Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 335 страниц)

Мэгги опять подалась назад, но сделала это слишком быстро и у нее закружилась голова.

– Ты в порядке?

– Да, но давай сменим тему? Я больше не хочу говорить о работе. Слишком много всяких козлов, это угнетает.

– Конечно.

Официант как раз принес вино и спагетти – все сразу. Вино оказалось хорошим, и от тарелок исходил домашний уют. Мы молча принялись за еду. Потом ни с того ни с сего, как гром среди ясного неба, Мэгги вдруг выдала:

– Признайся: ты ведь ничего не знал о Корлиссе? Абсолютно ничего, пока меня черт не дернул протрепаться.

– Я знал, что Минтон что-то скрывает. Я предполагал, что тюремный сту…

– Чушь. Ты напоил меня, чтобы выведать сведения.

– Ух, по-моему, когда мы встретились, ты уже была пьяна.

На какой-то момент вилка со свисающей макарониной застыла в ее руке над блюдом, затем она повернула ее зубчиками в мою сторону.

– Протест принят. Так как с нашей дочерью?

Я и не ожидал, что она вспомнит, и пожал плечами:

– Думаю, ты справедливо высказала мне на прошлой неделе. Нам с ней нужно больше общаться. Отец должен играть более значительную роль в жизни ребенка.

– Ну и?..

– Ну и я хочу играть эту более значительную роль. Мне нравится видеть, как она меняется, развивается. В ту субботу, когда я повел ее в кино, я сидел чуть поодаль, так что мог наблюдать со стороны, как она смотрит на экран, и смотреть как бы ее глазами, понимаешь?

– Да-да, у меня то же самое, я понимаю.

– Так что не знаю… Я думал – может, нам составить какой-то график? Чтобы мы регулярно встречались. Она могла бы иногда оставаться у меня ночевать – ну то есть если захочет.

– Ты уверен в том, что сейчас говоришь? Это что-то новенькое.

– Да, потому что я раньше как следует ее не знал. Ну, когда она была маленькой, я не умел по-настоящему с ней общаться и толком не понимал, что с ней делать. Чувствовал себя неловким, не представлял, как себя вести. А теперь все не так. Мне нравится с ней разговаривать, просто находиться рядом. Я учусь у нее больше, чем она у меня, – это абсолютно точно.

Неожиданно я почувствовал на моей ноге руку Мэгги.

– Здорово, – сказала она. – Я очень рада от тебя такое слышать. Но надо двигаться не торопясь, постепенно, не спешить. Ты не слишком-то часто общался с ней последние четыре года, и я не хочу, чтобы она прониклась надеждами, а потом ты исчез с горизонта.

– Я понимаю. Мы можем взять такой темп, какой тебя устроит. Просто имей в виду: теперь я намерен больше присутствовать в ее жизни. Обещаю.

Мэгги улыбнулась мне с желанием верить. Сам себе я пообещал то же самое.

– Что ж, замечательно. Я действительно рада. Тогда прямо возьмем календарь, наметим числа и посмотрим, как пойдет.

Она убрала руку с моего колена, и мы продолжили ужин молча, пока почти все не доели. И тут Мэгги еще раз меня удивила.

– Кажется, я не смогу сегодня вести машину, – сказала она вдруг.

– Мне пришло в голову то же самое.

– Нет, по-моему, ты абсолютно в форме. Ты выпил всего полпинты в па…

– Нет, я имел в виду, что подумал то же самое о тебе. Но ты не беспокойся, я отвезу тебя домой.

– Спасибо.

Потом она опять протянула руку под столом и положила мне на запястье.

– А утром отвезешь обратно до машины?

Мэгги нежно мне улыбалась. Я смотрел на нее, стараясь постичь эту женщину, которая четыре года назад выставила меня вон. Женщину, которую мне почему-то так и не удалось вычеркнуть из своей жизни. Разрыв с ней толкнул меня очертя голову удариться в новую связь. И я знал с самого начала – долго она не продлится.

– Конечно, – ответил я. – Непременно.

