Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 152 (всего у книги 335 страниц)
Прокурорская линия защиты строится на хронологии событий, подкрепленной доказательствами, имеющими четкое начало и конец. Это последовательное изложение, которое, хоть и может быть долгим и кропотливым, является обязательным. Чтобы доказать факт обнаружения тела в багажнике моего «Линкольна», прокурору Дане Берг пришлось последовательно объяснить присяжным, как именно моя машина была остановлена и почему был открыт багажник. Для этого ей пришлось начать с показаний офицера Роя Милтона.
Милтона вызвали в зал суда сразу после перерыва на обед. Берг кратко изложила, где находился офицер и что он делал, когда заметил отсутствие заднего номерного знака на моем автомобиле и принял решение его остановить. Затем, используя показания Милтона, она представила видеозаписи с его патрульной машины и с камеры наблюдения. Присяжные смогли практически ощутить присутствие при обнаружении тела Сэма Скейлза в багажнике моего "Линкольна".
Я внимательно наблюдал за реакцией присяжных во время просмотра записи с камеры наблюдения. Некоторые из них явно выражали отвращение, когда багажник "Линкольна" открылся, обнажив тело. Другие же, словно завороженные, наклонялись вперед, будто погружаясь в процесс раскрытия убийства.
По мере развития событий Мэгги внимательно отслеживала слова Милтона, сравнивая их с расшифровкой его показаний, данных на слушании по раскрытию информации в декабре. Любые расхождения могли быть выявлены и озвучены во время перекрестного допроса. Однако Милтон придерживался своей первоначальной версии, в некоторых случаях используя те же формулировки. Это свидетельствовало о том, что до суда Берг настаивала на его следовании уже зафиксированным показаниям.
Единственной задачей Милтона как свидетеля было представить видеозаписи в качестве доказательств присяжным. Эти записи стали сильным началом для обвинения.
Однако затем наступила моя очередь вызвать Милтона на перекрестный допрос. Я ждал этого два месяца, и мои тщательно продуманные и вежливые вопросы на декабрьском слушании остались в прошлом. Я поправил микрофон на трибуне и задал ему первый вопрос. Моей целью было вывести его из равновесия любыми доступными способами и как можно быстрее. Я знал, что если мне это удастся, то это также выбьет из колеи и Дану Берг.
Я начал с вежливого обращения: – Офицер Милтон, добрый день. Не могли бы вы объяснить присяжным, кто именно отдал вам приказ следить за моим «Линкольн Таун Каром» в ночь на 28 октября и впоследствии остановить его?
Милтон коротко ответил: – Нет, не могу. Потому что такого приказа не было.
Я уточнил: – Вы утверждаете, что вас не предупреждали и не давали указаний остановить меня после моего выхода из бара «Красное Дерево»?
– Именно так. Я заметил вашу машину и отсутствие номерных знаков, и...
Я перебил: – Да, мы слышали ваше объяснение мисс Берг. Но сейчас вы утверждаете перед присяжными, что никаких предварительных указаний остановить меня вы не получали. Это правда?
–Правда.
– Вам поступал радиовызов с требованием моей остановки?
– Нет.
– Сообщение на компьютерный терминал в вашей машине?
– Нет.
Я повторил вопрос несколько раз, чтобы подчеркнуть его важность, каждый раз получая отрицательный ответ.
– Вы получали звонок или сообщение на свой личный мобильный телефон?
– Нет.
Берг, очевидно, раздраженная, возразила, обвинив меня в повторении одного и того же вопроса. – Вопрос уже был задан и на него дан ответ, Ваша Честь, – заявила она.
Судья Уорфилд согласилась: – Мистер Холлер, пора двигаться дальше.
– Да, Ваша Честь, – ответил я. – Итак, офицер Милтон, если бы на этом процессе появился свидетель, утверждающий, что предупредил вас о моем выходе из бара, он бы лгал, верно?
– Да, это была бы ложь.
Я обратился к судье с просьбой о совещании у скамьи. Она разрешила, и я, Берг и Макферсон подошли.
