Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 319 (всего у книги 335 страниц)

17. Доротея

Время не остановить, и этот день наконец настал. Мне исполнилось двадцать пять. Моя мама прожила всего на два года больше. Волны меланхолии накрывают с головой, когда я думаю об этом.

Несмотря на пророчества отца о том, что я распугаю всех своей эксцентричностью, от поздравлений не было отбоя. Правда, может, все дело в моем богатом наследстве? Весь день дверной колокольчик просто не умолкал, а служанки сновали туда-сюда, принося все новые и новые подарки. Уилки вся эта суета совсем не радовала. Хотя он был тоже впечатлен тем огромным букетом, который доставили ранним утром и который я велела Тильде поставить в большой напольной вазе рядом с его клеткой. Уилки, устроившись на прутьях клетки, принялся разглядывать цветы.

– Записки при нем не было, – произнесла Тильда, показывая всем своим видом, что она догадывается, от кого эти цветы.

– Да? Очень странно!

Я хорошо знаю язык цветов. Колокольчики, кивающие своими огромными темно-синими венчиками на тонюсеньких стебельках, обозначают «навсегда»; желтая акация – «тайный поклонник»; розовые камелии – «скучаю по тебе». О да, я догадываюсь, от кого этот милый букет.

Интересно, а как мог бы сложиться этот день, если бы я уже была женой Дэвида? Взял бы он отпуск? И смогли бы мы позволить себе хоть как-то отметить мой день рождения? Мне кажется, я предпочла бы провести его в компании сослуживцев Дэвида и их жен, чем в обществе всех этих расфранченных особ, приглашенных на бал, что дает в честь меня отец.

Дэвид – моя возможность встать на путь истинный. Ведь именно он свел меня с этой девочкой – Рут, за спасение души которой я сейчас бьюсь. Это ведь благодаря Дэвиду… Странно, почему я подумала об этом только сейчас?

Надеюсь, букет обошелся Дэвиду не очень дорого. Я сама была предельно экономна: папа выписал чек на внушительную сумму, чтобы я потратила ее на новое платье. Но я израсходовала лишь малую часть. Основная часть пошла в копилку, на мою будущую супружескую жизнь с Дэвидом. Но портниха постаралась на славу. Платье шелковое, бледно-желтое, с клиновидным корсажем и складчатыми воланами на юбке. На рукавах рюши, что в пять ярусов ниспадают с моих красивых плеч. На груди будет брошь в виде большого цветка в тон тем маленьким, что Тильда закрепит в моих волосах. В общем, мне вполне нравится, как я выгляжу. Думаю, не опозорюсь, хотя гости наверняка ожидают от девушки моего статуса и финансового положения чего-то более роскошного.

Я давно поймала себя на мысли, что теперь каждый раз при выборе одежды не могу не думать о Рут Баттэрхэм. Становится не по себе, когда я представляю нескольких молодых портних, что в весьма стесненных условиях корпят над моим новым бальным платьем. Естественно, я не воспринимаю всерьез рассказы Рут о том, что она пропитывала ненавистью нить, которой шила. Но у меня в голове все равно вертится вопрос: вот эти девушки, что шили мое платье, они презирают меня? Неужели они тоже сидели часами, мастеря мой наряд, и проклинали меня, – то есть ту женщину, для которой они работали? Возможно, в дальнейшем стоит делать пожертвования и на улучшение положения швей. Вот тут отец не будет против – мода уж точно женское дело!

Он сегодня очень взволнован. Ему, конечно, нравится, как гости ходят по дому и любуются каждой комнатой, но я ловлю на себе такие его взгляды, какими придирчивый торговец фруктами осматривает свою витрину: ему надо продать весь товар до того, как тот начнет портиться. Переспелые фрукты уже никому не нужны. Как дочь, составившая выгодную партию, я буду по-прежнему гарантом его прочного положения в высшем обществе. Но если не выйду замуж в ближайшее время, пойдут толки и сплетни. И я стану для него настоящей обузой, чего папа хочет меньше всего.

Это очень расстраивает. Я не думаю, что он делает это нарочно, но критики в мой адрес становится все больше. Ему не нравится уже почти все, что я делаю. Он хочет, чтобы я была, словно бабочка в коллекции насекомых: с аккуратно расправленными крылышками, пришпиленная булавкой к своему месту… Только такая бабочка никогда уже не полетит!

