Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 268 (всего у книги 327 страниц)

Глава 4

Хиллари нашла Джанин и Томми на улице, где они о чем-то совещались. Троица молча проводила взглядами тело. Кому-то из них придется присутствовать при вскрытии. Для Хиллари это было не в новинку – по крайней мере, она могла быть уверена, что желудок не подведет.

Тут главное посильней намазать кремом под носом, и запаха уже практически не чувствуешь.

С остальным бороться было сложнее, но, как она часто думала, не нужна эта борьба. Вот, например, жалость, которую она ощущала всякий раз, глядя, как патологоанатом равнодушно копается в безжизненном теле, – эту жалость Хиллари не хотела бы утратить. Полицейский, которому больше не жаль покойного, не способен вести дело об убийстве. По крайней мере, так считала Хиллари.

Потом еще страх. Когда у нее на глазах резали и рассекали человеческое тело, ей часто бывало страшно. И этот страх тоже, пожалуй, был необходим.

Смерть должна пугать.

Но Джанин и Томми повидали гораздо меньше вскрытий, чем она, а поскольку присутствие на этой процедуре есть неизбежное зло в жизни каждого полицейского, Хиллари без малейших угрызений совести решила поручить это им. Пусть учатся.

– Томми, будешь присутствовать при вскрытии, – сказала она и услышала, как тайком выдохнула от облегчения Джанин.

– Есть, шеф, – мрачно отозвался Томми.

Хиллари кратко ознакомила их с находками дока Партриджа.

– Так вы думаете, что ее держали за руки? – спросила Джанин внешне спокойно, но в глазах ее зажегся азартный огонек. Раскрытое убийство – отличный двигатель карьеры.

– Не исключено. Подождем и посмотрим, что там еще найдет док, – уже осторожнее сказала Хиллари. – А пока будем действовать старыми проверенными методами. Джанин, составь план опроса всех ее подруг, однокашников и учителей. Можешь взять в помощь младших констеблей, пусть опрашивают тех, кто просто мимо проходил. Томми, проверь, что у покойной было с финансами – директор говорит, что обучение полностью оплачивал колледж, так что, возможно, у нее были крупные долги. Она из небогатой семьи, денег у нее особых не было. Затем…

– Стойте, босс, – сказала Джанин.

– Но ведь это не вяжется… – одновременно с ней начал Томми, но тут же осекся. Не пристало скромному констеблю перебивать сержанта.

Хиллари поглядела на них с интересом. Повернулась к Джанин:

– В чем дело?

– В ее одежде, босс, – сказала Джанин, припомнив шикарное содержимое гардероба. – У нее очень дорогая одежда. Натуральная замша, кожа, атлас, шелк и все такое прочее. Дизайнерская, не массмаркет. Все настоящее, не подделка.

– И с духами та же история, шеф, – добавил Томми, когда Джанин договорила. Будучи практически обручен с Джин, своей девушкой, он говорил с изрядной уверенностью. – Я тоже заметил, что они у нее сплошь дорогие – «Мисс Диор», «YSL», даже «Шанель № 5» есть. И на контрафакт из-под прилавка совсем не похоже.

Он не стал признаваться в том, что даже понюхал содержимое одного симпатичного розового флакончика в форме ракушки. Конечно, чтобы понять, можно ли подарить такое Джин на День святого Валентина – только для этого.

Хиллари задумчиво кивнула.

– Так что деньги у нее откуда-то были, – сказала Джанин.

Хиллари пожала плечами.

– Или был очень щедрый бойфренд. Или даже не один.

В конце концов, хорошенькие девушки умеют устраиваться.

Однако, когда у жертвы обнаруживается неожиданное богатство, первым на ум всегда приходит одно слово.

Шантаж.

Но кого могла шантажировать студентка, всего год назад приехавшая из Франции? Кого-нибудь в колледже? В колледже она ориентировалась лучше всего. Да и богатых студентов – не говоря уже о попечителях – тут хватало, есть из кого выбирать. А может быть, эта история началась еще раньше, до Оксфорда. Когда буду звонить в полицию Лилля, чтобы они убили этим известием семью девушки, решила Хиллари, попрошу присмотреться – нет ли признаков того, что у Евы кто-то был на крючке?

