Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 199 (всего у книги 327 страниц)

Глава 8

Лулу избаловалась.

Лакомства, которые ей готовила Мерили, в сочетании с отсутствием физической активности притупили ее охотничьи инстинкты. Когда я вошел в домик Мерили, Лулу не выразила особого восторга. Честно говоря, она вообще не отреагировала на мое появление.

Я наклонился и почесал ее за ухом. Лулу обнюхала мне пальцы. Вела она себя сдержанно, словно перед ней почтальон или сантехник. Я не виделся с раненой страдалицей целых два дня. И вот она – расплата за мою черствость.

– Это переходит все границы, – твердо произнес я. – Я уже устал извиняться перед тобой. И ты прекрасно знаешь, что я не могу сидеть с тобой круглые сутки.

Я протянул руки, чтобы вынуть ее из кроватки. Лулу, недовольно заворчав, попыталась вывернуться. Но я-то больше и сильнее. Я поднял ее и поднес к груди. Обычно в таких случаях она прижимается ко мне, кладя голову на плечо, будто мы с ней танцуем медленный танец. Сейчас же она задергалась у меня в руках, требуя, чтобы я опустил ее на пол. Ладно, будь по-твоему.

– Ладно, мученица, – сказал я, направляясь к телефону. – Сама увидишь, чем обернется для тебя такое поведение.

Трис все еще спал и не мог подойти к телефону. Я попросил Памелу передать, что следующим вечером припозднюсь, потому что хочу взглянуть на фотоальбом Тьюлип. Памела заверила меня, что все в точности передаст мистеру Скарру. И добавила, что ей очень понравилось переносить на бумагу записи наших последних нескольких бесед.

– Мне кажется, я начинаю его понимать, Хоги.

– Рад за вас. – Мне и вправду было приятно, что Памела заметила разницу. Он действительно начал раскрываться передо мной. Вот бы еще узнать, кто в меня стрелял. Вот тогда можно было бы сказать, что наблюдается определенный прогресс.

У меня как раз оставалось время, чтобы понежиться в ванне с бокалом лафройга – дымные нотки уже не вызывали у меня отторжения. Закончив омовение, я как раз успел к очередному выпуску «Гигантских морских червей». Сам не знаю почему, но я подсел на этот документальный сериал. То ли привык, то ли просто засиделся в Англии.

Когда серия подошла к концу, я надел новый пиджак на черную водолазку и выудил банку скумбрии для Лулу. Она уставилась на нее с таким восторгом, словно я держал в руках элитный корм для собак. Я ласково попрощался с Лулу, втайне надеясь, что ей станет стыдно за холодный прием. Впрочем, я понимал, что мои надежды напрасны.

Поскольку «мини» все еще была в ремонте, я ездил на дизельном «пежо». Он разгонялся до сотни за сутки, холодильника не было, но в нем меня охватывало чувство ностальгии. Точно такой же дизельный «пежо» был у меня в Периге, где я питался паштетом из гусиной печенки, запивая его ледяным «мон-базияком», и работал над самой первой, черновой версией своего романа «Наше семейное дело». Эх, молодость, молодость.

Я припарковал автомобиль у служебного входа в театр, взял букет и встал у дверей, словно швейцар, – дожидаться Мерили. Опрятно одетый джентльмен, постарше меня, также дежурил у дверей, карауля кого-то из труппы. Подозреваю, объектом его воздыханий был чувственный блондинчик по имени Стив.

Мерили вышла, одетая в свой любимый твидовый костюм от Пэрри Эллиса – Мерили очень плакала, когда узнала о смерти прославленного модельера. К этому костюму на этот раз Мерили подобрала шелковую блузку с высоким воротом, а также туфельки и пояс из кожи аллигатора. Мой букет ее умилил. К ней тут же устремились поклонники, выпрашивая автограф. Я прищурился от вспышек фотокамер. Нас застали вдвоем? Да, подобное поведение с нашей стороны могло показаться неосмотрительным, но мы с Мерили решили, что если будем вести себя так, словно нам есть что скрывать, то это будет пошло и безвкусно. В пошлости нас никто никогда не мог обвинить. Не собирались мы давать повода и сейчас.

– Как поживает Ти-Эс? – спросила Мерили, когда я под руку повел ее к машине.

