Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 111 (всего у книги 335 страниц)

– Вы тоже можете передавать сообщения на Фейсбук прямо со своего телефона, так?

– Да, могу.

– То интернетное пространство, где вы вывешиваете свои посты, называется вашей стеной, верно?

– Да.

– Но свою стену вы использовали не только для того, чтобы рассылать сообщения о протестных мероприятиях?

– Иногда.

– Вы также вывешивали там последние новости о ходе своего дела, связанного с отъемом дома, верно?

– Да, я хотела, чтобы это было чем-то вроде моего дневника, связанного с ходом этого дела.

– Использовали ли вы Фейсбук еще и для того, чтобы привлекать внимание прессы к своей деятельности?

– Да, и для этого тоже.

– Значит, чтобы получать вашу информацию, человек должен был зарегистрироваться в качестве вашего друга, правильно?

– Да, таков принцип работы Фейсбука. Люди, которые хотят «подружиться» со мной, делают запрос, я принимаю его, и они получают доступ к моей стене.

– Сколько у вас друзей в Фейсбуке?

Я еще не понимал, к чему именно она клонит, но уже знал точно, что ни к чему хорошему это не приведет, поэтому встал и заявил протест: похоже, мол, мы просто закидываем удочку там-сям, без определенной цели и отношения к делу. Фриман пообещала, что очень скоро отношение к делу прояснится, и Перри разрешил ей продолжить.

– Можете отвечать на вопрос, – сказала Фриман Лайзе.

– Ну, думаю… последний раз, когда я проверяла, их было более тысячи.

– Когда вы зарегистрировались на Фейсбуке?

– В прошлом году. Наверное, в июле или августе, когда готовила документы для регистрации ФЛАГа и открывала свой сайт. Я сделала это одновременно.

– Давайте расставим все точки над i. Что касается сайта, то к нему имеет доступ любой, у кого есть компьютер, подключенный к Интернету, так?

– Правильно.

– Но страница в Фейсбуке – нечто более частное и ограниченное. Чтобы иметь доступ к ней, человек должен получить от вас согласие принять его в круг ваших друзей. Я правильно излагаю?

– Да, но обычно я даю согласие любому приславшему запрос. Их слишком много, всех я не знаю – просто принимаю к сведению, что они прослышали о нашей деятельности и заинтересовались ею. Я не отвергаю никого. Вот почему менее чем за год я приобрела тысячу друзей.

– Хорошо. И с того момента, как присоединились к Фейсбуку, вы регулярно вывешиваете посты на своей стене?

– Да, довольно регулярно.

– В том числе сообщаете о том, что происходит на этом процессе?

– Да, пишу свое мнение о происходящем.

Я ощущал, как у меня поднимается температура. Мне казалось, что мой пиджак сделан из воздухонепроницаемого пластика и накапливает жар внутри. Мне хотелось ослабить галстук, но я понимал: если присяжные заметят, что я это делаю во время перекрестного допроса, они получат сигнал, для меня катастрофический.

– А теперь скажите, может ли кто-нибудь другой зайти на вашу страницу и разместить на ней пост от вашего имени?

– Нет, только я сама. Люди могут отвечать и выкладывать собственные посты, но не под моим именем.

– Как вы думаете, сколько постов вы разместили на своей стене начиная с прошлого лета?

– Понятия не имею. Много.

Фриман подняла над головой толстый документ с розовой закладкой.

– Знаете ли вы, что выложили за это время более тысячи двухсот постов?

– Нет, этого я не знала.

– Зато я это знаю. Вот здесь – распечатки всех ваших постов. Ваша честь, могу я подойти к свидетельнице с этими распечатками?

Прежде чем судья успел ответить, я попросил о совещании. Перри жестом велел нам подойти. Фриман прихватила распечатки с собой.

– Ваша честь, что происходит?! – воскликнул я. – У меня то же возражение, что и вчера: обвинение намеренно не включает некоторые документы в материалы следствия. Ни о каких фейсбуковских постах не было и слуху, а теперь она собирается предъявить их суду в количестве тысячи двухсот? Послушайте, судья, так нельзя.

