Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 327 страниц)

Глава 42

Как только я вышла на террасу, сработал датчик движения – зажегся свет.

Мысленным взором я увидела бассейн таким, как он выглядел днем: свет отражался от воды, а плитка дна придавала ему умопомрачительный сине-зеленый цвет, как у Средиземного моря.

Того же оттенка, что и стекло, которое я держала в правой руке. В левой я зажала пляжное полотенце. Очевидно, мне нужно было ступить в воду.

Ночью вода казалась темнее, мрачнее. Я слышала, что в бассейне плавает Грэйсон, до того как увидела его и почувствовала момент, когда он осознал мое присутствие.

Рука Грэйсона Давенпорта Хоторна хлопнула по краю бассейна. Он подтянулся на руках.

– Эйвери. – Его голос был тихим, но в ночной тишине я хорошо его слышала. – Ты не должна быть здесь. – Со мной. Но он не произнес этого. – Ты должна спать.

Грэйсон и его должен и следует. Хоторнов нельзя сломить, раздался его голос в моей голове. Особенно меня.

Я постаралась выбросить воспоминание из головы.

– Здесь можно включить свет? – спросила я. Мне не нравилось, что фонари отключались каждый раз, когда я стояла неподвижно, – и я не могла заставить себя посмотреть на Грэйсона, посмотреть в эти светлые пронзительные глаза, посмотреть в них так же, как той ночью.

– Под навесом есть панель управления.

Я нашла ее и включила освещение около бассейна, но при этом случайно нажала на кнопку, запускающую фонтан. Вода заструилась по великолепной дуге, а свет в бассейне стал менять цвета: розовый, пурпурный, синий, зеленый, фиолетовый. Это было похоже на фейерверк. На магию.

Но я пришла сюда не ради магии. Одним касанием я выключила фонтан. Еще одним остановила смену цветов.

– Что ты делаешь? – поинтересовался Грэйсон, и я знала, что на самом деле он спрашивал, почему я здесь, с ним.

– Джеймсон рассказал тебе о сумке, которую оставил мне твой дед? – задала я встречный вопрос.

Грэйсон оттолкнулся от бортика и стал грести на месте руками, раздумывая над ответом.

– Джейми не обо всем мне рассказывает. – Паузы в предложениях Грэйсона всегда говорили красноречивее слов. – Стоит сказать, что и я мало что рассказываю ему.

Он как никогда близко подошел к той ночи в винном погребе, к вещам, в которых он признался мне.

Я подняла круглое стекло:

– Это один из нескольких предметов из сумки твоего деда, которую должны были передать мне, когда я встречусь с Иви. Там также было…

– Что ты сказала? – Без предупреждения Грэйсон вылез из воды. Был октябрь и холодная ночь, так что он должен был замерзнуть, но он производил впечатление человека, совершенно неспособного чувствовать холод.

– Встреча с Иви запустила еще одну игру твоего деда.

– Старик знал? – Грэйсон стоял неподвижно, казалось, если выключить свет, он бы растворился в темноте. – Мой дед знал об Иви? Он знал, что у Тоби есть дочь?

Я сглотнула.

– Да.

Каждая мышца на теле Грэйсона напряглась.

– Он знал, – жестко повторил он. – И он оставил ее. Он знал – и ни черта не сказал ни одному из нас? – Грэйсон прошел мимо меня и прислонился к стене под навесом. Мышцы на его спине были так напряжены, что, казалось, лопатки вот-вот разорвут кожу.

– Грэйсон? – Я не сказала ничего больше. Я не знала, что еще сказать.

– Я постоянно говорил себе, что старик любил нас, – признался Грэйсон с точностью хирурга, рассекающего здоровую плоть, чтобы добраться до пораженной. – Что если он придерживался в отношении нас невозможных стандартов, то это ради благородной цели выковать из наследников тех, кем мы должны были быть. И я убедил себя, что великий Тобиас Хоторн относился ко мне строже, чем к остальным братьям, потому что я должен был стать чем-то бо́льшим. Я верил, что он учил нас благородству и обязательствам, потому что сам был благородным, потому что чувствовал вес своих обязательств и хотел подготовить меня к ним.

