Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 113 (всего у книги 335 страниц)

– Как она на это отреагировала?

Фриман запротестовала: я, мол, задаю вопрос, ответ на который может быть дан только с чужих слов. Я возразил: ведь было же позволено обсуждать душевное состояние подзащитной в момент убийства. Судья согласился, и Аронсон ответила:

– Она была счастлива и настроена позитивно. Назвала это подарком к Рождеству: узнать, что в ближайшем будущем ей не грозит лишиться дома.

– Благодарю вас. Сообщили ли вы обо всем этом банку «Уэстленд» в письме за моей подписью?

– Да, я написала письмо за вашей подписью, в котором изложила обнаруженные нами признаки мошенничества. Письмо было адресовано Митчеллу Бондуранту.

– С какой целью было послано это письмо?

– Это было прелюдией к переговорам, которые мы пообещали Лайзе Треммел провести. Его цель состояла в том, чтобы уведомить мистера Бондуранта, что делает АЛОФТ от имени банка. Если бы мистера Бондуранта озаботила перспектива разоблачения банка, это облегчило бы нам переговоры и позволило извлечь из них выгоду для нашей клиентки.

– Когда вы направляли это подписанное мной письмо, предполагали ли вы или рассчитывали, что мистер Бондурант переправит его мистеру Оппарицио в АЛОФТ?

– Нет, не рассчитывала.

– Благодарю, мисс Аронсон. У меня больше нет вопросов.

Судья объявил утренний перерыв, и когда Лайза отправилась с Гербом Дэлом в коридор размять ноги, Дженнифер села на ее место.

– Наконец я могу здесь посидеть, – сказала она.

– Не волнуйтесь, с завтрашнего дня вы будете опять сидеть за этим столом. Баллокс, вы были великолепны. Но теперь наступает трудная часть.

Я бросил взгляд на Фриман, которая не ушла на перерыв; продолжая сидеть за своим столом, она составляла план перекрестного допроса.

– Помните: вы имеете право не спешить. Когда она будет задавать трудные вопросы, сделайте паузу, соберитесь с мыслями, успокойтесь и только после этого отвечайте, если знаете ответ.

Она посмотрела на меня, словно бы безмолвно спрашивая, серьезно ли я это говорю.

Я кивнул.

– Вы все сделаете отлично.

После перерыва Фриман вышла на трибуну и развернула перед собой папку, в которой лежали ее заметки и предварительно составленные вопросы. Большей частью это было просто представлением. Она делала все, что могла, потому что перекрестный допрос адвоката, пусть и новичка, всегда требует особого напряжения сил. Почти час она пыталась подловить Аронсон на чем-нибудь, сказанном в ходе прямого допроса, но ничуть в этом не преуспела.

В конце концов она сменила направление и стала при любой возможности прибегать к сарказму – верный признак нервозности.

– Итак, когда вы увиделись со своей осчастливленной клиенткой в следующий раз, после предрождественской встречи?

Прежде чем ответить, Аронсон довольно долго думала.

– Должно быть, это случилось после ее ареста.

– А как насчет телефонных звонков? Когда первый раз после той судьбоносной встречи вы говорили с ней по телефону?

– Я совершенно уверена, что наша клиентка много раз говорила с мистером Холлером, но я не разговаривала с ней до самого ее ареста.

– Значит, вы понятия не имеете, в каком душевном состоянии пребывала ваша клиентка в промежутке между достославной встречей и моментом убийства?

Как я учил ее, моя помощница подумала, прежде чем ответить.

– Если бы в ее отношении к делу произошли какие-то перемены, полагаю, либо она сама, либо мистер Холлер проинформировали бы меня об этом. Но ничего подобного не было.

– Простите, я не спрашивала, что вы «полагаете». Я спросила, что вам достоверно известно. Вы хотите убедить жюри, что на основании декабрьской встречи знали, в каком душевном состоянии ваша клиентка пребывала весь следующий месяц?

– Нет, не хочу.

