогарт?

– Продержитесь еще чуть-чуть – я с вами еще не закончил.

Он коротко хохотнул и протянул мне пустой бокал.

Я его наполнил. Бренди мы допили вместе. К тому моменту, когда «роллс-ройс» въехал в ворота поместья, мы горланили припев песни: «Я хочу больше». На студийной записи голос Триса звучал гораздо лучше. Ну а мой голос был выше всяких похвал.

Глава 9

(Запись № 7 беседы с Тристамом Скарром. Записано в его апартаментах 7 декабря.)

Хог: Тьюлип упомянула, что, когда вы жили в Лос-Анджелесе, вас что-то тревожило.

Скарр: Что именно она сказала?

Хог: Что вы не могли найти себе места, постоянно были на взводе, вели себя агрессивно, пили, принимали наркотики. А потом, когда она попыталась добиться от вас ответа, в чем причина вашего поведения…

Скарр: Я ее отхерачил по полной программе. Сломал ей нос, выбил пару передних зубов. Это было поздним вечером, а наутро я вообще ничего не помнил. Прикинь, Хогарт, каким я был обдолбанным. Она меня конкретно достала. Все нудила и нудила. Про герыч, про то, что я себя гублю. Само собой, все ради моего же блага, но я же никого тогда слушать не хотел. После того как я ее избил, она от меня ушла. Вернулась в Лондон. Когда я завязал, мы снова сошлись. К тому моменту она уже была на восьмом месяце. Ни слова мне об этом не сказала. Я от этого подохренел, конечно. Потом мы еще где-то с год прожили вместе и снова разбежались – уже навсегда. Так, теперь по поводу твоего вопроса. Меня в Лос-Анджелесе много чего тревожило. Мне уже стукнул тридцатник, а вел я себя по-прежнему как шестнадцатилетний пацан. Я будто бы протух, понимаешь? Меня все задрало – и музыка, и мой имидж, и концерты с турне, и Рори… Я хотел, наконец, повзрослеть. Но не знал как.

Хог: Да кто ж это знает. Мы не взрослеем, а только притворяемся.

Скарр: Сейчас-то я это понимаю, а тогда нет. Я просто знал, что прежним Ти-Эс быть уже не желаю, но не мог понять, кем хочу стать. Поэтому я и бесился. Пил. Чуть не сторчался. Винил во всем фанатов – мол, это из-за них я не могу выйти за рамки имиджа. Виноваты были все – и Рори, и звукозаписывающая компания. Все – кроме меня самого.

Хог: Вы по-прежнему оставались в топах?

Скарр: Да, но наше время уходило. Шестидесятые кончились. Появлялись новые музыканты, новые коллективы с новым звучанием. «Электрик Лайт Окестра», «Генезис», «Иес», Боуи, «Рокси Мьюзик». Нас начали оттирать. Всех нас. Господи, Маккартни писал музыку для сраного «Джеймса Бонда»[207]207
  Имеется в виду песня Live and Let Die для одноименного фильма о Джеймсе Бонде «Живи и дай умереть».


[Закрыть]. Я считал, что Рори не дает мне расти. Рори считал, что я ему не даю расти. Мы перестали общаться. Со зла начали поливать друг друга грязью в прессе. Он обозвал меня свиньей и манипулятором. Я его – быдлом и хамом. В глубине души нам обоим было очень больно. Но мы не знали, что делать с этой болью, как себя вести правильно, по-взрослому, как полагается братьям. Вот мы и расстались. Он отправился в Италию. Записал свой сольник «Плохиш».

Хог: И как вы отнеслись к тому, что этот сольник стал хитом?

Скарр: Я был только рад за Рори. Ты что, Хогарт, не догоняешь? Никакого соперничества между нами не было. Это все придумали журналюги, чтобы продать побольше своих газетенок. Мы не враждовали. Нам просто было нужно чуть-чуть подрасти. А для этого следовало разойтись. Мне хотелось быть собой. Но как найти этого себя? Я был тогда словно груда битого стекла.

Хог: Это из-за наркотиков?

Скарр: (Пауза.) Я тогда их много принимал и ловил от этого кайф. Кислота расширила горизонты моего сознания. Нет, я не жалею, что ее принимал, и что курил то, что курил. А вот кокс с герычем – дело иное. Они могут захватить над тобой власть, особенно если в данный момент времени у тебя в жизни полный капец. В Лос-Анджелесе я очень крепко подсел на герыч. Впоследствии это стало серьезной проблемой.

