Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 327 (всего у книги 335 страниц)

Я сжала хлеб в кулаке так, что он превратился в плотный комок. Ничего, от этого он не станет менее сытным для Мим. Правда, если на ковре останутся крошки… Ох, лучше не думать об этом. Лучше вообще ни о чем не думать.

Я много раз повторила себе, что мне все равно и я не боюсь смерти. Что я готова на все ради моей единственной подруги – Мим. И все же, когда я добралась до верхней ступеньки и подо мной скрипнул пол, нервы сдали. Я начала дрожать, как осенний лист. Все тело трясло так, что стучали зубы.

Что я здесь делаю? Я в своем уме?

Я не могла точно вспомнить, какая из дверей ведет в комнату «капитана». Помнила только его плетку. Направо или налево? А если она… то есть он услышал скрип половицы? И уже притаился за дверью, чтобы схватить меня?

Слезы катились градом по моим щекам. Кусая губы до крови, я все-таки двинулась дальше. Направо? Вроде да… Господи, ну почему в темноте все двери кажутся абсолютно одинаковыми?

Немного воды из кружки пролилось на ковер – мои руки слишком сильно дрожали, но было уже все равно.

И вот передо мной две абсолютно одинаковые двери. Невозможно понять, за какой из них скрывается весь этот ужас. Но времени на размышления нет. Надо делать выбор. Быстро!

Я выбрала правую дверь.

Она оказалась не заперта и медленно открылась, поскрипывая петлями.

В комнате слабо мерцал свет. Несколько секунд я различала только какие-то пятна. Но постепенно глаза привыкли, и я рассмотрела все: камин с тлеющими в нем угольками, длинный канат, подвешенный к потолку, связанные им руки – так же, как мои тогда, – и измученное тело…

– Мим? – рванулась я к ней.

В ответ послышался лишь еле слышный вздох.

Это была она. Я слышала ее дыхание столько раз. Неизменно рядом со мной: и за работой, и во сне.

Почувствовав некоторое облегчение, я ослабила хватку руки, сжимавшей кружку. И вдруг заметила движение.

Какая-то тонкая темная фигура медленно поднялась на ноги, и я почувствовала сладкий аромат, перебивавший даже пропитавший все запах от трубки «капитана». Ландыши!

– Пошла вон!

– Кейт?

– Пошла вон! Ты что, оглохла?

Я слышала ее, но как будто издалека. Кровь стучала в моих висках, и этот шум оглушал меня. Я с трудом держалась на ногах.

– Что вы творите с Мим?

Кейт сделала еще один шаг вперед, и я увидела ее в тусклом мерцающем свете угольков, тлеющих в камине. Из него вылетела искра. Она растаяла, немного не долетев до ее волос. Сейчас они были не завиты в кудри, а заплетены в толстую косу, которая спускалась по ее спине. Она выглядела как черный ангел среди пламени.

– Пошла вон! – рычала она. – Или мне позвать мать?

С этими словами она потянулась за кочергой, стоявшей около камина.

Господи, прости! Мне не хватило смелости.

Я бросила хлеб и кружку и убежала.

34. Рут

Не ждите от меня счастливого конца этой истории, мисс. Мим умерла. Но священник здешней церкви говорит, что смерть – это не самое ужасное, что может произойти с человеком. И я думаю, что он прав. Потому что то, что случилось со мной потом, было намного – поверьте мне! – намного хуже смерти.

Они дождались воскресенья, когда магазин был закрыт. Меня ни разу не попрекнули моей ночной вылазкой наверх. И никто не говорил о том, как именно умерла Мим. Нелл сказала, что ей запретили заходить в комнату «капитана». И при ней Метьярды ни разу не заговаривали про Мим. Никто из нас и не подозревал, что бедняжка уже мертва. Так и было до того воскресенья.

Мы работали над плиссированными юбками для бальных платьев. Это очень тяжелый труд – точно подгонять все эти мелкие складочки. Небо было затянуто тяжелыми тучами, которые угрожающе нависли над землей. Солнечного света, казалось, не было вообще. Каждый раз, когда сверкающее острие моей иглы появлялось из-под очередной складки плотного материала, я удивлялась: какой же свет оно отражает? Ведь его здесь просто нет! Без Мим и Нелл нам приходилось работать еще дольше. Однажды мы работали двадцать пять часов подряд.

