Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 103 (всего у книги 335 страниц)
– Вам известно, почему было дано такое распоряжение?
– Да, банк получил запретительный судебный приказ, в соответствии с которым она не имеет права появляться вблизи нашего здания.
– Вы можете сообщить жюри, в котором часу Марго Скейфер доложила вам о том, что видела миссис Треммел неподалеку от банка?
– Да, это было в тот же день, вскоре после ее прихода на работу. Это первое, что она тогда сделала.
– Вы ведете учет прихода ваших кассиров на службу?
– У меня в хранилище есть полный список моих сотрудников, в котором я проставляю время прихода.
– Вы делаете это, когда ваши сотрудники являются в хранилище и получают свои ящички с деньгами для расчетов с клиентами на рабочих местах?
– Да, правильно.
– В день, о котором идет речь, в какое время отметилась Марго Скейфер?
– В девять минут десятого. Она опоздала и была последней.
– И именно тогда она сообщила вам о том, что видела Лайзу Треммел?
– Да, верно.
– Скажите, в тот момент вы уже знали, что мистера Бондуранта убили в банковском гараже?
– Нет, никто об этом еще ничего не знал, потому что Рики Санчес оставалась в гараже, пока не приехала полиция, а потом они ее еще и допрашивали. Мы не знали, что там происходило.
– Значит, предположить, что Марго Скейфер придумала историю о том, что видела Лайзу Треммел, после того как стало известно об убийстве мистера Бондуранта, нельзя?
– Нельзя. Она рассказала мне об этом до того, как она, я или кто-либо еще в банке узнал о мистере Бондуранте.
– А в какой момент вы узнали об убийстве мистера Бондуранта и передали информацию, полученную от Марго Скейфер, полиции?
– Спустя приблизительно полчаса. Тогда мы услышали о случившемся, и я сочла, что обязана сообщить полиции о том, что эта женщина была замечена поблизости.
– Благодарю вас, миссис Пикетт, у меня больше нет вопросов.
Пока это был самый сильный удар со стороны Фриман. Пикетт успешно заделала большую часть той бреши, которую мне удалось пробить во время перекрестного допроса Скейфер. Теперь я должен был решить: пропустить удар или рискнуть усугубить последствия.
Я решил прервать цепь своих неудач и двигаться дальше. Говорится же: никогда не задавай вопросов, ответов на которые не знаешь заранее. В данном случае это правило было как никогда уместно. Пикетт отказалась разговаривать с моим сыщиком. Не исключено, что Фриман, придержав еще какую-то информацию, которой располагала свидетельница, устраивала ловушку и я мог прямиком в нее угодить, задав неблагоразумный вопрос.
– У меня нет вопросов к свидетельнице, – сказал я, не вставая из-за стола.
Судья Перри отпустил Пикетт и объявил пятнадцатиминутный перерыв. Пока публика покидала зал, моя клиентка наклонилась ко мне и прошептала:
– Почему вы ее не прижали?
– Кого? Пикетт? Не хотел усугубить дело, задав неверный вопрос.
– Шутите? Вы должны были разбить ее так же, как разбили Скейфер.
– Разница в том, что в случае со Скейфер у меня было с чем работать. С Пикетт – ничего, а выступать против кого-то, ничего не имея в запасе, – смертельный трюк.
Я видел, как потемнели от злости ее глаза.
– Ну так вы должны были что-нибудь на нее нарыть.
Это прозвучало как шипение, вырвавшееся из-за стиснутых зубов.
– Послушайте, Лайза, я ваш адвокат, и я решаю…
– Ладно, оставим это. Мне надо идти.
Она встала, поспешно направилась к двери и вышла в коридор. Я мельком взглянул на Фриман: заметила ли она эту сценку раздора между адвокатом и его клиенткой? Она понимающе улыбнулась мне, дав понять, что заметила.
