Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 297 (всего у книги 327 страниц)

День восьмой

Мой блокнот с советами по выживанию. Составлен в возрасте 11 лет.

Как не бояться уколов

1. Морально подготовиться.

2. Напрячь мышцы ног.

3. Взять за руку сестру.

4. Ни в коем случае не смотреть на кровь.

53

Яуставилась в белый потолок – судя по неровным завиткам на штукатурке, маляр был любителем Ван Гога.

Итак, я потеряла кучу времени. Потеряла Карла. Снова.

Сломанная рука лежит на животе, в повязке. Она очень болит, и спина тоже – я несколько часов пролежала на кушетке в той же самой палате, где мне накладывали шину. Свет выключен, жалюзи закрыты, но сквозь пластинки пробивается немного солнца.

Вежливая медсестра, вколовшая мне дурман, сказала, что я могу полежать в смотровой до тех пор, пока она им не понадобится. Видимо, до сих пор не понадобилась.

Я пытаюсь вспомнить, что к чему. Перед тем как отключиться, я успела заполнить враньем и подписать целую стопку бланков. Еще я пообещала заплатить за медицинские услуги чуть позже, а вот это уже правда. Наверное.

Морщась и охая, пытаюсь встать. Приоткрываю дверь, вижу электронные часы над сестринским постом: 10.17 утра.

Забираю свою единственную на данный момент вещь – клочок бумаги. В коридоре всего один посетитель – спящий прямо на стуле могучий здоровяк. Он сложил руки на груди и громко храпит. Я выхожу на улицу и моргаю от яркого солнечного света. Боль в руке невыносима. Я стискиваю в ладони рецепт и лихорадочно соображаю, что у меня есть такого, что можно продать, а на вырученные деньги купить болеутоляющее.

И тут я слышу короткий гудок клаксона. Он напоминает тихое и вежливое тявканье Барфли, когда он чего-то просит.

На парковке, в пятидесяти ярдах от меня стоит белый пикап. Фары вспыхивают один раз. Потом второй. Я направляюсь в его сторону. Он медленно трогается в мою.

– Ну что, пришлось отрастить новенькую руку? – спрашивает Карл, как только я открываю дверь.

Примерно это же чувство, должно быть, испытывала Патти Херст – благодарность по отношению к человеку, который лишил ее всего. Первым делом я с удивлением замечаю на консоли свой пистолет, а на полу под сиденьем – сумочку.

Вторая новость – лежать Барфли теперь негде. Он сидит, весело высунув язык и часто дыша. Все заднее сиденье забито нашими сумками, автомобильным холодильником, скомканными спальными мешками, грязной одеждой и огромным открытым пакетом «Читос», который я не покупала. Кота нигде нет.

– Давно ты меня караулишь?

Карл пожимает плечами.

– В отель мы не вернемся?

– Шутишь?! А вдруг там засели головорезы на тачке? Они ведь явно хотели тебя задавить. Мне в отличие от тебя жить еще не надоело. Пора двигать.

– Они могли и за «Скорой» проследить. Может, они прямо сейчас за нами наблюдают.

– Разберемся.

Карл вручает мне розовую бумажку – из тех, которыми я помечала нужные страницы в его книге. Буквы и цифры, нацарапанные его рукой, скачут у меня перед глазами, словно блохи. Я пару раз моргаю, но все равно не могу ничего разобрать.

– Голова кружится? – спрашивает Карл. – Это номер той машины, которая тебя чуть не задавила. Я запомнил и записал. Пробить можешь? Есть такие знакомые?

– Почему ты так уверен, что это была не случайность?

– Слишком уж яростно заревел двигатель на повороте.

– Я сейчас ничего не соображаю, – говорю. – Мне нужны болеутоляющие.

Порывшись в сумочке, достаю бумажник. Вроде бы ничего не пропало. Я выкладываю на приборную доску немного наличных и нахожу липовое удостоверение личности с именем, которое указано в рецепте.

– Так, меня не будет минут двадцать – забегу в больничную аптеку.

Уже на улице я вспоминаю про спрятанные в номере деньги.

– А ты, случайно, ничего не находил в ванной?

– Две пачки наличных в рулоне туалетной бумаги. Они сейчас во внутреннем кармане твоего чемодана. Это все?