И я была очень рада услышать наконец чьи-то шаги на лестнице, ведущей к нам на чердак. У меня появилась возможность немного передохнуть и отвести взгляд от иглы. Но тут я увидела вошедшую в комнату Кейт, и от моего облегчения не осталось и следа.

Под мышкой она держала очень знакомый мне сверток. В нем оказались ножи и маленькая пила, которые Билли принес для того, чтобы делать корсеты. Это мои вещи, и видеть их в руках Кейт было очень неприятно, словно она копалась в моем нижнем белье.

– Ты нам нужна, Рут. Вставай и пошли!

Я c шумом отодвинула свой стул:

– Кому-то нужен новый корсет?

– Я сказала, пойдем со мной!

У меня было слишком много недоделанной работы, но я не посмела спорить с ней, помня ту ночь и ту Кейт – в отсветах огня, с выпученными от ярости глазами. Она так и не наказала меня за то, что я прокралась наверх. Пока не наказала.

Под злобным взглядом близняшек я вышла из мастерской вслед за Кейт. Мы спустились вниз, в жилые комнаты. При дневном свете все выглядело совсем по-другому. Яркие краски и богатая мебель казались теперь какими-то зловещими. К тому же здесь стоял какой-то странный запах. И это были не цветочные ароматы, к которым я привыкла. Их заглушало что-то другое…

По мере того как мы приближались к комнате «капитана», незнакомый запах становился все сильнее, все нестерпимее. А когда мы остановились у двери, у меня во рту появился привкус, от которого чуть не стошнило.

– Мим… – прошептала я.

Кейт открыла дверь ключом. Ее руки дрожали. Бледно-голубые вены змеились по белой коже. Потом я вспоминала эту картину. Чтобы вспомнить, как выглядят вены живого человека, по которым течет кровь.

Дверь со скрипом открылась.

Я никогда не забуду того смрада, ударившего мне в нос. Это тошнотворное зловоние, казалось, разъедало глаза. Мы с Кейт закашлялись.

– Шевелись уже! Пошла! Быстрее! – Она толкнула меня вперед, навстречу смраду, зашла в комнату следом и снова заперла дверь на ключ.

Только после этого я смогла оглядеться.

«Капитан» сидел на корточках у камина. Пляшущие языки пламени придавали ему какой-то злобно-торжествующий вид. Края парика были влажными, само лицо раскраснелось от близости к огню.

– Пламя скрывает все, – бормотал он. – Огонь умеет хранить тайны.

Я не выдержала… Этот жар камина, это зловоние, и эта ужасна картина… Я без сил рухнула на колени, как подрубленная.

– Вставай! Вставай сейчас же!

Кейт тянула меня за рукав, волочила за собой по ковру. Мне было все равно. Я остолбенела от ужаса и почти не чувствовала боли. Я была готова умереть прямо сейчас – только бы не видеть всего этого.

Мим лежала в платяном шкафу.

Точнее, ее истерзанное и скрюченное тело со вспухшим животом. Голова Мим была полностью лысой. Голой, как коленка. Кто-то из этих двух монстров побрил ее налысо. Сразу было понятно, что она мертва уже как минимум сутки. Окоченение уже прошло, и началось тление. Какой ужас, моя красавица Мим превратилась в это!

– Что вы наделали?! – застонала я. – Что вы наделали?!

У меня не было сил плакать.

Рядом со мной что-то лязгнуло. Это Кейт бросила на пол сверток с моими инструментами.

– Ты была ее подругой, – еле выдавила она из себя. – Так что имеешь право.

Я все еще не могла понять, к чему она клонит, поэтому просто стояла и смотрела на все эти ножи и пилу, словно они были свидетелями моей прошлой жизни.

– Отрезать! – скомандовал «капитан». – Мы сожжем ее! Иначе они сразу опознают тело по руке без пальца!

«Капитан» взял кочергу и пошевелил ею угли.

