Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 292 (всего у книги 327 страниц)

35

– Окна и зеркала… – бормочет Карл.

Мы вернулись в гостиницу, и он вновь складывает свое «золото» в небольшую сковородку, украденную у миссис Ти. После визита к врачу он как-то особенно не в себе. Барфли устроился под столом и положил морду ему на сапог – это стало входить у него в привычку.

– «Я не жестоко, а всего лишь правдиво», – декламирует Карл. – Сильвия Плат, речь от лица зеркала.

Я молча наблюдаю, не решаясь вмешаться. Сетка из светлых царапин на столе мозолит мне глаза – будто какие-то психи играли здесь в крестики-нолики. Я собиралась немного замаскировать их мебельным маркером цвета «вишневый дуб» (купленным в магазинчике медгородка, куда Карл забрел в поисках «Маунтин дью»).

Солнце уже ползет вниз по стеклянному фасаду из сплошных окон.

– Я повешу зеркала обратно только перед самым отъездом, – заверяю я Карла. – А если тебе мешают окна, можно задернуть шторы.

Последние два часа Карл почти ничего не говорил, если не считать оскорбительного выпада в адрес пиксельного Фрэнка Синатры на стене лифта. Я спросила, как прошла беседа с врачом, и Карл по-настоящему растерялся: будто силился и не мог вспомнить сон.

– Да я не про то! – бурчит он. – Фотографии – одновременно окна и зеркала. Фотограф рассказывает одну историю, а люди потом интерпретируют ее по-своему. Идеальный кадр живет и дышит. Растет. Говорят, музыка – универсальный язык. Нет, универсальный язык – фотография.

Это практически точная цитата из его книги. Сказать ему, что мне это известно? Что я провела множество ночей, погружаясь в его черно-белые миры? Качалась на серых волнах Галвестона вместе с Виолеттой? Играла с двумя маленькими Мэри, запертыми в шкафу? Но разве эти слова не будут такими же безумными. как сам Фельдман?

Под настольной лампой все еще стоит портрет Рейчел. Я заставляю себя взять его в руки и положить перед Карлом.

– Что скажешь об этом снимке?

– Его сделал не я.

– Да, но какую историю он рассказывает?

– Эта девушка явно хотела бы оказаться в другом месте.

– Что про нее думает Уолт?

– Уолту жаль, что она умерла. А такие постановочные снимки для слабаков.

Одним яростным движением Карл смахивает на пол свою добычу. Барфли приподнимает голову, но на всякий случай решает не высовываться.

Я неверным шагом возвращаюсь к лампе и ставлю Рейчел на место. Начинаю собирать камни, чтобы Карл не увидел моих слез, потом открываю ладонь и высыпаю все камешки обратно на пол.

– Сам собирай свои камни, Карл. Или закажи уборку. Этим вечером я хочу побыть одна. Идем, Барфли.

У себя в спальне я начинаю усиленно работать над тем, чтобы унять слезы и восстановить дыхание. Достаю из кармана кость и бросаю ее на ковер до тех пор, пока не выпадает мое счастливое число – три. Потом выкидываю счастливое число Рейчел, шесть.

Через десять минут меня, как обычно, отпускает. Мои приступы уже давно не длятся больше десяти минут. Я научилась даже горевать.

Книга с фотографиями Карла, разорванная пополам, лежит на комоде.

Кровать и подушки по-прежнему похожи на разворошенный сугроб. Номер сегодня не убирали – я повесила на дверь табличку с надписью «Не беспокоить».

Подхожу, беру ручку и записываю в гостиничный блокнот сегодняшние траты: «Газета – 1,25 доллара, обед в кафе – 10,12 доллара, мебельные маркеры – 8,37 доллара».

В гардеробной достаю рюкзак и открываю потайной кармашек. Пальцы сперва натыкаются на моток гладкой, как змея, нейлоновой веревки, потом находят серебристый скотч. Карл опять включил «Семейную вражду», но до меня доносятся только отдельные взрывы хохота. Идеальный саундтрек к безумию.

