Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 197 (всего у книги 335 страниц)
1
Впервые встречаясь с родителями очередного маленького пациента, Пьетро Джербер с первого взгляда понимал, что им нужно. Он сразу узнавал страх, затаившийся в глубине глаз. За время работы детским психологом Джербер сталкивался с ним нередко. Их глаза говорили: раз уж они постучались в его дверь, значит никто другой не смог им помочь и он – их последняя надежда.
В роли «святого покровителя отчаявшихся» Джербер чувствовал себя как рыба в воде. Внимательно, не перебивая, выслушивал этих людей, и даже если с первых слов понимал, что ничем не сможет им помочь, позволял закончить рассказ. По опыту он знал, что они, помимо лечения для ребенка, ищут внимания и участия. Поэтому Джербер позволял им выговориться до конца, сколько бы времени это ни потребовало. И лишь затем сообщал, берется за дело или нет. В обоих случаях он терпеливо объяснял, как работает гипнотерапия и почему он считает, что от нее будет или не будет толк.
Обычные люди понятия не имели, в чем заключается его метод. Их довольно смутные представления основывались на случайных сведениях или распространенных мифах. Различные кривотолки создали вокруг гипноза мистическую, даже почти магическую ауру, что сильно усложняло работу психологов, специализирующихся в данной области, поэтому им приходилось сначала развеивать устоявшиеся заблуждения и только потом объяснять, какую помощь они в силах предложить.
Вдобавок Джербера знали во Флоренции как улестителя детей, или Баюна. Что, конечно, не способствовало укреплению его репутации как профессионала. Публика принимала его за своего рода чародея, если не колдуна. Именно поэтому выбранная схема общения представлялась ему наиболее правильной: сначала говорят родители, затем, подробно аргументируя, – он сам, чтобы не оставалось недоразумений. Ему ни разу не пришлось пожалеть о времени, потраченном на рассказы родителей. Ни разу.
До этого дождливого и сумрачного зимнего дня.
Была пятница, часы только что пробили одиннадцать. Джербер сидел в своем кабинете, в мансарде, неподалеку от площади Синьории. Он только что закончил сеанс гипноза. Шестилетнюю девочку преследовали панические атаки после того, как она потерялась в торговом центре. Проводив малышку в приемную, где ждала мать, он тепло попрощался с обеими и назначил следующий прием через неделю.
Вернувшись в кабинет, Джербер принялся за рутинную подготовку к будущему сеансу: переставил кресло-качалку, в котором гипнотизировал маленьких пациентов с помощью электронного метронома, открыл окно, чтобы проветрить комнату. Ополаскивая в раковине чашки, из которых они с предыдущей пациенткой пили липовый чай, Джербер размышлял о предстоящем сеансе с двенадцатилетним мальчиком, страдающим от несильных фобий, мешавших ему жить столь же беззаботно, как его сверстники. Остаток дня, как ожидалось, был полностью свободен.
Неплохо бы заглянуть в писчебумажный магазин «Баккани», открытый в палаццо Бартолини-Селимбени еще в конце девятнадцатого столетия. Там Джербер покупал записные книжки (из амальфитанской бумаги, в черных кожаных переплетах) для заметок во время сеансов. У него скопились сотни таких блокнотов. Все они, совершенно идентичные с виду, в безукоризненном порядке выстроились в его личном архиве – на полках шкафа шестнадцатого века.
Магазин «Баккани» был идеальным местом, чтобы развеять угрюмую пятничную тоску. Пьетро испытывал особенное влечение к шариковым и перьевым ручкам, стопкам бумаги, скоросшивателям, конвертам, металлическим скрепкам, штемпелям, ластикам, карандашам, точилкам, дыроколам, степлерам, фломастерам и разноцветным маркерам. Среди канцелярских принадлежностей он тешил себя иллюзией, что хаос можно преобразовать в гармонический порядок.
Вытирая чашки кухонным полотенцем, он предвкушал минуту, когда окажется среди всех этих простых вещей, еще пахнущих фабрикой. Из открытого окна кабинета доносился шум проливного дождя. Внезапно Джербера охватило странное болезненное предчувствие. Предчувствие надвигающейся беды. И ощущение дискомфорта, словно от ледяного сквозняка.