Допустим, убийца приехал с континента. Если так, то пиши пропало. После возникновения Европейского союза отслеживать перемещения из страны в страну стало адски трудно.

– Отлично. Томми, первым делом берись за финансы. У нее мог быть счет в банке, но ты на этом не останавливайся.

Образ покойной начинал приобретать отчетливые черты, и некоторая финансовая изворотливость вполне в него вписывалась.

– Посмотри, нет ли у нее портфеля – акции, ценные бумаги, все такое прочее. Или даже заначки наличными. Прочешите ее комнату буквально по миллиметру. И не забудьте проверить компьютер.

– Слушаюсь, шеф, – сказал Томми, и тут же запутался – с чего начинать? Ему очень хотелось сделать все наилучшим образом, но руководило им вовсе не желание продвинуться по службе. Он понимал, что это безумие, что Хиллари Грин никогда не посмотрит на него не как на подчиненного, а как на мужчину. Но вдруг… когда-нибудь…

Он решил, что начнет с комнаты. Компьютер никуда не денется – и банковские менеджеры тоже.

– Джанин, берись за девушку, которая обнаружила тело. Да, порасспроси, были ли у Евы еще близкие друзья или, может, компания, – продолжила Хиллари, пребывая в благословенном неведении относительно той бури, которую подняла в исполненном нежности сердце Томми.

– Есть, босс. По-моему, та девушка сейчас у себя в комнате с местной экономкой.

Хиллари мрачно кивнула. Оставалось надеяться, что медсестра еще не успела по уши накачать девчонку успокоительным.

* * *

Далеко ходить не пришлось. Девушка, нашедшая тело, оказалась в буквальном смысле слова за стенкой комнаты покойной.

И ничего удивительного, если вдуматься, решила Хиллари. С кем скорее всего подружится девочка, которая никого в Англии не знает? Конечно, с соседкой. Вероятно, они въехали в один день, как раз перед началом учебы, и тут же познакомились. Потом у покойной, конечно, могли появиться новые друзья, те, с кем она сидела рядом на занятиях или с кем были общие интересы. Ева Жерэнт наверняка вступила в какой-нибудь клуб. (Если только в устройстве колледжей за последние двадцать лет не произошла какая-нибудь революция, в Святом Ансельме наверняка должны быть клубы на любой вкус, от филателистов до фетишистов.)

Девушку звали Дженни Смит-Джонс. Странная фамилия, подумала Джанин, прочитав надпись на табличке, вложенной в металлический держатель на двери. Угораздило тебя иметь две такие заурядные фамилии, как Смит и Джонс, так зачем же использовать обе?

Комната представляла собой точную копию соседней, только цвета немного отличались. Да вместо плакатов с манекенщицами были постеры из театра и кино. По всей видимости, Дженни изучала драматические искусства.

Она была совсем юной и очень бледной, однако, слава тебе господи, пребывала в здравом уме. На ней были джинсы и грубый свитер ручной вязки, придававший ее худощавой фигурке нечто гномье. Длинные светлые волосы вялыми выцветшими прядями ложились на поникшие плечи. Во взгляде больших серых глаз, которым она встретила появление полиции, читалось раздумье.

Удивительно, какие они разные, сразу подумала Хиллари. Пикантная французская куколка в смелом макияже и шикарных нарядах – и высокая, стеснительная худышка-англичанка.

Интересно, рассеянно подумала она, не окажется ли эта Дженни Смит-Джонс заправской актрисой. Иногда такие простушки могут очень сильно удивить.

Рядом с девочкой сидела женщина средних лет, чистейший типаж школьной экономки, чище не найдешь и на голливудском кастинге. Она была кругленькой, но не толстой, с пухлыми розовыми щеками и блестящими карими глазами, в которых читалась доброта.

Невозможно было не задаться вопросом: за что приняли на работу этот кладезь рассудочности и образец уютной внешности, за опыт и знания или просто за внешний вид?

Мыслимо ли, чтобы маменька с папенькой еще о чем-то тревожились, оставляя свою драгоценную дочурку или сыночка на попечение такой вот экономки, которая станет неусыпно следить за каждым их вздохом и чихом?

– Вы, должно быть, из полиции, – сказала женщина и бросила быстрый взгляд на девочку. – Вам обязательно прямо сейчас расспрашивать Дженни?

