Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 146 (всего у книги 335 страниц)

Глава 23

Гарри Босх ждал у главного входа в тюрьму. Он подошёл к дверце ещё до того, как я выбрался. Солнце лупило беспощадно, а я забыл солнцезащитные очки – щурился, глядя на него.

– Могу отпустить водителя, а ты потом отвезёшь меня в аэропорт? Рейс в семь.

– Без проблем, – сказал он.

Я проверил портфель, расплатился с водителем, отпустил его – и мы с Босхом направились ко входу.

– Пройдёшь через внешние двери, а потом ещё одна – для адвокатов. Войдёшь – всё будет готово. К двум часам Найдерленд уже должен быть в комнате.

– Можешь пройти со мной через адвокатский коридор?

– Нет. Там будешь только ты и он – адвокат и клиент.

– Вот именно. Ты работаешь на меня как следователь, значит, нас покрывает привилегия.

– Да, но работать ты собираешься на него, а я – нет. Я на этого типа не работаю.

– О чём ты вообще?

– Я сам выбираю, за что берусь, Мик. Я не служу преступникам – перечеркнул бы всё, чего добился.

Я остановился и посмотрел на него.

– Полагаю, это стоит принять как комплимент, – сказал я.

– Я сказал у «Дэн Тана», что верю тебе, – ответил он. – Я бы не был здесь, если бы это было не так.

Я взглянул на тюремный корпус.

– Ладно, – кивнул я.

– Я буду рядом, – сказал Босх. – Если он назовёт имя – я наготове.

– Дам знать.

– Удачи.

В комнату к Найдерленду меня провели лишь через сорок минут. Как я и предполагал, браслет на лодыжке встревожил тюремщиков. Письмо судьи Уорфилд их не впечатлило: «такое можно подделать». Кто‑то позвонил в её офис, но там ответили, что судья на заседании. Дверь открылась только после того, как Уорфилд вышла на обед и перезвонила из своего кабинета. Я опоздал на полчаса, и Найдерленд встретил меня мрачным взглядом.

Он сидел за столом, прикрученным к полу. Руки в наручниках, от запястий – металлическая цепь к кольцу на столе, сам стул – тоже к привинчен к полу. И всё равно он попытался привстать, резко дёрнув цепь, когда я сел.

– Мистер Найдерленд, я Майкл Холлер, – начал я. – Простите за…

– Я знаю, кто ты, чёрт возьми, – отрезал он.

– Вы сообщили моему…

– Пошёл к чёрту.

– Простите?

– Вали отсюда на хрен.

– Я только что прилетел из Лос‑Анджелеса, потому что вы сказали…

– Ты что, не понимаешь?

Он рванул скованные руки вверх, пока цепь не хлестнула по ограничителю. Кисти сжались, будто он душил невидимого человека. Меня.

– Раньше так не делали, – процедил он. – Вот так приковывать. По крайней мере, не на свидании с адвокатом. Я не знал. Ни хрена не знал. Ты уже должен был быть мёртв, сукин сын.

– О чём вы? С чего бы мне быть мёртвым?

– Потому что я бы свернул тебе грёбаную шею.

Остин говорил сквозь стиснутые зубы. Он не был крупным и не выглядел подкачанным: редкие светлые волосы, землистая кожа – неудивительно в его обстоятельствах. Но неприкрытая ненависть в лице была пугающей. Первая мысль: подстава, работа Луиса Оппарицио, хитрый план убрать меня. Но я это отбросил: сам порядок визита ломал такую конструкцию. К тому же за ненавистью явно торчала боль.

– Вы собирались меня убить. Почему?

– Потому что ты убил моего друга, – прошипел он.

– Я не убивал Сэма Скейлза. Ради этого я здесь: пытаюсь найти того, кто это сделал. А вы только что угробили мой грёбаный день и день моего следователя. Можете мне не верить – возможно, я за это поплачусь, – но знайте: есть кто‑то другой, кто убил его и остался на свободе. И, не помогая мне, вы играете на его стороне.