– Ваша Честь, – начал я. – – Я хотел бы представить собственную версию записи с видеорегистратора патрульной машины и нательной камеры офицера Милтона.
Берг вскинула руки в жесте недоумения. – Мы только что посмотрели видео! Мы что, хотим усыпить присяжных?
– Мистер Холлер, объяснитесь, – потребовала судья Уорфилд.
– Мой специалист по техническим вопросам расположил их бок о бок на одном дисплее и синхронизировал их показ, – пояснил я. – Присяжные увидят оба изображения одновременно, что позволит им наблюдать за происходящим внутри автомобиля и снаружи.
– Ваша честь, сторона обвинения возражает, – заявил Берг. – Мы не можем быть уверены, что эти записи не были отредактированы или изменены этим так называемым техническим специалистом. Вы не можете этого допустить.
– Ваша честь, мы также не знаем, редактировало или изменяло обвинение то, что они демонстрировали присяжным, – возразил я. – Я предоставлю копию обвинению, и они смогут изучать ее сколько угодно. Если они обнаружат какие-либо изменения, я признаю свою вину. Но на самом деле обвинение прекрасно понимает, к чему я стремлюсь, знает, что это весомое доказательство, и просто не хочет, чтобы присяжные это увидели. Это поиск истины, судья, и защита имеет право представить это присяжным.
– Я совершенно не понимаю, о чем он говорит, судья, – сказал Берг. – Обвинение по-прежнему возражает, ссылаясь на отсутствие должных оснований. Если он хочет использовать это на этапе представления доказательств защиты, он может вызвать своего технического специалиста и попытаться установить их. Но сейчас это дело штата, и ему не следует позволять его перехватывать.
– Ваша честь, – вмешалась Мэгги. – Обвинение уже представило доказательства, показав видео присяжным. Если позволить обвинению показывать присяжным то, что оно желает, и при этом запретить защите делать то же самое, это нанесет совершенно неприемлемый ущерб защите.
Судья замолчал, обдумывая весомость неожиданного аргумента Мэгги. Это заставило меня задуматься.
– Мы закончим сегодня раньше, и я вернусь со своим решением, – объявил Уорфилд. – Подготовьте оборудование, мистер Холлер на случай, если я дам разрешение. А теперь можете расходиться.
После удачных аргументов, особенно благодаря намеку Мэгги о возможности обжалования запрета на видео, я вернулся к столу защиты. Пятнадцатиминутный перерыв не дал нам расслабиться. Я решил остаться в зале суда, а Мэгги, не теряя времени, подключала ноутбук к аудиовизуальной системе. Наша надежда – убедить судью разрешить демонстрацию синхронизированного видео на большом экране, прямо перед присяжными.
Я заметил, как Хейли и Мэдди Босх поддерживают нас, и обменялся с ними кивками. Вернувшись, судья сразу же дала добро на воспроизведение. Пока Берг пыталась возражать, я повернулся к Мэгги.
– Мы готовы?
– Да, – ответила она.
– Где временные коды?
Мэгги быстро нашла нужную страницу в своих документах. Я подошел к кафедре с пультом и кодами, готовый к перекрестному допросу Милтона. Судья отклонила возражение Берг, и я начал.
Я объяснил Милтону, что сейчас он увидит синхронизированное видео с его машины и его нательной камеры. На экране появилось изображение с камеры патрульной машины, показывающее вид на "Секвойю", и одновременно – вид из машины Милтона, где были видны руль и его рука. Я попросил Милтона описать присяжным то, что он видит.
– Если честно, не так уж много, – поделился он своим мнением. – Слева у нас камера наблюдения, направленная на запад, вдоль Второй улицы. Справа – запись с моей нательной камеры, а я сам просто сижу в машине.
С нательной камеры доносился прерывистый треск полицейской рации. Я включил запись и сверился со своими временными метками. Затем снова взглянул на экран.
– Итак, видите вход в бар «Красное Дерево» слева от Второй улицы? – уточнил я.
–Да, вижу, – подтвердил Милтон.