– Да.

Странно все-таки устроен его разум. Такие мелочи подмечает, а главного не помнит.

Я медлю, но все-таки задаю вопрос:

– Куда кота дел?

– Заплатил сотню хорошенькой официантке из «Пайсано», чтобы она подержала его у себя несколько дней. Обещал еще три сотни, когда вернусь. Сосис явно не создан для путешествий в отличие от Барфли.

– И где ты возьмешь триста долларов? – ехидно осведомляюсь (ну, не могу ничего с собой поделать!).

– А ты как думаешь?

Я все еще держу в руке бумажник с наличными. Не знаю, сколько моих денег осталось у Карла, но все же отсчитываю ему три сотни.

Ведь он за мной вернулся. Значит, и за котом вернется – по крайней мере можно тешить себя этой надеждой.

54

– Прежде чем ты проглотишь эти пилюли, я должен задать несколько вопросов, – мрачно говорит Карл.

– Валяй. – Принимаюсь зубами разрывать бумажный пакет из аптеки. – У тебя есть ровно шестьдесят секунд. На всякий случай: я не знаю, кто пытался меня задавить. Можешь не спрашивать.

Мы все еще сидим на больничной парковке: стекла опущены, двигатель выключен.

– Почему ты так спокойна?! – возмущается Карл.

– Я не спокойна. Мне тоже страшно. У тебя тридцать секунд. – Я пытаюсь открутить крышку с защитой от детей. Не вижу смысла рассказывать Карлу про двух громил из «Черного пони». И про то, что именно они скорее всего пытались размазать меня по асфальту.

– Я открою тебе пузырек при одном условии, – говорит Карл. – Ты позвонишь своему человеку.

– Какому еще человеку?

– У тебя явно есть связи, иначе как ты узнала обо мне? И откуда у тебя в багажнике был мой старый фотоаппарат? Я точно знаю, что полиция забрала его в качестве улики. Короче, продиктуй своему человеку номер этой машины, пусть пробьет. Нам нужна информация.

Выходит, Карл все-таки нашел Джорджа. Но почему не забрал? Я вспоминаю разбросанные по песку осколки объектива и тут же начинаю жалеть о содеянном. Слишком неосмотрительный поступок – камера могла понадобиться мне для переговоров. Но сейчас я мечтаю только об одном: приставить к виску Карла дуло своего пистолета.

– Я бы не хотела, чтобы… мои люди узнали, где мы находимся.

– Так позвони им и потом выбрось телефон в окошко. У тебя в рюкзаке еще два одноразовых мобильника как раз на такой случай.

Пока я лежала в больнице, Карл явно не спал. И не самородки пересчитывал. Он рылся в моих вещах!

– Давай кое-что проясним. Мы с тобой – не команда! – Я бросаю ему пузырек с таблетками.

– Звони, говорю! Я не отвинчу эту крышку и никуда не поеду, пока ты не позвонишь. А вести машину с переломанным крылышком ты не сможешь.

Карл достает из нагрудного кармана мой мобильник. Последний раз я видела его на асфальте. Однако он не сломался.

Энди снимает трубку со второго гудка.

– Куда ты пропала?! Ты одна? – Или Энди врет, или мне в самом деле удалось избавиться от трекеров.

– Вчера вечером меня хотели задавить. Я успела записать номер машины. Пробьешь?

Молчание.

– Я же велел тебе прекратить это безумие. В чем дело, Рейчел?

– Ты знаешь, кто эти люди?

– Ладно, диктуй чертов номер.

Цифры и буквы на бумажке перестали скакать, и я диктую.

– Тебе перезвонить на этот телефон? – спрашивает Энди.

– Нет, я сама позвоню.

– Если хочешь, могу за тобой приехать. Куда угодно.

– Спасибо за заботу, – говорю я и показываю Карлу большой палец.

– Погоди…

Я вешаю трубку, вытаскиваю батарейку из телефона и выбрасываю его в кусты.

Энди что-то известно. Возможно, он даже знает, где я нахожусь.

Беру с консоли свой «глок» и проверяю магазин. Пистолет по-прежнему полностью заряжен.

