Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 143 (всего у книги 335 страниц)

Глава 14

Домой я вернулся поздно и оставил машину на улице. В гараж загонять не хотел – и не был уверен, что когда-нибудь снова захочу. Войдя, увидел, что в доме кромешная тьма. Миг – и я подумал, что Кендалл ушла. Что, побыв здесь без меня, поняла: жить со мной больше не хочет. Но потом в темном коридоре мелькнуло движение, и она вышла. На ней был только халат.

– Ты дома, – сказала она.

– Да. Засиделись, многое надо было обсудить. Ты ждала в темноте?

– Вообще-то, я спала почти весь день. Мы же не включали свет, когда приехали. Просто легли прямо в постель.

Я кивнул: понял. Глаза привыкали к полумраку.

– Так ты ничего не ела? – спросил я. – Должно быть голодна.

– Нет, все нормально, это ты, должно быть, вымотался.

– Есть такое. Да.

– Но все равно рад, что на свободе?

– Еще как.

День начался с пробуждения в тюремной камере, но затем всё перевернулось. Впервые за шесть недель я должен был уснуть в своей собственной кровати, ощущая под спиной толстый матрас и под головой мягкую подушку. И вдобавок ко всему, моя бывшая девушка появилась в дверях, в одном лишь халате, который ничего не скрывал. Обвинение в убийстве всё ещё было реальностью, но я был поражён тем, насколько непредсказуемо и драматично изменилась моя жизнь всего за один день

– Что ж, – сказала Кендалл, улыбаясь. – Надеюсь, ты не слишком устал.

– Думаю, я справлюсь, – сказал я.

Она развернулась и растворилась в темном коридоре к спальне.

И я пошел следом.

Часть вторая.
Следуя за мёдом

Глава 15

Четверг, 9 января

Я не обманывал себя насчет своей невиновности. Я понимал, что только я сам могу быть в этом абсолютно уверен. И я осознавал, что это не является надежной защитой от несправедливости. Это не давало никаких гарантий. Не стоило ждать чудесного вмешательства.

Я был один на один со своей ситуацией. Невиновность – это не юридическое понятие. В суде никто не получает официального признания своей невиновности. Решение присяжных не означает оправдания в полном смысле слова. Система правосудия может лишь констатировать факт вины или отсутствия таковой. Никаких других исходов не предусмотрено.

Принцип невиновности не является формальным, записанным законом. Его нельзя найти в сборниках законов или использовать в суде. Он не может быть установлен законодателями. Это скорее абстрактная концепция, но она имеет глубокие корни в фундаментальных законах природы и науки. Подобно тому, как в физике каждое действие вызывает равное противодействие, в случае невиновности, если один человек невиновен в преступлении, значит, есть другой, кто виновен. И чтобы подтвердить истинную невиновность, виновный должен быть обнаружен и его вина раскрыта.

Я поставил себе задачу выйти за рамки вердикта присяжных. Мне предстояло разоблачить тех, кто виновен, и доказать свою непричастность. Это был единственный путь к спасению.

Весь декабрь был посвящен подготовке к предстоящему судебному процессу. Я ожидал, что прокуратура выдвинет против меня новые обвинения и вернет меня в одиночную камеру в «Башнях-Близнецах». С приближением Рождества моя паранойя нарастала. Я опасался жестокой мести со стороны Даны, за унижение, которое я ей нанес на последнем слушании. Ее план, как я предполагал, заключался в моем аресте накануне Рождества, когда суды будут закрыты, что помешает мне представить свои доводы судье Уорфилд до Нового года.

Сделать я ничего не мог. Условия залога не позволяли покидать округ, а браслет на лодыжке круглосуточно выдавал мое местоположение. Если бы они захотели, то нашли бы меня мгновенно. У меня не было шанса скрыться.

Но в дверь никто не постучал. Никто не явился.

Сочельник я провел с дочерью, на Рождество она поехала к матери. Через неделю мы встретились на ранним ужине, прежде чем она ушла праздновать с друзьями смену года. Кендалл, которая все это время была рядом, накануне Нового года сообщила, что просила переслать её вещи с Гавайев.

В целом, это был отличный месяц свободы и работы над делом. Было бы лучше, если бы я не оглядывался каждые пять минут.

Я начал думать, что меня разыграли, что кому-то в прокуратуре было выгодно подсунуть Гарри Босху липовую «инсайдерскую» историю о моем повторном аресте в качестве расплаты. Дана Берг позаботилась, чтобы я не смаковал свободу – и «смеялась последней».

