Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 140 (всего у книги 335 страниц)

Глава 7

Вторник, 3 декабря

Утром я сообщил помощнику шерифа, что мне нужна юридическая библиотека – провести исследование по делу. Прошло полтора часа, прежде чем другой помощник пришел и отвел меня туда. Библиотека оказалась небольшой комнатой на уровне «В»: четыре письменных стола и стена, заставленная полками с двумя экземплярами Уголовного кодекса Калифорнии и несколькими томами судебной практики – отчеты о решениях Верховного суда штата и апелляционных инстанций. Во время первого визита я уже листал эти книги и понял: они безнадежно устарели и бесполезны. В наше время все живет в компьютерах и обновляется в момент изменения закона или появления прецедента. Эти тома стояли там для вида.

Но библиотека была нужна мне не за этим. Мне требовалось записать мысли о деле, которые я сформулировал за бессонную ночь, а здесь мне позволяли пользоваться ручкой. Конечно, Бишоп давно предлагал «арендовать» огрызок карандаша, которым я мог бы тайком пользоваться в камере, но я отказался: знал, что прежде, чем он доберется до меня, он «погуляет» по тюрьме и не раз пройдет от блока к блоку в прямой кишке «курьеров» – посетителей и арестантов. И мне потом пришлось бы прятать его, таким же способом.

Я выбрал библиотеку – и принялся за дело, исписывая обороты страниц черновика ходатайства, уже поданного и отклоненного.

То, что я составлял, по сути, было списком задач для моего следователя и второго адвоката. С самого начала нас подкосило то, что на стоянке у «Красного Дерева», где я оставил машину в ночь вечеринки, не было камер; по крайней мере, камеры соседей напротив не работали. Моя собственная камера на крыльце не захватывала ни гараж, ни улицу внизу.

Но, как я чувствовал, еще многое можно было сделать, чтобы развернуть ситуацию в нашу пользу. Прежде всего – получить полный доступ к моему мобильному и машине, которые сейчас находились у полиции. Нужно было ходатайствовать о праве их изучить и восстановить данные. Я знал: мобильный – лучший персональный трекер на планете. В моем случае он показал бы, что в ту ночь мой телефон был дома и не двигался. Навигация «Линкольна» подтвердила бы, что машина простояла в гараже весь вечер и ночь, вплоть до предполагаемого времени смерти Сэма Скейлза. Да, это не исключало варианта, что я взял напрокат другую машину или действовал с сообщником – выезжал, похищал, возвращал, – но тут логика и здравый смысл начинают разъедать позицию штата. Если я так искусно планировал убийство, то с какой стати целый день разъезжал по городу с трупом в багажнике?

Данные телефона и машины стали бы двумя весомыми кирпичами для присяжных и одновременно загнали бы обвинение в угол по ключевому элементу – возможности. Бремя доказывания на них, а значит, им придется объяснить, как я совершил преступление в собственном гараже, когда нет доказательств, что ни я, ни моя машина не покидали дом.

Заманил ли я Сэма в дом и там убил? Доказывайте.

Пользовался ли я другим транспортом, чтобы тайно уехать, похитить Сэма, привезти его обратно, уложить в багажник «Линкольна» и застрелить? Доказывайте.

Дженнифер должна была изучить и оформить эти ходатайства. Для Циско у меня был иной фронт. Сначала я поручил ему пройтись по моим прежним делам в поиске тех, у кого мог быть мотив навредить мне: неудовлетворенного клиента, стукача, того, кого я «кинул под автобус» в суде. Обвинить меня в убийстве – это, мягко говоря, чрезмерный план мести, но меня явно подставили, и я не имел права игнорировать ни один след. Теперь я собирался снять Циско с этой линии и передать ее Лорне Тейлор. Она знала мои дела и архивы лучше всех и понимала, что искать. Бумажную рутину она осилит, пока я перевожу Сэма Скейлза в сферу постоянного интереса для Циско. Я давно не представлял Скейлза и знал о его нынешней жизни мало. Циско предстояло изучить его – кто он, с кем, зачем, почему именно он стал жертвой заговора, нацеленного на меня. Мне нужно было знать все, к чему Сэм прикасался. Я не сомневался: в момент убийства он либо готовил очередную аферу, либо уже стоял в ее эпицентре. В любом случае мне требовались детали.