Хог: Тьюлип рассказывала, что и приятели у вас были тогда под стать – Кит Мун, Дэннис Уилсон…

Скарр: Какой еще Дэннис?

Хог: Деннис Уилсон из «Бич Бойз».

Скарр: (Пауза.) А, этот… Да, точно, припоминаю… Но мы с ним никогда особо не дружили. Она… в общем, Тьюлип напутала. Уилсон просто чувак, с которым мы пару раз долбились вместе. Пойми, я же почти все время был либо обдолбанным, либо пьяным. Мне не хотелось трезветь, приходить в себя. Уж слишком херово все тогда было в жизни. Вот я и пытался забыться с помощью герыча и женщин, позволявших мне творить с ними всякую дичь… жуткие вещи. После того как от меня ушла Тьюлип, у меня их было много. По большей части они были из мечтательниц, грезящих о карьере актрисы. Они роскошно выглядели в бикини, а голыми – еще лучше. Я пользовался этими девками, девки пользовались мной. Получали свои пять минут славы – их фотографии появлялись в прессе, когда меня в очередной раз вышвыривали из мажорного ночного клуба за мое очаровательное поведение. Мун жил в особняке неподалеку, тоже рядом с пляжем. Некоторое время по соседству с нами жил Леннон. Я так понимаю, после того, как Иоко выставила его вон. Порой мы втроем тусили вместе, закидывались наркотиками и отжигали.

Хог: А музыкой вы в это время занимались? Вы ведь хотели расти и развиваться.

Скарр: Мы с Филом Спектором записали в студии пару блюзовых композиций. Работой я остался доволен. Рай Кудер играл на гитаре. Я – на губной гармошке. Кто тогда был в Лос-Анджелесе, тот и пришел нас в студию послушать: Бонни Рэйт, Стиви Стиллз, Леннон, Мун… Получилось вроде вечеринки. Я работал над альбомом, но загремел в больницу. Чертовски досадно. В итоге из всего альбома в свет вышел лишь один-единственный сингл: «Неумеха».

Хог: Что стало причиной госпитализации?

Скарр: Язва желудка, с кровотечением. Организм подобным образом намекал, что пора тормознуться, иначе хана. Приехали Дерек с Джеком, взяли меня под свое крыло. Увезли куда-то в пустыню, сняли мне дом с бассейном, наняли доктора, который наблюдал за мной круглые сутки. Короче, спасли мне жизнь.

Хог: И вы завязали?

Скарр: Завязал. Начал нормально питаться. Плавал два раза в день. Из выпивки – максимум бокал вина. А потом Дерек с Джеком уговорили меня поговорить по телефону с Рори. Он к тому времени стал типа богемой. Разъезжал по модным курортам. Летом – Ривьера, зимой лыжи в Гштаде. У него даже появилась постоянная любовница – молоденькая итальянская актриса по имени Моника, ей и двадцати лет еще не было. Она не брила подмышки. Господи, как же это было круто – снова пообщаться с Рори. Понимаешь, он же был мне братом. Думаю, во многом именно разлука с ним и снедала меня в Лос-Анджелесе. Мы стали созваниваться каждый вечер. Все говорили и говорили о том, что между нами произошло. А когда я достаточно окреп, поехал к нему в гости – в Ривьеру. Знаешь, когда я вышел из такси, у нас обоих сдали нервы, и мы разревелись, словно два сопляка. Мы хотели снова выступать вместе. Мы были к этому готовы. Но с одним условием: чтоб все было как в самом начале, до того, как мы стали звездами и началась вся эта херня.

Хог: И так появился «Джонни Гром».

