Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

18

Он без толку кружил по дорогам, а свинцовое небо неумолимо смыкалось над головой. День медленно угасал. Пьетро искал в очертаниях далекого городка на холме ориентиры, обнаруженные на картине. Все было напрасно. Время от времени он останавливался, щурясь, всматривался в фотографию акварели на экране мобильника, наносил очередную метку на карту, купленную на заправке, и ехал дальше. Задача оказалась сложнее, чем ему представлялось. Еще раз увидев все тот же вековой дуб, Пьетро понял, что пошел на второй круг. Похоже, он сбился с пути.

Остановившись прямо на дороге, Джербер вздохнул, не понимая, где ошибся. Раздраженно скомкал злополучную карту, швырнул на заднее сиденье и увидел позади дуба левый поворот на грунтовку. В прошлый раз он проехал мимо, не заметив ее за зарослями. Свернул туда. Узкая ухабистая дорога петляла в буковом лесу, ехать приходилось осторожно. То и дело попадались щиты, предупреждавшие о присутствии кабанов. Судя по обилию предупреждений, последних тут была тьма.

Дорога вывела в узкую долину, уже подернутую вечерними тенями, и поползла вверх по холму. Пьетро остановился, чтобы в очередной раз сверить вид на городок с фотографией. Ясности это не прибавило, но делать было нечего, и он поехал дальше. Примерно через километр показался полуразрушенный дом с покатой крышей, окруженный деревьями, которые когда-то могли быть фруктовым садом. Чем ближе он подъезжал, тем очевиднее становилось, что место заброшено. Здесь не жили уже много-много лет.

Остановившись у развалин, Пьетро вышел из машины. То самое место, он его сразу узнал. Гряда холмов. Солнце почти скрылось за горизонтом, и городок Барга парил над округой. Почти точь-в-точь как на акварели. Пьетро стоял там, где когда-то работал неведомый художник. Значит, и дом тот же самый.

Вспыхнувший было энтузиазм быстро угас. Как оказалось, исследовать тут, по сути, нечего. Черепичная крыша провалилась, часть стен обрушилась, развалины заросли высокими и густыми кустами. Пробраться внутрь возможности не было. Однако обнаружился и плюс: Джербер заметил старую шелковицу, пусть и голую, как бывает зимой.

Если верить сну Матиаса, дерево могло быть подсказкой. Именно рядом с шелковицей зарыли мешок с расчлененным телом Таракана. Он прошел к дереву сквозь колючий сухой бурьян. Когда-то здесь зеленела помидорная грядка, разоренная, чтобы вырыть могилу. Землю вокруг истоптали кабаны.

Пьетро поковырял дерн носком ботинка. И что теперь делать? Копать? Даже будь у него с собой лопата, одному такую площадь не перерыть. «Я зря теряю время», – пришла ему в голову вполне разумная мысль. Наступала ночь, торчать тут дольше совсем не хотелось. Однако он должен был найти ответ.

В багажнике до сих пор лежал бинокль синьора Б. Отец всегда брал его с собой, отправляясь на прогулку по сельской местности; а еще трость, корзинку для грибов, швейцарский нож, фонарик и фляжку. Пьетро сходил за биноклем. Сквозь сгустившиеся сумерки ему удалось разглядеть холм невдалеке от дома. Идеальный вариант для того, что он задумал. Если, конечно, это сработает.

19

Спустившись с холма и выехав с грунтовки на шоссе, Пьетро при первой возможности свернул к Барге. На окраине городка нашел крохотное почтовое отделение, там с мобильного позвонил Иво Кравери и отменил назначенный на вечер сеанс гипноза. На вопрос о причине отговорился некими «личными делами».

Другой заранее намеченный звонок Пьетро сделал тут же, из телефонной будки. Довольный собой, он поехал назад, миновал поворот на грунтовку и загнал «дефендер» за кусты у подножия отмеченного на карте холма. После чего заглушил мотор, забрался с биноклем в руках на каменистую вершину и принялся ждать.

Миновало восемь вечера. Перед ним как на ладони виднелись полуразрушенный дом, сад и старая шелковица. Время от времени он рассматривал их в бинокль. Примерно через час на выезде из леса замелькал проблесковый маячок машины карабинеров. Они не слишком торопились.