Треск искр едва не оглушил меня. Казалось, что все это просто какой-то очередной кошмарный сон.

– Отрезать?!

– Да, ты должна отрезать ее правую руку пилой, – пояснила Кейт, словно речь шла об очередном заказе. – Мы сожжем ее в камине.

Каждое слово прибивало меня к земле, словно тяжелый камень. Я, конечно, сделала уже много плохого в своей жизни, но на такое пойти никак не могла. Они хотели, чтобы я разрезала на части труп моей лучшей подруги!

– Ни за что! – исступленно закричала я. – Вы не заставите меня сделать это!

«Капитан» злорадно ухмыльнулся.

Кейт продолжила хладнокровно:

– У тебя нет выбора. Если ее тело найдут с обеими руками, то его сразу опознают, и полиция придет к нам. Так что отрезать ей руку – это единственный выход. И никто, кроме тебя, не может этого сделать.

– Я не буду! Делайте со мной что хотите!

– Не с тобой. С твоей матерью…

На мои глаза мгновенно навернулись слезы. Мама… Я представила себе на миг ее бездыханное тело. Такое же ужасное, как тело Мим.

– Но… Вы ведь даже не знаете, где она и что с ней! – неуверенно пробормотала я.

«Капитан» злорадно ухмыльнулся, выдохнув облако дыма:

– Еще как знаю! Я слежу за этой паршивой бабой и заставлю ее выплатить долг. Ее когда-то считали красавицей? Ха! Сейчас она страшнее пугала! Она уже продала свои волосы. Теперь придется продать зубы.

Они схватили меня за руки. Одна справа, другая слева. Встряхнули и поставили на ноги.

Что я могла поделать?

Идеи, одна страшнее другой, роились в моей голове. А если выхватить один из ножей и напасть на них? Смогу ли я убить их обеих? Но ведь даже это не воскресит Мим! Да и маме моей от этого станет, скорее всего, только хуже. И самое главное: тогда я не смогу отомстить им, заставить их мучиться и долго страдать!

Вам это может показаться очень странным, мисс, но когда я вспоминаю сам процесс отрезания руки Мим… я вспоминаю в основном красоту. Эта тонкая сеточка вен. Внутренняя сторона ладони Мим, которая всегда казалась мне такой неожиданно розовой на фоне темной кожи остальных частей ее тела… Правда, сейчас ладонь была уже серой с белыми прожилками, словно мраморная. Мим была красивее и Розалинды, и Кейт. Даже в смерти она затмила их.

Как только я окончательно отделила руку Мим от ее тела, «капитан» тут же бросил ее в огонь. Пляшущие языки пламени охватили ее пальчики, и они исчезли в клубах едкого дыма.

Я снова упала на пол, и меня стошнило прямо на край платья Кейт.

Месть – это блюдо, которое подают холодным. Так ведь говорят, да? Я старалась собраться и остыть, лежа на полу этой жуткой комнаты. Собрать всю волю в кулак и дать ненависти затаиться как можно глубже в моем сердце.

Я сама умею причинять боль, у меня есть для этого свой, особый способ. Разве не поэтому сейчас я здесь, рядом с этими монстрами? Но, возможно, теперь это спасет меня, даст шанс освободиться.

И ведь никто не заподозрит меня. А если я сейчас возьму один из ножей и покромсаю их обеих, то меня точно поймают и повесят. И это убьет мою маму. Но если я сейчас затаюсь, то сумею отомстить им, не оставив никаких улик.

Лицо Кейт постепенно приобретало зеленый оттенок, как наряды Розалинды.

– Мы не сможем сжечь ее тело полностью. Будет много дыма и этот жуткий запах… Сбегутся все соседи. Надо как-то избавиться от ее тела.

– Проклятье, ты права! – пробормотал «капитан», неотрывно глядя в камин и кочергой толкнул руку Мим поглубже в горящие угли. Что-то затрещало и зашипело.

– До реки мы ее не дотащим. И если ее тело всплывет… Станет сразу понятно, что ее бросили в воду уже после смерти.