Я не могу беспрекословно слушаться его, как должна была бы примерная дочь. Папа не придает значения моей благотворительности, отвергает мою веру. Хотя я не считаю его плохим человеком. В глубине своей души он хороший. Просто поступает плохо гораздо чаще, чем я способна терпеть.

Каждый день я смотрю на голову отца в надежде, что строение его черепа начнет изменяться. Что увеличится зона, отвечающая за чадолюбие, и уменьшатся зоны повышенной возбудимости, воинственности и разрушительных порывов. Я молюсь каждый день о том, чтобы папа преобразился.

Но в этом году перемен не произошло.

* * *

Гости наконец разошлись. Теперь я могу подробно описать, как все прошло. В целом вечер вполне удался. И жаловаться мне грех. Меня долго одевали и причесывали. За несколько недель Тильда насобирала достаточно волос с моих расчесок, чтобы сделать из них накладные локоны. Она постаралась на славу: косы были уложены аккуратными ракушками за ушами, с прикрепленного на затылке шиньона падали крупные локоны. Когда она закрепила в моих волосах живые желтые цветочки, прическа стала выглядеть очень мило, но не помпезно.

Гости болтали без умолку весь вечер. Мне бы хоть немного подобного красноречия!

Как только я начала спускаться по парадной лестнице, услышала звонкий смех из залы. Я вздрогнула от удивления. Миссис Пирс? Уже здесь?

Они с папой решили перед началом бала выпить по бокалу пунша. Миссис Пирс стояла справа от камина, он – слева. Прекрасная картина, если бы только это была другая пара.

Тонко очерченные брови взлетели едва ли не до небес, как только она увидела меня. На лице тут же появилась эта отвратительная фальшивая улыбка. Поставив бокал с пуншем на каминную полку, она пошла ко мне с распростертыми объятиями.

– Мисс Трулав, дорогая моя! Тысяча поздравлений, милочка!

Мне пришлось вытерпеть ее объятия и поцелуи в щеку. Она так сильно пахла жасмином, что я едва не чихнула. Фу, словно откусила кусок туалетного мыла!

– Ну-ка, дайте-ка посмотреть на вас! Какая взрослая! И хорошеете день ото дня! Ну просто вылитый отец!

Я судорожно пыталась выдавить из себя хоть какой-то комплимент в ответ – но ничего подобающего мне, честно говоря, в голову не пришло. Когда миссис Пирс года два назад объявилась в Оакгейте, она все еще носила траур по своему безвременно ушедшему мужу. Ее одежда была только приглушенных тонов, как и велит обычай. Но как только этот период закончился, она стала явно наверстывать, одеваясь так ярко и пестро, что от долгого созерцания ее нарядов у меня начинала болеть голова. Я полагаю, что супруга ее в свое время просто хватил удар от того, что он был вынужден постоянно созерцать эти кричащие тона.

– О, вы так добры! – выпалила я дежурную фразу. – И ваше платье, миссис Пирс, оно такое… такое ярко-оранжевое! Умоляю, скажите мне, как лучше назвать этот оттенок?

– Тыква! – прощебетала она, с наслаждением поглаживая складки на своей юбке. – Я собираюсь задать тон всем здешним кокеткам! А то современная мода такая скучная – кто-то же должен первым добавить красок!

– Именно так! – с улыбкой сказал папа, слегка приподняв свой бокал с пуншем.

В этот момент мне больше всего хотелось бросить эту оранжевую фурию прямо в огонь камина. Господи, какое ужасное желание! Надеюсь, оно никогда не воплотится. Просто… мне было так неприятно видеть ее в нашем доме, расфуфыренную и явно по-хозяйски осматривающую все вокруг. Она постоянно делает себе прически, которые были в моде по крайней мере лет десять назад, и поэтому голова кажется крошечной на фоне затейливо уложенной огромной копны волос. Высокий пышный пучок, проткнутый изящной спицей, длинные валики по бокам – все в старомодном стиле а-ля шинуаз [490]490
  А-ля шинуаз – в переводе с французского «по-китайски». Женская прическа, в которой волосы по бокам подвиваются валиком, а сзади укладываются в высокий тугой узел и украшаются декоративной шпилькой. Вошла в моду в 1813 г.


[Закрыть].

И как только у папы язык поворачивается говорить, что это я позорю его перед друзьями? Разве я? А не она? Эта претенциозная особа! Но журналы мод приветствуют ее неповторимый стиль – вот в чем загвоздка.

