Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"
Автор книги: Дженнифер Линн Барнс
Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 327 страниц)
Семья. Это слово впечаталось в сознание Джеймсона, как клеймо. У него было ощущение, что Саймон Джонстон-Джеймсон, виконт Брэдфорд, не склонен бросаться этим словом. «Этот рыжий черт считает долгом чести защищать меня. И он даже готов пожертвовать Вантиджем ради этого».
Для Иена Джеймсон – всего лишь пешка. Для Саймона, очевидно, нет.
Это ничего не меняет. Неважно, верил ли в это сам Джеймсон, но правда заключалась в том, что, даже если слова Брэдфорда действительно что-то значили для него, даже если они что-то изменили, Джеймсон по-прежнему хотел победить.
Он был незаурядным. Он должен быть таким. Другого выбора не дано.
Сделав глубокий вдох, от которого закололо в легких, Джеймсон вернулся к люстре, одну за другой снял пять горящих свечей и поставил их на пол. Затем, не сказав никому ни слова – даже Эйвери, – он проследил за расположением цепи люстры, подпрыгнул и поймал ее руками.
А затем начал карабкаться вверх.
Глава 77Джеймсон
Цепь хоть и казалась не очень прочной, но выдерживала его вес. Джеймсон, несмотря на напряжение и дрожь в руках, продолжал карабкаться, наплевав на боль, синяки и отбитые бока. Еще несколько футов.
Внизу Саймон Джонстон-Джеймсон, виконт Брэдфорд, по-прежнему хранил его тайну. Четыре слова. Буква «Х». Слово «еще». Буквы «в» и «а».
Джеймсон добрался до вершины. Последняя шкатулка, серебряная, старинная, искусно сделанная, была прикручена к цепи проволокой. Перенеся вес на левую руку, Джеймсон начал распутывать ее правой. Мышцы начали гореть. Проволока впивалась в кончики пальцев, но Джеймсон не останавливался.
Даже когда его хватка начала ослабевать, даже когда проволока порезала ему пальцы и правая рука стала скользкой от крови, он все равно не сдавался. И наконец отцепил шкатулку.
– Наследница! – Он посмотрел вниз через плечо. – Лови!
Он бросил серебряный сундучок, и Эйвери поймала его.
Со скользкими от крови руками и ноющими мышцами Джеймсон начал спускаться. Он преодолел половину пути – может быть, чуть больше, а потом просто упал. Он приземлился на корточки, боль от удара пронзила тело.
Джеймсон повернулся к Эйвери и забрал у нее шкатулку. Она протянула ему ключ, но прежде чем он успел его взять, Зелла заговорила.
– Мне это понадобится, – сказала герцогиня, но не уточнила, что именно – шкатулка или ключ. Или и то и другое. Шестое чувство подсказывало Джеймсону, что правильный именно последний вариант.
Зелла пересекла комнату и встала вплотную к Эйвери.
– Как вы понимаете, виконт не сумел сторговаться насчет последнего ключа, – сказала Зелла, – но я, в отличие от него, ничем не обременена. – В ее голосе не было слышно торжества – там было что-то другое, более глубокое. – У Брэдфорда нет твоей тайны, Джеймсон. Она у меня. – Герцогиня вытащила из платья сплющенный, сложенный вдвое лист пергамента. – Приношу свои извинения, – сказала она Брэдфорду, – я поменяла свитки по дороге сюда.
Брэдфорд уставился на нее.
– Это невозможно.
Герцогиня пожала плечами.
– Так уж получилось, что я специализируюсь на невозможном.
Ей единственной удалось вломиться в «Милость дьявола», а потом еще и получить в нем членство. Со второй их встречи Джеймсон не сомневался: герцогиня из тех, кто видит вещи, кто играет длинные партии.
Она сама выбирает себе соперников. Джеймсон посмотрел на Зеллу, по-настоящему посмотрел.