– Я все гадаю, стреляла ты в кого-нибудь из этой штуки или нет, – говорит Карл, выезжая с парковки.

Поскольку это не очень похоже на вопрос, отвечать необязательно.

55

Яодна, тону в белом. Вокруг белые стены и белый потолок, на мне белое платье. Единственное пятнышко цвета – розовая бумажка у меня в руке. Я знаю, где я: в комнате страха. У меня ровно пятьдесят семь секунд, чтобы отсюда выбраться. Да, это сон, но пробить дорогу к яви и реальному миру пока не получается.

Эта комната совершенно не похожа на ту, в которой однажды меня запер тренер. Тогда я оказалась в самой обыкновенной гостиной, только на запястье был таймер, а по всей комнате припрятаны подсказки.

Как можно вспоминать что-то прямо во сне?

Смотрю на розовую бумажку. Осталось двадцать четыре секунды. Двадцать три.

Ага, все ясно. Это тот же самый набор букв и цифр, который дал мне Карл – номер машины. Символы уже спрыгнули с листка, ползают по стене, щекочут мне руки.

Слышу чей-то зов. Из-за стенки? Осталось четыре секунды.

Открываю глаза навстречу слепящему солнцу.

Карл трясет меня за плечо. Наш пикап ютится на узкой обочине. Мимо проносится огромная фура – очень близко. Всю машину трясет, словно мы угодили в зону турбулентности.

Голова идет кругом. Я озираюсь по сторонам. Местность совсем не похожа на западный Техас.

– Где мы? – сиплым голосом выдавливаю я. В руке и голове пульсирует боль. – Ты же собирался ехать в Малшу. На дедушкину ферму.

– Нет, мы возвращаемся в Форт-Уэрт. Ты же бомба замедленного действия, черт подери! Я-то надеялся на увеселительную поездку и «уотабургеры» на обед и ужин, а что имею в итоге? – Мы снова едем по шоссе. Карл ведет машину аккуратно, как заботливый отец.

Ну-ну. Это я-то – бомба?

– Зачем ты так сильно меня тряс?

– Мне показалось, ты не дышишь.

– Что это за дорога?

– Трасса номер шестьдесят семь. – Не самый короткий путь, но верный.

А я ведь не собиралась спать, просто на секунду прикрыла глаза.

– Как думаешь, нас преследуют?

– Да, черный седан. Ехал-ехал за нами, потом исчез. Тебя до сих пор кроет, что ли? Глаза какие-то странные.

– Все хорошо. Мне… приснился плохой сон. Давай просто поговорим, ладно? О чем угодно. Расскажи про «Невидимку».

– Она не заслужила такой жизни. А вообще плохая тема. Портит мне настроение.

– Хорошо. Откуда у тебя шрам на груди?

– Опять «правда или начо»?

– Ладно, хоть про Малшу расскажи, – не унимаюсь я. – Про свое детство.

Мне катастрофически нужна новая информация, любая, об этой ферме. На суде ты говорил, что ферма в Малшу подарила тебе идеальное детство.

– А что именно тебя интересует? Летом мы с братом вставали до рассвета и по двенадцать часов кряду работали в поле. Вечером возвращались домой – с ног до головы покрытые западнотехасским песком и грязью. Грязь забивалась во все складки и трещинки на коже. Бабушка готовила божественно – такой вкусной еды я больше никогда не ел. Брат любил поджигать пшеничные поля и смотреть, как они горят. – Карл косится на меня. – Я про управляемый огонь – для уборки поля после жатвы.

– Ага. – Ну-ну, конечно. Тот самый брат, который стал пожарным и наблюдал конец света в Уэйко.

– Больше всего мне нравилось в одиночку пахать поля на «Джоне Дире». У дедушки был участок в тысячу акров. Я просто ехал и глядел вперед, в бесконечность. Монотонное, восхитительное одиночество. Тогда-то я и научился его ценить. А еще видеть картинки. Я наблюдал за грозами, что разворачивались вдали. Для меня это было как кино. Кино для одного зрителя.

Интересно, тому мальчику когда-нибудь казалось, что он угодил в «Сумеречную зону»? Помню, подростком я так думала – когда под покровом ночи рыскала по спящим жилым кварталам родного города.