Частью изучения жизни Скейлза было изучение его смерти. После первой, скудной волны раскрытия данных от обвинения, мы получили отчет о вскрытии. Там подтверждалось очевидное: смерть от множественных огнестрельных ранений. Но это был лишь первичный протокол – после осмотра тела. Токсикология в него не вошла. На нее обычно уходит две-четыре недели после вскрытия. Значит, результаты должны были быть готовы, и то, что их не оказалось в последней порции данных от прокуратуры, показалось мне подозрительным. Возможно, обвинение что-то прячет, и мне следовало выяснить – что именно. Я также хотел знать, в каком состоянии были психические функции Сэма в момент, когда его, предположительно живого, уложили в багажник моей машины и застрелили.

Это можно было решить двумя путями. Дженнифер могла просто подать ходатайство о выдаче отчета в рамках раскрытия, а Циско – съездить в офис коронера и попытаться получить копию самостоятельно. В конце концов, это публичная запись.

В моем списке я поручил это Циско по простой причине: если он добудет копию токсикологии сам, велика вероятность, что прокуратура не узнает, что она у нас. Это лучшая тактика: не сообщать обвинению, что у тебя на руках и куда ты с этим метишь, если только закон прямо этого не требует.

На данный момент – это весь список. Но возвращаться в блок мне не хотелось. Слишком шумно, слишком много отвлекающего. Тишина библиотеки мне пришлась по душе, и я решил: раз уж в руках ручка, накидаю проект ходатайства о доступе к телефону и машине. Хотел произвести этим впечатление на судью Уорфилд к четвергу, чтобы ускорить ход дела. Если завтра передать наброски Дженнифер, она быстро доведет их до кондиции.

Но едва я начал, как дежурному в библиотеке пришло сообщение: у меня посетитель. Это удивило – ко мне могли прийти лишь те, чьи имена я заранее внес в список, который заполнял при поступлении в тюрьму. Список был коротким и, в основном, состоял из людей моей защитной команды. На вторую половину дня у нас встреч не планировалось.

Я предположил, что это Лорна Тейлор. Хотя она руководила моей практикой, ни лицензии юриста, ни удостоверения следователя, у нее не было, и это не позволяло ей присутствовать на дневных встречах вместе с Дженнифер и Циско. Но когда меня провели к кабинкам для свиданий, и я посмотрел сквозь стекло, меня приятно поразило увидеть женщину, чье имя я записал последним – на авось.

По ту сторону стекла сидела Кендалл Робертс. Я не видел ее больше года. С той поры, как она сказала, что уходит, – ни разу.

Я опустился на табурет у стекла и снял трубку с рычага. Она подняла трубку на своей стороне.

– Кендалл, – сказал я. – Что ты здесь делаешь?

– Узнала об аресте и не смогла не приехать, – сказала она. – Ты в порядке?

– В порядке. Это все собачья чушь, и я докажу это в суде.

– Я верю тебе.

Когда она ушла от меня, она ушла и из города.

– Э-э… когда прилетела? – спросил я. – В город, я имею в виду.

– Вчера поздно вечером.

– Где остановилась?

– В отеле. Рядом с аэропортом.

– Хорошо. Надолго?

– Не знаю. Планов нет. Когда суд?

– Не раньше, чем через два месяца. Но заседание – уже в этот четверг.

– Может, зайду.

Сказала так, словно я пригласил ее на вечеринку. Мне было все равно. Она выглядела великолепно. Казалось, со времени нашей последней встречи она ни разу не стриглась: волосы мягко обрамляли лицо и падали на плечи. Когда она улыбалась, на щеках проступали ямочки. У меня сжалось в груди. С двумя бывшими женами я прожил суммарно семь лет. Почти столько же – с Кендалл. Казалось, всё было прекрасно на протяжении многих лет, пока внезапно мы не начали отдаляться друг от друга, и она не заявила о своем намерении уехать из Лос-Анджелеса.

Я не мог оставить ни дочь, ни практику. Предложил больше путешествовать, но уезжать не собирался. В итоге ушла Кендалл. Однажды, пока я был в суде, она собрала вещи и оставила записку. Я подключил Циско – лишь затем, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, по крайней мере, так я себе это объяснял. Он отследил ее до Гавайев, но я всё оставил как есть. Не полетел через океан, чтобы искать её и просить вернуться. Просто ждал и надеялся.

– Откуда прилетела? – спросил я.

– Из Гонолулу, – сказала она. – Я жила на Гавайях.

– Открыла студию?

– Нет, но веду занятия. Мне лучше не быть владелицей. Сейчас просто преподаю. Справляюсь.