Глава 17

Пятница, 18 марта

Пробудившись, я обнаружил свою восьмилетнюю дочь спящей между мной и моей бывшей женой. Из готического, как в кафедральном соборе, окна высоко в стене лился утренний свет. Когда я раньше жил здесь, оно всегда действовало мне на нервы, потому что впускало спозаранок слишком много света. Глядя на световой узор на наклонном потолке, я мысленно прокрутил случившееся вчера и вспомнил, что в итоге выпил в ресторане почти всю бутылку вина, оставив один бокал. Я отвез Мэгги домой, проводил в квартиру, где увидел, что наша дочь уже спит – в собственной постели.

Потом, отпустив приходящую няню, Мэгги откупорила еще одну бутылку вина. Когда и с ней было покончено, она взяла меня за руку и повела в спальню, которую мы делили четыре года, а потом, следующие четыре года, – уже нет. Сейчас меня беспокоило, что после выпитого я совершенно не помнил, стало ли мое возвращение в спальню триумфом или, наоборот, фиаско. Также не мог восстановить в памяти, какие слова я говорил и какие обещания, возможно, давал.

– Это нечестно по отношению к ней.

Я повернул голову и увидел, что Мэгги тоже проснулась и смотрит на ангельское личико нашей спящей дочери.

– Что нечестно?

– То, что она увидит тебя здесь. Она может проникнуться ненужными надеждами или понять все неправильно.

– Как она сюда попала?

– Я ее перенесла. У нее опять был кошмар.

– Как часто ей снятся кошмары?

– Обычно всегда, когда она спит одна. В своей комнате.

– Получается, она все время спит здесь?

Что-то в моем тоне ей не понравилось.

– Только не начинай. Ты и понятия не имеешь, каково это растить ребенка в одиночку.

– Я знаю. Я ничего и не сказал. Так как мне лучше сделать – уйти до того, как она встанет? Я мог бы одеться и сделать вид, что только сейчас зашел – забрать тебя и довезти до твоей машины.

– Не уверена. Лучше оденься. Постарайся ее не разбудить.

Я выскользнул из постели, забрал свою одежду и направился по коридору в ванную. Меня смутило, насколько ее отношение ко мне изменилось за ночь. Всему причиной алкоголь, решил я. Или, вероятно, что-то сделанное или сказанное мной после того, как мы добрались до квартиры. Я быстро оделся, вернулся в спальню и осторожно заглянул внутрь.

Хейли все еще спала. С руками, раскинутыми в стороны по подушкам, она походила на ангела с крыльями. Мэгги натягивала футболку поверх тренировочных штанов, которые я помнил у нее еще со времен нашего брака. Я приблизился к ней.

– Я пока пойду, – шепнул я.

– То есть как это? – раздраженно отозвалась она. – Я думала, ты отвезешь меня до машины.

– Но я понял, ты не хочешь, чтобы девочка, проснувшись, меня увидела. Так что давай я перехвачу где-нибудь кофе и через часок мы все вместе поедем за машиной, а потом я подброшу Хейли до школы. Могу даже забрать ее позднее, если хочешь. У меня сегодня нет плановых слушаний.

– Даже так? Ты собираешься возить ее в школу и из школы?

– Она моя дочь. Ты разве ничего не помнишь из того, что говорилось вчера вечером?

Она подвигала нижней челюстью, и опыт подсказывал, что сейчас вступит в бой тяжелая артиллерия. Чего-то я недопонимал. По какой-то причине Мэгги вдруг переключила скорость.

– Да, конечно, но я подумала, ты это просто так.

– То есть?

– Я думала, ты стараешься выведать насчет своего дела. Ну иди затащить меня в постель. Не знаю…

Я рассмеялся и покачал головой. Все вчерашние фантазии насчет нас с ней быстро растаяли.

– Не я тащил кого-то по лестнице в спальню, – хмыкнул я.

– О, значит, все-таки из-за судебного дела. Ты хотел разнюхать, что мне известно.

Я долго не отвечал, глядя на нее.

– Мне тебя не переиграть, верно?

– Да, когда ты неискренен, когда ведешь себя как судебный адвокат.

