Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 150 (всего у книги 327 страниц)

Глава 24

– Я нарисовала карту Лас-Вегас-Стрип в масштабе и отметила точки первых четырех убийств. – Слоан постучала пальцем по красным крестикам на чертеже и назвала места: – Бассейн на крыше «Апекс», сцена в главном зале «Страны Чудес», точное место, где сидел Юджин Локхарт, когда его застрелили, и… – Слоан остановилась перед последней меткой. – Самый восточный туалет на этаже казино в «Мэджести». – Она выжидательно посмотрела на нас. – Убийца выбирает не то, в каком казино совершить преступление – ему нужны точные координаты!

Дин выразительно посмотрел на нее.

– То есть широта и долгота?

Я ощутила, как он проникается точкой зрения убийцы, добавляя к ней эту информацию. Слоан перебила:

– Не широта. Не долгота.

Она сняла колпачок с фломастера и нарисовала прямую линию, которая соединяет первых двух жертв. Затем соединила вторую с третьей и третью с четвертой. Затем она добавила еще четыре отметки, все рядом на территории «Мэджести». Она соединила их с остальными, одну за другой, затем повернулась к нам. Ее глаза горели.

– Теперь видите?

Я увидела.

– Это спираль, – сказал Дин.

Слоан снова повернулась к чертежу и нарисовала дугу рядом с каждой из прямых линий. В результате получилось что-то вроде спиральной раковины.

– Не просто спираль, – произнесла Слоан, делая шаг назад. – Спираль Фибоначчи!

Лия плюхнулась на диван и посмотрела на чертеж Слоан:

– Готова рискнуть и предположить, что это как-то связано с последовательностью Фибоначчи.

Слоан энергично закивала. Она вдохновенно посмотрела на окно и, обнаружив, что писать больше негде, повернулась к ближайшей стене.

– Давай на этот раз возьмем бумагу, – скромно вставил Джуд.

Слоан пристально посмотрела на него.

– Бумага, – сказала она, словно это было какое-то иностранное слово. – Точно.

Джуд протянул ей лист. Она без лишних церемоний уселась на пол и начала рисовать.

– Первый ненулевой номер в последовательности Фибоначчи – единица. Нарисуем квадрат, – сказала она, проиллюстрировав это на листе, – у которого все стороны равны единице.

Под этим квадратом она нарисовала второй такой же.

– Следующее число в последовательности тоже единица. Значит, теперь у нас есть единица и единица…

– А один плюс один – это? – Она не стала дожидаться ответа. – Два. – Еще один квадрат, на этот раз в два раза больше первых.

– Два плюс один – три. Три плюс два – пять. Пять плюс три – восемь… – Слоан продолжала рисовать квадраты, двигаясь против часовой стрелки, пока не кончилось место.

– А теперь представьте, если бы я продолжала, – сказала она и с упреком взглянула на Джуда, как мне показалось, намекая, что он зря запретил ей рисовать на стене. – И представьте, что я сделаю это… – Она прочертила дуги по диагонали каждого квадрата.

– Если я продолжу, – сказала она, – и добавлю еще два квадрата, это будет выглядеть в точности как… – она повернулась к спирали на окне, – в точности как это.

Я перевела взгляд на карту Вегаса, которую она изобразила на окне. Она была права. Начиная с «Апекса», убийца двигался по сходящейся спирали. И, если вычисления Слоан были верны – а у меня не было никаких причин предполагать обратное, – наш неизвестный субъект действовал точно и предсказуемо.

Слоан принялась выписывать числа последовательности Фибоначчи на полях страницы, и я вспомнила, что впервые, когда она рассказывала нам об этом числовом ряде, она сказала, что он повсюду. Она сказала, что он прекрасен.

Она сказала, что он совершенен.

«Ты видишь то же самое, когда смотришь на эту закономерность, – подумала я, обращаясь к субъекту. – Красоту. Совершенство. Выписанные на запястье Александры Бриггс. Выжженные на запястье фокусника. Написанные на коже старика. Вырезанные на плоти Камиллы».

Ты не просто отправляешь сообщение. Ты что-то создаешь. Что-то прекрасное.

Что-то священное.

– Где следующая точка? – спросил Дин. – Следующее убийство на спирали – где оно?