– Вы уже прочитали мою тайну?
– Как раз собираюсь, – ответила она, – вслух. Если хочешь избавить от этого свою девушку, то попроси ее отдать мне последний ключ. В противном случае всякая опасность, исходящая от этого запретного знания… Что ж, могу только предположить, что ты захочешь защитить Эйвери.
Джеймсон посмотрел на Эйвери. Он не видел никого и ничего, только ее.
– Отдай ключ Зелле, – тихо попросил он.
Были вещи, которыми он не мог рисковать, даже ради победы.
– У вас три секунды, – предупредила Зелла и начала разворачивать пергамент. – Три…
– Давай же! – потребовал Джеймсон. – Игра больше не имеет значения.
Ложь.
– Два…
– Просто уже сделай это, Наследница.
Эйвери беззвучно произнесла: «Я не могу». Джеймсон и глазом не успел моргнуть, как она бросилась к Зелле и схватила пергамент. Зелла начала бороться. Джеймсон наблюдал, как Эйвери повалила герцогиню на пол.
– Хватит! – раздался громкий голос Рохана.
Зелла замерла, Эйвери нет. Она поднялась на ноги с пергаментом в руке и поднесла его к ближайшей свече.
– Я сказал, хватит! – приказал ей фактотум.
Эйвери не остановилась. Она никогда не уступала. И когда Рохан подошел к ней, от пергамента уже ничего не осталось. Тайна Джеймсона стала пеплом. «Ты даже не взглянула на пергамент, Наследница. Ты не стала его читать. Могла бы, но не стала».
Зелла грациозно поднялась с пола и улыбнулась.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – обратилась она к Рохану, – но по правилам насилие любого рода влечет за собой немедленное исключение из Игры? – Ее взгляд опустился на ключ, который до сих пор был у Эйвери. – И если у исключенного игрока есть ключ, он должен его сдать, не так ли?
В глазах Рохана что-то мелькнуло – не гнев, что-то другое. Он повернулся к Эйвери с фирменной лукавой улыбкой на губах.
– Да, так и есть, – ответил он на вопрос Зеллы.
Глава 78Грэйсон
Расшифровка дневника Шеффилда Грэйсона заняла всю ночь. Чем дольше Грэйсон работал, тем быстрее продвигался, переписывая текст в свой собственный блокнот в кожаном переплете – такой же, как у его отца. Грэйсон проигнорировал это сходство. Сейчас для него существовали только меняющийся код и его расшифровка.
Вначале Шеффилд Грэйсон использовал этот блокнот в качестве неофициальной бухгалтерской книги, записывая, куда ушли деньги, которые он присвоил в компании. Там не указывались номеров счетов, но даты и местонахождение банка – это уже были следы.
И ФБР охотно ими воспользовалось бы.
Но по мере того как Грэйсон продвигался в своей работе, а даты вверху страниц показывали, что проходят месяцы и годы, тон и содержание записей Шеффилда Грэйсона менялись. Из фиксации противоправных транзакций они превратились в нечто, больше похожее на… исповедь.
Именно это слово то и дело приходило на ум Грэйсону, пока он расшифровывал то, что написал его отец, – вот только это не совсем правильно. Слово «исповедь» подразумевало что-то вроде раскаяния или необходимости облегчить душу. Шеффилд Грэйсон не испытывал ни того, ни другого.
Он был зол.
Похороны Коры состоялись сегодня. Это время траура. Я должен стать опорой для Акации. Без ее матери, которая постоянно вмешивалась в нашу жизнь и держала меня под угрозой разоблачения, мы должны остаться вдвоем, муж и жена, против всего мира. Не тут-то было! Троубридж позаботился об этом. На поминках он остался с Акацией наедине и рассказал моей жене то, о чем ему не следовало знать и уж тем более говорить.
У нее появилось очень много вопросов.