В этот момент зазвенел дверной колокольчик – пришли сразу несколько гостей. Папа настоял на том, чтобы самому поприветствовать их. А мы пока можем поворковать о своем, «о девичьем». Это вульгарное выражение он наверняка перенял у миссис Пирс.

– Мисс Трулав, – льстиво начала она, – о, как мне нравится произносить вашу фамилию, ведь в ней столько романтики, не правда ли! [491]491
  Фамилию героини можно перевести как «истинная любовь» (true love – англ.).


[Закрыть]

По тому, как она при этом вскинула голову вверх и назад, по направлению к зоне самоуверенности, я понимала, что она ждет не дождется того дня, когда тоже возьмет себе эту фамилию.

– Я, конечно, не имею права настаивать, чтобы вы поскорее сменили ее, – произнесла она заговорщическим тоном, – но бывают случаи, когда надо действовать быстро, чтобы не упустить свое счастье! – Последовало многозначительное постукивание веером. – Леди Бигглсуэйд, например, звучит тоже весьма достойно!

Подобная фамилия, как мне кажется, под стать одному из персонажей «Посмертных записок Пиквикского клуба»! Хотя… Миссис Ходжес звучит ненамного лучше. Бог мой! Миссис Ходжес! Как это скучно и старомодно. Мне понадобится время, чтобы привыкнуть к этой фамилии.

Слава богу, в этот момент прибыли новые гости, а затем и музыканты. Я извинилась перед миссис Пирс и поспешила к вновь прибывшим, искренне надеясь, что больше не придется в этот вечер вести с ней бесед.

Начало смеркаться, и отец приказал зажечь свечи, в пламени которых хрустальные канделябры в нашей бальной зале засверкали всеми цветами радуги. Среди приглашенных было явно больше женщин: мои бывшие одноклассницы и несколько состоятельных дам, общество которых навязывал мне отец. Они чинно шуршали юбками по натертым до блеска полам. Я заметила среди прибывших гостей и тех, с кем была по-настоящему рада пообщаться. Это сестры Оунинг. Одна из них поставила на пол огромную вазу с розами. Увидев сестер, я подумала, что вечер, возможно, будет не таким уж и скучным. Мне с обеими есть о чем поболтать: Фанни ярый сторонник многих реформ, а Роуз увлечена физиогномикой, которая не так уж и далека от френологии: я изучаю черепа, а она – лица, потому что считает, что черты лица человека способны сказать о его характере больше, чем строение головы.

Я не видела их целую вечность, но помню, как мило мы болтали в прошлый раз. Однако радоваться пришлось недолго. Не успела я вступить в интереснейшую дискуссию с Фанни Оунинг о реформировании пенитенциарной системы, как подошел отец. Он деликатно, но очень крепко взял меня под локоток и настойчиво произнес:

– Доротея, милая, позволь я представлю тебя…

Я сразу догадалась, кому именно он хочет меня представить – сэру Томасу Бигглсуэйду.

Мы с Фанни раскланялись, и при этом я еле заметно закатила глаза, давая ей понять, что мне жаль прерывать нашу увлекательную беседу, но я должна это сделать в угоду отцу. Сэр Томас Бигглсуэйд выглядел вовсе не так напыщенно и глупо, как я ожидала. Солидно, но без пижонства: на нем был камзол благородного красного оттенка с коричневым бархатным воротником. Поддетая снизу жилетка нежно-шоколадного цвета оказалась однотонной и без аляповатой вышивки, модной сейчас в молодежных кругах. К сожалению, свет падал так, что голову его разглядеть я как следует не могла.

– Сэр Томас Бигглсуэйд, позвольте представить вам мою дочь – Доротею Трулав. Вы ведь так давно хотели познакомиться с нею! А это ее школьная подруга – Фрэнсис Оунинг. Как я рад видеть вас, дорогая Фрэнсис! – Папа бросил на меня торжествующий взгляд, как бы говоря: на этот раз просто безупречный вариант, не правда ли? – Доротея, я ведь тебе уже говорил, что у сэра Томаса прекрасная усадьба в Глостершире?

– Конечно, говорил, папа. – Господи, какое нелепое начало разговора! Ума не приложу, что я могу спросить о Глостершире. – Э… Что же привело вас в Оакгейт, сэр Томас?

