Текст книги "Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

Соавторы: Донна Леон,Джулия Хиберлин,Фейт Мартин,Дэвид Хэндлер,Дейл Браун,Харуо Юки,Джереми Бейтс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 209 (всего у книги 327 страниц)

Контесса довольно долго молчала, пока Брунетти обдумывал идею с образцами почерка. Разве не написал в свое время Набоков, что, переехав в Америку, он сознательно перестал пририсовывать к цифре семь горизонтальную черточку – своеобразная публичная декларация того, что Старый Свет остался в прошлом? Но каким образом Никерсон заказывал книги? Разве при этом не нужно заполнять формуляр? Или теперь и это компьютеризировано?

Контесса нарушила ход его мыслей вопросом:

– Кстати, как мне к вам обращаться? Комиссарио? Дотторе? Синьор?

– Мужа Паолы зовут Гвидо, – ответил Брунетти. – Не будет ли слишком самонадеянно с моей стороны предложить вам такой вариант?

Чуть склонив голову набок, графиня посмотрела на него так пристально, испытующе, что комиссару стало не по себе. Невзирая на то что он и теперь, фигурально выражаясь, находился под крылом семьи Фальер, Брунетти сомневался, что, глядя на него, графиня это понимает.

– Да, я припоминаю… Но что именно вы хотели узнать о книгах? – спросила она, не использовав никакого обращения, помимо формального lei[292]292
  Уважительная форма обращения на «вы».


[Закрыть] – так же, как и он по отношению к ней.

Пару мгновений у Брунетти ушло на то, чтобы переварить ее отказ от более доверительного общения, выраженный в столь ясной грамматической форме, и снова сосредоточиться на преступлении. Cui bono?[293]293
   Кому выгодно? (лат.)


[Закрыть] Кто выиграет от кражи и как измерить эту выгоду? Если вор и будущий владелец не одно и то же лицо, то что получит каждый из них? Оба хотят завладеть книгой или отдельными страницами, но мотивация у них разная. У одного – чистый меркантилизм, у другого… Тут оказалось сложнее подобрать правильное слово. Может, потому, что ему был непонятен мотив?

Контесса снова отвлекла Брунетти. Деликатно кашлянув, графиня дала понять, что пауза затянулась.

– Я слышал, что вы тоже коллекционер, – начал комиссар. – Коллекционер-интеллектуал.

Он немного помолчал. Интересно, отреагирует ли она на его комплимент? Но графиня с непроницаемым лицом ожидала продолжения. Что ж, пришлось добавить:

– Мне непонятно желание обладать редкими фолиантами. – И Брунетти тут же пояснил: – То есть когда эта тяга настолько сильна, что люди крадут книги или находят кого-то, кто сделает это для них.

– И?..

– И я прошу вас помочь мне понять, зачем кому-то это делать. И что должен представлять собой этот кто-то.

Графиня улыбнулась, чем удивила его.

– Донателла немного рассказывала мне о вас, – произнесла она, обращаясь к комиссару все в той же формальной манере.

– Мне уже начинать волноваться? – иронично отозвался Брунетти.

Улыбка не исчезла с лица контессы.

– Нет, не стоит. По ее словам, для вас важно понять все: события, людей, их поступки. – Прежде чем комиссар успел поблагодарить за комплимент – а ее слова он воспринял именно так, – графиня продолжила: – Но в данном случае вам это не поможет. Здесь нечего понимать. Люди крадут книги ради денег.

– Но… – начал было Брунетти, однако графиня перебила его:

– Это единственное, что будоражит вора. Забудьте все эти статьи, в которых говорится о людях с нездоровой тягой к географическим картам, фолиантам и рукописям. Все это – романтическая чушь. Теория Фрейда применимо к библиотеке… – Она наклонилась вперед и подняла руку, хотя нужды привлекать его внимание не было. – Люди крадут книги, карты и рукописи, вырезают отдельные страницы и целые главы, потому что хотят их продать.

Брунетти не нужно было убеждать, что алчность – мотив для многих преступлений, поэтому он спокойно спросил:

– А кто все это покупает?

– До меня доходили слухи… Издатели, галеристы, владельцы аукционных домов – все они охотно, и без лишних вопросов, приобретают подобные вещи.