– В материалах следствия ничего нет, потому что об этих фейсбуковских постах не было известно до вчерашнего вечера.

– Судья, если вы этому верите, то можете поверить и тому, что я – президент Соединенных Штатов.

– Судья, эти распечатки всех постов обвиняемой на Фейсбуке поступили в мой офис только вчера во второй половине дня. Мои сотрудники выделили те из них, которые были выложены начиная с сентября и имеют отношение к делу и к показаниям обвиняемой. Если мне будет позволено продолжить, это станет ясно всем, даже советнику.

– Поступили в ваш офис? – повторил я. – Что это значит? Судья, чтобы ознакомиться со стеной моей подзащитной, нужно стать ее приглашенным другом. Если обвинение пользуется ухищр…

– Мне эти распечатки передал представитель прессы, который является другом обвиняемой по Фейсбуку, – перебила меня Фриман. – Здесь нет никаких ухищрений. И речь вообще не об источнике. Res ipsa loquitor – документы говорят сами за себя, судья, и я не сомневаюсь, что сама обвиняемая может подтвердить присяжным свое авторство. Советник просто пытается лишить жюри возможности ознакомиться с тем, что, как ему хорошо известно, является уликой, свидетельствующей, что его клиентка…

– Судья, я вообще понятия не имею, о чем она толкует. Я впервые услышал об этой странице в Фейсбуке во время ее перекрестного допроса. Представления советника о…

– Очень хорошо, мисс Фриман, – перебил меня Перри, – покажите эти распечатки свидетельнице, но побыстрее переходите к существу дела.

– Благодарю вас, судья.

Вернувшись за стол, я почувствовал вибрацию своего мобильника, достал его и, держа под столом так, чтобы не видел судья, прочел эсэмэс от Баллокс, но в ней сообщалось лишь, что она вошла на Лайзину страницу в Фейсбуке и работает в соответствии с моим распоряжением. Я одной рукой напечатал ответ: проверить посты, начиная с сентября прошлого года, – после чего снова сунул телефон в карман.

Фриман передала Лайзе распечатки и заставила ее подтвердить, что они являются постами с ее стены.

– Спасибо, миссис Треммел. Не могли бы вы теперь открыть заложенный текст?

Лайза нехотя повиновалась.

– Как видите, я выделила три поста, датированные семнадцатым сентября. Будьте любезны, прочтите первый из них вслух, включая время его размещения на вашей стене.

– Гм, час сорок шесть. «Направляюсь в „Уэстленд“, чтобы встретиться с Бондурантом. На сей раз не приму никаких отказов».

– Вы произнесли фамилию как «Бондурант», но в тексте она написана неправильно, не так ли?

– Да.

– Как она там написана?

– Б-о-н-д-у-р-о-д.

– Бондурод. Я заметила, что так вы пишете его фамилию при всех ее упоминаниях в ваших постах. Вы делаете это по ошибке или намеренно?

– Он хотел отнять у меня дом.

– Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

– Да, намеренно. Я называла его Бондуродом, потому что он плохой человек.

Я почувствовал, что у меня волосы взмокли от пота. Еще немного – и Лайза покажет свое истинное лицо.

– Прочтите, пожалуйста, следующий выделенный пост. Включая время размещения.

– Два часа восемнадцать минут. «Меня опять к нему не пустили. Это нечестно».

– А теперь, пожалуйста, прочтите время размещения и текст третьего поста.

– Два двадцать одна. «Нашла место его парковки. Буду ждать его в гараже».

Тишина в зале суда отозвалась у меня в голове, как грохот проезжающего мимо поезда.

– Миссис Треммел, вы ждали Митчелла Бондуранта в гараже «Уэстленд нэшнл» семнадцатого сентября прошлого года?

– Да, но недолго. Я поняла, что это бесполезно: он не выйдет до конца дня. Поэтому я ушла.

– Пошли ли вы туда же в гараж и ждали ли там мистера Бондуранта в утро убийства?

– Нет! Меня там не было!

– Вы увидели его в кофейне и разозлились, а вам было известно, куда он в следующий момент направится, не так ли? Поэтому вы сами пошли в гараж, подождали его и…

– Протестую! – завопил я.