Уолт сказал, моя сестра умерла. Никто и никогда еще не говорил мне этих слов.

Я кладу на кровать книгу Карла и аккуратно заклеиваю корешок.

День шестой

Мой блокнот с советами по выживанию. Составлен в возрасте 10 лет.

Как не бояться американских горок

1. Представляй, что катишься по радуге.

2. Опускай страховочный поручень до упора.

3. Повторяй про себя, что шанс умереть на аттракционе равен 1 к 300 000 000 (факт).

4. Кричи и дыши, кричи и дыши.

36

Когда мне было восемнадцать, я нашла Эдну Зито в доме престарелых. Ее конвертики с инструкциями для бытовой техники порой обнаруживались в самых неожиданных местах, и я не могла просто так исключить вероятность того, что именно она приклеила близняшек под чердачную лестницу.

Ее сын Никсон тоже считал, что такое возможно.

– Она вечно все прятала, – сказал он мне по телефону. Мать он назвал «забывчивой».

Когда я рассказала ему о своем детстве в их старом доме – как я тайком оставила его имя на дверном косяке и нашла под лестницей «любопытную» фотографию двух девочек-призраков, он с улыбкой отметил, что я – прирожденный романтик.

Однако первую встречу со своей матерью Никсон организовал неохотно и сам на нее не явился. При этом он не задавал слишком много вопросов, что было очень даже хорошо. В ту пору я как раз старалась не напрягать маму лишними звонками от незнакомых людей.

Когда я впервые увидела Эдну, она сидела в инвалидном кресле. Красная рубашка в черный горох, черные брюки – эдакая скрюченная божья коровка. Вместе с еще пятью старушонками они организовали общество «Перекати-Полли», все члены которого были прикованы к коляскам, при этом мастерски метали стеклянные шарики.

Они помнили, как в детстве бегали наперегонки с шарами из высохшей травы, знали наизусть разудалую песню с таким названием и рецепт одноименного пудинга.

Но сказать, какой сейчас год, не могли.

Сын Эдны предупредил, чтобы я не набрасывалась на его мать с вопросами, поэтому фотографию близняшек я приберегла до второго визита. Взгляните на их лица, сказала я. Вы знаете этих девочек? Может, они ваши родственницы? Мне показалось, что в ее взгляде на секунду вспыхнуло узнавание. Она пробормотала: Вот чертовки! Затем помотала головой и передала снимок Иде, Ида передала его Герте, Герта – Хейзел, а Хейзел – Опал.

Тот огонек в ее глазах заставлял меня возвращаться снова и снова. На Эдне я отрабатывала приемы, которые позже пригодились мне в общении с Карлом. Сама того не зная, она научила меня терпению и мирному сосуществованию с невидимками. В уютной старушечьей спальне дома престарелых мы вновь и вновь оказывались в красочном мире ее галлюцинаций.

Мы обедали в обществе Одри Хепберн, мчали на кабриолете по берегу моря, наслаждаясь свистом ветра за бортом, становились свидетелями появления на свет ее мертворожденной дочери – только на сей раз врачам удавалось спасти малышку. Однажды Эдна прошептала мне на ухо: Мир фантазий – всего лишь вторая реальность, лапочка.

Благодаря Эдне я проснулась в пушистой, как облако, гостиничной кровати с новой надеждой в сердце. Эдна снилась мне всю ночь. Она выкрасила мои волосы в синий цвет, и мы танцевали босиком на песке.

Во сне Эдна заверила меня, что раскусить Карла поможет Виолетта Сантана, третья красная точка на карте Техаса.

* * *

Пляж Галвестона, на котором пятнадцать лет назад пропала без вести Виолетта, находится всего в часе езды от нашего отеля. К восьми утра я полностью готова к выезду. В «ЗаЗу» мы с Карлом уже не вернемся.