Мысленно рисую юного Карла в кабине чудовищного трактора. Вокруг абсолютная пустота, только поле и небо. Боялся ли он грозы? Приходил ли в ужас при виде оранжевого ада полыхающих полей?

Или в ту пору в нем уже просыпался искушенный убийца, которого отделяли от цели лишь время и пространство?

Рука невыносимо болит.

– Попробуй поспать, – говорит Карл. – Выглядишь хреново. Вот, я как раз отсыпал тебе таблеточек. – Он стучит пальцем по подстаканнику. – Знаешь, мне тут пришло в голову… Возможно, я помогу тебе найти сестру. Только обещай не давить.

Я закидываю в рот таблетки, но на этот раз спать не буду, нет. Ни за что.

56

Яподскакиваю на сиденье. Где я? Никак не приду в себя. Машина понемногу сбавляет скорость. По обеим сторонам черной дороги – стена леса. Стоит кромешная тьма. И это не сон.

Луна висит прямо над открытым люком, словно полуприкрытый глаз. Раньше люк вроде был закрыт?

Давно я вырубилась? Нос щекочет свежий воздух, сладкий и пряный. На приборной доске в такт моей боли мигает сигнал поворота.

Наверно, это меня и разбудило – мерное щелканье, похожее на срабатывание затвора камеры. Либо Карл забыл выключить поворотник, либо мы вот-вот свернем налево. Я пытаюсь понять, зачем он залепил часы клейкой лентой. Бензина осталось немного: четверть бака. Шея у меня какая-то ватная, и я почти не в состоянии держать голову прямо. Понятия не имею, где мы и сколько сейчас времени. Долго я была в отключке – три часа, десять?..

– Дорогу почти не видно, – ворчит Карл. – Нам надо срезать путь – поворот будет через четыре целых две десятых мили после дорожного знака «Осторожно, олени». Власти города до сих пор не смыли с него граффити. Какой-то шут превратил слово «олени» в «тюлени». Очень смешно.

Что еще за знак? Власти какого города? Судя по высоченным соснам, мы проскочили Форт-Уэрт и очутились на востоке штата. Если, конечно, я не провалялась без сознания пару дней – тогда мы можем быть и в Оклахоме, и в Арканзасе. Ну вот, стоило немного устать и сломать руку, как я очутилась в богом забытой глуши, будто и не было никаких тренировок.

– Где мы, Карл?

– Я опять передумал. Решил отправиться на восток, как на карте нарисовано.

Мерцающий сигнал поворота меня гипнотизирует. Колоссальным усилием воли я заставляю себя отвести взгляд. Болеутоляющие по-прежнему обволакивают мой рассудок мягким одеялом. Без всяких предупреждений Карл открывает окна машины.

Влажный, восхитительный воздух со всех сторон врывается в салон, поднимая ураган из моих волос, каких-то бумажек и салфеток из закусочной, лежавших на приборной панели. Добрая их половина улетает в ночь, словно космический мусор.

– Свежий воздух тебя встряхнет, – говорит Карл. – Принюхайся. Такого воздуха нигде больше нет.

Он прав. Все мои чувства мгновенно возвращаются в состояние боевой готовности, напитанные воздухом, прошедшим сквозь мириады сосновых иголок. Я ощущаю невероятный душевный подъем – надежду, прилив сил, решимость? Как будто происходит что-то очень важное.

– Где?..

Карл резко выкручивает руль влево. Мы сворачиваем прямо в лес.

Хочу закричать, но с губ не срывается ни звука. Сейчас куда-нибудь врежемся… Но вместо этого мы будто въезжаем в камеру старинной автомойки: со всех сторон по кузову скребут ветки (время от времени попадая в открытые окна).

Давно заброшенная проселочная дорога заросла низким кустарником и пуэрарией. Карл свернул наугад – и попал точно в цель.

– Знак с оленями и одометр еще никогда меня не подводили, – говорит он. – Поворачивать надо ровно через четыре целых две десятых мили после знака.

Тут он резко тормозит и врубает противотуманные фары. Впереди, в тридцати-сорока ярдах от нас, начинается асфальтированная дорога. Вся в ямах и колдобинах.