– А по заказу воры работают?

– Если на страницах нет библиотечного штампа и издание довольно редкое, его можно продать. – И с куда большим ожесточением, чем прежде, контесса добавила: – Клиентам рангом повыше!

Брунетти какое-то время молчал, потом спросил:

– И кто эти люди?

Она смерила его долгим взглядом, словно оценивая, много ли ему можно сказать.

– Те, кто хочет обладать прекрасными вещами, но так, чтобы не платить за них полную цену.

– Вы говорите о людях, которых знаете?

– Может статься, я говорю о людях, которых знаете вы, – ответила контесса.

10

– Что вы можете рассказать об этом рынке? – спросил Брунетти.

– Книг и страниц? – уточнила контесса таким тоном, словно верила, что эти два слова не дадут ее гневу угаснуть. И более спокойным голосом продолжила: – Не думаю, что мне есть еще о чем рассказывать. – Тон графини стал нейтральным. – Профессиональные воры похищают их, иногда – по заказу.

– Кто покупает украденное?

– Особо ценные экспонаты приобретают коллекционеры, – сказала она и осеклась. – Прошу вас, поймите, я всего лишь высказываю свое мнение, которое составила из того, что слышала на протяжении многих лет.

– А остальное?

– Вещи помельче – отдельные страницы из книг о птицах или цветах, или млекопитающих – можно продать в маленьких магазинах. – Контесса посмотрела в сторону окон, выходивших на ка́лле[294]294
  Узкая улочка в Венеции.


[Закрыть]. – Вероятно, и даже скорее всего, человек, который покупает их для своего магазина, не знает наверняка, краденые они или нет.

Прозвучало это так, словно графиня сама до конца не была уверена в том, что говорит. У Брунетти, впрочем, тоже особой уверенности не было. Ему ли не знать, как легко люди убеждают себя в том, во что хотят верить? Но уточнять он ничего не стал.

– Полагаю, что и тот, кто покупает такую вещицу в магазине, – продолжала контесса, – имеет очень мало оснований подозревать, что она краденая.

Брунетти посмотрел на нее, кивнул и снова уставился в свой блокнот.

– Есть еще переплетные мастерские, уличные рынки и ярмарки. Там тоже покупают и продают, так что вору не составит труда пристроить краденые страницы.

– Вернемся к целым книгам, – сказал Брунетти. – Они имеют наибольшую ценность.

Графиня едва заметно, протяжно вздохнула.

– О, их гораздо труднее спрятать или замаскировать. Если книга украдена из библиотеки, определенные страницы в ней обязательно проштампованы. У каждой библиотеки – своя система, но все они штампуют несколько страниц в каждом издании.

Брунетти кивнул: ему не хотелось выглядеть в ее глазах полным профаном.

– Проштампованные страницы в книге – это почти то же самое, как если бы на ее обложке было написано: «Украдена!»

– Но тогда зачем их покупать? – спросил Брунетти.

Контесса отодвинулась чуть дальше на стуле, словно желая лучше видеть собеседника. Сложив руки на коленях, она сказала:

– К вашему сведению: вы не делаете чести семье своей супруги.

– Я давно такого не слышал, – сказал Брунетти и улыбнулся.

Она засмеялась. Это было похоже на удушливый кашель курильщика, и комиссар вскочил от неожиданности – на случай, если ей понадобится помощь, – но контесса жестом попросила его вернуться на место. Успокоившись, она произнесла:

– Я имела в виду, что вы не обладаете тягой к стяжательству, свойственной коренным венецианцам.

Брунетти пожал плечами, подозревая, что это комплимент. Впрочем, кто знает?

– Многие хотят иметь книги, которыми можно похвастать, по крайней мере перед избранными друзьями: показать новое крупное приобретение, зная, что лишних вопросов никто не будет задавать, – сказала графиня. – Мол, у меня есть «Кодекс Галилея» либо первое издание того или этого… Какая-нибудь редкость. Это пережиток шестнадцатого столетия. Тяга к культурным ценностям. – Ее голос стал жестче, словно у судьи, зачитывающего обвинительный акт. – Людям кажется, что таким образом они демонстрируют свою утонченность, хороший вкус, в отличие от тех, кто покупает «Феррари».