Я планировала покрасить волосы прямо в отеле, но передумала и пока убрала краски в чемодан. Когда я выхожу из комнаты, дверь в общую ванну оказывается заперта. Оттуда доносится шум воды.

По телевизору, который работал всю ночь, рассказывают про орхидейного богомола, который заманивает жертв, притворяясь цветочком. Насекомое действительно похоже на орхидею. Видимо, Карл наконец уговорил Уолта включить «Дискавери».

Хороший знак: он собрал с пола почти все, включая камни. Только зеркала по-прежнему стоят лицом к стене. Гостиничного подноса, которым он гремел вчера вечером, нигде не видно.

Я выключаю телевизор. Карл сложил газету, которой я прикрыла стол, и бросил ее на пол рядом с мусорным ведром. Провожу пальцем по белым царапинам – следы от камней глубже, чем я думала. Упаковки с купленным вчера мебельным маркером нигде не видно. Придется спросить Карла. Но сначала надо повесить на место все зеркала. Задача эта не из простых: меня то и дело ослепляют солнечные блики. Когда работа окончена, перед глазами долго плывут белые круги.

Карл по-прежнему в ванной. Прошло уже много времени, слишком много – даже для него. Я тихонько стучу в дверь.

– Карл, все нормально? Ты позавтракал?

Нет ответа. Карл немного туговат на ухо – или притворяется, не знаю. Я подхожу к мини-холодильнику в поисках апельсинового сока за 4 доллара. Найти его оказывается проще простого: половина полки пуста. Крошечные пузырьки «Титос», «Джек Дэниелс» и «Дон Хулио» (видимо, для фей), одноразовые стаканчики с дешевым вином, бутылки «Стеллы», «Бадса» и «Сэма Адамса» – все исчезло. Я специально запоминала содержимое холодильника, чтобы знать, что Карл выпьет.

Мой взгляд падает обратно на дверь ванной. Карл мог напиться, потерять сознание и даже умереть, если смешал весь этот алкоголь со своими лекарствами.

Я подлетаю к двери и громко в нее барабаню.

– Карл! Все нормально?!

Нет ответа.

Ручка легко поворачивается.

В ванной никого нет.

Из крана бежит вода.

И Карл, видимо, тоже бежит.

37

Паника охватывает меня только внизу, когда я выбегаю в вестибюль и сквозь стеклянные двери вижу на улице диско-шоу полицейских огней.

Выбираю самого молоденького швейцара – того, кто уже поглядывает на полоску гладкой белой кожи между моим топом и поясом джинсов.

– Что стряслось? – вежливо спрашиваю я.

– Да кто-то стащил с нашего фирменного автобуса череп техасского лонгхорна, – отвечает он. – Гостям не о чем волноваться. Директор вне себя от злости. Как можно потерять рога длиной десять футов?

Он кивает на даму, оживленно беседующую с двумя другими полицейскими. Вид у них унылый, и, кажется, они не из тех, кто поддерживает равенство полов.

– Мне нужны ключи от машины, – говорю я швейцару. – Вот мой парковочный талон.

– Хорошо, я сейчас ее подгоню. У вас ведь белый «Шеви» с дисками «Уорриор»? Вчера вечером я помогал вашему отцу выехать с территории и объяснил, как у нас получают машину. Мы сами пригоняем ее к выходу. Он сказал, у него рак мозга… Попросил за него молиться. И дал мне очень щедрые чаевые.

Рак мозга? Вранье или правда? Быть может, вчера в клинике Карлу сообщили плохую новость?

– Вы отдали машину моему отцу? Вчера вечером?

– Да, он хотел убедиться, что с его дистанционным ключом все нормально – не села ли батарейка. Потом я поставил машину обратно в гараж, где она сейчас и стоит в целости и сохранности.

Видимо, Карл украл запасной ключ из моей косметички. И, возможно, прямо сейчас заводит мотор.

Я не могу оторвать взгляд от крошечной, идеально квадратной бородки швейцара, явно обесцвеченной. На груди у него хиповый фирменный бейджик отеля.