Я поднялся и повернулся к стальной двери, подняв руку, чтобы постучать. Я был злой и разочарованный – уже прикидывал, нет ли раннего обратного рейса.

– Подожди, – сказал Найдерленд.

Я обернулся.

– Докажи.

– Этим я и занимаюсь. Но это не помогает, когда меня дёргают…

– Нет. Докажи прямо здесь.

– Как?

– Садись.

Он кивнул на стул. Я нехотя сел.

– Я не могу доказать это сейчас. По крайней мере, не здесь.

– Он сказал, что ты его предал, – произнёс Найдерленд. – Мол, знаменитый адвокат из «Линкольна»: как только сняли кино про твою задницу, ты умотал в Голливуд и бросил всех, кто на тебя рассчитывал, в канаве.

– Всё было не так. Я не «уматывал в Голливуд». Сэм перестал мне платить – раз. Но главное – я больше не мог. Он ранил людей, обирал их, заставлял чувствовать себя идиотами. Ему это нравилось. А мне нет. Я не мог взять ещё одно его дело.

Он промолчал. Я смягчил тон: надо было расположить его – он мог пригодиться.

– Вы правда бы меня убили? При том, что вам осталось меньше двух лет?

– Не знаю. Но что‑то бы сделал. Я был в ярости. И до сих пор в ярости.

Я кивнул. Будто стало прохладнее.

– Как бы там ни было, Сэм мне нравился, – сказал я. – Да, он обманывал многих, и это было тяжело принять. Но он мне нравился. Пришлось провести черту: то, что он творил, откладывалось на мне – и в работе, и дома. И да, он перестал платить. Значит, и меня записал в дураки.

– Он кидал многих, – сказал Найдерленд.

Я уловил приоткрытую дверь.

– Но не вас?

– Нет. Я его не бросал. И он меня не бросал. У нас были планы на моё освобождение.

– Какие?

– Сорвать один крупный куш – и исчезнуть.

– Какой именно? Он уже его нащупал?

– Не знаю. В письмах такое не напишешь. Здесь всё под контролем – визиты, звонки, письма. Нам даже запрещено контактировать с бывшими сидельцами на воле.

– Как же вы общались?

Он покачал головой – не хотел говорить.

– Эй, я ваш адвокат. Можете говорить всё: их уши тут не слышат, а я не имею права раскрывать ваши тайны. Это – привилегия.

Он кивнул и немного смягчился.

– Он присылал письма, – сказал он. – Писал от имени моего дяди.

Я на миг замолчал: следующий вопрос мог всё перевернуть. И помнил, что любая приличная афера приправлена правдой. Он обещал Босху назвать имя, если я приеду. Значит, и здесь истина прячется в деталях.

– Как зовут вашего дядю?

– Звали, – поправил он. – Он умер. Уолтер Леннон. Брат моей матери.

– Вы сами отправляли Сэму письма – на адрес «дяди»?

– Конечно. Что нам ещё оставалось?

– Помните адрес, куда посылали?

– У него была квартира над гаражом в Сан‑Педро. Но это три месяца назад, пока он был жив. Наверняка его вещи уже на улице.

– Помните адрес?

– Я глянул утром его письма. Обратный – 2720 Кабрильо. Он писал, что квартира небольшая. Но он откладывает деньги. Когда я выйду – купим что‑нибудь побольше. Говорил, купим квартиру.

Я понял: он говорит о близости, не называя её. Я никогда не задумывался о сексуальной ориентации Сэма – для его преступлений и наших отношений «адвокат–клиент» это не имело значения.

– Он говорил, откуда деньги? Те, что откладывал.

– Сказал, что работает в порту.

– Кем?

– Не говорил, а я не спрашивал.

У Сэма «работать» почти всегда значило «мошенничать». Я записал имя и адрес в блокнот. Это – плоды встречи, и никто уже не помешает их использовать.

– Мне ещё что‑то нужно знать?

– Всё, – сказал он.

Я подумал, как защитить полученную информацию, хотя бы пока мы её не проверим.