– Моя сестра. Она живет недалеко отсюда, правда немного в стороне, – ответил он, подавив зевок. – Сестра безутешная вдова, ведущая отшельнический образ жизни. Когда я ее навещаю, то, чтобы увидеть хоть что-то, напоминающее жизнь, приходится седлать коня и скакать во весь опор куда глаза глядят.

Я стояла в некотором оцепенении, не зная, о чем дальше вести с ним разговор.

Сэр Томас относится к тем любителям лошадей, которых по манерам трудно отличить от их конюхов. Так что я могу быть совершенно спокойна: он вряд ли запомнит даже цвет моих глаз, не говоря уж о том, чтобы возыметь какие-то серьезные намерения на мой счет.

– Сестра сэра Томаса – леди Мортон, – прошептал мне прямо в ухо папа. – Помнишь леди Мортон?

Как только он произнес это имя, я сразу вспомнила ее лицо, и мне даже показалось, что у сэра Томаса есть с ней сходство: аккуратный маленький носик и этот узковатый разрез глаз, отчего лицо кажется каким-то заспанным. Эта мысль заставила меня содрогнуться. Ведь леди Мортон была подругой моей мамы, но я и не подозревала, что она еще жива! Стало быть, она уже много лет никуда не выезжает из поместья.

– О! Тогда не соблаговолите ли вы передать мое глубочайшее почтение ее светлости?

– Конечно! – отрезал сэр Томас.

Он даже немного понравился мне. Лицо у него было в общем-то вполне приятное. Волосы песочного цвета небрежно взъерошены на манер эпохи Регентства. Маленькая зона порядка на макушке выдавала в нем довольно небрежного человека, который вечно раскидывает вещи где попало и редко доводит задуманное до конца. Доказательство тому я видела своими глазами: галстук был завязан весьма неаккуратно и, откровенно говоря, совсем не подходил к костюму.

Папа поклонился, словно сэр Томас пропел целую оду в нашу честь, и сказал:

– Я так рад, что вы наконец-то познакомились. Доротея, дорогая, пора звать гостей к столу. Ты, конечно, должна войти в столовую первой как виновница торжества. Я полагаю, сэр Томас достоин того, чтобы сопровождать тебя.

Стоявшая рядом со мной Фанни заметно сникла. Бедняжка! Если бы ее под руку вел мужчина, состояние которого оценивается хотя бы в половину капиталов сэра Томаса, она уже была бы на седьмом небе от счастья. Как жаль, что я не могла «подарить» ей всех тех женихов, которых успела отвадить!

– Я буду очень польщена, папа. Только я думала, что к столу поведешь меня ты!

Отец довольно улыбнулся и потрепал меня по плечу:

– Я? Нет-нет, дорогая! Зачем такой красавице идти рука об руку с пузатым лысеющим стариком? Иди с сэром Томасом, милая, мне это доставит огромное удовольствие!

– Да, папа, с радостью.

Сэр Томас едва заметно поклонился, видимо, в знак молчаливого согласия.

Как только я взяла своего спутника под руку, все уставились на нас. Мое сердце сжалось под шелком цвета свежевзбитого масла. Миссис Пирс нашептывала что-то папе, слегка прикрыв рот веером. Фанни смотрела на меня с завистью, а мистер Доулинг, который пытался ухаживать за мной в прошлом году, – с откровенным огорчением. Я прекрасно понимала, что представляет себе в этот миг каждый из них: шикарная свадебная церемония, я с сэром Томасом рука об руку, и колокольный звон…

Он пах жгучим перцем и лошадьми. Держа его под руку, я почувствовала, что мускулы у него не такие крепкие, как у Дэвида. На секунду представила себя его невестой… Жуть! Каждый шаг в подвенечном платье рядом с ним был бы мучителен для меня: настоящее саморазрушение! Я бы чувствовала себя так, словно лечу в глубочайшую пропасть, из которой мне не выбраться уже никогда.

Гости тоже разбились на пары и последовали за нами через бальную залу в столовую. Я с удовлетворением отметила, что служанки отмыли и натерли до блеска весь наш лучший фарфор и красиво расставили его в серванте. Я не зря потратила столько времени и нервов на составление меню: гости не уставали нахваливать наши угощения. В приглашениях мы написали, что будет сервирован «ужин», но такое изобилие всяких яств и деликатесов подавалось далеко не на каждом званом обеде: разноцветные желе, красиво сервированные фрукты, россыпи орехов, рулеты и десерты из марципана – все это было, конечно, предусмотрено. Единственное, чего не хватало, так это знаменитого «кабинетного пудинга» миссис Пирс. Ах, какая жалость…

– Даже ананас… – заметил сэр Томас. – Превосходно.