«Диски “Уорриор”», говоришь? А ты наблюдательный! Эдак он и копам на опознании поможет. Нехорошо.

– Ты Гарри, да? Выдай мне ключи от машины, пожалуйста.

– У нас так не принято… – ворчит Гарри, но сам уже поворачивается к завешанной ключами стене. – Держите. Место номер триста семнадцать в гараже, вон там. – Он указывает пальцем направо. – Третий этаж. Поднимайтесь пешком, лифт сегодня не работает. Но я должен предупредить босса, что вы туда пошли.

– Конечно-конечно!

Я взлетаю по лестнице на третий этаж, открываю дверь и… замираю. В пятидесяти ярдах от меня Карл энергично роется в кузове нашего пикапа, открывая подряд все контейнеры и чемоданы. Увидев искомое, он кладет это в гостиничный мешок для грязного белья (с большой буквой «З» на боку) и принимается отсчитывать купюры от моих припрятанных двух тысяч. Услышав шаги, он поднимает голову и едва заметно усмехается, будто и не удивлен нашей встрече.

– Мы же договаривались… – говорю я.

– Я тоже так думал, пока ты не провела надо мной маленький научный эксперимент. А потом еще и наорала.

– Прости. Я должна была предупредить тебя о визите к врачу. У тебя… рак мозга?

– С чего ты взяла? Пытаешься меня запугать?

– Послушай, Карл, как тебе такой план: мы сейчас вместе едем в Галвестон, а потом я выполняю любое условие из твоего списка. Любое.

– Уолт не любит пляжи Галвестона. И вообще жару. Жара вгоняет его в депрессию.

– Вы можете посидеть в машине, пока я… встречусь кое с кем.

– Любое условие, говоришь? Любое-прелюбое?

– Да.

– Я подумаю. – Многозначительно глядя мне в глаза, он запихивает в мешок еще немного наличных и застегивает молнию. – Почему ты всегда держишь одну руку в кармане?

Название: УТОПЛЕННИЦА

Из книги «Путешествие во времени: фотографии Карла Льюиса Фельдмана»

Пляж Галвестона, 2002

Серебряно-желатиновая печать

Комментарий автора:

Всякий раз, когда я выхожу на этот пляж, меня начинают душить влажность и страх, хотя со времен галвестонского наводнения минуло уже больше ста лет. Дети строят песочные замки и пекут куличики над закопанными трупами. В одном только Галвестоне шторм истребил около шести тысяч человек, а на острове насчитали порядка двенадцати тысяч жертв. Часть трупов сбросили на дно океана, часть сожгли на погребальных кострах, часть зарыли в песок там же, где нашли. Строители до сих пор натыкаются на их кости. Этот снимок я сделал перед знаменитой гостиницей «Галвез», на пляже которой якобы бродят привидения – включая невесту, покончившую жизнь самоубийством, и святую монахиню. В 1900 году, когда на остров налетел ураган, монахини из сиротского приюта Святой Марии бельевыми веревками привязывали к себе детей. Их трупы так и нашли связанными. А век спустя я обнаружил на том самом месте, среди водорослей у берега, это платье. Лицо в складках я разглядел уже позже, только когда напечатал фотографию.

38

Мы с Барфли мочим ножки в мутной воде пляжа Сан-Луис-пасс на западе Галвестона, где предположительно ушла в темноту Виолетта Сантана. На старых полицейских фотографиях этот отрезок пляжа перетянут желтыми лентами, а песок, словно обломками пиратского корабля, усыпан пустыми пивными банками и бутылками.

Виолетта. Последняя красная точка. Сегодня я решила, что ее можно называть девочкой, ведь она и была девочкой для своих родителей. Ей только-только исполнился двадцать один год.