У нее несколько лет была студия йоги на Вентуре, но она продала ее, когда начала ощущать беспокойство.

– Как долго ты здесь пробудешь?

– Я же сказала: пока не знаю.

– Если хочешь, можешь жить в моем доме. Я им все равно пользоваться не буду, а растения поливать надо – некоторые, кажется, и вовсе твои.

– Возможно. Посмотрим.

– Запасной ключ все еще под кактусом на передней террасе.

– Спасибо. Почему ты здесь, Микки? Нет способа выйти под залог или…

– На меня поставили пять миллионов. Это значит: десять процентов – и я на улице. Но эти деньги не возвращаются, виновен я или нет. Это почти все, что у меня есть, включая долю в доме. Не вижу смысла отдавать все за пару месяцев свободы. Я настоял на скором суде и собираюсь выиграть, не заплатив ни цента залогодержателю.

Она кивнула.

– Хорошо. Я верю тебе.

Визит длился всего пятнадцать минут, после чего телефоны отключались. Я знал, что время на исходе. Но, увидев ее, я заново ощутил, что поставлено на кон.

– Спасибо, что пришла, – сказал я. – Прости за короткий формат – ты проделала такой путь…

– Ты внес меня в список посетителей, – сказала она. – Я не была уверена, когда меня спросили, а потом они назвали мое имя. Это было приятно.

– Я думал, может, придешь, если услышишь. Не знал, дойдет ли новость до Гавайев, но здесь об этом шумят.

– Ты знал, что я на Гавайях?

Промашка.

– Ну, вроде того, – сказал я. – Когда ты вот так ушла, я просто хотел знать, что ты в порядке. Попросил Циско навести справки, и он сказал, что ты улетела на Гавайи. Куда именно и надолго ли – не знал. Просто – Гавайи.

Я видел, как она обдумывает мой ответ.

– Хорошо, – сказала она наконец, приняв его.

– Как там? – спросил я, стараясь сгладить оплошность. – Нравится?

– Все нормально. Уединенно. Думаю о возвращении.

– Не знаю, чем могу помочь, но, если что-то понадобится – скажи.

– Хорошо. Спасибо. Пожалуй, мне пора. Они сказали, у меня пятнадцать минут.

– Да, но они просто отключают телефоны, когда время выходит. Ты вернешься? Я тут каждый день, если не в суде.

Я улыбнулся, будто был стендап-комиком. Прежде чем она ответила, в трубке взвыло электронное жужжание – связь отключили. Я видел, как шевелятся ее губы, но не слышал. Она посмотрела на аппарат, затем на меня и медленно повесила трубку. Визит окончен.

Я кивнул и неловко улыбнулся. Она слегка помахала, встала. Я тоже поднялся и пошел вдоль ряда кабинок – со стороны заключенных они были открыты. В каждый проем я заглядывал на долю секунды и пару раз ловил ее взгляд – она шла параллельно с другой стороны.

А потом исчезла.

Сотрудник спросил, вернусь ли я в юридическую библиотеку; я ответил, что хочу в блок.

Пока меня вели обратно, я прокручивал ее последние слова, сорвавшиеся в пустоту. Я всматривался в движение ее губ над мертвым телефоном. Понял: она сказала – «Я не знаю».

Глава 8

Четверг, 5 декабря

Офицер Рой Милтон был в форме и сидел в первом ряду галереи за столом обвинения, когда меня ввели в зал. Я сразу узнал его – в ночь моего ареста он запечатлелся в памяти. По протоколу департамента шерифа я был прикован цепью к поясу, кисти закованы по бокам. Меня подвели к столу защиты; конвойный снял цепи, и Дженнифер, уже наготове, помогла мне надеть пиджак. Лорна каким-то чудом управилась с подгонкой за два дня – костюм сидел безупречно. Застегивая манжеты, я повернулся к галерее и обратился к Милтону:

– Офицер Милтон, как сегодня самочувствие?

– Не отвечайте, – сказала Дана Берг со стола обвинения.

Я посмотрел на нее, а она – прямо на меня.

– Не лезьте к свидетелю, Холлер, – сказала она.

Я развел руками.

– Просто проявляю сердечность.

– Проявляйте ее к тем, кто на вашей стороне, – отрезала Берг.

– Как скажете, – сказал я.

Я обвел взглядом полукруглый зал и увидел дочь на ее обычном месте. Улыбнулся, кивнул – она ответила тем же. Кендалл Робертс я не увидел, да и не рассчитывал. Я посчитал, что ее визит – это своего рода компенсация за внезапное исчезновение. И это все, что мог о нем сказать.