Служители закона не могли, конечно, проигнорировать анонимный звонок, – в частности, если в нем сообщалось о трупе, – но особых надежд на них Джербер не возлагал. Карабинеры вышли из машины, с ними выскочила собака. Ага, значит, это не обычные патрульные, а специальная кинологическая группа. Овчарку спустили с поводка. Двое агентов засветили мощные фонари и двинулись за ней, неуклонно приближаясь к шелковице. Лучи света метались по зарослям, временами сходясь в наиболее подозрительных местах.

Скорчившись в своем импровизированном укрытии, Пьетро предвкушал жуткую находку. Почему-то он был в ней совершенно убежден. А сам в случае чего мог в любой момент ретироваться. Внедорожник ждал в кустах. Вот четвероногий сыщик нервно закружил на одном месте, уткнувшись носом в землю. Один карабинер взял собаку на поводок, второй вернулся к машине и заговорил по рации: вернее всего, вызвал подкрепление. Они что-то нашли! Скоро начнут копать.

Прошел еще час, прежде чем к заброшенному дому подкатили несколько патрульных машин и бригада землекопов. Последние запустили небольшой экскаватор, привезенный на прицепе, и принялись при свете фар осторожно снимать верхнюю часть почвы.

Если там действительно был закопан труп, подумал Джербер, теперь от него остались лишь кости да обрывки гнилых тряпок. Хватит ли этого для установления личности убитого? Между тем экскаватор отъехал в сторону, и раскопки без особого успеха продолжались с помощью лопат. Не могла же собака ошибиться! Прошло еще немало времени, прежде чем земля наконец отдала добычу.

Ею оказалась одинокая туфля. Пьетро до боли в глазах вглядывался в окуляры, но разглядеть находку подробно не удалось. Выглядела эта вещь донельзя жалко, но можно было не сомневаться, что это брат-близнец мокасина из пустой квартиры. Ясности не прибавилось, а цепочка совпадений все удлинялась. Это пугало. Настроение безнадежно испортилось.

Внизу, у дома, атмосфера, напротив, разрядилась. Карабинеры громко переговаривались с рабочими, некоторые смеялись, решив, вероятно, что анонимный звонок был идиотской шуткой, а собаку обманул запах гнилого башмака. Разворотив и вытоптав добрую половину заброшенного сада, они сворачивались, собираясь уезжать. Старый мокасин для них ничего не значил, тогда как для Пьетро он был почти неопровержимой уликой. Но чего?

Куда подевался мешок с останками Таракана? Может, и не было никакого мешка? Найденная туфля доказывает убийство или… Или Пьетро сам себя накрутил, попавшись на удочку снов девятилетнего фантазера? Отсутствие человеческих останков недвусмысленно указывало на последнее. А туфля… это всего лишь дурацкая туфля.

В замешательстве, чувствуя себя идиотом, Пьетро кое-как спустился к внедорожнику, намереваясь по-быстрому убраться, по возможности не включая фар. Он открыл дверцу, полез внутрь и застыл, словно парализованный, не успев оторвать одну ногу от земли. Рядом в кустах кто-то прятался. Пьетро отчетливо слышал сопение и возню.

Он постарался взять себя в руки и взглянуть туда, откуда доносились звуки. Остро чувствуя, что на него тоже смотрят. В гуще кустов вновь завозились. Пьетро все пытался что-нибудь разглядеть. Сердце бешено колотилось, воздуха не хватало. Ощущение опасности физически сдавливало грудь. Враг показался, и Джербер понял сразу две вещи: во-первых, что надо удирать, не теряя ни секунды, во-вторых – куда подевался труп Таракана.

20

В половине пятого утра он резко затормозил у виллы Кравери. Позвонил у ворот и принялся ждать, пока ему откроют. После наблюдения за раскопками в окрестностях Барги, неожиданной встречи в кустах и поспешного отъезда он был изрядно на взводе.

Здоровенный зверь, полезший на него с угрожающим хрюканьем, навел Пьетро на мысль, что́ могло случиться с останками Таракана. Тамошние буковые леса кишмя кишели дикими свиньями. Собственно, он сам видел множество отпечатков их копыт в заброшенном саду. Ничего удивительного, что звери, учуяв запах, разрыли могилу и устроили пиршество, уничтожив все следы, кроме туфли.

