Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 106 (всего у книги 335 страниц)

Войдя в клуб, мы подождали, пока глаза привыкнут к сумраку, потом Циско направился к бару самообслуживания, перед которым на высоких табуретах сидели двое мужчин в кожаных куртках.

– Ну что, готовы? – спросил он.

Мужчины соскользнули с табуретов и встали перед ним. Каждый был ростом за шесть футов четыре дюйма и весом не меньше трехсот фунтов – типичные боевики-исполнители. Циско представил мне их как Томми-гана[115]115
  Пистолет-пулемет Томпсона, американский пистолет-пулемет.


[Закрыть] и Бэм Бэма.[116]116
  Прозвище знаменитого американского профессионального борца Скотта Чарлза Бигелоу.


[Закрыть]

– Они там, – махнул рукой Томми-ган.

Мужчины повели нас за бар, по коридору, с обеих сторон которого виднелись двери. Они открыли одну из них, в середине справа, и мы вошли в комнату без окон, стены и потолок которой были выкрашены черной краской, с потолка свисала единственная голая лампочка. В тусклом свете я разглядел рисунки на стенах – мужчины с бородами и длинными волосами – и догадался, что это было чем-то вроде мрачной часовни-мемориала павших «святых». Первой мыслью моей, после того как я огляделся, было: дешевая литература. Второй: я не хочу здесь находиться. На полу лежали двое мужчин с руками и ногами, связанными вместе за спиной. На головах у них были черные мешки.

Бэм Бэм наклонился и начал стаскивать мешки, послышались стоны и испуганное мычание.

– Подождите минутку, – сказал я. – Циско, мне нельзя здесь находиться. Ты втянешь меня в…

– Это они? – перебил меня Циско, не дав закончить. – Посмотри внимательно. Чтобы не произошло ошибки.

– Ошибки? Это не моя ошибка! Я не просил тебя это делать!

– Успокойся. От тебя требуется только опознать их. Это они?

– Господи Иисусе!

У обоих пленников рты были заклеены широким скотчем, обернутым вокруг всей головы, лица распухли и были изуродованы отеками, которые уже образовались вокруг глаз. Их били. Нынешняя их внешность не соответствовала тому, что я помнил по гаражу Дома победы и даже по фотографии, которую показывал мне Циско. Я наклонился, чтобы получше рассмотреть. Оба снизу уставились на меня исполненными ужаса взглядами.

– Не могу точно сказать.

– Мик, да или нет?

– Да, но когда они колошматили меня, они не были напуганы до полусмерти и рты у них не были заклеены.

– Сними ленту, – скомандовал Циско.

Бэм Бэм достал финку, выпустил лезвие, поддев, разрезал клейкую ленту на голове одного из мужчин, после чего резко содрал ее вместе с клоками волос с затылка. Мужчина завопил от боли.

– Заткни свою поганую глотку, – угрожающе заорал Томми-ган.

Второй мужчина, усвоив урок, процедуру сдирания клейкой ленты перенес, не издав ни звука. Отшвырнув ошметки ленты в угол, Бэм Бэм зашел сзади, ухватился за веревку, которой были связаны руки и ноги мужчины, и рывком перевернул его на бок, чтобы я мог получше рассмотреть лицо.

– Пожалуйста, не убивайте нас, – сдавленным от отчаяния голосом произнес один из пленников. – Там не было ничего личного. Мы просто выполнили работу, за которую нам заплатили. Мы могли вас убить, но не убили же.

Внезапно я отчетливо узнал в нем того, кто говорил со мной в гараже.

– Это они, – сказал я, показывая пальцем на лежащих мужчин. – Этот говорил, а тот бил. Кто они?

Циско кивнул, словно опознание было всего лишь формальностью.

– Они братья. Говоруна зовут Джоуи Мак. А драчуна – обрати внимание – Энджел Мак.

– Послушайте, мы даже не знали за что, – завопил Говорун. – Пожалуйста! Мы совершили ошибку. Мы…

– Вот дерьмо. Ты чертовски прав – вы совершили ошибку! – заорал Циско голосом, который обрушился на обоих, словно гнев Божий. – И сейчас вы за нее заплатите. Кто хочет быть первым?