Грэйсон ударил рукой по стене с такой силой, что шероховатая поверхность врезалась ему в ладонь.

– Но какие вещи он делал? Маленькие грязные секреты в этих папках? Он знал об Иви и позволил людям, которые относились к ней как к чему-то меньшему, воспитывать ее? Притворялся, что эта семья не должна ничего дочери Тоби? В этом нет ничего благородного. – Грэйсон вздрогнул. – Ни в чем из этого.

Я подумала, что Грэйсон никогда не позволял себе выходить из строя, потому что он знал, каким человеком должен стать. Я подумала, как Джеймсон сказал, что Грэйсон всегда был идеальным.

– Мы не знаем, как долго твоему деду было известно об Иви, – сказала я. – Если это случилось недавно и если он знал, что она похожа на Эмили, возможно, он думал, что это будет слишком больно…

– Может быть, он думал, что я слишком слаб. – Грэйсон повернулся к мне. – Вот что ты имеешь в виду, Эйвери, как бы сильно ты ни старалась придать словам другой смысл.

Я шагнула к нему.

– Скорбь не делает тебя слабым, Грэйсон.

– В отличие от любви. – Голос Грэйсона стал грубым и низким. – Я должен быть выше всего этого. Эмоций. Уязвимости.

– Почему ты? – спросила я. – Почему не Нэш? Он старший. Почему не Джеймсон или Ксан…

– Потому что это должен был быть я. – Он прерывисто вздохнул. Я буквально видела, как он борется за то, чтобы закрыть дверь клетки, снова запереть свои эмоции. – Всю свою жизнь я знал, Эйвери, что это должен был быть я. Поэтому я должен был быть лучше, поэтому я должен был жертвовать всем, быть благородным и ставить семью на первое место, поэтому я никогда не имел права терять контроль – потому что старик не сможет быть рядом всегда, и я должен был взять бразды правления в свои руки, когда он умрет.

Это должен был быть Грэйсон, подумала я. Не я. Спустя год Грэйсон в глубине души все еще не мог принять это, даже зная, что старик никогда на самом деле не собирался оставить ему наследство.

– И я понял, Эйвери – правда, – почему старик мог посмотреть на нашу семью, посмотреть на меня и решить, что мы недостойны его наследия. – Голос Грэйсона дрогнул. – Я понял, почему он считал, что я недостаточно хорош – в отличие от тебя. Но если великий Тобиас Хоторн не был благородным? Если для него не существовало черты, которую он не пересек бы ради собственной выгоды? Если «семья превыше всего» была просто какой-то ерундой, которую он мне скормил? Тогда в чем смысл? – Грэйсон заглянул мне в глаза. – Ради чего все это, Эйвери?

– Я не знаю. – Мой голос прозвучал так же хрипло, как и его. Неуверенно я вновь подняла круглое стекло. – Но, может быть, есть нечто большее, кусочек пазла, о котором мы не знаем.

– Опять эти игры. – Грэйсон снова ударил кулаком в стену. – Старый болван умер год назад, но все еще дергает за ниточки.

Я бросила полотенце и потянулась к нему.

– Не надо, – выдохнул Грэйсон. Он повернулся и прошел мимо меня. – Я уже говорил тебе, Эйвери. Я сломлен. Я не могу сломать и тебя. Возвращайся в постель. Забудь о стекле и остальных вещах из сумки. Прекрати играть в игры старика.

– Грэйсон…

– Просто прекрати.

Это казалось концом того, чего между нами никогда не было. Я ничего не сказала. Я не пошла за ним. И когда в моей голове зазвенели его просьбы прекратить, я подумала о Джеймсоне, который никогда не останавливался.

О том, какой я была с Джеймсоном.