– …и убили его молотком, верно?

– Нет! Нет! Нет! – взвыла Треммел. – Я этого не делала!

Она разрыдалась и застонала, как загнанное в угол раненое животное.

– Ваша честь, протестую! Прокурор травит мою…

Взглянув на Треммел, судья словно бы очнулся от задумчивости.

– Поддерживаю!

Фриман замолчала. Помимо всхлипываний моей клиентки, в зале не раздавалось ни звука. Служащий суда подошел к ней с коробкой бумажных салфеток, и Лайзин поток слез наконец иссяк.

– Благодарю, ваша честь, – сказала Фриман. – У меня больше нет вопросов.

Я попросил пораньше объявить утренний перерыв, чтобы моя клиентка могла прийти в себя, а я – подумать: вызывать ли следующего свидетеля или провести второй тур прямого допроса. Судья удовлетворил мою просьбу, вероятно, потому, что пожалел меня.

Лайзины слезы не дезавуировали того факта, что Фриман мастерски расставила ей ловушку. Но не все еще было потеряно. Когда строишь защиту на утверждении, что обвинение подстроено, лучше всего каждый фрагмент обвинительных доказательств и показаний свидетеля – даже если этот свидетель твоя подзащитная – представлять как часть постановки.

Когда присяжные покинули зал, я подошел к свидетельскому боксу, чтобы успокоить свою клиентку. Выдернув из коробки две салфетки, я протянул их ей. Она взяла и стала промокать глаза. Закрыв ладонями микрофон, чтобы наш разговор не транслировался на весь зал, я сказал, изо всех сил стараясь сдерживаться:

– Лайза, какого черта я должен узнавать об этом Фейсбуке только здесь? Вы представляете себе, какую роль это может сыграть в нашем деле?

– Я думала, вы знаете! Среди моих друзей есть Дженнифер.

– Моя Дженнифер?

– Да!

Ничего особенного, просто твой младший партнер и твоя клиентка знают о деле больше, чем ты.

– Но эти ваши сентябрьские посты. Вы понимаете, какой катастрофой они грозят?

– Простите меня! Я о них совершенно забыла. Это было так давно.

Было похоже, что она готова разразиться новым потоком слез. Я попытался его предотвратить:

– Ладно, нам повезло. Мы можем попробовать обратить это в свою пользу.

Она перестала промокать глаза и посмотрела на меня.

– В самом деле?

– Возможно. Но мне нужно выйти и позвонить Баллокс.

– Кто такой Баллокс?

– Простите, забыл: так мы называем Дженнифер. А вы сидите тихо и постарайтесь взять себя в руки.

– Мне будут задавать еще вопросы?

– Да. Я продолжу прямой допрос.

– Тогда мне нужно пойти привести в порядок макияж.

– Хорошая идея. Только недолго.

* * *

Наконец я вышел в коридор и позвонил Баллокс в офис.

– Вы посмотрели записи от семнадцатого сентября? – спросил я вместо приветствия.

– Только что. Если Фриман…

– Она уже это сделала.

– Дерьмо!

– Да, дело плохо, но можно попробовать выкрутиться. Лайза сказала, что вы зарегистрированы на Фейсбуке в качестве ее друга?

– Да, мне очень жаль, я знала, что у нее там есть страница. Но мне никогда не приходило в голову просмотреть более ранние записи на ее стене.

– Об этом поговорим позже. А сейчас мне нужно знать, есть ли у вас доступ к списку ее друзей.

– Он сейчас у меня перед глазами.

– Хорошо. Прежде всего я хочу, чтобы вы распечатали полный список, отдали его Лорне и велели Рохасу привезти ее с этим списком сюда. Немедленно. После этого вы с Циско начинайте изучать имена, разузнайте, кто эти люди.

– Их больше тысячи. Вы хотите, чтобы мы всех их проверили?

– Если окажется нужно, да. Мне нужна связь с Оппарицио.