Драчун завыл. Циско подошел к карточному столику, на котором были разложены всевозможные инструменты, оружие и рулон клейкой ленты, выбрал трубные клещи, несколько разных плоскогубцев и вернулся назад. Я очень надеялся, что это был лишь акт устрашения. Но если так, то Циско демонстрировал актерское мастерство оскаровского калибра. Я взял его за плечо и придержал. Мне не требовалось ничего говорить, он и без слов меня понял.

Перехватив у Циско клещи, я присел перед пленниками, как бейсбольный кетчер, несколько секунд повзвешивал на ладони инструмент, словно чтобы удостовериться в его достаточной тяжести, и спросил:

– Кто вас нанял избить меня?

Говорун ответил без промедления, он не был заинтересован в том, чтобы защищать кого-либо, кроме себя и брата:

– Один тип, назвавшийся Дэлом. Он велел хорошенько отделать вас, но не убивать. Вы не можете с нами так поступить.

– Мы можем сделать с вами все, что захотим. Откуда вы знаете Дэла?

– А мы его и не знаем. Просто у нас есть общий знакомый.

– И кто же это?

Молчание. Мне не пришлось долго ждать: Бэм Бэм, оправдывая свое прозвище, наклонился и, словно могучий поршень, равномерно впечатал каждому по сокрушительному удару в челюсть. Говорун, сплюнув кровь, произнес имя:

– Джерри Кастилле.

– Кто такой Джерри Кастилле?

– Послушайте, вы только никому не говорите.

– Ты не в том положении, чтобы указывать, что мне делать, а чего не делать. Кто такой Джерри Кастилле?

– Он уполномоченный по западному побережью.

Я подождал, но это оказалось все.

– Слушай, парень, у меня нет времени возиться тут с тобой целый вечер. Уполномоченный по западному побережью от кого?

Окровавленный мужчина кивнул, словно понял, что у него нет другого выбора.

– От одной организации восточного побережья. Понимаете?

Я взглянул на Циско. Герб Дэл связан с организованной преступностью восточного побережья? Это казалось надуманным.

– Я-то понимаю, а вот ты, видимо, нет, – ответил я. – Я юрист. Мне нужен прямой ответ. Какой именно организации? У тебя есть ровно пять секунд, прежде чем…

– Он работает на Джоуи Джордано из Бруклина, ясно? Теперь нам крышка, так что иди ты к такой-то матери.

Он отполз назад и плюнул в меня кровью. Пиджак и галстук я оставил в конторе и сейчас, переведя взгляд на свою белую рубашку, увидел, что галстук не прикроет кровавого пятна.

– Это рубашка с монограммой, говнюк!

Внезапно между нами появился Томми-ган, из-за его мощных габаритов я ничего не видел, зато услышал, как его кулак врезался в лицо Говоруна. Когда Томми-ган снова отошел, Говорун плевался уже не только кровью, но и зубами.

– Рубашка с монограммой, парень, – спокойно произнес Томми-ган, словно объясняя жестокость своих действий.

Я выпрямился и сказал:

– Ладно, развяжите их.

Циско и двое «святых» в недоумении уставились на меня.

– Развяжите, – повторил я.

– Ты уверен? – переспросил Циско. – Они вполне могут побежать к этому чертову Кастилле и доложить ему, что мы в курсе.

Я посмотрел на двух распростертых на полу мужчин и покачал головой:

– Не побегут. Стоит им сказать, что они проговорились, и скорее всего им конец. Так что развяжите их, и сделаем вид, будто ничего не было. Они слиняют, не успеют у них сойти синяки. На том все и закончится. – Я наклонился к пленникам: – Я ведь прав, да?

– Да, – ответил Говорун, едва шевеля верхней губой, на которой уже начала вспухать шишка величиной с детский стеклянный шарик.

Я перевел взгляд на его брата:

– Я прав? Хочу услышать ответ от вас обоих.

– Да, да, вы правы, – ответил Драчун.

Я посмотрел на Циско. Мы закончили, но приказы здесь отдавал он.

– Ладно, Томми-ган, слушай: пусть они пока остаются здесь. Дождетесь темноты, потом наденете им на головы мешки и отвезете, куда попросят. Там выкинете их, но не тронете. Это ясно?

– Да, ясно.