Дверь бара распахнулась, и из нее вышли две фигуры. В тусклом свете неоновых вывесок было невозможно разглядеть их лица. Они переговорили на тротуаре несколько секунд, после чего один направился на запад, в сторону туннеля, а другой – на восток, к полицейской машине.
Вскоре послышался тихий гул, явно от мобильного телефона. Я остановил воспроизведение.
– Офицер Милтон, это было электронное письмо или сообщение на ваш телефон? – спросил я.
– Похоже на то, – безразлично ответил Милтон.
– Вы помните, что было в сообщении?
– Нет, не помню. За ночь я мог получить до пятидесяти сообщений. Я не помню их все на следующий день, не говоря уже о трех месяцах спустя.
Я нажал кнопку воспроизведения, и видео продолжилось. Вскоре фигура, двигавшаяся на восток по Второй улице, оказалась в поле зрения уличного фонаря. Это был я.
Как только меня стало возможно узнать, ракурс камеры изменился, и Милтон, судя по всему, выпрямился в кресле.
– Офицер Милтон, кажется, вы здесь напряглись, – заметил я. – Можете ли вы объяснить присяжным, что вы делали?
– На самом деле ничего особенного, – ответил Милтон. – Я увидел кого-то на улице и просто наблюдал. Оказалось, это вы. Можете трактовать это, как угодно, но для меня это ничего не значило.
– Двигатель вашей машины работал в тот момент, верно?
– Да, это стандартная процедура.
– Это сообщение на вашем телефоне было предупреждением о том, что я выхожу из «Красного Дерева»?
Милтон усмехнулся.
– Нет, не было, – сказал он. – Я понятия не имел, кто вы, что вы делаете и куда направляетесь.
– Правда? – переспросил я. – Тогда, возможно, вы сможете объяснить следующую цепочку событий.
Я запустил видео, и в зале воцарилась тишина. Все взгляды, как один, были прикованы к экрану. Я бросил взгляд на присяжных – они не отрывались от изображения. Свидетель, Милтон, сидел передо мной, и я чувствовал, что момент настал.
На экране я поворачивал за угол и исчезал из поля зрения камеры, направляясь к парковке, где стоял мой "Линкольн". Секунды тянулись мучительно медленно, но я не смел перематывать. Важно было, чтобы присяжные увидели все, как есть, без купюр.
Наконец, "Линкольн" появился в кадре камеры патрульной машины, когда я выезжал на полосу для левого поворота на перекрестке Бродвея и Второй улицы. Машина замерла, ожидая зеленого света.
На видео с камеры Милтона было отчетливо видно, как он поднимает правую руку и переводит рычаг коробки передач из положения "парковка" в положение "движение". Этот момент отразился на цифровой панели – на экране загорелась буква "D". Я замер, глядя на Милтона. Он по-прежнему сохранял невозмутимый вид.
– Офицер Милтон, – начал я, – во время прямого допроса вы утверждали, что не собирались преследовать мою машину, пока не заметили отсутствие заднего номерного знака. Видите ли вы задний бампер с этого ракурса?
Милтон лениво взглянул на экран, изображая скуку. – Нет, не вижу.
– Но на записи с вашей нательной камеры отчетливо видно, что вы только что приготовились к движению. Зачем вы это сделали, если не видели задний бампер моей машины?
Милтон замолчал, явно обдумывая ответ.
– Э-э, полагаю, это были просто полицейские инстинкты, – пробормотал он наконец. – Чтобы быть готовым к движению, если это потребуется.
– Офицер Милтон, – продолжал я, – хотите ли вы изменить какие-либо из ваших предыдущих показаний, чтобы они более точно отражали факты, как они видны и слышны на видео?
Берг вскочила, пытаясь возразить против моих настойчивых вопросов, но судья отклонил ее протест, заявив: – Я хочу услышать его ответ сам.
Милтон отказался менять свои показания.
– Итак, – подвел я итог. – Вы дали показания под присягой, что не находились там специально, чтобы поджидать меня и нападать. Я правильно понял?
– Верно, – ответил Милтон.