– С Оппарицио? Каким образом…

– Для него Треммел представляла угрозу так же, как для банка. Она протестовала против мошенничеств с отъемом домов. Мошенничества совершались компанией Оппарицио. От Герба Дэла мы знаем, что она была для Оппарицио чем-то вроде радара. Разумно предположить, что кто-то из его компании следил за ее страницей в Фейсбуке. Лайза только что сообщила, что принимала в друзья всех, кто обращался с запросом. Если повезет, может, мы найдем какое-нибудь известное нам имя.

Последовала пауза, после чего Баллокс запинаясь произнесла то, о чем я думал:

– Отслеживая ее сообщения на Фейсбуке, они были в курсе того, что она собиралась предпринять.

– И могли узнать, что однажды она ждала Бондуранта в гараже.

– А потом обставить его убийство, отталкиваясь от ее же записи.

– Баллокс, мне неприятно вам это говорить, но вы мыслите как адвокат защиты.

– Мы сейчас же этим займемся.

Я различил нетерпение в ее голосе.

– Хорошо, но первым делом распечатайте список и пришлите его мне. Я начну допрос минут через пятнадцать. Скажите, чтобы Лорна принесла мне список прямо сюда, в зал. А потом, если вы с Циско что-нибудь обнаружите, немедленно сообщите мне по эсэмэс.

– Будет сделано.

42

Когда я вернулся в зал, Фриман все еще распирало от гордости за свою утреннюю победу. Сложив руки на груди, она лениво стояла у моего стола, прислонившись к нему бедром.

– Холлер, признайтесь, вы просто блефовали, утверждая, что ничего не знаете о ее странице в Фейсбуке.

– Мне жаль, но не могу в этом признаться: я действительно не знал.

Она закатила глаза:

– Ну и ну! Похоже, вам требуется клиент, который не прячет камня за пазухой… или новый дознаватель, который способен заранее выяснить, что он там прячет.

Я игнорировал издевку, надеясь, что таким образом она перестанет злорадствовать и вернется за свой стол, поэтому начал листать блокнот, притворяясь, будто что-то там ищу.

– Это было манной с небес, когда я вчера вечером получила эти распечатки и прочла те три поста.

– Представляю, как вы гордились собой. Кто этот гад-репортер, который дал вам распечатку?

– А вам бы очень хотелось это узнать?

– Я узнаю. Первый, кто выдаст следующий эксклюзив от окружной прокуратуры, и будет тем, кто вам помог. От меня они никогда не получают ничего, кроме «без комментариев».

Она хихикнула. Ей это ничем не грозило. Она выдала полученную информацию присяжным, а все остальное было не важно. Наконец, подняв голову, я искоса посмотрел на нее:

– Вы еще не поняли, да?

– Не поняла – чего? Что жюри теперь известно о том, что ваша клиентка прежде бывала на месте преступления и ей было известно, где искать жертву? Нет, я это прекрасно понимаю.

Я отвернулся и покачал головой.

– Ладно, увидите. Прошу меня простить.

Поднявшись, я направился к свидетельскому боксу. Лайза Треммел только что вернулась из дамской комнаты, подправив макияж. Когда она начала говорить, я снова прикрыл микрофон ладонями.

– Зачем вы разговаривали с этой сукой? Она страшный человек.

Несколько обескураженный ее откровенной злостью, я оглянулся на Фриман, которая уже сидела за прокурорским столом.

– Она не страшный человек и не сука, договорились? Она просто делает свое…

– Нет, она сука. Вы не знаете.

Склонившись к ее уху, я прошептал:

– А что делаете вы, Лайза? Слушайте, не надо вести себя со мной двулично. У вас впереди еще полчаса допроса. Давайте проведем его, не втягивая жюри в ваши соображения. Хорошо?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, но это обидно.

– Простите, если обидел. Я пытаюсь защищать вас, и мне вовсе не помогает то, что я неожиданно обнаруживаю нечто вроде этого Фейсбука во время вашего перекрестного допроса.

– Я же уже извинилась. Но ваша помощница все знала.

– Да, только я не знал.

– Послушайте, вы сказали, что можно обернуть это в нашу пользу. Как?

– Просто. Если кто-то хотел вас подставить, то эта ваша страница в Фейсбуке – отличное место для старта.