Ночь такая темная, а дорога такая старая, что ползти приходится медленно, часто останавливаясь и проверяя, есть ли впереди еще тридцать ярдов асфальта. Шоссе осталось меньше чем в четверти мили от нас, а чувство такое, словно мы попали на другую планету.

В люке больше не видно неба. Нос Барфли неустанно трудится, пыхтит – похоже, пес на грани оргазма от такого обилия новых запахов. Я оборачиваюсь – и тут же получаю хвостом в лицо. Барфли высунулся в окно и тянет шею, как голодный жираф.

Я где-то читала о поисковых собаках, которых возят на лодке по озеру – они могут учуять лежащий на дне труп. Такие нюхачи находили могилы рабов времен Гражданской войны и помогали археологам откапывать скелеты тысячелетней давности. Химический состав почвы, в которой разлагается плоть, меняется в течение многих сотен лет. Прах к праху; все живое превращается в материал для новой жизни. Некоторые собаки способны различить в запахе почвы эту давнюю смерть.

Внезапно Барфли встает передними лапами на оконную раму и так сильно высовывается наружу, что еще немного – и вывалится.

– Барфли, назад! – громко приказываю я, и – о чудо! – он выполняет команду. – Закрой окна наполовину, – бросаю Карлу. Он тоже мгновенно подчиняется.

Сущие пустяки, но ко мне сразу возвращается уверенность. Я будто отвоевала себе немного жизненного пространства.

– Где мы, черт подери?! Куда ты меня везешь, Карл?

– В свою темную комнату.

Он выжимает педаль газа, и машина резво устремляется в темноту.

57

Карл гонит в кромешной тьме, по ухабистой дороге, которой почти не видно.

– Справа глубокий овраг, – как бы между делом замечает он, лихо входя в очередной крутой поворот. – Мой дядя называл эту дорогу проездом Джеймса Дина. Раньше в овраг сваливалось по шесть машин в год. Там образовалось настоящее автомобильное кладбище – все заросшее мхом и лианами. Спасатели успели отправить на дно парочку эвакуаторов, пока до них не дошло, что поднять оттуда можно только трупы. Видишь, впереди дорога начинает извиваться? Этот участок он называл Мэрилинмон-роуд. Смекаешь? Аппетитные изгибы, как у Монро. Дядя обожал кинозвезд. Конечно, он давно умер. Но успел прожить здесь с моей тетушкой добрых полвека.

– Пожалуйста, не гони так… Я прекрасно обойдусь без гида.

– Да не бойся, я здесь с закрытыми глазами могу проехать. Все мои чувства на пределе. Ты же любишь карты? Так вот, точная карта хранится у меня вот здесь. – Он снимает руку с руля и стучит себя по виску.

К моему великому облегчению, Карл все же перестает выжимать педаль газа – но не ради меня, а просто чтобы войти во все многочисленные повороты нового участка пути. Я представляю, как мы странствуем по разуму Карла – парим в космосе, подобно огромному астероиду, усеянному кратерами и провалами. Можно странствовать так целую вечность и никогда не вырваться на свободу.

Внезапно я больно ударяюсь головой о сиденье – Карл одолел очередную глубокую яму. В душу лезут мысли о дырявых шинах и одной-единственной запаске в багажнике. Вода, еда и бензин быстро закончатся. Придется выбираться своим ходом – со сломанной рукой и без какой-либо провизии в запасе.

Всего этого я сейчас боюсь не меньше, чем самого Карла. Когда я последний раз заглядывала в холодильник – вчера, – там было озерцо шоколадного цвета, в котором плескалась одна бутылка воды «Озарка» и две плитки «Хёршис».

Помощи ждать неоткуда. Мы одолели пустыню и очутились за Сосновым занавесом. В такой глуши особо предприимчивые люди устраивают игры на выживание и делают на этом деньги. Мы буквально прорубаем себе дорогу, так она заросла. То с одной стороны, то с другой встают тени заброшенных покосившихся хижин.

Я изо всех сил стискиваю пластиковую ручку над головой – ту, за которую держатся старушки, забираясь в салон. Ужасно хочется сорвать с часов клейкую ленту и узнать время. Мой рюкзак с парочкой запасных одноразовых телефонов и ноутбуком (все выключено) лежит на полу за спиной Карла.