Скарр: Ну да. Поначалу это было вроде такого прикола. А вот давайте представим, что нам всем снова по шестнадцать лет и мы играем рокабилли, короче типа Элвиса и Бадди Холли. Причем играем на инструментах того времени. Настоящий контрабас, из гитар – полые «рикенбакеры»… По сути дела, мы возвращались к своим основам. И чем больше мы это обсуждали, тем чаще задавались вопросом – а почему бы и в самом деле не попробовать? Мы все собрались, позвали Дерека, барабанщика, который тогда работал с нами, – Корки Кэрролла, отыскали потрясного саксофониста Джонни Алмонда. И впятером создали коллектив «Джонни Гром и молнии». Мы все делали так, словно на дворе пятьдесят седьмой год. Одевались в клетчатые пиджаки, галстуки, узкие брюки. Зачесывали назад волосы. Джек отыскал нам автобус пятидесятых годов, и в нем мы отправились в тур. Выступали только в небольших клубах, пили скотч с колой, курили любимые сигареты. Никакой наркоты. Никаких «наших» песен. Мы вообще вели себя так, словно группы «Мы» никогда не существовало. Кто-то думал, что мы это делаем с какими-то далеко идущими целями, но на самом деле мы просто ловили кайф. Мы даже записали альбом в студии, вживую. (Смеется.) Мы и думать не могли, что он станет настолько популярным.

Хог: Его успех дал старт ностальгии по пятидесятым. Кроме того, именно с тех времен вам стали приписывать фразу о том, что рок-музыка – это театр.

Скарр: В первую очередь то, что мы сделали, помогло нам разобраться с безумием последних нескольких лет. Мы с Рори выплеснули наши чувства в песнях, которые сочиняли в дороге, прямо в автобусе, совсем как в старые добрые времена. Так родился альбом «Новая эпоха».

Хог: «Настала новая эпоха, / ты больше не смотри назад, / забудем прошлые обиды, / мне очень дорог твой взгляд. / Мы будем жить теперь по-новому…» Вы и вправду зажили по-новому?

Скарр: В каком-то смысле – да. Мы снова сошлись с Тьюлип и были счастливы. Если взять музыку, то мы с Рори снова были на гребне волны. Наше воображение будоражили новые стили: регги, диско. А новые технологии звукозаписи! Нам не терпелось поскорей воплотить свои задумки в жизнь. Во многом «Новая эпоха» стала нашим лучшим альбомом. Это был шаг вперед. Для всех нас. Увы, надолго нас не хватило.

Хог: Что случилось с Тьюлип?

Скарр: Она родила Вайолет. И резко изменилась. Хотела, чтобы все поменялось: довольно, мол, этой жизни. Хватит этой грязи, этих бесконечных музыкантов. Все это она вывалила мне аккурат накануне нашего тура по Штатам для раскрутки «Новой эпохи». Отказывайся, мол, оставайся, или ты нас потеряешь. Паскудный выбор, согласись, но альтернативы у меня не было. Тью уперлась и не желала уступать. Я… я просто не мог отказаться от музыки. В ней вся моя жизнь. Так я потерял Тью. Вместе с дочерью. Самая большая жертва в жизни, на которую я решился ради музыки. И все же я на нее пошел. Больше у меня не было серьезных отношений ни с одной женщиной. Просто не мог, и все тут. Тью, после того как мы расстались, все сильнее отдалялась от меня. Обрела Бога. Связалась с этим преподобным Бобом и его жалкой крошечной сектой.

Хог: От полицейских я узнал, что он когда-то торговал наркотиками.

Скарр: Не удивлен. Следствие считает, что это он ее убил?

Хог: Думаю – нет.

Скарр: Тебе Рут еще что-нибудь говорил?

Хог: Нет. Полагаю, что сейчас ход за мной.

Скарр: Ты уже решил, что будешь делать?

Хог: Пожалуй, да.

Скарр: (Пауза.) Я вот все думаю – она сильно мучилась?

Хог: Не самая приятная смерть. Впрочем, не думаю, что смерть вообще бывает приятной. Я так понимаю, Джек похоронил урну с прахом в центре лабиринта?

Скарр: Да. А Вайолет посадила сверху тюльпаны.

Хог: Очень трогательно… Давайте поговорим об этих ваших последних гастролях. Я недавно пересматривал документальный фильм Кубрика…

Скарр: Я его так и не посмотрел. По понятным причинам.

Хог: Как вообще возникла идея снять документальный фильм о гастролях?

Скарр: Кубрик просто вышел на нас с этим предложением. Ну а мы такие – а почему бы и нет, вместе веселее. Господи, да с нами и так к тому моменту уже ехала целая толпа. У нас был свой самолет. Куча грузовиков со звуковым и осветительным оборудованием. Очень скоро мы уже затосковали по маленьким клубам и «Джонни Грому». Особенно после того, как Рори сорвался.

Хог: Сорвался?