Я решил выйти в коридор – посмотреть, почему Лайзе так срочно понадобилось покинуть зал, и мое внимание тут же привлекло скопление видеокамер возле одной из скамей, расставленных между входами в судебные залы. Все объективы были сосредоточены на Лайзе, которая сидела на скамейке, обнимая своего сына Тайлера. Мальчик чувствовал себя крайне неловко под их прицелом.
– Господи Иисусе, – прошептал я.
Заметив стоявшую в сторонке Лайзину сестру, я подошел к ней.
– Джоди, что это значит? Ей ведь известно распоряжение судьи о том, чтобы мальчик не появлялся в суде.
– Я знаю. Он не войдет в зал. Он провел полдня в школе, и она захотела, чтобы я завезла его сюда по дороге домой: наверное, думала, что если журналисты увидят ее с Таем, это поможет делу.
– Понятно. Журналисты тут совершенно ни при чем. Больше не привозите его сюда. Мне все равно, что она говорит, просто никогда больше его сюда не привозите.
Я огляделся в поисках Герба Дэла. Наверняка это придумал он, и я хотел донести до него то же послание. Однако голливудского прощелыги нигде видно не было. Вероятно, ему хватило ума держаться от меня подальше.
Я направился обратно в зал – у меня оставалось еще десять минут, и я намеревался потратить их на размышления о своей клиентке, которая мне не нравилась и которую я начинал презирать.
25
После перерыва Фриман приступила к тому, что я называю «стадией охоты и сбора» в прокурорской стратегии: к опросу технических сотрудников криминалистической службы, работающих на месте преступления. Их показания должны выстроить помост, на который она выведет потом детектива Ховарда Керлена, ведущего следователя.
Первым охотником-сборщиком был отвечавший за осмотр места преступления коронерский следователь по имени Уильям Эббот, в чьи обязанности входило документирование осмотра трупа и отправка его в отдел судебно-медицинской экспертизы, где проводится вскрытие.
Его показания касались описания места преступления, ран на голове жертвы и личных вещей, найденных при трупе. Список последних включал в себя бумажник, часы, мелочь и 183 доллара наличными, скрепленные денежным зажимом. Имелся также чек из кофейни «Джоуз Джоу», который позволил уточнить время смерти.
Эббот, как и выступавший до него Ковингтон, был скуп на слова и придерживался только фактов. Для него пребывание на месте насильственного преступления являлось рабочей рутиной. Когда настала моя очередь задавать вопросы, я сосредоточился на этом последнем обстоятельстве.
– Мистер Эббот, как давно вы работаете коронерским следователем?
– Двадцать девятый год.
– И все это время служили в Лос-Анджелесском округе?
– Да.
– Как вы думаете, на скольких местах преступления вам довелось побывать за эти годы?
– Ну… может, тысячах на двух. На многих.
– Не сомневаюсь. И полагаю, среди них было много таких, где совершались тяжкие насильственные преступления.
– Животная натура часто показывает себя.
– Что происходило на данном месте преступления? Вы осматривали и фотографировали раны, нанесенные жертве, не так ли?
– Да. Это протокольные действия, которые мы обязаны выполнить, прежде чем дать разрешение увезти тело.
– Перед вами лежит протокол осмотра места преступления, который включен в материалы следствия по предварительному согласию сторон. Не могли бы вы прочесть вслух второй абзац его заключительной части?
Эббот полистал протокол и нашел нужное место.
– «На темени головы имеются три отчетливые вмятины, свидетельствующие о жестокости нападения. Положение тела указывает на то, что жертва в первый же момент, еще до падения на пол, потеряла сознание». Далее в скобках значится: «Избыточное насилие».
– Вот именно это меня и интересует. Что вы имели в виду, написав в заключении слова «избыточное насилие»?
– Только то, что, с моей точки зрения, любого из этих ударов было достаточно, чтобы сделать дело. Жертва была без сознания, а возможно, и мертва, еще до того, как упала на землю. В результате первого удара. На этот факт указывает то, что два удара были нанесены после того, как жертва уже лежала ничком на земле. Они были лишними, избыточными. Тот, кто нанес их, испытывал сильное озлобление против жертвы. Так мне представляется.