Я подошла к воде. Сняла штаны и рубашку, осторожно положила стекло на бортик бассейна и нырнула.

Глава 43

Я поплыла с открытыми глазами. Сине-зеленая мозаика на дне бассейна привлекла мое внимание. Я подплыла ближе, провела рукой по плиткам, подмечая каждую деталь: этот цвет, гладкость, разнообразие форм и размеров крошечных плиток, способ их укладки.

После этого я оттолкнулась ото дна, вынырнула на поверхность и поплыла к бортику. Взяв круглое стекло одной рукой, я поплыла к неглубокой части бассейна. Там я опустила стекло под воду и нырнула сама. Не дыши.

Когда я посмотрела сквозь стекло, сине-зеленая плитка исчезла. Под ней я увидела более простой дизайн: квадраты, светлые и темные. Шахматная доска.

В этих играх всегда был момент, когда я почти физически осознавала, что все, что делал Тобиас Хоторн, имело определенную цель. Все эти пристройки Дома Хоторнов, в скольких из них были его загадки, просто ожидающие подходящей игры?

Ловушка за ловушкой, сказал мне однажды Джеймсон, загадка за загадкой.

Я вынырнула, чтобы вдохнуть, изображение шахматной доски горело в моем сознании. Я вспомнила о Грэйсоне, который посоветовал мне прекратить игру, о Джеймсоне, который играл вместе со мной. А затем я выкинула все это из головы. Я подумала о подсказках, которые нашла до этого: королевский гамбит привел меня к королевскому шахматному набору, а он, в свою очередь, к «Не дыши». Я снова нырнула, вновь поднесла стекло к глазам и мысленно поставила на клетки фигуры.

Мысленно я разыграла королевский гамбит. P-Q4. P-Q4. P-QB4.

Не моргая, я запомнила расположение квадратов, использующихся в этом ходе, на дне бассейна и выплыла на поверхность. Я положила стекло на бортик бассейна, ночной воздух был, казалось, ледяным.

P-Q4, подумала я и нырнула на дно с определенной целью. Я стала нажимать на плитки мозаики, составлявшие первый квадрат доски, но ничего не происходило. Я перешла ко второму квадрату – также ничего, затем вновь вынырнула, чтобы вдохнуть, подплыла к краю. Я дрожала, тряслась, но энергия во мне бурлила.

Я вдохнула и вновь нырнула. P-QB4. Конечный пункт королевского гамбита. В этот раз, когда я нажимала на плитки, одна повернулась, задев следующую, а за ней еще одну, словно в чудесном часовом механизме.

Я наблюдала за цепной реакцией, как плитка следовала за плиткой, боясь даже моргнуть, боясь, что это продлится всего мгновение и я что-нибудь пропущу. Последняя плитка повернулась, и вся секция – квадрат, на который я смотрела сквозь зеркало, – изменилась. Мои легкие начали гореть, я просунула пальцы под них. Они коснулись чего-то.

Почти. Почти.

Мое тело приказывало мне вынырнуть на поверхность – кричало об этом, – но я вновь просунула пальцы под плитку. В этот раз мне удалось вытащить плоский пакет, за мгновение до того, как отсек начал закрываться.

Я оттолкнулась, а затем стремительно вынырнула на поверхность и начала хватать ртом ночной воздух. В этот раз, когда я подплыла к краю бассейна, меня схватила чья-то рука.

Джеймсон вытащил меня из воды.

– Не дыши, – пробормотал он.

Я не спрашивала его, где он был и в порядке ли он. Я просто подняла пакет, который достала со дна бассейна.

Джеймсон наклонился, чтобы поднять пляжное полотенце и обернуть меня им.

– Отличная работа, Наследница. – Его губы коснулись моих, и мир вокруг, казалось, зарядился, наполнился предвкушением и трепетом погони. Вот какими мы должны были с ним быть: никакой спешки, никаких пряток, никаких упреков, никаких сожалений.

Только мы, вопросы и ответы, с которыми мы можем справиться только вместе.