В его голосе прозвучал вызов. Именно этого я и добивался – чтобы присяжные услышали этот тон, этот знакомый многим тон полицейского, который, я надеялся, заставит их усомниться в правдивости его слов. Тон, который, как я верил, посеет в их умах зерно сомнения.
– Вы не желаете внести какие-либо коррективы или уточнения в свои предыдущие показания? – обратился я к нему.
– Нет, – твердо заявил Милтон. – Не желаю.
Я сделал паузу, чтобы придать веса его ответу, и украдкой бросил взгляд на присяжных, прежде чем снова погрузиться в свои записи. Я был убежден, что Берг и Милтон восприняли мою реплику как блеф, как театральный прием, намекающий на наличие у меня некоего «козыря в рукаве», который еще сильнее подорвет доверие к Милтону и его версии событий. Но меня это мало волновало. Гораздо важнее было то, какое впечатление это произведет на присяжных. Таким образом, я заключил с ними негласное соглашение, своего рода обещание. И мне придется его выполнить, иначе я сам окажусь в неловком положении.
– Перейдем к следующему моменту, – сказал я.
Я перемотал запись до того момента, когда Милтон открыл багажник и обнаружил там тело. Я понимал, что повторное предъявление этого зрелища присяжным было рискованным шагом. Вид жертвы насильственной смерти, мог вызвать у присяжных сочувствие к погибшему и пробудить в них инстинктивное желание справедливости, возможно, даже мести, направленной против меня, обвиняемого. Однако я рассчитывал, что потенциальная выгода перевесит возможные риски.
Во время воспроизведения видео Берг установила низкий уровень громкости. Я же, напротив, сделал звук достаточно громким, чтобы его было хорошо слышно. Когда багажник поднялся и показалось тело, раздался отчетливый возглас: «Вот черт!», за которым последовал приглушенный смех, в котором безошибочно угадывалось злорадство.
Я остановил воспроизведение.
– Офицер Милтон, почему вы рассмеялись, обнаружив тело? – спросил я.
– Я не смеялся, – возразил Милтон.
– Что же это было? Хихиканье?
– Меня поразило то, что я увидел в багажнике. Это было выражение удивления.
Я понимал, что он готовился к этому вместе с Бергом.
– Выражение удивления? – переспросил я. – Вы уверены, что это не было злорадство по поводу той неприятной ситуации, в которую, как вы знали, я попаду?
– Нет, совершенно нет, – настаивал Милтон. – Мне показалось, что мой довольно скучный вечер вдруг стал интереснее. После двадцати двух лет службы я собирался совершить свой первый арест по делу об убийстве.
– Я обращаюсь к судье с ходатайством о признании показаний свидетеля недостоверными, – произнес я.
– Вы задали вопрос, он ответил, – парировала она. – Ходатайство отклонено. Продолжайте, мистер Холлер.
– Давайте прослушаем этот фрагмент еще раз, – предложил я. Я вернул запись на видео, увеличив громкость. Злорадный смех был отчетливо слышен, несмотря на все попытки офицера Милтона его скрыть.
– Офицер Милтон, вы хотите сказать присяжным, что не смеялись, когда открыли багажник и обнаружили тело? – спросил я.
– Я утверждаю, что, возможно, почувствовал легкое головокружение, но никакого злорадства не было, – ответил Милтон. – Это был просто нервный смех.
– Вы знали, кто я?
– Да, у меня было ваше удостоверение. Вы представились адвокатом.
– Но вы знали обо мне до того, как остановили меня?
– Нет, я не знал. Я не особо обращаю внимание на адвокатов и тому подобное.
Я почувствовал, что выжал из этого момента максимум возможного. Я посеял, по крайней мере, некоторое сомнение относительно первого свидетеля обвинения. Я решил остановиться на этом. Что бы ни произошло дальше, я чувствовал, что мы начали судебное разбирательство с убедительного опровержения доказательств обвинения.
– Вопросов больше нет, – заявил я. – Однако я оставляю за собой право вызвать офицера Милтона для дачи показаний на этапе защиты.