– У меня начинает просыпаться к нему нечто похожее на уважение, – ответил я. – Нет, его никак нельзя назвать приятным человеком, но он и не старается быть таковым. Он понимает, что делает людям больно. Но при этом готов за это расплачиваться. Сейчас осталось не так уж много людей, которые так отдают себя творчеству. И при этом талантливы.

– Ты когда-нибудь мог представить, что станешь отождествлять себя с рок-звездой? – Мерили сжала мне руку.

– Это кто отождествляет себя с рок-звездой?

– Прости, милый, я, видимо, неправильно тебя поняла.

Мерили явно о чем-то размышляла. Пока мы ехали в ресторан, она сидела выпрямив спину и нервно сжимала пальцы. Я болтал о всяких пустяках, дожидаясь, когда она сама скажет, в чем дело. Мне пришлось набраться терпения – она молчала всю дорогу до очаровательного ресторанчика «Грейндж» на Кинг-стрит в Ковент-Гарден. Мерили продолжала упорствовать, пока мы пили мартини с двойными оливками. И пока мы расправлялись с биф-веллингтон[204]204
  Биф-веллингтон, или говядина веллингтон – блюдо из говяжьей вырезки, запекающейся куском в слоёном тесте.


[Закрыть] и двумя потрясающими бутылками «о-медóк». Только когда со стола унесли тарелки и подали кофе, Мерили выпалила:

– Зак хочет приехать.

– Надолго? – Я почесал за ухом.

– На… на пару дней. Ему кажется, что мы отдаляемся друг от друга. Ну, он так сказал. Он хочет…

– Выяснить отношения?

– Нет, мне так не показалось.

– И когда же он прилетает? Хотя бы примерно.

Мерили сглотнула и посмотрела на свою чашку с кофе:

– Завтра днем.

Я отодвинул кофе и заказал кальвадос. Затем глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Порой все происходит не так гладко, как хотелось бы, – попыталась утешить меня Мерили.

– И тем не менее все шло просто замечательно.

– Милый, Зак, как-никак, мой законный супруг. И он рассчитывает, что пока он в Лондоне, я буду себя вести как его жена.

– А на что рассчитываешь ты?

– Я давно уже ни на что не рассчитываю, – с горечью в голосе ответила она. – Чувствую себя выкуренной сигаретой.

– Ты не куришь. И не курила никогда.

– Твоя правда. Я просто кривляюсь. Все моя страсть к театральности. Извини, – она откинула волосы назад. – Пока Зак здесь, я буду ему верной женой. Буду стараться изо всех сил быть ему лучшей женой в мире, пусть даже сердце рвется на части. И мне очень-очень жаль. И тебя, и себя. Ведь я была так счастлива последние несколько…

– Перестань. Не надо. Я все понял. Вещи я заберу утром. Позвони, когда у тебя будет свободная минутка, договорились?

– Не ожидала, что ты окажешься таким покладистым, – Мерили озадаченно посмотрела на меня.

– Когда-то покладистость проявила ты. Я плачу тебе тем же.

– Ну, я старалась, – ее взгляд потеплел.

Я опорожнил бокал с кальвадосом.

– Хорошо, что у меня универсал. Можно устроить Лулу сзади вместе с постелью.

Мерили смущенно закашлялась.

– Я думаю, что ей пока лучше пожить у меня.

– Мерили, это моя собака, несмотря на то что она сейчас ведет себя так, словно объявила мне бойкот.

– Это наша собака.

– Это моя собака. Я тебе уже говорил, мы с ней в комплекте: куда она, туда и я. Если она останется, то и я тоже.

– Да, я помню. Но пойми, со мной ей будет безопаснее.

– Она поедет со мной, и точка.

– Тебе все еще может грозить опасность.

– Я сказал – нет.

– Ты сможешь навещать ее, когда тебе вздумается. Оставь себе ключи.

– Мерили, ты понимаешь, что просишь отдать Лулу тебе?

– На время, – она накрыла мою ладонь своей. – Миленький, неужели ты не видишь, что без нее мне сейчас никак? Если она рядом, то словно рядом и ты. Если ты ее заберешь, я просто не переживу приезд Зака. Ну пожалуйста, мой хороший, очень тебя прошу.

Хорошо, что Мерили Нэш не служит силам зла. Если б она попросила, я без всяких колебаний застрелил бы хоть самого президента.

– А что будет потом? – спросил я.

– Мы же договорились не обсуждать эту тему.

– Плевать, Мерили.