Грэйсон не позволял себе останавливаться на расшифрованном, не задерживался ни на одной записи, о чем бы там ни говорилось. Но даже когда он сосредоточился исключительно на превращении цифр в буквы, а букв – в слова, на поиске точного местоположения значимого текста на каждой странице, его мозг все равно обрабатывал каждое написанное им слово.
Общая картина в его сознании становилась все яснее и яснее.
Кора оставила все Акации и девочкам. В этом нет ничего удивительного. В виде трастовых фондов. В чем тоже нет ничего удивительного. Акация, слава богу, сама себе доверенное лицо, но Кора назначила Троубриджа доверенным лицом девочек. Ублюдок уже просит показать финансовые отчеты. Я добьюсь продажи компании, прежде чем позволю этому жалкому подобию мужчины задавать мне вопросы.
На следующих нескольких страницах подробно описывалась продажа компании и усилия Шеффилда Грэйсона по обеспечению того, чтобы покупатель принял финансовые отчеты, которые ему были предоставлены, за чистую монету. Но после этого тон его записей снова изменился.
Акация продолжает спрашивать о «моем сыне». Как будто это ее дело – или мое, если уж на то пошло. Как будто семья Хоторнов и так уже недостаточно отняла у меня. Акация слишком мягкосердечна, чтобы понять. Она не прислушается к голосу разума – ни касательно мальчика, ни касательно траста.
И затем, через две страницы, была еще одна запись, короткая.
Тобиас Хоторн наконец умер.
Прошло несколько недель, и записи возобновились уже после того, как Эйвери была объявлена наследницей.
Этот коварный ублюдок оставил свои деньги девчонке ненамного старше близнецов. Говорят, совершенно посторонней, но ходят слухи, что она дочь Хоторна.
Грэйсон чувствовал, как на этих страницах закипает гнев. Записи стали более частыми. Некоторые были о Колине, пожаре, доказательствах, которые собрал Шеффилд Грэйсон, которые указывали на поджог и которые полиция проигнорировала. Другие записи посвящены Эйвери и навязчивым теориям Шеффилда Грэйсона о том, кем она была для Старика и для семьи Хоторнов.
Теории о предположительно умершем дяде Грэйсона, Тоби Хоторне.
Грэйсон смог точно определить момент, когда Шеффилд Грэйсон решил установить слежку за Эйвери, начал шпионить за ней. Мужчина был убежден, что она приведет его к Тоби.
И поскольку он уже мертв, что ж, вряд ли они смогут обвинить меня в его убийстве, не так ли?
Грэйсон не позволил себе остановиться, даже когда расшифровал слово «убийство». Перед ним разыгрывалась почти шекспировская драма: свергнутый король, лишенный власти из-за махинаций покойной тещи; подрастающий наследник, запутавшийся в отношениях с заклятым врагом короля. Семья, у которой руки в крови. Долг, который будет выплачен.
Грэйсон приближался к последним страницам дневника. Но тут он записал дату, которая заставила его оторвать взгляд от страницы и закрыть глаза.
«Интервью. Мое и Эйвери». Грэйсон помнил каждый вопрос, который им задавали. Он помнил, как повернулась к нему Эйвери, как он позволил себе посмотреть на нее, по-настоящему посмотреть, чтобы показать миру, что семья Хоторнов приняла избранного Тобиасом Хоторна наследника.
Но больше всего Грэйсону запомнился момент, когда они потеряли контроль над ситуацией, и то, как он вернул этот контроль обратно.
Притянул ее к себе.
Прижался губами к ее губам.
На одно чертово мгновение он перестал бороться с собой. Он поцеловал ее так, словно целовать ее – это то, для чего он рожден, как будто это неизбежно, как будто они были вместе. И вскоре после этого все взорвалось.
Так было всегда: с Эмили, с Эйвери, с Иви.