Об этом Кейт следовало подумать заранее, до убийства, подумала я.

– Может, нам просто похоронить ее, закопать в землю? Но у нас на заднем дворе нет столько места. Если только… – Кейт на миг замерла и уставилась прямо на меня. – Точно! Угольная яма! Капитан, она достаточно глубокая? Мы можем бросить ее тело туда и засыпать негашеной известью. А когда останутся одни кости, зароем их. Почувствуют ли соседи запах из угольной ямы?

Для них Мим была всего лишь запахом, который надо как-то скрыть. Она не была достойна, по их мнению, даже скромной могилки на кладбище при церкви или же маленькой мраморной урны. Ее удел гнить в угольной яме – обители червей, жуков и пауков. Это даже хуже, чем безымянная могила моего отца, которую лучи солнца освещают хоть иногда.

– Это наш единственно возможный оборонительный рубеж, – прогремел «капитан», со звоном отбросив кочергу. – Я буду на передовой, ты возьмешь на себя тыл.

Поднявшись и расправив складки своего красного мундира, «капитан» схватил тело Мим за левую руку и культю правой. Я обмотала ее первым, что попалось под руку, – куском муслина, но кровь все равно просачивалась и так и норовила оставить следы на мундире «капитана» как главную улику против этой бездушной твари.

– Ты можешь не тащить тело вместе с нами, – сказала Кейт, судорожно сглотнув, и взялась за распухшие ноги Мим.

Ах, какое неслыханное благородство! Словно они не понимают, что теперь каждый раз, находясь на кухне, я буду осознавать, что тело моей единственной подруги разлагается прямо у меня под ногами.

– А что, твой парень не поможет тебе стащить тело в угольную яму? – съязвила я.

К моему удивлению, Кейт вздрогнула:

– Ни слова Билли обо всем этом, поняла? Скоро свадьба – не сметь!

Я презрительно фыркнула.

А что бы подумал Билли, узнав, для чего мне пришлось использовать инструменты, которые он мне дал? Отшатнулся бы в ужасе от этого свертка, в котором лежит теперь и пила со следами запекшейся крови Мим? Или ему было бы все равно?

В тот момент я просто презирала его. Презирала за то, что он знал, какая Кейт на самом деле, и все равно собирался жениться на ней.

– Я думаю, Билли знает, что здесь происходит.

Кейт снова вздрогнула:

– Никто ничего не знает, Рут! У нас никто до этого не умирал.

Они подняли тело бедняжки Мим и вытащили из комнаты, сгибаясь под его тяжестью. Она все-таки заставила их потеть и кряхтеть, все-таки причинила им боль. Как могла. Хоть так.

Но они заслуживали гораздо худшего.

И вот я опять одна в этой жуткой комнате «капитана». Плеть, кочерга и трос, свисающий с крюка на потолке, уже не пугали меня. На ковре остались пятна крови и следы рвоты – единственные свидетельства того, что Мим когда-то была живой.

Метьярды лишили меня всего. В моих воспоминаниях не осталось ни одного светлого момента. Когда Наоми умерла, мама отрезала себе на память прядку ее тонких волосиков. Я была бы рада иметь на память прядь волос моей первой и единственной подруги, но Метьярды лишили меня даже этой возможности. Все, что осталось от нее, это пятна на ковре. Ладонь, брошенная в камин, к тому времени уже совсем обуглилась.

Ладонь… Я почти никогда не видела ее пустой. Даже ночью, во сне, она сжимала ту маленькую игрушечную рыбку, которую оставила ей мать.

Но где же эта рыбка?

В исступлении я перерыла весь платяной шкаф. Она ведь наверняка взяла ее с собой, когда сбежала. Мим просто не могла ее оставить! Может, она обронила ее в борьбе с мистером Брауном? Или она в кармане того самого платья, что сейчас на ее теле, и будет похоронена в угольной яме? Я искала ее с таким остервенением, словно от этой рыбки зависела вся моя жизнь. И мне казалось тогда, что так оно и было.

Вот! Что-то твердое в самом углу. Наконец рыбка у меня в руке! Один плавник откололся от хвоста. Кровь Мим окрасила надпись Belle’s, которая из белой теперь стала буро-коричневой.