По мере того как я разворачивал перед ней тактику, которую собирался применить, взгляд ее прояснялся и румянец проступал на побледневшем лице. Гнев, омрачавший его еще минуту назад, полностью испарился. И как раз в этот момент в зал вошел судья, готовый продолжить процесс. Кивнув своей клиентке, я вернулся за стол. Судья дал распоряжение приставу ввести присяжных.

Когда все расселись по местам, Перри спросил, желаю ли я продолжить прямой допрос. Я вскочил с места так, словно лет десять ждал такой возможности. Это стоило мне чудовищной вспышки боли, пронизавшей мой торс, словно молнией. Ребра, может, и заживали, но при каждом неверном движении все еще давали о себе знать искрами из глаз.

Как раз в тот момент, когда я направлялся к трибуне, дверь в глубине зала за моей спиной открылась и вошла Лорна. Успела, молодец. С папкой в одной руке и мотоциклетным шлемом в другой, она быстро проследовала по центральному проходу к барьеру, отделявшему зрительские места от судейской территории.

– Ваша честь, вы позволите мне минуту переговорить со своей помощницей?

– Только, пожалуйста, недолго.

Я подошел к Лорне, и она передала мне папку.

– Это список всех ее друзей по Фейсбуку. К сожалению, когда я уезжала, Дженнифер и Деннис еще не успели найти никакой связи сам знаешь с кем.

Странно было слышать, как Баллокс и Циско называют их настоящими именами. Взглянув на мотоциклетный шлем, я шепотом спросил:

– Ты приехала на мотоцикле Циско?

– Ты же хотел получить список быстро, а на мотоцикле я смогла припарковаться поближе к зданию суда.

– А где Рохас?

– Не знаю. Его мобильный не отвечает.

– Чудесно. Послушай, я хочу, чтобы ты оставила мотоцикл здесь и вернулась в контору пешком. Не желаю, чтобы ты гоняла на этой адской машине для самоубийц.

– Я больше не твоя жена, а его.

Когда она это произносила, я посмотрел поверх ее плеча и увидел Мэгги Макферсон, сидевшую в зале. Интересно, ради кого она пришла – ради меня или ради Фриман?

– Слушай, – сказал я, – это не имеет никакого отношения к…

– Мистер Холлер? – услышал я за спиной многозначительный голос судьи. – Мы вас ждем.

– Да, ваша честь, – громко произнес я не оборачиваясь и шепотом добавил, обращаясь к Лорне: – Иди пешком.

Возвращаясь на трибуну, я на ходу открыл папку. В ней не было ничего, кроме списка – тысяча с лишним фамилий, напечатанных в две колонки на каждой странице, – тем не менее я сделал вид, будто только что получил Святой Грааль.

– Итак, Лайза, давайте поговорим о вашей странице в Фейсбуке. Во время перекрестного допроса вы показали, что имеете более тысячи друзей. Они все знакомы вам лично?

– Далеко не все. Поскольку очень многие люди знают обо мне благодаря ФЛАГу, я, получая запрос от кого-либо, кто хочет войти в число моих друзей, просто шлю подтверждение – это же поддержка нашему делу. Я принимаю всех без исключения.

– Значит, ваши посты доступны для большого количества людей, которые являются вашими виртуальными друзьями, но в реальности вам совершенно не знакомы. Так?

– Да, правильно.

Я почувствовал, что в кармане вибрирует телефон.

– То есть любой из этих незнакомцев, если он интересуется вашими действиями в прошлом или в настоящем, может просто зайти на вашу страницу в Фейсбуке и прочесть посты, размещенные на вашей стене. Я прав?

– Да, правы.

– Например, кто-нибудь может прямо сейчас, просматривая вашу страницу, перелистнуть ее назад и увидеть, что в сентябре прошлого года вы топтались в гараже «Уэстленда» в ожидании Митчелла Бондуранта, верно?

– Да, может.

Я вынул из кармана телефон и, используя барьер трибуны как ширму, положил его на поверхность. Одной рукой листая папку, другой я вывел на экран полученный текст. Сообщение было от Баллокс: «3-я стр., правая колонка, 5-е снизу – Дон Дрисколл. Некий Доналд Дрисколл прежде работал в АЛОФТе специалистом по инф. технологиям. Ищем дальше».

Бинго! Теперь у меня было хоть что-то, за что можно зацепиться.

– Ваша честь, я бы хотел показать свидетельнице этот документ. Это распечатка списка имен всех друзей Лайзы Треммел по Фейсбуку.

Фриман, заподозрив, что ее утренняя победа под угрозой, попыталась возразить, но судья отклонил ее протест, заметив, что она сама открыла эту дверь. Я передал своей клиентке список и вернулся на трибуну.

– Пожалуйста, откройте третью страницу распечатки и прочтите имя, которое стоит пятым снизу в правой колонке.

Фриман снова сделала попытку протестовать – на том основании, что список не проверен, но судья порекомендовал ей оспорить это во время перекрестного допроса, если она считает, что я представил суду фальшивку. Я еще раз попросил Лайзу прочесть имя.

– Дон Дрисколл.

– Спасибо. Вам знакомо это имя?

– Кажется, нет. Нет.

– Но он – один из ваших друзей по Фейсбуку.

– Понимаю, но, как уже говорила, я знаю далеко не всех, кто в списке моих друзей. Их слишком много.

– Не припоминаете ли вы, чтобы человек по имени Дон Дрисколл когда-нибудь входил в прямой контакт с вами, представляясь сотрудником компании АЛОФТ?

Фриман заявила протест и попросила о совещании. Судья подозвал нас к скамье.

– Судья, что происходит? Советник не имеет права швыряться именами направо и налево. Где доказательства того, что он не просто наобум выбирает их из списка?

Перри задумчиво кивнул:

– Я согласен, мистер Холлер.

Мой телефон остался на трибуне. Если от Баллокс пришли какие-нибудь дополнения, они не могли мне сейчас помочь.

– Ваша честь, мы можем пройти в ваш кабинет и позвонить моей помощнице, если хотите. Но я бы хотел в данном случае попросить суд об отсрочке. Обвинение внесло сюжет с Фейсбуком только сегодня утром, я пытаюсь найти ответ. Мы могли бы отложить представление мною доказательств или подождать, пока защита вызовет Дона Дрисколла в качестве свидетеля и мисс Фриман сможет сама убедиться, не допускаю ли я искажений, характеризуя его.

– Вы собираетесь вызвать его в качестве свидетеля?

– В свете того, что обвинение решило использовать в деле старые посты моей клиентки, боюсь, у меня нет иного выхода.

– Отлично, подождем показаний мистера Дрисколла. Не разочаруйте меня, мистер Холлер: не дай вам Бог прийти в суд и сказать, что вы передумали. Я буду огорчен, если такое случится.

– Да, ваша честь.

Мы вернулись на свои места, и я повторил вопрос:

– Вступал ли Дон Дрисколл в контакт с вами на Фейсбуке или где бы то ни было еще и сообщал ли он вам, что работает в АЛОФТе?

– Нет, такого не было.

– Вы знаете, что такое АЛОФТ?

– Да. Это название фирмы, которая осуществляет отъем домов; банки вроде «Уэстленда» пользуются для этого ее услугами, она делает для них всю бумажную работу.

– Проводила ли эта фирма технически и отъем вашего дома?

– Да, полностью.

– АЛОФТ – это аббревиатура? Вы знаете, как она расшифровывается?

– «А. Луис Оппарицио. Финансовые технологии». Так называется эта компания.

– Что бы вы сказали, если бы узнали, что упомянутое лицо, Доналд Дрисколл, являющийся одним из ваших друзей по Фейсбуку, работает на АЛОФТ?

– Я бы сказала, что кто-то из АЛОФТа в курсе всех моих постов.

– Значит, в принципе этот человек, Дрисколл, мог знать, где вы бываете и куда направляетесь, правильно?

– Правильно.

– Он мог быть в курсе ваших постов от сентября прошлого года, в которых вы сообщали, что нашли место парковки машины мистера Бондуранта в банковском гараже и собираетесь ждать его там, верно?

– Верно.

– Благодарю вас, Лайза. У меня больше нет вопросов.

Возвращаясь на место, я украдкой посмотрел на Фриман. Она больше не сияла. Она смотрела прямо перед собой. Я перевел взгляд на зрительный зал в поисках Мэгги, но ее там уже не было.

43

Вторая половина дня была посвящена выступлению Шамирам Арсланян, моего эксперта-криминалиста из Нью-Йорка. Я весьма успешно пользовался услугами Шами в прошлом и собирался воспользоваться ими теперь. Она имела ученые степени, полученные в Гарварде, Массачусетсском технологическом институте и Институте имени Джона Джея, где и работала в настоящее время научным сотрудником, а кроме того, обладала несокрушимым обаянием и телегеничной внешностью. А сверх всего этого она просто-таки излучала честность, не позволявшую усомниться ни в одном слове ее показаний. Конечно же, она была бесценной находкой, но соглашалась выступать только тогда, когда была совершенно уверена в научной обоснованности своих выводов и в том, что собиралась сказать на процессе. Что было для меня в данном случае дополнительным бонусом, так это то, что она была точно такого же роста, как моя клиентка.

Во время обеденного перерыва Арсланян установила перед ложей жюри манекен. Это была мужская фигура ростом шесть футов полтора дюйма – то есть такого же роста, какой был у Митчелла Бондуранта в обуви. На манекен надели костюм, похожий на тот, в каком Бондурант был в день убийства, и точно такие же туфли. Манекен был изготовлен на шарнирах, которые позволяли сгибать его во всех возможных направлениях и придавать любую позу.

Когда после перерыва суд собрался снова, моя свидетельница заняла место в боксе, и я не пожалел времени, чтобы представить ее во всех ее многочисленных достоинствах. Я хотел, чтобы присяжные поняли, насколько компетентна эта женщина, и обратили благосклонное внимание на ее умение отвечать на любые вопросы. Еще мне было нужно, чтобы они осознали: ее квалификация и знания ставят ее на совсем иной уровень по сравнению с экспертом – свидетелем обвинения. На гораздо более высокий.

Когда нужное впечатление было достигнуто, я перешел к существу дела.

– Итак, доктор Арсланян, я попросил вас изучить различные аспекты убийства Митчелла Бондуранта, не так ли?

– Да, именно так.

– И в особенности – физические.

– Да, вы попросили меня выяснить, могла ли ваша клиентка в действительности совершить это преступление так, как описывает полиция.

– И каков ваш вывод – могла?

– И да, и нет. Я уверена, что она могла его совершить, но отнюдь не так, как утверждает полиция.

– Не могли бы вы объяснить свое заключение?

– Я предпочитаю его продемонстрировать, заняв место вашей клиентки.

– Какой у вас рост, доктор Арсланян?

– Пять футов три дюйма без обуви, такой же, как у Лайзы Треммел, как мне сообщили.

– Прислал ли я вам молоток, являющийся точной копией того, который был обнаружен полицией и объявлен орудием преступления?

– Да, прислали, и он у меня с собой.

Она подняла дубликат молотка с пюпитра, находившегося перед ней в свидетельском боксе.

– Получили ли вы от меня фотографии садовых туфель, которые были изъяты из незапертого гаража моей подзащитной и на одной из которых впоследствии было найдено пятнышко крови жертвы?

– Да, получила, и мне удалось достать точно такую же пару с помощью вашего офис-менеджера. Сейчас эти туфли на мне.

Она выставила ногу из свидетельского бокса в сторону ложи присяжных, чтобы они могли рассмотреть прорезиненную садовую туфлю. По залу прокатился вежливый смешок. Я попросил судью разрешить моей свидетельнице продемонстрировать свои выводы, и он разрешил, несмотря на протест обвинения.

Арсланян вышла из свидетельского бокса с молотком в руке и приступила к демонстрации.

– Вопрос, который я себе задала, состоял в следующем: могла ли женщина роста обвиняемой, то есть в обуви – пяти футов трех дюймов, как я сама, нанести смертельный удар по темени мужчине ростом шесть футов полтора дюйма в обуви? Я учла и десятидюймовую ручку молотка. Но было ли этого достаточно? Таков был вопрос.

– Доктор, позвольте мне перебить вас: не могли бы вы сначала рассказать нам о своем манекене и о том, как вы его используете?

– Разумеется. Это Мэнни, и я всегда использую его, когда провожу тестирование в своей лаборатории в Институте Джона Джея и когда выступаю в суде. У него имеются все суставы, какие есть у человека, он разбирается на части, если мне это требуется, а самое его большое достоинство состоит в том, что он никогда мне не перечит и не говорит, что я полновато выгляжу в джинсах.

Она снова сорвала одобрительный смешок зала.

– Благодарю вас, доктор, – поспешил сказать я прежде, чем судья велел бы ей воздерживаться от шуток. – А теперь, если не возражаете, продолжайте свою демонстрацию.

– Конечно. Итак, я изучила отчет о вскрытии, фотографии и рисунки, чтобы точно определить место на черепе манекена, куда был нанесен смертельный удар. Благодаря зазубрине на рабочей поверхности бойка мы знаем, что на мистера Бондуранта напали сзади. Мы также знаем, исходя из одинаковой глубины окружности вмятины на черепе, что удар был нанесен сверху плашмя. Таким образом, приложив молоток вот таким образом…

Взобравшись на ступеньку небольшой стремянки, стоявшей рядом с Мэнни, она приложила ударную поверхность молотка к макушке его головы и закрепила ее в этом положении с помощью рук самого безликого манекена. После этого она сошла со ступеньки и указала на перпендикулярную головке молотка ручку, которая располагалась строго параллельно полу.

– Как видите, отсюда, с полу, у меня ничего не получится. Во мне в этих туфлях пять футов четыре дюйма росту, и в обвиняемой, в таких же туфлях, те же пять футов четыре дюйма. Для нас ручка расположена слишком высоко.

Она потянулась к молотку, но не смогла взяться за него так, чтобы ручка осталась параллельной полу.

– О чем это свидетельствует? О том, что обвиняемая не могла нанести удар жертве, находившейся в таком положении – то есть стоявшей прямо и державшей голову без наклона. Теперь рассмотрим, какое положение должна была бы занимать фигура жертвы, чтобы это стало возможно. Мы знаем, что удар был нанесен сзади, поэтому, если мужчина стоял, наклонившись вперед – ну, скажем, уронил ключи и хотел их поднять, – это тоже было бы невозможно: я не могу достать молотком до макушки через его спину.

Рассказывая, она производила соответствующие манипуляции с манекеном: сгибала его в поясе и пыталась молотком дотянуться до его темени.

– Нет, не получается. Я искала нужное положение два дня во всех перерывах между лекциями и пришла к выводу, что есть только два положения, в которых это возможно: если жертва по какой-то причине в момент убийства стояла на коленях или на корточках либо смотрела в потолок, до отказа запрокинув голову.

Она сначала выпрямила манекен, потом откинула его голову назад, согнув шею, и взялась за ручку молотка. Такая позиция была вполне подходящей, но при этом лицо манекена располагалось в строго горизонтальной плоскости.

– Далее. Согласно результатам вскрытия, на коленях жертвы были характерные ссадины, а на одном даже треснула коленная чашечка. В отчете сказано, что эти травмы получены при падении мистера Бондуранта после нанесения ему удара. Он сначала упал на колени, а затем лицом вниз. Такое падение мы называем «падением мертвеца». Учитывая характер повреждения коленей, я делаю вывод, что в момент удара жертва могла находиться только в таком положении. – Она указала на откинутую назад до упора голову манекена.

Я проверил реакцию жюри. Все наблюдали с напряженным вниманием. Это напоминало шоу, причем захватывающее.

– Хорошо, доктор. А теперь, если вы вернете голову манекена в вертикальную или слегка наклонную позицию, можете ли вы сказать, какого приблизительно роста должен был быть настоящий преступник?

Фриман взвилась и в крайнем раздражении крикнула:

– Ваша честь, это не наука! Это шаманство. Все это делается, чтобы напустить дыма. А теперь советник еще просит свидетельницу указать рост какого-то мифического человека, который якобы мог совершить это преступление. Никто не способен сказать точно, в какой позе стояла жертва этого чудовищного преступления и под каким углом была наклонена его го…