Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 321 (всего у книги 335 страниц)
20. Доротея
– Ваш отец желает поговорить с вами.
О боже…
Я промокаю письмо Фанни и попытаюсь придать своему лицу максимально беззаботное выражение:
– Правда, Тильда? Так чего же он сам ко мне не пришел?
Ее раскрасневшееся лицо выглядывает из-за приоткрытой двери моей комнаты. Тильда, переступившая через порог только одной ногой, выглядит довольно комично.
– Понятия не имею. Я просто пришла за вами, как он мне и велел.
– Ну хорошо, – вздыхаю я. – А где он?
– В библиотеке.
Ясное дело, где же еще ему быть. Ну вот, сейчас мне влетит за слишком откровенные беседы с сэром Томасом. Я бы предпочла держать удар в своей комнате, так сказать, на собственной территории. Но отец вызвал меня к себе, что говорило о его явном недовольстве.
Убрав письменные принадлежности со стола, я смотрю на Уилки и начинаю негромко посвистывать. Тот принимается радостно чирикать в ответ, что слегка поднимает мне настроение. Тильда все так же со скучающим видом стоит в дверях, ожидая меня, чтобы сопроводить в библиотеку. Конечно, а то вдруг я заблужусь! По сути, мое положение в этом доме мало чем отличается от положения заключенных в новой Оакгейтской тюрьме.
Я неторопливо, с достоинством спускаюсь в библиотеку, полностью игнорируя Тильду. Осторожно скребу по двери.
– Войдите! – отвечает папа.
Библиотека – одна из тех комнат, что предназначены, прежде всего, для мужчин, поэтому в ней преобладают сдержанные тона: коричневый и приглушенно-красный. Я не очень люблю переступать порог библиотеки, потому что сразу слева от входа под стеклянными колпаками выставлены чучела лисицы и во́рона. Они призваны слегка разбавить монотонность отделанных сафьяном книжных полок, кажущихся просто бесконечными. Похоже, таксидермисты за работой всегда пребывают в плохом настроении: чучела животных у них обычно то ли зевают, то ли угрожающе рычат.
Папа сидит в огромном кожаном кресле за своим столом. Из окна льется солнечный свет, отражаясь в медном абажуре настольной лампы. В руке у него письмо.
– Дора, входи, садись!
Я опускаюсь в кресло напротив него. Морально я готова к очередному скандалу. Папа даже не утруждается передать мне то письмо, что держит в руках.
– Что ж, Дора, у тебя получилось! Я не знаю, о чем именно ты беседовала с сэром Томасом, но в этот раз у тебя получилось!
У меня пересохло во рту. Я просто смотрю на папу, не зная, что сказать. Письмо он положил на стол. Я замечаю красный пенни [493]493
Красный пенни – стандартная почтовая марка красного цвета номиналом в 1 пенни, использовавшаяся до 1876 г.
[Закрыть] в уголке и наш адрес, написанный незнакомой рукой. Глядя на это письмо, я думаю: неужели сэр Томас настолько сильно обиделся на мои слова, что даже написал об этом папе?
– Ты, должно быть, произвела на него довольно сильное впечатление, – продолжает отец, – потому что… В этом письме он приглашает нас на обед в усадьбу Хэзерфилд!
От этой новости меня мгновенно бросает в жар.
– Папа, я правильно поняла…
– Да-да! – торжествует он. – А ведь леди Мортон очень редко устраивает приемы, как ты знаешь. Это огромная честь для нас, Дора! Так что сэру Томасу ты, похоже, не на шутку запала в душу!
– Я… Боже, поверить не могу!
– Вот, смотри сама! Написано его собственной рукой!
Папа слегка подталкивает письмо в мою сторону. Оно скользит через весь стол и останавливается прямо передо мной. Почерк у сэра Томаса с сильным нажимом, отчего все линии толстые и кое-где видны небольшие кляксы. Вполне ожидаемая картина! Боже, какая же я дура! Только сейчас я поняла, что человеку с такой формой черепа, как у него, – не терпящему показухи и витиеватых фраз – как раз должно было понравиться, что с ним разговаривают прямо и открыто, что называется, без обиняков. И ему понравилось именно то, что я трезво оцениваю ситуацию и не хочу никого вводить в заблуждение по поводу моего якобы баснословного наследства. И почему я поняла это только сейчас?!
– Бог ты мой! – восклицаю я, чтобы отреагировать хоть как-то. – Мне… Мне придется заказать себе новое платье…
Папа довольно посмеивается:
– Молодец! Я горжусь тобой, Доротея! Ты просто молодец!