Ее отвращение едва ли не обжигало. Брунетти кивнул. Он мог понять – но не прочувствовать – эту тягу.

– Мне нравится, что лично вы не видите в этом никакого смысла, – сказала контесса и снова улыбнулась, хотя ее улыбка напоминала гримасу.

Она указала на что-то у него за спиной. Брунетти повернулся и увидел портрет мужчины с крючковатым носом, в темно-коричневых бархатных одеждах. Скорее всего, шестнадцатый век, один из центральных регионов… Возможно, Болонья?

– Как вы думаете, сколько стоит эта картина? – спросила хозяйка дома.

Брунетти положил блокнот в карман, встал и подошел к портрету, чтобы лучше его рассмотреть. Художник, несомненно, был талантлив – достаточно одного взгляда на руки мужчины, чтобы это понять. Переливы бархата казались живыми, яркими – так и хочется их погладить… Лицо Брунетти находилось почти на одном уровне с картиной, и ему не составило труда разглядеть ясный ум в глазах изображенного человека, его мужественный подбородок, массивные плечи. Такой умеет искренне дружить и неистово враждовать.

– Понятия не имею, – ответил комиссар, не сводя глаз с портрета. – Единственное, что я могу сказать, – эта картина прекрасна и написана мастером.

Обернувшись, он увидел, что контесса улыбается.

– Если я скажу, что это мой предок, вы согласитесь с тем, что для меня этот портрет представляет большую ценность, нежели для вас или кого-либо еще? – спросила она.

– Для вас и… других членов вашей семьи – да, – ответил комиссар.

– Разумеется.

Брунетти снова сел и посмотрел на собеседницу:

– Что мне следует знать о коллекционерах? И о ценности украденных книг?

Контесса, судя по всему, ожидала этого вопроса.

– Большинство из них очень странные люди. За редким исключением, это мужчины, и почти все любят пускать пыль в глаза.

Комиссар кивнул, признавая ее правоту по этим двум пунктам, и графиня продолжила:

– Если покупаешь автомобили или дома, твоим друзьям не составит труда узнать, сколько это стоит. И они гарантированно будут облизываться, глядя на твой новый «Ламборгини» или часы «Патек Филипп»[295]295
   Patek Philippe S. A. – швейцарская компания, производитель часов класса люкс.


[Закрыть]. А вот стоимости книг многие люди не знают.

– Зачем тогда их коллекционировать? – спросил Брунетти. – И тем более красть? Или нанимать вора для этих целей? Ведь тогда сам становишься вором, только повыше классом?

Такая формулировка позабавила контессу.

– Но если твои друзья тоже воры, то это дополнительный повод для хвастовства.

Об этом Брунетти не подумал… Неужели мы так низко пали? Ему вспомнились случаи, когда украденные книги обнаруживали в частных библиотеках политиков. Да, мы низко пали!

– Кто-то собирает книги, потому что любит их и считает частью нашей истории и культуры, – сказала графиня. – Но вы, полагаю, и сами это знаете.

– Так рассуждали в семье вашего супруга? – спросил Брунетти.

И снова контесса засмеялась, и снова он подумал, что у нее смех заядлой курильщицы.

– Бога ради! Нет, конечно. Они инвестировали в книги свои деньги. И правильно делали. Теперь библиотека стоит целое состояние.

– И вы собираетесь передать ее Меруле, не так ли? – спросил Брунетти.

– Возможно, – ответила контесса. – Я предпочла бы знать, что мои книги находятся там, где любой заинтересованный человек сможет их почитать, потому что в противном случае они попадут в руки к тем, кто видит в них аналог банковского депозита.

Словно прочитав мысли собеседника, графиня резко спросила:

– У вас есть еще вопросы?

– Как сильно вредят книге, когда вырезают из нее страницы?

– Этим фолианту наносят непоправимый ущерб! Даже если страницы потом найдутся. Книга уже никогда не будет прежней.

Брунетти подумал, что это почти как с представлениями о девственности, которые бытовали в годы его юности, однако решил, что лучше не озвучивать это сравнение.

– А как от этого меняется… – Комиссар осекся, подбирая слова. Но не придумал ничего оригинального. – …стоимость книги?

