Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 99 (всего у книги 327 страниц)

Глава 25
Лира

Лира, запертая в Большом зале, уставилась на восьмерку на экране. Потом экран почернел, а следом на нем опять появились и замигали три курсора.

Восемь игроков. Сердце громко застучало где-то у горла.

– Ты ведь понимаешь, кто восьмой игрок? – спросила Одетта у третьего узника комнаты.

Да что уж тут непонятного!

Ну зачем, зачем Лира вернулась из фойе в зал? Почему не зашла в другую комнату?

– Твой брат Джеймсон старательно подчеркнул, что ты знаешь об игре не меньше нашего, – продолжала Одетта. – Ну-ка, мистер Хоторн, обыщите-ка свой смокинг. Держу пари, отыщете такую штучку.

Лира обернулась и увидела, что Одетта показывает на брошь участницы, закрепленную на высоком вороте ее черного платья. Грэйсон, стоящий в десяти футах от Лиры, старательно обыскал свой костюм… и тоже нашел брошь, как и предсказывала госпожа Моралес.

Он вовсе не организатор игры, а участник. Мы в одной команде: Одетта, я, он. Одна мысль об этом поднимала в Лире волну протеста. Огромнейшую!

Ей отчетливо вспомнилось, как он сказал: «Считай, что уже исполнено», – ровно тем же тоном, каким до этого приказывал ей не звонить сюда больше.

– Я не привык позволять собой манипулировать, – сказал Грэйсон Одетте, – братья и Эйвери это знают.

– То, что тебя включили в игру, – дополнительная трудность для нас, – заметила госпожа Моралес. – Пока что мы одна команда, но в конце ради выигрыша придется превзойти самого Хоторна!

Что-то в интонации, с которой она говорила о выигрыше и превосходстве, напомнило Лире о том, что кто-то уже перешел красные линии в этом состязании: кто-то уже пытался меня обхитрить, развесил записки. Лира внимательно осмотрела Одетту Моралес. В левой руке пожилая дама держала что-то блестящее. Свет люстры преломлялся на этом предмете, не давая как следует его рассмотреть.

– Я имею полное право отказаться от участия в игре, – заявил Грэйсон, обращаясь к Одетте – и только к ней.

Отказаться от участия в игре?! Для Лиры эти слова были как пощечина. Она накинулась на Хоторна.

– Если откажешься, нас всех исключат! – Девушка шагнула к нему. Все до единой мышцы в теле напряглись. – Сказано же: если вся команда не доберется до цели к рассвету, ее дисквалифицируют!

Впрочем, стоило ли ждать от Грэйсона участия? Лира прекрасно знала: он не из тех, кто соответствует ожиданиям. Вот только это ничего не меняло, прямо сейчас он был ей нужен. Сколько бы ни удалось выручить, продав маску, Лира предчувствовала, что родители – а в особенности папа – не возьмут и пенни из этой суммы.

Чтобы спасти «Майлс-Энд» гарантированно и надолго, нужно получить главный выигрыш.

– Ты будешь играть, – процедила Лира, – и без всяких фокусов.

Как ни крути, а он перед ней в долгу. За роль, которую его дед сыграл в самоубийстве ее отца; за то, что подарил ей надежду, а потом отнял ее, за то, что сперва говорил с ней, а потом перестал, за тот танец и за ладонь, которую он положил ей на спину. Да, Грэйсон ей должен!

– Я не позволю тебе всё испортить, – шепот Лиры стал хриплым. – Мне игра необходима, – призналась она, хоть ей совершенно не хотелось показывать перед ним даже малейшую слабость.

– Если тебе нужны деньги, есть другие способы их раздобыть, – парировал Грэйсон.

– Слова истинного Хоторна, – съязвила Лира.

– Забавно, – Одетта подошла к высоким окнам и задумчиво уставилась в ночной мрак, – я раньше и не замечала, как вы похожи, – она медленно повернула голову, – с Тобиасом.