Расследование судьи Уорфилд по поводу незаконного прослушивания разговоров в «Башнях-Близнецах» не привело к наказанию Берг. Ответственность за эту незаконную деятельность была возложена на отдел тюремной разведки. Утечка отчета в «Лос-Анджелес Таймс», опубликованная после Рождества, привела к сенсационному материалу на первой полосе в Новый год. В нем утверждалось, что помощники шерифа годами прослушивали конфиденциальные беседы, а затем использовали полученную информацию для создания фальшивых списков информаторов. Эти данные передавались полиции и прокуратуре. Этот инцидент стал очередным ударом по репутации тюремного отдела шерифа, который уже сталкивался с многочисленными федеральными расследованиями в предыдущее десятилетие. Ранее уже всплывали шокирующие истории о жестокости помощников шерифа: организация гладиаторских боев, помещение заключенных к врагам, использование членов банд для избиений и изнасилований. В результате были предъявлены обвинения, и произошли отставки. Сам шериф и его заместитель были осуждены за попустительство коррупции.

Скандал с прослушкой привлек к себе еще больше внимания и сулил новые унижения. Вероятно, федеральные власти снова вмешаются, и в наступающем году адвокаты защиты получат полную свободу действий для оспаривания приговоров, связанных с незаконной деятельностью.

Это лишь укрепило мое решение ни за что не возвращаться в «Башни-Близнецы». Каждый помощник шерифа в тюрьме будет знать, что именно я стал причиной их последнего скандала. Я отчетливо видел, какое возмездие меня ждет, если я туда вернусь.

Наконец позвонил Гарри Босх. От него не было вестей еще с середины декабря, хотя я оставлял сообщения – и с поздравлениями, и с вопросами о новостях по его расследованию. Я знал, что он жив-здоров: Хейли говорила, что видела его дома, когда навещала Мэдди на каникулах. И вот он на линии. Казалось, о моих попытках связаться с ним, он не знал. Просто сказал, что есть кое-что, что он хочет показать. Я еще был дома, пил вторую чашку кофе с Кендалл, когда он предложил заехать за мной.

Наш путь лежал на юг в его видавшем виды «Джипе Чероки» – настоящем ветеране с угловатым силуэтом и подвеской, отслужившей четверть века. Каждая неровность дороги отзывалась в машине дрожью, каждый стык асфальта – грохотом, а левые повороты превращались в испытание на прочность: старые пружины сжимались, и автомобиль опасно кренился влево.

Он же, невозмутимо слушая радиостанцию «новости Кенекс», демонстрировал поразительный талант вести диалог, одновременно вникая в эфир и комментируя услышанное. Стоило мне приглушить звук, чтобы ответить, как он тут же возвращал его на прежний уровень.

– Итак, – сказал я, когда мы спустились с холмов, – куда держим путь?

– Сначала хочу, чтобы ты кое-что увидел, – сказал Босх.

– Надеюсь, это связано с Оппарицио. Ты взялся за него и потом фактически исчез почти на месяц.

– Я не исчезал. Я работал над делом. Говорил же: выйду на связь, когда будет что показать. Похоже, сейчас как раз тот случай.

– Буду рад, если это имеет отношение к Сэму Скейлзу и всему, что с ним связано. Иначе ты просто гоняешься за миражом.

– Скоро сам все увидишь.

– Можешь хотя бы сказать, как далеко едем? Чтобы я предупредил Лорну, когда вернусь.

– Т.И.

– Что? Меня с этой штукой на лодыжке туда не пустят.

– Мы не в тюрьму. Я хочу кое-что показать. Вживую.

– Фото не сгодится?

– Не думаю.

Мы продолжили путь в тишине, которая не вызывала дискомфорта, ведь мы были сводными братьями. Босх направил машину по 101-й трассе на юг, к центру города, а затем перестроился на 110-ю, ведущую прямо к Терминал-Айленду в порту Лос-Анджелеса. Пока Босх слушал новости, я погрузился в размышления о предстоящем суде, который должен был состояться менее чем через шесть недель. У меня по-прежнему не было никакой зацепки для защиты. Босх, в отличие от меня, имел что-то, чем хотел поделиться. Сиско, держал связь, но новой информации по Сэму Скейлзу пока не было. Я подумывал о том, чтобы отказаться от права на скорый суд и попросить отсрочку, но опасался, что это выдаст мое отчаяние, панику и, возможно, даже чувство вины, как будто я пытаюсь оттянуть неизбежное.