Эббот, вероятно, думал, что очень ловко нашел ответ, который я меньше всего хотел бы услышать. Фриман тоже. Но они ошиблись.
– Стало быть, вы указываете в своих выводах, что обнаружили в этом убийстве признаки повышенной эмоциональной составляющей, правильно?
– Да, именно так я считаю.
– Какую профессиональную подготовку вы получили в области расследования убийств?
– Ну, я прошел полугодичные курсы, прежде чем начал работать в этой области почти тридцать лет назад. Там нас обучали новейшим техническим достижениям и прочему необходимому.
– Все это касалось исключительно расследования убийств?
– Не все, но многое.
– Не является ли одним из основополагающих принципов теории расследования убийств то, что подобного рода «избыточное насилие» обычно свидетельствует о факте знакомства жертвы со своим убийцей? О том, что между ними существовали личные взаимоотношения?
– Гм-м…
Наконец Фриман поняла, к чему я клоню. Она встала и заявила протест: мол, Эббот не является следователем по делам об убийствах и поставленный вопрос выходит за рамки его компетенции. Судья поднял руку, повелев мне молчать, и напомнил Фриман, что штат не протестовал, когда я задавал свидетелю вопросы, касающиеся его профессиональной подготовки, и свидетель подтвердил свою компетентность и опыт в сфере насильственных преступлений, не вызвав ни малейших возражений со стороны обвинителя.
– Вы рискнули, мисс Фриман, полагая, что все пойдет по вашему сценарию. Теперь поздно отступать. Свидетель ответит на вопрос.
– Прошу вас, мистер Эббот, – сказал я.
Эббот попытался потянуть время, попросив стенографистку зачитать ему вопрос вслух, но и после судье пришлось поторопить его.
– Такое соображение имеет право на существование, – наконец сказал он.
– Соображение? – переспросил я. – Что вы имеете в виду?
– Когда речь идет о преступлении, связанном с жестоким насилием, во внимание следует принимать соображение, что жертва была лично знакома с тем, кто на нее напал. Со своим убийцей.
– Когда вы говорите «жестокое насилие», вы имеете в виду «избыточное насилие»?
– Ну, и его тоже, да.
– Благодарю вас, мистер Эббот. Какие еще наблюдения вы сделали на месте преступления? Составили ли вы представление относительно того, какой силой должен был обладать нападавший, чтобы нанести три столь сокрушительных удара по макушке головы мистера Бондуранта?
Фриман снова заявила протест: Эббот, мол, не является медэкспертом и не компетентен отвечать на подобный вопрос. На сей раз Перри поддержал протест, подарив ей эту маленькую победу.
Я решил удовольствоваться тем, что удалось добыть, и сказал:
– Больше вопросов не имею.
Следующим был старший криминалист Пол Робертс, возглавлявший бригаду из трех специалистов, обследовавшую место преступления. Его показания оказались менее богаты добычей для меня, поскольку Фриман держала его на коротком поводке. Он говорил исключительно о процессе осмотра и о том, что было найдено на месте преступления и затем исследовано в криминалистической лаборатории. Во время перекрестного допроса к выгоде своей клиентки я смог использовать лишь мизерность количества найденных вещественных доказательств.
– Можете ли вы назвать жюри местоположение отпечатков пальцев, снятых на месте преступления, которые впоследствии были идентифицированы как отпечатки моей клиентки?
– Таковых мы не нашли.
– Можете ли вы сказать, где на месте преступления были найдены образцы крови, принадлежащей моей клиентке?
– Таковых мы не нашли.
– Ну а как насчет волосков или волокон ткани? Наверняка вы установили причастность моей клиентки к преступлению на основе обнаруженных на месте ее волос и волокон ткани, правильно?
– Нет.
Я, разводя руками, на несколько шагов отошел от барьера, словно не мог поверить услышанному, затем вернулся.