– Значит, вы не можете сидеть здесь и рассуждать о том, каково было душевное состояние Лайзы Треммел в утро убийства?

– Я могу говорить только о том, что знаю на основании нашей встречи.

– А можете ли вы сказать, что она подумала, когда увидела Митчелла Бондуранта, человека, пытавшегося лишить ее дома, в то утро в кофейне?

– Нет, не могу.

Фриман заглянула в свои записи. Похоже, она не была уверена в том, что делать дальше.

Я знал почему. Ей предстояло принять трудное решение: только что она заработала несколько солидных очков и теперь должна была сделать выбор – попытаться урвать еще несколько или закончить на высокой ноте?

В конце концов она решила, что выиграла достаточно, и закрыла папку.

– У меня больше ничего, ваша честь.

Циско должен был давать показания следующим, но судья раньше времени объявил обеденный перерыв. Я повел свою команду в «Джерриз-Дели», что в Студио-Сити. Лорна уже ждала там, в кабинке у двери, ведущей в кегельбан, располагавшийся позади ресторана. Я сел рядом с Дженнифер, Циско и Лорна – напротив.

– Ну, как все прошло? – спросила Лорна.

– Думаю, хорошо, – ответил я. – Фриман завоевала несколько очков в ходе перекрестного допроса, но в целом считаю, что мы пока лидируем. Дженнифер выступила прекрасно.

Не знаю, заметил ли кто-нибудь, что я решил больше не называть ее Баллокс. По моей оценке, своим выступлением на свидетельском месте она продемонстрировала, что переросла это прозвище. Она больше не была зеленой выпускницей «магазинной» юридической школы. Работая над этим делом в зале суда и за его пределами, она нарастила мышцы.

– И отныне она будет сидеть за одним столом со взрослыми, – шутливо добавил я.

Лорна с радостным возгласом захлопала в ладоши.

– Ну а теперь настает черед Циско, – сказала Аронсон, явно смущенная проявленным к ней вниманием.

– Может, и нет, – возразил я. – Думаю, следующим мне нужен Дрисколл.

– Почему? – поинтересовалась Аронсон.

– Потому что сегодня утром в кабинете судьи я проинформировал его и прокурора о существовании Дрисколла и внесении его в список наших свидетелей. Фриман протестовала, но, поскольку она сама ввела в дело сюжет с Фейсбуком, судья счел, что было бы нечестно исключать Дрисколла из игры. Так что чем скорее я перейду к его допросу, тем меньше времени будет у Фриман подготовиться. Если же, согласно плану, я вызову сейчас Циско, она будет терзать его до конца дня, между тем как ее дознаватели займутся Дрисколлом.

Согласно кивнула только Лорна. Но мне и этого было достаточно.

– Черт, значит, я зря вырядился?! – воскликнул Циско.

«Вырядился» означало, что мой сыщик надел рубашку с длинными рукавами и воротником, которая грозила треснуть по всем швам, если ему вздумается размять мускулы. Впрочем, эту рубашку я уже видел – это была его «свидетельская» рубашка.

Я проигнорировал жалобу.

– Кстати о Дрисколле: в каком он сейчас состоянии, Циско?

– Мои ребята разбудили его утром и привели в чувство. Последнее, что я о нем слышал, – он в клубе играл в пул.

Я строго посмотрел на своего дознавателя:

– Надеюсь, они не позволяют ему пить?

– Конечно, нет.

– А то не хватало мне еще пьяного свидетеля.

– Не волнуйся, я им строго наказал: никакого алкоголя.

– Ладно, звони своим ребятам. Пусть доставят Дрисколла в суд к часу дня. Он – следующий.

В ресторане было слишком шумно, чтобы разговаривать по телефону, поэтому Циско вышел из кабинки и, на ходу доставая мобильник, направился к выходу. Мы смотрели ему вслед.

– А знаете, он отлично выглядит в настоящей рубашке, – заметила Аронсон.

– В самом деле? – отозвалась Лорна. – Я не люблю рукавов.