Почему-то от его похвалы мне становится не по себе.
– Я знал, что рано или поздно ты образумишься.
В свою комнату я возвращаюсь с тяжелым сердцем. Ох, лучше бы он опять задал мне взбучку!
Хотя… Это всего лишь приглашение на обед. Может быть, сэр Томас решил просто невинно пофлиртовать со мной, чтобы хоть как-то развеять тоску от пребывания в усадьбе своей сестры? Вряд ли он имеет серьезные намерения в отношении меня. После всего того, что я ему наговорила… Восхищаться женщиной и жениться на ней – не одно и то же. Приглашение на обед – всего лишь знак того, что я ему нравлюсь. Хотя и я не могу сказать, что он мне неприятен.
К тому же будет очень интересно посетить эту знаменитую усадьбу и увидеть подругу моей мамы – леди Мортон. Правда, если честно, я думала, что она давно умерла. Сэр Томас слегка преувеличил, или она действительно страдает от этих ужасных волдырей? И ведь что интересно: когда я в последний раз навещала Рут, она упоминала в своем рассказе некую леди Мортон, что заказывала платья у миссис Метьярд. Интересно, это она?
Теперь я припоминаю, что Рут рассказывала, как Мириам была избита кочергой как раз в те дни, когда она работала над платьем для леди Мортон. Но ведь не может быть…
Как сэр Томас сказал? Красные рубцы, словно ее лупили палкой.
Нет-нет, это все-таки слишком нелепо…
Вообще что касается рассказа Рут… Я продолжаю наводить справки, чтобы проверить достоверность всего, что она говорит. Я почти забросила остальных заключенных в этой женской тюрьме – эта девочка просто поглотила все мое внимание! По крайней мере, магазин этой портнихи – миссис Метьярд – это огромный объем материала для меня (уж извините за каламбур). И самое ужасное, что чем больше фактов я проверяю, тем больше подтверждения нахожу тому, что Рут в основном рассказывает чистейшую правду.
Естественно, информации о самой миссис Метьярд пруд пруди – еще бы, такие события пресса просто не могла пропустить! Я и сама помню это скандальное дело, хотя в тот момент еще не посвящала так много времени тюрьмам и заключенным. И все же нам всем пришлось тогда убедиться, что за внешним лоском порой скрывается нечто ужасное. Жаль, что я начала интересоваться преступниками так поздно.
Те изображения миссис Метьярд, что я смогла найти в газетах, очень подходят под описание, которое дала мне Рут: квадратное лицо со свирепым выражением. Трудно судить по газетному рисунку, но мне кажется, что у нее был небольшой выступ на самой макушке, что свидетельствует о безнравственности и жестокости.
Несмотря на то что эта дама имела довольно крепкое телосложение, она не кочевала вместе с мужем по полка́м, как это принято у жен военных. Она предпочитала оставаться в городе, где держала шикарный модный магазин.
Капитан Метьярд погиб в битве при Нсаманкове [494]494
Битва при Нсаманкове, которая состоялась 21 января 1824 г. в ходе Первой англо-ашатинской войны (войны против империи Ашанти, располагавшейся на территории современной Ганы, в Африке). В ходе этой битвы британские войска потерпели сокрушительное поражение.
[Закрыть] в тысяча восемьсот двадцать четвертом году. По словам его сослуживцев, он отличался таким же суровым нравом, как и его жена, и требовал неукоснительного соблюдения дисциплины. Он не мог не знать о том, как его супруга обращается со своими работницами, более того, похоже, именно он привил ей эту патологическую беспощадность.
Судьба покарала его за это.
Если честно, я не очень разбираюсь во всем, что касается военных действий, и ничего не слышала о битве при Нсаманкове до тех пор, пока не навела справки о Метьярдах. И вот что нашла в архивах: наши войска были атакованы армией ашанти внезапно, и у них очень быстро закончились порох и пули. В результате они были разгромлены. Сэр Чарльз Маккарти, командовавший войсками в ходе этой битвы, покончил с собой, чтобы не попасть в плен. Мстительные ашанти захватили его тело, обезглавили, а затем вырезали сердце и съели! И это они называли данью уважения достойному противнику. Каково, а?
Голову сэра Чарльза Маккарти, равно как и голову его адьютанта ашанти долго возили с собой как ценные военные трофеи. Я взглянула на керамические бюсты, что украшают мои книжные полки, и содрогнулась. Одно дело – беленькие гладенькие бюсты, и совсем другое – отрезанные человеческие головы. Перерезанные связки и вены… Б-р-р! Вряд ли ашанти интересовались френологией и изучали строение черепа по этим головам.