– Мистер Холлер, – сказал судья, – попрошу без театральных эффектов.
– Благодарю, ваша честь, – вставила Фриман.
– Я не к вам обращаюсь, мисс Фриман.
Прежде чем задать свой последний вопрос, я долгим взглядом обвел присяжных.
– Чтобы подвести итог, сэр: нашли ли вы вместе с членами вашей бригады в том гараже хоть какую-нибудь кроху улик, связывающих Лайзу Треммел с этим преступлением?
– В гараже? Нет, не нашли.
– Благодарю вас, тогда у меня к вам вопросов больше нет.
Я знал, что Фриман во время повторного допроса может дать мне сдачи, спросив Робертса о молотке с кровью Бондуранта на нем и о найденной в гараже моей клиентки туфле с пятнышком его же крови. Робертс участвовал в осмотре обоих этих мест. Но, по моим предположениям, она этого делать не собиралась. Хореографию своего балета она разработала до мельчайших деталей, и изменить в ней что-то теперь означало сбить с ритма весь спектакль, рискуя ослабить эффект последней сцены, когда все фрагменты должны будут сложиться в единую картину. Она слишком опытна, чтобы пойти на такой риск, и предпочтет получить несколько шишек теперь, чтобы в конце нанести нокаутирующий удар.
– Мисс Фриман, у вас есть еще вопросы к свидетелю? – спросил судья, когда я вернулся на свое место.
– Нет, ваша честь. Больше вопросов нет.
– Тогда свидетель свободен.
К внутренней стороне обложки лежавшей передо мной на столе папки с делом был прикреплен список свидетелей, выставленных Фриман. Подведя черту под фамилиями Эббот и Робертс, я пробежал глазами оставшиеся имена. Первый день процесса еще не закончен, а она уже пробила существенную брешь в своем списке. По моим соображениям, следующим ее свидетелем, вероятней всего, должен был быть детектив Керлен. Однако здесь для обвинителя вставала проблема. Я взглянул на часы: 4.25, заседание должно закончиться в пять. Если Фриман вызовет Керлена сейчас, то не успеет она начать, как судья объявит перерыв до завтра. Возможно, ей удастся довести свидетеля до кульминационного момента, и ей было бы на руку отправить присяжных всю ночь размышлять над его откровениями, но существовал риск, что его показания таким образом окажутся размытыми, и я не думал, что Фриман сочтет такой вариант подходящим.
Еще раз пробежав глазами список в поисках какого-нибудь «бродяги» – свидетеля, которого можно воткнуть на любое место, – и не найдя такового, я посмотрел через проход на прокурора, не зная, какой шаг она предпримет.
– Мисс Фриман, – поторопил ее судья, – пожалуйста, вызывайте своего следующего свидетеля.
Фриман встала и обратилась к судье:
– Ваша честь, предполагается, что показания свидетеля, которого я собираюсь вызвать следующим, будут весьма продолжительными, учитывая прямой и перекрестный допросы. Я бы хотела попросить суд разрешить мне вызвать его первым завтра утром, чтобы восприятие его показаний присяжными не было осложнено разрывом.
Судья посмотрел на часы, висевшие за спиной Фриман на дальней стене, и медленно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Нет, мы этого делать не будем. У нас еще более получаса рабочего времени, и мы используем его. Вызывайте своего следующего свидетеля, мисс Фриман.
– Да, ваша честь, – ответила та. – Народ вызывает Гилберта Модесто.
Я оказался не прав насчет «бродяги». Таковой нашелся. Модесто был главой службы безопасности «Уэстленд нэшнл», и Фриман, должно быть, сочла, что его показания могут быть встроены в любой эпизод ее спектакля без ущерба для дальнейшего развития действия и подвода к кульминации.
Произнеся клятву и усевшись в свидетельское кресло, Модесто по просьбе Фриман изложил историю своей службы в правоохранительных органах и описал свои нынешние обязанности в «Уэстленд нэшнл». После этого Фриман вернулась к его действиям в утро убийства Митчелла Бондуранта.