– Вы знали моего деда, – произнес Грэйсон, и это прозвучало как утверждение, а вовсе не как вопрос. Впрочем, вопрос тоже последовал: – Как так вышло?

Лире снова вспомнились записки с именами ее отца. Действительно, как Одетта Моралес познакомилась с Тобиасом Хоторном?

– Помогите нам добраться к причалу до рассвета, молодой человек, – сказала Одетта, – тогда, может быть, расскажу.

На мгновение повисла тишина.

– Под экраном есть рычаг, – неожиданно сообщил Грэйсон.

Лира обернулась – рычаг и впрямь был. Она пересекла комнату. Надо за него дернуть. Нет, еще рано!

– Твой ответ «да»? – строго спросила она, взглянув на последнего человека на планете, с которым ей хотелось оказаться в одной комнате. – Ты сыграешь с нами?

Грэйсон встретился взглядом с Лирой. Его зрачки, черные, как чернила, расширились, почти закрыв собой радужку льдистого серовато-синего цвета.

– Что-то не похоже, чтобы у меня был выбор, – ответил он. – Я ценю свою жизнь, а нрав у тебя взрывной. – Мышцы волевой, точно высеченной из гранита челюсти едва заметно дернулись – будто он хотел улыбнуться, но в последний момент передумал.

Заперты в одной комнате! С Грэйсоном Хоторном! Лире вспомнилась цитата Линкольна, найденная ею в руинах дома, – намек на суть игры: побег. Надо продержаться еще двенадцать часов и выбраться из, вероятно, самой изощренной ловушки на свете вместе с ним.

«Всего одна ночь», – сказала себе Лира и дернула за рычаг. Послышался металлический скрежет. Стена за экраном отодвинулась, обнажив потайной отсек. Внутри участников ждал блестящий комод из красного дерева с золотыми вставками.

Лира подошла к нему. На золотой табличке, украшавшей комод, была выгравирована надпись, должно быть, на латыни: «Et sic incipit».

Грэйсон присоединился к Лире и перевел: «И так да начнется».

Глава 26
Лира

В комоде нашлось шесть предметов: пластиковый стаканчик из кафе «Соник»; коробочка с магнитами, на которых были напечатаны слова, из которых можно составить стихи; стопка монет, завернутая в бумагу; обеденная тарелка с зеркальным дном; черный бархатный мешочек с буквами для игры в скрэббл; лепесток красной розы.

И никаких инструкций, ни единого намека на то, что делать с этими предметами.

– Мой дед обожал игры, а еще больше – устраивать нам проверки, – сказал Грэйсон. Его голос прозвучал не тихо, но и не то чтобы громко. Особого ударения на словах он не делал, но говорил с жаром, который трудно было не почувствовать. – Каждую субботу утром он звал нас к себе в кабинет и выкладывал перед нами набор предметов вроде этого. В лучшем случае давались минимальные инструкции или туманная подсказка. Понять, в чем суть игры, – один из ее этапов. В конце всегда оказывалось, что лишних предметов в наборе не было – каждый из них в свое время приносил пользу, но понять заранее, что и для чего нужно и в чем состоит глобальный замысел, было попросту невозможно. Одна подсказка подводила к другой, головоломка сменялась головоломкой, на смену одной загадке приходила другая. Азарт не ослабевал никогда.

Лире вспомнилось, как Грэйсон отзывался о своем деде-миллиардере в их телефонных разговорах: «Не знаю, что там делал или не делал Тобиас Хоторн, меня это не касается». Так он сказал, когда Лира позвонила ему впервые. А во второй раз она услышала: «С высокой долей вероятности действия или бездействие Тобиаса Хоторна нанесли твоему отцу огромный финансовый урон».

А когда она повторила ему последние слова ее отца – «С чего начать пари? Нет, думай до зари», – Грэйсон интерпретировал это как загадку и завершил их беседу почти человечной деталью: «Мой дед обожал загадки».

«А ведь следующую загадку мне придется решать вместе с ним», – пронеслось в голове.

Лира захлопнула дверь в этот храм воспоминаний.