– Где, черт подери, этот Ухань? – спросил Босх.

Его вопрос вытащил меня из нисходящей спирали размышлений.

– Кто? – переспросил я.

Он кивнул на радио.

– Не «кто», – сказал он. – Где-то в Китае. Ты слушал?

– Нет, задумался. Что там?

– Какой-то загадочный вирус. Люди умирают.

– Ну, по крайней мере, далеко, не у нас.

– Вопрос – надолго ли?

– Ты вообще был в Китае?

– Только в Гонконге, – ответил Гарри.

– Точно… Мама Мэдди. Прости, что затронул тему.

– Это было давно.

Я сменил тему:

– Итак, что у нас по Оппарицио?

– Что ты имеешь в виду?

– Я отчетливо помню, как девять лет назад он выступал в качестве свидетеля. Поначалу он держался сдержанно, но затем его поведение резко изменилось, став почти звериным. Казалось, он готов был вскочить с места и напасть на меня, возможно, даже причинить физический вред. Его манера поведения напоминала скорее персонажа Тони Сопрано, чем Майкла Корлеоне, если проводить такую параллель.

– Я пока не встречал этого человека и не занимался его поиском – ответил Гарри.

Я посмотрел в окно, стараясь не выдать своего потрясения и разочарования, а затем вернулся к разговору.

– Гарри, чем же ты занимался? – спросил я. – У тебя же был Оппарицио, помнишь? Ты должен был…

– Постой, постой, – прервал он. – Я знаю, что взял на себя Оппарицио, но моя задача была не в том, чтобы его выслеживать. Это не слежка. Мне нужно было выяснить, чем он занимался и есть ли у этого связь со Скейлзом и тобой. Вот чем я был занят.

– Хорошо, тогда зачем эта загадочная поездка. Куда мы направляемся?

– Не волнуйся. Мы почти у цели, и думаю, тебе понравится.

Он оказался прав: мы были уже совсем близко. Я огляделся, пытаясь сориентироваться в незнакомой местности. Мы миновали шоссе 405 и теперь находились всего в нескольких километрах от конечной точки шоссе Харбор-Айленд, на Терминал-Айленде. Слева, сквозь стекло лобового окна, вырисовывались силуэты гигантских портальных кранов, неустанно перемещавших контейнеры между судами и сушей.

Мы оказались в Сан-Педро. Этот городок, когда-то бывший лишь скромной рыбацкой деревушкой, теперь превратился в часть огромного портового комплекса Лос-Анджелеса, став пристанищем для тех, кто трудился в доках, в сфере судоходства и нефтедобычи. Здесь когда-то располагался и мой суд, где я часто выступал в защиту обвиняемых. Однако, в рамках мер по сокращению расходов, округ принял решение о закрытии здания, и теперь все дела рассматриваются в новом суде, расположенном неподалеку от аэропорта. Здание же старого суда в Сан-Педро пустует уже более десяти лет, храня свои тайны.

– Раньше я часто бывал тут по делам, – сказал я.

– А я – подростком, – сказал Босх. – Сбегал из очередного места, куда меня пристроили, и шел в доки. Один раз даже набил тут тату.

Я лишь кивнул. Было видно, что он погрузился в свои воспоминания, и я не хотел его прерывать. О детстве Босха я знал очень мало, лишь обрывки из старой статьи в «Таймс». Помнил, что он был в приёмных семьях и рано попал в армию, направленную во Вьетнам. Это было задолго до того, как мы узнали о нашей родственной связи.

Мы проехали по Винсент Томас, внушительному зелёному мосту, известному как «мост самоубийц», который вёл на остров Терминал. Весь остров был занят портовыми и промышленными объектами, за исключением федеральной тюрьмы на его дальнем краю. Босх съехал с шоссе и направился по объездной дороге вдоль северной границы острова, к одному из глубоких портовых каналов.

– Рискну предположить, – сказал я. – Оппарицио тут мутит контрабанду. В контейнерах: Наркота? Люди? Что?

– Насколько мне известно – нет, – сказал Босх. – Я покажу тебе другое. Видишь вон ту площадку?

Он указал вперед на огромную парковку, забитую новыми машинами из Японии, каждая – затянута в полиэтиленовую плёнку.

– Когда-то здесь был завод Ford, – сказал он. – «Сборочный цех на Лонг-Бич». Там собирали «Модель А». Говорят, мой дед по материнской линии работал здесь в тридцатые годы.