Смута в душе миновала так же быстро, как накатила, оставив после себя пустоту и растерянность. Джербер отмахнулся от дурных мыслей и вернулся к насущным делам: следовало разжечь камин, чтобы прогреть кабинет после проветривания. С этим благим намерением он вышел из уборной и не сразу заметил двух человек в мокрых темных плащах, с которых на ковер капала вода.
2
Доктор Джербер застыл как вкопанный. Незваные гости тоже, видимо, смутились. Он их видел впервые, этого аристократичного мужчину и сдержанно-элегантную блондинку, но по страху в глазах сразу опознал в них родителей. Молодые, красивые. Состоятельные, судя по ухоженному виду. Держатся за руки, на лицах застыла боль. Не было нужды спрашивать, зачем они пришли.
– Простите за вторжение, – с легким испанским акцентом проговорил мужчина. – Мы не хотели вот так вламываться, просто дверь была открыта, мы звали, но нам никто не ответил…
– Ничего страшного, – сказал Пьетро и закрыл ставни, подумав, что не услышал ничего из-за дождя.
Он никогда не запирал входную дверь. Маленькие пациенты и их сопровождающие сами заходили и ждали в приемной. На стене у двери кабинета имелась кнопка: нажимаешь – и внутри загорается красная лампочка. Так пришедшие давали знать о себе, не мешая текущему сеансу. Эти двое, похоже, просто не заметили кнопки. Впрочем, Джербер все равно не увидел бы горящую лампочку.
– Не припоминаю, чтобы вы записывались на прием, – продолжил он, надеясь, что это не прозвучит грубо.
Автоответчик на его рабочем телефоне предлагал звонящим оставить контакты для связи. На этот раз Джербер никаких сообщений не получал, это точно.
– Мы не записывались, – подтвердил мужчина. – Понимаете, нам нужно срочно с вами поговорить. Очень нужно.
– Время на исходе, – добавила женщина.
Джербера зацепили не столько сами слова, сколько тон, каким их произнесли. В нем ощущался надлом, нечто большее, чем обычная родительская тревога. Учитывая, как напряженно оба смотрели на него, доктор заключил, что перед ним люди, переживающие тяжелый кризис.
– Проходите, присаживайтесь. – Джербер указал на два стула.
Сам он расположился в своем имзовском палисандровом кресле, обитом черной кожей. Посетители уселись, продолжая держаться за руки, словно боялись потерять друг друга.
– Я ожидаю пациента, – предупредил Джербер, взглянув на часы. – Так что, увы, не могу уделить вам много времени.
– Нам хватит нескольких минут, – поспешно заверила женщина, испугавшись, что он назначит им прием на другой день.
Время на исходе.
– Меня зовут Иво Кравери, – представился мужчина. – Это моя жена Сусана.
– Мы пришли из-за нашего сына, Матиаса, – пояснила та.
– Нам посоветовали к вам обратиться…
Значит, все остальные умыли руки, подумал Джербер.
– Сколько лет Матиасу и почему вы думаете, что я сумею ему помочь?
– Девять, – ответил отец. – Он уже какое-то время страдает от расстройства сна.
Мужчина вопросительно посмотрел на жену, словно спрашивая, правильно ли он обозначил проблему. Та не возразила, но, судя по ее виду, за краткой формулировкой скрывалось нечто более серьезное. Эти двое явно осторожничали. Видимо, боялись, что, если сообщат все как есть, он откажется. Джербер решил на них не давить. Прежде чем приступить к решению задачи, он хотел побольше узнать о семье.
– Чем вы занимаетесь?
– Я вице-консул Уругвая, – ответил Иво Кравери.
– А я эксперт по антиквариату, работаю в «Сотбис», – сказала Сусана.
– Матиас ваш единственный сын?
– Да, – кивнула женщина.
Мужчина счел нужным пояснить:
– Членов дипкорпуса часто переводят из одной страны в другую, переезд с большой семьей – дело хлопотное.
Вероятно, мальчика берегли как зеницу ока: обычная плата за решение ограничиться одним ребенком. Что может быть чревато проблемами.