– У нас есть одна туманная подсказка, – ровным голосом напомнила она. – «Когда решите первую головоломку, впишите ответы сюда. И нет, никаких вопросов мы вам не зададим» – так сказал Джеймсон. На экране три курсора – получается, ответ состоит из трех частей.

Три ответа, ноль вопросов. Только предметы и комната, в которой мы заперты. Лира еще раз внимательно оглядела Большой зал: высокие окна с видом на скалы, освещенные гирляндами, черный океан за ними; стены из вишневого дерева и узоры на них, напоминающие лабиринт, гранитный камин, зона отдыха с огромным кожаным диваном и двумя диванчиками поменьше одного дизайна. Трехместный диванчик, двухместный диванчик, кресла расставлены так, что, по идее, должно возникнуть ощущение асимметрии, но почему-то этого не происходило. Еще в зале стояли два кофейных столика из мрамора, на одном из них поблескивали остатки песочных часов. Другой мебели в комнате не было. С потолка свисала хрустальная люстра.

– Среди этих предметов есть один стартовый, – деловито пояснил Грэйсон, – это первая подсказка, которая переведет нас на следующую ступень. Главное – найти этот предмет и правильно расшифровать его значение.

– Уверенности тебе не занимать, как я погляжу, – вполголоса подметила Лира.

– Спроси, сколько раз я выигрывал в дедушкиных играх, – вкрадчиво предложил Грэйсон.

Но Лира ни о чем спрашивать не стала и принялась раскладывать предметы по полу, вскользь раздумывая над каждым: пластиковый стаканчик, коробочка с магнитами, стопка монет, обеденная тарелка с зеркальным дном, черный бархатный мешочек с буквами для игры в скрэббл, лепесток красной розы.

– Шесть предметов, – сосчитала девушка вслух.

– Восемь, – поправила Одетта, – еще коробочка и мешочек. – Пожилая женщина с удивительной легкостью опустилась на пол рядом с предметами. Потом высыпала фишки с буквами из бархатного мешочка, а магнитики со словами – из коробки. – Уж потерпите. У меня глаз наметан на всякие технические тонкости и лазейки.

– Восемь предметов, – исправилась Лира и опустилась на колени рядом с Одеттой.

Грэйсон потянулся и развернул стопку монеток, отложил обертку в одну сторону, а деньги в другую.

– Девять – если допустить, что монеты, магниты и фишки для скрэббла составляют один набор.

Девять предметов, – подытожила Лира: кусочек бумаги, коробочка, черный мешочек из бархата, монетки, фишки для скрэббла, магниты со стихотворными строками, тарелка с зеркальным дном, одноразовый стаканчик, лепесток красной розы.

Лира потянулась к магнитам. Грэйсон тоже ими заинтересовался. Ее пальцы случайно скользнули по его ладони, и тело будто бы снова перенеслось к скалам, где они танцевали. Когда твоя память воспроизводит не картинки, а ощущения – приятного мало.

Лира отдернула руку. Решила, что лучше займется фишками для скрэббла. Пусть этот тип забирает стишочки.

– У нас двадцать две фишки, – быстро сообщил Грэйсон, – если там не меньше пяти гласных, то предлагаю избавиться от некоторых букв. Поискать закономерности, повторы, всё, что позволит проредить эту горсть, иначе число возможных комбинаций будет так велико, что фишки окажутся почти бесполезны для решения головоломки, если, конечно, мы не отыщем другую подсказку, которая прольет свет на то, как их следует использовать.

– Что-то не припомню, чтобы она спрашивала вашего совета, мистер Хоторн, – хлестко подметила Одетта. Впрочем, на ее губах играла улыбка, словно она была той самой пресловутой кошкой, которая слопала канарейку[36]36
  Имеется в виду английская поговорка «Доволен, как кот, съевший канарейку» («Like the cat that ate the canary»). – Прим. перев.


[Закрыть].

– Вот ты фишками и займись, – отчеканила Лира, обращаясь к Грэйсону.