46

Я едва узнал Доналда Дрисколла, причесанного и в костюме. Циско отвел его в комнату ожидания свидетелей, расположенную в противоположном от зала конце коридора. Когда я вошел туда, Дрисколл поднял голову и посмотрел на меня испуганным взглядом.

– Как вам понравился клуб «Святых»? – спросил я.

– Я бы предпочел побывать в каком-нибудь другом месте, – ответил он.

Я кивнул с деланным пониманием.

– Вы готовы?

– Нет, но я здесь.

– Хорошо, через несколько минут Циско придет за вами и отведет в зал суда.

– Мне все равно.

– Послушайте, сейчас вам так не кажется, но поверьте, вы поступаете правильно.

– Вы правы… насчет того, что мне так не кажется.

Я не знал, что на это ответить.

– Ладно, увидимся в зале.

Я вышел и сделал знак Циско, который стоял в коридоре с двумя мужчинами, опекавшими Дрисколла. В ответ на мой жест в сторону судейского зала он кивнул. Войдя в зал, я увидел, что Дженнифер Аронсон и Лайза Треммел уже сидят за столом защиты. Я сел рядом, но не успел сказать ни слова ни одной из них – в зал вошел судья, занял свое место, велел привести присяжных, и заседание возобновилось. Я вызвал на свидетельское место Доналда Дрисколла и после того, как он принес клятву, сразу перешел к делу:

– Мистер Дрисколл, кто вы по профессии?

– Я специалист в области Ай-Ти.

– Что означает Ай-Ти?

– Информационные технологии. То есть я работаю с компьютерами, с Интернетом. Ищу, как использовать новые технологии для наиболее продуктивного сбора информации в интересах клиента, нанимателя или кого угодно.

– Раньше вы работали в компании АЛОФТ, верно?

– Да, я проработал там десять месяцев, до начала этого года.

– В отделе информационных технологий?

– Да.

– Чем конкретно вы занимались в отделе информационных технологий АЛОФТа?

– У меня были разные обязанности. Этот бизнес очень компьютеризирован. Огромное количество сотрудников, и все нуждаются в доступе к информации посредством Интернета.

– И вы обеспечивали им этот доступ?

– Да.

– Откуда вы знаете мою подзащитную, Лайзу Треммел?

– Я ее никогда не видел, но знаю о ней.

– Вы знаете о ней в связи с этим процессом?

– Да, но и раньше знал.

– Раньше? Откуда?

– Одной из моих обязанностей в АЛОФТе было следить за деятельностью Лайзы Треммел.

– Зачем?

– Я не знаю зачем, мне просто велели это делать, я и делал.

– Кто велел вам следить за деятельностью Лайзы Треммел?

– Мистер Борден, мой начальник.

– Велел ли он вам следить еще за кем-нибудь?

– Да, за кучей народу.

– Сколько же народу было в этой «куче»?

– Думаю, человек десять.

– И кто они?

– Такие же, как Треммел, протестанты по ипотечным делам. Плюс сотрудники некоторых банков, с которыми мы имели дела.

– Например?

– Например, тот человек, которого убили, мистер Бондурант.

Я покопался в своих бумагах, чтобы эта информация дошла до присяжных.

– Скажите, что имеется в виду под «слежкой за деятельностью»?

– Я должен был находить все, что мог, об этих людях в Интернете.

– Мистер Борден когда-нибудь говорил, почему он дал вам такое задание?

– Я его как-то об этом спросил, он ответил: потому что мистеру Оппарицио нужна информация.

– Вы имеете в виду Луиса Оппарицио, основателя и президента компании АЛОФТ?

– Да.

– Получали ли вы от мистера Бордена какие-нибудь особые инструкции, касающиеся Лайзы Треммел?

– Нет, я просто должен был отслеживать все, что можно.

– А когда вы получили такое задание?

– В прошлом году. Я начал работать в АЛОФТе в апреле, значит, это было несколько месяцев спустя.

– Это могло быть в июле или августе?

– Да, как раз где-то в это время.

– Вы передавали информацию, которую находили, мистеру Бордену?