– Я клянусь тебе, – прошептала я этой рыбке, единственному, что осталось у меня от моей подруги, – клянусь тебе, что отомщу им за всё. И моя месть будет намного – намного – страшнее, чем те страдания и мучения, что тебе пришлось претерпеть из-за них.

35. Доротея

Трудно передать словами те чувства, которые охватили меня после очередного рассказа Рут.

Бедная девочка!

Удивительно, насколько история, прочитанная в газете, отличается от рассказа очевидца или тем более участника события. Заметка не вызывает такой бури эмоций и переживаний. Она воспринимается скорее как художественный вымысел. Например, вы видите кричащий заголовок: «ВЛАДЕЛИЦА АТЕЛЬЕ ЗВЕРСКИ УБИЛА ШВЕЮ». Прекрасно! А на следующей странице вы почти ожидаете что-то вроде: «РЫЦАРЬ ПОБЕДИЛ ПЯТИГЛАВОГО ДРАКОНА».

Но Мириам – не выдумка! Она жила! И была убита! Зверски. Жуткая смерть. Слава богу, останки ее тела уже найдены и погребены по-христиански.

Я стараюсь не думать о том, что рассказала мне Рут, и занимаюсь обычными домашними делами: чищу клетку Уилки, меняю ему воду. Но что бы я ни делала, все равно пристально смотрю на свои пальцы… и воображение рисует мне то руку Мириам, охваченную языками пламени, то пилу в руках Рут.

Я часто спрашивала себя: на что способны эти руки с потрескавшейся кожей и обломанными ногтями. Ответ на этот вопрос оказался намного страшнее, чем я предполагала. И весь ужас в том, что я верю ей!

Мне не так важна достоверность каждой детали. Например, я уже никогда не смогу узнать, действительно ли миссис Метьярд была настолько предана своему покойному супругу – или натерпелась от него издевательств, – что у нее появилась потребность перевоплощаться в него. Вполне возможно, это лишь плод бурной фантазии несчастной девочки. Но то, как зверски они убили Мириам и как жутко обошлись с ее телом… Это правда, я знаю.

Пока я металась по дому, не в силах отделаться от того ужаса, который охватил меня после очередного рассказа Рут, Дэвид переживал по поводу другого, но не менее ужасного происшествия: обрубок женского тела – без конечностей и головы – был найден в конюшне некоего мистера Дэниэла Гуда. Так вот, этот самый Дэниэл Гуд бесследно исчез. Его ищут уже шесть полицейских нарядов – но так и не могут найти. Этот маньяк до сих пор на свободе! История сама по себе чудовищная, но меня больше волнует Дэвид, который с таким жаром рассуждает о ней.

– Этот случай с расчлененным трупом в конюшне еще раз доказывает, насколько слаба наша система, Дотти! – с пеной у рта доказывал Дэвид. – Один ненормальный маньяк водит за нос всю полицию нашей столицы. Столицы, Дотти! Это позор! Нам не хватает организации. Нам нужно больше людей. Добросовестных, сильных мужчин, готовых навести порядок.

Не успела я и рта раскрыть, намереваясь спросить, к чему он клонит, как он тут же сказал, что уже принял кое-какие меры. Он, оказывается, подал заявление на перевод в Лондон, туда, где «человек может добросовестным трудом сделать себе имя».

Я сама виновата. Разве не я твердила ему, что нам нужно переехать в другой город, чтобы пожениться? Что его доход должен быть значительно выше. Так что он сделал ровно то, о чем я говорила, и мне теперь придется покинуть дом своей матери, мою лучшую подругу Фанни, Рут и даже, возможно, Уилки… Ну зачем я забегаю так далеко вперед? Возможно, из этого ничего и не выйдет. Если столичная полиция настолько бездарна, как Дэвид ее описывает, они могут зацепиться за какую-нибудь формальную мелочь, не увидеть всех достоинств Дэвида и отказать ему.