– Значительно уменьшается, иногда вполовину, даже если недостает всего одного листа. Фолиант считается испорченным.

– А если текст не пострадал?

– Что вы имеете в виду? – спросила графиня.

– Если текст полностью сохранился? Если его все еще можно прочесть?

На лице контессы промелькнуло осуждение.

– Мы говорим о разных вещах, – сказала она. – Я – о книге, а вы – о тексте.

Брунетти улыбнулся и надел на ручку защитный колпачок.

– Думаю, мы все-таки говорим об одном и том же, контесса! О книгах. Только по-разному определяем для себя их ценность.

Он поднялся со стула.

– Это все? – удивилась хозяйка.

– Да, – ответил Брунетти. – Я искренне благодарен за время и информацию, которой вы со мной поделились, контесса.

Комиссар закрыл блокнот и положил его во внутренний карман пиджака. Графиня вернула ему ксерокопии, в последний раз взглянув на фотографию Никерсона. Брунетти сунул их в портфель.

Контесса внимательно следила за каждым его движением. Когда щелкнула застежка на портфеле, женщина встала и направилась к двери.

– Еще раз спасибо за то, что уделили мне время, контесса, – сказал комиссар, приостановившись на пороге.

Она взялась за дверную ручку, но нажимать на нее не стала. Вместо этого графиня посмотрела на него и улыбнулась.

– Если хочешь узнать, чего стоят тексты, Гвидо, – сказала она, называя его по имени и используя фамильярное местоимение tu, в котором отказывала на протяжении всего разговора, – прогуляйся по Рио-Тера-Секондо. – Комиссар удивленно вскинул брови, но промолчал. – Там ты найдешь здание, где когда-то стоял печатный пресс Мануция. Думаю, нет необходимости напоминать, что именно он оставил наиболее значимый след в истории Западного мира.

На стене дома ты увидишь две памятные таблички. На одной из них написано, что здесь находился издательский «Дом Альда», который «…вернул величие греческой литературы цивилизованным людям». (Эту табличку прикрепила падуанская Школа греческой литературы.) На первом этаже, справа, – заброшенный магазин, слева – лавка с грошовыми товарами для туристов. В тот день, когда я искала этот дом, я спрашивала в четырех окрестных магазинчиках, но никто не смог мне ответить: никто не знает, кто такой Альд Мануций.

– Как же вы нашли этот дом? – спросил Брунетти.

– Позвонила подруге и спросила. А она отыскала… в Википедии и позвонила мне. Адрес: Сан-Поло, 2310. Это на случай, если ты захочешь пойти туда и взглянуть на него.

Контесса протянула руку, и Брунетти снова наклонился, чтобы запечатлеть на ней неосязаемый поцелуй. О, если бы только мать увидела сейчас своего мальчика, целующего руку графине! Палаццо контессы Морозини-Альбани находится, конечно, не на Гранд-канале, но Брунетти точно знал, что для его матушки это не главное: все-таки это палаццо, и женщина, которая подала ему руку, – графиня, одна из самых родовитых.

11

В тот день они с Паолой пообедали вдвоем – лазаньей с колбасой и баклажанами. Кьяра с одноклассниками уехала на экскурсию в Падую, Раффи с другом катался на лодке.

– Добром это не кончится, – сказала Паола. – Несколько часов в открытой лодке, посреди лагуны! А если пойдет дождь?

Брунетти выглянул из окна и увидел небо, такое синее, словно его скроили из мантии Мадонны. Перед обедом он выходил на террасу и чуть не оглох от птичьего гомона – там, в кронах сосен, на заднем дворе дома по ту сторону калле. Весна наступала по всем фронтам, и ее было не остановить. Еще пару месяцев – и все начнут жаловаться на жару…

– Я понимаю, что ты имела в виду, – ну, говоря о контессе, – сказал Брунетти, проигнорировав реплику жены.

В Паоле проснулось любопытство: вдруг муж расскажет ей что-то, чего она не знает? И она, позабыв на время о своем первенце, попросила:

– Поконкретнее, пожалуйста!

– Что деликатность – явно не ее стихия. И она говорит то, что думает.