– Да.

– В какой-то момент вы догадались, что Лайза Треммел должна иметь свою страницу в Фейсбуке, не так ли?

– Да, это было очевидно, и я проверил это в первую очередь.

– Зарегистрировались ли вы в качестве ее друга по Фейсбуку?

– Да.

– Вы сообщили об этом конкретном факте своему начальнику?

– Я сказал ему, что у нее есть страница на Фейсбуке, что она довольно активно ее ведет и что это отличная возможность следить за тем, что она делает и что планирует в своем ФЛАГе.

– Как он на это реагировал?

– Он велел мне следить за ее страницей, собирать все, что накапливается, и каждую неделю посылать ему по электронной почте. Так я и делал.

– Посылая Лайзе Треммел запрос на включение вас в круг ее друзей, вы воспользовались своим настоящим именем?

– Да. К тому времени я уже был подписчиком Фейсбука и не скрывал этого. Да она в любом случае не знала, кто я такой.

– Какого рода отчеты вы посылали мистеру Бордену?

– Ну, если она со своей группой планировала какую-нибудь протестную акцию, я сообщал им дату и время, все такое…

– Вы только что сказали: «им». Вы посылали свои отчеты кому-нибудь еще, кроме мистера Бордена?

– Нет, но я знал, что он переправляет их мистеру Оппарицио, потому что время от времени получал имейлы от мистера О., которые касались того, что я сообщал мистеру Бордену. Поэтому я знал, что он тоже их просматривает.

– Делали ли вы что-нибудь противозаконное, собирая информацию для Бордена и Оппарицио?

– Нет, сэр.

– Скажите, включал ли когда-нибудь один из ваших докладов о деятельности Лайзы Треммел сообщение о ее посте, в котором было сказано, что она побывала в гараже «Уэстленд нэшнл» и ждала там Митчелла Бондуранта?

– Да, однажды. «Уэстленд» являлся одним из крупнейших клиентов компании, и я подумал, что, возможно, мистеру Бондуранту следует знать, если он еще этого не знает, что эта женщина следила за ним.

– Таким образом, вы подробно сообщили мистеру Бордену о том, что Лайза Треммел нашла парковочное место мистера Бондуранта в банковском гараже и ждала его там?

– Да.

– И он вас поблагодарил за это?

– Да.

– И все это зафиксировано в электронной почте?

– Да.

– Вы сохранили то письмо, направленное мистеру Бордену?

– Да.

– Почему вы это сделали?

– Я всегда сохраняю копии писем, особенно если адресаты – важные люди.

– Вы, случайно, не прихватили с собой копию того электронного письма?

– Прихватил.

Фриман запротестовала и потребовала совещания у судейской скамьи, во время которого успешно доказала, что невозможно удостовериться в подлинности распечатки текста давнего электронного письма. Судья не позволил мне внести письмо в список улик и велел ограничиться воспоминаниями Дрисколла.

Вернувшись на трибуну, я решил, что присяжные достаточно усвоили, что Бордену было известно о посещении Лайзой банковского гаража и что он являлся каналом передачи информации Луису Оппарицио. Элементы «подставы» налицо. Обвинение станет убеждать их в том, что первый визит Лайзы в гараж был репетицией убийства, которое она впоследствии совершила на самом деле. Я же должен заставить их поверить, что кем бы ни был тот, кто подставил Треммел, он располагал всем, что ему было нужно, благодаря Интернету.

– Мистер Дрисколл, вы сказали, что мистер Бондурант был одним из объектов сбора информации, это так?

– Да.

– Какую информацию о нем вы собирали?

– В основном касающуюся недвижимости, которой он лично владел: что это за недвижимость, когда он ее приобрел и за сколько. Кто является залогодержателем. Ну и всякое такое.

– Значит, вы представляли мистеру Бордену что-то вроде моментальных снимков его финансового положения?

– Именно.

– Не попадались ли вам свидетельства долговых претензий к мистеру Бондуранту?

– А как же. Он кому только не был должен.