Скарр: Он попросил эту итальянскую актрису, Монику, поехать с ним в турне по Америке. Вместо этого она ушла от него к Роману Полански, а он тотчас же запихнул ее в фильм, который в тот момент снимал. Рори никак не мог понять, что люди просто используют друг друга и на этом в большинстве случаев и строятся человеческие отношения.

Хог: В том числе и ваши отношения с Тьюлип?

Скарр: Я сказал, в большинстве случаев, корешок. Для Рори разрыв с Моникой стал серьезным ударом. Он снова взялся за старое и пустился во все тяжкие. Тоннами нюхал кокс и трахал малолеток. Нюхал и выступал, нюхал и трахался. Нюхал и творил дичь. Нюхал и начинал все сначала. Он вообще не ел. Сам не понимаю, как он при этом мог оставаться на ногах. Я бы не выдержал. Впрочем, в итоге не выдержал и он. После концерта в Денвере он вырубился за кулисами. Его пришлось отправить в больницу. В официальном заявлении мы наврали, что все дело в разреженном воздухе.

Хог: А чем занимались вы, когда Рори пустился во все тяжкие?

Скарр: (Смеется.) Честно? Молодость осталась в прошлом. Если бы я забил на строгий режим, то не смог бы скакать по сцене во время концертов на всех этих стадионах. Каждое утро я пробегал по три с половиной километра. Я был обязан давать себе полноценный отдых. Ну а бабы… Они меня привлекали уже куда меньше, чем прежде. Вдруг мне стало с ними скучно. Своих мозгов нет. Вкуса нет. Просто фигуристые куски мяса с набором дырок. Оказалось, что я слишком избалован Тьюлип. Она знала, чего хотела. У нее был вкус. Собственные мысли. Я так и не встретил никого, кто мог бы сравниться с ней.

Хог: Поговорим о гибели Рори?

Скарр: (Пауза.) Мы как раз допевали «Мы – двойное лихо» – это была наша песня на бис, именно ею мы заканчивали на тех гастролях каждый концерт. Я увидел, как впереди что-то полыхнуло, а потом Рори упал – у него из носа шла кровь. Я, честно говоря, подумал, что это из-за кокса, ну, из-за того, что он без конца его нюхал. Опять вырубился – совсем как в Денвере. До меня дошло в самую последнюю очередь, что на самом деле произошло, – только когда я увидел этого пидора, размахивающего пистолетом, и услышал, как кричит Дерек. А потом одна мысль только в голове и билась. Ну вот, опять – совсем как с Паппи. Опять. Опять. Опять. Но этого не должно повториться. Мы не можем потерять Рори. Почему никто не может ему помочь? Неужели это никому не под силу? – я просто не мог этого понять.

Хог: Вы даже забыли о ливерпульском выговоре.

Скарр: Да, мне говорили. Лично я этого не помню. Наверное, все дело в шоке. Когда я понял, что Рори больше нет, когда до меня это, наконец, доперло, знаешь, что я подумал? Жуткая мысль, доложу я тебе. Я подумал, что Рори сказочно повезло уйти вот так. С гитарой в руках на сцене. Он именно так и должен был умереть. Постареть? Превратиться в развалину вроде меня? Нет, это не для него. Так лучше… по многим причинам…

Хог: Есть определенная категория людей, вроде Джима Моррисона, которых просто невозможно представить в старости. К ней, несомненно, относится и Рори.

Скарр: Это точно. Он был воплощением рок-н-рол-ла. Вечно молодой. Тебе еще плеснуть вина, а, Хогарт?

Хог: Нет, спасибо. Мне вечером за руль, еду в город.

Скарр: По делу или развлекаться?

Хог: Ни то, ни другое.

Скарр: Ага. Значит, тебе звонила Мерили?

Хог: Не совсем.

Скарр: Не совершай того, о чем тебе потом придется сожалеть, корешок.

Хог: Хороший совет. Надеюсь вы не обидитесь, если я им не воспользуюсь.

Скарр: Кореша они на то и есть, чтобы не обижаться зазря. Если у вас с Мерили все срастется, буду рад с ней познакомиться. Слушай, может, привезешь ее ко мне на вечеринку?

Хог: Вечеринку?

Скарр: Ну да, решил в следующее воскресенье устроить здесь тусовку.

Хог: Ну и ну. И какой же повод? Рождество?

Скарр: А на хрена нужен повод, если хочешь повидаться с сотней старых друзей?