– Да я не против, – тут же заявила Дженни Смит-Джонс, хотя голос у нее дрогнул.

Хиллари с благодарностью улыбнулась.

– Мы ненадолго, мисс Смит-Джонс. И я не буду расспрашивать вас о событиях этого утра. Как я понимаю, вы уже обо всем рассказали констеблю.

Она поймала удивленный взгляд Джанин. Хиллари понимала сержанта: всякий, кто ведет расследование, предпочитает опираться на сведения из первых рук. Но Хиллари мыслила практически. Пусть порой результаты вскрытия в сочетании с незначительными деталями свидетельских показаний и позволяют раскрыть дело сразу же, но что-то подсказывало ей, что здесь не тот случай.

Так зачем настраивать против себя добрую экономку и мучить свидетельницу, если можно не давить, потихоньку зарабатывая очки в их глазах? Вот и сейчас экономка уже смотрела гораздо менее грозно.

Впрочем, думать о ней просто как об экономке было невыносимо. От этого Хиллари начинала чувствовать себя персонажем сериала «Так держать».

– Мисс… – Она повернулась к женщине, и та ответила улыбкой:

– Бимиш. Мисс Бимиш.

– Мисс Бимиш, не могли бы вы несколько минут подождать снаружи, если вас не затруднит?

Джанин видела, что это предложение пришлось женщине не по вкусу, и не могла не оценить всей красоты хода. Хиллари не сказала ни одного грубого слова. Она даже ничего не требовала. И все-таки каким-то образом умудрилась дать понять мисс Бимиш, что со стороны последней будет чрезвычайно неблагоразумно возражать. Потому что полиция есть полиция, а работа есть работа, и в конце концов, любая хорошо воспитанная женщина умеет вовремя уступить, не теряя достоинства.

Хиллари Грин на долю секунды дольше обычного задержала взгляд на собеседнице.

– Сержант Тайлер вас проводит. Разговор будет недолгим, и вскоре вы сможете вернуться к своей подопечной.

И экономка, сама привыкшая требовать неукоснительного исполнения своих распоряжений, не заметила, как встала и очутилась в коридоре.

Плотно закрыв за ней дверь, Джанин увидела, что Дженни смотрит на Хиллари с непередаваемым уважением.

– Как вы ее, – сказала Дженни. Хиллари села. – Я уже просто мечтала, чтобы она ушла, только не могла придумать, как от нее отделаться.

Хиллари кивнула:

– Тебе хотелось побыть в одиночестве. Да, это нужно. Когда с нами случается что-то неожиданное, чего раньше не бывало, это может выбить из седла. Чувствуешь себя после этого какой-то потерянной.

Дженни моргнула. Она не ожидала такого от человека в форме. По правде говоря, она думала, что полицейский будет мужчиной. Строгим, суховатым, и интересовать его будут только цифры, даты и минуты.

Она немного расслабилась.

– Что ты можешь сказать о Еве? – спросила Хиллари, намеренно выбрав наиболее размытую формулировку.

Дженни вытерла рукой щеку и громко шмыгнула носом.

– В смысле?

– Она тебе нравилась?

– Да. Конечно.

– Почему?

Дженни нервно поерзала на стуле.

– В смысле? – повторила она и покраснела. Эта женщина – как она назвалась? Инспектор Грин? – решит, что она совсем дура. Вот инспектор совсем не такая. Спокойная, собранная, совсем как мама. Дженни хотелось угодить ей, но в голове все плыло, и она чувствовала, что делает все не так.

– Чем тебе нравилась Ева? Добротой? Щедростью? Ты брала у нее вещи поносить? Или, например, она умела тебя насмешить?

– А, поняла. Нет, все не так совсем было. В смысле, что она была не такой уж доброй, – сказала Дженни. – Иногда вредничала, но так, знаете, по-французски. Насмешничала. Она была остроумная. Нарочно никому пакостей не делала, просто ей смешно было наблюдать за людьми. Как будто они специально для развлечения. Но если я просила у нее что-нибудь поносить, она всегда давала.

Хиллари кивнула.

– Она хорошо говорила по-английски?