В конце концов я придвинул стул к столу защиты и сел рядом с Дженнифер.

– Ты хорошо выглядишь, – сказала она. – Лорна отлично поработала.

До этого мы успели переговорить во временной камере вместе с Циско. Но он уже ушел – впереди был ворох следственных поручений.

Я услышал шепот у себя за спиной и, обернувшись, увидел двух журналисток, которые вели это дело с первых дней, – они заняли привычные места. Обе – женщины. Одна из «Лос-Анджелес Таймс», другая – из «Дейли Ньюс». Конкурентки, которым нравилось сидеть рядом и шептаться в ожидании судьи. Одри Финнел из «Таймс» я знал много лет – она освещала не одно мое дело. Эдди Гэмбл была новенькой в криминальной хронике, я знала ее лишь по статьям в газете.

Вскоре судья Уорфилд появилась в дверях позади секретаря, и зал призвали к порядку. Прежде чем перейти к ходатайству о прекращении, я обратился к судье:

– Ваша Честь, у защиты есть срочное новое ходатайство – обвинение по-прежнему нарушает правила раскрытия данных.

– Что на этот раз, мистер Холлер? – спросила судья.

В ее голосе зазвучали нотки раздражения, и это меня озадачило: слушание едва началось. Я подошел к кафедре, а Дженнифер отнесла копии нового ходатайства к столу обвинения и секретарю, после чего бумаги ушли судье.

– Ваша Честь, защита всего лишь просит то, на что имеет право, – сказал я. – Перед вами ходатайство о предоставлении данных с моей машины и моего мобильного телефона. Обвинение их не передает, потому что знает: они меня оправдывают и покажут, что я был дома, а машина стояла в гараже в тот самый момент, когда, по их версии, я якобы выехал, похитил мистера Скейлза, а затем привез к себе и убил.

Дана Берг вскочила и сразу возразила. Ей не пришлось даже объяснять основания – судья перехватила инициативу.

– Мистер Холлер, – сказала она. – Презентация вашего дела в медиа вместо суда недопустима и опасна. Вы меня понимаете?

– Понимаю, Ваша Честь, и приношу извинения, – сказал я. – Защищая самого себя, я погружаюсь в такие глубины эмоций, с какими обычно не сталкиваюсь.

– Это не оправдание. Считайте это единственным предупреждением.

– Спасибо, Ваша Честь.

Произнося извинения, я не мог не подумать: что она сделает, если обвинит меня в неуважении к суду? Посадит? Я уже там. Оштрафует? Удачи с взысканием – доход у меня сейчас нулевой, пока я отбиваюсь от обвинения в убийстве.

– Продолжайте, – велела судья. – К делу.

– Ваша Честь, суть ходатайства очевидна, – сказал я. – У штата есть эти данные, а у нас их нет. Судя по всему, в окружной прокуратуре вошло в привычку припрятывать информацию, пока защита её не попросит. Это работает не так. Речь о жизненно важной информации, касающейся моей собственности, необходимой мне для защиты. И нужна она мне сейчас, а не тогда, когда обвинению будет удобно.

Судья взглянула на Берг, приглашая к ответу. Та поднялась на трибуну и опустила микрофон до нужной высоты.

– Ваша Честь, предположения мистера Холлера неверны, – сказала она. – Запрашиваемые им данные получены полицией по ордеру на обыск, оформление которого заняло время. Материалы по этому ордеру поступили в мой офис только вчера, и ни я, ни кто-либо из команды их еще не просмотрели. Насколько я понимаю правила раскрытия, мне дозволено хотя бы ознакомиться с доказательствами, прежде чем передавать их защите.

– Когда защита их получит? – спросила Уорфилд.

– Думаю, к концу завтрашнего дня, – ответила Берг.

– Ваша Честь? – сказал я.

– Придержите коней, мистер Холлер, – остановила меня Уорфилд. – Мисс Берг, если у вас нет времени, поручите просмотр кому-то другому или не просматривайте. Я хочу, чтобы вы передали материалы защите к концу сегодняшнего дня.

– Да, Ваша Честь, – сказала Берг, потупив взгляд.

– Ваша Честь, я все равно хотел бы быть услышан, – сказал я.

– Мистер Холлер, я только что дала вам то, что вы просили, – нетерпеливо произнесла Уорфилд. – Что еще вы хотите услышать?