В состязаниях по словесному метанию ножей из нас двоих она всегда оказывалась лучшей. По правде сказать, меня устраивало, что в нынешнем моем деле изначально из-за конфликта интересов мне не пришлось схватиться с ней в суде. По прошествии лет некоторые люди – преимущественно адвокаты, пострадавшие от Мэгги в зале суда, – стали утверждать: дескать, затем я на ней и женился, чтобы не сталкиваться с ней в профессиональной сфере.

– Ладно, слушай, – сказал я. – Я вернусь через час. Если хочешь прокатиться до своей машины – которую ты не могла вчера вести, потому что перебрала, – то будь готова к этому времени и собери Хейли.

– Не надо. Мы возьмем такси.

– Я довезу вас.

– Нет, мы возьмем такси. И говори потише.

Я бросил взгляд на дочь, все еще спящую, несмотря на словесную перепалку родителей.

– А как насчет нее? Ты хочешь, чтобы я повел ее куда-нибудь завтра или в воскресенье?

– Не знаю. Позвони мне завтра.

– Прекрасно. До свидания.

Мы расстались в спальне. От ее многоквартирного дома я прошагал вниз по Диккенс-стрит полтора квартала, прежде чем нашел свой «линкольн», неуклюже припаркованный у обочины. На ветровом стекле красовался штрафной талон за парковку у пожарного гидранта. Я сел в машину и бросил бумажку на заднее сиденье. Займусь ею при первой возможности. Не стану, как Льюис Руле, дожидаться судебных ордеров. В этом округе полно копов, которые с большой радостью арестуют меня по такому предписанию.

Ссоры всегда вызывают у меня голод, и сейчас я просто зверски хотел есть. Я выехал обратно к бульвару Вентура и направился в сторону Студио-Сити. Было довольно рано, особенно учитывая вчерашние празднования Дня святого Патрика. Я добрался до ресторанчика «Дюпар» возле Лорен-каньон прежде, чем тот наполнился людьми, и занял столик в глубине зала, заказав несколько блинчиков и кофе. Стараясь выкинуть из головы Мэгги, я открыл портфель и вытащил блокнот и досье с делом Руле.

Прежде чем погрузиться в документы, я позвонил в Глендейл, Анхелю Левину, разбудив его.

– У меня есть для тебя работа.

– А ее нельзя отложить до понедельника? Я только пару часов назад вернулся домой. Хотел уже с сегодняшнего дня начать выходные.

– Нет, это не может ждать, и после вчерашнего за тобой должок. Тем более ты даже не ирландец. Нужно собрать информацию об одном человеке. Накопать по максимуму.

– Ладно, погоди минуту.

Я слышал, как он кладет на стол телефонную трубку – вероятно, чтобы взять бумагу с ручкой.

– О'кей, выкладывай.

– Некто по фамилии Корлисс, его доставили в суд вместе с Руле, помнишь, седьмого марта? И вызывали его как раз вслед за Руле. Обоих вывели в зал в первой группе, и они вместе сидели в «загоне». Теперь он пытается настучать на моего клиента, и я хочу знать о нем как можно больше, чтобы сунуть мордой в толчок.

– А имя известно?

– Нет.

– А за что его взяли?

– Нет, и даже не уверен, там ли он до сих пор.

– Спасибо за помощь. А что, по его словам, наговорил ему Руле?

– Что избил какую-то суку, которая получила по заслугам. Смысл такой.

– О'кей, что еще?

– Все, если не считать сделанного мне намека, что Корлисс не первый раз этим занимается. Выясни, на кого он капал в прошлом, – возможно, как-то пригодится. Поройся получше в его биографии. Люди из ведомства окружного прокурора обычно так не делают. Они боятся лишней информации. Им проще оставаться в неведении.

– Ладно, я займусь этим.

– Дай мне знать, когда что-нибудь выяснится.

Я закрыл телефон – как раз подоспели мои блинчики. Я щедро сдобрил их кленовым сиропом и принялся за еду, одновременно вновь пролистывая следственные материалы, выданные мне прокурором.

Единственным сюрпризом пока по-прежнему был отчет об орудии преступления. Все остальное, кроме цветных фотографий, я уже видел в папке, что собрал для меня Левин.