Бедняга Томми-ган, он выглядел искренне разочарованным.

Я в последний раз посмотрел на лежавших на полу окровавленных пленников, а они – на меня. По мне словно искра пробежала от ощущения, что я держу их жизни в своих руках. Циско похлопал меня по спине, я вслед за ним вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и мы двинулись назад по коридору, но тут я тронул его за руку и остановил.

– Тебе не следовало этого делать – привозить меня сюда.

– Шутишь? Я был обязан тебя сюда привезти.

– О чем ты говоришь? Почему?

– Потому что они что-то с тобой сделали. Внутри. Ты что-то утратил, Мик, и если ты это не вернешь, от тебя будет мало толку даже тебе самому, не говоря уж о других.

Я долго молча смотрел на него, потом, кивнув, сказал:

– Уже вернул.

– Ну и хорошо. И не будем больше никогда это вспоминать. Можешь подкинуть меня обратно до конторы, чтобы я там пересел на свой мотоцикл?

– Да. Конечно, могу.

31

Высадив Циско возле гаража, я поехал дальше, размышляя о праве государственном и уличном праве и о различиях между ними. Выступая в суде, я утверждал, что закон, действующий на территории страны, должен соблюдаться повсюду честно и надлежащим образом. В том, в чем я только что участвовал, не было ничего честного и надлежащего.

Тем не менее меня это не волновало. Циско был прав: мне требовалось одержать победу над самим собой в собственной душе, чтобы одерживать ее в суде и где бы то ни было еще. Сейчас я чувствовал себя обновленным. Направляясь к дому по Лорел-Кэньон, я открыл все окна, позволив свежему вечернему воздуху приятно обдувать салон.

На сей раз Мэгги воспользовалась ключом. Когда я приехал, она ждала меня внутри – неожиданный приятный сюрприз. Дверца холодильника была открыта, и она, наклонившись, заглядывала внутрь.

– Вообще-то я заехала, потому что накануне процесса ты всегда запасаешь провизию под завязку. Обычно, заглядывая в твой холодильник, чувствуешь себя так, словно идешь по подсобке в «Гелсонз». Что же случилось на этот раз? Внутри пусто.

Я бросил ключи на стол. Она успела после работы заехать домой переодеться. На ней были вылинявшие джинсы, свободная «крестьянская» блуза и босоножки на широких пробковых каблуках. Она знала, что мне нравился этот ее наряд.

– Полагаю, на этот раз я оказался не на высоте.

– Если бы я знала… Могла бы более плодотворно использовать свой единственный свободный вечер, когда приходит няня, и поехать куда-нибудь еще.

Она сухо улыбнулась. Я так и не мог понять, почему мы все еще не живем вместе.

– Как насчет того, чтобы поехать к «Дэну»?

– В «Дэн Тана»? Я думала, туда ты ездишь только в случае победы, одержанной в суде. Ты что же, уже цыплят считаешь, Холлер?

Я улыбнулся и покачал головой:

– Отнюдь. Никоим образом. Но если бы я ездил туда, только чтобы отпраздновать победу, боюсь, мне бы никогда не удалось там поесть.

Она наставила на меня указательный палец и улыбнулась. Это был танец, который мы оба хорошо знали. Закрыв холодильник, она вышла из кухни и проследовала мимо меня, не удостоив поцелуем, а лишь небрежно бросив:

– «Дэн Тана» работает допоздна.

Я наблюдал, как она по коридору направляется к хозяйской спальне; на пороге, перед тем как исчезнуть внутри, она стянула через голову свою «крестьянскую» блузу.

То, что между нами происходило, трудно было назвать любовью. Что-то, что я увидел и почувствовал в черной комнате у «Святых», все еще не отпускало меня. Можно было назвать это остаточной агрессией или высвобождением бессильного гнева. Но чем бы оно ни было, оно сказывалось на моем поведении. Я двигался слишком резко, кусал ее губы, крепко удерживал ее запястья, заведенные над головой. Я властвовал над ней, и делал это сознательно. Поначалу Мэгги терпела. Вероятно, ей было даже интересно, потому что в новинку. Но в конце концов любопытство сменилось раздражением, она отвернулась от меня и попыталась высвободить руки. Я не отпускал и наконец увидел, что ее глаза наполнились слезами.