О том, какая участь постигла тело капитана Метьярда, сведений я не нашла. Но доподлинно известно, что он оставил вдову и маленькую дочь, то есть Кэтрин, которую Рут и называет «мисс Кейт». Прочитав это, я начала было жалеть малышку: ведь моя мама умерла в том же году, что и ее отец. И она осталась с такой жестокой матерью! Но, судя по рассказам Рут, эта Кейт – прекраснейшая иллюстрация пословицы «яблоко от яблони недалеко падает». А уж после того, что рассказала мне Рут о том, как Кейт до полусмерти избила Мим кочергой только за трещину на дешевой глиняной тарелке, мне кажется, что дочь даже превзошла свою мать в жестокости. Все это придает тому, что произошло на суде, еще более зловещую окраску.
Без сомнения, я найду ответы на множество моих вопросов во время следующего визита к Рут. Я уже подготовила краниометр [495]495
Краниометр – антропометрический инструмент, применяемый для измерения размеров черепа, созданный в XIX в. Полем Брока.
[Закрыть] и блокнот. О визите в усадьбу леди Мортон я подумаю потом – мне предстоит визит, обещающий быть намного интереснее.
Завтра! Уже завтра я смогу измерить голову Рут Баттэрхэм!
21. Рут
В полной темноте время течет совсем по-другому. На самом деле я, наверное, пробыла там не так долго. Они же не могли отлучить меня от работы на целые сутки. Я это понимаю. Но тогда мне казалось, что я в этой душной темноте уже целую вечность. Клянусь, я состарилась в этом аду!
Вы ведь верите в то, что существует ад, мисс? Так вот, это был точно он. Темно, как в закрытом гробу, но только без полного забвения, о котором я так мечтала. Мне были оставлены крохи сознания лишь с одной целью – чтобы они мучили меня.
Моя мама видит мир теперь именно таким? Безнадежно бесцветным и холодным? Лежа в этой духоте и саже, я даже подумала о том, что мама, возможно, вовсе и не слепая. Она видит мир таким, каков он на самом деле: мрачным и бездушным. А все остальные просто одурачены химерами.
И я все никак не могла понять, зачем Айви и Дейзи так подставили меня? У Розалинды Ордакл хотя бы были очевидные мотивы. Она презирала меня за бедность и завидовала моему умению шить и вышивать. А унижая меня на глазах у своих сверстниц, она показывала им свою силу. Но тут… Я ведь не сделала ничего плохого этим близняшкам. Они были сиротами, без роду и племени, как я. Почему же мы не могли просто дружить?
Я очень надеялась, что смогу подружиться с Мим и Нелл. Это помогло бы мне, я бы не чувствовала себя такой одинокой. Но они стояли словно вкопанные и молчали, глядя, как Кейт выволакивает меня из комнаты.
Кому-нибудь надо было сказать всего три слова: «Это сделала Айви!» – и я была бы спасена! Но никто из них и не подумал этого сделать.
Если бы я оставалась там дольше, начала бы жалеть себя и от этой жалости сама бы превратилась в уголь. Но только я сцепила руки, ощущая тесные объятия корсета, как что-то промелькнуло перед моими глазами. Я увидела вверху маленькую звездочку. И звездочек этих становилось все больше. Наконец мои глаза, так долго смотревшие в абсолютную темноту, начали кое-что различать. Через щели в деревянной крышке ямы я увидела свет приближающейся лампы.
Я ощутила облегчение и одновременно страх. Если это Кейт, то сейчас она изобьет меня кочергой. Но это не ее шаги. Слишком тяжелые и медленные.
Болт вылетел со звоном, от которого у меня даже зазвенело в ушах. Заскрипели петли крышки – и ко мне ворвался свежий воздух. А потом и свет.
Я вскрикнула и стала закрывать лицо руками, словно некое существо из подземного царства, которое силой тащат на свет. Сверху кто-то позвал меня. Голос был такой мягкий, словно бархатный:
– Ты как там, жива?
Сама того не осознавая, я медленно опустила руки. Мне все еще было больно смотреть на свет. Но я хотела убедиться, что могу верить своим ушам, – ведь голос был явно мужским.
Лампа освещала человека снизу, и я не могла узнать его. Но потом разглядела бездонные синие глаза.
– Мистер Рукер, это вы?
Он приложил палец к губам.
– Т-ш-ш! Тише! Попробуй встать на ноги. Только не спеши, осторожно.
Мое оцепенение исчезло. На смену ему пришла радость, сладостное ликование. Он думал обо мне! Он пришел помочь мне, спасти меня!