– К тебе, возможно, заявится следователь из Лос-Анджелеса, – предупредил я. – Они уверены, что я убил Сэма, и их задача – закрепить это. Помни: ты не обязан с ними говорить. Теперь я – твой адвокат. Всё через меня.

– Я им ни хрена не скажу.

Я кивнул – именно этого и добивался.

– Тогда на этом всё. Мне пора.

– А как насчёт суда? Тебе нужно, чтобы я дал показания?

Я не был уверен, как смогу его использовать и даст ли судья добро. Видеотрансляция из тюрьмы усыпит присяжных, да и конфликт интересов маячил: формально он уже мой клиент – хотя бы для тюремных бумаг.

– Я сообщу.

Я поднялся и постучал в дверь.

– Ты правда собираешься найти того, кто его убил? – спросил он. – Или просто боишься признать, что это был не ты?

– Единственный способ доказать, что это был не я, – найти того, кто это был, – сказал я. – Это закон невиновности.

Часть третья.
Эхо и железо

Глава 24

 Среда, 15 января

Утром мы приехали в Сан‑Педро к девяти тридцати – каждый своим ходом. Бишоп привёз меня: в час дня мне нужно было успеть в центр на продолжение слушания о пропавшем бумажнике. Босх подъехал на своём старом «Чероки», Циско – на «Харлее». Встретились у дома на Кабрильо, куда меня направил Остин Найдерленд. На лужайке висела табличка: «Сдаётся квартира».

Бишоп прошёл проверку у Циско, но стопроцентной уверенности не бывает. Я не хотел, чтобы он торчал в «Линкольне» под окнами, и попросил его зайти в соседнее кафе и ждать моего сигнала – когда пора будет ехать в суд.

Затем я подошёл к двери вместе со своими следователями и постучал. Нам открыла женщина в халате. Я протянул визитку и заговорил – по заготовленному сценарию, сложенному из того, что узнал от Найдерленда.

– Здравствуйте, мэм. Я Майкл Холлер, адвокат, занимаюсь имуществом Уолтера Леннона. Мы здесь, чтобы зафиксировать и пересмотреть всё, что он оставил.

– «Имуществом»? То есть он… умер?

– Да, мэм. Мистер Леннон скончался в конце октября.

– Нам никто ничего не сказал. Мы решили, что он просто уехал. За ноябрь он заплатил, а в декабре – ни весточки, ни чека.

– Вижу у входа табличку. Готовите квартиру к сдаче?

– Конечно. Его не было, и он не платил.

– Его вещи всё ещё здесь?

– Нет. Мы освободили квартиру. Всё – в гараже. Хотели выбросить, но закон, сами понимаете. Должны ждать шестьдесят дней.

– Спасибо, что соблюдаете закон. Не возражаете, если мы посмотрим его вещи в гараже?

Она не ответила. Прикрыла дверь, потянулась куда‑то внутри, затем высунула руку с пультом и нажала кнопку.

– Третий отсек, – сказала. – Сейчас открыт. Коробки с его именем сложены между следами от протектора.

– Благодарю, – сказал я. – И можно нам взглянуть на квартиру? Буквально быстрый осмотр.

Она снова исчезла за дверью и протянула мне ключ.

– Лестница со стороны гаража. Верните, когда закончите.

– Конечно.

– И не наследите. Там всё чисто. Мистер Леннон оставил ужасный бардак.

– В каком смысле?

– Будто торнадо прошёл. Сломанная мебель, вещи по всему полу. Так что не спрашивайте про депозит – его едва хватило чтобы покрыть убытки и работу.

– Понимаю. Ещё одно. Не взглянете на фото – подтвердить, что этот Уолтер Леннон и есть ваш бывший жилец?

– Думаю, да.

Циско показал на телефоне снимок Сэма Скейлза – тот, что разошёлся по СМИ после моего ареста. Женщина мельком глянула и кивнула.

– Он.

– Спасибо, мэм. Мы ненадолго.