– Что такое? – прошептал я ей в ухо, зарывшись носом в ее волосы.

– Просто прекрати, – ответила она.

Вся моя агрессия, весь драйв и желание вмиг сплыли по психологическому стоку. Ее слезы и требование остановиться окончательно выбили меня из колеи. Я перекатился на край кровати, прикрыл глаза рукой, но все равно продолжал ощущать на себе ее взгляд.

– Что?

– Что с тобой сегодня? Это как-то связано с Андреа? Ты вымещаешь на мне то, что произошло в суде?

Я почувствовал, как она встала с кровати.

– Мэгги, ну разумеется, нет! Суд не имеет к этому никакого отношения.

– Тогда что?

Но прежде чем я успел ответить, дверь ванной закрылась и, прекращая дальнейшее выяснение отношений, зашумел душ.

– Объясню тебе за ужином, – произнес я вслух, хотя она, конечно, не могла меня слышать.

«Дэн Тана» был забит, но Кристиан сразу подошел к нам и быстро провел в отдельную кабинку в левом углу. На протяжении тех пятнадцати минут, что заняла дорога в Восточный Голливуд, мы с Мэгги почти все время молчали. Я попробовал было затеять необязательный разговор о дочери, но Мэгги отвечала неохотно, и я оставил попытки, решив возобновить их в ресторане.

Мы оба заказали стейк «Хелен» с гарниром из пасты, Мэгги – с соусом «Альфредо», я – «Болонезе». Мэгги попросила принести ей красное итальянское вино, я – бутылку минеральной воды с газом. Когда официант ушел, я протянул руку через стол и накрыл ладонью запястье Мэгги – на сей раз нежно.

– Прости, Мэгги. Давай попробуем сначала.

Она отдернула руку.

– Холлер, ты мне так ничего и не объяснил. Это была не любовь. Я не понимаю, что с тобой происходит. Ты не должен ни с кем так обращаться, тем более со мной.

– Мэгги, думаю, ты немного преувеличиваешь. Тебе ведь сначала понравилось, ты сама знаешь.

– А потом ты начал делать мне больно.

– Прости. Я никогда не хотел причинить тебе боль.

– Не пытайся сделать вид, будто это ерунда. Если ты хочешь, чтобы мы когда-нибудь еще были вместе, лучше объясни прямо сейчас, что с тобой происходит.

Я тряхнул головой и перевел взгляд на переполненный зал. По телевизору, висевшему над барной стойкой, делившей помещение пополам, показывали игру «Лейкерсов». За счастливчиками, успевшими захватить табуреты, в три ряда толпились стоячие зрители. Официант принес напитки, что, как я думал, давало мне еще несколько минут на раздумья, но Мэгги продолжила, как только он отошел от стола:

– Говори же, Майкл, или я заберу свой ужин и уйду. Возьму такси.

Я сделал длинный глоток и посмотрел ей в лицо:

– Это не имеет никакого отношения ни к суду, ни к Андреа Фриман, ни к кому бы то ни было другому, кого ты знаешь. Этого достаточно?

– Нет, не достаточно. Говори.

Я поставил стакан и сложил руки на столе.

– Циско нашел тех двух бандитов, которые на меня напали.

– Где? Кто они?

– Это не важно. Он не стал вызывать полицию и сдавать их.

– Ты хочешь сказать, что он просто их отпустил?

Я рассмеялся и покачал головой:

– Нет, он с двумя своими помощниками из «Святых» задержал их. Для меня. На их «базе». Чтобы я мог сделать с ними все, что захочу. Что захочу. Он сказал, что мне это необходимо.

Она протянула руку поверх клетчатой скатерти и сжала мою ладонь.

– Холлер, что ты сделал?

Несколько секунд я смотрел ей в глаза.

– Ничего. Задал несколько вопросов, а потом велел Циско их отпустить. Я узнал, кто их нанял.

– Кто?