Неужели я так эгоистична, что в глубине души желаю именно такого исхода? И надеюсь на какое-то чудо, которое позволит выйти замуж по любви так, чтобы за мной не захлопнулась навсегда дверь родного дома. Неужели это так много?

С другой стороны, Мириам хотела всего лишь добраться до Лондона и найти там свою мать. И вот как жестоко она поплатилась за попытку осуществить свою скромную мечту…

Я кутаюсь в шаль, беру с собой пачку бумаг и иду в сад. Там есть небольшие качели в густой тени. Пчелки жужжат вокруг бутонов роз и герани. От травы исходит приятный свежий аромат. Здесь мне будет спокойнее. Вокруг никого – только старый садовник Джим, копающийся в цветниках у меня за спиной. При свете дня все кажется не таким страшным.

Но я ошиблась.

Все это время меня мучил еще один вопрос: почему я так насторожилась, услышав от Рут имя «миссис Грин»? Довольно распространенная фамилия, ничего в ней особенного. Но… Точно! Меня встревожило именно упоминание зеленого цвета! Пару лет назад мы с Фанни и Роуз поклялись, что больше никогда не наденем ничего изумрудно-зеленого.

Тогда мы узнали, что зеленый краситель для ткани содержит мышьяк, раствором которого пропитывают белую ткань, даже не обрабатывая ее потом для того, чтобы закрепить цвет. Когда человек надевает одежду, сшитую из такой ткани, мышьяк смешивается с потом и проникает в кожу. А потом, если на коже образуются язвы и трещинки, мышьяк попадает в кровь. Ужас! Умереть, как отравленная крыса!

Слава богу, от проникновения мышьяка через одежду не умер никто из моих знакомых. Наши портнихи всегда использовали только высококачественные ткани, которые не приносили никакого вреда.

Но именно так умерла Розалинда Грин!

Она была просто помешана на зеленом цвете: зеленые обои в спальне и будуаре, зеленый в каждом наряде. Все как рассказывала Рут. Розалинда считала это данью уважения своему мужу и тому огромному состоянию, которым он одарил ее. К тому же она была писаной красавицей, поэтому зеленый очень шел ей.

И все было прекрасно до поры до времени…

Но потом началось… Сначала у нее стала шелушиться кожа под глазами, на носу и вокруг губ. Она не сильно беспокоилась по этому поводу. Просто чаще стала мазать лицо кремом. Но со временем появились волдыри! Они лопались, мокли и очень плохо заживали, оставляя мелкие шрамы на ее лице. У нее начали чернеть и сходить ногти!

К тому времени, когда вызвали врача, ее уже рвало зеленой желчью, и в ночной вазе Розалинды все тоже было зеленым. В это трудно поверить, но ее близкие утверждали, что и белки ее глаз позеленели, а сама она стала жаловаться, что видит мир словно сквозь какую-то зеленоватую пелену.

Какая жуткая смерть! И в газетах о ней писали во всех деталях. Потом у бедняжки начались судороги. О! Я помню такие судороги у моей несчастной мамы! Наконец, у нее пошла зеленая пена из ноздрей, рта, ушей и даже уголков глаз! Как будто…

Рут наверняка знала об этой смерти из газет.

Она нарочно описала мне все в подробностях, чтобы как можно сильнее напугать меня. Хотя почему я ей не верю? У нее ведь и самой окрасились ногти, пока она работала над всеми этими зелеными нарядами для Розалинды. Мышьяк – очень ядовитое вещество. Он проник в кровь Розалинды и убил ее. Глупо отрицать это и подозревать что-то иное.

Но почему же у меня мурашки бегут по коже?

Розалинда Грин стала просто жертвой своей мании. И вообще давно подмечено, что даже клопы не селятся в комнатах с зелеными обоями. К тому же между зелеными обоями и стеной быстро появляется плесень, что, в свою очередь, приводит к тому, что обои начинают выделять неприятно пахнущий газ. А поскольку Розалинда обитала в зеленых комнатах и носила одежду исключительно зеленого цвета, ничего удивительного, что в конце концов она умерла. Ужасная смерть, и еще ужаснее то, что это она стала одной из тех смертей, которым радовалась исстрадавшаяся и так жаждавшая отмщения Рут. И все же не Рут стала причиной смерти Розалинды.