– Нет. – Он устремил на нее взгляд, пристальный, будто луч лазера, направленный точно в цель. Выгнул бровь. – Кажется, у нас начинаются трудности, а, Лайра? – Он произнес ее имя неправильно, совсем как отец во сне: «Лай-ра».

– Меня зовут Лира, – поправила она, – Ли-ра.

– Лира, заруби себе на носу, – низким спокойным голосом произнес Грэйсон, – до самого конца игры я буду держать руки при себе. Во всех смыслах.

Глава 27
Джиджи

Реабилитация – дело небыстрое, как и осмотр содержимого шкафчика, который обнаружился в тайнике, встроенном в письменный стол, стоявший в кабинете, где оказалась заперта команда, состоящая из Джиджи, Брэди и сволочи по прозвищу Бровь апокалипсиса, которую Джиджи уже успела мысленно переименовать в Качка-Ворчуна-в-Смокинге-и-Штанах – как ни крути, а фигура у него была отпадная.

И всё же он пожалеет о том, что спер у нее рюкзак. Впрочем, не стоит торопить события.

Джиджи схватила тарелку с зеркальным дном, встала в самый центр кабинета и стала медленно поворачиваться на триста шестьдесят градусов, то поднимая, то опуская зеркало и внимательно разглядывая отражение комнаты в нем и подмечая каждую деталь, ведь, когда речь идет о головоломках, важна любая мелочь.

Кабинет был прямоугольным, высоким, не слишком широким, но при этом достаточно длинным. Вдоль потолка высоко – рукой не достать – тянулись полки. Джиджи повернула зеркало так, чтобы получше рассмотреть лепнину – узоры, которыми впору украсить какой-нибудь собор. Полки пустовали.

Джиджи повернула тарелку в сторону письменного стола. За ним, на стуле, напоминавшем трон, восседал Нокс и разбирал деревянный шкафчик – дощечку за дощечкой – голыми руками. Джиджи переключила внимание на «физика в завязке» – тот стоял неподалеку и разглядывал предметы, разложенные на столе.

Брэди стоял неподвижно, и Джиджи видела, как поднимается и опускается его грудь под тканью смокинга: дышит глубоко и размеренно.

– Да не стой ты как истукан, Дэниелс! – ругнулся на него Нокс, оторвав очередную дощечку. – Делай что-нибудь!

«За это, – подумала Джиджи, – я понижаю тебя до Ворчуна-в-Труселях».

– Уже делаю, – задумчиво возразил Брэди. – Можно хоть немного верить в меня, а, Нокс?

Он произнес это таким тоном, что у Джиджи сложилось ощущение, что Нокс Лэндри слышит этот упрек не в первый раз. Так и подмывало уцепиться за эту деталь, снова нырнуть в кроличью нору размышлений о подслушанном разговоре, о фотографии, о Калле.

Вот только у Джиджи были задачи и понасущнее.

– Чувствую какое-то напряжение, – сказала она, опустив тарелку. Раз уж они застряли в одной комнате до рассвета, рассудила Джиджи, глупо игнорировать слонов в комнате – лучше потыкать в них с порога. – К счастью, я прирожденная дипломатка и прилежная ученица.

Обезоруживать людей доброжелательностью – целое искусство, но Джиджи владела им в совершенстве.

– Ты обуза – и ничего больше, – отрезал Нокс.

– Эй! – с ноткой возмущения воскликнул Брэди. – Она просто ребенок, отстань от нее!

Это царапнуло Джиджи неожиданно больно: просто ребенок, обуза.

– Ага, ребенок, а по совместительству сестрица Грэйсона Хоторна, – процедил Нокс самодовольно и яростно, точнее даже так: с яростным самодовольством. – Этой девчушке, поди, билетик принесли на блюдечке с голубой каемочкой, как и всё в этой жизни. Ох уж эти богатенькие детишки!

Некоторые люди – в достаточно большом количестве, если честно, – принимали радушие и подчеркнутый оптимизм Джиджи за недостатки, списывали их на наивность и поверхностность, вот только это был результат выбора, который Джиджи делала каждый день.