– Ладно. Я готова выслушать твою версию.

– Мне кажется, все вполне очевидно.

– А вот мне – нет. Расскажи, если тебя не затруднит.

– С удовольствием. Что происходит в конце «Филадельфийской истории»?

– Опускается занавес.

– До этого.

– Я… я снова выхожу замуж за своего первого мужа, – покраснела Мерили.

– Ну? Эта концовка наводит тебя на какие-нибудь мысли?

– Счастливые концовки бывают только в пьесах, мой хороший, – вздохнула Мерили. – Причем в очень-очень старых пьесах.

– Лично мне счастливые концовки очень даже по душе.

– А мне всегда казалось, что ты в глубине души предпочитаешь трагические.

– За исключением спектаклей, где мне отводится одна из главных ролей.

На лбу Мерили проступили морщинки. Так происходило, когда она из последних сил сдерживала слезы.

– Боже… мистер Хоги, вам так идет черный цвет…

– А тебе идет все что угодно, впрочем, полагаю, ты это и сама знаешь.

– Девушке важно слышать подобное от своего мужчины.

– А я твой мужчина?

– Даже не знаю, мой хороший, – тихо ответила она. – Прости меня.

– Тебе не за что извиняться, – я взял ее за подбородок, поднял голову и на секунду утонул в ее зеленых глазах. – Пока ты моя, несмотря на то что у нас в запасе всего лишь один-единственный вечер.

* * *

Теряюсь в догадках, что нужно учудить, чтобы привлечь к себе внимание прохожих на улице Кинге-Роуд в Челси. Шаркая ногами, по тротуару брели обдолбанные панки в черных кожаных костюмах, щеголяя самыми разными, но при этом в равной степени омерзительными расцветками волос. По страдальческому виду панков создавалось впечатление, что спят они на гвоздях, а над их постелями развешаны портреты Сида Вишеса.

Я до сих пор не понял, что такое панк-движение. Вызов миру? Попытка самовыражения? Впрочем, наплевать. У меня своих проблем полон рот. Я только что распрощался с Лулу и Мерили, при этом не зная, увижу ли я их когда-нибудь снова. Прежде чем мы расстались, Мерили накормила меня овсяной кашей, и теперь мне казалось, что я наелся герметика. Меня мучила головная боль.

Я припарковал «пежо» у тротуара напротив дома Тьюлип. Когда я подошел к двери подъезда, то заметил, что она взломана фомкой. В месте взлома из дверной рамы во все стороны торчала щепа. Я огляделся по сторонам. Прохожие не обращали внимания ни на взломанную дверь, ни на меня. Казалось, их вообще ничего не интересовало. Я вошел в подъезд.

Тьюлип жила на втором этаже. Дверь в ее квартиру тоже оказалась взломана – точно так же, как и дверь в подъезд. Я переступил с ноги на ногу. Что мне делать? Зайти? Для этого нужен человек совсем иного склада. Мужественный, хладнокровный. И желательно в сопровождении питбуля.

Почувствовав, как у меня пересохло во рту, я прислушался – не доносится ли из квартиры каких-нибудь звуков. Тишина. Я постучался и позвал Тьюлип по имени. Тишина. Я вобрал в грудь побольше воздуха. Затем толкнул дверь и вошел в квартиру.

Стенной шкаф в прихожей оказался выпотрошен. Его содержимое: шарфы, сумки, старая куртка из оленьей кожи, отделанная бахромой, и дождевик, украшенный цветочками психоделической расцветки, который был даже старше куртки, вместе с остальными вещами были раскиданы по полу.

Я снова позвал хозяйку по имени.

В обшарпанной гостиной во время своего первого визита я приметил телевизор и дешевый стереомагнитофон. И то, и другое пропало. Полки, где они стояли, теперь пустовали. Остались только пыльные контуры. Очень толстые. Мне было даже страшно представить, что у Тьюлип творится под кроватью. Оставалось надеяться, что мне не придется туда заглядывать.

Я позвал Тьюлип по имени.

Ящики комода в спальне были выдвинуты. Повсюду виднелись раскиданные носки, футболки и нижнее белье. Опустошенная шкатулка из-под драгоценностей лежала на боку на туалетном столике. Налетчик не обошел своим вниманием и стоявший в спальне шкаф. На полу валялись сваленные в кучу платья, а на ней – раскрытые коробки из-под обуви.