– Давно живете во Флоренции?
– Года два, – ответила Сусана. – С тех пор как родился Матиас, это уже пятый наш адрес.
– Сын появился на свет в Монреале, через несколько месяцев мы переехали в Братиславу. Потом в Афины, Андорру и, наконец, во Флоренцию, – принялся рассказывать Иво. – По моем выходе в отставку думаем обосноваться в Тоскане, мне предложили место в одном инвестиционном фонде.
– Мы купили старинную виллу в Пьян-де-Джуллари, ремонт еще не закончен, но мы уже туда переселились, – прибавила Сусана. – Хотим, чтобы она стала нашим первым настоящим домом.
На холмах вдоль дороги на Импрунету располагалось несколько знаменитых исторических особняков, в том числе Каппони, Джулларино и Джойелло, где умер Галилео Галилей. Там же стоял прекрасный монастырь Святого Матфея на Арчетри. Цены на недвижимость в том предместье были заоблачные.
– Устроиться здесь оказалось куда легче, чем мы думали, – продолжила женщина. – Матиас быстро привык к новой школе и завел кучу друзей.
Она произнесла фразу с ноткой сожаления, словно надежды семьи не вполне оправдались.
– Расскажите мне о Матиасе, – попросил Джербер. – Чем он интересуется?
– Он всегда был веселым и общительным мальчиком, – начал отец. – Занимался спортом, любил футбол, увлекался аэромоделированием и комиксами…
Иво говорил в прошедшем времени и с заметной горечью в голосе.
– Мы очень внимательно относились к его образованию и воспитанию, – добавила Сусана. – Установили четкие правила: никакого смартфона, никаких жестоких видеоигр. Проверяли, что он смотрел по телевизору и нет ли чего-нибудь неподходящего в комиксах.
– А теперь он не желает выходить из дома, – произнес отец расстроенно, словно все их усилия пропали втуне.
– И мне пришлось похоронить себя на вилле вместе с ним, – грустно улыбнулась мать.
При всей серьезности последних слов, оба родителя выглядели уже не так скованно. Похоже, настало время узнать о причине, заставившей их обратиться к психологу.
– Опишите подробно, что произошло с вашим сыном.
– Все началось самым обычным утром, – заговорила Сусана. – За завтраком Матиас рассказал нам свой сон. Тогда я не придала ему значения, обратила внимание только потому, что Матиас очень редко рассказывал о снах.
– Он казался таким беззаботным, – добавил отец. – Рассказывая, пил шоколадное молоко с тостом и джемом.
– Сон был простым, даже непонятно, что в нем особенного, почему Матиас решил о нем заговорить. Ему приснилось, что во дворе школы они с одноклассниками играли с радиоуправляемым самолетиком, который мы подарили ему на день рождения. Порыв ветра унес самолетик в кусты. Матиас пошел его искать, беспокоясь, не сломалась ли игрушка или, того хуже, не потерялась ли совсем, но нашел самолетик в зарослях ежевики целым и невредимым. Он попытался его вытащить и вдруг увидел, что над ним стоит женщина в темной одежде и с длинными черными волосами. Матиас с ней поздоровался, та не ответила. Тогда он взял самолетик и вернулся к товарищам, на чем сон и закончился.
Слушая этот рассказ, Джербер делал в уме пометки и пока не понимал, как сон мог спровоцировать расстройство.
– Мы выслушали и ничего не сказали, а Матиас сразу сменил тему. Казалось, ничего не произошло, – продолжил Иво. – И в течение того дня никто из нас больше не вспоминал про этот сон.
– Мы просто о нем забыли, – подтвердила Сусана. – До следующего утра.
– За завтраком Матиас обмолвился, что черноволосая женщина вернулась.
К удивлению Джербера, отец произнес последнюю фразу с какой-то мрачной экспрессией.
– Второй сон отличался от первого, – продолжил Иво. – В нем мы, все трое, оказались на пляже в Пириаполисе, куда обычно ездим, когда проводим лето в Уругвае. Матиас заметил незнакомку, потому что она единственная была в темной одежде.
– По его словам, эта женщина смотрела на нас. Вернее, на него. Поначалу сон меня встревожил. Помню, я поставила чашку с кофе на стол, потом подумала, что это всего лишь совпадение.