Я хотела открыть пакет, но обнаружила, что упаковка была вакуумная. Джеймсон протянул мне нож. Я узнала его. Тот самый нож – из игры с разбитым стеклом.

Взяв его, я раскрыла пакет. Внутри лежал огнестойкий мешочек. Я раскрыла его и нашла выцветшую фотографию. Три человека – женщины – стояли перед огромной каменной церковью.

– Ты узнаешь их? – спросила я Джеймсона.

Он покачал головой, и я перевернула фотографию. На обратной стороне знакомыми каракулями Тобиаса Хоторна были написаны место и дата. Марго, Франция, 19 декабря 1973 г.

Я уже так долго играла в игры старика, что мой мозг мгновенно зацепился за дату. 12/19/1973. И еще там было место.

– Марго? – произнесла я. – Похоже на имя.

Это могло значить, что мы искали человека с таким именем, – но в игре Хоторнов это могло значить и что угодно другое.

Глава 44

Джеймсон завел меня под горячий душ, и мысли закрутились в моей голове.

Расшифровка подсказки требовала отделения смысла от отвлекающих моментов. Я обратила внимание на четыре элемента: фотографию, коммуну Марго, расположенную во Франции, и дату, которая могла быть как настоящей датой, так и числом, нуждающимся в расшифровке.

Вполне вероятно, какая-то одна комбинация четырех элементов была смыслом, а все остальные – отвлекающими моментами. Но какие были какими?

– Три женщины. – Джеймсон повесил полотенце, теплое после полотенцесушителя, на стеклянную дверь душа. – Позади церковь. Если мы отсканируем фотографию, то сможем использовать поиск изображений в сети…

– …который поможет только в том случае, – добавила я, чувствуя, как вода обжигает мою озябшую кожу, – если точная копия этой фотографии существует в интернете. – Но попробовать все же стоило. – Надо определить местоположение церкви, узнать ее название, – пробормотала я, пар вокруг меня становился все гуще. – И мы можем поговорить с Зарой и прабабушкой. Возможно, они узнают кого-нибудь из этих женщин.

– Или имя Марго, – добавил Джеймсон. Сквозь пар он казался размытым пятном цвета за стеклянной дверью: длинный, худощавый, знакомый до боли.

Я выключила душ. Обернула полотенце вокруг тела и ступила на коврик. Джеймсон заглянул мне в глаза, его лицо освещала луна через окно, его волосы были взъерошены, и мне захотелось к ним прикоснуться.

– Также нужно разобраться с датой, – продолжил он. – И с остальными предметами из сумки.

– Отпариватель, фонарик, флешка, – перечислила я. – Мы можем попробовать отпариватель и фонарик на фотографии – и на пакете, в котором она лежала.

– Остается три предмета. – Уголки губ Джеймсона приподнялись. – Три использованы. Значит, мы прошли уже половину пути, и мой дед сказал бы, что в этот момент хорошо сделать шаг назад. Вернуться к началу. Обдумать свой подход и упущения.

Я почувствовала, как мои губы растягиваются в легкой улыбке.

– Не было никаких инструкций. Никаких вопросов, никаких подсказок.

– Никаких вопросов, никаких подсказок. – Голос Джеймсона был низким и бархатным. – Но мы знаем, что запустило игру. Ты встретилась с Иви. – Джеймсон мгновение обдумывал это, затем отвернулся. Его зеленые глаза сосредоточились на чем-то, чего никто, кроме него, не мог видеть, будто множество возможностей простиралось перед ним, как созвездия на небе. – Игра началась, когда ты встретила Иви, а это значит, что игра может рассказать нам что-то о тебе или что-то об Иви, почему мой дед выбрал тебя вместо Иви или… – Джеймсон снова отвернулся, пойманный в сеть собственных мыслей. Словно все остальное перестало существовать, даже я. – Или, – повторил он, словно это и было ответом. – Я не видел этого вначале, – сказал он низким, словно наэлектризованным голосом. – Но теперь, когда кажется, что старик может быть в центре нынешней атаки… – Взгляд Джеймсона вернулся к реальному миру. – Что, если?