Шкафчик с лекарствами над раковиной в ванной был настежь распахнут. В раковине валялись открытые баночки. Разноцветные таблетки медленно таяли под капающей из крана водой.

Я снова позвал Тьюлип по имени.

Затем я повернулся и едва не налетел на нее.

Тьюлип стояла прямо за моей спиной на пороге кухни, выпучив по-прежнему красивые глаза, бледная как смерть. Она показывала куда-то в сторону гостиной, силясь мне что-то сказать, но, к сожалению, ей мешал большой кухонный нож, который кто-то всадил ей в живот. Она смогла выдавить из себя лишь какой-то булькающий звук и начала заваливаться прямо на меня. Я выставил руки. Хозяйку квартиры никак нельзя было назвать пушинкой. Мы оба повалились на пол, причем Тьюлип оказалась сверху. Думаете, потом мне это не снилось в кошмарах? Как бы не так! Я как можно аккуратнее спихнул ее с себя и перевернул на спину. Впрочем, церемонился я напрасно. Тьюлип уже была мертва.

Не знаю, кто был налетчик, но он не побрезговал и серебряным крестиком, который Тьюлип носила на шее.

* * *

Британская пресса подала убийство некогда известнейшей красавицы-модели Тьюлип как печальный финал-постскриптум эпохи шестидесятых. Первые полосы пестрели старыми гламурными фотографиями погибшей и воспоминаниями тех, кто ее знал. Ну или утверждал, что знал. Газеты пореспектабельней принялись вспоминать других звезд шестидесятых, уже отошедших в мир иной – Брайана, Хендрикса, Паппи, Муна. Бесстыжая желтая пресса со смаком обсуждала лишний вес Тьюлип, рассказывая о том, сколько времени она отдавала секте, именуемой «Церковь Жизни», в какой жалкой конуре прожила последние годы и умерла.

А я ведь был в той квартире. Да, не дворец, но конурой это я бы тоже не назвал.

Джей Вайнтроб от имени Тристама Скарра опубликовал краткое заявление для прессы: «Тьюлип была единственной женщиной, которую я когда-либо любил. Она подарила мне дочь – моего единственного ребенка. Несмотря на то что в последние годы мы жили раздельно, наши чувства оставались прежни-ми. Я всегда буду ее любить, и мне будет очень ее не хватать».

Этим единственным комментарием по поводу убийства Ти-Эс и ограничился, да и тот был не его. Он просто не смог бы его написать. Гибель Тьюлип столь сильно его потрясла, что врач посадил его на успокоительные.

Заявление для прессы сочинил я – почему бы и нет, раз Трис все равно пользуется моими услугами. Главное, не просите меня придумывать текст благодарственных записок – от этого я делаюсь раздражительным.

Наш редактор специально позвонил из Нью-Йорка, желая убедиться, что я держу руку на пульсе. Я заверил, что ему не о чем беспокоиться – я в самой гуще событий, вплоть до пятен крови на плаще. Редактор сообщил, что журнал «Роллинг стоун» щедро заплатит, если я напишу о случившемся статью, которая, с его точки зрения, «офигенно поможет раскрутить» автобиографию Триса. В ответ я сказал, что это блестящая мысль, и солгал. Я совершенно не собирался писать о гибели Тьюлип. Просто редакторы любят, когда с ними соглашаются – им от этого становится веселей на душе. Такие уж они люди. В особенности это касается редакторов, использующих словечки вроде «раскрутить».

Журналисты в один голос утверждали, что Тьюлип, вернувшись домой, обнаружила там грабителя, от рук которого и погибла. Пропали все мало-мальски ценные вещи, в том числе и часть лекарств. Это наводило на мысль о том, что убийца был наркоманом.

Впрочем, у полиции эта версия вызывала определенные сомнения. Об этом я узнал от Фарли Рута, того самого стеснительного рыжеволосого следователя с кривыми зубами, одетого во все тот же зеленый костюм. Утром, через два дня после случившегося, он приехал в Гэдпоул в сопровождении неразговорчивого полицейского в форме. Мы втроем присели за кухонный стол. Памела поставила греться чайник.

– Рад вас снова увидеть, господин инспектор, – сказал я.

– Вы очень любезны, мистер Хог.

– Хоги, – поправил я.

– Ну да. Хоги. Ну и пока суть да дело, мне хотелось бы сказать, что я не…

– Ваша шея выглядит гораздо лучше. Попробовали тальк?