Тогда я перешел к ней. Как и положено сыщику, работающему по найму, Левин нашпиговал досье всем, что попалось в заброшенный им невод. Здесь лежали даже копии штрафных талонов за неправильную парковку и повестки о вызове в суд за превышение скорости, которые Руле накопил за последние годы в большом количестве, не считая нужным их оплачивать. Такое обилие макулатуры сильно раздражало, так как приходилось продираться сквозь массу ненужных бумаг, чтобы добраться до чего-то более подходящего для защиты.

Я просмотрел почти все материалы, когда к столику подошла официантка с кофейником, намереваясь заново наполнить мою чашку. Увидев на одном из отложенных в сторону цветных снимков разбитое лицо Реджи Кампо, она в ужасе шарахнулась от меня.

– Простите, – сказал я.

Я прикрыл фотографию одной из папок и махнул девушке, чтобы она вернулась, и та подошла и налила мне кофе.

– Работа, – выдал я в качестве сомнительного объяснения. – Я не хотел вас напугать.

– Могу только надеяться, что вы поймаете ублюдка, который совершил такое.

Она решила, что я коп. Вероятно, потому, что не брился целые сутки.

– Как раз это я и делаю.

Она отошла, а я вернулся к досье. Когда вытягивал из-под папки фотографию Реджи Кампо, я обратил внимание на неповрежденную часть ее лица. Его левую сторону. Что-то неожиданно поразило меня, пока я держал фото в таком положении. Волна узнавания, ощущение чего-то знакомого вновь накатило на меня, как в тот день, когда я впервые увидел ее цветной портрет. Но опять я не смог определить причину. Я чувствовал, что эта женщина похожа на какую-то другую, которую я знал или которую по крайней мере видел раньше. Но на какую?

Я не сомневался, что буду терзаться вопросом, пока не вспомню, и размышлял об этом, потягивая кофе и барабаня пальцами по столу, а потом решил кое-что попробовать. Я взял изображение Кампо и согнул его вдоль, так чтобы на одной стороне оказалась правая, опухшая сторона лица, а на другой – безупречная левая. Затем я положил сложенное пополам фото во внутренний карман пиджака и встал из-за стола.

В туалетной комнате никого не было. Я быстро подошел к раковине, наклонился, достал карточку и приложил ее сгибом к зеркалу левой стороной. Отражение создало целый образ здорового лица. Я пялился на него довольно долго, пока наконец не понял, где оно мне встречалось.

– Марта Рентерия, – пробормотал я.

Дверь в туалетную резко распахнулась, и вихрем ворвались двое подростков, прямо на ходу расстегивая ширинки. Я быстро отдернул снимок от зеркала и сунул в карман, повернулся и зашагал к двери. На выходе меня настигнул взрыв хохота.

Вернувшись за столик, я собрал свои папки и фотографии и сложил все обратно в кейс. На столе в качестве оплаты счета и чаевых оставил весьма приличную сумму и в спешке покинул ресторан. Такое впечатление, что у меня пошла аллергическая реакция на какую-то еду. Лицо горело, под воротничком выступил пот. Казалось, я слышу, как колотится под рубашкой сердце.

Через пятнадцать минут я остановил машину перед хранилищем на Окснард-авеню в северном Голливуде. Там, за двойными дверями гаража, в моем распоряжении пятнадцать сот квадратных футов площади, которые принадлежат человеку, чьего сына я защищал по делу о хищении средств. Я помог ему избежать тюрьмы, уладив дело до суда. Вместо гонорара отец предоставил мне этот склад на год в бесплатное пользование. Но его сын, подсевший на наркотики, продолжал то и дело попадать в беду и соответственно мой срок бесплатного владения все время продлевался.

Здесь находились материалы по закрытым делам, а также два других автомобиля марки «Линкольн». В прошлом году, когда мне перепала кругленькая сумма, я купил сразу четыре «линкольна», чтобы уменьшить стоимость страховки. Идея была в том, чтобы использовать каждый из них до тех пор, пока пробег не составит шестьдесят тысяч, а затем передать в прокат автомобилей, занимающийся доставкой пассажиров в аэропорт и обратно. Пока что мой план работал. Я ездил уже на втором «линкольне», и скоро подходила очередь третьего.