– Какой он был?

– Я с ним не встречался. Это семейная история.

– А теперь тут «Тойота». – Я кивнул в сторону моря машин, готовых к передаче дилерам всего Запада.

Босх повернул на дорогу, посыпанную ракушечником. Она шла вдоль каменной дамбы на кромке пролива. Черно-белый танкер длиной с футбольное поле, медленно шел к порту. Мы остановились у заброшенной, на вид, ветки железной дороги, Босх заглушил мотор.

– Пройдемся к причалу, – предложил он. – Покажу, как только танкер пройдет.

Мы взобрались по горной тропе на вершину насыпи, расположенной за причалом и служившей защитой от приливов. Отсюда открывался впечатляющий вид на нефтеперерабатывающие заводы и хранилища, играющие ключевую роль в функционировании порта.

– Перед нами пролив Серритос, мы смотрим на север, – пояснил Босх. – Слева – Уилмингтон, справа – Лонг-Бич.

– Понятно, – ответил я. – Что именно мы видим?

– Это сердце калифорнийской нефтяной индустрии. Здесь расположены НПЗ «Марафон», «Валеро» и «Тесоро», а чуть дальше – «Шеврон». Нефть поступает сюда со всех концов света, даже с Аляски, доставляемая супертанкерами, баржами, поездами и трубопроводами. Затем она отправляется на переработку, а оттуда – в автоцистерны, на местные заправки и, в конечном итоге, в баки автомобилей.

– Какое отношение это имеет к нашему делу?

– Возможно, никакого. А возможно, самое прямое. Видишь тот НПЗ вдали, с мостками вокруг резервуаров? – Он указал направо, на небольшой завод с одной трубой, из которой поднимался белый дым. На вершине трубы развевался американский флаг. Рядом стояли два огромных резервуара, высотой не менее четырех этажей, окруженные множеством мостков.

– Вижу.

– Это «Биогрин Индастриз», – сказал Босх. – Ты не найдешь имени Луиса Оппарицио ни в одном пакете документов о собственности. Но контроль у него. Здесь у меня сомнений нет.

Теперь я был полностью поглощен историей Босха.

– Как ты это выяснил? – спросил я.

– Следовал за мёдом. – ответил Босх.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, девять лет назад тебе удалось ловко ввести Оппарицио в юридическую машину уголовного суда, с пользой для твоей клиентки Лизы Траммел. Я нашел стенограмму и прочитал его показания. Он…

– Не нужно мне рассказывать. Я же там был, помнишь?

По каналу проплывал еще один танкер. Он был настолько широким, что ему приходилось очень осторожно маневрировать между острыми скалами, по краям которых были выстроены дома.

– Я знаю, что ты там был, – сказал Босх. – Но ты, возможно, не знаешь, что Луис Оппарицио многому научился, когда ты, в тот день, так его прижал на свидетельском месте. Во-первых, он понял, что больше никогда не должен связывать себя юридическими документами ни с одной из своих компаний – законных или нет. Сейчас он ничем не владеет и не связан ни с одной компанией, ни с одним советом директоров или заявленными инвестициями. Он использует людей как прикрытие.

– Я чертовски горд, что смог научить его быть еще более искусным преступником.

– Как ты обнаружил эту схему?

– Интернет по-прежнему очень полезен. Социальные сети, архивы газет. Отец Оппарицио умер четыре года назад. Была служба в Нью-Джерси и виртуальная книга воспоминаний. Друзья и родственники оставляли там записи, и, черт возьми, на сайте похоронного бюро до сих пор есть эта информация.

– Да, ты поднял кучу имен.

– Имена и связи. Я начал отслеживать их, искать зацепки. Три партнера Оппарицио являются полноправными владельцами «Биогрин Индастриз» и имеют контрольный пакет акций. Он управляет компанией через них. Одну из них зовут Джинни Ферриньо, которая за последние семь лет прошла путь от стриптизерши из Вегаса, с парой эпизодов незаконного хранения наркотиков, до совладелицы различных предприятий. Думаю, Джинни – это подставное лицо Оппарицио».

– Следовал за мёдом?

– Верно, и нашел – «Биогрин Индастриз».

– И дела на заводе идут успешно.

Я указал на канал, ведущий к нефтеперерабатывающему заводу.

– Но, если Оппарицио тайно владеет различными предприятиями, почему мы сосредоточились именно на этом?