Рут покраснел, невольно кинув взгляд на полицейского в форме, который изо всех сил старался сдержать улыбку.

– Да. «Флорис». Номер восемьдесят девять. Мне сразу полегчало, как вы и говорили. Спасибо.

Памела подала нам чай и булочки, после чего удалилась в прачечную, где пыталась вывести пятна крови с моего плаща. Не знаю как. Я никогда не выведываю у мастеров секреты их ремесла.

– Как обстоят дела с пулями? Хоть одну удалось найти? – спросил я Рута.

Он взял булочку и впился в нее зубами, отчего стал похож на суслика.

– Пока нет, сэр, – ответил Рут, жуя. – Но мне хотелось бы поговорить с вами о другом деле – убийстве мисс Тьюлип. На первый взгляд, все вроде бы ясно. Она возвращается домой, застигает грабителя на месте преступления, грабитель ее убивает. Иными словами, мисс Тьюлип просто не повезло. В этом районе квартиры обносят достаточно часто. За последние недели было несколько случаев, хотя, правда, пока обходилось без убийств.

Я сделал глоток чая, дожидаясь продолжения.

– Все вроде бы ясно, но мне не нравится одна деталь, – промолвил Рут.

– И это…

– Вы, сэр.

– Я?

– Так точно, сэр. Мне не хочется торопиться с выводами, но за последние несколько дней вы уже второй раз становитесь участником крайне неприятного происшествия. Первое из них я готов счесть банальной случайностью, неблагоприятным стечением обстоятельств – уличная перестрелка, вы случайная жертва… Но потом вы оказываетесь на месте преступления… Вы понимаете, к чему я клоню?

– Пожалуй, что да. – Я подергал себя за ухо.

– Рад это слышать, – с довольным видом кивнул Рут. – Итак, Хоги, вы можете объяснить, как так получилось, что вы за крайне непродолжительный промежуток времени угодили в две переделки?

– Не могу.

Рут пристально смотрел на меня. Мой ответ его явно разочаровал.

– Ясно, – после продолжительного молчания произнес он. – Вы сказали следственной бригаде, приехавшей на вызов, что мисс Тьюлип назначила вам встречу. Позвольте уточнить, зачем вам понадобилось с ней встречаться?

– Я вам уже говорил: я помогаю Трису Скарру писать мемуары.

Рут попросил меня назвать фамилию главного редактора. Я назвал ему любителя раскручивать книги. Рут кивнул и попросил меня рассказывать дальше.

– Тьюлип сыграла в жизни Триса важную роль, – продолжил я. – Именно поэтому я встретился и пообщался с ней. А потом мы договорились еще об одной встрече.

– И как она вам показалась?

– В каком смысле?

– Я о ее душевном состоянии.

– Немного с тараканами в голове, как и все мы. Может, у нее их чуть больше.

Рут кивнул:

– Она не говорила, с кем поддерживает отношения?

– Нет. Но она упомянула, что много времени посвящает работе в церкви.

Рут полистал блокнот:

– Ага. Ну да. Основателя зовут отцом Бобом. Когда-то он торговал наркотиками. Даже посидеть за это успел. Кроме того, есть вопросы насчет действительности его богословского образования.

– Полагаете, он имеет какое-то отношение к убийству?

– Нет, я полагаю, что отношение имеете вы, Хоги, – спокойно произнес Рут.

Он сидел напротив меня, ожидая моей реакции, – худой, руки покрыты веснушками, взгляд – бесстрастный. Вся его застенчивость куда-то подевалась.

– Спасибо за прямоту, инспектор, – промолвил я, откашлявшись.

– Я, знаете ли, очень люблю прямоту. И я, на самом деле, вовсе не…

– Прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете. Я и сам был бы рад, если мог бы объяснить случившееся со мной. Точнее, вокруг меня. Но не могу. Вы уж извините. Мне очень жаль.

– А уж мне-то как…

– Но при этом я готов предложить вам сделку.

Рут кинул взгляд на своего коллегу' в форме и снова уставился на меня.

– Сделку?

– Да. Если вдруг что-нибудь узнаю, я вам об этом непременно сообщу. При одном условии. Если вы прямо сейчас поделитесь кое-какой информацией.

– Я не заключаю подобных сделок, сэр, – твердо сказал Рут.

– Печально.

– Что вы хотите узнать? – Рут сглотнул и наклонил голову.