Я задумала встретиться с Гретхен Муллинс, бывшей однокурсницей Виолетты, еще год назад. Она была самой взрослой свидетельницей из всех, что проходили по трем делам о пропавших без вести девушках, но на мои просьбы каждый раз отвечала «нет». На четвертый раз я придумала новую историю и представилась новым именем. Сработало!

Вообще-то я планировала огорошить Карла этим воспоминанием, поэтому оставлять его в машине с включенным кондиционером и орущими на всю громкость «Зе Ху» мне не хотелось. Зато так он не сможет вмешаться в наш с Гретхен разговор и случайно (или же намеренно) раскрыть мое истинное «я». Она думает, я хочу добиться установки предупредительных знаков на пляже и с этой целью пишу статью о жертвах местных бурных течений.

Мы встречаемся на опасном отрезке пляжа, примерно в двадцати милях от того места, где Карл сделал свой самый дорогой и самый страшный снимок под названием «Утопленница».

В книге и многочисленных интервью он утверждает, что белая ткань в воде – платье, своеобразная посмертная ода жертвам галвестонского наводнения.

Я невольно содрогаюсь, глядя на мирные волны залива. Чудовище спит. Ничто не предвещает беды, как ничто не предвещало ее и в 1900-м. Технологий тогда не было. За день до урагана поднялся сильный ветер, море вздыбилось, и в газетах появилось небольшое штормовое предупреждение. Спустя сутки по улицам города поплыли трупы.

Карл говорит, что не стал вылавливать платье, а позволил ему уплыть в море. Поэтому зрителю остается лишь гадать и доверять воображению фотографа.

И вот я снова задаюсь вопросом: может, это было не платье, а легкий шарф? Может, шарфы – его фетиш? Не зря он стащил тот шарфик у Лолиты и подсунул мне в чемодан, а потом снова выкрал. Теперь он, словно злой фокусник, может в любой момент выдернуть его из кармана, накинуть бело-розовых улиток мне на шею и душить, пока от меня не останется одна бесформенная оболочка.

Мы уехали из отеля «ЗаЗа» около часа назад (извинившись и переведя им на счет триста долларов за испорченный стол). Администратор была так расстроена пропажей черепа, что наверняка и вовсе не заметила бы царапин, но я решила перестраховаться, чтобы лишний раз про нас никто не вспоминал.

Сначала я предлагала Гретхен встретиться на том знаменитом отрезке пляжа перед гостиницей «Галвез», которая отважно примостилась у самого волнореза и затеяла сомнительную интрижку с заливом. Это было бы логично: Гретхен с Виолеттой останавливались в этой гостинице. Карл тоже по меньшей мере дважды в год.

Однако Гретхен захотела встретиться здесь, где они с Виолеттой виделись в последний раз, и бросить в море букет фиалок в память о погибшей подруге. Она якобы делает это каждый год, но мне что-то не верится.

Много вы знаете цветочных магазинов, где продают фиалки? Можно ли вообще вырастить в Техасе этот нежный, прихотливый цветок? И много ли на свете людей, из года в год исправно соблюдающих подобные ритуалы? Нет, не много. Гретхен попросту работала на публику – то есть на читателей газеты, к которой я не имела никакого отношения.

Сегодня на пляже Сан-Луис-пасс почти безлюдно, если не считать парочки любителей солнечных ванн. Плавать здесь – на самой оконечности острова – опасно: подводные течения то и дело уносят купальщиков в открытое море.

Впрочем, никакие предупредительные знаки не останавливали пьяных студентов вроде Виолетты и Гретхен от купания в океане. И тогда, и сейчас молодежь продолжает лезть в воду в самых неподходящих местах, совершенно не представляя, как бороться с течением.

С разрывным течением не может бороться никто – даже олимпийские пловцы.

Не пытайся плыть против течения, уступи ему. Оно не затянет тебя на дно, скорее ты выбьешься из сил и утонешь сама. Доверься океану. Он вернет тебя на берег.