Подняв одну из дверей гаража, я прошел к архиву: подписанные коробки с документами располагались в хронологической последовательности на стеллажах. Я нашел полки с делами двухлетней давности и водил пальцем по спискам имен, пока не наткнулся на Хесуса Менендеса.

Я снял коробку с полки на пол и опустился на корточки. Дело Менендеса закончилось быстро. Он почти сразу признал себя виновным, и окружной прокурор даже не успел толком им заняться. Поэтому его дело состояло всего из четырех папок, да и те большей частью содержали копии документов, относящихся к полицейскому следствию. Я перебрал бумаги в поисках фотографий и наконец, в третьей папке, нашел то, что искал.

Хесус Менендес признался перед судом в убийстве Марты Рентерии, двадцатичетырехлетней танцовщицы. Она была смуглой брюнеткой с темными глазами и широкой белозубой улыбкой. Ее нашли с ножевыми ранениями в своей квартире в районе Панорама-Сити. Перед тем как заколоть, ее избили, и удары – в противоположность Реджи Кампо – пришлись на левую сторону ее лица. Я нашел в деле ее фото крупным планом, с прилагающимся отчетом о вскрытии. И вновь согнул снимок вдоль, так чтобы на одной половинке осталась нетронутая часть лица.

Сидя на полу, я положил перед собой обе сложенные вдвое карточки: Реджи Кампо и Марты – и приставил одну к другой по линии сгиба. Не считая того, что одна из женщин умерла, а другая – нет, обе половинки почти идеально подошли друг к другу. Женщины были настолько похожи, что могли бы сойти за сестер.

Глава 18

Хесус Менендес отбывал пожизненный срок в «Сан-Квентине»[77]77
  Старейшая тюрьма в Калифорнии, расположена к северу от Сан-Франциско.


[Закрыть] из-за того, что вытер свой пенис о висевшее в ванной махровое полотенце. Под каким бы углом ни смотреть – суть сводилась именно к этому. Полотенце стало его роковой ошибкой.

Сидя, раскинув ноги, на цементном полу склада с веером разложенных вокруг бумаг из досье, я заново знакомился с обстоятельствами дела, над которым работал двумя годами ранее. Менендеса признали виновным в убийстве танцовщицы Марты Рентерии. Он последовал за ней до ее дома в Панорама-Сити от расположенного в восточном Голлливуде стриптиз-клуба «Дом кобры», изнасиловал, а затем более пятидесяти раз ударил ножом, выпустив из ее тела столько крови, что она просочилась сквозь постель и образовала лужу на деревянном полу, а затем стала капать с полтолка нижней квартиры. Тогда-то и вызвали полицию.

Дело Менендеса стало громким, но строилось целиком на косвенных уликах. Кроме того, он сам навредил себе, признавшись полиции – еще до того, как к делу подключился я, – что находился в квартире девушки в ночь убийства. Но окончательно его погубила ДНК на розовом махровом полотенце в ванной комнате жертвы. Эту улику я не мог нейтрализовать – такую вращающуюся тарелочку невозможно было сбросить наземь. Судебные адвокаты называют подобную улику айсбергом, потому что из-за нее корабль идет ко дну.

Я взялся за дело Менендеса в качестве, так сказать, торговца, продающего товар заведомо с убытком с целью привлечения покупателей. Менендес не имел достаточно средств, чтобы оплатить время и усилия для выстраивания основательной и всесторонней защиты, но дело приобрело значительный общественный резонанс и я с удовольствием обменял свой труд на бесплатную рекламу. Менендес обратился ко мне, потому что всего за несколько месяцев до его ареста я успешно завершил дело его старшего брата Фернандо, связанное с героином, сведя предъявленное обвинение в хранении и продаже только к хранению. Вместо тюрьмы парень получил всего лишь условный срок.

Следствием моего успеха стало то, что Фернандо позвонил мне в ту ночь, когда Хесуса арестовали за убийство Марты Рентерии. Перед этим Хесус добровольно отправился в ван-нуйсский полицейский участок, чтобы поговорить с детективами. Дело в том, что портрет его накануне показали в «Новостях» по всем местным телеканалам, и особенно активно его крутили на испаноязычных. Тогда он сказал родственникам, что пойдет к копам, чтобы оправдаться, и вернется домой. Но он так и не вернулся, поэтому его брат позвонил мне. Я сказал Фернандо, что надо раз и навсегда зарубить себе на носу: никогда не ходить в полицию, не проконсультировавшись с адвокатом.