– Ах это! Да, контесса бывает предельно искренней, но в семье она была всеобщей любимицей, с ней обращались как с принцессой, – при том, что она была всего лишь виконтессой, – так что ее категоричность, по-моему, вполне объяснима.

– И простительна? – уточнил Брунетти.

– Помилуй бог! Нет! – тут же отозвалась его жена. – Но людей важнее понимать, нежели прощать.

Брунетти задумался. Может, вот он, ответ на вопрос, почему Фрейд заменил Иисуса Христа? Но обсуждать эту идею с Паолой он не собирался – только не сейчас, когда ему нужно было выудить больше сведений о контессе.

– Она недолюбливает коллекционеров, – сказал Брунетти.

– И правильно делает, – ответила Паола, тем не менее моментально насторожившись.

Супруги сидели на диване в ее кабинете, который теперь, при ярком солнечном свете, выглядел уютнее. За обедом они решили выпить не вино, а кофе, и теперь перед ними стояли чашки с этим напитком. Паола отпила из своей, немного поболтала кофе, чтобы растворились последние крупинки сахара, и допила его.

Вспоминая разговор с контессой Морозини-Альбани, Брунетти сказал:

– Она проводит границу между себе подобными, теми, кто понимает и любит красивые вещи, и теми, кому они нужны только для того, чтобы развесить их по стенам.

Как он ни старался смягчать выражения, его грубость была очевидна, даже для него самого.

Паола бесшумно поставила чашку на стол и повернулась к мужу.

– Если я сделаю различие между тем, как вдумчиво ты читаешь римскую историю, и тем, как ее читает журналист, который проводит параллели между двором императора Гелиогабала и текущей ситуацией в Риме, понятия не имея о том, что этот Гелиогабал собой представлял, – назовешь ли ты его иллюзорным? – Ее голос был мягким, но Брунетти отчетливо слышал нервное щелканье хвоста в кустах – как у тигрицы перед прыжком. – Или возьмем мою «иллюзорную» профессию: могу я предположить, что мое прочтение The Portrait of a Lady может быть более богато нюансами, нежели голливудский фильм? Это тоже иллюзорное различие?

Брунетти опустил глаза, какое-то время изучал кофейную гущу на дне чашки, потом поставил ее на блюдце рядом с чашкой жены.

– Думаю, это зависит от того, насколько явно ты демонстрируешь отвращение к Голливуду, – сказал он.

– Все, кто терпеть не может Голливуд, просто обязаны это демонстрировать! – Выдав эту сентенцию, Паола улыбнулась и добавила: – Контесса Морозини-Альбани – сноб, и ты это знаешь. Мы все снобы. Но у нее хотя бы есть оправдание.

– Возможно, – сказал Брунетти, давая понять, что это уступка, а не согласие. Он посмотрел на часы. Из дома ему выходить лишь через полчаса, поэтому он решил все-таки задать Паоле еще один вопрос – она ведь много читает и размышляет о прочитанном.

– Ты когда-нибудь интересовалась научной фантастикой?

– Ну, Генри Джеймс написал так мало, – ответила Паола со смешком.

– Я серьезно.

– Да, кое-что. Но не много.

– А ты читала роман о том, как сжигали книги? – спросил он.

Если да, то она прекрасно помнит прочитанное.

– Нет, если память мне не изменяет. Можешь объяснить поподробнее?

– Названия я не помню, но там идет речь о мире, где книги запрещены законом, и пожарные – это очень умный сюжетный ход! – ездят по домам и сжигают тома, какие только найдут. И если обнаружат хотя бы одну книгу – ее хозяина убивают.

– Мои студенты наверняка захотели бы оказаться в этом мире, – сказала Паола, сохраняя непроницаемое выражение лица.

– Нет, не захотели бы. Там были люди, которые запоминали книги целиком, они сами становились книгами. Это был единственный способ их сохранить.

Паола с удивлением воззрилась на мужа:

– Откуда у тебя такие мысли?

Он пожал плечами и посмотрел на столик перед диваном, заваленный книгами на разной стадии прочтения: с загнутыми уголками страниц; еще не распечатанными, в целлофановой пленке; открытыми и лежащими кверху обложкой; «целующимися» друг с другом раскрытыми разворотами – способ отметить страницы в двух книгах одновременно; просто открытыми, «глядящими» в потолок.