Слоан повернулась к окну и постучала пальцем под пятой меткой. – Вот тут, – сказала она. – В «Мэджести». И все остальные точки будут там же. Чем ближе ты к центру спирали, тем ближе они становятся друг к другу.

– Где именно в «Мэджести»? – спросил Дин у Слоан.

Если субъект продолжает убивать по человеку в день, убийство может произойти с минуты на минуту – в лучшем случае в ближайшие часы.

– Большой банкетный зал, – прошептала Слоан, глядя на схему, нарисованную на окне, погрузившись в мысли о ней. – Именно там это должно случиться.

Ты

Следующее – нож.

Вода. Огонь. Старик, пронзенный стрелой. Задушенная Камилла. Следующее – нож. Так это делается. Так должно быть.

Ты сидишь на полу, прислонившись к стене, осторожно балансируя лезвие ножа на колене.

Вода.

Огонь.

Стрела.

Удавка.

Раз, два, три, четыре…

Нож станет пятым. Ты вдыхаешь числа этого орудия – точный вес клинка, скорость, с которой ты перережешь горло следующей жертвы.

Ты выдыхаешь.

Вода. Огонь. Стрела. Удавка. Следующее – нож. А потом… а потом…

Ты знаешь, чем все кончится. Ты – сказитель, который ведет историю. Ты алхимик, который расшифровывает тайный закон.

Но пока что единственное, что имеет значение, – это лезвие и еще то, как медленно поднимается и опускается твоя грудь, и понимание того, что все, к чему ты стремился, теперь воплощается в реальность.

Настал черед пятого.

Глава 25

ФБР устроило засаду в Большом банкетном зале. Те из нас, кто не имел допуска к участию в засадах, просто сидели и ждали. День сменил вечер. Чем темнее становилось, тем ярче горели огни за испещренным алыми линиями окном и тем сильнее билось в груди сердце.

«Первое января. Второе января. Третье января. Четвертое января. – Я продолжала думать снова и снова о том, что сегодня пятое. – Четыре тела за четыре дня. Следующее – пятое. Ты ведь так это себе представляешь, да? Не люди. Числа. То, что можно измерить. Часть уравнения».

Мысли вернулись к фотографии, которую я видела в деле матери, – скелет, аккуратно обернутый в темно-синюю шаль. Дин сказал, в том, как было захоронено тело, читается сожаление. Я невольно отмечала контраст.

«Ты не чувствуешь сожалений. – Я заставила себя сосредоточиться на этом убийце. С этим я могла справиться. Это было мне по силам. – О чем тебе сожалеть? В мире миллиарды людей, а ты убиваешь лишь долю процента. Раз, два, три, четыре…»

– Ладно, хватит. – Лия вышла из спальни, окинула нас взглядом и упорхнула на кухню. Я услышала, как шумно открылась морозилка. Через несколько секунд Лия вернулась. Она бросила что-то Майклу.

– Замороженное полотенце, – сообщила она. – Приложи к глазу и перестань впадать в уныние, потому что, как все мы знаем, эту нишу монополизировал Дин.

Лия не стала проверять, последует ли Майкл ее инструкциям, и переключилась на следующую цель.

– Дин, – сказала она слегка дрогнувшим голосом. – Я беременна.

У Дина дернулся глаз.

– Нет, не беременна.

– Откуда тебе знать, – откликнулась Лия. – Суть в том, что, если мы будем сидеть здесь и ждать звонка, прокручивая в голове худшие сценарии, это ничем никому не поможет.

– И что ты предлагаешь? – спросила я.

Лия щелкнула выключателем, и блэкаут-шторы медленно опустились, скрывая панорамные окна – и письмена Слоан. Последняя возмущенно пискнула, но Лия не оставила ей возможности возражать.

– Вот что я предлагаю, – сказала она. – Давайте проведем следующие три часа и двадцать семь минут, изо всех сил изображая обычных подростков. – Она плюхнулась на диван между мной и Дином. – Кто хочет поиграть в «две правды и одна ложь»?

– Меня выгнали минимум из четырех частных школ. – Майкл поиграл бровями, а его интонация никак не помогала понять, правда ли то, что он говорит. – Мой любимый фильм – «Дорога домой».

«Это ведь тот, где питомцы потерялись и ищут дорогу домой?» – подумала я.

– И, – выразительно закончил Майкл, – я в деталях обдумываю возможность пробраться в комнату Реддинга сегодня, пока он спит, и выбрить свои инициалы у него на голове.