Но у меня всего одна здоровая рука. И я хочу держаться ею за что-нибудь, пока Карл будто бы нарочно собирает все колдобины и ухабы на дороге.

Нет, сейчас не время его злить – лучше даже не пытаться что-то найти или подобрать с пола. С каждой минутой он крутит руль все хаотичнее. Моя призрачная надежда (включить один из телефонов и воспользоваться GPS) стремительно тает. Никакой сигнал не пробьется сквозь эти высоченные сосны. Ни один дрон или спутник не станет напрягаться ради одной меня.

В голове вертятся вопросы из кошмарного сна. Уж не превратил ли он автомобильную свалку в личное кладбище? Может, он и Рейчел скинул в этот овраг, а потом долго прислушивался, как ее тело кубарем летит по заросшему кустами склону?

Быть может, кости моей сестры сейчас покоятся среди покореженного металла? А компанию ей составляют Викки, Николь и Виолетта?

Вместо этого я доброжелательно спрашиваю:

– Далеко еще?

И пусть больше всего на свете мне хочется, чтобы Карл развернул пикап, просить об этом я не стану. Рейчел бы ни за что не пошла на попятную.

Я морщусь: машина уходит в легкий занос и скребет правым боком о стволы деревьев, сдирая краску.

Карл и ухом не ведет. Он вдруг начинает щуриться и всматриваться в темноту, словно плохо видит. Дорога и впрямь исчезает. Впереди видно от силы двадцать футов асфальта. Десять.

– Почти приехали! – вдруг с уверенностью восклицает он, косясь на одометр. – Все, мы на месте!

Он резко бьет по тормозам, отчего скулящий Барфли сваливается на пол.

Я дергаюсь вправо, чтобы не врезаться сломанной рукой в приборную панель. Карл вырубает мотор, погружая нас в кромешный мрак. Барфли возмущенно тявкает – один-единственный раз.

– Приехали, – сообщает Карл.

Несколько секунд мы сидим в тишине. Наконец я прихожу в себя.

– Больше никогда не пущу тебя за руль. Хватит.

Я тянусь к бардачку, где у меня припрятан фонарик.

Свой мощный «Мэглайт» я случайно, по глупости оставила в другой машине. Тренер бы меня за это убил.

– Включи фары, чтобы я видела, где мы. Карл! Включи. Фары. И посади Барфли на поводок – если он убежит, мы никогда его не найдем.

Пока я у руля, пока я не очень-то добрая и быстро раздаю приказы, а Карл не успевает думать, все будет хорошо.

Он что-то бормочет и возится с Барфли, а я выбираюсь из машины. Мы стоим на крошечной круглой полянке – буквально в нескольких дюймах от нашего капота начинается плотная стена деревьев.

Карл сказал: «Мы на месте». Значит, тут должно быть какое-то жилище? Но туманный свет фар пытается пробить себе дорогу лишь в непроходимой лесной чаще. Никакого намека на дом или хижину.

Дорога (если ее можно так назвать) закончилась. Карл все еще сидит в машине. Я свечу фонариком по сторонам – пытаюсь убедиться в своей правоте. Вокруг нашей крошечной полянки действительно ничего нет, кроме бесконечных сосен. Единственный выход – та прорубленная в кустарнике тропка, по которой мы приехали. Придется здорово попотеть, чтобы сдать по ней задом.

Водительская дверь со скрипом открывается, и тут же начинает журчать вода – Барфли выпустили пописать. Или это не Барфли? Через минуту Карл подходит ко мне и самодовольно улыбается, глядя на расстояние между раскуроченным капотом и стволом ближайшего дерева. Затем измеряет его пальцами. Мне не смешно. Выехать отсюда без фар будет невозможно.

– Ну, чего стоим? – ехидно осведомляется Карл. – Вырубаем фары – и в путь! Отсюда пойдем пешком.

У Карла в руках незнакомый мне фонарь – профессиональный и явно дорогой. Тут у меня в голове сами собой вспыхивают пункты из его списка.

Лопата. Фонарь. Веревка. WD-40. Пищевая пленка фирмы «Глэд».

Выходит, пока меня не было, Карл обзавелся фонарем. А чем еще?