– Первое, что я сделал, услышав о том, что это Митч, – достал «тревожную папку», чтобы передать ее полиции, – сказал Модесто.
– Что такое «тревожная папка»? – спросила Фриман.
– Это папка, в которой содержатся все присланные по почте или по электронной почте угрозы в адрес банка или его сотрудников. В ней также фиксируются все иные виды угроз, дошедшие по телефону, через третьих лиц или через полицию. У нас есть процедура определения степени серьезности этих угроз, наиболее опасные имена мы помечаем флажками.
– Насколько хорошо лично вы знакомы с содержимым этой папки?
– Очень хорошо знаком. Я ее постоянно изучаю. Это моя работа.
– Сколько имен числилось в ней к утру убийства Митчелла Бондуранта?
– Я не считал, но, думаю, дюжины две.
– В папке содержатся только послания, законно признанные угрожающими банку или его сотрудникам?
– Нет, по нашим правилам любая поступившая угроза отправляется в «тревожную папку» – независимо от того, признана она таковой законно или нет. Там собирается все. Поэтому большая часть того, что там хранится, – это несерьезные угрозы – просто кому-то хочется выпустить пар или высказать свое недовольство.
– В то утро какая фамилия значилась во главе списка, если говорить о серьезных угрозах?
– Фамилия обвиняемой – Лайзы Треммел.
Чтобы произвести впечатление, Фриман сделала паузу. Я следил за присяжными. Почти все взоры обратились на мою клиентку.
– Почему, мистер Модесто? Она как-то по-особому угрожала банку или кому-то из его сотрудников?
– Нет. Но она участвовала в кампании против изъятия банком домов за неуплату ипотечных взносов и постоянно проводила демонстрации протеста перед нашим зданием, пока наши юристы не добились временного запретительного судебного приказа, предписывавшего ей держаться подальше. Именно эта ее деятельность была сочтена угрозой, и, похоже, мы не ошиблись.
Я вскочил и заявил протест, попросив судью исключить из протокола окончание фразы Модесто как подстрекательское и предвзятое. Судья согласился и велел Модесто держать свои суждения при себе.
– Известно ли вам, мистер Модесто, – продолжила Фриман, – не выдвигала ли Лайза Треммел прямых угроз против кого-нибудь из сотрудников банка персонально, в том числе против Митчелла Бондуранта?
Правило номер один гласило: свои слабые места обращай в преимущества. Фриман только что украла мой будущий вопрос, лишив меня возможности гневно ткнуть их в него носом.
– Нет, персональных угроз от нее не исходило, но, по нашей оценке, она являлась лицом, за которым мы должны следить особо.
– Благодарю вас, мистер Модесто. Кому из сотрудников Лос-Анджелесского департамента полиции вы передали эту папку?
– Детективу Керлену, который возглавлял расследование. Я отправился с ней прямо к нему.
– А позднее в тот же день была ли у вас возможность поговорить с детективом Керленом?
– Ну, мы с ним разговаривали несколько раз, пока шел осмотр места преступления. Он спрашивал насчет камер видеонаблюдения в гараже и задавал другие вопросы.
– Обращались ли вы к нему еще раз по собственной инициативе?
– Да, когда мне стало известно, что одна из наших сотрудниц, кассирша, сообщила своему начальству, что тем утром видела Лайзу Треммел то ли вблизи, то ли на самой территории банка. Я счел, что полиция должна это знать, поэтому связался с детективом Керленом и устроил ему встречу с кассиршей.
– Это была Марго Скейфер?
– Да.
На этом Фриман закончила допрос свидетеля и предоставила его мне. Я решил, что лучшей тактикой для меня будет только прощупать его и бросить в почву несколько семян, чтобы потом вернуться за урожаем.
– Мистер Модесто, как начальник службы безопасности «Уэстленд нэшнл» имели ли вы отношение к действиям банка против Лайзы Треммел в связи с делом об изъятии у нее дома?