– В это я вдаваться не собираюсь, это не важно. Но знаешь что, Мэгги? Когда я лежал в больнице, не зная, сумеют ли врачи спасти мое скрученное яичко, единственное, о чем я мог думать, – это как я жестоко отомщу этим негодяям. У меня перед глазами стояли картины пыток с полотен Иеронима Босха. Ну, всякие там средневековые ужасы. Мне так хотелось расправиться с ними. И вот у меня появилась такая возможность: поверь мне, эти парни просто исчезли бы потом… А я их отпустил… А потом мы оказались с тобой, и я… – Она откинулась на спинку стула и уставилась в пустоту, в ее взгляде смешались печаль и отвращение. – Мерзость, правда?

– Лучше бы ты мне этого не рассказывал.

– Ты имеешь в виду тебе как прокурору?

– Именно.

– Но ты же настаивала. Наверное, мне следовало придумать историю о том, как взбесила меня Андреа Фриман. Это бы тебя устроило, да? Когда дело касается мужчин и женщин, ты это можешь понять.

– Не говори со мной покровительственно, – сердито зыркнула она на меня.

– Извини.

Мы стали молча наблюдать за людьми в баре. Они пили и были счастливы. По крайней мере внешне. Официанты в черной униформе, напоминающей смокинги, протискивались с подносами между столиками.

Когда еду принесли нам, у меня почти пропал аппетит, несмотря на то что передо мной в тарелке лежал лучший в городе стейк.

– Можно мне задать тебе еще один, последний вопрос об этом? – спросила Мэгги.

Я пожал плечами, не видя смысла в дальнейшем обсуждении, но не найдя нужным возражать:

– Спрашивай.

– Можешь ли ты быть уверен, что Циско и его подручные действительно отпустили тех парней?

Я вонзил нож в мясо, и кровь забрызгала тарелку. Стейк был идеально недожарен. Подняв голову и посмотрев ей в лицо, я признался:

– Наверное, не могу.

Вернувшись к мясу, я краем глаза видел, как Мэгги сделала знак помощнику официанта.

– Упакуйте мне это с собой и поймайте такси, пожалуйста.

– Конечно, сию минуту.

Парень убежал с тарелкой.

– Мэгги, – позвал я.

– Мне нужно время, чтобы все это обдумать.

Она встала.

– Я могу тебя отвезти.

– Нет, не стоит.

Не отходя от стола, она открыла кошелек.

– Перестань. Я расплачусь.

– Уверен?

– Если такси не окажется поблизости, поищи дальше по улице, возле «Палм». Там наверняка есть.

– Хорошо. Спасибо.

Она вышла за дверь и остановилась, ожидая, когда вынесут ее ужин. Отодвинув тарелку, я задумчиво уставился на недопитый ею бокал вина. В таком состоянии я пребывал и пять минут спустя, когда вдруг снова появилась Мэгги с коробкой, в которую был упакован ее стейк.

– Пришлось вызвать такси, – сказала она, поднимая бокал и делая глоток. – Оно вот-вот приедет. – И после небольшой паузы добавила: – Давай поговорим, когда у тебя закончится процесс.

– Хорошо.

Поставив бокал обратно на стол, она наклонилась и поцеловала меня в щеку, после чего ушла. Некоторое время я сидел и размышлял. Быть может, этот последний поцелуй спас мне жизнь, пришло мне в голову.

32

На сей раз судья Перри сидел за своим столом. Было пять минут десятого утра среды, и мы собрались у него в кабинете вместе с Андреа Фриман и судебной стенографисткой. Прежде чем возобновить заседание, судья согласился по просьбе Фриман провести еще одно внепубличное совещание. Подождав, пока мы рассядемся, и удостоверившись, что пальцы протоколистки занесены над клавишами стенотипа, Перри сказал:

– Итак, ведется протокол совещания в рамках дела «Калифорния против Треммел». Мисс Фриман, о проведении этого совещания при закрытых дверях попросили вы. Надеюсь, вы не собираетесь сообщить мне, что вам требуется еще время, чтобы разобраться с федеральным целевым письмом.

Фриман сдвинулась на край стула.

– Отнюдь, ваша честь. Здесь не в чем разбираться. Вопрос был досконально изучен, и то, что происходит, вызвало у меня большое беспокойство. Из того, что я узнала, явственно следует, что мистер Холлер пытается столкнуть процесс с рельсов с помощью сюжетов, очевидно не имеющих отношения к делу, причем предпринимает свои попытки на глазах жюри.