Я пролежала в одном и том же скрюченном положении несколько часов, поэтому тело никак не хотело слушаться. При каждом движении суставы трещали и скрипели, как петли крышки угольной ямы.
С большим трудом я встала на дрожащие ноги. Корсет словно поддерживал меня.
– Вот молодец! Отлично!
Билли поставил лампу на пол кухни. Тени заплясали по стенам. Он встал на колени и склонился ко мне:
– Ты можешь протянуть мне руку?
Я ухватилась за него обеими руками. Какие же они грязные, особенно на фоне его чистой бархатистой кожи! Но у меня так сильно болело все тело, что не было сил переживать еще и по этому поводу. Сажа плотным слоем покрывала мои волосы, лицо и одежду.
Билли стал тянуть меня вверх, я перебирала ногами как могла, а потом шлепнулась на четвереньки на пол кухни и зашлась в кашле. Это была все та же кухня, сырая и мрачная, но по сравнению с угольной ямой воздух в ней казался чистым, и я кашляла не переставая.
– Спасибо! – еле выдавила я из себя. Билли просто стучал по моей спине, помогая откашляться. Но я не могла остановиться и кашляла до слез и рвоты.
– Ты только посмотри на себя! – воскликнул он, словно родитель, журящий свое дитя. Билли вынул из кармана белоснежный носовой платок, немного поплевал на него и начал оттирать мои щеки.
Я сразу вспомнила, что вот так же меня отмывала мама. Слава богу, что мои глаза слезились из-за сильного кашля и сажи, – он не отличит эти слезы от слез отчаяния, что невольно брызнули из моих глаз.
Постепенно я пришла в себя. Вокруг было темно, если не считать тусклого круга света на полу под лампой. Наверное, уже очень поздно.
– Ну вот, по крайней мере, я теперь вижу твое лицо.
Он бросил платок на пол рядом с лампой. На белоснежном хлопке красовались серо-черные разводы.
– Я испортила ваш платок… – всхлипнула я.
– Ну можешь сшить мне другой, – подмигнул Билли. Мы оба понимали, что мне это не по карману.
– Как же вы сюда попали, мистер Рукер?
– Зови меня просто Билли, пожалуйста! Метьярды пригласили меня на ужин. А сейчас я просто возвращаюсь домой.
– Но… Как вы нашли меня?
Он подтянулся на руках и сел на раковину.
– Мириам сказала мне, что ты не угодила Кейт. Она очень волновалась за тебя. Не знала, где тебя искать.
Так она все-таки волновалась за меня! Наверное, до полуночи готовила для Метьярдов здесь, в этой самой кухне, но мы друг друга не слышали. Ужас какой! Я чувствовала себя так, словно кто-то ходил по моей могиле.
– Я был почти уверен, что ты здесь, – спокойно продолжал Билли. – Я уже несколько раз доставал отсюда Нелли.
Что?! И он с такой легкостью говорит об этом! Словно это вполне обыденная ситуация.
– Она что, и Нелл сюда бросала?
– Да, и не раз.
На миг мне почудилось, что вокруг не сажа, а тень от Кейт. Словно она промелькнула между нами. А Билли такой добрый – прямо настоящий герой! В который раз спасает из заточения провинившуюся работницу. Я никак не могу понять, почему он помолвлен именно с такой девушкой. Неужели за смазливое личико мужчины готовы терпеть и прощать патологическую жестокость?
– А она не разозлится? – прошептала я. – Я имею в виду мисс Метьярд. Ну, когда узнает, что вы вытащили меня из ямы…
Он снова протянул мне руку и помог подняться на ноги.
– Не переживай. С Кейт я разберусь сам. Она не так страшна, как кажется.
Шрамы на спине Мим говорили о другом.
Билли не отпустил мою руку. Он тихонько отвел меня к двери кухни. За ней уже ждала Нелл с ведром воды и льняным полотенцем.
– Я подумала, что тебе неплохо бы помыться, – сказала она. – Обе госпожи наверху, читают. Кейт придет за нами на чердак примерно через час. Хочешь, поставлю это ведро воды рядом с твоей кроватью? Тогда ты можешь спрятаться под одеялом – и она не увидит тебя.
Я была так благодарна за эту скромную помощь – как никогда ни одной живой душе. Мим, Билл, Нелли – эти трое действительно беспокоились обо мне и проявили заботу. Почти как настоящие друзья.
– Спасибо! – пролепетала я, не в силах иначе выразить благодарность.
Билли отпустил мою руку:
– Нелли позаботится о тебе. Она хорошая, – добавил он и ухмыльнулся. Но Нелли не улыбнулась ему в ответ. – А теперь мне пора домой. У меня есть мама, и она уже волнуется.