Модесто энергично затряс головой:
– Нет, это дело юристов, я не был к нему причастен.
– Значит, когда вы передавали детективу Керлену «тревожную папку», где Лайза Треммел значилась первой в списке, вы не знали, близка ли она к тому, чтобы потерять дом, или нет, так?
– Именно так.
– То есть вы не могли знать, что банк заморозил дело об отъеме ее дома, поскольку ранее поручил осуществление операции компании, оказавшейся замешанной в мошеннических действиях, и я…
– Протестую! – взвизгнула Фриман. – Защитник оперирует фактами, не подтвержденными доказательствами.
– Принято, – сказал Перри. – Мистер Холлер, будьте осторожней.
– Да, ваша честь. Мистер Модесто, передавая «тревожную папку» детективу Керлену, вы обратили его особое внимание на Лайзу Треммел или предоставили ему самостоятельно изучать список?
– Я отметил, что она занимает в нашем списке первую строку.
– Почему? Он спросил вас об этом?
– Не помню. Помню только, что рассказал ему о ней, но была ли то моя инициатива или он попросил меня это сделать, точно сказать не могу.
– Значит, в тот момент, когда вы разговаривали с детективом Керленом о Лайзе Треммел как о главном источнике опасности, вы понятия не имели, в каком состоянии находится ее дело об изъятии дома, я правильно понял?
– Да, правильно.
– И детектив Керлен тоже не располагал этой информацией?
– Я не могу говорить за детектива Керлена. Спросите его сами.
– Спрошу, не волнуйтесь. А пока у меня больше нет вопросов.
Возвращаясь на место, я бросил взгляд на часы. Было без пяти пять, и это означало, что на сегодня работа окончена. Всегда так выкладываешься, готовясь к процессу, что в конце первого дня тебя накрывает волна усталости. Я почувствовал, что она начинает накатывать на меня.
Судья прочел наставление присяжным без предубеждения отнестись ко всему, что они услышали и увидели за истекший день, а также не читать репортажей о ходе процесса и не обсуждать дело между собой и с другими, после чего распустил их по домам.
Моя клиентка отбыла с Гербом Дэлом, который приехал за ней, а я вышел из зала вслед за Фриман.
– Хорошее начало, – похвалил я ее.
– Вы и сами были неплохи.
– Ну, мы же оба знаем, что в начале процесса вы срываете лишь те плоды, что низко висят. Когда они закончатся, мне станет гораздо трудней.
– Да, трудно будет, не сомневайтесь. Удачи, Холлер.
Выйдя в коридор, мы разошлись в разные стороны. Фриман по лестнице – в офис окружной прокуратуры, я – к лифтам, вниз, потом пешком до своего офиса. Надо было еще кое над чем поработать. Похоже, завтра Керлен на весь день оккупирует свидетельский бокс. Я должен был подготовиться.
26
– Народ вызывает детектива Ховарда Керлена.
Развернувшись от стола, у которого стояла, Андреа Фриман улыбнулась детективу, который шествовал по проходу, держа под мышкой две впечатляюще толстые синие папки, известные под названием «книги убийств». Пройдя через калитку свидетельского бокса, он остановился возле кресла. Выглядел он вполне непринужденно – для него все это было рутиной. Положив «книги убийств» на полку перед свидетельским креслом, он поднял руку, чтобы произнести присягу, и в этот момент стрельнул в меня глазами. Внешне Керлен производил впечатление хладнокровного, спокойного и собранного свидетеля, однако этот танец мы с ним уже исполняли прежде, и он не мог не гадать, что я припас для него на этот раз.
На Керлене был темно-синий пиджак строгого покроя с ярко-оранжевым галстуком. Детективы всегда стараются выглядеть наилучшим образом, когда выступают свидетелями. Потом я заметил еще кое-что. В волосах Керлена не было седины. Он приближался к шестидесяти – и ни одного седого волоса. Покрасился для телекамер.