Я вернулся к столу защиты. Берг заняла кафедру и попыталась минимизировать ущерб от моего перекрестного допроса, но с представленными мной видеодоказательствами сделать это было сложно. Она еще раз попыталась добиться от Милтона внятного объяснения, но он не смог привести убедительной и правдоподобной причины, по которой он начал движение до того, как увидел задний бампер моего автомобиля. А жужжание мобильного телефона непосредственно перед этим окончательно подтвердило, что ему было приказано меня остановить.
Я наклонился к Мэгги и прошептал: – У нас готова повестка на его мобильный? – спросил я.
– Все готово, – ответила она. – Я передам ее судье, как только объявим перерыв.
Мы собирались просить судью разрешить нам запросить записи звонков и текстовых сообщений с личного мобильного телефона Милтона. Мы планировали следить за его показаниями и просмотром видео, чтобы не выдать наши намерения Милтону или Берг. Я предполагал, что если бы мы получили записи мобильного, то не было бы ни звонка, ни текстового сообщения, которые бы соответствовали звуку жужжания, услышанному на видео, которое мы только что показали присяжным. Я был почти уверен, что Милтон использовал бы одноразовый телефон для подобной операции. В любом случае, это была бы победа, если бы я вернул его для дачи показаний на этапе защиты. Если бы не было записи о СМС-сообщении на его зарегистрированный номер, ему пришлось бы объяснить присяжным, откуда исходил жужжащий звук. А когда я спросил бы, был ли у него с собой в ту ночь одноразовый телефон, его отрицание показалось бы присяжным ложным, так как они явно слышали этот необъяснимый жужжащий звук.
В целом, я считал, что перекрестный допрос Милтона стал значительным успехом для защиты, и Берг, казалось, была вынуждена пересмотреть свою стратегию. За полчаса до конца заседания она попросила Уорфилд отпустить ее раньше, чтобы подготовиться к допросу следующего свидетеля, детектива Кента Друкера. Она явно недооценила продолжительность вступительного слова защиты и перекрестного допроса Милтона. Уорфилд неохотно согласилась, но напомнила обеим сторонам о необходимости полного рабочего дня и соответствующего планирования времени для свидетелей.
Сразу после перерыва Мэгги отправилась к секретарю за повесткой для получения записей телефонных разговоров Милтона. Я попрощался с командой и близкими и направился во временную камеру. Там я сменил деловой костюм на синюю форму, готовясь к возвращению в «Башни-Близнецы» в патрульной машине шерифа. Ожидая в камере, пока меня проводят на лифте в гараж для погрузки заключенных, я увидел Дану Берг, вошла в зону содержания и посмотрела на меня через решетку.
– Хорошая работа, Холлер, – сказала она. – Один балл в пользу защиты.
– Первый из многих, – ответил я.
– Посмотрим.
– Что тебе нужно, Дана? Пришла признать свою неправоту и отказаться от обвинений?
– Мечтай. Я просто хотела сказать: – Отличная игра». Вот и все.
– Да, это была не игра. Для тебя, возможно, игра, но для меня – вопрос жизни и смерти.
– Тогда наслаждайся сегодняшней победой. Больше таких не будет.
Сказав это, она отвернулась и исчезла, направляясь обратно в зал суда.
– Эй, Дана! – крикнул я. Через несколько секунд она вернулась к решетке.
– Что?
– Шеф-повар из «Голливуд Боул».
– И что с ней?
– Я хотел, чтобы она была в жюри. Я специально её отметил красной биркой на своей карте во время перерыва, потому что знал, что ты пришлешь своего парня в галстуке-бабочке, чтобы он незаметно все проверил.
Я заметил, как на ее лице промелькнуло удивление, которое тут же исчезло. Я кивнул.
– Вот это – была игра, – сказал я. – Но сегодня? Это было по-настоящему.
Глава 41Пятница, 21 февраля
Может, это была реакция на вчерашние показания Милтона, но утром в пятницу Дана Берг явилась с планом не просто сравнять счёт, а завести его далеко вперёд. День был выстроен так, чтобы навесить на меня столько улик и мотива, чтобы присяжные больше ничего не видели и ушли на уик-энд с тяжестью убеждения: я виновен. Ход сильный – и мне предстояло этому противостоять.