– Потому что здесь вращаются самые большие деньги. Видишь это место? Это не обычный нефтеперерабатывающий завод. Это завод по производству биотоплива. По сути, он производит топливо из растительного сырья и животного жира. Он перерабатывает отходы в альтернативное топливо, которое дешевле и сгорает чище. И сейчас это приоритет для правительства, потому что это снижает нашу национальную зависимость от нефти. Это будущее, и Луис Оппарицио на гребне этой волны. Правительство поддерживает этот бизнес, выплачивая таким компаниям, как «Биогрин Индастриз», премию за каждый произведенный баррель, помимо той суммы, которую они получают за его последующую продажу.

– А где государственные субсидии, там всегда найдется место для коррупции.

– Ты прав.

Я начал ходить по протоптанной тропинке на вершине насыпи. Я пытался уловить взаимосвязи и понять, как все это работает.

– Итак, есть один человек, – сказал Босх. – Лейтенант, который возглавляет бюро в портовом отделе. Я обучал его двадцать пять лет назад, когда он проходил стажировку в голливудском отделе полиции в качестве детектива.

– Можешь с ним связаться? – спросил я.

– Уже связался. Он знает, что я на пенсии, поэтому я сказал ему, что помогаю другу, который интересуется «Биогрин Индастриз» как инвестицией. Я хотел узнать, есть ли какие-нибудь тревожные сигналы, и он сказал мне: да, есть очень серьезный сигнал, ФБР присвоило этому месту специальный статус.

– Что это значит?

– Это значит, что он не должен предпринимать никаких действий по любым вопросам, которые попадают в его поле зрения, если это касается «Биогрин Индастриз». Он должен уведомить бюро и отойти в сторону. Ты понимаешь, что это означает?

– Что Бюро ведет расследование.

– Да, или, по крайней мере, ведет предварительное наблюдение.

Я кивнул. Ситуация становилась все более благоприятной для создания дымовой завесы в суде. Но я знал, что мне нужно сделать больше, чем просто создать дымовую завесу. Это не работа для клиента. Это работа для меня.

– Ладно, нам нужна только связь с Сэмом Скейлзом, и у нас будет что-то, что я смогу представить в суде, – сказал я. – Я позвоню Циско и узнаю, что он...

– У нас уже есть связь, – сказал Босх.

– О чем ты говоришь?

– Вскрытие. Помнишь ногти? Соскобы показали растительное масло, куриный жир, сахарный тростник. Это биотопливо, Мик. У Сэма Скейлза было биотопливо под ногтями.

Я посмотрел на нефтеперерабатывающий завод «Биогрин Индастриз». Дым из трубы зловеще поднимался вверх, подпитывая грязное облако, которое висело над всей гаванью.

Я кивнул.

– Кажется, ты нашел ее, Гарри, – сказал я. – Волшебную пулю.

– Только будь осторожен, не выстрели ею в себя. – сказал он.

Глава 16

Воскресенье, 12 января

То, что Босх раскопал про «Биогрин Индастриз», его связь с Луисом Оппарицио и, возможно, с Сэмом Скейлзом, стало спусковым крючком: команда собралась, выверила курс и синхронизировала шаги. Утром после поездки на Терминал-Айленд мы провели общее совещание – наметили задачи и раздали роли. Привязать Скейлза к Оппарицио – приоритет. Я хотел, чтобы это стало целью номер один для моих следователей.

Вторая линия – сам Оппарицио. Он убрал себя из прямых владельцев и управленцев завода, и нам требовалось вскрыть это до суда. Не видя прямой нити, мы ухватились за косвенную: Джинни Ферриньо. Я поручил Циско организовать наружное наблюдение в надежде, что Джинни выведет на Луиса, а дальше передадим хвост уже на него. Моей целью было предоставить присяжным неопровержимые доказательства того, что человек, явно питающий ко мне вражду, имел отношение к убийству, в котором меня обвиняли. Я полагал, что такая связь станет ключом к раскрытию обмана. Встреча прошла напряженно, но мой прилив адреналина быстро спал. Пока следователи занимались оперативной работой, я провел выходные, углубляясь в материалы дела – занятие, которое многие юристы считают утомительным. Документы и улики – это не статичные объекты; они живут и развиваются. То, что казалось очевидным в один момент, может обрести совершенно иной смысл при более внимательном рассмотрении с течением времени.

Чтобы эффективно защищаться, мне необходимо было досконально изучить все детали дела, что требовало многократного погружения в материалы. С момента ареста прошло уже больше двух месяцев, и объем документов рос в геометрической прогрессии. Я старался оперативно изучать все поступающие материалы, но не менее важным было сформировать целостное представление о ситуации.