Она просто не могла позволить себе расклеиться.

– Раз уж на то пошло, – бойко возразила она, – я выиграла одну из четырех шальных карт абсолютно самостоятельно. И если бы не я… – тут она улыбнулась ослепительной, как светильник в тысячу ватт, улыбкой, – ты даже не отыскал бы тот рюкзак, нагломордый трусоносец! – Джиджи беззаботно пожала плечами. – Кстати, я тебя прощаю, и вот сейчас самое время испугаться!

– Чей рюкзак? – не понял Брэди.

– Теперь мой, – отчеканил Нокс.

– Твой? – переспросил Брэди. – Или спонсорский? Ты ведь уже самому себе не хозяин, верно я говорю?

– Спонсорский? – Джиджи наморщила лоб.

– Некоторые весьма состоятельные семьи всерьез интересуются «Грандиозной игрой», – сообщил Брэди. – Нанимают игроков, подсобляют им чем могут, делают ставки на итоги. Насколько я помню, Нокс у нас записан за семейством Торпов.

Прозвучало это… зловеще. «Подсобляют» – интересно как?

– Я борюсь за выигрыш. – Нокс совершенно невозмутимо оторвал от шкафчика еще одну деталь. – А Брэди у нас всегда питал слабость к маленьким избалованным девицам.

Маленьким. Избалованным. Девицам. Что ж, на благо реабилитации Нокса и ради всего светлого, что только есть у него в душе, придется устроить небольшой спектакль. Я тебе покажу маленькую девицу, хорек ты мизогинный.

Джиджи беззаботно улыбнулась.

– Размеры комнаты – два с половиной на пять метров, – начала она. – На дальней стене висит картина с изображением четырех тропок, которые сливаются воедино. Имя художника значится в верхнем правом углу, а не в нижних, как это чаще бывает. На полках, которые занимают верхнюю треть стен, есть лепнина – девять украшений, среди них фигуры лиры, свитка, лаврового венка и компаса.

Брэди медленно повернулся к ней.

– Эта символика ассоциируется с музами, а в греческой мифологии их как раз было девять.

– Может, это и впрямь значимая параллель, – согласилась Джиджи. – А может, создатели игры просто намекают нам, что надо подойти к решению креативно.

Джиджи повернулась к Ноксу.

– Сколько применений такой вот тарелке ты можешь придумать? – Она показала ему свое зеркало. – Я вот могу с ходу назвать минимум девять. Хочешь, поделюсь вариантиками? Очевидно, ее можно использовать как зеркало, а значит, она пригодится, если понадобится прочесть текст, написанный или нарисованный задом наперед. Еще зеркала прекрасно перенаправляют свет, а это часто помогает обнаружить невидимые чернила… – Она выдохнула на тарелку, и та запотела. – Некоторые масла оставляют следы на зеркальной поверхности, – пояснила девушка и продемонстрировала тарелку своей аудитории. – Тут просто какие-то пятнышки, но попробовать стоило.

Тут-то можно было и остановиться, но, увы, сдержанность не входила в число сильных качеств Джиджи, да и кофеин ей не способствовал. – Диаметр или длина окружности этой самой тарелки могут послужить нам мерилом для чего-нибудь. Еще можно ее разбить, а осколками что-нибудь порезать, но лично я бы предпочла использовать нож, примотанный к моему бедру, если уж понадобилось бы устроить резню, – совершенно невинным голоском призналась она. – А еще я могла бы вскрыть ножом три внешних ящика стола и один потайной, вы оба наверняка уже его заметили, да? Увы, нам запретили пользоваться отмычками и чем-то подобным, а я девушка честная и правила игры уважаю, так что придержу свой нож для другого случая.

«Тот самый нож, который ты не смог украсть, Нокс», – мысленно передала она наглецу.

Брэди смерил Джиджи взглядом.

– Намек понят, – сказал он и едва заметно улыбнулся, – не ребенок.