Кент Друкер – ведущий детектив дела. А значит – главный рассказчик. Берг использовала его, чтобы неторопливо, шаг за шагом, провести присяжных по траектории расследования. Иногда я возражал – и возражал по делу, – но на фоне одностороннего повествования это было лишь комариное жужжание. До перекрёстного допроса я не мог их остановить. А задача Берг была в том, чтобы не подпустить меня к такому допросу до самого конца недели.
Утро ушло на «мелочёвку», как они это называли. Она провела Друкера с самого начала: выезд его из дома в Даймонд-Бар, развёртывание работ на месте преступления. И – разумно – признала огрехи, сообщив устами Друкера, что портмоне жертвы куда-то исчезло: то ли с места, то ли из офиса коронера.
– Бумажник нашли? – спросила Берг.
– Пока нет, – сказал Друкер. – Он просто… исчез.
– Проводилось расследование по факту пропажи?
– Проводится.
– Помешала ли потеря бумажника расследованию убийства?
– В некоторой степени – да.
– Каким образом?
– Личность мы установили быстро – по отпечаткам, здесь проблем не было. Но прошлое жертвы указывало: он часто менял документы и имя, адрес, банки – под каждую новую аферу. Я уверен, что в кошельке были удостоверения той личности, которой он пользовался на момент убийства. Этого у нас не стало, а иметь это с начала было бы полезно.
– В итоге вы установили эту личность?
– Да.
– Как?
– Узнали в ходе расследования. Команда защиты владела этой информацией, и мы вышли на неё после того, как они включили в список свидетелей имя домовладельца жертвы.
– Команда защиты? Почему они узнали это раньше полиции?
Я поднялся с возражением: вопрос наводящий. Судья, однако, захотела услышать ответ и отклонила. Друкер, прожжённый залами убийств, шагнул дальше, чем следовало.
– Мне не вполне понятно, как защита нас опередила, – сказал он. – Обвиняемый воспользовался своим правом и перестал с нами говорить после ареста.
– Протестую! – рявкнул я. – Свидетель только что пренебрёг моим правом по Пятой поправке – хранить молчание и не свидетельствовать против себя.
– К барьеру, – резко сказала судья, бросив недовольный взгляд на Берг, пока та шла к боковой панели.
Мэгги присоединилась ко мне у скамьи. Я видел: она злилась на дешевый трюк Друкера не меньше моего.
– Мистер Холлер, вы заявили возражение, – произнесла Уорфилд. – Настаиваете на объявлении процесса несостоявшимся?
Берг попыталась вставить слово:
– Ваша Честь, я не думаю, что…
– Тихо, мисс Берг, – отрезала судья. – Вы достаточно давно в прокуратуре, чтобы знать: своих свидетелей нужно инструктировать никогда не комментировать право обвиняемого хранить молчание после ареста. Я расцениваю это как проступок стороны обвинения и учту для последующего рассмотрения. А сейчас – выслушаю мистера Холлера.
– Я бы хотел инструкцию, – сказал я. – Самую строгую.
– С этим я справлюсь, мистер Холлер, – сказала Уорфилд. – Но хочу убедиться, что вы отказываетесь от каких-либо ходатайств о дальнейших мерах восстановления в правах.
– Я не прошу признать процесс несостоявшимся, Ваша Честь, – ответил я. – Меня судят за преступление, которого я не совершал. Я здесь за оправданием, а не за формальным прекращением. Даже если суд прекратит дело с предвзятостью из-за проступка обвинения, тень останется. Я хочу довести процесс до приговора присяжных. Мне достаточно строгой инструкции.
– Очень хорошо, – сказала Уорфилд. – Ходатайство удовлетворяю, присяжных проинструктирую. Все – по местам.
Когда мы расселись, судья повернулась к коллегии.