– На следующий день сын вновь рассказал нам нечто похожее. И на четвертый, и на пятый. – Голос Иво задрожал.
– С тех пор сны о незнакомке не прекращаются, – всхлипнула Сусана.
– Матиасу снится его обычная детская жизнь, – продолжал Иво. – Ну, знаете, поездка в кино, визит к стоматологу, уроки плавания, футбольный матч… И при этом в каждом сне появляется эта женщина.
– Не понимаю, – прервал их Джербер. – Она его пугает, как-то угрожает ему?
– Нет-нет, – подумав, ответил отец. – По словам Матиаса, она просто за ним наблюдает.
– Никогда даже не раскрывает рта, – подтвердила Сусана.
– В какой-то момент мы решили, что он просто издевается над нами. Я даже его отругал, – пробормотал отец, покачивая головой.
– Дети нередко ведут себя так, – подтвердил Джербер, кое-что знавший о том, что не одни только взрослые способны на жестокость. – Матиас может вас проверять, я бы так это назвал. Для него то, что вы ему верите, – доказательство любви. Ребенок не осознает чрезмерность подобных притязаний, но и вам не следует идти у него на поводу. – Пьетро пытался выражаться предельно ясно и говорить уверенно. – Прежде всего, бессознательное, диктующее нам сны, хаотично. Да, иногда видения повторяются, но они не повторяются в точности. Когда мы спим, мы отключаем разум и как бы перезагружаем его – это хорошо отработанный процесс. Сны же – всего лишь отходы, оставшиеся от этой перезагрузки. Вот почему большая часть происходящего во сне забывается и нам редко удается что-то рассказать на следующее утро. Даже если допустить, что ваш ребенок каждую ночь видит одно и то же, практически невероятно, что он запоминает все в точности.
Как казалось Джерберу, говорил он убедительно, однако развеять тревогу посетителей не смог.
– То же самое нам говорили ваши коллеги, – усмехнулся Иво, терпеливо выслушав объяснение.
– Все психологи и психиатры, к которым мы обращались, повторяли это в один голос, – подтвердила Сусана.
– Но вы продолжаете верить, что Матиас говорит правду? – поднял брови Джербер.
– Как долго ребенок может врать, по-вашему? – ответила Сусана вопросом на вопрос.
– А как долго длится эта история со снами? – спросил Джербер в некотором замешательстве.
– Уже почти год, – ответил отец.
Пьетро полагал, что речь о нескольких днях, от силы неделях. Его уверенность в собственной правоте поколебалась. Все оказалось серьезнее, чем он думал.
Время на исходе.
Теперь сказанное матерью Матиаса обрело смысл. Джербер понял, что навязчивое состояние ребенка могло перерасти в настоящий психоз.
– Не прошло и недели после первого сна, как Матиас очень изменился, – продолжила рассказ Сусана. – Сделался нервным, раздражительным. Постепенно он замкнулся в себе, впал в апатию, перестал улыбаться, играть с другими детьми, снизилась успеваемость… Он ко всему утратил интерес.
– Всякий раз, когда мы пытаемся поговорить с ним, грубит. Хотим подойти – он нас отталкивает.
– В общем, через месяц от веселого и живого мальчика не осталось и следа. Его как будто подменили, – заключила мать.
Джербер подумал: не мог ли Матиас принять свою фантазию за реальность? Зачастую дети настолько увлекаются выдумками, что не могут отличить правды от лжи. У него уже был случай с одной пациенткой, которая в пять лет выдумала желтое чудовище с рубиновыми глазами, якобы живущее в шкафу, потому что хотела спать вместе с родителями. В результате она фактически оживила странное существо, вызвала его из глубин своей психики и уже не могла от него отделаться. Даже повзрослев. Может быть, и для Матиаса наступили последствия, бо́льшие, чем замкнутость и временная смена настроения?
– Случилось еще кое-что, верно? – спросил Джербер, уверенный в собственной догадке. – Нечто, что побудило вас срочно прийти сюда.
– Матиас начал кричать во сне, – произнесла Сусана.