Мы с Джеймсоном жили ради этих двух слов. Что, если? Теперь я почувствовала их.

– Ты думаешь, между ними есть связь, – сказала я, – между игрой, которую оставил мне твой дед, и всем остальным?

Похищение Тоби. Старик с пристрастием к загадкам. Кто-то подбирается ко мне со всех сторон.

Мой вопрос заставил Джеймсона замолчать, и его взгляд метнулся ко мне.

– Думаю, что эту игру принесли тебе, потому что Иви появилась здесь. А единственная причина, по которой она пришла сюда, была в том, что возникли проблемы. Нет проблем – нет и Иви. Если бы на Тоби не напали, она бы не пришла сюда. Мой дед всегда все просчитывал на семь шагов вперед. Он видел десятки вариантов того, как все могло обернуться, планировал каждый исход событий, разрабатывал стратегию для каждого возможного варианта будущего.

Иногда мальчики говорили о старике так, словно он не был обычным смертным. Но ведь были пределы тому, что человек мог предвидеть, пределы стратегического мышления даже самого блестящего ума.

Джеймсон взял меня за подбородок и мягко отвел мою голову назад, повернул ее к себе.

– Подумай об этом, Наследница. Что, если информация, которая нужна нам, чтобы выяснить, кто похитил Тоби, отыщется в этой игре?

Мое горло сжалось, я всем телом почувствовала резкий прилив надежды.

– Ты правда думаешь, что такое возможно? – спросила я срывающимся голосом.

Глаза Джеймсона потемнели.

– Может быть, и нет. Может быть, я притягиваю за уши. Может быть, я просто вижу то, что хочу увидеть, вижу его таким, каким хочу его видеть.

Я подумала о досье, об исчезновении Джеймсона в Доме после их чтения.

– Я здесь, – мягко сказала я. – Я рядом с тобой, Джеймсон Хоторн. – Перестань убегать.

Он вздрогнул.

– Скажи Таити, Наследница.

Я положила ладонь ему на шею:

– Таити.

– Хочешь узнать, что в этом всем самое ужасное? Самое ужасное – это не просто знать, что мой дедушка сделал бы сейчас – и сделал в прошлом, – чтобы победить. Самое ужасное – это знать нутром и костями, каждой клеточкой своего существа почему. Знать, что ради победы я бы сделал все то же, что и он.

Джеймсон Винчестер Хоторн вечно чего-нибудь жаждет. Это сказала мне Скай в первые недели моего пребывания в Доме Хоторнов. Грэйсон был послушным, Ксандр – гением, но Джеймсон стал любимчиком старика, потому что Тобиас Хоторн тоже всегда чего-то жаждал.

Мне было больно видеть их сходство.

– Не говори так, Джеймсон.

– Для него все это было просто стратегией, – сказал Джеймсон. – Он видел связи, которые не замечали другие люди. Все остальные играли в шахматы в двух измерениях, но Тобиас Хоторн видел третье – и когда он распознавал выигрышный ход, он совершал его.

Не было ничего более хоторнского, чем победа.

– Только потому, что ты мог сделать это, – жестко сказала я Джеймсону, – не значит, что ты бы это сделал.

– До твоего появления, Наследница? Я бы точно это сделал… – напряженным голосом он опроверг мои слова. – Я даже не могу ненавидеть его сейчас. Он часть меня. Он во мне. – Пальцы Джеймсона слегка коснулись моих волос, затем зарылись в них. – Но главное – я не могу ненавидеть его, Эйвери Кайли Грэмбс, потому что он привел ко мне тебя.

Ему нужно было, чтобы я поцеловала его, и мне это тоже было нужно. Когда Джеймсон наконец отстранился – всего на один сантиметр, затем на два, – мои губы жаждали его. Он приблизился к моему уху.

– А теперь вернемся к игре.