– Члены жюри, детектив Друкер только что недопустимо прокомментировал конституционное право мистера Холлера хранить молчание, – сказала она. – Колокол, однажды прозвенев, уже не «раззвонить», но я предписываю вам проигнорировать этот комментарий и не делать из него никаких выводов о виновности. Пятая поправка к Конституции США даёт каждому обвиняемому право молчать и не быть вынужденным свидетельствовать против себя. Это право старо, как и наша страна. Причин для него много, и сейчас мы их не обсуждаем. Достаточно того, что, как вы слышали, мистер Холлер – адвокат по уголовным делам и прекрасно понимает, почему обвиняемый может не желать допроса своими обвинителями. Он имел полное право не давать показаний после ареста. Детективу Друкеру, напротив, следовало бы знать, что упоминать об этом праве – нельзя. И потому – повторяю: игнорируйте его слова. Тот факт, что мистер Холлер ссылался на право молчания, не свидетельствует о его виновности.
Затем она повернула голову и впилась взглядом в Друкера. Его лицо и без того полыхало от стыда.
– Итак, детектив Друкер, – сказала она, – вам нужно время, чтобы с мисс Берг обсудить, как давать показания без неконституционных, несправедливых и непрофессиональных ремарок?
– Нет, судья, – пробормотал он, глядя в пространство.
– Смотрите на меня, когда я к вам обращаюсь, – сказала Уорфилд.
Друкер развернулся на свидетельском месте и встретил ее взгляд. Судья задержала на нем «лазеры» – должно быть, вечность – а затем повернула их к Берг.
– Продолжайте, мисс Берг.
Возвращаясь к кафедре, Берг спросила:
– Детектив, известно ли вам, был ли обвиняемый знаком с Сэмом Скейлзом?
– На протяжении ряда лет Майкл Холлер выступал официальным адвокатом почти по каждому уголовному делу против Сэма Скейлза. У них были длительные отношения, и, скорее всего, он знал его распорядок и место проживания.
– Протестую! – вскинулся я. – Снова – домыслы.
Судья строго посмотрела на свидетеля:
– Детектив Друкер, вы не будете свидетельствовать, исходя из собственных наблюдений и опыта. Я ясно выражаюсь?
– Да, судья, – ответил детектив, дважды наученный.
– Продолжайте, мисс Берг, – сказала Уорфилд.
Берг пыталась обернуть провалы полиции в подозрения на защиту и подсудимого. Я понимал: возможно, она не набирала «больше разумного сомнения», но цепочка выговоров судьи в адрес обвинения была неожиданной победой – идеально ложившейся в мою стратегию: показать их расследование неряшливым и предвзятым.
Приятно было собирать эти маленькие очки посреди длинной прецессионной вереницы свидетелей обвинения. Берёшь, где дают. Я вернулся к своим пометкам – отметил, чтобы на перекрестном допросе давить на эти кнопки ещё энергичнее… когда, наконец, до него доберусь.
Берг допрашивала Друкера до самого обеда и успела лишь дойти до первого вечера расследования. На дневную сессию у неё оставалось немало «вкусного», и становилось всё очевиднее: до своего участия я не доберусь до конца выходных. Я проводил присяжных взглядом – многие потягивались, зевали. Шеф-повар даже прикрыла рот ладонью. Это было нормально – пусть устают от обвинения, лишь бы не успели сложить мнение обо мне.
В перерыв я обедал в зале суда с Мэгги и Сиско. Судья разрешила им приносить мне еду во время рабочих сессий. В пятницу ужин был от «Литл Джуэл», и я с аппетитом уплетал бутерброд с креветками, как человек, только что поднятый с дрейфующего плота посреди Тихого океана. Разговаривали о деле, хотя чаще я только кивал – рот занят.
– Нам нужно сорвать ей темп, – сказал я. – После обеда она включит форсаж – и присяжные уйдут в уик-энд с мыслью, что я виновен.
– Это называется «обструкция», – сказала Мэгги. – Держать свидетеля подальше от защиты как можно дольше.
Я понимал: теперь Берг перейдёт к части, что, по их мнению, «цементирует» обвинение. Подтянет мотив. К концу дня её картина будет почти собрана. А у меня – более сорока восьми часов до первой контратаки.