Я непроизвольно всхлипнула, услышав слово «мама». Нелл осуждающе посмотрела на Билли.
Тот спохватился:
– Ой, прости меня! Не надо было такое говорить! Ты тоже из приюта?
Я покачала головой:
– Нет. Моя мать была портнихой и выполняла заказы для миссис Метьярд. Она… Ей пришлось продать меня сюда.
Билли тяжело вздохнул:
– Бедняжка. Ты, наверное, скучаешь по ней…
Из-за слез я не могла говорить, поэтому просто кивнула в ответ.
Я была рада, что он не стал больше ни о чем спрашивать, не стал утешать меня какими-нибудь глупостями. Он лишь слегка наклонил голову в вежливом поклоне, похлопал по плечу Нелл и направился к торговому залу, а через него к двери, что вела на улицу, на свободу.
Мы с Нелл долго смотрели ему вслед.
– Везет же ему, – сказала она. В ее словах не было злобы, хотя я видела, что она тоже завидует его свободе, тому, как он может приходить сюда, когда захочет, и уходить, когда пожелает, в то время как для нас этот дом хуже тюрьмы.
– Он спас меня. Сейчас мне кажется, что он – единственный, кого я смогла бы полюбить всем сердцем.
Нелл криво улыбнулась:
– Дурочка ты! Давай уже поскорее отнесем это ведро в подвал, пока не застукали. А то будем с тобой вдвоем валяться в яме.
Нелл отвела меня в подвал и оставила одну, чтобы я помылась и привела себя в порядок, насколько это возможно при тусклом свете, пробивающемся из узкого окна под самым потолком. Я была вся в саже, черная, как ворон. Снова и снова я терла себя мочалкой, пока не проступала чистая кожа. И чем больше я терла себя, тем темнее становилась вода, в которой растворялись грязь и сажа. Постепенно она приобрела дымчато-пепельный цвет.
Я взяла льняное полотенце и принялась тщательно растирать им грудь.
И тут случилось неожиданное: крючки моего корсета наконец-то выскочили из петель. В первый раз за несколько месяцев он расстегнулся и упал к моим ногам.
Я стояла как вкопанная и смотрела на него и на свое нагое тело.
На нем отпечатались глубокие борозды. Наверное, я должна была в этот момент ощутить облегчение, но почему-то я его не испытывала. Особенно странно было видеть свой голый живот. Я уже привыкла, что он спрятан под корсетом. От этого я чувствовала себя совсем беззащитной. Да и вообще, без цепких объятий корсета мне стало совсем неуютно.
Я быстро нацепила прямо на голое тело ночную рубашку и подняла корсет – моего единственного верного друга.
На нем не было никаких пятен. Только шнуровка немного испачкалась сажей. Я аккуратно сложила его и спрятала под подушкой.
Что бы это значило?
Я легла.
Чем больше плохого происходит в жизни человека, тем больше он ценит хорошие, светлые моменты. Старый тюфяк, который я столько раз кляла за то, что он такой колкий и жесткий, показался мне сейчас едва ли не пуховой периной. Он был намного удобнее, чем пол в угольной яме. И все же я не смогла заснуть.
Вообще с тех пор, как меня взяли сюда, я провожу ночи в основном в размышлении о тех дорогих мне людях, которых потеряла. А если и засыпаю, то снятся кошмары: бледное личико умирающей Наоми или стена, забрызганная мозгами отца, – все то зло, что я навлекла на нас, сама того не желая. Но в этот день, когда я наконец уснула, мне приснились только большие голубые глаза, в которых отражается тусклый свет лампы.
«Билли!» – прошептала я нежно, словно смакуя его имя. Это был первый молодой человек, с которым я познакомилась.
Может, молодые люди все такие милые и умные? Хотя вряд ли. Билли какой-то другой, особенный, не как все, хотя я и не могла сказать пока, в чем именно. Только понимала, что те два коротких разговора с ним были лучшими моментами в моей жизни.
Плотно прижав ухо к подушке, я прислушалась. Корсет больше не трещал так жалобно. Он отдыхал.
Я начала даже испытывать легкое чувство вины перед ним. Он что – все видит и знает? И разомкнул свои объятия, потому что я нашла себе здесь друзей?
Может быть, это и к лучшему. Возможно, теперь, когда со мной Мим, Нелл и Билли, мне не нужен больше корсет, чтобы чувствовать себя сильной. С ними я справлюсь с любыми испытаниями. Так я тогда думала.
Теперь, мисс, вы видите, к чему все это в итоге привело.