– Только ключ верните.

Мы начали с квартиры – маленькая «двушка» над гаражом. Помещение уже убрали и подготовили под нового жильца. Находок на виду не ждали – судя по словам хозяйки, здесь «прошлись». Но Сэм Скейлз всю жизнь был мошенником: у него могли быть причины прятать дома вещи так, чтобы их пропустили при поверхностном осмотре. Вести осмотр поручил Босху – у него десятилетия опыта обысков у таких персонажей.

Он принёс небольшую сумку с инструментами. На кухне начал методично: прощупал низ выдвижных ящиков, отвинтил и проверил пространство за выкатными полками, снял изоляционные панели на дверцах холодильника и морозилки, осмотрел светильник и вытяжку. Поняв объём работы, я решил разделиться: оставил Босха наверху, а сам с Циско спустился в гараж. Нужно было ещё успеть в суд.

В третьем отсеке, посередине, – две стопки по четыре картонные коробки, сложенные между следами от протекторов, видимо, от колёс жильцов. Коробки запечатаны; на каждой – «Леннон» и дата: 12/19. Циско взялся за одну стопку, я – за другую.

Первая – одежда. Во втором боксе стояла машина; я разложил вещи на капоте, прошёлся по карманам и сложил обратно.

Во второй – обувь, носки, бельё. Я проверил каждую пару, внутри и снаружи, и наткнулся на рабочие ботинки со шнуровкой: в протекторе застряли маслянистые крошки. Меня кольнуло: вспомнил масляную субстанцию под ногтями Сэма Скейлза. Я отложил ботинки.

Оглянулся на Циско – он тоже разбирал одежду из первых двух коробок.

Третья – личное: туалетные принадлежности, будильник, несколько книг. Я пролистал – тайников нет. Всё романы, кроме одного – руководство по эксплуатации автоцистерны «Мак Пиннакл» 2015 года. Я понял, что это связано с «Биогрин Индастриз», но как именно – пока не ясно. Отложил инструкцию на капот в соседнем боксе.

Четвёртая – похожий набор: больше книг, ещё личное – кофеварка и пара кружек, завернутых в старые газеты. На самом дне – слой нераспечатанной почты, видимо, для амортизации стекла. По большей части мусор, кроме счета «Эй-Ти энд Ти» и нераспечатанного письма от Остина Найдерленда – обратный адрес: тюрьма штата Невада, Хай‑Дезерт. Я сунул тюремное письмо обратно: из разговора стало ясно – Найдерленд не в курсе, во что именно пытался влезть Сэм. Вряд ли там что‑то полезное. Вместо этого вскрыл телефонный счёт в надежде на детализацию звонков – но это было лишь напоминание о задолженности за прошлый период, перечень услуг без списка вызовов.

Циско разложил позади книги из своей третьей коробки. Я открыл последнюю из своей стопки. В ней – три запечатанные коробки с медовыми сотами и одна – с рисовыми хлопьями.

– Похоже, Сэм любил сухие завтраки, – пробормотал я.

Я встряхнул и осмотрел каждую пачку: пломбы целы, ничего не шуршит – похоже, обычные хлопья. Под ними – несколько пакетов молотого кофе и прочие нераспечатанные запасы из кухонных шкафов.

– Смотри, – сказал Циско.

В его руках – тонкий учебник к калифорнийскому экзамену на права.

– Всё подчеркнуто, – сказал он. – Будто реально готовился.

– А я нашёл руководство к топливозаправщику «Мак Пиннакл», – ответил я.

– Я повторю: может, он стал честным. Дальние перевозки, погрузка – что‑то такое.

– Никогда. Для Сэма честная работа хуже тюрьмы. Большие сроки его не исправили.

– Тогда что это?

– Не знаю. Но мы близко. Потому они и украли кошелёк.

– Почему?

– В кошельке было его текущее имя. Оно привело бы нас сюда. А потом – в «Биогрин Индастриз». Им это было не нужно.

– «Они» – это кто?