Три утверждения. Два правдивых. Одно ложное.

– Номер три, – мрачно сказал Дин. – Номер три – ложь.

Майклу было сложно изобразить вредную ухмылку с разбитой губой, но он постарался.

Лия, которая лежала на ковре, вытянувшись на животе, приподнялась на локтях.

– А из скольки частных школ тебя выгнали? – спросила она.

Майкл дал Дину несколько секунд, чтобы осмыслить тот факт, что детектор лжи среагировал на первое из его утверждений.

– Из трех, – сообщил он.

– Раздолбай, – отозвалась она.

– Я не виноват, что Стерлинг и Бриггс меня еще не выгнали. – Майкл провел большим пальцем по краю рассеченной губы, и его глаза странно блеснули. – Я ведь явно обуза. А они умные. Четвертый раз – вопрос времени.

«Лучше спровоцировать кого-то, чтобы тебя отвергли, – подумала я, понимая больше, чем мне хотелось бы, – чем дождаться, пока кто-то примет такое решение сам».

– «Дорога домой». – Дин взглянул на Майкла. – Серьезно?

– Что я могу сказать? – откликнулся тот. – Не могу устоять перед добрыми щеночками и котятами.

– Это кажется статистически маловероятным, – ответила Слоан. Она несколько секунд смотрела на Майкла, потом пожала плечами. – Моя очередь.

Она прикусила нижнюю губу.

– Среднее количество детенышей в одном помете бигля – семь. – Слоан помолчала, потом озвучила второе утверждение. – Слово «шпатель» произошло от греческого слова spathe, которым называли широкий плоский клинок.

Слоан не вполне понимала тонкости игры, но она знала, что ей нужно произнести два верных высказывания и одно неверное. Она сплела руки, лежавшие на коленях. Хотя предыдущие высказывания не были очевидными истинами, теперь было ясно видно, что она собирается соврать. – Человек, который владеет этим казино, – торопливо проговорила она, – не мой отец.

Слоан всю жизнь хранила этот секрет. Она рассказала мне. Она не могла заставить себя сказать остальным – но она могла соврать. Неубедительно, очевидно, в игре, суть которой в том, чтобы замечать ложь.

Я ощутила, как остальных переполняют вопросы – но никто не произнес ни слова.

– Вы должны угадать. – Слоан сглотнула, а потом подняла взгляд. – Должны. Таковы правила.

Майкл легонько пнул ногу Слоан.

– Про биглей неправда?

– Нет, – ответила Слоан. – Это верно.

– Мы знаем. – Я никогда не слышала, чтобы голос Дина звучал так мягко. – Мы знаем, какое из утверждений – ложь, Слоан.

Слоан длинно выдохнула.

– Согласно моим расчетам, сейчас подходящий момент, чтобы кто-нибудь меня обнял.

Дин, сидевший рядом, раскрыл руки, и Слоан прижалась к нему.

– Поднимите руку, если не знали, что Дин любит обниматься, – произнес Майкл, поднимая руку. Лия фыркнула.

– Обнимание завершено. – Слоан отстранилась от Дина. – Две правды и ложь. Теперь очередь следующего, – уверенно произнесла она.

Я подчинилась.

– Меня никогда не гипнотизировали. – Правда. – У меня гибкие суставы. – Ложь. – Я подумала о Слоан, которая обнажила свое сердце. – Полиция нашла тело, которое считают принадлежащим моей матери.

Слоан открылась другим. Я должна была ответить ей тем же – пусть даже Дин и Лия знали и так.

– Я никогда не замечала у тебя никаких физических признаков чрезмерной гибкости, – произнесла Слоан. Ее руки замерли на коленях. – Ох. – Ее накрыло осознание того, что я сказала правду о теле матери, и она запнулась. – Согласно моим расчетам… – начала она, а потом просто бросилась ко мне.

«Можем просто переименовать эту игру в „Две правды, одна ложь и объятия“», – подумала я, но что-то в физическом контакте угрожало целостности той стены, которую я возводила в своем сознании, стены, которая отделяла меня от тьмы.

– Снова моя очередь. – Майкл посмотрел мне в глаза. Я ждала, что он что-то скажет – что-то правдивое, настоящее. – Сочувствую насчет матери. – Правда. Он повернулся к Слоан. – Был бы не прочь ударить твоего отца, если представится случай. – Правда. Потом он откинулся назад, опираясь на основания ладоней. – И я великодушно решил не выбривать свои инициалы на голове Дина.