Фактически дневная сессия – три часа. С 13:30 до 16:30 – ни один судья не задержит присяжных в пятницу. Надо выкраивать время у этих трёх часов и как-то перекинуть «дело Берг» через выходные на понедельник. Не важно, сколько она оставит себе на понедельник: как только закончит, я зайду с перекрестным допросом. Два дня в головах присяжных – только их версия? Такого уик‑энда я ей не подарю.
Я взглянул на остатки сэндвича. Аппетитные жареные креветки были искусно уложены в домашний соус ремулад.
– Микки, нет, – прервала меня Мэгги. Я повернулся к ней.
– Что такое?
– Я понимаю, о чем ты думаешь. Судья ни за что не поверит в такую историю. Она же была адвокатом защиты, она знает все эти приемы.
– Ну, если меня стошнит прямо на стол защиты, она точно поверит.
– Да брось. Пищевое отравление – это же такая мелочь.
– Тогда, хорошо, придумай, как задержать «Дану Эшафот», и сбить ее с толку.
– Смотри, почти все ее вопросы наводящие. Начинай возражать. И каждый раз, когда Друкер высказывает свое мнение, указывай ему на это.
– Но тогда я буду выглядеть как придира в глазах присяжных.
– Тогда я возьму это на себя.
– То же самое – мы команда.
– Лучше выглядеть придирой, чем убийцей. Я кивнул. Я понимал, что возражения затянут процесс, но этого будет недостаточно. Они замедлят Берг, но не остановят ее. Мне нужно было что-то более весомое. Я перевел взгляд на Циско.
– Итак, слушай, твоя задача, как только мы вернемся, – наблюдать за присяжными, – сказал я. – Не своди с них глаз. Они и так выглядели уставшими с утра, а теперь еще и пообедали. Если кто-нибудь начнет клевать носом, напиши Мэгги, и мы сообщим об этом судье. Это даст нам немного времени. – Понял, – ответил Циско.
– Значит, ты проверял их соцсети с вчерашнего дня? – спросил я.
– Мне нужно будет поговорить с Лорной, – сказал Циско. – Она занималась этим, так что я был свободен для твоих поручений.
Частью его обязанностей по сбору сведений о присяжных было продолжать собирать о них любую доступную информацию. Работая в гараже, он мог по номерным знакам автомобилей узнавать имена владельцев и другими способами устанавливать личности присяжных. Затем он использовал эти данные, чтобы отслеживать их аккаунты в социальных сетях, где только возможно, выискивая любые упоминания о процессе.
– Ладно, позвони ей до начала дневного заседания, – сказал я. – Пусть проверит всё ещё раз. Посмотрим, не хвастается ли кто-нибудь тем, что сидит присяжным, не говорит ли чего-нибудь такого, о чём суд должен знать. Если найдём что-то стоящее, обсудим это и, возможно, добьёмся слушания о ненадлежащем поведении присяжных. Это отложит план Берг до понедельника.
– А если это окажется один из наших присяжных? – спросила Мэгги.
Она имела в виду семерых присяжных, которых я отмечал у себя в таблице симпатий зелёным цветом. Пожертвовать одним из них ради двухчасовой задержки – сомнительная сделка.
– Разберёмся, когда дойдём до этого, – ответил я. – Если вообще дойдём.
На этом обсуждение прервалось: заместитель шерифа Чан подошёл к двери комнаты ожидания и объявил, что меня пора возвращать в зал суда – начиналось послеобеденное заседание.
Когда заседание возобновилось, я начал с возражения против наводящих вопросов, которые Берг задавала детективу Друкеру. Как и ожидалось, это вызвало у неё резкую реакцию: она назвала мою жалобу необоснованной. Судья же счёл её доводы убедительными.
– Защитник знает, что возражение, заявленное постфактум, не является обоснованным, – сказала Уорфилд.
– С позволения суда, – сказал я. – Моё возражение направлено на то, чтобы обратить внимание суда: это происходит систематически. Оно не лишено оснований, и я полагал, что указание судьи может положить этому конец. При этом защита, разумеется, будет и далее заявлять возражения по мере необходимости, по ходу допроса.