– О да. По крайней мере, лучше, чем я по-французски, – с обезоруживающей честностью добавила Дженни. – Мне иногда казалось, что она специально начинает говорить с сильным акцентом, особенно при парнях, ну, понимаете? Она умела изобразить из себя маленькую беззащитную девочку, такая сиротка Энни за границей, и все в таком духе. Но это она только притворялась. Ей нравилось морочить голову мальчишкам. И у нее хорошо получалось, – добавила Дженни как нечто обыденное.

Хиллари не поняла, как к этому относилась сама Дженни. По-видимому, Дженни и сама не знала.

– Она была экстравертом? – спросила Хиллари.

– Да, стопроцентным. Ну вот такая вот она уродилась. Еще она была очень творческая натура, хотела быть дизайнером одежды. Говорила, что будет знаменитой, как Армани, или Гуччи, или кто там еще. У нее хорошо получалось! Она все время рисовала красивые платья, костюмы такие широкие для отдыха, рубашки, юбки, даже шарфы. Все рисовала. И сама, конечно, тоже умела одеваться, выглядела всегда просто потрясающе. Иногда она придумывала наряды специально для меня. Говорила, что, если я себе такое сошью, девчонки просто умрут от зависти. – Дженни вздохнула. – Знаете, я, наверное, и вправду сошью. Попрошу мамину портниху. Ой… вы же не заберете у меня ее рисунки, правда?

Хиллари заверила, что не заберет. Но, возможно, как-нибудь захочет на них взглянуть.

У Джанин дрогнули губы. Мамина портниха? Да уж, здешние девушки явно из другого мира.

– И ты не сомневаешься, что эта одежда будет как раз для тебя, – сказала – не спросила – Хиллари. Сама она в этом ничуть не сомневалась.

– Ну конечно, – сказала Дженни. – В таких вещах Еве можно было доверять.

Да – но в чем ей доверять было нельзя, подумала Хиллари. В делах сердечных – наверняка. И в денежных, скорее всего, тоже. И все же она понимала, почему эту болезненно худую некрасивую девочку так тянуло к Еве Жерэнт.

– Она часто ходила по вечеринкам? – продолжала расспросы Хиллари.

– Да. Очень часто. Как будто совсем не уставала. – Дженни погрустнела. – А я так не могу. Если ночью веселилась, то потом буду спать до вечера. А Ева вставала как ни в чем не бывало, и сразу по делам.

– А, наркотики, – как можно небрежнее заметила Хиллари. – По описанию похоже, – добавила она, тщательно изгнав из голоса всякий намек на осуждение или удивление.

– Вы что! – тут же возразила Дженни, заставив Хиллари примолкнуть и быстро взглянуть на девочку. Ни нотки фальши. Ничего, что указывало бы на стремление спасти доброе имя покойной подруги. В тоне Дженни Смит-Джонс звучало даже какое-то отвращение.

– Ева никогда не принимала наркотики! – жарко заговорила Дженни. – Она их терпеть не могла, и тех, кто на них подсаживается, – тоже. Она говорила, что это для людей слабых и глупых. Что они кормят дилеров, а сами убивают свое лицо и тело.

Дженни втянула воздух. Потом задумчиво нахмурилось.

– Знаете, а ведь Ева даже никогда не бывала пьяной, хоть и ходила по всем этим вечеринкам. И не курила. Она мне говорила, что лучший способ – заказать самый дорогой напиток в меню, неважно какой. Самое лучшее или старое бренди, или вино, или самый крутой коктейль. А потом пить очень медленно, смакуя каждый глоток. Но брать не больше двух и никогда не напиваться. Ева говорила, что от алкоголя бывает обезвоживание, а это вредно для кожи. И можно потерять над собой контроль. А она всегда держала себя в руках, – объяснила Дженни. – Вы просто не понимаете, – беспомощно добавила она.

Тут она ошиблась.

– Нет, Дженни, я понимаю, – тихо сказала Хиллари. – Твоя подруга была очень сильной личностью, верно? Она точно знала, чего хочет, и всегда добивалась этого. У нее была цель, были мозги и была целеустремленность, чтобы получить желаемое.

При мысли о том, что этой силы больше нет, Дженни снова шмыгнула носом, но в серых ее глазах, обращенных на Хиллари, вновь загорелось удивление.