Да уж, красноречием он точно не обладает. Сэр Томас обходителен в том смысле, что мои тарелка и бокал не пустовали и не приходилось просить его поухаживать за мной, но в беседе… Он скорее слушатель, чем словоохотливый рассказчик. Иногда я замечала, что он переводит оценивающий взгляд с меня на папу.

Миссис Пирс, естественно, не упустила возможности взять моего отца под локоток и не отпускать весь вечер. Она приклеилась к нему буквально как банный лист. Огненно-рыжий лист со старомодно уложенными волосами. Каждый раз, когда я вижу ее, замечаю все новые и новые настораживающие особенности строения головы. Череп у нее широкий и почти идеально круглый, что свидетельствует о крайней эгоистичности и ярко выраженных плотских желаниях…

– Итак, сэр Томас, – неторопливо проговорила я, вертя ножку бокала, – ваша сестра, леди Мортон, не очень-то старается находить для вас развлечения в Хэзерфилде?

Он слегка вздрогнул:

– Вы правы. Иногда мне кажется, что даже на кладбище веселее, чем в ее имении.

– Позвольте тогда поинтересоваться, что же держит вас у нее?

– О, это мой долг. Там ужасно скучно, но что поделать? Не подобает пренебрегать родственниками.

Я улыбнулась.

– Согласна с вами. Семья превыше всего. Но скажите же мне, леди Мортон нездорова? Почему она избегает общества? Я помню, что она приезжала к маме, даже в последние ее годы. Хотя это было уже так давно… Или леди Мортон неожиданно охватила мизантропия?

Другой бы обиделся, но сэр Томас просто немного отпил из своего бокала и спокойно ответил:

– Неожиданно? Как я понимаю, вы единственная дочь в семье, мисс Трулав. Я брат леди Мортон. Прожив с ней много лет, я могу с уверенностью сказать, что такого угрюмого человека, как она, еще поискать. Но не думайте, что Джорджиана забыла вас. Она часто рассказывает мне о вашей покойной матери. Я уверен, она бы приезжала к вам, если бы не эта ужасная сыпь…

– Сыпь?

– Да, волдыри на коже. Она никак не избавится от них. Красные рубцы, словно ее долго лупили палкой. Только я вам ничего не говорил. Вы же понимаете, какой гнев обрушится на меня, если в обществе поползут слухи…

Несмотря на кажущееся равнодушие ко всему и всем, в глубине души (я уверена) сэр Томас – человек очень впечатлительный и сентиментальный. Зоны интеллекта у него большие, равно как и зона стремления к идеалу, что означает, что он не станет хитрить и искать обходных путей.

– Ох, как я сочувствую леди Мортон! Не волнуйтесь, сэр Томас! Я умею молчать!

– Да? Вот это жаль. А я так надеялся на то, что вы будете столь же словоохотливы и тоже откроете мне какой-нибудь секрет…

Я не знала, что сказать. Атмосфера между нами начала как-то накаляться. Он что, пытается со мной флиртовать?

Некоторое время слышался только звон столовых приборов. В воздухе стоял опьяняющий запах фруктов и шампанского. Я шумно вздохнула:

– Боюсь, в таком случае вечер будет для вас безнадежно испорчен, сэр Томас. Вообще эти домашние балы, наверное, настоящее испытание для такого человека, как вы?

Он сделал еще глоток из своего бокала и вяло улыбнулся мне:

– Я не совсем понимаю, о чем вы…

– Ну вы же молодой баронет, да еще и неженатый. Весь вечер расфранченные мамаши, коих тут немало, будут демонстрировать вам своих нелепо хохочущих жеманных дочек. И каждая мамаша будет молиться, чтобы ваш выбор пал именно на ее красавицу. Ваше положение немногим завиднее, чем у червя на рыболовном крючке.

Сэр Томас молча почесывал шею. Я уверена, что ни одна из девушек не разговаривала с ним в таком тоне. Ну и хорошо. Как показывает практика, если хочешь отвадить очередного женишка – говори что думаешь, без церемоний.

– Вы делаете такой вывод исходя из моего внешнего вида или из ваших представлений о жизни?