До того как брат Менендеса позвонил мне, я уже видел многочисленные телевизионные сообщения об убийстве «экзотической танцовщицы», как окрестили Рентерию. В сводках показали и нарисованное полицейским художником лицо мужчины латинского типа, он, как установило следствие, шел за жертвой из клуба. Я знал, что опережающий, еще до ареста, интерес массмедиа к делу скорее всего придаст ему широкую гласность, которую обеспечит телевидение, и я смогу хорошо на этом поживиться. Я согласился взять дело. Бесплатно. Что называется, ради общественного блага и во имя торжества самой судебной системы. Кроме того, дела об убийствах немногочисленны и попадаются редко. Поэтому всегда, когда есть возможность, я стараюсь их не упустить. Менендес был двенадцатым по счету обвиняемым в убийстве в моей практике. Первые одиннадцать отбывали тюремные сроки, но ни одного не приговорили к смерти. Я считал это своим достижением.

К тому времени как я встретился с Менендесом в изоляторе ван-нуйсского полицейского участка, он уже сделал заявление, из-за которого стал подозреваемым номер один. Хесус признался детективам Ховарду Керлену и Дону Крафтону, что он, как и передавалось в «Новостях», последовал за Рентерией к ней домой, но пребывал там с полного согласия и одобрения хозяйки. Он пояснил, что ранее в тот же день выиграл одиннадцать тысяч долларов в Калифорнийскую лотерею и собирался обменять часть этих денег на некоторые знаки внимания со стороны Рентерии. Он сказал, что у нее в квартире они с обоюдного согласия вступили в сексуальные отношения – хотя, разумеется, выразил это не в таких терминах – и что, когда он от нее ушел, она была жива-здорова и стала богаче на пятьсот долларов.

Детективы Керлен и Крафтон пробили в рассказе Менендеса многочисленные бреши. Во-первых, ни в день убийства, ни накануне в штате Калифорния не проводилась никакая лотерея, и местный мини-маркет, где он, по его словам, обналичил свой билет, не располагал сведениями о выплате выигрыша в размере одиннадцати сотен долларов ни Менендесу, ни кому-то еще. К тому же в квартире жертвы нашли всего около восьмидесяти долларов наличными. И наконец, отчет о вскрытии показал, что синяки и другие телесные повреждения в области вагины были несовместимы с так называемыми нормальными сексуальными отношениями, по взаимному согласию. Медэксперт сделал вывод, что девушку зверски изнасиловали.

Никаких отпечатков пальцев, кроме принадлежавших хозяйке, в квартире не имелось. Предметы в квартире оказались тщательно протерты. В теле убитой не обнаружили семенной жидкости – это свидетельствовало о том, что либо насильник пользовался презервативом, либо семяизвержения при половом контакте не случилось. Однако в ванной комнате, примыкавшей к спальне, где произошли нападение и убийство, эксперт-криминалист с помощью инфракрасной лампы обнаружил небольшое количество спермы на розовом полотенце, висевшем на крючке рядом с унитазом. Следствие выстроило версию, согласно которой после всего им совершенного преступник пошел в ванную, снял презерватив и спустил его в туалет, а затем вытер половой член висевшим тут же полотенцем, которое затем повесил обратно на крючок. Прибрав за собой и протерев все, к чему мог прикасаться, он позабыл о полотенце.

Следствие держало в секрете место обнаружения спермы и сопутствующую версию. Соответственно она не попала в СМИ, став козырной картой Керлена и Крафтона.

Исходя из допущения, что Менендес действительно побывал в квартире жертвы, но лжет в остальном, его арестовали по подозрению в убийстве без права освобождения под залог до суда. Детективы получили ордер на обыск, у Менендеса взяли образцы слюны и отправили в лабораторию на предмет сравнения ДНК с уже имевшейся на полотенце.