– Нужно было поделиться этой идеей с контессой.

Впрочем, вряд ли графиня Морозини-Альбани читает научную фантастику и это так уж ее заинтересовало бы…

– Уничтожая книги, ты уничтожаешь память, – сказал Брунетти.

– И культуру, и этику, и многообразие, и любые аргументы, не совпадающие с твоей точкой зрения, – сказала Паола, словно читая с листа. И поскольку муж так и не ответил, она повторила вопрос: – Что навело тебя на эти размышления?

– Контесса сказала кое-что примечательное. Мне показалось, что красоту книги она считает столь же важной, как и текст.

– Некоторые люди так думают. Иначе, полагаю, они не крали бы старинные фолианты. – И после недолгого раздумья Паола добавила, едва ли не в виде уступки: – Вещи могут многое рассказать о культуре, они имеют историческую ценность. Вспомнить хотя бы книги по естествознанию, где страдает фактаж, зато иллюстрации идеальны.

– У нас с контессой разные мнения на этот счет, – произнес Брунетти.

– Надеюсь, ты высказался в пользу текста, – сказала Паола, поворачиваясь к нему.

– Конечно!

– Это хорошо, – проговорила она. – Развод – это так хлопотно…

Брунетти хмыкнул и покачал головой:

– Еще бы!

После долгой паузы Паола произнесла:

– От моего понимания ускользает единственный момент в этой истории.

– Какой именно?

– То, что он сбежал.

– Сбежал? Ты о чем?

– Этот Никерсон покинул библиотеку в спешке, оставив книги на столе.

За то время, что они провели на диване, пятно солнечного света успело подползти ближе и коснуться ступней Паолы, которая сидела, вытянув ноги и положив их на журнальный столик. Она съехала по спинке вниз, вытянула ступни еще дальше и немного подвигала ими, наслаждаясь ощущением.

– Как хорошо! – вздохнула Паола.

– Так теплее? – спросил Брунетти.

– Физически – нет, – ответила жена. И, возвращаясь к разговору, поинтересовалась: – Что его заставило так поступить?

– Он заметил, что за ним наблюдают, – сказал Брунетти, имея в виду Тертуллиана.

– Или же кто-то его предупредил, – предположила Паола.

– Как?

– Посетителям разрешено брать в читальный зал свои телефонино, верно? – спросила она.

– Скорее всего, да. Люди всюду с ними ходят.

– Значит, преступнику могли позвонить или прислать сообщение.

– Что позволяет нам предположить наличие соучастника, – подхватил Брунетти.

– То, что он раздобыл поддельный американский паспорт, свидетельствует о наличии более сложной организации, нежели группа местных бойскаутов, перешедших на темную сторону, – заметила Паола и тут же смягчила свою ремарку, улыбнувшись: – Мы оба считаем, что его что-то спугнуло.

Брунетти позволил себе утонуть в объятиях дивана, закрыл глаза и стал вспоминать, что же сказал Сартор об американце. Что, заразившись энтузиазмом Никерсона, и сам заинтересовался томиком Кортеса.

Брунетти взял свой телефонино и набрал рабочий номер синьорины Элеттры, надеясь застать ее на месте.

Она ответила после второго гудка.

– Si, дотторе? – сказала девушка.

– Хочу попросить вас об услуге! Вы не могли бы проверить по каталогу Мерулы, сколько экземпляров Кортеса у них имеется? Название книги: Relaciо́n… и как-то там дальше.

– Прямо сейчас, дотторе? – спросила синьорина Элеттра.

– Если вас это не затруднит.

– Подождите минуту…

Зажав телефон между плечом и ухом, комиссар запрокинул голову и… услышал шелест переворачиваемой страницы: судя по всему, Паола держала какую-то книгу поблизости, может даже под диванной подушкой, на случай, если жизнь заставит ее ждать целых пять минут, а ей будет нечего почитать. Брунетти не стал поворачивать голову, чтобы глянуть на нее, просто считал страницы, по мере того как она их перелистывала.