– Вы составили опись найденного в квартире Тьюлип?

Рут повернулся к коллеге, который кивнул в ответ.

– Вы можете добыть для меня копию этой описи? – спросил я.

– Зачем она вам? – нахмурился Рут.

– Скажем так, она мне нужна.

Рут задумался.

– Ладно, вы ее получите, – сказал он и допил чай.

Памела, словно по мановению волшебной палочки, тут же появилась из прачечной:

– Еще чашечку, господин инспектор?

– Спасибо, мадам. Вынужден отказаться, – ответил он. – И я вовсе не…

– Может, тогда еще булочку? – предложила экономка.

– Спасибо, нет. Но я был бы рад пообщаться с мистером Скарром. Если это, конечно, возможно.

– Боюсь, что никак не получится, – покачала головой Памела. – Мистер Скарр и без того не отличался крепким здоровьем, а гибель Тьюлип окончательно его подкосила. Доктор категорически запретил его беспокоить.

– Да-да, конечно. Мне очень жаль. Простите за бестактность. – Рут встал. – В таком случае мы, пожалуй, пойдем.

Я проводил полицейских. Мы миновали охрану у парадного входа, камеры наблюдения и прожекторы.

– Серьезно же он относится к безопасности, – покачал головой Рут, садясь в неброский «Остин-метро».

– Ему нравится чувство защищенности, – ответил я. – Не смею его за это упрекать.

Рут опустил стекло и высунул голову:

– У меня к вам, Хоги, еще один вопрос.

– Я вас слушаю.

– Что это за сэндвич такой?

– О-о-о… это настоящее лакомство для героя. Нарезанный стейк, жареный лук, грибы, и все это залито расплавленным сыром.

– Ух ты! С удовольствием такой бы съел.

– Хотите хоти, сделанный по всем правилам, поезжайте в Филадельфию. Ну, туда, где Колокол Свободы[205]205
  Колокол Свободы – один из главных символов американской борьбы за независимость от Великобритании, его звон созвал жителей города на оглашение Декларации независимости.


[Закрыть]. Не самое плохое место на этом свете.

– Вряд ли я туда соберусь в ближайшее время.

– Как и Уильям Филдс[206]206
  Хоги имеет в виду американского комика Уильяма Клода Филдса (1880–1946), который однажды выразил желание, чтобы на его могиле написали: «Я бы предпочел жить в Филадельфии».


[Закрыть].

* * *

Мне показалось, что Трис изменился. Отчасти дело было в волосах, которые подровняла Памела, эта всесторонне одаренная женщина. А потом до меня внезапно дошло – я впервые увидел Триса при свете дня. Сейчас он выглядел еще более жутко, чем в тускло освещенных покоях своего особняка, и еще сильнее напоминал восставшего из могилы мертвеца. Сходство с трупом усиливалось из-за невероятной бледности.

Мы отправились на похороны Тьюлип вместе, устроившись на заднем сиденье «роллс-ройса». Прощание организовали в церкви, которой покойница последние годы жизни отдавала столько своего времени. Трис надел темно-синий костюм в белую полоску, белую рубашку, черный галстук и высокие ботинки. Выражением лица он походил на растерянного потерявшегося мальчугана. Джек и Вайолет сидели впереди. Джек с мрачным видом вел автомобиль. Вайолет, в черном платье и с собранными на затылке роскошными черными волосами, то и дело шмыгала носом. Впервые с момента нашего с ней знакомства она выглядела на свой возраст.

Впереди нас ехал автомобиль с четырьмя телохранителями.

– Я все собирался поблагодарить тебя, Хогарт, – тихо промолвил Трис.

– За что?

– Я про заявление для прессы, что ты написал. Хорошо получилось. С душой. Лучше бы и я не смог сказать.

– Да ладно вам, не смогли бы. Вам просто нужно время, чтоб прийти в себя.

Он затянулся до самых печенок сигаретой, выпустил дым из своих знаменитых раздувающихся ноздрей.

– Спасибо. Я в самом деле очень признателен.

– Да ладно вам. Раз мы с вами оба умеем шевелить ушами, значит, нам надо держаться вместе.

– Это точно. – Трис посмотрел в окно. – Это правда, Хогарт.

– Вы о чем?