Глава 45

Мы пытались разгадать загадку почти до рассвета, спали недолго, проснулись, лежа в обнимку. Мы поговорили с прабабушкой и Зарой, переставляли местами числа, узнали, что это за церковь, которая даже была не во Франции, не то что не в коммуне Марго. Мы вернулись к неиспользованным предметам из сумки: отпаривателю, фонарику и флешке.

К середине утра мы застряли в петле.

Как будто догадавшись о необходимости чего-то, что могло бы вывести нас из этого состояния, Ксандр написал сообщение Джеймсону. Джеймсон протянул мне телефон, чтобы я тоже прочитала. «911».

– Чрезвычайная ситуация? – спросила я.

– Скорее общий сбор, – ответил мне Джеймсон. – Пошли.

Мы шагнули в коридор и столкнулись там с Нэшем, выходящим из комнаты Либби в одежде, в которой он был накануне, и держащим в руках маленький шевелящийся комочек коричневого меха.

– Я правда надеюсь, что ты не попытался вручить этого невероятно милого щенка моей сестре, – сказала я.

– Он не делал этого. – Либби вышла в коридор, одетая в футболку с надписью «Я ЕМ РАННИХ ПТАШЕК» и черные пижамные штаны. – Собаку не проведешь. Это собака Хоторнов. – Либби протянула руку, чтоб потрепать щенка за ухом. – Нэш нашел ее в переулке. Какие-то пьяные придурки тыкали в нее палкой. – Зная Нэша, я сомневалась, что для пьяных придурков все закончилось хорошо. – Он спас ее, – продолжила Либби, убрав руку. – Этим он и занимается.

– Я не знаю, дорогая, – сказал Нэш, почесывая щенка, не сводя глаз с моей сестры. – Мне было довольно плохо. Может быть, это она спасла меня.

Я подумала о маленьком Нэше, наблюдающем за Скай с его младшими братьями, наблюдающем, как она их отдает. А потом подумала о том, что Либби приютила меня.

– Ты получил девять-один-один от Ксандра? – спросил Джеймсон своего брата.

– Конечно, – протянул Нэш.

– Девять-один-один? – нахмурилась Либби. – Ксандр в порядке?

– Мы нужны ему, – ответил Нэш моей сестре, позволяя щенку лизнуть его в подбородок. – Каждый из нас может отправить такое сообщение только раз в год. А если ты получаешь такое сообщение, то не имеет значения, где ты находишься и что делаешь. Ты бросаешь все и приходишь.

– Ксандр просто пока не сказал, куда именно надо прийти, – добавил Джеймсон.

Как по команде, их телефоны завибрировали. Несколько сообщений пришли одно за другим. Джеймсон повернул свой телефон так, чтобы я тоже их увидела.

Ксандр прислал три фотографии, по маленькому рисунку на каждой. На первом была кора дерева. Я открыла следующую картинку и нахмурилась.

– Это жест «окей»?

Либби подошла к Нэшу и вытащила его телефон из кармана. В этом действии было что-то интимное – то, что он позволил ей это сделать, и то, что она знала, что он позволит.

– А на третьей мартышка на велосипеде кричит Е-Е-Е! – добавила Либби.

Нэш взглянул на картинку.

– Это может быть лемур, – предположил он.

Я посмотрела на Джеймсона:

– У тебя есть предположения, что все это значит?

– Как я уже говорил, девять-один-один означает, что Ксандр вызывает нас. По правилам Хоторнов этот зов нельзя проигнорировать. Что касается рисунков… подумай сама, Наследница.

Я снова изучила картинки.

– Кора, «окей», е-е-е.

– Или просто «ок», – подсказал мне Нэш. Щенок гавкнул.

Кора, ок, е-е-е. Я все соединила.

– Ты, должно быть, шутишь, – сказала я Джеймсону.

– Ты поняла, в чем смысл? – спросила Либби.

Джеймсон ухмыльнулся:

– Хоторны никогда не шутят насчет караоке.