– Именно, – одобрила Джиджи и подошла к столу, чтобы получше рассмотреть разложенные на нем предметы. – Большинство, глядя на фишки для скрэббла, видят буквы, я же в первую очередь обращаю внимание на число баллов. А когда смотрю на магниты со словами, невольно думаю, все ли из них примагничиваются или есть муляжи. Проверьте их на металлическом стуле, на котором сидит Нокс. Кстати, я одна заметила, что он сделан из мечей?

Джиджи увидела, чего Ноксу стоило не опустить взгляд после ее слов.

– В твою защиту подмечу, что мастер постарался на славу, искусно замаскировал этот нюансик.

Брэди скривился и покачал головой, дреды его едва заметно шевельнулись.

– Ты просто стихийное бедствие.

– Мне часто так говорят, – парировала Джиджи. – Обычно сравнивают с ураганами, иногда с торнадо, – она пожала плечами. – И раз уж мы тут так разоткровенничались, уточню, что неплохо разбираюсь в компьютерах и программировании, взломах, умею сама себе стричь волосы, хорошо решаю головоломки, у меня развита зрительная память, я люблю перекусить сладостями на крыше, освоила каллиграфию, могу завязать или распутать сложный узел, шарю в мемах с котами, могу мысленно вращать предметы, знаю толк в отвлекающих маневрах, придираюсь к деталям, которые на первый взгляд не кажутся важными, и умею вызвать симпатию даже у тех, кто привык ненавидеть весь белый свет.

Она повернулась к Ноксу.

– А ты? Какие у тебя суперспособности?

Нокс скривился, но всё же ответил, пускай и нехотя:

– Умею решать логические задачки, определять слабые места, находить короткий маршрут. Легко переношу боль, мало сплю и всегда делаю то, что нужно сделать, – он покосился на Брэди и нахмурился. – Впрочем, популярности мне это не прибавляет.

И снова здравствуй, напряжение! Мы не успели соскучиться.

– Брэди, а ты чем похвастаешься? – спросила Джиджи.

– Моя тема – это символы и значения, – неспешно произнес Брэди, – древние цивилизации, материальная культура, особенно связанная с ритуалами и инструментами.

«Ну здорово, – подумала Джиджи. – Гики – это моя страсть».

– Еще я говорю на девяти языках, – тихо дополнил он, – и могу читать еще на семи. У меня фотографическая память, и я легко замечаю закономерности.

– Ты про созвездия забыл, – неожиданно вклинился Нокс, и слово «созвездия» будто бы в один миг высосало из комнаты весь кислород. – Он их все знает, все до единого. – Нокс крепко стиснул зубы, но во взгляде суровости как не бывало. – Еще неплохо справляется с музыкальными головоломками и может за себя постоять. – Тут повисла достаточно долгая пауза. – Мы оба можем.

Не будь у Джиджи сестры-близняшки, она не почувствовала бы, что вложено в это самое «мы», но когда ты всю жизнь ощущаешь себя половинкой целого, ты просто не можешь упустить такое, даже если ваше «мы» вдруг рассыпается.

У нее не осталось ни малейших сомнений, что Брэди и Нокса объединяет не только пропавшая и, возможно, погибшая девочка, о которой они упоминали. Но пока что сокомандники Джиджи даже глядеть друг на друга не желали.

«Не надо спешить», – напомнила себе Джиджи и сделала глубокий вдох.

– Я сравню фишки для скрэббла с подписью на картине, посмотрим, есть ли какая-то взаимосвязь, – объявила она. – А кто-то из вас пусть проверит магниты на этом стуле из мечей.

Брэди взял коробочку с магнитами и кинул Ноксу (замахнувшись слишком уж сильно). Нокс поймал ее одной рукой. Пока Джиджи шла к картине, Брэди что-то сказал Ноксу. Пришлось напрячь слух, чтобы разобрать. И приложить всю силу воли, чтобы не обернуться.

– Если уж решил прогуляться по тропинке воспоминаний, Нокс, то слушай: Северин передает привет.