– Да про то, что сказал Дерек – мол, у меня друзей нет. И в самом деле – нет. Ну, настоящих. Больше уже нет. Я… я не так просто их завожу, но уж если подружился с кем-то, то уж навсегда. И потому нельзя сказать, что ее больше нет. Ну, или больше нет Рори. Они тут. – Он постучал пальцем себе по голове. – Они все еще тут.

– Понимаю.

– Что, правда понимаешь, корешок?

– Конечно. Я ведь и сам такой.

Он мне улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. Вздохнул – про себя. Ну, наконец-то. Между нами постепенно устанавливаются доверительные отношения. Это вполне нормальный, я бы даже сказал, естественный процесс. Я добился, чтобы он открылся мне, поделился своими тайнами, секретами, мечтами, тревогами. А это никогда не произойдет если между нами не будет эмоциональной связи, причем работающей в обе стороны. Других вариантов нет. Ну, я, по крайней мере, о них не знаю.

Трис со всей силы ударил кулаком по обитому кожей сиденью.

– Черт бы ее подрал!

– Кого?

– Судьбу. Ну почему Тьюлип? Почему убили именно ее?!

Я взглянул на него и тихо произнес:

– Знаете что, Тристам? Судьба тут ни при чем.

Он сощурил набрякшие глаза и посмотрел на меня. Затем потянулся к кнопке на дверной панели.

– Прошу меня извинить, ребята, но нам надо потолковать с глазу на глаз.

Поднялось стекло, отделившее переднее сиденье от заднего. Теперь Джек и Вайолет нас не слышали.

– Ты что такое говоришь, Хогарт? А ну-ка, поясни.

– Это было не просто ограбление.

– В каком смысле?

– Взлом, кража ценностей, бардак в лекарствах – все это на самом деле для отвода глаз, чтобы скрыть истинную цель.

– Ив чем же она заключается?

– К Тьюлип кто-то наведался в гости – кто-то, кого она знала. Этот кто-то убил ее и кое-что забрал. Кое-что важное для них с Тьюлип, и больше ни для кого.

– О чем речь?

– О ее фотоальбоме. Сегодня утром я видел опись вещей, составленную полицией в ее квартире. Альбом там не значится. Он пропал.

Трис затушил окурок и прикурил новую сигарету.

– Ну да, точно… Памми говорила, что ты позвонил и сказал, что собираешься к Тью, посмотреть альбом. – Он почесал голову. – Вот только я не помню никакого альбома.

– Тьюлип сказала, что любила фотографировать.

– Это как раз я помню, – хохотнул он. – Вечно лезла мне в рожу со своим сраным «Никоном».

– Она сохранила фотографии. Те, что делала во время ваших турне, концертов, в домашней обстановке. Фото из Лондона, Парижа, Нью-Йорка – со всего света.

На лице Триса промелькнуло странное выражение – словно на него вылили ушат ледяной воды. Краткий миг – и он снова стал самим собой.

– Видимо, в альбоме имелось некое фото, которое я ни в коем случае не должен был увидеть, – продолжал я, – фото, которое могло подсказать, кто убил Паппи и кто стрелял в меня. Увы, теперь нет ни фото, ни Тьюлип. А ведь Тьюлип могла связать все воедино. Именно поэтому ее и убили. Теперь мы никогда не узнаем… Разве что…

– Что, Хогарт?

– Ничего. Так, мысль промелькнула.

– Ты полиции что-нибудь рассказывал?

– Нет. Пока нет.

– А почему? Мне показалось, что они…

– Это часть прошлого. Вашего прошлого. Это моя зона ответственности. Моя, а не их.

На лице Триса появилась кривая ухмылка.

– А еще ты все так же бесишься из-за того, что ранили твою собаку.

– А еще я все так же бешусь из-за того, что ранили мою собаку.

По крайней мере когда-то она была моей. Останется ли она со мной? Пока я в этом не был уверен. Я все еще ждал звонка Мерили. И пытался не думать о ней с Заком. Трис положил ладонь мне на руку.

– Кто это, Хогарт? Кто это все сотворил?

– Пока не знаю.