Когда Берг отошла, я шагнул к кафедре. Взглянув в зал, увидел Кендалл рядом с моей дочерью. Это прибавило мне уверенности. Я вновь поднял микрофон.

– Ваша Честь, – начал я, – защита обеспокоена абсурдом, будто «просмотр» должен предшествовать раскрытию любых обнаруженных доказательств. «Просмотр» – слово аморфное. Что именно считается просмотром? Сколько он длится? Два дня? Две недели? Два месяца? Я прошу суд установить четкие правила. Как вам известно, я не отказывался и не откажусь от права на скорое судебное разбирательство. Любая задержка с передачей материалов ставит защиту в заведомо слабое положение.

– Ваша Честь? – поднялась Берг. – Можно меня…

– Нет, мисс Берг, в этом нет нужды, – отрезала Уорфилд. – Разъясняю правила раскрытия в этом зале. Раскрытие – это дорога с двусторонним движением. Что входит – то и выходит. Немедленно. Никаких задержек и «необоснованных просмотров». Все, что получает государство, одновременно получает защита. И наоборот – все, что получает защита, получает и государство. Без промедления. Санкция за нарушение – исключение материалов стороны-нарушителя. Запомните. А теперь перейдем к вопросу, ради которого назначено это слушание: ходатайству об исключении, по сути – об отводе доказательств по делу. Мисс Берг, на вас лежит бремя оправдать обыск и выемку. У вас есть свидетель?

– Да, Ваша Честь, – сказала Берг. – Сторона обвинения вызывает офицера Роя Милтона.

Милтон поднялся с первого ряда и занял место у кафедры свидетеля. Он поднял руку, принес присягу. После формальностей Берг попросила его рассказать о моем аресте.

– Вы приписаны к подразделению «Метро», верно, офицер Милтон?

– Да.

– Какова юрисдикция «Метро»?

– По сути, весь город.

– Но в ту ночь вы работали в центре, на Второй улице, так?

– Верно.

– Какое у вас было задание?

– Я был на задании «ППОП», меня разместили рядом с...

– Позвольте прервать. Что такое «ППОП»?

– Подразделение по особым поручениям.

– Какая «особая» проблема стояла перед вами в тот вечер?

– Мы фиксировали всплеск преступности в деловом центре, главным образом вандализм. Внутри периметра работали наблюдатели, а я был в машине поддержки неподалеку от зоны. Стоял на углу Второй и Бродвея, видел обе улицы.

– На что вы должны были обращать внимание, офицер Милтон?

– На все, что выбивается из обыденного. Я увидел, как обвиняемый выехал с платной стоянки на Бродвее.

– Давайте об этом. Вы стояли неподвижно?

– Да. Припарковался у бордюра на юго-восточном углу Второй улицы. Передо мной просматривался тоннель, слева – Бродвей. Там я и увидел автомобиль, выезжающий с парковки.

– Место вам назначили или вы выбрали его сами?

– В результате анализа мы пришли к выводу, что моё местоположение должно соответствовать верхнему углу очерченной нами области делового центра.

– Но разве ваше местоположение не мешало обзору? Ведь здание "Лос-Анджелес Таймс Билдинг" наверняка закрывало вам вид на деловой центр, верно?

– Как я сказал, у нас были наблюдатели внутри периметра. Я выполнял функцию внешнего наблюдателя и исполнителя: моя задача была либо реагировать на выход людей из зоны в сторону Бродвея, либо, в случае необходимости, действовать внутри.

Шаг за шагом она провела его через остановку моей машины, наш разговор у багажника моего «Линкольна». Он описал, как я медлил и не хотел открывать багажник, и как он заметил, что из-под машины что-то капает.

– Я решил, что это кровь, – сказал Милтон. – В тот момент я посчитал, что возникла неотложная необходимость открыть багажник и проверить, не пострадал ли кто-то внутри.

– Благодарю, офицер Милтон, – сказала Берг. – У меня все.

Свидетеля передали мне. Моя цель – сформировать протокол, который пригодится на процессе. Берг не стала показывать видео: ей достаточно было закрепить «неотложную необходимость». Но накануне мы получили расширенные версии записей с нагрудной и автомобильной камер и три часа разбирали их в «Башнях-Близнецах». Дженнифер сохранила запись с нагрудной камеры на ноутбуке и была готова к показу.

Подходя к кафедре, я снял резинку с рулона распечатки аэрофотоснимка делового центра. Попросил у судьи разрешения подойти к свидетелю, развернул снимок перед ним.