– Да, все так. Вы очень точно ее описали.

Хиллари кивнула. Она бросила взгляд на Джанин – любопытно было посмотреть на ее реакцию, – но Джанин, как образцовый сержант, записывала что-то в блокнот.

Хиллари кивнула. Итак, Ева презирала наркотики и наркоманов. И она, Хиллари, готова была в это поверить. Она знала людей из того же теста, что и Ева. Они были амбициозны. Даже беспринципны. Твердолобы и порой жесткосердечны. Таких не всегда любят, но они будут последними, кто попадется в наркотическую ловушку. Потому что знают свои сильные и слабые стороны, потому что слишком дорожат своей шкурой и не станут связываться с по-настоящему опасными вещами.

Нет, Хиллари уже начинала понимать Еву Жерэнт. И согласна была с оценкой Дженни Смит-Джонс.

– Чем еще увлекалась Ева? – с интересом спросила она. – В клубе каком-нибудь, например, состояла?

– Мы с ней занимались в одной театральной студии, – тут же ответила Дженни. – Но она сразу ушла в костюмеры. Играть на сцене не хотела. И еще она часто ходила в музыкальный класс. Только, по-моему, не играть. Если она и играла, то не у себя. Я бы услышала. А еще иногда она сидела в компьютерном классе, но, по-моему, ей просто нравилось играть в компьютерные игры и возиться с графикой – ну, для дизайна, – а программированием она не увлекалась.

Дженни беспомощно пожала плечами:

– Больше вроде ничего.

В этот миг она выглядела очень юной.

«Была ли я когда-нибудь такой же?» – беспомощно подумала Хиллари.

– А парень у нее был? – наугад спросила она.

Дженни словно бы немного замялась.

– Вроде бы нет. То есть… – под удивленными взглядами Джанин и Хиллари она жарко покраснела, – вокруг нее всегда увивались и мальчишки, и мужчины постарше. В Ка-О они ей просто проходу не давали, и…

– Ка-О? – переспросила Джанин.

– Комната отдыха, – ответила Хиллари. – Вроде досугового центра для студентов, – нетерпеливо добавила она. Хиллари не терпелось вернуться к вопросу об ухажерах. У такой девушки, как Ева, наверняка была бурная личная жизнь.

– Значит, у нее не было постоянного парня? – снова спросила она.

– Нет. Кажется, нет. Она никогда ни о чем таком не говорила.

Дженни снова свела брови, как будто сказанное ей и самой теперь казалось странным.

– Ева училась за счет колледжа, верно? – спросила Хиллари, решив зайти с другой стороны.

– Да. У ее отца крупная фармацевтическая компания, – простодушно ответила Дженни, – но Ева не хотела зависеть от родителей. Поэтому она подала на стипендию. И выиграла – она была такая умная!

Хиллари кивнула. Значит, Ева приукрасила историю о своей семье. Ну, это-то дело обычное. В таком окружении кто угодно приукрасит. Даже Дженни, застенчивая, открытая, дружелюбная Дженни на каникулы уезжала в живописный сельский особняк или в квартиру где-нибудь в Кенсингтоне. Могла ли Ева признаться своей верной обожательнице в том, что ее отец был всего лишь заурядным аптекарем в Лилле? Для Дженни Ева была настоящей светской особой, беззаботной парижанкой. И Еве хотелось поддержать этот образ.

Тем больше Хиллари не нравилось отсутствие у Евы сколь-либо постоянного любовника. Либо Ева Жерэнт была девственницей, но тщательно скрывала этот факт, либо мужчина у нее был, но она не желала этого афишировать. Первый вариант не стоило даже рассматривать всерьез. Что остается? – жертва убийства, у которой имелся тайный любовник.

Зачем она скрывала? Судя по тому, что Хиллари уже услышала, Ева с удовольствием поведала бы о своих сексуальных похождениях восторженной доверчивой Дженни – и потому упорное молчание Евы наводило Хиллари на самые мрачные мысли.

Призрак шантажа вновь поднял свою уродливую голову.

Они поговорили еще немного, но больше ничего полезного Хиллари не узнала. Она поблагодарила девушку и вышла.