– Исходя из моего опыта. Ну давайте начистоту: вы же прекрасно знаете, что на данный момент я – единственная наследница отца. – В этот момент раздался заливистый смех миссис Пирс, от которого у меня стало кисло во рту. – Я не могу передать, как устала от этих бесконечных женихов и переполненных бальных карточек [492]492
  Бальными карточками назывались книжечки, которые были у каждой дамы и в которые кавалеры записывались на тот или иной танец с ней.


[Закрыть].

Сэр Томас посмотрел мне прямо в глаза. Он заинтересован или обижен?

– Я пытаюсь понять, – медленно произнес он, – какого ответа вы ждете от меня. Вы или пытаетесь довольно прозрачно намекнуть, что не хотите выходить из-за стола со мной под руку, или же хотите, чтобы я записался в вашу бальную карточку, так как сегодня она уже почти заполнена. Пожалуй, лучше просто промолчать.

– Тогда я тоже не стану больше надоедать вам своими разговорами, и мы насладимся молчанием друг друга.

Сэр Томас слегка хмыкнул:

– Занятно… А меня вы отнесли к той же бесконечной череде охотников за вашим наследством?

– Было бы крайне жаль, если бы это было так… – произнесла я, многозначительно указывая взглядом в сторону отца и миссис Пирс. Та вцепилась мертвой хваткой в его рукав, и стрела Купидона, пронзавшая тугой узел волос на ее голове, указывала точнехонько в сторону папы. – Извольте, откровенность за откровенность. Мне кажется, что любого охотника за моим наследством ждет неприятный сюрприз.

– Какой же?

Я снизила голос до шепота, но наигранного. Меня было прекрасно слышно не только сэру Томасу.

– Конечно, у меня есть некоторая сумма, что досталась от покойной матери. Но вы же видите, впрочем, как и я, что мой отец вознамерился жениться снова.

Он еще раз посмотрел на миссис Пирс, которая в очередной раз запрокинула голову, заливаясь звонким смехом. На миг лицо сэра Томаса исказила презрительная гримаса, что мне польстило.

– Похоже, что так…

– Так вот, если у них родится дочь, наследство будет поделено между нами пополам. Это самый благоприятный исход в данной ситуации. Но если у них родится несколько дочерей… Или тем более сын…

– Понимаю… – Теперь улыбка совсем исчезла с его лица.

– И я бы очень попросила вас, сэр Томас, если вы услышите сегодня вечером, как кто-то из молодых людей рассуждает о моем наследстве, пожалуйста, просветите его об истинном положении вещей. Я бы не хотела, чтобы общество судачило обо мне и подозревало в каком бы то ни было коварном расчете.

– Вы правы. – Сэр Томас на миг задумался, откинувшись в кресле. – Вы правы. Такие пересуды вам ни к чему.

Ура! И этого тоже отвадила! Причем он наверняка будет думать, что я говорила все это искренне, без всякой задней мысли. А вам, миссис Пирс, придется еще немного подождать с вожделенной сменой фамилии на нашу, кажущуюся вам столь романтичной!

Но сэр Томас не сдавался:

– Простите меня, мисс Трулав, но если все так, как вы говорите, то вам, наверное, рано или поздно придется-таки предпочесть одного из того легиона молодых людей, что бьются за вашу руку и сердце? Брак укрепил бы ваше положение в обществе и позволил бы сохранить хорошие отношения с отцом. Или вы хотите попробовать себя в роли падчерицы? – При этом он бросил на миссис Пирс такой взгляд, в котором однозначно читалось: вы же достаточно умны, чтобы не желать оказаться под одной крышей с такой мачехой.

Кровь бросилась мне в лицо. Одна только мысль о «роли падчерицы», как он выразился, вызвала во мне резкую вспышку гнева! Да еще этот его тон! Тоже мне, советчик! Кто он такой, чтобы советовать мне поскорее выйти замуж? Да он вообще ничего не знает обо мне! Но вообще-то я сама навела его на такие мысли. Мне не следовало быть настолько откровенной с мужчиной, которого я вижу первый раз в жизни.

– Я не намерена выходить замуж в ближайшее время, – довольно резко ответила я.

Сэр Томас немного помолчал, но потом снова пододвинулся ко мне:

– Мне бы не хотелось заканчивать наш разговор на такой ноте, мисс Трулав. Было бы очень печально. Давайте лучше веселиться и говорить о чем-то более приятном.

Я улыбнулась:

– Охотно! И я даже знаю о чем. Давайте я расскажу вам, какие секреты скрывает форма вашего черепа.