Но кое-какие мыслишки у меня в голове крутились, и довольно много. Я спросил Памелу, кому, кроме Триса, она рассказала о том, что я собираюсь посмотреть альбом Тьюлип. Оказалось, она сказала об этом Джеку, тому самому Джеку, который отлучался из поместья по делам в тот самый день, когда в меня стреляли. Мог ли на меня покушаться Джек? Конечно же, да. Кроме того, именно у Джека имелись к Паппи очень серьезные претензии. И именно Джек, в отличие от всех остальных, ни в какую не хотел говорить о прошлом. Джек отлично владеет оружием. Ну и не будем забывать о его связи с Вайолет. Может, и она замешана. Ей стрелять нравится? Нравится. А еще ей нравится воровать. Да, Джек отличный кандидат на роль подозреваемого. Впрочем, он не один. Ведь о моем намерении заглянуть в альбом могли узнать и другие. Тьюлип могла сама об этом рассказать. Кому угодно. Хоть Дереку. Хоть Марко. Убийцей мог оказаться любой.

Да, мыслишки у меня имелись. Слишком много.

Церковь Жизни располагалась на первом этаже потрепанного здания, находившегося на той же улице, где жила Тьюлип. У входа в церковь на тротуаре толпились бойкие репортеры, фотографы и телевизионщики с камерами, с нетерпением дожидаясь столь редкой возможности хоть одним глазком взглянуть на прославленного Ти-Эс. Когда мы подъехали, Трис весь напрягся и глубоко вздохнул. Джек выпрыгнул из машины первым и открыл ему дверцу.

Стоило Трису выйти наружу, как на него тотчас же обрушился целый шквал вопросов. Ти-Эс не ответил ни на один. Он ведь уже сделал заявление. Фаланге его телохранителей удалось каким-то чудом расчистить дорогу, и мы устремились внутрь здания. Трис покровительственно приобнял Вайолет, которая в туфлях на шпильках была выше отца сантиметров на пятнадцать.

Внутри Церковь Жизни напоминала столовую для бездомных. Обшарпанные столы со скамейками вдоль стен, бак с кофе, доска с объявлениями и резкий запах дезинфицирующего средства. За одним из столов напротив друг друга сидели Дерек Грегг и человек-чайник Марко Бартуччи. Больше никто не пришел проститься с бывшей законодательницей моды. Ее родителей уже не было в живых, а прессу не пустили.

В дальнем конце зала за кафедрой стоял отец Боб.

Сегодняшним утром отец Боб позавтракал яичницей, остатки которой виднелись в его черной кустистой бороде. На носу поблескивали очки в металлической оправе. Одет он был в мятые черные вельветовые брюки и заляпанную краской серую хлопчатобумажную фуфайку с грубо обрезанными у локтей рукавами. Предплечья покрывала густая поросль черных волос, которые выбивались и из-под верха фуфайки, сливаясь с бородой.

Перед ним на столе стояла урна с прахом Тьюлип.

Служба была краткой и совершенно обычной. Отец Боб произнес несколько слов о том, как мы все важны друг другу в жизни и смерти, после чего вручил урну Вайолет, поцеловав девушку в лоб.

Ти-Эс обнялся с Дереком и перекинулся с ним парой фраз. Чуть поколебавшись, обнял он и Марко, который плакал, не скрывая слез. Затем Трис направился обратно в машину. Джек тоже обнял Дерека, при этом аккуратно обогнув Марко. Марко это заметил. Я тоже. И это не ускользнуло от внимания Марко.

– Ужасная трагедия, мистер Хог, – промолвил Бартуччи, подойдя ко мне. – Просто ужасная.

– Вы совершенно правы, – кивнул я. – Кстати, когда вы с ней в последний раз виделись? Или разговаривали с ней?

– Давно. Я уж и не помню, – Марко нахмурился. – А к чему эти вопросы?

– Просто хотелось узнать, насколько вы были близки.

– Даже если человек тебе близок, с ним вовсе не обязательно регулярно поддерживать связь. Она была милее их всех, мистер Хог. Она… она могла запросто, не прикладывая для этого ни малейших усилий, разбить сердце. – Марко понурил голову, шмыгнул носом и, тяжело ступая, пошел прочь.

Я проводил его взглядом, гадая, есть ли в словах этого несчастного, грязного мелкого мошенника хотя бы капля правды.

Трис сидел ссутулившись на заднем сиденье «роллс-ройса» и смотрел в окно. Пока мы ехали по Лондону, он так и не сменил позы. Затем он резко выпрямил спину, открыл мини-бар и попытался налить себе бренди. Руки его так сильно тряслись, что все лилось на коврик. Я отобрал у него графинчик и наполнил бокал. Осушив его залпом, Ти-Эс откинулся на спину сиденья. Щеки его чуть порозовели.