* * *

В соседней комнате Томми на четвереньках ползал по полу в поисках улик. Если у покойной был тайничок под половицами, Томми его найдет.

– Как продвигается? – спросила Хиллари. Томми сел на пятки и вытер лоб тыльной стороной ладони. От радиатора в комнате было жарко, как в Африке, и Томми очень надеялся, что от него не разит потом.

– Ни шатко ни валко, шеф, – ответил Томми, – но две интересные штуки я таки нашел.

Он встал и отряхнул руки.

– Вот это было приклеено на скотч вон за той картиной, – сказал он, кивнув на казенную картинку – ничем не примечательный деревенский пейзаж, который, видимо, входил в стандартную меблировку комнаты. Пейзаж был помещен в тяжелую, богато украшенную раму и закрыт стеклом.

Хиллари посмотрела туда, куда указывал Томми, и увидела лежащий на комоде тонкий ежедневник, уже упакованный в пластик.

– Я старался его не залапать, шеф, но, когда я отклеил скотч, он упал. Там все по-французски.

Хиллари кивнула.

– Пусть криминалисты посмотрят, а потом отдадим на перевод.

Вряд ли ежедневник добавит что-то к уликам – однако если на нем найдутся неизвестные отпечатки пальцев, можно будет с уверенностью утверждать, что личными секретами и набросками Евы Жерэнт интересовался кто-то посторонний.

– Ну, это-то будет несложно, босс, – усмехнулась Джанин, и Хиллари улыбнулась в ответ.

– Да, – коротко согласилась она. Это Оксфорд. Даже если бы покойная писала в дневнике древнеегипетскими иероглифами, перемежая их каким-нибудь мертвым языком и сдабривая редким диалектом иврита, здесь и то нашлось бы с полдюжины специалистов, способных прочесть написанное. Современный французский – пф, ерунда.

– У них тут есть учитель современных языков, – с готовностью предложил Томми. – Я с ним раньше говорил. Он может перевести.

– Нет, – строго сказала Хиллари. – Никто в колледже не должен знать о том, что мы нашли ежедневник, – ровным голосом добавила она.

У Томми вытянулось лицо. Ему захотелось отвесить самому себе подзатыльник. Все правильно. И как только он ляпнул такую глупость?

При виде его оплошности Джанин улыбнулась, но без злорадства. В свое время она и сама успела налететь на все положенные углы.

– Так ты говорил, две вещи? – Хиллари, от которой не укрылся овладевший констеблем приступ самоуничижения, быстро сменила тему, стремясь спасти остатки его самоуважения.

– Да, шеф. Вторая – ключи. У нее на связке есть два неподходящих. В смысле они не подходят ни к двери в холле, ни к этой комнате. И странные они какие-то. Вот, посмотрите, – он потянулся к сумочке-ключнице, – все четыре точь-в-точь как от обычного дверного замка. Не от чемодана, не от велосипедного замка, самые обычные.

Хиллари кивнула:

– Ты прав. Молодец, Томми, – похвалила она, и отнюдь не только из чувства такта.

При взгляде на ключи она почувствовала какое-то покалывание в пальцах. Возможно, здесь что-то есть.

Потому что зачем девочка, которая живет в колледже на всем готовом, будет хранить ключи от какого-то неизвестного дома? Ответ: ни за чем. Или эти ключи принадлежали загадочному несуществующему бойфренду?

Если так, то это указывает на серьезные отношения.

А кроме того, это означает, что мальчишкам из колледжа ничего не светило. Оно и неудивительно. Такие, как Ева, не интересуются сопливыми юнцами, студентами-ровесниками, если могут играть по-крупному. Мужчины постарше, побогаче, состоявшиеся мужчины, которые могли помочь ее карьере, – вот кто мог быть ее мишенью.

Да, Хиллари тоже было чрезвычайно любопытно узнать, где она, та дверь, которую открывали эти ключи.

– Босс, – торжествующе воскликнула Джанин, – в мусорной корзине конверт! Адресован нашей жертве.

Хиллари взяла конверт за краешек и рассмотрела.

И сразу же поняла, что так обрадовало Джанин.

Потому что, хотя адресатом письма и значилась миз Ева Жерэнт, в строке с адресом стоял вовсе не колледж Святого Ансельма, а квартира где-то в Ботли.