Почему не ты? Грэйсон заставил себя открыть глаза. Он посмотрел на записанную дату, затем взял карточку Шеффилда Грэйсона, сопоставил ее отметки с отметками на странице, которую расшифровывал, установил колесико шифрования на соответствующее число, основываясь на квитанции о снятии денег с этой датой. А затем он расшифровал, прочитал и записал.
Шеффилд Грэйсон смотрел интервью. Это он подстроил, чтобы их обвинили в том, что они якобы скрывают, что дядя Грэйсона Тоби все еще жив. Шеффилд Грэйсон верил, что Эйвери дочь Тоби. Он хотел подтверждения, но его не последовало, потому что Грэйсон взял дело в свои руки.
Тот поцелуй.
Ярость отца Грэйсона, вызванная этим поцелуем, ощущалась даже сейчас.
«Дочь Тоби Хоторна не может целовать моего сына!»
Грэйсон откинул голову назад, ему не стало больно глотать. «Он назвал меня своим сыном». Никаких кавычек. Никакого отстранения. Ничего, кроме одержимости и ярости.
– Грэй! – тихо позвал Ксандр.
Грэйсон покачал головой. Он не собирался говорить об этом – не о чем. Грэйсон вернулся к работе, чтобы завершить ее. В дневнике осталось ровно три записи. Грэйсон просматривал их со скрупулезной точностью и беспощадной скоростью. После интервью Шеффилд Грэйсон вернулся к отстраненному стилю, свойственному его предыдущим записям.
Первая из трех записей документировала платеж в криптовалюте «специалисту». Вторая включала информацию об оплате склада в Техасе. В третьей просто был список: «Хлороформ. Стяжки. Катализатор. Пистолет».
Эта запись была последней.
Грэйсон перестал писать. Он положил ручку и закрыл блокноты.
– Думаю, лучше не спрашивать, в порядке ли ты, – тихо сказал Нэш.
– Я съел все «Орео», – серьезно объявил Ксандр. – Вот, Грэй, возьми немного пирога!
Грэйсон ухватился за возможность отвлечься, предложенную его младшим братом.
– Ты заехал за пирогом?
– Когда я не заезжал за пирогом? – философски ответил Ксандр.
Тиски в груди Грэйсона ослабли. Немного. Недостаточно. Но, по крайней мере, он уже мог дышать – и думать. Не о том, что Шеффилд Грэйсон все-таки назвал его сыном. Не о той роли, которую сыграл тот поцелуй во всем, что последовало потом: бомба, похищение Эйвери, смерть Шеффилда Грэйсона.
Нет, Грэйсон, как всегда, думал о том, что делать дальше. Кто-то может совершать ошибки, но только не он.
Скорее всего, в течение нескольких часов Джиджи и Саванна приедут за шкатулкой. Без ключа в виде флешки им никогда ее не открыть, но Грэйсон знал, что не стоит недооценивать сестер. Если они откроют шкатулку и обнаружат, что внутри пусто, у них возникнут обоснованные подозрения.
Составив план дальнейших действий, Грэйсон отобрал у Ксандра вилку и съел кусочек пирога, а потом позвонил портье.
– Мне понадобится простой блокнот в кожаном переплете. Дорогой, коричневая кожа, ни на коже, ни на страницах не должно быть ни логотипов, ни любых других опознавательных знаков.
Глава 79Грэйсон
Пока Грэйсон ждал, когда его просьба будет выполнена, он взял отцовскую авторучку и гостиничный блокнот. Открыв первую страницу дневника Шеффилда Грэйсона, Грэйсон изучил мельчайшие детали его почерка. Единицы были просто прямыми линиями; небольшое утолщение этой линии вверху наводило на мысль, что он писал их снизу вверх. Тройки были округлыми, концы слегка загибались внутрь. У шестерок петля меньше, чем у девяток; у четверок и пятерок острые углы и резкие наклоны.