– Мы сразу бросились в его комнату, попытались как-то успокоить, но он продолжал кричать. Прошло немало времени, прежде чем он умолк.
– Теперь он плачет по вечерам, оттого что боится заснуть. Борется со сном, сопротивляется ему изо всех сил, пока усталость не берет свое… И каждую ночь кричит.
Джербера сразило бессильное отчаяние, прозвучавшее в словах женщины.
– Матиас по-прежнему видит во сне ту же самую черноволосую незнакомку?
Оба родителя кивнули, и Сусана сказала:
– Он прозвал ее Молчаливой Дамой. Она же никогда не разговаривает.
Молчаливая Дама, значит… Джербер почесал щеку. Когда ребенок дает своим страхам имена, его крайне сложно от них избавить. Для родителей, судя по всему, незнакомка обрела черты реального человека: так им проще ее ненавидеть. Они не в силах помешать ей беспокоить их сына. Даже не понимают, что она такое. Бестелесный враг, с которым невозможно сразиться, потому что он засел там, куда им вход заказан: в снах ребенка.
– Так вы сможете помочь Матиасу? Помочь нам всем? – спросила Сусана.
В ее голосе не было надежды, скорее желание получить честный ответ.
Какое-то время флорентийский Баюн размышлял. Вспомнилось ощущение, внезапно охватившее его перед визитом этой пары, когда он ополаскивал чашки. Эта холодная дрожь, едва ли не предчувствие… Джербер поднялся, отгоняя ненужные ассоциации. Иво и Сусана тоже встали.
– Полагаю, имеет смысл хотя бы попробовать.
Берясь за дело, Джербер осознавал, что тут, возможно, не все чисто. Нередко нарушения сна – лишь бессознательные отражения реальных травм, а следовательно, причины нужно искать в действительности. Он опасался, не стоит ли за рассказанным нечто иное.
– Уверены, что вам нечем больше со мной поделиться?
– Абсолютно, – решительно ответил Иво.
Джербер заметил, что Сусана на миг отвела глаза. Ничтожная заминка, вроде бы совершенно естественная, однако она означала, что эти двое рассказали ему не все.
3
– Я установил в спальне Матиаса камеру видеонаблюдения, – сказал Иво Кравери перед уходом. – Могу показать вам записи, как он просыпается с криком.
Немного поколебавшись, Джербер попросил прислать их по электронной почте. Ему показалось странным, что отец дошел до такого. Впрочем, чему тут удивляться: единственный ребенок, как обычно, страдает от гиперопеки. Наконец они ушли.
Работать со следующим пациентом оказалось неожиданно сложно. Мысли Джербера то и дело невольно возвращались к странной истории о девятилетнем мальчике и его загадочном повторяющемся сне. О черноволосой, одетой в темное женщине, приходящей к ребенку каждую ночь. О Молчаливой Даме.
К полудню непогода, казалось, даровала Флоренции передышку. Прием пациентов был окончен, впереди ждали длинные выходные, которые можно было посвятить чтению и хорошей музыке. Или сходить в кино, например. Вот только как прогнать иррациональный страх, понемногу завладевший им после встречи с четой Кравери? Пьетро казалось, что он ошибся, взявшись за это дело. Его не оставляло предчувствие, возникшее перед тем, как он обнаружил незваных гостей в своем кабинете. Тогда Джербер сравнил ощущение с порывом ледяного ветра. Теперь же оно напоминало ему нечто иное. Бесплотное нежеланное прикосновение.
Как жаль, что сегодня пятница! Субботы и воскресенья были для Джербера самыми длинными и пустыми днями. Ни семьи, ни приятелей, ни какой-нибудь подруги он не заводил, так как давно убедился, что не способен построить отношения вне круга своих маленьких пациентов и их родственников. Единственными людьми, привлекавшими его внимание, были незнакомцы, стучавшиеся в дверь кабинета с просьбой о помощи. Всем остальным ничего не доставалось.