Тщеславие. Интересно, смогу ли я как-нибудь использовать это, когда настанет моя очередь задавать ему вопросы?
Произнеся клятву, Керлен сел в свидетельское кресло и устроился поудобней. Ему предстояло провести в нем весь день, а возможно, и больше. Налив в стакан воды из графина, принесенного помощником секретаря, он сделал глоток и посмотрел на Фриман, давая понять, что готов.
– Доброе утро, детектив Керлен. Я бы хотела, чтобы вы для начала рассказали присяжным о себе и своем профессиональном опыте.
– С удовольствием, – сказал Керлен, тепло улыбаясь. – Мне пятьдесят шесть лет, я поступил на службу в полицейское управление Лос-Анджелеса двадцать четыре года назад, прослужив перед тем десять лет в морской пехоте. Последние девять лет работаю детективом в отделе убийств ван-нуйсского участка. До того три года работал в таком же отделе участка Футхилл.
– Сколько убийств вы расследовали?
– Нынешнее дело – шестьдесят первое в моем послужном списке. До того как начал заниматься убийствами, я расследовал другие виды преступлений – грабежи, кражи со взломом и угоны автомобилей.
Фриман стояла напротив свидетельского бокса. Перелистнув несколько страниц в блокноте, она приготовилась к допросу по существу.
– Детектив, давайте начнем с утра убийства Митчелла Бондуранта. Не могли бы вы провести нас через самые первые стадии дела?
«Нас». Умно: этим она словно бы давала понять, что жюри и обвинитель – одна команда. Я никогда не сомневался в способностях Фриман, а уж, допрашивая главного свидетеля, она мобилизует все свое искусство. Ей хорошо известно: сумей я сокрушить Керлена – все дело может рассыпаться.
– Я сидел за своим рабочим столом, когда в девять пятнадцать ко мне пришли детектив-лейтенант и моя напарница детектив Синтия Лонгстрет и сообщили, что совершено убийство на бульваре Вентура, в гараже головного офиса «Уэстленд нэшнл». Мы с детективом Лонгстрет немедленно выехали.
– Вы направились на место преступления?
– Да, без промедления. Мы прибыли туда в девять тридцать и взяли место под свой контроль.
– Что это означает?
– Ну, первоочередная задача в таких случаях – сохранить и собрать все улики, имеющиеся на месте преступления. Патрульные уже огородили его полицейской лентой и не допускали никого внутрь ограждения. Убедившись, что все необходимые меры приняты, мы приступили к исполнению своих обязанностей. Оставив свою напарницу надзирать за осмотром места преступления, я провел предварительный опрос свидетелей, которых патрульные уже собрали в отдельном месте.
– Детектив Лонгстрет обладает меньшим опытом, чем вы, если не ошибаюсь?
– Да, она работает вместе со мной в отделе расследования убийств три года.
– Почему вы поручили младшему партнеру своей команды такое важное дело, как надзор за осмотром места преступления?
– Я сделал это потому, что знал: все криминалисты и коронерский следователь, работавшие там, – бывалые сотрудники, обладающие многолетним опытом работы в своей области, так что Синтия могла на них положиться.
После этого Фриман задала Керлену серию вопросов о его беседах со свидетелями, собранными на месте, начав с Рики Санчес, которая обнаружила тело и позвонила в службу 911. Керлен чувствовал себя на свидетельском месте вольготно и отвечал едва ли не по-простецки. Мне даже пришло в голову слово «обаятельный».
Мне не нравилось это его обаяние, но приходилось ждать своего часа. Я знал, что этот час может наступить только в конце дня. А пока оставалось лишь надеяться, что до того момента присяжные не окончательно подпадут под чары Керлена.
Фриман была достаточно умна, чтобы понимать, что бесконечно владеть вниманием жюри, опираясь только на обаяние, невозможно, и в конце концов, перейдя от предварительных действий к сути, начала разворачивать дело против Лайзы Треммел.
– Детектив, вы можете вспомнить, в какой момент расследования всплыло имя Лайзы Треммел?