«Я смогу это сделать». С ручкой в руке Грэйсон воспроизвел одну из строчек зашифрованного текста. Близко, но не совсем. Он попробовал еще раз. Снова. К тому времени, когда в отель доставили новый блокнот, Грэйсон был готов. Медленно и кропотливо он переписал зашифрованные записи, создав копию дневника, который заканчивался сразу после похорон бабушки девочек. Грэйсон поместил дубликат в центральное отделение шкатулки, а затем собрал ее, сунув ключ-флешку под деревянную планку на самом внешнем слое.
Его сестры заслужили это. Открыть шкатулку. Расшифровать дневник. Узнать, кем был их отец, даже если Грэйсон не мог позволить им узнать все.
Встав из-за стола, он повернулся и отдал оригинальный дневник Нэшу.
– Отвезите его в дом Хоторнов. Спрячьте в столе «Давенпорт», который стоит у подножия потайной лестницы за книжными полками библиотеки.
Грэйсон посмотрел на свой блокнот, в котором записал расшифровку дневника, и, помедлив, протянул его Ксандру:
– Этот тоже.
Когда оригинал и его расшифровку спрячут в доме Хоторнов, проблема будет устранена. Правда о кончине Шеффилда Грэйсона останется тайной. Эйвери будет защищена.
– А этот сожгите, – сказал он братьям, протягивая им блокнот, в котором практиковался подделывать почерк Шеффилда Грэйсона. Осталось разобраться с последним пунктом.
– Ждешь, что мы оставим тебя одного? – Нэш прислонился к дверному косяку, лениво закинув правую ногу на левую. Его поза словно говорила: «У меня впереди весь день, младший брат».
– Я в порядке, – сказал ему Грэйсон, – ни хуже, ни лучше, чем обычно.
У него есть цель. Близнецы нуждались в нем, в отличие от его братьев, которые уже давно могли сами о себе позаботиться. Нужно разобраться с ФБР и финансовыми трудностями Акации. Найти офшорные счета, упомянутые в журнале. Ознакомиться с мельчайшими деталями трастов близнецов. Присмотреть за Троубриджем.
– Я хочу остаться, – сказал Грэйсон Нэшу. – На пару недель. Кто-то должен уберечь Джиджи от неприятностей, а Саванна слишком много на себя взвалила.
– Она – это ты, – решительно заявил Ксандр, – только в юбке.
Нэш оттолкнулся от дверного проема.
– Похоже, у тебя будет полно дел… старший братец.
Не прошло и часа, как Нэш и Ксандр уехали. Грэйсон посмотрел на шкатулку и взял телефон. Он написал Джиджи и получил в ответ три сообщения подряд, каждое сопровождалось фотографией кошки.
«Мама вообще не спала прошлой ночью. Дом в руинах. ФБР в МОЕМ СПИСКЕ». К этому сообщению прилагался кот с прищуренными сердитыми глазами. Далее следовала фотография кота, завернутого в коричневую бумагу, как сэндвич. «Саванна заперлась в своей комнате». На последней фотографии была кошка, стоящая на задних лапах, с высунутым языком и широко раскрытыми глазами. «P.S.: я сейчас возле твоего отеля. Ты очень популярен среди парковщиков».
Грэйсон почти ухмыльнулся. Спускаясь в лифте, он получил четвертое сообщение – на этот раз без кошки. «P.P.S.: Мне нравится твой друг!»
Глава 80Грэйсон
У Грэйсона Хоторна нет друзей, тем более в Финиксе. Напрягшись, он вышел из лифта и пересек вестибюль.
Кто-то подошел к Джиджи, назвавшись его другом.
Грэйсон распахнул дверь, и почти сразу услышал голос Джиджи.
– Вот тебе! Я заставила тебя улыбнуться.
Грэйсон повернулся и увидел свою младшую сестру, стоящую в двух футах от Маттиаса Слейтера, шпиона Иви.
– Я не улыбаюсь! – Слейт, как назвала его Иви, смерил сестру Грэйсона взглядом.