Вот на какой стадии я принял дело. Как любят говорить мои коллеги, «„Титаник“ вышел из дока, а айсберг уже поджидал». Менендес сильно навредил себе болтовней детективам – в том числе лживой. Еще не зная об анализе ДНК, я усмотрел в деле для Хесуса Менендеса некоторый шанс. Моя задача, таким образом, состояла в том, чтобы нейтрализовать вред от его показаний – которые, кстати, после того как о них раззвонили СМИ, считались уже бесспорным признанием. Менендес родился в Мексике и в Америку переехал в восьмилетнем возрасте. В доме все говорили только по-испански, и в школу он ходил испаноязычную, вплоть до четырнадцати лет – когда попросту ее бросил. По-английски он объяснялся через пень-колоду, а уровень его понимания показался мне еще ниже. Керлен и Крафтон не позаботились о том, чтобы предоставить переводчика, и, если верить протоколу допроса, ни разу даже не поинтересовались, нуждается ли Менендес в таковом.

В эту трещину в следственной процедуре я и собирался вклиниться. Основу дела против Менендеса составили его показания на допросе в полиции – они являлись главной вращающейся тарелкой. Если бы мне удалось ее сбить, большинство остальных рухнули бы следом. Я планировал обрушиться на метод ведения допроса, поскольку подозреваемый был не в состоянии уяснить свои права. Я говорю о поправке Миранды[78]78
  Арестованного обязаны предупредить, что у него есть право хранить молчание и не говорить ничего, что могло бы свидетельствовать против него.


[Закрыть] – ее либо зачитал ему Керлен, либо представили ему в виде документа на английском языке и он подписал его по распоряжению следователя.

Дело после ареста приостановилось на две недели – до того момента, когда поступили результаты анализа из лаборатории, которые показали идентичность ДНК слюны Менендеса с той, что получили из спермы на полотенце в туалете жертвы. Обвинению уже не требовались ни допрос, ни признания. ДНК безоговорочно делала Менендеса зверским насильником и убийцей. Я мог бы испробовать тип защиты, примененный в деле О. Джея Симпсона,[79]79
  Обвиняемый в нашумевшем процессе 1970-х гг. по делу об убийстве бывшей жены и ее друга, которого оправдали из-за допущенных процессуальных нарушений.


[Закрыть] – подвергнуть сомнению достоверность анализа. Но и обвинители, и криминалисты так многому научились с тех пор, что я понимал: присяжных убедить мне едва ли удастся.

ДНК стала тем самым поджидавшим айсбергом, и приобретенный судном импульс движения не позволял избежать с ним встречи.

Окружной прокурор сам обнародовал результаты анализов на пресс-конференции и объявил, что его ведомство затребует для Менендеса смертного приговора. Он добавил, что детективы также отыскали трех свидетелей, видевших, как Менендес выбросил нож в реку Лос-Анджелес. Несмотря на то, что ножа на дне не нашли, он охарактеризовал показания как надежные – их дали соседи Менендеса по комнате.

Учитывая обстоятельства дела и угрозу смертного приговора, я решил, что защита как в деле О. Джея будет слишком рискованна. Взяв с собой в качестве переводчика Фернандо Менендеса, я отправился в ван-нуйсскую следственную тюрьму и сказал Хесусу, что его единственная надежда – судебная сделка, которую через меня предлагает ему окружной прокурор. Если Менендес добровольно признает себя виновным, я смогу добиться для него пожизненного заключения с возможностью досрочного освобождения. Я обещал ему, что он выйдет на свободу через пятнадцать лет, и сказал, что это его единственный шанс.

Беседа вышла скорбной и душераздирающей. Братья плакали и заклинали меня придумать другой способ. Хесус настаивал на своей непричастности к убийству Марты Рентерии. Он признал, что соврал детективам для защиты Фернандо. Тот дал ему деньги после месяца удачной торговли неочищенным героином. Хесус посчитал: раскрытие причин щедрости брата повлечет за собой еще одно уголовное дело – уже в отношении Фернандо.

Они умоляли меня провести свое расследование. Хесус уверял, что у Рентерии в тот вечер в «Доме кобры» были еще поклонники.

Он и заплатил ей очень много, так как ради него она отказала другому соискателю.