Левая штанина его джинсов в районе икры выглядит пухлее, чем правая. Что он там припрятал?

Часы с водозащитой 300 метров. Их он тоже купил, интересно? Куда мы идем – уж не к озеру ли? Но в Техасе нет озер глубиной с небоскреб (я посчитала: 300 метров – это почти 1000 футов). Такие глубокие озера есть только на севере. Далеко, очень далеко на севере. Впрочем, это не важно. Лезть с Карлом в воду я не собираюсь, какие бы открытия он мне ни сулил.

– Тропинка здесь.

Карл отводит в сторону ветку и лучом света показывает мне направление. Земля в той стороне уходит вниз. Карл хочет, чтобы мы куда-то спустились. Может, это в самом деле тропинка, но она так завалена палой листвой и хвоей, что ее почти не видно.

– Дай ключи. Я выключу фары, – суровым тоном распоряжаюсь я.

Он подчиняется. И с интересом наблюдает, как я пробираюсь к водительской двери. Едва слышно хихикает куда-то в сторону – видимо, поспорил с Уолтом, что я не дам дёру. Вот только ему глубоко безразлично, что со мной будет: уеду я или нет.

Я практически слышу хруст веток под сапогами Уолта. Ставлю полсотни баксов или горсть золотых монет на то, что сейчас она сбежит.

Водительская дверь широко распахнута. Я встаю на подножку и выключаю фары. Срываю с часов клейкую ленту. 21.26. Через четыре минуты по телику начнется «Семейная вражда».

Я хватаю с приборной панели остатки салфеток и открываю заднюю дверь. Рюкзак оказывается гораздо тяжелее, чем мне запомнилось. Конечно, всегда можно выпотрошить его по дороге, если пойму, что он меня тормозит. Но даже забросить его на здоровое плечо ой как непросто. Я никогда не тренировалась с переломами, только один раз с растяжением. Ломать кости подопечной не стал бы даже мой тренер-садист.

У-ух. Хрясь.

Со стороны Карла доносится хруст, стремительный и беспощадный. Он упал? Или здесь есть кто-то еще? Криков не слышно. Вообще никаких звуков больше не слышно. Я приседаю на корточки, обхожу пикап и свечу фонарем туда, где исчез Карл.

Большой ветки нет, на ее месте зияет черный пролом. Впереди мелькает луч света. Мой крошечный фонарик выхватывает из темноты поджарый силуэт Карла и блеск металла. Хрясь. Карл рубит лес острым предметом. Маленьким серпом? Ножом?

Что-то упирается мне в ногу. Я охаю, а Барфли испускает жуткий вой, от которого в лес убегает другой зверь, которого я раньше не замечала.

– Ой, прости, Барфли!

Совсем про него забыла. И отдавила бедняге лапу. Свечу на нее фонариком – вроде цела. Он уже вовсю лижет мои руки.

Все это время Барфли терпеливо сидел на привязи. Его поводок обмотан вокруг торчащего из земли гигантского корня. Карл дал мне еще один шанс на бегство? Или просто вредничает, чтобы мне жизнь медом не казалась?

Он ведь прекрасно знает: я не могу одновременно держать поводок и фонарик.

Перебираться через корни и камни с загипсованной рукой и тяжелым рюкзаком за спиной тоже будет непросто.

Что ж, придется кому-то довериться. Например, Барфли. Меня до сих пор волнуют его швы (пусть он уже начисто забыл об их существовании), но еще больше я боюсь оставлять его здесь одного. Вдруг я привяжу его к дереву или запру в пикапе, а сама не вернусь?

– Не отставай, хорошо? – шепчу я, разматывая поводок. – Если не захочешь идти – всегда можно повернуть обратно.

Не знаю, кого я пытаюсь успокоить этими словами – его или себя.

– Ты там идешь? – зовет Карл.

Идешь… идешь… идешь…

Эхо танцует среди сосен почти как музыка.

Отдавалось ли в этом лесу эхо с именем Рейчел?

Фонарь Карла горит огнем меж ветвей – и вдруг потухает, проваливается неизвестно куда.

У-ух. Хрясь.

У-ух. Хрясь.

Выхожу на тропу.

Все-таки я к этому готовилась.