– И вся эта информация шла к мистеру Бордену?

– Да.

С Бондурантом я решил на этом закончить, не хотел слишком отвлекать жюри от главной темы показаний Дрисколла: АЛОФТ следил за Лайзой и располагал всей необходимой информацией для того, чтобы подставить ее как убийцу Бондуранта. Дрисколл уже принес большую пользу, но я намеревался закончить его допрос взрывом бомбы.

– Мистер Дрисколл, когда вы ушли из АЛОФТа?

– Первого февраля.

– Вы сделали это по собственному желанию или были уволены?

– Я сообщил им, что ухожу, и тогда они меня сами уволили.

– Почему вы решили уйти?

– Потому что мистер Бондурант был убит, и я не знал, сделала ли это та женщина, которую арестовали, Лайза Треммел, или случилось что-то другое. Через день после того, как это произошло и все узнали об этом из новостей, я столкнулся в лифте с мистером Оппарицио. Мы ехали вверх, но когда лифт остановился на моем этаже, он придержал меня за руку. Все вышли, мы одни стали подниматься на тот этаж, который был нужен ему, но он не сказал мне ни слова, пока лифт не остановился и не открылась дверь. Вот тогда он сказал: «Держи свой поганый язык за зубами» – и вышел.

– Таковы были его слова: «Держи свой поганый язык за зубами»?

– Да.

– Он сказал еще что-нибудь?

– Нет.

– И поэтому вы решили уйти из АЛОФТа?

– Да, спустя час я написал заявление об увольнении через две недели. Но через десять минут после того, как я это сделал, мистер Борден подошел к моему столу и велел собираться. Я был уволен. Он принес картонную коробку, чтобы я сложил туда свои личные вещи, и, пока я это делал, следил за мной вместе с охранником. Потом они проводили меня до самого выхода.

– Вам дали выходное пособие?

– Когда я покидал здание, мистер Борден вручил мне конверт. В нем оказался чек на сумму, равную моей годовой зарплате.

– Весьма щедро, учитывая размер вашей годовой зарплаты, тот факт, что вы не проработали в компании полного года, а также то, что сами пожелали уйти, вы так не думаете?

Фриман заявила обычный протест: это, мол, не имеет отношения к делу. Протест был поддержан.

– У меня больше нет вопросов к свидетелю, – сказал я.

Фриман заняла мое место, разложив на трибуне свою верную папку. До сегодняшнего утра я не вносил Дрисколла в список своих свидетелей, но его имя всплыло во время допроса в пятницу. Я не сомневался, что Фриман успела провести кое-какую подготовительную работу, теперь предстояло узнать, что ей удалось раскопать.

– Мистер Дрисколл, у вас ведь нет диплома об окончании колледжа?

– Нет.

– Но вы учились в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса?

– Да.

– Почему вы его не закончили?

Я выразил протест: вопросы обвинителя слишком далеки от непосредственной темы прямого допроса. Однако судья сказал, что я сам выпустил этого джинна из бутылки, когда расспрашивал свидетеля о его компетенции и опыте в области информационных технологий, и велел Дрисколлу отвечать.

– Я не закончил его, потому что меня исключили.

– За что?

– За обман. Я взломал компьютер преподавателя и скачал экзаменационные вопросы за день до экзамена.

Дрисколл произнес это почти обреченным голосом человека, заранее знавшего, что правда рано или поздно выйдет наружу. Я знал о его исключении из университета и посоветовал – если эта тема возникнет – говорить чистую правду, иначе он навлечет на себя беду.

– Значит, вы обманщик и вор, верно? – сказала Фриман.

– В прошлом, это было десять лет назад. Я больше никогда не обманывал, мне это ни к чему.

– В самом деле? А как насчет воровства?

– То же самое. Я не ворую.

– А разве не правда, что ваша служба в АЛОФТе была резко пресечена, когда обнаружилось, что вы систематически крали деньги у компании?

– Это ложь. Я заявил о своем уходе, и тогда они меня уволили.

– А не вы ли здесь лжете?