(конец записи)

Глава 10

Джек сидел у себя в офисе и чистил браунинг. Его мясистые, широкие, как у каменщика руки с любовью поглаживали ствол ружья. Рядом с ним на столе стояла наполовину пустая кружка портера. Некоторое время я наблюдал за ним сквозь приоткрытую дверь гаража, куда зашел за «пежо». Наконец, он заметил меня и кивнул. Я кивнул ему в ответ и решил, что сейчас самое время закинуть удочку.

– Что, у Вай сегодня на вечер другие планы? – будто бы между делом спросил я стоя на пороге.

Джеку явно понадобилось приложить максимум усилий, чтобы себя не выдать. Ему это почти удалось.

– Вы о мисс Вайолет? – уточнил он, продолжая натирать ружье. – Даже не знаю о чем вы, сэр.

– Да неужели?

– На что вы намекаете?

– Вы ведь близки? – Я показал на свой пах. – Очень близки…

Я хотел от Джека хоть какой-то реакции. Я ее получил. Сперва Джек отложил в сторону ружье, что было очень мило с его стороны. Затем он встал, подошел ко мне и закатил мне затрещину тыльной стороной ладони. Моя щека тут же онемела. Другой рукой он схватил меня за горло и рывком прижал к стене, приблизив свое побагровевшее лицо к моему. Изо рта у него пахло столь же неприятно, как и раньше.

– Не суй свой нос не в свое дело.

– Это моя работа – совать свой нос не в свое дело, – просипел я.

– В таком случае тебе ее лучше сменить.

– Не могу. Поздно. Я слишком старый.

– Не сбавишь обороты, долго не протянешь, ясно?

– Пожалуй, что да. Да.

Он меня отпустил. Только почувствовав толчок, я понял, что Джек держал меня на весу в нескольких сантиметрах от земли. Он сел и залпом допил пиво. Я молча стоял, растирая шею. Ощущения были такие, словно она только что побывала в тисках. Щека горела от удара.

– Какие мы нервные, а, Джек? – мягко произнес я.

Он уставился на меня, сощурился и заморгал, словно ему мыло в глаза попало. Затем он прикрыл лицо своими ладонями-лопатами и разрыдался.

– Она… она сводит… сводит меня с ума, мистер Хог, – разобрал я сквозь всхлипы. – У меня… никогда… никогда такого не было за всю жизнь… ни с одной женщиной… Не могу ни спать… ни есть… Мне… мне никак ее не выкинуть из головы. У меня… мне кажется, что я постоянно чувствую ее запах… Она такая живая… такая юная… Господи… я… я… вот-вот взорвусь!

Я сел и принялся ждать, когда он успокоится. Перестав плакать, Джек вытер рукой глаза и высморкался в ветошь, которой чистил ружье. Тряпка оставила на его щеке темное масляное пятно. Затем он протянул мне руку. Врать не буду – от этого я нервно дернулся.

– Хочу извиниться за то, что накинулся на вас, мистер Хог. На секунду потерял голову. Простите меня.

– Так в чем проблема? Она же спит с вами, так?

– Она играет со мной. Не хочет воспринимать наши отношения всерьез. Я постоянно прошу ее…

– Джек, поймите, она еще очень молода.

– Вас это смущает? – в его голосе снова послышались резкие нотки.

– Нисколько. Я и не думаю вас осуждать. Я просто хочу сказать, что она может быть не готова к серьезным отношениям.

– Ясно, – Джек кивнул. – И что мне делать?

– Я вам что, доктор Рут?[208]208
  Рут Вестхаймер (род. в 1928 г.) – более известная под псевдонимом «доктор Рут», американский сексопатолог, специалист по половому воспитанию, ведущая теле– и радиопередач, автор множества книг.


[Закрыть]

– Кто такой доктор Рут?

– Кто такая, – поправил я. – Дайте Вайолет время.

– Не могу. Это все, мистер Хог. Она для меня та, единственная, – мне больше никого не надо. Мы могли бы тут жить вместе. Жить и быть счастливы.

– Дайте ей время, – повторил я.

– Она… – Джек опустил взгляд, – она заигрывала с вами?

– Заигрывала? Со мной? – я прокашлялся.

– Она сказала, что как-то ночью пробралась в вашу комнату.

– А, вы об этом. Думаю, она просто валяла дурака. Кроме того, я и так уже состою в отношениях. Ну, вроде того. Одним словом, Джек, вам не о чем беспокоиться на мой счет.