В конечном счете Хесус выдал, что действительно выбросил нож в реку, но причиной послужил страх. Нож не являлся орудием убийства, Хесус его использовал на поденных работах, но он так походил на тот, который описывали в теленовостях, что он избавился от него, прежде чем идти в полицию.

Я выслушал их, но разочаровал: ни одно из обстоятельств не помогло бы делу. ДНК – только она имела значение. Хесус стоял перед выбором – добровольно согласиться на пятнадцать лет или выйти на судебный процесс, рискуя получить смертный приговор или пожизненное, но только уже без возможности освободиться досрочно. Я напомнил Менендесу, что он еще молодой человек. По выходе на свободу ему исполнится только сорок лет. У него останется время пожить.

Короче говоря, покидая следственный изолятор, я уносил с собой согласие Хесуса Менендеса пойти на сделку с обвинением. С тех пор я видел его всего только раз – на судебном заседании, где он сознался в убийстве и выслушал свой приговор, а я стоял перед судьей, проводя парня через процедуру признания. Первоначально его отправили в Пеликанью бухту, а позднее перевели в «Сан-Квентин». Через коллег я узнал, что Фернандо опять замели – на сей раз за употребление героина. Но ко мне он не обратился, а нанял другого адвоката, и меня это не удивило.

Сидя на полу складского помещения, я раскрыл судебно-медицинский отчет о вскрытии тела Марты Рентерии. Я искал две особенности – к ним тогда, вероятно, никто особенно не приглядывался: ведь дело закрыли и материалы следствия потеряли свою актуальность. Никого больше не интересовали подробности.

Первое, что я хотел посмотреть, – ту часть отчета, где говорилось о пятидесяти трех ножевых ранениях, нанесенных Рентерии во время нападения. В разделе «Характер ранений» неизвестное оружие описывалось как «лезвие длиной не более пяти дюймов и шириной не более одного». Также в отчете отмечалось наличие зазубренных, неровных краев в верхней части ран жертвы, указывающих на неровный контур верхней части лезвия. То есть данное оружие относилось к тем, что вызывают повреждения тканей как на входе в тело, так и на выходе. Небольшая длина лезвия позволяла предположить, что действовали фальцующимся складным ножом.

К отчету прилагался грубо схематичный рисунок лезвия без рукоятки. Контур показался мне знакомым. Я притащил брошенный в другом конце комнаты кейс и открыл. Из папки с материалами, переданными мне обвинением, я вытащил фото раскрытого ножа с выгравированными на лезвии инициалами Льюиса Руле и сравнил с зарисовкой из отчета о вскрытии. Они были чертовски похожи.

Затем я взял другой старый отчет – со словесным описанием орудия убийства – и наткнулся на абзац, почти дословно совпадающий с тем, что я буквально накануне зачитывал в офисе Руле. В нашем нынешнем деле орудие описывалось как изготовленный на заказ нож в стиле «черный ниндзя» с лезвием пять дюймов в длину, один дюйм в ширину и одну восьмую дюйма толщиной. Но те же параметры принадлежали и ножу, которым убили Марту Рентерию. Тому самому, что якобы выбросил Хесус Менендес в реку Лос-Анджелес.

Я понимал: пятидюймовое лезвие не является чем-то уникальным, оно еще ни о чем не свидетельствовало, но чутье подсказывало, что я на пороге чего-то важного. Я старался не позволить жару, нараставшему у меня в груди и в горле, отвлечь меня и попытался удержать мысль. Я стал разбираться дальше. Мне требовалось удостовериться в отношении одной специфической раны, но не хотелось смотреть на фотографии в конце отчета – фотографии, холодно задокументировавшие зверски изуродованное тело Марты Рентерии. Вместо этого я открыл страницу, где рядом изображались два контура одного и того же тела: вид спереди и вид сзади. Здесь судмедэксперт отмечал раны и нумеровал их. На втором рисунке никаких меток не было, а на первом значились пронумерованные точки: от 1 до 53. Картинка напоминала некий жуткий ребус, в котором требуется соединить точки, и я не сомневался: когда Менендес еще не явился в полицию, Керлен – или другой детектив, – пытаясь найти хоть что-нибудь, соединял их в надежде, что убийца зашифровал здесь свои инициалы или оставил еще какой-нибудь дьявольский ключ.