– Да, могу. Начальник службы безопасности банка пришел в гараж, чтобы встретиться со мной или моей напарницей. Я коротко поговорил с ним, а потом проследовал в его кабинет, где мы просмотрели записи камер наружного наблюдения, размещенных над въездом, над выездами и в лифтах.
– Дал ли вам этот просмотр какие-нибудь зацепки для расследования?
– Поначалу ничего. Я не увидел никого, у кого в руках было бы оружие или кто вел бы себя подозрительно до и после приблизительного времени смерти. Никто не выбегал из гаража. Разумеется, мы проверили все номерные знаки на машинах, но, повторяю, при первоначальном просмотре не обнаружили на видеозаписи ничего, что могло бы нам помочь, и, разумеется, сам акт убийства камерами зафиксирован не был. Это было еще одним обстоятельством, которое преступник, похоже, учел.
Я заявил протест против последнего замечания Керлена, и судья велел исключить его из стенограммы, проинструктировав жюри не принимать его во внимание.
– Детектив, – Фриман решила вернуть свидетеля ближе к делу, – вы хотели рассказать нам, когда имя Лайзы Треммел впервые всплыло в вашем расследовании.
– Да, конечно. Итак, мистер Модесто, начальник службы безопасности банка, также снабдил меня папкой, которую называл «тревожной». В ней содержался список имен, в том числе и имя подсудимой. Затем, вскоре после этого, мистер Модесто позвонил мне и сообщил, что одну из тех, кто был в списке, видели тем утром в непосредственной близости от банка – а именно Лайзу Треммел.
– То есть подсудимую. И таким образом вы впервые обратили особое внимание на фамилию Лайзы Треммел, правильно?
– Правильно.
– Как вы распорядились этой информацией, детектив?
– Я вернулся на место преступления и отправил свою напарницу поговорить со свидетельницей, которая видела Лайзу Треммел неподалеку от банка. Было важно удостовериться в ее словах и узнать подробности. После этого я начал просматривать «тревожную папку», подробно изучая угрожающие действия, которые предпринимались против банка.
– Вы смогли уже тогда сделать какие-то непосредственные выводы?
– Ранее, основываясь только на содержавшихся в папке сведениях о поименованных там лицах и их трениях с банком, я не мог выделить среди них кого-то, кто мог привлечь особое внимание следствия, хотя все они заслуживали пристального внимания. Но теперь Лайза Треммел оказалась в исключительном положении, поскольку я уже знал от мистера Модесто, что она предположительно была замечена в окрестностях банка сразу после убийства.
– Значит, в тот момент временная и пространственная близость Лайзы Треммел к месту убийства послужила для вас толчком к дальнейшему расследованию?
– Да, потому что близость может означать доступность. Из осмотра места преступления следовало, что кто-то ждал появления жертвы. У мистера Бондуранта было персональное место парковки с написанным на стене именем. Мы предположили, что убийца спрятался за колонной и ждал, когда мистер Бондурант запаркует машину. Похоже, первый удар был нанесен сзади, как только он вышел из автомобиля.
– Благодарю вас, детектив.
Прежде чем сосредоточиться непосредственно на Лайзе Треммел, Фриман провела своего свидетеля еще через несколько стадий осмотра места преступления.
– Ваша напарница вернулась в гараж, чтобы доложить вам о своей беседе с банковской служащей, которая утверждала, что видела Лайзу Треммел вблизи банка?
– Да, вернулась. Мы с ней убедились в том, что показания свидетельницы вполне надежны, после чего сочли необходимым немедленно побеседовать с Лайзой Треммел.
– Однако, детектив, у вас в разгаре был осмотр места преступления, и в «тревожной папке» содержалась куча имен других людей, которые также угрожали банку или его сотрудникам. Почему вы сочли необходимым встретиться с Лайзой Треммел столь срочно?
Керлен откинулся на спинку кресла и принял вид умудренного опытом и хитроумного ветерана.