Пьетро не особенно задавался вопросом, почему из всех возможных останков сохранился лишь близнец мокасина, найденного им в ванной опустевшей квартиры. Тут он был готов поверить в случайное совпадение. Ему просто не терпелось получить от Матиаса очередной кусочек головоломки о Молчаливой Даме. Настолько, что не было сил ждать следующего вечера. И он заявился на виллу в неурочный час, свято уверенный в своей правоте.

Старинный пригород тонул в предутреннем тумане, светом уличных фонарей превращенном в таинственную серебристую пелену. Громада затянутого строительными лесами дома в конце кипарисовой аллеи казалась миражом, а боковая башня – погасшим маяком над колышущимся морем белизны.

Его внимание привлекли леса, стоящая там и сям техника, инструменты и стройматериалы, сложенные перед домом. В прошлый раз он не заметил, что брезент кое-где порван, бетономешалка и компрессор порядочно заржавели, как и кирки с лопатами, куча песка размыта дождями, кирпичи разбросаны… Тогда, приехав поздно вечером, Пьетро не обратил внимания на детали, но теперь у него сложилось впечатление, что работы давно уже не ведутся.

Он отстраненно раздумывал над этим, когда в конце аллеи показался Иво Кравери. Вице-консул Уругвая был в плаще поверх пижамы и резиновых сапогах.

– Кто там? – еще издали крикнул мужчина.

Иво не производил впечатление человека, внезапно поднятого с постели, – он выглядел так, словно всю ночь не смыкал глаз. Джербер вплотную подошел к решетке:

– Извините, что врываюсь в такой час…

– После того как вечером мы сказали Матиасу, что поездка к вам отменяется, он категорически отказался спать, – хмуро сообщил Иво, бренча связкой ключей у замочной скважины. – С чего это вы вдруг передумали?

– Сообразил, что так и случится, и приехал, как только смог, – соврал Пьетро.

Вошли в дом. Сусана ждала у подножия лестницы, словно охраняя вход на второй этаж.

– Вы обязаны объяснить, что происходит с нашим сыном! – жестко потребовала она.

– Ничего нового, синьора. Но, как я понял, нам не следует прерывать терапию даже на одну ночь, – принялся оправдываться Джербер, надеясь, что они поверили в мифические «личные дела».

– Благодаря вам Матиас стал спокойнее, но хватило отмены одного-единственного сеанса, чтобы он снова разнервничался.

– И тут вы заявляетесь посреди ночи без звонка, – добавил Иво. – Что прикажете думать?

Джербер смутился. Их реакция вполне естественна. Положим, не его дело решать, что они должны знать, а что нет. Но скажи он им, что Молчаливая Дама – реальный человек, они бы вконец переполошились и все испортили.

Разговаривая, он косился на мутную пленку, разделявшую дом на две половины. Часть дома закончена, часть разворочена. С одной стороны – изысканная обстановка, с другой – строительные работы. Зыбкость их бытия усиливала ощущение, что они рассказали ему не все.

– Я взялся за ваше дело и твердо намерен довести его до конца, – попытался он укрепить доверие четы Кравери. – Помните, Сусана, что́ вы сами сказали в прошлую пятницу, когда обратились ко мне за помощью? Время на исходе.

Она переглянулась с мужем, а потом уже мягче проговорила:

– Ну хорошо. Идите, Матиас вас ждет.

Пьетро поднялся в комнату мальчика. Тот сидел в кровати, привалившись спиной к стене. В руках он держал какую-то портативную видеоигру, однако то и дело клевал носом; глаза были красные от недосыпа. Рядом на одеяле лежал камушек-талисман.

– Доктор Джербер! – радостно воскликнул Матиас.

– Я малость опоздал, извини меня, пожалуйста, – сказал Пьетро шутливым тоном, снимая плащ и кладя его на стол.

– Вы приехали помочь мне заснуть? – доверчиво спросил мальчик, откладывая в сторону игрушку.

– Ну конечно, – кивнул Пьетро, вытаскивая из кармана метроном.

Нетерпение гипнотизера переросло едва ли не в нервное возбуждение. Перед новой встречей с Молчаливой Дамой он не хотел терять ни минуты. О чем только что сказал Сусане.