Я откашлялся, чтобы возразить, но судья меня опередил:

– Во время предварительного обсуждения мы приняли решение относительно вопроса о вине третьего лица, мисс Фриман. Я разрешил защите довести эту побочную линию до конца. Вам следует изложить что-либо более основательное. Тот факт, что вы не желаете, чтобы мистер Холлер занимался целевым письмом, еще не означает, что оно не имеет отношения к делу.

– Это я понимаю, судья. Но какое…

– Прошу меня простить, – вклинился я. – Можно мне вставить слово? Я бы хотел воспользоваться случаем, чтобы ответить на инсинуацию о том, будто я стараюсь…

– Дайте мисс Фриман закончить, и вы получите достаточно времени, чтобы высказаться, мистер Холлер. Обещаю. Итак, мисс Фриман?

– Благодарю, ваша честь. Что я хочу сказать, так это то, что федеральное целевое письмо в сущности ничего не значит. Оно является уведомлением о вероятности расследования. Это не обвинение. Это даже не заявление. Оно вовсе не означает, что тот или иной федеральный орган нашел или предполагает нечто найти. Это просто средство, с помощью которого федералы предупреждают: «Эй, мы кое-что слышали и собираемся это проверить». Но мистер Холлер, потрясая им перед лицами присяжных, пытается превратить его в знак беды и переключить их внимание на некое лицо, даже не участвующее в процессе. Здесь происходит суд над Лайзой Треммел, и вся эта ерунда с федеральными целевыми письмами не имеет даже отдаленного отношения к существу дела. Я бы просила, чтобы вы отменили свое разрешение мистеру Холлеру продолжать допрос детектива Керлена в отношении этого письма.

Судья сидел, откинувшись на спинку кресла, упершись локтями в подлокотники и соединив пальцы на груди пирамидкой. Развернувшись на вращающемся кресле в мою сторону, он сделал знак: наконец наступил мой черед.

– Судья, будь я на вашем месте, думаю, я бы спросил советника, раз она утверждает, что досконально изучила письмо и его происхождение, действует ли сейчас в южной Калифорнии федеральное Большое жюри, изучающее вопрос о мошенничествах в ипотечной сфере. А потом я бы спросил, каким образом она пришла к заключению, что федеральное целевое письмо «в сущности ничего не значит». Потому что, мне кажется, суд подталкивают к не слишком точной оценке того, что значит подобное письмо и какое влияние оно может оказать на данное дело.

Судья развернул кресло в сторону Фриман и, отсоединив от «пирамидки» один палец, указал им на нее:

– Что скажете, мисс Фриман? Большое жюри действует?

– Судья, вы ставите меня в неловкое положение. Большое жюри работает тайно и…

– Бросьте, мисс Фриман, здесь только свои, – сурово сказал Перри. – Так действует или нет?

Поколебавшись немного, она кивнула:

– Да, Большое жюри работает, ваша честь, но оно не выслушивало никаких показаний относительно Луиса Оппарицио. Как я уже сказала, целевое письмо есть не более чем уведомление о вероятности расследования. Все это слухи, судья, и ничто не свидетельствует о том, что этот сюжет может хоть каким-то образом быть включен в настоящий процесс. Хоть письмо и подписано прокурором Соединенных Штатов по нашему округу, на самом деле его автором является агент секретной службы министерства финансов, который проводит расследование. Этот агент сидит сейчас в моем кабинете. Если суд пожелает, я могу вызвать его, он будет здесь через десять минут и повторит вам то, что я только что сказала: все это дымовая завеса со стороны мистера Холлера. В момент смерти мистера Бондуранта никакого активного следствия еще не велось, и никакой связи между ним и Оппарицио не было установлено. Это было просто предупредительное письмо.