К утру воскресенья мой блокнот был исписан заметками, списками и вопросами. Отдельная страница была посвящена пропавшим из дела уликам. Самым заметным отсутствием был бумажник Сэма Скейлза. Он не был упомянут в описи личных вещей, найденных на теле, хотя там перечислялось содержимое карманов. Предполагалось, что убийца, то есть я, забрал и уничтожил его.

Этот пропавший бумажник имел для меня огромное значение. За время моей работы с Сэмом в различных аферах, он никогда не использовал свое настоящее имя. Это было его «модус операнди» – для каждой новой аферы он создавал новую личность, чтобы избежать преследования в случае разоблачения. Сэм был мастером перевоплощений. Я представлял его интересы только тогда, когда его ловили, и оставалось только гадать, сколько афер ему удалось провернуть безнаказанно.

Отсутствие бумажника в этом деле было критичным, поскольку, несмотря на месяц интенсивных поисков, Сиско Войцеховски не смог найти никаких следов Скейлза. Это была настоящая "черная дыра". За последние два года не было обнаружено никаких цифровых записей о его местонахождении. Бумажник мог бы содержать документы, удостоверяющие его текущую личность, что помогло бы связать его с «Биогрин Индастриз». Если он работал там или был вовлечен в какие-то махинации с Оппарицио, его текущая личность была бы ключом к расследованию.

Лишь в воскресенье вечером, при третьем просмотре материалов дела, я заметил несоответствие, которое, казалось, переворачивало все с ног на голову и давало мне еще один повод для апелляции к судье Уорфилд.

После того как я определился с планом действий, я связался с Дженнифер Аронсон, нарушив ее вечерние планы. Я поручил ей подготовить срочное ходатайство о принудительном раскрытии доказательств со стороны обвинения. Я подчеркнул, что в ходатайстве должно быть четко заявлено о намеренном сокрытии обвинением ключевых улик от защиты с самого начала процесса, а именно – бумажника жертвы и его содержимого. Этот шаг был рассчитан на провокацию: я ожидал, что Дана Берг будет возражать, и Уорфилд оперативно назначит слушание по вопросу раскрытия доказательств. Моя цель заключалась именно в этом – чтобы провести слушание, которое формально будет касаться спора о раскрытии информации, но на самом деле будет посвящено совершенно другому вопросу.

Я дал Дженнифер указание подать ходатайство сразу же, как только утром откроется суд, и затем прервал разговор, чтобы она могла приступить к работе. Я не стал выяснять, повлияет ли это на ее вечерние планы, поскольку мои собственные интересы были приоритетнее. Кендалл не была в ресторане «Муссо Фрэнк Гриль» с момента возвращения с Гавайев. Это было ее любимое место, где мы впервые ужинали и пили мартини. Хотя я больше не употребляю алкоголь, я договорился с ней: ужин в «Муссо Фрэнк», в воскресенье вечером, в обмен на возможность работать из дома и посвятить выходные делу. Эта работа принесла свои плоды, и теперь я так же предвкушаю вечер, как и Кендалл. Я передал эстафету Дженнифер, сообщив, что встречусь с ней в ресторане «Никель Дайнер» утром, после того как она подаст ходатайство. Я также попросил ее передать всей команде защиты, чтобы мы собрались на завтрак и обсудили последние три дня.

Ужин в «Муссо», несмотря на бесконечные мартини, стал для меня долгожданной передышкой от мыслей о предстоящем суде. Он вернул нас с Кендалл к тому, что было семь лет назад, до её отъезда на Гавайи. Меня особенно тронула её уверенность в том, что наши отношения не закончатся. Мысль о возможном обвинительном приговоре и пожизненном заключении никогда не приходила ей в голову, и она не затрагивала эту тему, обсуждая наше будущее. Это было наивно, но так трогательно. Я не хотел её разочаровывать, хотя понимал, что это будет наименьшей из моих проблем, если я проиграю дело.

– Невиновность не гарантирует оправдания, – сказал я. – В суде может произойти что угодно.

– Ты всегда так говоришь, – ответила она. – Но я знаю, что ты выиграешь.

– Давай сначала дождемся вердикта, прежде чем строить грандиозные планы, – предложил я.

– Всё равно, когда всё закончится, я планирую, что мы уедем на пляж и забудем обо всём этом.

– Было бы здорово, – согласился я.

И на этом мы остановились.