Мальчик послушно исполнил приказ укрыться, лечь поудобнее и закрыть глаза. Пьетро поставил стул напротив кровати, сел. Маленький пациент заснул почти мгновенно, а вскоре вошел в фазу быстрого сна. Пальцы ребенка разжались, камешек выпал на одеяло. Включенный метроном стучал в медленном, успокаивающем ритме, на который должен был настроиться мозг ребенка.

– Я хочу, чтобы ты вернулся в ту квартиру, – сказал Джербер.

– Сейчас вечер, Молчаливая Дама сидит за столом в кухне и пишет в тетради, – описал мальчик уже привычную сцену.

– Подойди и прочитай, что она пишет.

Через некоторое время Матиас произнес:

– Что Огромный Таракан не умер.

21

Сначала Молчаливая Дама была Молчаливой Девочкой. С той самой грозовой ночи, когда, произнеся слово «туфля», она замолчала навсегда.

Мама пытается заставить ее заговорить, дочка старается изо всех сил и не может. Слова не выходят из нее, будто в горле невидимая пробка. Всякий раз, когда она пытается что-то сказать, слова налетают на преграду и разбиваются вдребезги, превращаясь в нечленораздельные звуки, как будто их издает неведомая зверушка, вроде кошки с птичьими крыльями, крысиным хвостом и утиным клювом.

Немотой дело не кончилось. Вроде бы все как прежде, словно ничего и не случилось, но на деле не так. Многое изменилось, начиная с мелочей. Девочка больше не выходит в сад, только смотрит из окна. Вновь посаженные помидоры сгнили на корню, пришлось их выполоть. По ночам из сада слышатся топот и шуршание, словно кто-то там бродит. Девочка думает, что это Таракан выкарабкался из могилы и теперь ищет, как бы проникнуть в дом. Потом она вспоминает, что мама распилила его на куски. Может, из-под земли вылезла только его рука? Пальцы цепляются за траву, и она ползет, ползет, как паук, начинает царапать ногтями дверь… Хочет, чтобы ей открыли, хочет еще раз погладить девочку по щеке.

Мама теперь всегда улыбается, даже в одиночестве. Девочка, стоя за ее спиной, видит улыбку по натянутой коже на шее. Та застыла на мамином лице. Как-то вечером мама чистила морковь и сильно порезалась, но вместо гримасы боли на лице отразилась все та же улыбка. Мама стала похожа на вечно счастливую куклу. Девочка не знает, что это значит. А еще они больше не делают лимонад и не пользуются морозилкой.

На исходе лета мама начинает кашлять. Совсем немножко, словно в горле чуть-чуть першит. Постепенно кашель усиливается, делается грудным. И вот уже она кашляет почти непрерывно, даже ночью. Сгибается пополам от приступов. У нее болят ребра, а на спине большой синяк. Лежа в кровати, мама все время ворочается, пытаясь устроиться так, чтобы не испытывать боли. Она вся измучилась. Девочка не решается спросить, что с ней такое, но на самом деле она и сама знает. Это наказание за то, что мама приникла ко рту мертвого Таракана и забрала его последнее дыхание.

Наступает осень, а с ней холода. Кашель иссушил женщину. Она так исхудала, что вот-вот переломится, будто тростинка, и почти не встает с постели. Девочка хочет вызвать врача, но мама не разрешает.

Вечер. Поднялся сильный ветер. Ставни хлопают, деревья в саду шумят и скрипят. Мама зовет дочку в постель, укладывает рядом с собой. Она должна сказать ей что-то важное. Что-то очень страшное. Говорит, что Огромный Таракан не умер. Рано или поздно он вернется и будет возвращаться снова и снова.

Ничего подобного девочка не ожидала. Как так? Это же ужасно! Мама велит быть очень осторожной, потому что скоро ее, мамы, не станет и она не сможет больше защищать дочку, той придется самой позаботиться о себе. Девочка очень расстроена. Вернувшись в свою комнату, она всю ночь не смыкает глаз. Ветер все неистовствует, кружит мысли в голове, точно палые листья. На рассвете девочка засыпает.

Когда она просыпается, ветра нет и мама больше не кашляет. Ветер унес мамину душу. Девочка плачет не переставая, никак не может успокоиться. Плачет беззвучно. Сначала она пыталась разбудить маму, а теперь просто сидит у постели. Запах уже не особенно мешает, а вскоре она вовсе перестает его чувствовать. Сначала мама лежит белая и холодная. Постепенно ее лицо раздувается, лиловеет. Девочке не хватило храбрости закрыть ей глаза, теперь они вылезают из орбит. Глаза – единственное, что не изменилось. Добрые карие глаза самой красивой мамы на свете.