– Пока не знаю. Возможно, Оппарицио. Возможно, ФБР. Они пасут и Оппарицио, и объект, и не хотели, чтобы их дело замарало расследование убийства, связанного с «Биогрин». Как только полиция пробила отпечатки Сэма той ночью, в Бюро, скорее всего, сработала тревога. Они оценили картину и изъяли бумажник, прежде чем кто‑то из наших успел его увидеть. Пришли сюда, прочесали квартиру и зачистили следы. Связи между Сэмом и псевдонимом «Уолтер Леннон» не осталось – и ниточка к «Биогрин» оборвалась.

– То есть они просто смотрели, как на тебя вешают убийство, и были готовы дать тебе сесть?

– Не знаю. Похоже на план без расчёта последствий. Возможно, им нужно было время завершить свою операцию по «Биогрин». Я сбил график, отказавшись от ускоренного процесса. Вместо суда в июле или позднее – уже февраль, и к этому они не были готовы.

– «Возможно». Много «возможно».

– Пока это гипотезы. Но я думаю, мы…

В гараж вошёл Босх, и я прервался.

– Есть что‑нибудь наверху? – спросил я.

– Чисто, – ответил он. – Нашёл в платяном шкафу фальшпол – тайник, но спрятан плохо и пуст. Кто‑то до нас его уже находил.

– Размер? Ноутбук бы влез?

– Влез бы, – кивнул он.

– Вот чего не хватает, – сказал я. – Сэм жил в онлайне. Не представляю его без компьютера. И вот ещё: в счёте от телефонной компании – полный пакет, включая домашний интернет. Зачем подключать «вайфай», если у тебя нет ноутбука?

– Итак, отсутствуют компьютер, телефон и бумажник, – резюмировал Циско.

– Именно, – подтвердил я.

– Что в коробках? – спросил Босх.

– Мало что, – ответил я. – Пара ботинок с характерной грязью на подошвах. Почти закончили.

Вернувшись к последней коробке, я увидел на дне разномастную бумагу – то, что обычно копят в кухонном ящике: инструкция к кофеварке, схема сборки стола, несколько вскрытых писем от Найдерленда. Их бережное хранение ещё раз подтвердило их близость.

Там же лежала сложенная втрое и скреплённая степлером распечатка статьи из «Нью-Йорк Таймс». Заголовок: «Обескровленный зверь». История была опубликована в Солт-Лейк-Сит. Я прочитал – и понял: это меняет всё. И второе: если заберу распечатку, придётся передать её обвинению.

Я аккуратно сложил распечатку и вернул в коробку. Туда же положил руководство по «Мак Пиннакл». Затем закрыл и придавил сверху двумя другими.

Достал телефон и написал Бишопу, чтобы подъезжал.

– Ладно, уходим, – сказал я.

– Подожди, – остановил Циско. – Ничего брать не будем?

– Возьмём – придётся делиться.

– Обмен информацией с прокуратурой, – напомнил он.

– Пусть сами ищут. Они со мной не церемонятся – и я не буду. Пошли. Мне пора в суд.

На выходе я глянул на Босха – не выдаст ли его лицо несогласие с решением оставить всё на месте. Но ничего подобного я не увидел.

Бишоп как раз подкатывал к дому, когда мы вышли. Я протянул Циско ключ от квартиры.

– Сможешь вернуть хозяйке? И возьми у неё имя и контакты. Внесём в список свидетелей.

– Понял.

– И передай: мы не нашли в коробках ничего ценного для наследства. Она может пожертвовать их или выбросить – как пожелает. Хоть сегодня.

Циско посмотрел на меня и кивнул: понял подтекст – избавиться от барахла до того, как полиция или прокуратура наконец сюда доберутся.

– Передам.