После четвертой синьорина Элеттра снова заговорила в трубку:

– В каталоге указан один экземпляр Segunda Carta de Relaciо́n, напечатанный в Севилье в тысяча пятьсот двадцать втором году, один – Carta tercera, тот же город, год издания – тысяча пятьсот двадцать третий и один – Quarta relaciо́n, автор Гаспар д’Авила, книга выпущена в Толедо. Эта третья временно находится на консервации. Есть еще версия, напечатанная здесь, в Венеции, в тысяча пятьсот двадцать четвертом году издателем Верчелезе и переведенная на итальянский Николо Либурнио. – Выдержав довольно долгую паузу, она спросила: – Что-то еще, дотторе?

– Нет. Благодарю вас, синьорина. Аплодирую и благодарю!

– Dovere[296]296
  Здесь: это мой долг (итал.).


[Закрыть], – сказала она и положила трубку.

Брунетти засмеялся и выключил телефонино.

– Что она сказала? – поинтересовалась Паола, отрываясь от книги.

– Что она всего лишь исполняет свой долг. – Он снова усмехнулся. – Это секретарша Патты, а не моя, но всегда откладывает другие дела, чтобы мне помочь. И говорит, что это ее долг.

– Все ироничное тебя особенно забавляет, – сказала Паола.

Он ласково потрепал ее по колену:

– А тебя разве нет?

Возвращаясь в квестуру, Брунетти решил зайти в Мерулу; он позвонил Вианелло и предложил ему встретиться на мосту Академии – так они смогут поговорить по дороге в библиотеку. К мосту комиссар решил пройти пешком, наслаждаясь редкой возможностью прогуляться по пустым улицам: через пару месяцев в Сан-Поло в это время дня будет не протолкнуться. Брунетти тут же одернул себя: пройти, конечно, будет можно, но с трудом. Интересно, когда это случилось? С каких пор их город стал невыносимым бо́льшую часть года? Но первыми, кого он увидел, спустившись с моста на кампо Сан-Барнаба, были три женщины за столиком на летней площадке. Рядом с каждой из них стояло по детской коляске; все три сидели, подставив солнцу лица и беззаботно болтая. Брунетти сразу перехотелось ворчать; на душе потеплело.

Недалеко от Галереи Академии[297]297
  Художественный музей.


[Закрыть] комиссар увидел Вианелло. Стоя позади эди́кола[298]298
  Здесь: киоск (итал.).


[Закрыть], тот наблюдал за шахматной партией владельца киоска и его приятеля.

Подойдя ближе, Брунетти сказал:

– Не знал, что ты играешь в шахматы.

– Это громко сказано, – ответил Вианелло. – Я знаю, как ходят фигуры и прочее, но в том, что касается тактики и стратегии, я не мастак.

Брунетти решил не комментировать эти слова. Удивительно, что такой прекрасный хищник не замечает собственных талантов, но, возможно, преследовать преступников – это не то же самое, что брать ладью или слона.

Они дружно, нога в ногу, зашагали в противоположную от канала сторону.

– Хочу поговорить с охранником Мерулы. Потому и позвал тебя. Скажешь потом, как он тебе.

– А о чем будет разговор? – спросил Вианелло.

– Когда мы общались впервые, он сказал кое-что примечательное, и теперь я хочу расспросить его поподробнее.

– Что именно он сказал?

– Лучше тебе услышать это своими ушами.

Вианелло на ходу посмотрел на начальника и спросил:

– Вы его подозреваете?

– Нет, пока нет. Он производит впечатление порядочного человека.

– Но никогда нельзя сказать об этом наверняка? – произнес инспектор.

– Именно!

В библиотеке Брунетти подошел к дежурному на первом этаже (это был тот же молодой человек, что и в его прошлое посещение) и сказал, что хотел бы поговорить с синьором Сартором. На лице юноши отразился целый калейдоскоп эмоций – любопытство, озабоченность, страх.

– Я схожу за ним, – сказал он, вставая со стула.

Через несколько минут дежурный вместе с Сартором вошли через дверь, ведущую в фонд современной литературы. Узнав Брунетти, Сартор направился к нему с протянутой для приветствия рукой, но как только увидел стоящего рядом с ним незнакомца, сразу же ее опустил.

– Здравствуйте, комиссарио, – с натугой проговорил охранник; его взгляд метался между полицейскими.