– Офицер Милтон, вижу у вас ручка в кармане. Не могли бы вы отметить на этом снимке точку, где находились в ту ночь?

Милтон сделал пометку, я попросил добавить инициалы. Свернул лист, перевязал и попросил суд принять его как вещественное доказательство защиты «А». Милтон, Берг и судья выглядели немного озадаченными – это меня устраивало. Я хотел, чтобы Берг ломала голову, куда мы клоним.

Я вернулся к кафедре и попросил разрешения воспроизвести оба видео из переданных нам прокуратурой. Судья кивнула, и я использовал Милтона для аутентификации записей. Прокрутил от начала до конца, ни разу не остановившись для вопроса. Когда экраны погасли, я задал лишь пару уточнений.

– Офицер Милтон, вы считаете, что эти записи точно отражают ваши действия при остановке моей машины?

– Да. Все зафиксировано.

– Вы не видите признаков, что записи редактировали или изменяли?

– Нет. Все целиком.

Я попросил суд принять видео как доказательства защиты «B» и «C», и Уорфилд удовлетворила просьбу.

Я двинулся дальше, вновь оставив прокурора и судью с вопросом – Что я задумал.

– Офицер Милтон, в какой момент вы решили остановить мою машину?

– Когда вы поворачивали, я заметил отсутствие номерного знака. Это признак «машины для побега», поэтому я последовал за вами и инициировал остановку уже в тоннеле на Секонд-стрит.

– «Машины для побега», офицер?

– Иногда, совершая преступления, люди снимают номера, чтобы свидетели не смогли их запомнить.

– Понимаю. Но из просмотренного видео следует, что на машине был передний номер, верно?

– Да, был.

– Разве это не подрывает ваше объяснение причины остановки?

– Не обязательно. Обычно видят, как отъезжает машина. Для преступников важно снять задний номер.

– Хорошо. Вы видели, как я шел по улице от бара «Красное Дерево» и повернул направо на Бродвей?

– Да, видел.

– Я делал что-нибудь подозрительное?

– Насколько помню, нет.

– Я казался пьяным?

– Нет.

– Вы видели, как я выехал с парковки?

– Да.

– Это показалось вам подозрительным?

– Не особенно. Вы были в костюме, я решил, что вы просто припарковали машину на платной стоянке.

– Знали ли вы, что «Красное Дерево» – бар, где часто бывают адвокаты защиты?

– Не знал.

– Кто приказал вам меня остановить, когда я выехал со стоянки?

– Э-э… никто. Я заметил отсутствующий номерной знак, когда вы сворачивали на Вторую, покинул позицию и инициировал остановку вашей машины.

– То есть вы последовали за мной в тоннель и уже там включили проблесковый маячок, верно?

– Верно.

– Вы знали заранее, что я выеду без заднего номера?

– Нет.

– Вы были там специально, чтобы остановить именно меня?

– Нет.

Берг поднялась с возражением: мол, я изводил Милтона, повторяя один и тот же вопрос. Судья согласилась и велела двигаться дальше.

Я глянул на кафедру, на заметки, нацарапанные красными чернилами.

– Больше вопросов нет, Ваша Честь, – сказал я.

Судья выглядела слегка растерянной – допрос оборвался резко.

– Вы уверены, мистер Холлер?

– Уверен, Ваша Честь.

– Хорошо. У обвинения есть ещё вопросы к свидетелю?

Берг тоже казалась озадаченной моими действиями. Решив, что вреда я не нанес, она сказала, что вопросов не имеет. Судья перевела взгляд на меня:

– У вас есть другие свидетели, мистер Холлер?

– Нет, Ваша Честь.

– Прекрасно. Аргументы?

– Ваша Честь, мои аргументы уже изложены.

– Ничего больше? Не хотите хотя бы резюмировать свою позицию после допроса свидетеля?

– Нет, Ваша Честь.

– Сторона обвинения желает возразить?

Берг поднялась со стула, развела руками – мол, спорить не о чем, – и заявила, что представит письменный ответ на мое ходатайство.

– Тогда суд готов к решению, – сказала Уорфилд. – Ходатайство отклоняется. Перерыв.

Она произнесла это как ни в чем не бывало. В зале прошел шепот, в воздухе повисло разочарование – общее «Что?», прокатившееся по рядам.

А я был доволен. Я не хотел выигрывать сейчас. Я хотел повалить дерево обвинения перед присяжными – и победить. И только что занес топор в первый раз.