Глава 25

С первого слушания по поводу исчезнувшего бумажника Сэма Скейлза многое изменилось. Моё прежнее возмущение пропажей улики и тем, как это бьёт по защите, теперь уравновешивалось тем, что мы откопали за последние сорок восемь часов. Я полагал, что разгадал главный секрет бумажника – псевдоним, под которым Сэм жил последний год. Делиться с обвинением я не собирался, пока это не станет неизбежным. И уж точно не хотел провоцировать решение суда, которое заставит нас раскрыться, или раздувать новую проблему. Поэтому собирался войти в зал судьи Уорфилд осторожно: заработать пару очков – особенно перед прессой, – но не тревожить спящих собак.

Судья снова опоздала на десять минут к началу дневного заседания. Этого хватило, чтобы в двух словах посвятить Дженнифер в наше утро. Я рассказал о статье в «Таймс» из Солт‑Лейк‑Сити и о том, что ниточки оттуда нужно пока держать при себе. Попросил её не поднимать материал в архиве.

– Если это окажется на бумаге, станет публичным, – сказал я. – Значит, никакой бумаги.

– Поняла, – кивнула Дженнифер.

– Там фигурирует человек – свидетель по имени Арт Шульц. Он ушёл из «АООС» – Агентства по охране окружающей среды. Надо его найти и заявить. Он – ключевой свидетель.

– Но как только внесём его в список, обвинение поймёт, куда мы клоним, – сказала она.

Списки свидетелей обеих сторон входили во «взаимное раскрытие данных», и суд требовал кратких показаний каждого. Составить их так, чтобы формально были точны, но не выдавали стратегию, – отдельное ремесло.

– Это можно замаскировать, – сказал я. – Свяжись с Шульцем, возьми резюме. Раз он работал в «АООС», у него наверняка диплом биолога или что‑то смежное. Внесём его как эксперта по веществу, найденному под ногтями жертвы. Он будет нашим «Экспертом по смазке» и, вероятно, останется вне поля зрения обвинения. А когда позовём его в суд, свяжем то, что у нас под ногтями, с тем, что происходит в «Биогрин».

– Риск есть, но терпимый, – сказала она. – Займусь после слушания.

Судья вышла из дверей своего кабинета и заняла место. Коротко извинилась за задержку – мол, ежемесячный судейский ланч затянулся, – и перешла к делу.

– Это продолжение ходатайства защиты о раскрытии. Мисс Берг, я поручала вам выяснить судьбу бумажника и доложить. Что обнаружили?

Берг подошла к кафедре, поморщилась, регулируя микрофон.

– Спасибо, Ваша честь. Проще говоря: бумажник по‑прежнему отсутствует. Последние два дня детектив Друкер вёл проверку и, при необходимости, готов выступить. Но бумажник не найден. Люди признают: представленные защитой видеодоказательства убедительны – похоже, в момент обнаружения тела в багажнике автомобиля обвиняемого в заднем кармане жертвы действительно был бумажник. Но среди вещей, позже переданных полиции из офиса коронера, его не оказалось.

– Установили, когда и кем он был изъят? – уточнила Уорфилд.

– Нет, Ваша честь. По процедуре тело доставляют в офис коронера и помещают в секционную. Там снимают одежду, изымают имущество, готовят к вскрытию, а имущество запечатывают и передают полиции. В нашем случае тело нашли вечером, значит, в операционную оно попало около двух ночи. Следовательно, подготовка к вскрытию могла начаться только утром.

– То есть тело лежало без присмотра?

– Не совсем. Его переместили в большой холодильный шкаф при офисе коронера.

– Вместе с другими телами.

– Да, Ваша честь.

– Не изолированно.

– В пределах шкафа с авторизованным доступом.

– Детектив Друкер проверил камеры наблюдения в этом секторе?

– Да. Их там нет.

– Значит, у нас нет способа узнать, кто мог попасть в шкаф и забрать бумажник.

– На данный момент – верно.

– «На данный момент»? Считаете, это изменится?

– Нет, Ваша честь.

– И что, по мнению обвинения, мне надлежит предпринять, мисс Берг?

– Ваша честь, мы не оправдываем потерю улики. Но это утрата, одинаково вредящая обеим сторонам. Ни у обвинения, ни у защиты нет доступа к бумажнику и возможной информации в нём. Исходя из этого, мы признаём ответственность за потерю, но полагаем, что ущерб – если он есть – равен.