Гипноз считается нетипичным терапевтическим процессом, в ходе которого возникает тонкая эмпатическая связь. Гипнотизер получает доступ к самым потаенным уголкам бессознательного, где прячутся темные инстинкты его пациентов, их постыдные пороки и противоестественные влечения, о которых сознание обычно понятия не имеет и иметь не должно. Дети не исключение. За годы работы Джербер узнал о множестве отвратительных вещей, гнездящихся в детских душах. И понял, что необходимое условие для такой деликатной работы – одиночество. В конце концов он с этим смирился.
Хотел бы он быть похожим на синьора Б., своего отца, первого и настоящего флорентийского улестителя и Баюна, настолько искусно скрывавшего переживания, связанные с профессией психолога, что казался окружающим милым балагуром. Пьетро же, перевалив за сорок, превратился в угрюмого нелюдима. Недавно он нашел для себя точное определение: бирюк.
Передавая эстафетную палочку, отец недостаточно подготовил Пьетро к будущему. Так, пока синьор Б. обучал сына азам древнего и неоднозначного искусства, он умолчал об одной неприятной детали: у детей есть секреты, до которых взрослым лучше не докапываться.
За добродушной улыбкой синьора Б., непревзойденного маэстро щекотки и смешных гримас, чьи карманы вечно были набиты мелкими игрушками и леденцами, скрывалось мрачное знание. Нечто такое, о чем сам Пьетро начал догадываться много позже, когда отца, увы, уже не было рядом.
В детских душах есть место, похожее на луна-парк с вечным Рождеством. Там царит безграничное пронзительное счастье, от которого не скрыться. Там сказки становятся былью, но вас не покидает ощущение, что все это – ширма. Что из-за праздничной мишуры за вами наблюдают чьи-то злые, холодные глаза, а сквозь сладостный аромат невинности пробивается отвратительный запашок. Это место не желает тебя отпускать, стремится окончательно завладеть тобой.
«Детское безумие, – говаривал синьор Б., – это порог иного мира». В психике ребенка всегда есть ведущая туда дверца, которая закрывается по мере взросления. Взрослые не знают дороги в этот мир, они просто о нем забыли. Гипнотизер, исследующий эту terra incognita, рискует остаться там навсегда, когда дверца захлопнется. Если не будешь осторожен, навсегда увязнешь в детском разуме.
День уже клонился к вечеру, а Пьетро все тянул с проверкой электронной почты, на которую должна была прийти видеозапись. Домой он вернулся в восьмом часу. Его встретило молчание просторной, рассчитанной на большую семью квартиры в бельэтаже старинного здания в центре города. Слишком много комнат для одинокого человека. Джерберу давно казалось, что он здесь лишний: как помеха, нарушающая покой дома.
Он кинул мокрый поношенный плащ «Бёрберри» на стул в прихожей.
В старинных флорентийских домах обитают призраки предыдущих жильцов, и дом Джерберов не был исключением. Пьетро нравилось жить бок о бок с привидениями. Он еще ни разу не замечал их присутствия, однако притворялся, будто замечает, чтобы не чувствовать себя одиноким.
– Добрый вечер, – шепнул он тишине, как делал всегда, возвращаясь домой.
Тишина, по обыкновению, не ответила. Он вступил в полутьму. «Кларксы» оставили влажные следы на терракотовых плитках пола. В доме было холодно: включать отопление ради себя одного казалось расточительством. Из трехсот квадратных метров он занимал, по существу, две комнаты – гостиную и смежную с ней кухню. Хватало электрического обогревателя, а спать он привык на диване.
Пьетро открыл холодильник, проверяя, что там осталось. Не так уж много.
– Все равно спасибо, – сказал он полупустым полкам.
Ему бы хотелось, чтобы призраки, с которыми он разговаривал, как и положено несчастному безумцу, хоть раз проявили себя, преподнеся материальные дары. Например, наполнили бы холодильник. Но нет. То ли никаких призраков здесь не было, то ли Джербер им не нравился.
Он поскреб заросший щетиной подбородок. М-да, приличного ужина ему не светило. Захлопнул дверцу, вздохнул. Идти никуда не хотелось. Подумать бы об этом раньше, но, как говорится, из головы вон. После работы он отправился прямиком в «Баккани», надеясь поднять себе настроение. Увы, на сей раз канцелярские принадлежности не произвели должного эффекта.