А вот тут она допустила ошибку. Сообщив, что Васкес, агент секретной службы, который написал письмо, находится непосредственно в этом здании, Фриман поставила судью в трудное положение. Зная, что агент в пределах близкой досягаемости, Перри уже не мог с легкостью отмахнуться от ее предложения. Не дав судье ответить, я вклинился в разговор:

– Судья Перри? Поскольку советник говорит, что федеральный агент, написавший письмо, находится прямо здесь, в здании суда, почему бы ей не вызвать его в качестве свидетеля, чтобы он мог опровергнуть все, что мне, быть может, удастся вытянуть из детектива Керлена при перекрестном допросе. Если мисс Фриман так уверена, что агент подтвердит, будто целевое письмо «в сущности ничего не значит», то пусть он так и скажет об этом присяжным. Пусть он сдует меня, как пену с поверхности воды. Я лишь хочу напомнить суду, что мы уже замочили ноги в этой воде. Вчера я задал Керлену вопрос о письме. Нельзя просто сделать вид, будто этого не было, и больше не упоминать о нем или сказать присяжным, чтобы они стерли это упоминание из своей памяти… это более пагубно скажется на нашем общем деле, чем если мы выясним вопрос до конца.

Перри не колебался ни секунды.

– В этом я склонен согласиться с вами, мистер Холлер. Мне не нравится идея оставить присяжных всю ночь гадать об этом таинственном письме, а утром выдернуть ковер у них из-под ног.

– Ваша честь, – быстро вступила Фриман, – можно мне сказать еще несколько слов?

– Нет, не вижу в этом необходимости. Пора заканчивать попусту тратить время, нужно продолжать процесс.

– Но, ваша честь, есть еще один неотложный вопрос, который суд не принял во внимание.

Судья выглядел раздраженным.

– Ну, что там еще, мисс Фриман? Мое терпение на исходе.

– Разрешение давать показания по поводу целевого письма, направленного против ключевого свидетеля защиты, может осложнить для этого свидетеля предыдущее решение не прибегать к Пятой поправке. Луис Оппарицио и его адвокат могут пересмотреть это решение, поскольку целевое письмо будет обнародовано и вынесено на публичное обсуждение. Таким образом, мистер Холлер, вероятно, создает ситуацию, в результате которой его ключевой свидетель, или, если хотите, подставное лицо, в конце концов откажется давать показания. Я хочу, чтобы это было сейчас же занесено в протокол; если мистеру Холлеру угодно играть в эту игру, он должен отдавать себе отчет в последствиях. Когда Оппарицио на следующей неделе решит, что в его интересах не давать показания, и потребует новых слушаний о вызове в суд, пусть защита не начинает лить слезы, умоляя суд о пересмотре. Никаких пересмотров, судья.

Перри согласно кивнул:

– Полагаю, это было бы равнозначно тому, чтобы человек, убивший своих родителей, просил суд оказать ему снисхождение, поскольку он является сиротой. Я согласен. Мистер Холлер, имейте в виду: если вы решили играть таким образом, будьте готовы принять на себя и последствия.

– Я понял, судья, и позабочусь о том, чтобы моя клиентка тоже это поняла. У меня есть лишь одно возражение, оно касается определения, которое советник дала мистеру Оппарицио – подставное лицо. Он не подставное лицо, и мы это докажем.

– Ну что ж, по крайней мере у вас теперь будет шанс это сделать, – сказал судья. – А теперь пойдемте обратно в зал, мы и так потеряли много времени.

Оставив судью надевать мантию, я вышел из кабинета вслед за Фриман, ожидая получить от нее словесную оплеуху, но вопреки моим ожиданиям она сказала:

– Отлично сыграно, советник.

– Надеюсь. Благодарю.

– Как вы думаете, кто послал вам это письмо?

– Хотел бы я знать.

– Федералы входили с вами в контакт? По моему предположению, они хотят выяснить, кто допускает утечку секретных документов, делая их публичным достоянием.

– Никто пока не объявлялся. Может, сами федералы намеренно и допустили утечку. Если я выведу Оппарицио на свидетельское место, он может о чем-нибудь проговориться. Вероятно, я здесь выступаю для федеральных властей лишь в качестве инструмента. Вам это не приходило в голову?

Должно быть, мое предположение ее озадачило, она даже остановилась. Проходя мимо нее, я улыбнулся.

Войдя в зал, я увидел Герба Дэла в первом ряду зрительских мест позади стола защиты и с трудом подавил желание рывком перетащить его через барьер и ткнуть лицом в каменный пол. Мы с Фриман заняли места каждый за своим столом, и я шепотом сообщил Лайзе Треммел о том, что произошло в кабинете судьи. Вскоре вошел судья и велел привести присяжных.