– Господи благослови вас, мистер Хог.

– Господь тут совершенно ни при чем.

Я потрепал его по плечу и вышел, оставив один на один с ружьем и душевными терзаниями. Джек мечтает жениться на леди Вай? Да я скорее стану председателем Федеральной резервной системы[209]209
  Федеральная резервная система – независимое федеральное агентство для выполнения функций центрального банка и осуществления централизованного контроля над коммерческой банковской системой США.


[Закрыть]. Думаю, Джек и сам это прекрасно понимает. Но это никак не влияло на его чувства к Вайолет. Она была любовью всей его жизни. И ни о чем другом он и думать не мог.

Пожалуй, я и сам, хотя бы отчасти, знал – каково ему.

* * *

В окнах домика Мерили горел свет. За занавесками кто-то ходил. Зак, наверное. Больше некому. Сама Мерили сейчас в театре, у нее спектакль.

Я сидел в «пежо», наблюдал за тенью за занавесками и размышлял о Джеке Хорнере. Думал о том, каково ему. Каково мне сейчас. Чувства – это паршивая штука. Лучше вообще ничего не ощущать.

Зак вышел из дома, когда часы показывали почти одиннадцать. Он худой и долговязый – совсем как я, вот только осанка у него такая, словно кто-то ему сунул под пальто вешалку. Пальто, кстати, у Зака было зеленое, из грубой шерсти, а на голове твидовая шляпа. Прежде чем удалиться, сунув руки в карманы, он убедился, что запер дверь. Походкой Зак шел нетвердой, судя по всему, он хорошенько заложил за воротник.

Если подумать, то все проще пареной репы. Завести «пежо». Переключить передачу. Набрать скорость. Переехать заносчивого мудака. Никто никогда ни о чем не узнает. Чего тут сложного.

Нет. Я сюда явился, чтобы совершить преступление иного рода.

Дождавшись, когда Зак свернет за угол, я направился к двери домика Мерили, на ходу нащупывая в кармане ключ. Когда я вставил его в замок, изнутри донеслось тихое подвывание. Стоило мне открыть дверь и затворить ее за собой, подвывание сделалось громче. Тряся ушами и виляя хвостом, навстречу мне через гостиную ковыляла Лулу.

– Ясненько, – холодно произнес я. – Теперь, значит, ты рада меня видеть.

Впрочем ее радость не шла ни в какое сравнение с моей. Я подхватил Лулу на руки и прижал к себе. Она облизала мой нос и попыталась забраться под пальто. Я принялся ее гладить и осыпать ласковыми прозвищами, которые не собираюсь сейчас повторять. Затем я попытался поставить ее на пол, но Лулу воспротивилась. Пришлось провести осмотр дома вместе.

Приятного в этом было мало. В спальне лежала его одежда. В ванной – его зубная щетка, парфюм и прочие туалетные принадлежности. Одеколон «Айс Блю Аква Велва»… Фу! Не удивительно, что Лулу так рада меня видеть. На кухне в раковине лежали тарелки, из которых они ели, бокалы, из которых пили. Я очень надеялся, что наткнусь на нечто, что поможет понять, как прошла их встреча и на что мне рассчитывать. Будь на моем месте настоящий детектив, возможно, он прочел бы эти улики, как открытую книгу. Ну а мне эта задача была явно не по силам. Я опустил Лулу на лежанку. Она стала протестовать и замолчала, только когда я поднял ее вместе с лежанкой и направился к двери. Открыв ее, я обнаружил перед собой настоящего детектива.

– Добрый вечер, Хоги, – поздоровался Фарли Рут. На нем были черный нейлоновый плащ и потертая кожаная шляпа. Детектив нервно крутил на пальце ключ.

– Добрый вечер, инспектор, – поприветствовал его я. – Мерили нет дома. У нее спектакль.

– Вообще-то, если позволите, мне бы хотелось поговорить с вами. И на самом деле я вовсе не…

– Разумеется, – кивнул я, приглашая его в дом. – Я вот собаку решил похитить, а тут вы… Кстати, как вы узнали, что я…

– Я за вами следил.

– Что, от самого поместья?

– Нет, мы работали в команде, слежку передавали по цепочке. Я перехватил вас недалеко отсюда.

Я даже не заметил хвоста. Журналист из бульварной газетенки был явным дилетантом. Чего нельзя сказать о Руте и его коллегах.