Наконец кто-то замечает, что девочка не ходит в школу. Приезжают узнать, все ли у них хорошо. Прошло уже три недели, и все совсем, совсем не хорошо. Люди, нашедшие девочку рядом с телом матери, заваливают ее вопросами. Она слышит, что они говорят, но ответить не может. Они думают, что девочка онемела, когда мать умерла у нее на глазах. Они ничего не знают про Огромного Таракана и про то, что он лежит в саду под бывшей помидорной грядкой. А вдруг он правда не умер? «Он вернется».

Девочке говорят, что ей нельзя больше жить в этом доме, и увозят против ее воли. Теперь она живет в приюте вместе с другими сиротами. За ними приглядывают монахини. Девочка не говорит и поэтому не может ни с кем подружиться. Она всегда одна, ей хочется целыми днями лежать в кровати и спать.

Ей не нравится в приюте. Сестры вроде бы не злые, только заставляют молиться и наказывают, если она не делает, что велено. А вот дети очень злые. Они украли все ее вещи, и теперь у девочки ничего нет. Они издеваются над ней, пугают, что перережут горло или выбьют зубы. Она то и дело получает от кого-нибудь подзатыльник или пинок под зад, но даже не оборачивается посмотреть, кто ее ударил. А они хихикают и шипят, приложив палец к губам: «Ш-ш! Ш-ш! Молчи, девчонка!» Знают, что она не пожалуется монахиням.

В приют приходит священник служить мессу. Он старый, вечно простуженный. Всякий раз он говорит кому-то из детей, чтобы тот исполнял роль служки. Мальчик или девочка – ему без разницы, главное, чтобы знали, как налить вино и воду в чашу и когда нужно позвонить в колокол, чтобы паства преклонила колени. В тот день священник выбирает девочку. После мессы он приказывает ей идти за ним в ризницу, а там – сесть к нему на колени. Девочка не хочет, однако не знает, что делать.

Он трогает ее лицо. У него потные ладони. Девочке становится очень страшно. Священник пытается приласкать ее, и тогда она его узнает. Никакой это не священник, это Таракан. Точно такое же прикосновение. Мама была права. Таракан вернулся, просто теперь он старше и лицо другое. Его нежности ей совсем не нравятся. Противно, что, трогая ее, он бормочет об Иисусе и святых. А еще шмыгает носом и часто отхаркивается.

Перед смертью мама сказала девочке, что ей придется самой себя защищать, только не сказала как. Хорошо бы подсыпать яда ему в воду или вино, да где его взять? Приходится терпеть. От тараканьих поцелуев ее бросает в дрожь. И он заразил ее своей простудой.

Простуда долго не проходит, а затем перерастает в воспаление легких. Девочку отвозят в больницу. Там получше – ни священника Таракана, ни злых детей и строгих монахинь, которым нет до нее дела. Но ей все равно очень плохо. Девочка молча молит Бога о смерти. Тогда она сможет встретиться с мамой. Ведь та, в отличие от Таракана, не вернулась.

Понемногу она выздоравливает. Ей говорят, что в приют она больше не вернется. Ее ждет новая семья. Настоящая семья, с мамой, папой, сестричкой и братиком. Девочка ничего не понимает. Если у них уже есть дети, зачем им она? Ее привозят в новый дом, и все совсем не так, как она ожидала. Квартирка маленькая, тесная для пяти человек.

У девочки нет своей комнаты, она спит на раскладном диване в гостиной. По вечерам приходится долго дожидаться, пока не выключат телевизор. Еды ей дают мало и не такую, какую едят сами. Новая мама говорит, что у девочки аллергия, поэтому она не может есть то же, что и они. Раньше она знать не знала ни про какую аллергию. Ее кормят пустым рисом и макаронами без сыра с капелькой противного кетчупа. Мяса и сладостей ей тоже нельзя. Мыться можно раз в месяц, а одеваться – в старую сестрину одежду, которая девочке велика. Еще ей выдают чью-то истертую зубную щетку.