Последний кусочек мозаики встал на свое место, когда появился детектив Керлен и уселся в свидетельском боксе. Собрав свои папки и блокнот, я подошел к нему. Казалось, прошла целая неделя с тех пор, как перекрестный допрос был прерван, хотя на самом деле не прошло и дня. Я же начал действовать так, словно минуло не более минуты.

– Итак, детектив Керлен, перед тем как мы расстались вчера, я спросил вас, знаете ли вы, что такое федеральное целевое письмо. Можете ответить на этот вопрос?

– Насколько мне известно, когда федеральный орган власти желает собрать информацию о некоем лице или компании, они иногда посылают письмо, в котором сообщают, что хотели бы побеседовать с ними. Что-то вроде: заходите, давайте поговорим обо всем начистоту, чтобы не оставалось никаких недоразумений.

– И все?

– Я не федеральный агент, не знаю.

– Как вы думаете, это серьезный знак – получить от федерального органа власти письмо, в котором говорится, что вы являетесь объектом расследования?

– Наверное. Полагаю, это зависит от того, в каком преступлении они хотят разобраться.

Я попросил разрешения у судьи продемонстрировать свидетелю документ. Фриман, для того чтобы это было занесено в протокол, возразила на том основании, что это не имеет отношения к делу. Судья отклонил протест без объяснений и разрешил мне предъявить документ свидетелю.

Вручив бумагу Керлену, я вернулся на трибуну и попросил судью, чтобы документ был занесен в протокол как «экспонат номер три», после чего велел Керлену прочесть его.

– «Уважаемый мистер Оппарицио, этим письмом информируем Вас…»

– Постойте, – прервал я его. – Не могли бы вы сначала прочесть и описать то, что находится в верхней части страницы? Шапку.

– Здесь значится: «Офис прокурора Соединенных Штатов, Лос-Анджелес». С одной стороны изображен орел, с другой – флаг США. Читать само письмо?

– Да, будьте любезны.

– «Уважаемый мистер Оппарицио, этим письмом информируем Вас, что компания „А. Луис Оппарицио. Финансовые технологии инкорпорейтед“, известная под аббревиатурой АЛОФТ, и Вы персонально являетесь одним из объектов расследования ипотечных мошенничеств, проводимого в южной Калифорнии специальной комиссией, в которую входят сотрудники государственных учреждений разных уровней. С момента получения этого письма Вам запрещено изымать или уничтожать какие бы то ни было документы или рабочие материалы, относящиеся к деятельности Вашей компании. Если Вы хотите обсудить данное расследование и проявить сотрудничество с членами специальной комиссии, пожалуйста, свяжитесь со мной или адресуйте своего юрисконсульта Чарлзу Васкесу из секретной службы министерства финансов, которому поручено вести дело в отношении АЛОФТа. Мы с готовностью встретимся с Вами, чтобы обсудить это дело. Если Вы не проявите добровольного желания сотрудничать, члены специальной комиссии в ближайшее время сами свяжутся с Вами. Еще раз напоминаю, что Вы не имеете права уничтожать или удалять какие бы то ни было документы и рабочие материалы из своих офисов и офисов дочерних служб. Если подобные действия будут предприняты после получения данного письма, это будет квалифицироваться как серьезное преступление против Соединенных Штатов Америки. С уважением, Реджинальд Лэттимор, прокурор Соединенных Штатов, Лос-Анджелес». Это все, если не считать телефонных номеров, указанных внизу страницы.

По залу прокатился сдержанный рокот голосов. Безусловно, большинство обывателей понятия не имели о таких вещах, как федеральные целевые письма. Они представляли собой средство правоприменения нового поколения. Я не сомневался, что так называемая специальная комиссия была не чем иным, как символическим образованием, составленным из представителей нескольких госучреждений, и не имела никакого бюджета. Вместо того чтобы затевать дорогостоящие расследования, она стреляла наобум, запугивая людей и вынуждая их приходить и просить пощады. Модель была известной: сорвать плоды, что висят пониже, попасть на первые страницы газет и на этом закончить. Люди вроде Оппарицио, вероятно, использовали подобные письма в качестве туалетной бумаги. Но для моей цели это не имело значения. Я намеревался использовать это письмо для того, чтобы помочь своей клиентке избежать тюрьмы.