– Конечно нет! – со всей серьезностью согласилась Джиджи. – Приподнятые уголки твоих губ, которые я видела несколько мгновений назад, просто подергивание. Мрачное и угрюмое подергивание.
Грэйсон в одно мгновение оказался рядом с ними – между ними. Он встретился взглядом с угрозой. Светлые волосы Слейта падали ему на лицо, но за ними скрывался пронзительный темный взгляд.
– Вам двоим, должно быть, очень весело вместе, – невозмутимо заявила Джиджи.
Грэйсон повернулся спиной к своему противнику – оскорбление, и Маттиас Слейтер знал это. Грэйсон перехватил взгляд Джиджи.
– Иди внутрь.
Джиджи не сдвинулась с места.
– Я не могу! Твой друг обещал мне мимозу и сыр на гриле.
– Я ничего никому не обещал!
Грэйсон почувствовал, как сердито зыркнул Слейт.
– Обещал! – ответила Джиджи и выглянула из-за Грэйсона, чтобы ехидно посмотреть на прислужника Иви. – Своими глазами!
Грэйсон передвинулся, чтобы снова заслонить Джиджи. Он медленно повернул голову к Маттиасу Слейтеру.
– Отойди.
К ним подбежал парковщик.
– У вас какие-то проблемы, мистер Хоторн?
Грэйсон прекрасно владел собой, хотя при мысли о том, как близко этот парень стоял к Джиджи, какой вред он мог ей причинить, ему хотелось разобраться с этой проблемой раз и навсегда.
– Уберите его отсюда.
Парковщик побежал за службой охраны.
Маттиас Слейтер по-прежнему стоял там, где стоял.
– Этим утром у Винсента Блейка случился сердечный приступ. Все серьезно. – В его голосе не отражалось ни единой эмоции. Их отсутствие, как и любого намека на человечность, пугало. – Он в реанимации. Иви вызывает меня обратно в Техас. Учитывая обстоятельства, она может быть в большой опасности.
А обстоятельства были такими, что она являлась единственной наследницей Винсента Блейка, хоть и не так уж долго.
– И каким образом это касается меня? – спросил Грэйсон.
– Может, и никаким, – ответил Слейт. И тут со скоростью и изяществом, которые лишний раз доказали, насколько он может быть смертельно опасным, Маттиас очутился перед Грэйсоном, снова рядом с Джиджи.
– Будь с ним осторожнее, солнце, – кивнув в сторону Грэйсона, тихо сказал светловолосый темноглазый шпион. – Он играет только по своим правилам. Мне не хотелось бы, чтобы ты обожглась.
В этот раз Грэйсон уже не стал себя сдерживать. Он пошел на Слейта, но мерзавцу удалось ускользнуть в самую последнюю секунду. Увидев смятение Джиджи и приближающихся охранников, Грэйсон снова взял себя в руки.
– Передай Иви, я знаю, что это она навела ФБР. Если ей хотелось обратить на себя мое внимание, у нее получилось.
«Но она еще пожалеет об этом».
– Передам. – Слейт снова посмотрел на Джиджи. – Береги себя, солнце!
Грэйсон не сводил глаз с Маттиаса Слейтера до тех пор, пока тот не скрылся за углом, и только потом перевел взгляд на свою сестру.
– С одной стороны, – серьезно сказала Джиджи, – мои способности к логическим выводам подсказывают, что от него нельзя ждать ничего хорошего. А с другой… – Грэйсону совсем не понравилось, как восторженно заблестели ее глаза. – От него точно нельзя ждать ничего хорошего. – Джиджи сказала это так, словно это похвала.
– Даже не думай об этом, – сказал ей Грэйсон.
Его сестра усмехнулась.
– Кто такая Иви?
Грэйсон воспользовался тем, что к ним подошли. Он взглянул на Джиджи.
– Договорим наверху.