Дин хмуро взглянул на него.

– Богом клянусь, Таунсенд, если ты…

– Твоя очередь, Лия, – перебила я. Учитывая пугающую способность Лии заставлять любую ложь звучать убедительно, ее раунды были самыми сложными.

Лия задумчиво побарабанила кончиками пальцев по краю кофейного столика. Монотонный ритм заставил меня снова посмотреть на часы. Игра затянулась. Полночь все ближе и ближе.

– Я убила человека, когда мне было девять. – Лия делала то, что умела лучше всего, – отвлекала внимание. – Сейчас я подумываю обрить голову Майкла, пока он спит. И, – закончила она, ничуть не меняя интонации, – я выросла в секте.

Две правды и ложь. Лии удалось захватить наше внимание. К тринадцати годам, перед тем как вступить в программу, Лия оказалась на улице. Я знала, что ее способность лгать оттачивалась в определенной среде – и благоприятной эту среду было не назвать.

Я убила человека, когда мне было девять.

Я выросла в секте.

В комнату вошел Джуд. Я так сосредоточилась на том, что только что сказала Лия – и на попытках разгадать, какое из этих утверждений верно, – что мне понадобилось несколько секунд, чтобы заметить мрачное выражение лица Джуда.

Я посмотрела на часы – минута после полуночи. Шестое января.

«Позвонила Стерлинг», – подумала я. Сердце билось где-то у горла, пальцы внезапно стали липкими от пота.

– Какие новости? – тихо спросил Дин.

Джуд бросил короткий взгляд на Слоан, а потом ответил:

– Никаких.

Глава 26

ФБР продолжало держать под наблюдением Большой банкетный зал «Мэджести». Шестого января – ничего. Седьмого – ничего. Восьмого числа, когда я проснулась, агент Стерлинг была у нас в номере. Они с Дином сидели на кухне и тихо разговаривали. Джуд пек оладьи у плиты. На мгновение мне показалось, будто я снова оказалась в нашем доме в Куантико.

– Кэсси, – сказала агент Стерлинг, заметив, что я топчусь в дверях. – Хорошо. Присядь.

Переводя взгляд со Стерлинг на Дина, я подчинилась. Часть меня ожидала новостей, но другая часть сопоставила то, как агент Стерлинг поздоровалась со мной, ее позу, то, что Джуд поставил перед ней тарелку оладьев, так же как перед Дином и мной.

Вы пришли сюда не потому, что у вас есть новости. Вы пришли сюда потому, что у вас их нет.

– Все еще ничего? – спросила я. – Не понимаю. Даже если Слоан ошиблась насчет места, все равно должно было случиться…

Еще одно убийство. Возможно, несколько убийств.

– Может, я увидел ФБР и отступил, – произнес Дин, принимая точку зрения неизвестного субъекта. – А может, просто научился прятать тела.

– Нет. – Интуиция подсказала ответ до того, как я успела обдумать причины. – Ты не станешь прятать результаты своего труда. Ты хотел, чтобы полиция увидела числа. Ты хотел, чтобы они знали – эти случайности не случайны.

Ты хотел, чтобы мы увидели красоту в том, что ты делаешь. Закономерность. Элегантность.

– Это не просто убийства, – прошептал Дин. – Это перформанс. Искусство.

Я вспомнила Александру Руис, то, как ее волосы расплескались вокруг ее головы на тротуаре; фокусника, обгоревшего до неузнаваемости; старика, пронзенного стрелой. Я вспомнила Камиллу Хольт, ее серую кожу, залитые кровью глаза, раскрытые до невозможности широко.

– Судя по природе преступлений, – голос агента Стерлинг прорвался в мои мысли, – довольно ясно, что мы имеем дело с организованным убийцей. Нападения были спланированы. Тщательно, вплоть до того, что он не попадал в поле зрения камер видеонаблюдения. У нас нет свидетелей. Физические улики ничего не дают. Все, что у нас есть, – это история, которую эти тела рассказывают о человеке, который их убил, – и то, как эта история раскрывается со временем.

Она выложила на столе четыре фотографии.

– Расскажи мне, что ты видишь, – сказала она. Я восприняла ее слова как объявление о начале урока.