Я поставил лежанку с Лулу возле камина. Страдалица в смятении фыркнула, не понимая, что происходит. Мы же вроде собирались уходить?

– И зачем вы за мной следили? – поинтересовался я у Рута.

– Мне нравится знать, где кто находится. Считайте это моим фетишем. Надеюсь, вы не возражаете?

– Учитывая, какие на свете бывают фетиши, ваш достаточно безобиден, – заверил я полицейского. – Прошу вас, присаживайтесь.

Сняв шляпу и плащ, Рут опустился в кресло. Под плащом обнаружились клетчатые брюки и пиджак такой же расцветки. Смотрелся этот наряд не менее ужасно, чем зеленый костюм.

– Что у вас со щекой? – спросил Рут.

– Со щекой? Это у меня еще с детства. – Я аккуратно дотронулся до покрасневшего лица. – Ничего страшного, попал под горячую руку. Виски?

– С удовольствием. Я немного продрог.

Я налил два бокала лафройга и протянул один из них полицейскому. Рут с такой силой вцепился в бокал, что я испугался, что он его раздавит. Вздохнув, я опустился на стул напротив детектива.

– Хотелось бы знать – вы получили опись вещей? – спросил он и хлебнул виски, дернув огромным кадыком.

– Получил.

– И?

– Большое вам спасибо.

Я глотнул лафройга. Нет, все же с дымными нотками явный перебор.

Рут нахмурился и прикусил нижнюю губу выступающими передними зубами, в очередной раз напомнив озадаченного суслика.

– Вы же обещали делиться информацией.

– Обещал.

Рут терпеливо принялся ждать. Когда молчание затянулось, он прищурился и холодно посмотрел на меня.

– К вашему сведению, в деле о стрельбе на Сэвил-роу есть кое-какие подвижки. Пуля-жакан. Двадцатого калибра. Автобус проходил техосмотр, и механик обратил внимание на то, что в топливном фильтре что-то гремит. В автобусе обнаружилось пулевое отверстие. Мы проверили маршрут. В тот момент, когда в вас стреляли, он вполне мог находиться в непосредственной близости от Сэвил-роу. Естественно, у нас нет абсолютной уверенности в том, что это именно одна из тех пуль, которые выпустили в вас, но…

– Мы можем предположить, что так оно и есть.

– Да.

Я почесал ухо:

– Если мне не изменяет память, пули-жаканы используются главным образом для охоты на крупную дичь.

– Совершенно верно. Их применяют во избежание несчастных случаев. Обычная ружейная пуля, выпущенная на открытой местности, может пролететь километра полтора, представляя собой опасность для других охотников. А при стрельбе жаканом дальность куда меньше: метров двести – двести пятьдесят.

– Получилось установить, из какого именно ружья стреляли?

– Это невозможно. Пуля расплющилась.

– Плохо.

Ну что ж, даже несмотря на скудность полученных сведений, теперь у меня имелась пища для размышлений. Из подозреваемых можно было вычеркнуть Дерека – любителя старинных мушкетов. Впрочем, это не означало, что он не мог убить Паппи или Тьюлип. Но на Сэвил-роу в меня стрелял явно не он.

Рут отхлебнул скотч:

– Боже, какой изумительный виски.

– Вам не кажется, что в нем слишком сильно чувствуется дымный привкус?

– Отнюдь.

– Хотите еще?

– Хочу, но лучше воздержусь. Мне еще работать.

По сути дела, после этой реплики ему оставалось встать и уйти, но полицейский никуда не торопился. Уютно устроившись в кресле, он принялся меня разглядывать, цыкая передними зубами. Не самый приятный звук, доложу я вам.

– Ладно, – наконец, сказал я. – У меня действительно для вас кое-что есть.

– Превосходно. – Рут с довольным видом достал блокнот и ручку.

Снова вздохнув, я дал ему совет. Я попросил его кое-что выяснить. Нечто такое, что мог узнать только Рут – поскольку он, в отличие от меня, был полицейским и имел соответствующие полномочия. Я посоветовал побольше разузнать о Церкви Жизни.

– И что же именно мне нужно узнать? – поинтересовался Рут, делая пометку в блокноте.

– Кто ее финансирует. Кто платит за аренду помещения, содержит отца Боба…

– И что нам это даст?

– Может, и ничего, – пожал плечами я. – А может – очень даже многое.