Судья несколько секунд пережёвывала услышанное.

– Что‑то подсказывает, что мистер Холлер не согласится с такой оценкой, – сказала она. – Защита?

Я вскочил и оказался у кафедры почти прежде, чем Берг отошла.

– Да, Ваша честь, вы правы. Ущерб нельзя назвать равным. Государство вполне довольно сложившимся положением. Тело в багажнике, водитель – под обвинением. Им не нужно рыть глубже. Для них дело закрыто. Они даже не подняли вопрос о пропаже бумажника, пока это не сделала защита. Им это неинтересно, потому что бумажник и документы, которыми пользовался покойный, могли указать, чем Сэм Скейлз занимался в последние дни, – а это могло не вписаться в аккуратную схему, припасённую для меня. Очевидно: ущерб нанесён защите, а не обвинению.

– Допустим, я с вами согласна, – сказала Уорфилд. – Какую меру вы просите?

– Меры как таковой нет, Ваша честь. Мы требуем вернуть бумажник. Это и есть наше требование.

– Тогда какое «наказание» вы предлагаете? Признаков злонамеренного поведения участников расследования нет. Бумажник, по‑видимому, похищен кем‑то, имевшим доступ к телу, пока оно находилось в офисе коронера. Несомненно, коронер начнёт внутреннюю проверку, но суд не склонен наказывать обвинение за это несчастливое стечение обстоятельств.

Я покачал головой – разочарованно, хотя именно к такому выводу и вёл и, с учётом утренних находок, именно его и хотел.

– Ваша честь, прошу отметить в протоколе: проверку пропажи улики проводил тот же детектив, который отвечал за охрану места преступления и улик по делу.

– Принято, мистер Холлер, – сказала Уорфилд. – Ещё вопросы до перерыва?

– Да, Ваша честь, – сказала Берг.

Я уступил кафедру и вернулся на место, качая головой, будто меня сильно разочаровало решение.

– Извините, мисс Берг, – сказала судья, но посмотрела на меня. – Мистер Холлер, я заметила вашу демонстрацию. Вы недовольны?

Я остановился, как вкопанный.

– Ваша честь, я просто расстроен. Я пытаюсь строить защиту и на каждом шагу натыкаюсь на препятствия. Люди потеряли бумажник – по халатности или по служебному злодеянию, уже неважно, – а расплачиваться за это мне. Вот и всё.

– Советую обеим сторонам сдерживать эмоции и жесты, – сказала Уорфилд. – Особенно, когда дойдём до присяжных. Суд подобного не потерпит.

– Ваша честь, я бы не назвал это вспышкой, я лишь…

– Вы собираетесь спорить с судом, мистер Холлер?

– Нет, Ваша честь.

Я сел. Судья ещё секунду держала меня в прицеле – чтобы я не скривил лицо – затем перевела взгляд на прокурора.

– Продолжайте, мисс Берг.

– Ваша Честь, вчера мы получили от обвиняемого первый список свидетелей, – сказала Берг. – В нём два имени: сам обвиняемый и его следователь. Этот же обвиняемый, который дважды жаловался суду на проблемы с раскрытием информации, теперь называет всего два имени – это поразительно.

Уорфилд выглядела то ли утомлённой нашей постоянной перебранкой, то ли охваченной вялостью после двух мартини, которые, возможно, подали на судейском ланче. Я был уверен: именно алкоголь толкнул её укусить меня. Прежде чем я успел ответить, судья подняла ладонь, показывая, что мои слова ей не нужны.

– Рано, мисс Берг. У нас почти тридцать дней. На следующей и каждой последующей неделе списки будут обновляться. Давайте не паниковать заранее из‑за того, кого он собирается вызвать. Что‑нибудь существеннее?

– Нет, Ваша честь.

– Нет, Ваша честь, – подтвердил я.

– Прекрасно. Перерыв.