Я посмотрела на первое фото. Александра Руис была симпатичной девушкой, ненамного старше меня. Ты тоже думал, что она симпатичная. Ты наблюдал, как она тонет, но не удерживал ее под водой. Ты не оставил следов на ее коже.

– Насилие меня не интересует, – сказал Дин. – Я ни разу не ударил ее. Мне это не понадобилось.

Я продолжила с того места, где он остановился:

– Для тебя важна власть.

– Власть предсказывать, что она делает, – продолжал он.

Я сосредоточилась.

– Власть как возможность влиять на нее. Сбить первую костяшку домино и наблюдать, как падают остальные.

– Все просчитать, – дополнил Дин.

– А что насчет второй жертвы? – спросила Стерлинг. – Для него и это тоже лишь математика?

Я перевела взгляд на второе фото – тело, обгоревшее до неузнаваемости.

– Я его не убивал, – прошептал Дин. – Я подстроил произошедшее, но не я чиркнул спичкой. Я наблюдал.

Ты проводишь много времени наблюдая. Ты знаешь, как устроены люди, и ты их за это презираешь. За то, что они, пусть хотя бы на секунду, могут подумать, что они тебе ровня.

– Тебе нужна не демонстрация силы, – произнесла я, глядя в глаза Дину. – Тебе нужно показать, что ты умнее.

Дин слегка наклонил голову, словно глядя на что-то, невидимое для остальных.

– Никто не знает, кто я на самом деле. Они думают, что знают. Но ошибаются.

– Это очень важно, – возразила я. – Показать им. Числа, закономерность, планирование – ты хочешь, чтобы они увидели.

– Кто? – спросила агент Стерлинг. – Чье внимание субъект пытается привлечь? – По ее интонации было заметно, что она уже задавала себе этот вопрос. Тот факт, что теперь она спросила и нас, подтолкнул меня к ответу.

– Не только ФБР, – медленно проговорила я. – Не только полиции.

Стерлинг наклонила голову набок.

– Ты говоришь мне то, что, как тебе кажется, я хочу услышать, или то, что подсказывает тебе интуиция?

Числа были важны для субъекта. Они важны для тебя, потому что они важны для кого-то еще. Я решила, что субъект устраивает перформанс. Но кто в нем зритель?

Я ответила на вопрос Стерлинг.

– И то, и другое.

Стерлинг коротко кивнула, а затем постучала пальцем по третьему фото.

– Стрела, – сказал Дин. – Больше никакого домино. Я выстрелил сам.

– Почему? – подтолкнула нас Стерлинг. – Власть, влияние, манипуляции – а теперь грубая сила? Как убийца совершил этот переход? Почему он совершил этот переход?

Я неотрывно смотрела на картину, пытаясь постичь логику неизвестного субъекта.

– Сообщение на стреле, – сказала я. – Tertium. В третий раз. В твоем сознании нет никакой разницы – утопить, смотреть, как кто-то сгорает заживо, выстрелить старику в сердце – для тебя все это одно и то же.

Но на самом деле нет. Я не могла отделаться от этой мысли. То, как именно субъект убивал, складывалось в историю о его мотивах и скрытых за ними психологических потребностях.

Какую историю ты мне рассказываешь?

– Камиллу Хольт задушили ее собственной цепочкой. – Дин перевел взгляд к последней фотографии. – Организованные убийцы обычно приносят на место преступления свое оружие.

– Да, – ответила агент Стерлинг. – Верно.

Удушение – это личное. Это физическое действие, воплощение скорее доминирования, чем манипуляции.

– Ты вырезал номера у нее на коже, – произнесла я вслух. – Чтобы наказать ее. Чтобы наказать себя за то, что не достиг совершенства.

У тебя есть план. Поражение не обсуждается.

– Какова его траектория? – спросила агент Стерлинг.

– Больше агрессии с каждым убийством, – сказал Дин. – И больше личного. Он эскалирует.

Агент Стерлинг коротко кивнула.

– Эскалация, – сказала она, переключаясь в режим лекции, – происходит, когда убийце требуется больше с каждым убийством. Она может проявляться различным образом. Убийца, который сначала наносил один удар ножом, а теперь стал наносить множество, эскалирует. Убийца, который убивал раз в неделю, а затем расправился с двумя жертвами за день, эскалирует. Убийца, который выбирал легких жертв и переходит ко все более и более сложным целям, тоже эскалирует.