Очень-очень многое, если мои подозрения оправдаются.

– Превосходно, – кивнул Рут. – Буду держать вас в курсе. – Он убрал ручку с блокнотом, встал, надел плащ, кинул взгляд на Лулу, молча наблюдавшую за ним со своей лежанки. – Скажите, Хоги, вы ведь шутили насчет похищения собаки?

– Нет, инспектор, я был совершенно серьезен.

Рут открыл рот, собираясь что-то сказать. Закрыл. Снова открыл и опять закрыл. Затем развернулся и шагнул в промозглый вечерний сумрак.

* * *

Да, состязаться с бывшей женой, которая во всем является идеальной, – дело непростое, но я сделал все, что мог. Как только мы вернулись в поместье, я тут же отнес Лулу на кухню, где Памела обласкала страдалицу и приготовила ей огромную порцию лосося с омлетом. После того как Лулу все это съела, я отнес ее к себе и положил на кожаное кресло у камина. Где-то с полминуты она сонно разглядывала пляшущее пламя, после чего смежила веки, вильнула разок хвостом и отправилась в царство Морфея.

Я же приготовил себе ванну с пеной. В оконные стекла постукивал дождь. Выбравшись из ванны и завернувшись в полотенце, я перенес Лулу к себе в кровать и улегся сам, взяв томик Ирвина Шоу. Лулу с довольным видом заворчала и заерзала, устраиваясь поудобнее на своем любимом месте.

Стоило мне открыть книгу, как на прикроватном столике затрезвонил телефон.

Мерили даже не сочла нужным поздороваться.

– Я так понимаю, она у тебя, – начала моя бывшая супруга голосом холоднее льда.

– У меня. И с ней все в порядке.

– Как тебе не стыдно, Хоги! Позорище! Как ты мог так поступить?

– Ты пойми, Мерили, она мне очень нужна.

– Ты мог бы позвонить. Мы бы могли что-нибудь придумать. Зачем было забираться ко мне в дом, словно вороватому кухаркиному сыну!

– Как же мне не хватает твоих образных выражений.

– Изволь объясниться.

– Мне не хотелось тебя понапрасну тревожить.

– Даю тебе еще одну попытку. Строить из себя мученика не в твоем стиле.

– Твоя правда. Ладно. Я не стал тебе звонить, потому что знал, что ты откажешь, а я не стану настаивать, потому что я тебя люблю. Такое объяснение тебя устраивает?

Некоторое время Мерили молча размышляла.

– Ну… ладно… полагаю, в этом есть крупица правды. Другие мне отказывают даже в этом. Впрочем, с этим уже покончено.

– Можно поподробней?

– Мы разводимся, наши отношения не воскресить. Мы все обсудили за ужином. Подвели печальные итоги.

Мое сердце радостно забилось:

– Можешь объяснить, что случилось?

– Да ничего особенного, – вздохнула Мерили. – Мне просто окончательно осточертело, что он винит во всех своих бедах только меня. И я тоже во всем виню себя. Нет, я не хочу сказать, что я вся такая белая и пушистая, но я хотя бы работаю над собой. А он ничего делать не хочет. Ему гораздо приятнее искать себе оправдания и виноватых в собственных неудачах. Пусть ищет дальше – без меня. Завтра у него самолет обратно в Нью-Йорк. Он согласился сразу же съехать от меня.

– И где же он сейчас?

– Переночует в отеле.

– Надеюсь, не в «Блейксе».

– Мне очень больно, мой хороший. Мне ужасно плохо.

– Не буду врать, что опечален тем, что вы расстались. Но я очень сочувствую твоим страданиям.

– Я вернулась домой в слезах. Мне хотелось лишь одного – прижать к себе мою бедную, сладкую, раненую лапулечку.

– Мне она тоже нужна. Так что пардон. Жаль, что все так совпало.

– Когда ты мне ее вернешь?

– Зависит от условий.

На несколько секунд повисло молчание.

– Я все помню. В комплекте. Куда она, туда и ты. Я пока думаю, – наконец, сказала Мерили.

– Так-так-так. Похоже, все идет к тому, что придется покупать тебе подарок на Рождество.

– Именно к этому все и идет. Хоги, милый…

– Да, Мерили?

– Мы можем постараться… и… ну, чтобы в этот раз у нас все получилось?

– Ну, конечно же, можем. Мы ведь оба безумно талантливы. Нам все под силу.