Она замечает, что не нравится брату и сестре. Наверное, потому, что молчит. Эти хотя бы не дерутся, как приютские, но она слышит, как сестра говорит брату, что с удовольствием скинула бы ее с балкона или столкнула с лестницы, если бы родителям за нее не платили.

Как-то вечером все отправляются спать, в гостиной перед телевизором остается только новый папа. Свет потушен, девочка тихо сидит в уголке и ждет, когда он тоже уйдет. Вместо этого он подзывает ее к себе и велит не шуметь, чтобы не разбудить остальных. Папа улыбается и говорит, что очень-очень ее любит. Спрашивает: любит ли она его? Девочка не знает. Впрочем, ее ответ папу не волнует. Он уже все решил. Они обязаны любить друг друга. Когда он принимается поглаживать ее, девочка чувствует на коже колючие тараканьи лапки. Она думала, что Таракан – это священник, а оказывается, он еще раз сменил обличье.

Теперь девочка понимает, почему мама говорила, что Таракан будет возвращаться вновь и вновь. Ведь тараканы – насекомые, которые часто линяют, меняя лапки и хитиновый панцирь. Так они обманывают своих жертв. В саду под шелковицей лежит только старая пустая оболочка. Ядом их не проймешь, они, скорее всего, бессмертны. Девочка не может никому пожаловаться, и папа Таракан ласкает ее каждый вечер, пока остальные спят.

В дом приходит полиция. Папу арестовывают, потому что он смошенничал и украл у кого-то деньги. Его уводят, мама и сестра плачут, а брат кроет полицейских на чем свет стоит. Следом приходит социальный работник и велит девочке собираться. Это больше не ее семья, ей найдут новую. Таких новых семей будет еще много. Пребывание в них длится несколько месяцев, после чего опять появляется социальный работник и уводит девочку. Нередко в этих семьях ее поджидает Таракан.

Он часто меняет облик, но не привычки. Она быстро научилась его узнавать. Иногда это папа, иногда учитель, сосед, дядя или брат. Таракан всегда пользуется тем, что девочка не может говорить. А даже если бы и могла, она не знает, какими словами описать то, что происходит. Девочка замечает, что она тоже меняется. Ее тело преображается, словно она тоже меняет панцирь, и она все сильнее привлекает Тараканов. Ей хочется убежать, но она не знает куда. Кроме того, она уверена, что Таракан везде ее найдет.

Когда девочке исполняется шестнадцать, социальный работник ей говорит, что ее настоящая мама похоронена на старом кладбище в городке, где они жили прежде. Она думает, что хорошо бы туда поехать, просто поздороваться и посмотреть, в красивом ли месте положили маму. Пусть бы рядом росло большое дерево, оно защитит ее от дождя и палящего солнца. Лучше всего – высокая раскидистая липа, которая так сладко пахнет в июне.

И вот в один июньский день, вместо того чтобы сесть в школьный автобус, она без билета садится в другой. Приезжает в городок, где не была много лет. Следуя дорожным указателям, пешком добирается до кладбища. День выдался чудным. Девочка ходит по пустынным дорожкам, ищет и никак не может найти могилу. А когда все-таки находит, очень расстраивается. Никакого дерева нет и в помине, вокруг одинаковые погребальные ниши. Перед нишей матери стоит жестяная вазочка с пыльными искусственными цветами. У девочки на глаза наворачиваются слезы, но она сдерживается.

Сорвав с клумбы несколько ромашек, она ставит их в вазу вместо пластмассовых цветов. Протирает надгробие носовым платком. После чего достает из рюкзака то, что взяла на полдник в школу, ест и разговаривает с мамой. Мысленно, конечно. Она знает, что мама прекрасно ее слышит. Рассказывает, как хорошо ей живется, какие добрые и заботливые люди ее окружают. Добавляет, что счастлива, только очень скучает по ней. Последнее – правда, в отличие от всего остального.

Пора возвращаться. Девочка достает из пенала циркуль и иглой выцарапывает на надгробии дерево. Тени оно дать не может, но это лучше, чем ничего. Она долго говорила с мамой, а та ни словечка ей не ответила. Уходя, обещает, что скоро вновь приедет ее навестить, и слышит в голове ее голос. Мама говорит:

«Ты отлично научилась понимать, что перед тобой Таракан. Но однажды ты его не узнаешь. В тот день ты умрешь».