– И, – добавил Дин, – убийца, который переходит ко все более агрессивным действиям с каждым последующим убийством, тоже эскалирует.

Я видела внутреннюю логику в том, что они говорили.

– Уменьшающаяся отдача, – сказала я. – Как наркоман, которому каждый раз нужна все большая доза, чтобы добиваться того же кайфа.

– Иногда, – согласилась агент Стерлинг. – Но иногда эскалация может выражать потерю контроля, когда возникает какой-то внешний стрессор. Или она может выражать растущую веру субъекта в то, что он неуязвим. Он становится все более безумным – и его преступления тоже.

«Ты эскалируешь. – Я на какое-то время задумалась об этом. – Почему?»

Я произнесла вслух следующий вопрос, который пришел мне в голову.

– Если неизвестный субъект эскалирует, – сказала я, – почему он мог остановиться?

– Он не мог, – ровным голосом произнес Дин.

Четыре тела за четыре дня, а потом ничего.

– Большинство серийных убийц не останавливаются просто так, – сказала агент Стерлинг. – Если только их не остановят – кто-то или что-то.

То, как она произнесла эти слова, выдавало, что сейчас она думает о другом деле – об убийце, которого она выслеживала и который остановился. О том, кто смог скрыться.

– Самое вероятное объяснение для внезапного и окончательного прекращения серийных убийств, – продолжила агент Стерлинг, – это то, что субъект был арестован по совершенно другому обвинению или погиб.

Я взглянула на Джуда. Его дочь была лучшей подругой агента Стерлинг. Убийца твоей дочери мертв, Джуд? Или остается незамеченным? Или арестован за что-то другое? Не нужно было знать детали дела, чтобы понимать – эти вопросы преследуют и Стерлинг, и Джуда.

– Что дальше? – спросила я агента Стерлинг, отгоняя желание проникнуть глубже в ее душу.

– Нам нужно выяснить две вещи, – ответила моя наставница. – Почему наш неизвестный субъект эскалировал и почему он остановился.

– Никто не останавливался.

Дин, агент Стерлинг и я резко повернулись к дверям. В проеме стояла Слоан с растрепанными после сна волосами.

– Он не мог просто остановиться, – упрямо сказала она. – Он не закончил. Большой банкетный зал – следующий.

По голосу Слоан было слышно – ей нужно оказаться правой. Ей нужно хоть раз сделать все правильно.

– Слоан, – мягко сказала агент Стерлинг, – есть вероятность, и немаленькая, что мы непреднамеренно спугнули убийцу. Нарушили закономерность.

Слоан покачала головой:

– Если ты начинаешь в исходной точке спирали и двигаешься наружу, то остановиться можно в любое время. Но если ты начинаешь снаружи и двигаешься внутрь, у траектории есть начало и конец. Траектория предопределена.

– Вы можете продолжать наблюдение за Большим банкетным залом? – спросил Дин у Стерлинг. Он знал Слоан так же хорошо, как и я. Он знал, что это для нее значит, – и знал, что, когда речь заходит о числах, ее интуиция вернее, чем у кого бы то ни было.

Агент Стерлинг ответила, тщательно подбирая слова:

– Владелец казино пошел нам навстречу, когда мы сказали, что Большой банкетный зал может оказаться в зоне риска, но его благосклонность быстро истощается. – Тот факт, что агент Стерлинг не стала упоминать отца Слоан по имени, показывал, что она точно знает, кем именно этот человек ей приходится.

– Скажите ему, что зал нельзя открывать, – настойчиво произнесла Слоан. – Скажите, что последовательность еще не закончена. Заставьте его прислушаться.

Он никогда тебя не слушал. Он никогда тебя по-настоящему не видел.

– Я сделаю все, что смогу, – сказала агент Стерлинг.

Слоан сглотнула.

– Я разберусь. Я буду работать лучше. Я найду ответ. Обещаю, просто скажите ему.

– Тебе не нужно работать лучше, – произнесла агент Стерлинг. – Ты сделала все, что от тебя требовалось. Ты все сделала правильно, Слоан.

Слоан покачала головой и отошла в гостиную. Она нажала кнопку, чтобы поднять блэкаут-шторы, и нам открылось исписанное вычислениями окно.

– Я найду ответ, – повторила она. – Обещаю.