– Нет, я говорю правду. Что же вы думаете, что я все это мог выдумать?

Дрисколл отчаянно посмотрел на меня. Лучше бы он этого не делал. Это могло быть истолковано как тайный сговор между нами. Теперь он был предоставлен самому себе. Я не мог ему помочь.

– Вообще-то именно так я и думаю, мистер Дрисколл, – сказала Фриман. – Разве не правда, что помимо службы в АЛОФТе у вас был свой маленький бизнес?

– Нет, не правда.

В подтверждение Дрисколл демонстративно тряхнул головой, и я понял, что он лжет и что у меня большие проблемы. Выходное пособие! – вспомнил я. Годовая зарплата. Человеку не выплачивают при увольнении годовую зарплату, если он воровал. Скажи же о выходном пособии!

– Разве вы не использовали АЛОФТ как прикрытие, чтобы заказывать дорогое программное обеспечение, а потом вскрывали секретные коды и продавали через Интернет пиратские копии?

– Это неправда. Я знал, что так будет, если я кому-нибудь расскажу то, что знаю.

На сей раз он не только посмотрел на меня, но и указал пальцем.

– Я же говорил вам, что так будет, что эти люди не…

– Мистер Дрисколл! – рявкнул судья. – Отвечайте на вопрос, поставленный обвинителем. Не разговаривайте с защитником или с кем бы то ни было другим.

Стараясь не потерять темпа, Фриман устремилась к своему убийственному аргументу:

– Ваша честь, позвольте показать свидетелю документ.

– Пожалуйста. Хотите его обозначить?

– Да, экспонат обвинения номер девять, ваша честь.

Она всем раздала копии. Я наклонился к Аронсон, чтобы мы могли читать одновременно. Это была копия отчета о внутреннем расследовании из АЛОФТа.

– Вы что-нибудь об этом знали? – шепотом спросила она.

– Разумеется, нет, – прошептал я в ответ и демонстративно углубился в чтение – мне не хотелось, чтобы адвокат-первогодок цокал языком над моим чудовищным проколом.

– Что это за документ, мистер Дрисколл? – спросила Фриман.

– Я не знаю, – ответил свидетель. – Никогда прежде его не видел.

– Это отчет о внутреннем расследовании, проведенном в АЛОФТе, не так ли?

– Если вы так говорите…

– Каким числом он датирован?

– Первым февраля.

– Это последний день вашей службы в АЛОФТе?

– Да. В тот день я подал своему начальнику уведомление об увольнении через две недели, после чего они ликвидировали мой логин и уволили меня.

– По причине?

– Без причины. Как вы думаете, почему они на выходе выдали мне чек на такую крупную сумму? Я кое-что знал, и они хотели заткнуть мне рот.

Фриман посмотрела на судью:

– Ваша честь, не могли бы вы велеть свидетелю воздерживаться от того, чтобы отвечать вопросами на вопросы?

Перри кивнул.

– Свидетель, отвечайте на вопросы, а не задавайте их.

Но я подумал, что это уже не важно. Дрисколл вспомнил нужный аргумент.

– Мистер Дрисколл, пожалуйста, прочтите абзац, который я выделила желтым цветом.

Я возразил на том основании, что отчет не был включен в список улик. Судья отклонил протест, разрешив чтение с тем, чтобы позднее документ был включен в доказательную базу.

Дрисколл прочел абзац про себя и покачал головой.

– Вслух, мистер Дрисколл, – поторопил его судья.

– Но все это – чистейшая ложь. Вот как они поступают с теми, кто…

– Мистер Дрисколл, – раздраженно повторил судья, – прошу вас прочесть указанный абзац вслух.

Еще немного поколебавшись, Дрисколл прочел:

– «Служащий признался, что покупал пакеты программного обеспечения, пользуясь реквизитами компании, и копировал лицензионные материалы. Служащий признал, что продавал контрафактные копии программ через Интернет, используя для этого компьютеры компании, чтобы облегчить свой бизнес. Служащий признал, что заработал более ста тысяч долларов…»

Вдруг Дрисколл смял документ и швырнул его через зал.