– Синьор Сартор, – произнес Брунетти, – это мой коллега, инспектор Вианелло.

Охранник молча пожал руки обоим.

– Прошу вас, уделите мне немного времени, – сказал ему Брунетти. И, оглядевшись, обратился одновременно к охраннику и юноше: – Есть место, где мы могли бы поговорить?

Сартор взглянул на коллегу, но ничего не ответил.

– Пьеро, комната для персонала подойдет? – предложил дежурный.

– Ну да, – произнес Сартор после короткой паузы. – Конечно!

Он направился к двери, которая вела на внешнюю лестницу, предоставив Брунетти и Вианелло идти следом за ним. В этот раз охранник спустился во двор, провел их по мощеной дорожке, вскоре свернувшей налево, к еще одной двери в самом конце здания. Брунетти не сразу сообразил, почему было не пойти наискосок, через двор, но, наверное, топтать молодую травку тут не позволено. Странной показалась ему и походка Сартора, который шел так, будто ногу у него свело судорогой; наконец комиссар понял, что тот старается не наступать на трещины между камнями. Они прошли под большим кустом сирени (почки вот-вот раскроются!) и остановились перед ступеньками крыльца, ведущими к деревянной двери с двойными стеклами.

Сартор сунул руку в карман пиджака и вместе с ключом на колечке вытащил несколько красочных прямоугольных кусочков картона, которые рассыпались по земле. Вианелло быстро наклонился и поднял три или четыре из них со словами:

– А, это Gratta e Vinci![299]299
  Моментальная лотерея «Сотри и выиграй».


[Закрыть]

Он улыбнулся:

– Такие же покупает моя жена, по одному в неделю. Она ни разу не выигрывала больше пятидесяти евро; страшно представить, во сколько ей обошелся этот выигрыш!

Сартор торопливо собрал остальные билетики, взял те, что протянул ему Вианелло, и посмотрел на полицейских так, словно у них была партия в покер и ему надо решить, какую ставку сделать. Наконец он сказал:

– Я покупаю лотерейные билеты жене. Но она ни разу ничего не выиграла.

Передернув плечами, он пробормотал: «Азартные игры – это для дураков. Roba da donne[300]300
   Здесь: женские штучки (итал.).


[Закрыть]». Выразив таким образом неодобрение женских слабостей, Сартор сунул билеты обратно в карман. Он поднялся на крыльцо и открыл дверь.

– Сюда мы приходим во время перерыва, чтобы переодеться.

Охранник отступил на шаг, впуская гостей в помещение.

Брунетти отметил про себя, что здесь тепло, уютно и довольно просторно. Мойка, холодильник, даже небольшая кухонная плита – все безукоризненно чистое. На дальней стене – два окна с видом на канал; через них, а также через застекленную часть двери в комнату с белыми стенами проникало достаточно света. Сартор закрыл дверь.

– Пришлось поднять все во время реставрации, чтобы аква альта не добралась, – сказал охранник, выдвигая из-под деревянного стола сначала два стула, а затем и третий. – То есть если она не поднимется выше одного метра сорока сантиметров.

До сих пор не запятнанные стены подтверждали его слова.

У одной из них стоял ряд металлических шкафчиков с навесными замками. На стене напротив на крючках висела верхняя одежда: пальто и несколько пиджаков. В дальнем конце комнаты – три потрепанных, но с виду удобных кресла, расставленных между окнами.

– Могу сделать кофе, если хотите, – предложил Сартор на правах гостеприимного хозяина, то и дело ныряя рукой в карман, чтобы убедиться, что билетики на месте.

Брунетти соврал, что они с коллегой уже выпили кофе по дороге, и направился к креслам. Вианелло последовал за ним. Все трое сели.

– Пару дней назад, во время нашей первой беседы, синьор Сартор, – начал Брунетти без предисловий, – вы сказали, что дотторе Никерсон много и интересно рассказывал вам о книге, которой пользовался в своих исследованиях, и вы решили ее прочесть.

Сартор опасливо посмотрел сначала на одного полицейского, потом на другого, словно ожидал, что его вот-вот начнут укорять за то, что он прочитал одну из библиотечных книг. Наконец он кивнул: