Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 102 (всего у книги 335 страниц)

– Значит, она шла в направлении от банка, правильно?

– Правильно.

– А как близко от нее находились вы, когда увидели ее?

– Я ехала в западном направлении по Вентуре и стояла в тот момент в левом ряду, поскольку мне нужно было съехать на подъездную полосу, чтобы завернуть в банковский гараж. Так что она была от меня на расстоянии трех рядов.

– Наверное, вы следили за дорогой и смотрели прямо, не так ли?

– Нет, я стояла перед светофором, когда увидела ее.

– Значит, она находилась под прямым углом к вам, когда вы ее заметили?

– Да, прямо напротив моей машины, на тротуаре.

– А как вы узнали, что эта женщина – обвиняемая, Лайза Треммел?

– Ее фотография висит в служебном вестибюле и в хранилище. Кроме того, три месяца назад ее фотографию показывали всем служащим банка.

– Почему это было сделано?

– Потому что ей был выдан судебный приказ, запрещающий приближаться к банку более чем на сто футов. Нам показали ее фотографию и велели докладывать начальству немедленно, если заметим ее на территории, прилегающей к банку.

– Вы можете назвать присяжным время, когда вы увидели Лайзу Треммел идущей по тротуару в восточном направлении?

– Да, я точно знаю, когда это было, потому что, как я уже говорила, я опаздывала и постоянно смотрела на часы. Было восемь пятьдесят пять.

– Итак, в восемь часов пятьдесят пять минут утра Лайза Треммел двигалась на восток в направлении от банка, правильно?

– Правильно.

Фриман задала еще несколько вопросов, добиваясь, чтобы свидетельница еще раз подтвердила, что Лайза Треммел находилась всего в полуквартале от банка через несколько минут после того, как на номер 911 поступило сообщение об убийстве. Она закончила прямой допрос Скейфер в 11.30, и судья спросил, не возражаю ли я против того, чтобы пораньше объявить перерыв на ленч и начать перекрестный допрос после него.

– Ваша честь, я думаю, мне понадобится всего полчаса, поэтому я предпочел бы допросить свидетельницу до перерыва. Я готов.

– Очень хорошо, мистер Холлер. Тогда прошу вас.

Я встал и подошел к свидетельскому боксу, расположенному между прокурорским столом и ложей жюри, с блокнотом и двумя дощечками. Я держал их лицом друг к другу, чтобы не было видно, что на них изображено. Прислонив их к барьеру свидетельского бокса, я сказал:

– Доброе утро, миссис Скейфер.

– Доброе утро.

– В своих показаниях вы упомянули, что опаздывали на работу из-за пробки, возникшей в результате аварии, так?

– Да.

– Вы проезжали мимо места аварии?

– Да, она случилась к западу от бульвара Ван-Нуйс. Миновав это место, я поехала без задержек.

– По какую сторону Вентуры случилась авария?

– В том-то и дело. Она случилась на той стороне, которая едет на восток, но и по моей стороне движение замедлилось, потому что все глазели.

Я сделал пометку в блокноте и сменил тему:

– Миссис Скейфер, я заметил, что прокурор забыла спросить вас, был ли у миссис Треммел в руке молоток, когда вы ее увидели. Не заметили ли вы чего-нибудь подобного?

– Нет. Но у нее в руке была большая хозяйственная сумка, в которую вполне мог уместиться молоток.

О хозяйственной сумке я слышал впервые. В материалах следствия она не упоминалась. Скейфер, и так бывшая для меня полезным свидетелем, теперь давала новый материал. Во всяком случае, я так считал.

– Хозяйственная сумка? Вы когда-нибудь в беседах с полицией или прокурором упоминали об этой сумке?

Скейфер задумалась.

– Не уверена. Может, и нет.

– Значит, насколько вы помните, в полиции вас не спрашивали, было ли что-нибудь в руках у подсудимой?

– Кажется, нет, не спрашивали.

Я пока не знал, что из этого можно извлечь и можно ли извлечь хоть что-нибудь, но решил до поры оставить сумку в покое и еще раз сменить направление допроса. Свидетеля следует держать в неведении относительно того, куда вы повернете в следующий момент.

– А теперь скажите, миссис Скейфер, когда вы утверждали несколько минут назад, что находились в трех рядах движения от тротуара, на котором якобы увидели обвиняемую, вы ведь обсчитались, не так ли?

Вторая резкая смена темы и сам вопрос смутили ее.

– Почему?.. Нет, не обсчиталась.

– На каком перекрестке вы стояли, когда увидели ее?

– На пересечении с Сердос-авеню.

– В этом месте бульвара Вентура в восточном направлении идут две полосы движения, так?

– Да.

– А вы в этом месте должны были повернуть на Сердос и, следовательно, стояли в крайнем ряду со своей стороны, правильно?

– Да, правильно. Получается три.

– А как же еще одна полоса – для парковки вдоль тротуара?

У нее на лице появилось выражение, словно бы говорившее: «Ой, да бросьте вы».

– Это же не полноценная полоса.

– Но это пространство, располагавшееся между вами и женщиной, которая, по вашим словам, является Лайзой Треммел, не так ли?

– Ну, если вы так хотите… Я думаю, это называется придираться.

– Вот как? А я думаю, это называется быть точным, разве нет?

– Наверняка большинство людей сказали бы, что между мной и ней было три полосы.

– Видите ли, парковочная зона, назовем ее так, имеет ширину, равную по меньшей мере длине автомобиля, а на самом деле она шире, правильно?

– Ну ладно, если вам хочется цепляться за мелочи, можете назвать это четвертой полосой. Я ошиблась.

Она явно была недовольна тем, что приходилось нехотя сдаваться, и я надеялся, что присяжным ясно, кто на самом деле здесь цеплялся за мелочи.

– Значит, теперь вы утверждаете, что, когда вы увидели предполагаемую миссис Треммел, вы находились от нее на расстоянии четырех полос движения, а не трех, как утверждали прежде, правильно?

– Ну, правильно. Говорю же: ошиблась.

Я снова сделал пометку в блокноте, которая на самом деле ничего не значила, но, по моей задумке, должна была навести присяжных на мысль, что я веду какой-то счет. После этого я наклонился, взял свои дощечки, разъединил их и выбрал одну.

– Ваша честь, я бы хотел продемонстрировать свидетельнице фотографию места, о котором мы сейчас говорим.

– Обвинение ознакомлено с ней?

– Судья, на этой фотографии запечатлен вид, который имеется на CD-дисках, включенных в материалы следствия. Специально я ее мисс Фриман не предъявлял, но она и не требовала.

Фриман не возражала, и судья велел мне продолжать, обозначив первую фотографию как «экспонат 1-А». Я установил раскладной пюпитр между ложей присяжных и свидетельским боксом. Обвинение предполагало пользоваться для демонстраций подобного рода подвесными экранами, и я тоже намеревался их впоследствии использовать, но для этой конкретной демонстрации предпочел старомодный способ. Я поставил дощечку на пюпитр и повернулся к свидетельнице.

– Миссис Скейфер, вы узнаете место, запечатленное на фотографии, которая стоит на пюпитре?

Это был сделанный с воздуха снимок 30 на 50 дюймов, охватывавший отрезок в два квартала бульвара Вентура, о котором шла речь. Баллокс взяла его с сайта Google Earth, нам он обошелся лишь в стоимость увеличения и наклеивания на дощечку.

– Да. Похоже, это снятый сверху бульвар Вентура, тут виден банк и в квартале от него пересечение с Сердос-авеню.

– Верно, это снимок с воздуха. Пожалуйста, подойдите и с помощью маркера, который лежит на подставке пюпитра, очертите кружком место, где вы, по вашим словам, увидели Лайзу Треммел.

Скейфер взглянула на судью, как бы испрашивая разрешения. Он кивнул, и она подошла к пюпитру. Взяв черный маркер с подставки, она обвела им пространство на тротуаре в полуквартале от входа в банк.

– Благодарю вас, миссис Скейфер. А теперь не могли бы вы указать присяжным место, где стояла ваша машина, когда вы, выглянув в окно, предположительно увидели Лайзу Треммел?

Она отметила на полосе движения точку, которая находилась как минимум на расстоянии трех машин от перехода на перекрестке.

– Спасибо, миссис Скейфер, вы можете вернуться.

Скейфер положила маркер на подставку и снова села на свидетельское место.

– Итак, можете ли вы сказать, сколько машин стояло перед вами на светофоре?

– Минимум две. Может, три.

– А как насчет полосы непосредственно слева от вас? Были ли там машины, ждавшие переключения светофора?

К этому вопросу она была готова и не собиралась позволять мне себя перехитрить.

– Нет, ничто не загораживало мне вид на тротуар.

– Значит, вы утверждаете, что в этот час пик, когда все съезжаются на работу, полоса была свободна?

– Рядом со мной никого не было, но я ведь стояла на расстоянии двух или трех машин от перекрестка, возможно, впереди кто-то и был, но рядом со мной – нет.

Я спросил у судьи, можно ли мне продемонстрировать второй снимок, «экспонат 1-B», он разрешил. Это был еще один увеличенный кадр, но снятый уже с земли. Его сделал Циско из окна автомобиля, стоя перед светофором на средней полосе идущего в западном направлении потока машин на пересечении бульвара Вентура и Сердос-авеню в 8.55, в понедельник, спустя месяц после убийства. Время и дата съемки значились в правом нижнем углу.

Вернувшись к пюпитру, я попросил Скейфер описать то, что она видит.

– Это фотография того же участка, только с земли. Вон «Денниз-Дели». Мы иногда ходим туда на ленч.

– Верно, а знаете ли вы, открыта ли закусочная «Денниз-Дели» во время завтрака?

– Да, открыта.

– Вы когда-нибудь завтракали там?

Фриман встала и заявила протест:

– Судья, я не понимаю, какое отношение это имеет к показаниям свидетельницы или к событиям этого дела.

Перри вопросительно взглянул на меня.

– Если ваша честь даст мне минуту, это отношение станет очевидным.

– Продолжайте, но поторопитесь.

Я снова сосредоточился на Скейфер.

– Так вы когда-нибудь завтракали в «Денниз-Дели», миссис Скейфер?

– Нет, во время завтрака я там никогда не бывала.

– Но вы знаете, что это место пользуется популярностью и во время завтрака, правильно?

– Вообще-то я не знаю…

Это был не тот ответ, которого я хотел, но он все равно был мне полезен. Скейфер впервые отвечала уклончиво, явно не желая подтверждать очевидное. Присяжные, заметившие это, начнут видеть в ней не объективного свидетеля, а женщину, которая боится отклониться от заданной обвинением линии.

– Тогда позвольте спросить другое: какие иные учреждения в этом квартале открываются раньше девяти часов утра?

– Там в основном магазины, они до девяти должны быть закрыты. Вон там, на снимке, видны вывески.

– Тогда чем, как вы думаете, объясняется тот факт, что каждый метр пространства вдоль тротуара на этом участке занят, как видно на фотографии? Это все посетители закусочной?

Фриман снова заявила протест: мол, не в компетенции свидетельницы отвечать на этот вопрос. Судья согласился и велел мне продолжать.

– Можете ли вы вспомнить, сколько машин было припарковано перед закусочной «Денниз-Дели» в понедельник, в восемь пятьдесят пять, когда, как вы утверждаете, вы увидели миссис Треммел с расстояния четырех полос напряженного движения?

– Нет, не могу.

– Несколько минут назад вы показали – могу, если хотите, процитировать вам ваши показания, – что ясно видели Лайзу Треммел. Значит ли это, что на парковочном пространстве не было в тот момент никаких машин?

– Может, какие-то машины там и стояли, но я видела ее отчетливо.

– А как насчет тех полос, по которым двигался транспорт? Они тоже были совершенно свободны?

– Да. Потому что я могла ее видеть.

– Вы сказали, что в восточном направлении машины ехали очень медленно из-за аварии, правильно?

– Да.

– Авария случилась на восточной половине дороги, так?

– Да.

– Так насколько же должно было быть запружено машинами восточное направление, если даже в западном оно было затруднено достаточно, чтобы на десять минут задержать ваш приезд на работу?

– Ну, я не очень-то помню.

Идеальный ответ. Для меня. Увиливающий свидетель всегда позволяет защите завоевать очки.

– В таком случае разве не правда, миссис Скейфер, что вам пришлось смотреть через три забитые машинами полосы движения плюс парковочную зону, чтобы увидеть на тротуаре миссис Треммел?

– Все, что я знаю, – это что я ее видела. Она там была.

– И даже несла в руке большую хозяйственную сумку, как вы сказали, так?

– Да, так.

– Что это была за сумка?

– Ну, такая, с ручками, как дают в супермаркетах.

– Какого цвета она была?

– Красная.

– А вы можете сказать, была она пустая или заполненная?

– Нет, не могу.

– А миссис Треммел несла ее в опущенной руке или перед собой?

– В опущенной. Держала одной рукой.

– Похоже, вы хорошо разглядели эту сумку. Вы смотрели на нее или на лицо женщины, которая ее несла?

– У меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть и то и другое.

Поглядев в блокнот, я покачал головой.

– Миссис Скейфер, вы знаете, какой рост у миссис Треммел?

Повернувшись к своей клиентке, я сделал ей знак встать. Вообще-то сначала надо было попросить разрешения у судьи, но я был в ударе и не желал терять темп. Перри промолчал.

– Понятия не имею, – ответила Скейфер.

– Вас, наверное, удивит, но ее рост всего пять футов три дюйма.

Я кивнул Лайзе, она села.

– Нет, не удивляет. Почему это должно меня удивлять?

– Всего пять футов три дюйма – и вы тем не менее разглядели ее в толпе через четыре полосы плотного дорожного движения?

Как я и ожидал, Фриман заявила протест, Перри поддержал его, но мне и не нужен был ответ, чтобы внедрить в присяжных свою мысль. Взглянув на часы, я увидел, что до полудня оставалось две минуты. И тут я выпустил свою последнюю торпеду.

– Миссис Скейфер, могли бы вы взглянуть на фотографию и указать, где именно на тротуаре вы видели мою подзащитную?

Все взоры обратились к увеличенной фотографии. Из-за припаркованных плотным рядом машин пешеходы на тротуаре были неразличимы. Фриман вскочила с очередным протестом: защита, мол, пытается сбить с толку свидетельницу и суд. Перри велел нам подойти и, когда мы приблизились, сурово обратился ко мне:

– Мистер Холлер, да или нет: на снимке есть обвиняемая?

– Судья, я никого не пытаюсь обмануть. Свидетельница могла бы просто сказать, что на снимке обвиняемой нет. Но она явно не может разглядеть пешеходов на тротуаре по другую сторону дорожного движения, и я лишь пытаюсь показать…

– Мне все равно, что вы пытаетесь сделать. Заберите свою фотографию, и если вы еще раз сделаете что-нибудь подобное, то будете обвинены в неуважении к суду. Ясно?

– Да, сэр.

– Ваша честь, – сказала Фриман, – следует сообщить присяжным, что на снимке нет обвиняемой.

– Согласен. Возвращайтесь.

На обратном пути я забрал фотографии с пюпитра.

– Дамы и господа, – сказал судья, – должен вас уведомить, что на снимке, который демонстрировал защитник, обвиняемой нет.

Это было мне даже на руку. Я довел до сознания присяжных то, что хотел, а это уведомление только лишний раз подчеркнуло, насколько трудно было разглядеть и узнать кого бы то ни было на тротуаре с того места, откуда смотрела свидетельница.

Судья велел мне продолжать перекрестный допрос, но я, склонившись к микрофону, произнес:

– Вопросов больше нет, – после чего сел и положил дощечки с фотографиями на пол рядом со столом. Они сослужили мне хорошую службу. Я получил втык от судьи, но дело того стоило. Если достигаешь цели, оно всегда того стоит.

23

Лайза Треммел была в восторге от моего перекрестного допроса Марго Скейфер. Даже Герб Дэл не удержался от того, чтобы поздравить меня, когда объявили перерыв на ленч. Я посоветовал им не впадать в преждевременный экстаз. Процесс только начинается, и со свидетелями вроде Скейфер обычно легче всего управиться и развенчать их. Впереди нас ждут куда более крепкие орешки и более трудные дни. В этом можно не сомневаться.

– Это не важно! – воскликнула Лайза. – Вы были неподражаемы, и эта лживая сука получила по заслугам.

Ее слова были пропитаны ненавистью, и это заставило меня сделать паузу, прежде чем ответить:

– Обвинение еще будет иметь шанс реабилитировать ее во время своего повторного допроса после ленча.

– А тогда вы снова разобьете ее в пух и прах во время повторного перекрестного допроса.

– Ну… я вообще-то не уверен насчет «пуха и праха». Это совсем не то, что я…

– Микки, вы с нами не пообедаете?

Она подчеркнула свое приглашение, взяв Дэла под руку, из чего я, видимо, должен был понять, что они вместе не только в деле.

– Тут поблизости нет ничего приличного, – сказала она. – Мы собираемся поискать что-нибудь на бульваре Вентура. Можно даже попробовать «Денниз-Дели».

– Благодарю вас, нет. Мне нужно вернуться в офис и поговорить со своей командой. Они не могли здесь присутствовать, но продолжают работать, и я должен с ними встретиться.

Лайза взглядом дала понять, что не верит мне, но мне это было безразлично. Я представлял ее в суде, однако это не значило, что я должен обедать с ней и с человеком, который – в чем я не сомневался – по-прежнему лелеет план ободрать ее как липку, несмотря на романтические отношения, если они вообще таковыми были. Я вышел один и направился к Дому победы, в свой офис.

Лорна уже сбегала в конкурирующую и куда лучшую закусочную «Джерриз-Дели» в Студио-Сити и принесла сандвичи с индейкой и салат из капусты, моркови и лука. Я ел, сидя за своим столом и рассказывая Циско и Баллокс о том, что происходило утром в суде. Несмотря на сдержанное отношение к своей клиентке, я был весьма доволен перекрестным допросом Скейфер и поблагодарил Баллокс за «экспонаты», которые, без сомнения, произвели впечатление на присяжных. Ничто лучше не помогает заронить сомнения относительно предполагаемого очевидца, чем визуальные материалы.

Окончив свой рассказ, я спросил, чем они занимались тем временем. Циско сказал, что продолжает просматривать запись допроса в полиции, чтобы найти допущенные детективами ошибки и процессуальные нарушения, которые можно было бы обратить против Керлена во время его перекрестного допроса.

– Отлично, мне понадобятся все боеприпасы, какие удастся добыть, – сказал я. – Баллокс, у вас что-нибудь есть?

– Я почти все утро занималась делом об отъеме дома. Когда настанет моя очередь, я хочу быть уверенной на все сто процентов.

– Ладно, но у вас еще есть время. По моим предположениям, очередь защиты настанет не раньше следующей недели. Похоже, Фриман старается выдерживать определенный темп и ритм, но в ее списке много свидетелей, и он вовсе не выглядит дымовой завесой.

Зачастую адвокаты как обвинения, так и защиты искусственно перегружают свои списки свидетелей, чтобы противная сторона терялась в догадках, кого из них они действительно собираются вызвать и чьи показания действительно представляют ценность. Не было похоже, чтобы Фриман прибегала к подобному ухищрению в данном случае. Каждый свидетель из ее списка был способен внести в ход процесса нечто важное.

Какой-то соус типа «Тысяча островов» промочил насквозь обертку моего сандвича. Аронсон указала на один из снимков-экспонатов, которые я принес из суда. Это была сделанная с земли фотография, с помощью которой я пытался одурачить Марго Скейфер.

– Это было рискованно? А что, если бы Фриман не заявила протест?

– Я не сомневался, что она его заявит. А если не она, то это сделал бы судья. Судьи не любят, когда со свидетелями проделывают подобные трюки.

– Да, но теперь присяжные знают, что вы солгали.

– Я не лгал. Я просто задал свидетельнице вопрос: может ли она указать, где на этом снимке Лайза Треммел. Я не говорил, что она там есть. Если бы ей дали возможность ответить, ответ был бы – нет. Вот и все.

Аронсон нахмурилась.

– Помните, что я вам говорил, Баллокс? Не пестуйте свою совесть. Мы ведем жесткую игру. Я пытаюсь обыграть Фриман, она – меня. Может, в каком-то смысле она меня уже обыграла, а я этого еще даже не знаю. Я рискнул и получил легкий шлепок от судьи. Но каждый присяжный в жюри смотрел на этот снимок, пока мы совещались возле судейской скамьи, и каждый из них понимал, как трудно было бы Марго Скейфер увидеть то, что она, по ее словам, видела. Так это и работает. Хладнокровно и расчетливо. Иногда зарабатываешь на этом очко, чаще – нет.

– Я понимаю, – сказала она. – Но это вовсе не значит, что мне это нравится.

– Конечно, нет.

24

После ленча Фриман удивила меня тем, что не стала возвращаться к допросу Марго Скейфер, чтобы попытаться возместить урон, нанесенный мной в ходе перекрестного допроса. Я догадался, что она планирует на более поздний период что-то другое, что позволит ей реабилитировать свидетельские показания Скейфер. Вместо нее она вызвала сержанта полиции Дэвида Ковингтона, который первым прибыл на место преступления по звонку Рики Санчес в службу 911.

Ковингтон был закаленным ветераном и надежным свидетелем для обвинения. В педантичной едва ли не до смешного манере человека, который на своем веку перевидал несчетное количество трупов и несчетное количество раз в связи с этим давал показания, он описал свой приезд и установление факта смерти предписанным для таких случаев способом. Затем он рассказал о том, как перекрыл доступ в гараж, изолировал Рики Санчес и других вероятных свидетелей и выставил охранение при въезде на второй этаж, где находилось тело.

Показания Ковингтона сопровождались демонстрацией на двух подвесных экранах фотографий с места преступления во всем их кровавом ужасе. Они-то гораздо больше, чем любые слова Ковингтона, живописали убийство и взывали к справедливому возмездию.

Во время предварительной схватки по поводу демонстрационных экспонатов я одержал весьма скромный успех: удалось добиться отмены планировавшейся обвинением установки увеличенных снимков на пюпитрах прямо перед ложей присяжных – на том основании, что это вызвало бы у них предубеждение против моей клиентки. Снимки реальных жертв убийства всегда шокируют и возбуждают бурные эмоции. В человеческой натуре желать сурового наказания тем, кого обвиняют в подобных преступлениях. Эти фотографии легко могли восстановить присяжных против моей клиентки независимо от того, существуют ли доказательства ее связи с этим преступлением. Перри принял соломоново решение: он свел количество снимков, которые обвинению разрешалось продемонстрировать, к четырем и предписал Фриман пользоваться только подвесными экранами, таким образом ограничив размер фотографий. Я заработал несколько очков, понимая, однако, что приказ судьи не может предотвратить инстинктивную реакцию присяжных. Настоящую победу все равно одержало обвинение.

Фриман отобрала четыре снимка, на которых было больше всего крови и где Бондурант, уткнувшийся лицом в цементный пол гаража, имел наиболее жалкий вид.

Во время перекрестного допроса я сосредоточился на одном из них и попытался переключить внимание присяжных на что-нибудь другое, помимо мысли об отмщении. Лучшим способом сделать это было побудить их к вопросам. Если у них останутся вопросы, не получившие ответов, значит, я свое дело сделал.

С разрешения судьи, воспользовавшись пультом дистанционного управления, я удалил с экранов три из четырех снимков и сказал:

– Сержант Ковингтон, хочу привлечь ваше внимание к тому снимку, который я оставил на экране. Не могли бы вы сказать, что лежит на его переднем плане?

– Это открытый портфель.

– Хорошо. Он находится в том же положении, в каком вы нашли его, прибыв на место преступления?

– Да.

– Он был вот так же открыт?

– Да.

– Спрашивали ли вы кого-нибудь из свидетелей или кого-то еще, не открывали ли они портфель после того, как была найдена жертва?

– Я спросил у женщины, позвонившей в службу девять-один-один, не открывала ли она его, она ответила – нет. Больше я на эту тему расследования на месте не проводил – предоставил это детективам.

– Вы только что сообщили суду, что все двадцать два года своей карьеры проработали патрульным, правильно?

– Да, правильно.

– Вам много раз приходилось выезжать по вызовам службы девять-один-один?

– Да.

– Что означал для вас открытый портфель рядом с жертвой?

– Ничего. Он был просто деталью места преступления.

– Не подсказал ли вам ваш опыт, что убийство могло быть как-то связано с ограблением?

– Вообще-то я об этом не думал, я ведь не детектив.

– Как вы считаете: если ограбление не являлось мотивом преступления, почему убийца рискнул потратить время на то, чтобы открыть портфель?

Не успел Ковингтон ответить, как Фриман уже вскочила с места и заявила, что этот вопрос не входит в сферу опыта и обязанностей свидетеля.

– Сержант Ковингтон всю жизнь проработал в патруле. Он не детектив и никогда не расследовал ограблений.

Судья кивнул в знак согласия:

– Я склонен поддержать мисс Фриман, мистер Холлер.

– Ваша честь, сержант Ковингтон никогда не был детективом, но, полагаю, ни у кого нет сомнений, что он неоднократно выезжал на грабежи и проводил предварительное расследование на месте. Поэтому, думаю, он может ответить на вопрос о своем первоначальном впечатлении от осмотра места преступления.

– Тем не менее я снимаю ваш вопрос. Задавайте следующий.

Потерпев поражение по этому пункту, я заглянул в записи, которые загодя составил для перекрестного допроса Ковингтона, тем не менее будучи уверен, что мне удалось заронить вопрос о грабеже и соответственно мотиве преступления в головы присяжных, однако это было еще не все. Я попробовал прибегнуть к блефу.

– Сержант, после того как вы прибыли на место преступления и осмотрели его, вы вызвали следователей, медэкспертов и криминалистов?

– Да, я связался с диспетчерской, подтвердил, что совершено убийство, и попросил прислать обычную следственную бригаду из ван-нуйсского управления.

– И продолжали контролировать место преступления до ее прибытия?

– Да, как обычно. Потом передал эту функцию прибывшей бригаде. Если быть точным, детективу Керлену.

– Понятно. А пока происходила передача, вы обсуждали с Керленом или с кем-нибудь другим из офицеров полиции вероятность того, что убийство произошло из-за покушения на ограбление?

– Нет, не обсуждал.

– Вы уверены, сержант?

– Абсолютно.

Я сделал вид для присяжных, что записываю что-то в блокнот.

– У меня больше нет вопросов.

Ковингтона отпустили, его место занял один из медиков бригады, приехавшей по вызову службы 911, который подтвердил, что к моменту их прибытия жертва была мертва. Он провел на свидетельском месте всего минут пять, поскольку Фриман хотела лишь, чтобы он подтвердил факт смерти, а мне его перекрестный допрос ничего дать не мог.

Следующим был брат жертвы, Натан Бондурант. Его вызвали, чтобы он засвидетельствовал факт опознания им жертвы – рутинное требование. Фриман использовала его также для того, чтобы, как и в случае с фотографиями, взбудоражить эмоции присяжных. Он со слезами на глазах описал, как детективы привезли его в судебный морг, где он и опознал в убитом своего младшего брата. Фриман спросила его, когда он в последний раз видел брата живым, что вызвало новый поток слез, пролитый во время рассказа об их совместном с братом посещении баскетбольного матча «Лейкерс» всего за неделю до убийства.

Существует практическое правило: не трогать плачущего свидетеля. Обычно от такого свидетеля, человека, близкого жертве, защите нет никакого проку, но Фриман сама открыла эту дверь, и я решил воспользоваться случаем. Риск состоял в том, что присяжные, зайди я слишком далеко в допросе скорбящего родственника, могли счесть меня жестоким.

– Мистер Бондурант, примите мое глубокое сочувствие по поводу вашей семейной утраты. У меня всего несколько вопросов. Вы упомянули, что за неделю до этого ужасного события посетили с братом игру команды «Лейкерс». О чем вы разговаривали во время той встречи?

– Ну, мы говорили о массе разных вещей. Мне трудно сейчас вспомнить.

– Только о спорте и о «лейкерсах»?

– Нет, разумеется, нет. Мы ведь были братьями. Мы много о чем говорили. Он спрашивал про моих детей. Я – о том, встречается ли он с кем-нибудь. Ну, всякое такое.

– А он с кем-нибудь встречался?

– Нет, в тот период – ни с кем. Он сказал, что у него слишком много работы.

– А что еще он говорил о своей работе?

– Только сказал, что ее полно. Он заведовал ипотечным отделом, а время в этом смысле сейчас тяжелое. Масса дел по изъятию неоплаченных домов и все такое. Он не входил в подробности.

– Не говорил ли он о своих собственных домовладениях и о том, что с ними происходит?

Фриман возразила: не имеет отношения к делу. Я попросил о кратком совещании у судейской скамьи, Перри разрешил. Там я напомнил, что уже уведомил присяжных о своем намерении развенчать точку зрения обвинения, выдвинув свою, опирающуюся на доказательства версию мотива преступления.

– Это и есть наша альтернативная версия, судья: Бондурант испытывал крупные финансовые неприятности, и его попытки выкарабкаться из ямы делают правомерным вопрос о наследовании его имущества. Я имею право затрагивать этот вопрос в перекрестном допросе любого свидетеля, выставленного обвинением.

– Судья, – вскинулась Фриман, – то, что защитник утверждает, будто это имеет отношение к делу, вовсе не значит, что так оно и есть. Брат жертвы, по существу, ничего не знал о финансах и инвестициях Митчелла Бондуранта.

– Если это так, ваша честь, Натан Бондурант просто так и ответит, после чего я пойду дальше.

– Очень хорошо, протест отклоняется. Задавайте свой вопрос, мистер Холлер.

Вернувшись к свидетельскому боксу, я повторил вопрос.

– Он говорил вскользь, не вдаваясь в подробности, – ответил свидетель.

– А что конкретно он сказал?

– Только то, что его инвестиционное имущество летит в тартарары. Он не уточнял, сколько у него такого имущества и насколько серьезно положение. Это все, что он сказал.

– Что вы подумали, когда он сказал, что его имущество летит в тартарары?

– Что он задолжал за это имущество больше, чем оно теперь стоит.

– Он говорил, что пытается продать его?

– Он сказал, что не может продать его, не разорившись.

– Благодарю вас, мистер Бондурант. Больше вопросов нет.

Свой тур с мелкими персонажами Фриман завершила свидетельницей по имени Глэдис Пикетт, которая представилась старшим кассиром головного офиса «Уэстленд нэшнл» в Шерман-Оукс. Заставив Пикетт рассказать, в чем заключаются ее обязанности в банке, Фриман прямо перешла к главному:

– Как руководительница кассового отдела банка, сколько кассиров вы имеете в подчинении, миссис Пикетт?

– Около сорока.

Есть ли среди них сотрудница по имени Марго Скейфер?

– Да, Марго – одна из моих кассиров.

– Я хочу вернуть вас к утру убийства Митчелла Бондуранта. Обратилась ли к вам тогда Марго Скейфер с каким-нибудь особым сообщением?

– Да.

– Пожалуйста, расскажите жюри, что встревожило миссис Скейфер?

– Она доложила мне, что видела Лайзу Треммел менее чем в квартале от нашего здания идущей по тротуару в направлении от банка.

– Почему это ее встревожило?

– Дело в том, что у нас в служебном вестибюле и в хранилище висят фотографии Лайзы Треммел, и мы получили указание докладывать начальству о каждом случае, когда заметим ее.