Пьетро не купил даже блокнота из амальфитанской бумаги в черном кожаном переплете и, вместо того чтобы сразу пойти домой, несколько часов слонялся под проливным дождем, засунув руки в карманы плаща и нахлобучив бесформенную шляпу на давно не стриженную голову.
Так он очутился перед Национальной библиотекой, в нескольких шагах от базилики Санта-Кроче. Джербер нырнул в недра величественного здания под предлогом спасения от непогоды, хотя на самом деле его беспокоило иное. Уселся за стол в окружении немногих стойких любителей Знания. При мягком, уютном свете настольной лампы и под успокоительный шелест дождя, таявший в гулком читальном зале, он перелистал медицинский трактат тысяча девятьсот шестого года издания, повествовавший о «детской сонной лихорадке». В книге, в частности, описывались довольно редкие случаи ночных галлюцинаций, поражающих детей младше десяти лет. Кое-какие напоминали историю Матиаса, но нигде не говорилось о настолько навязчивом сне.
Наконец Джербер вернулся домой, сделав все, чтобы проверить электронную почту как можно позже. И сейчас, под защитой родных пенатов, он продолжал оттягивать неизбежное.
Время на исходе.
Пьетро упорно повторял себе, что родители мальчика были с ним не до конца откровенны, что настолько точно и так долго повторяющийся сон – совершенно невероятный феномен и что ребенок наверняка врет. А если это не ложь, то что? Разумных ответов не было, и он изо всех сил гнал от себя вопросы.
Позвонил в ресторанчик на углу и заказал на дом порцию супа. Перелил варево из металлического судка в миску и, одарив официанта щедрыми чаевыми, поужинал в темноватой кухне, присовокупив к еде хороший стакан «Болгери». Горячий и вкусный суп несколько умиротворил его мятущуюся душу.
Затем Пьетро вернулся в гостиную. Включил оба торшера у дивана, прошел мимо стойки с телевизором и видеомагнитофоном к стеллажу с коллекцией кассет. Все записи были сделаны с телевизора, их практически невозможно было найти в продаже, разве что заказать напрокат. Эти фильмы когда-то поздними вечерами показывали мелкие частные канальчики. На записях сохранились рекламные вставки, тоже своего рода развлечение. Пьетро никогда их не пропускал. Он был не прочь пересмотреть старую рекламу, чтобы понять, насколько изменился мир.
Он еще раздумывал перед полками, когда в комнате громко заиграла веселая музыка. Пьетро вздрогнул и резко обернулся. Телевизор включился сам по себе: на экране мелькали кадры из рекламы моющего средства в сопровождении прилипчивой мелодии.
Ничего не понимая, поискал глазами пульт. Тот лежал на своем месте, на подлокотнике дивана. Пьетро потянулся рукой к пульту, собираясь выключить телевизор, когда изображение сместилось, словно искаженное помехами. В центре экрана появилась белая полоса, а из динамиков теперь доносился странный шум, ничем не напоминавший обычное потрескивание электромагнитных помех.
Джерберу сделалось любопытно. Он немного увеличил громкость, но различить по-прежнему ничего не удавалось. Выкрутил громкость на максимум.
Звук напоминал гул роя насекомых. Пчел, мух, шершней или жуков.
Словно их заперли в телевизоре и они безуспешно пытаются выбраться на свободу. Ощущение было не из приятных. Пьетро хотел выключить телевизор, но не мог пошевелить пальцем, словно парализованный. Жужжащие насекомые заполнили комнату, окружили его, затмили свет торшеров.
Спустя какое-то время он нашел в себе силы поднять пульт и направить на телевизор, но тут помехи прекратились сами собой, и на экране появилась радостная физиономия популярного телеведущего. Чувствуя отчаянное и, очевидно, беспричинное сердцебиение, Пьетро Джербер выключил чертов телевизор. Нужно было срочно выкинуть из головы этот нелепый случай, и просмотр очередного старого фильма тут ничем помочь не мог.
Отложив пульт, Пьетро отправился на поиски айпада. Найдя последний под стопкой книг, он уселся на диван, положил планшет на колени и открыл электронную почту. Последнее сообщение оказалось от Иво Кравери. К письму был прикреплен видеофайл.