Ах эта Рут! И почему я только продолжаю навещать ее? Разговоры с ней не продвигают мои исследования в области френологии, да и душа моя после них точно не становится чище.

Ведь уже очевидно, что эта заключенная не в себе. Она очень упряма и вряд ли успеет раскаяться и искупить свои грехи. И форма ее головы совсем не меняется.

Я начинаю думать, что мне не избежать моей страшной участи.

И что мне надо бежать с Дэвидом прямо сейчас – иначе будет поздно!

Звонит дверной колокольчик. Я сразу убираю все свои бумаги и вскоре замечаю одного из наших лакеев, направляющегося ко мне через лужайку с серебряным подносом в руках.

– Письма для вас, мисс Трулав!

На подносе два конверта. Один из дешевой бумаги и слегка помятый. Я сразу узнаю руку, которой написан адрес: это от главной надзирательницы. Второй конверт из дорогой бумаги цвета лаванды. С сургучной печатью. И почерк ровный, красивый, незнакомый мне.

– Спасибо!

Я жестом отсылаю лакея – и он тут же удаляется. Но в этот момент боль пронзает мою ладонь.

– Ай! – Я нечаянно схватила осу, и она сразу ужалила меня.

– Все в порядке, мисс Трулав? Могу я вам чем-то помочь?

– Нет-нет, все хорошо.

Я бросаюсь вскрывать конверты, не обращая внимания на то, что ладонь распухает все сильнее. И болит она так, словно в нее вонзили сразу сто иголок.

Сначала открываю письмо от главной надзирательницы. Что же в нем? Новости о предстоящем суде над Рут? Или о новой заключенной? Открываю письмо и быстро читаю его. Моргаю несколько раз и перечитываю.

С огромным прискорбием сообщаю вам о безвременной кончине первой заключенной в нашей тюрьме. Дженни Хилл умерла сегодня в шесть часов утра. Все наши усилия спасти ее оказались напрасными. Мы вызвали врача, чтобы он осмотрел всех женщин, уже пострадавших от этой загадочной болезни. Мы делаем все возможное, чтобы спасти жизни всех остальных заключенных нашей тюрьмы.

Дженни!

Я осеняю себя крестом, произношу заупокойную молитву о ней. Губы почти не слушаются. Как же я могла бросить ее ради своих эгоистичных целей, ради этих исследований? Теперь я никогда больше не смогу навестить ее и поговорить с ней. Бедняжка! Неужели она и умерла в одиночестве? Ее посадили в тюрьму за попытку самоубийства. Как жаль, что Бог не дал ей покончить с собой только для того, чтобы забрать ее душу вот так вот – в гулком одиночестве тюремного лазарета.

Я виню себя.

Я виню Рут.

Довольно долго я просто сижу и плачу. Но постепенно начинаю размышлять о том, какие последствия эта смерть будет иметь для остальных заключенных и тюрьмы в целом.

Общеизвестно, что в тюрьмах довольно часто распространяются болезни. Мы думали, что нам удастся избежать этого в новом чистом здании. Но увы, зараза все же проникла и в нашу тюрьму.

Хорошо, что они вызвали врача. Он расскажет, как нам быстрее избавиться от этой напасти. Постельное белье тут явно ни при чем.

Дело не может быть в Рут!

Я чуть не забыла о втором письме! Может быть, хоть в нем будет что-то радостное? Прочту его и побегу в ванную. Надо подержать ладонь под холодной водой. Так сильно жжет и чешется!

Конверт из дорогой плотной бумаги горячего тиснения. Сначала я смотрю в нижний угол, чтобы понять, кому же принадлежит этот солидный аккуратный почерк.

Письмо от сэра Томаса Бигглсуэйда.

Мне начинает казаться, что заросли кустов смыкаются вокруг меня. Я уже не слышу пения птиц. Даже боль от жала осы отступает на второй план.

Ведь молодой человек может писать юной леди только с одним-единственным намерением.

Он пишет, что переговорил с моим отцом и получил его одобрение.

Он делает мне предложение.