У моего тренера был четкий свод правил на любой случай. Он понятия не имел, зачем я его наняла и куда меня в итоге занесет жизнь – в горы или в открытое море. Он ничего не знал об исчезновении моей сестры. Возможно, мы бы понравились друг другу чуть больше, если бы я ему рассказала.

Я стараюсь не думать о том, как бурлящая вода тащит меня прочь от берега, а люди на пляже превращаются в разноцветные точки.

Взглянув на циферблат дешевых часиков, я начинаю сомневаться, что эти часы и залатанная книга с фотографиями Карла долго протянут на берегу плюющегося океана. До приезда Гретхен еще пять минут.

Я сказала ей, что буду в красной бейсболке и с коричневым псом. Она должна быть в желтом платье и с белокурым сыном по имени Гас.

У Виолетты Сантана тоже были светлые волосы и красивое чистое лицо. Когда два года назад я случайно наткнулась в Интернете на ее фотографию, мне скрутило живот. Виолетту не убили (точнее, она погибла при невыясненных обстоятельствах), поэтому раньше я ее имени не встречала.

О том, что девушку могли убить, я сказала ее родителям по телефону. Могла ли Виолетта стать жертвой убийцы? Нет, не могла, считали они. Их дочь погибла по воле Господа, это было своеобразное крещение. По Божьему промыслу она ступила в воду и исчезла навеки. Так было предрешено еще до ее рождения.

Побеседовав с ними, я поняла, почему их дочь так любила выпить. В разговорах с полицией однокурсники признавались, что Виолетта налегала на «Бадс» и «Джек Дэниелс» да еще каждую ночь меняла номера и партнеров, поэтому ее хватились только через два дня, когда она второй раз подряд не вышла к завтраку.

Все решили, той ночью она просто вылезла из воды и отправилась спать. Я тоже так думаю. Она наверняка обсохла, оделась и пошла своей дорогой – и эта дорога привела ее к Карлу.

Барфли пляшет у кромки воды, вспарывая когтями мокрый песок. Меня по-прежнему волнует его рана, хотя по случаю нашей вылазки к морю я купила ему в «Уолгринсе» водонепроницаемую повязку. Хочется постоянно натягивать поводок, что я и делаю время от времени.

Прикрыв глаза ладонью и щурясь, я вновь смотрю на наш пикап, припаркованный за волнорезом. Возможно, Карл сейчас смотрит на меня, маленькую точку на берегу, и гадает, что мне известно о той ночи. Возможно, зачарованный бурными водами залива, он думает о Виолетте и своей знаменитой фотографии тонущего платья. Я поворачиваюсь к нему спиной.

Ткань и вода – больше на том снимке ничего нет. Но люди разглядели в складках личико перепуганной девушки, которую затягивает на дно. Что-то вроде лика Иисуса на поджаренном тосте или Элвиса на картофельном чипсе, только круче, высокохудожественнее и страшнее.

Копия «Утопленницы» в рамочке висит в гостинице «Галвез» – в номере, который якобы кишит привидениями. На Стрэнде до сих пор торгуют открытками с фотографией. Но это лишь один призрак из тысяч, что разгуливают по здешнему коварному пляжу. Интересно, Карл еще получает авторские отчисления? Или уже забыл, как это делается?

Бороздя просторы даркнета, я наткнулась на оригинальный, подписанный фотографом экземпляр «Утопленницы». Сайт специализировался на продаже всякой чернухи и снимков, имеющих отношение к серийным убийцам. Как это вообще работает? Давай меняться – я тебе Джеффри Дамера и Теда Банди, а ты мне убийцу с Грин-ривер! Какое место занял бы Карл в этом рейтинге, узнай люди всю правду?

От соленого морского бриза меня вдруг бросает в дрожь. Сейчас, в ста метрах от Карла, я почему-то боюсь его даже больше, чем когда он рядом.

Вновь оглядываюсь. На песке стоит женщина и, прикрывая глаза ладонью, рассматривает меня. Белокурый мальчик с белой розой в руке уже со всех ног несется к океану.