Прямо в меня.

– Это вы виноваты! – закричал он, указывая на меня пальцем. – У меня все было прекрасно, пока не появились вы!

В этот момент Перри снова пригодился бы судейский молоток. Он призвал свидетеля к порядку и велел увести присяжных в совещательную комнату. Те поспешно гуськом покинули зал, словно сам Дрисколл гнался за ними. Как только дверь закрылась, судья предпринял следующее действие: жестом подозвал судебного пристава.

– Джимми, отведите свидетеля в камеру временного заключения, пока мы с представителями сторон будем совещаться в моем кабинете.

Он встал, вышел из-за стола и быстро шмыгнул в дверь, не дав мне заявить протест против такого обращения с моим свидетелем.

Фриман направилась за ним, а я сначала подошел к свидетельскому боксу.

– Идите, я все улажу. Вы скоро снова будете на свободе.

– Чертов враль! – выпалил он, в его глазах полыхал гнев. – Вы сказали, что все пройдет легко и гладко, что мне ничто не будет грозить, а теперь смотрите, что вышло. Весь мир будет думать, что я мерзавец, ворующий программное обеспечение! Как вы думаете, после этого найду я еще когда-нибудь себе работу?!

– Ну если бы я знал, что вы занимаетесь пиратством, может, и не стал бы вызывать вас в качестве свидетеля.

– Да пошли вы, Холлер! Молитесь, чтобы на этом все кончилось, потому что, если я снова окажусь на этом месте, я такое про вас придумаю!..

Когда пристав вел его в камеру временного заключения, я заметил Аронсон, стоявшую у стола защиты. Все было написано у нее на лице: прекрасная работа, которую она проделала утром, скорее всего пошла насмарку.

– Мистер Холлер? – окликнул меня из-за барьера секретарь суда. – Судья ждет.

– Да, иду, – ответил я и направился к двери.

47

Вечерами по понедельникам «Четыре луга» обычно пустовали. Это был бар, обслуживавший судейскую публику, а потребность заглушить спиртным угрызения совести, как правило, возникала у юристов только к середине недели. Поэтому можно было выбрать любое место, но мы предпочли сесть за стойку: Аронсон между мной и Циско.

Мы заказали пиво и водку с тоником и лаймом. Все еще испытывая горькие страдания по поводу провала Доналда Дрисколла, я созвал после работы это совещание, чтобы решить, что нам делать во вторник. И еще потому, что считал: обоим моим помощникам не помешает выпить.

По телевизору показывали баскетбольный матч, но я не удосужился даже узнать, кто играет и какой счет. Мне было все равно, я не мог думать ни о чем, кроме катастрофы с Дрисколлом, закончившейся его истерикой с указыванием пальцем на меня. Во время совещания в своем кабинете Перри выработал терапевтическую тактику: он обратится к присяжным с сообщением, что обвинение и защита пришли к согласию прекратить заслушивание показаний данного свидетеля. В лучшем случае Дрисколл уйдет в «отходы производства». Его показания при прямом допросе, безусловно, помогли внедрить в присяжных мысль о том, что Луис Оппарицио мог быть причастен к смерти Митчелла Бондуранта. Но во время перекрестного допроса доверие к нему было сильно подорвано, не способствовали, мягко выражаясь, нашему успеху и его неуравновешенное поведение, а также проявленная им по отношению ко мне враждебность. Плюс ко всему судья явно считал меня ответственным за разыгравшийся спектакль, а следовательно, мог затаить зло на защиту.

– Итак, – сказала Аронсон, пригубив свой «Космо», – что будем делать?

– Продолжать бороться, что же еще? Нам попался один плохой свидетель, и мы потерпели одно фиаско. В каждом процессе такое случается. – Я ткнул пальцем в сторону телевизора: – Дженнифер, вы являетесь футбольной болельщицей?

Я знал, что во время учебы она стажировалась в Калифорнийском университете Санта-Барбары и в Юго-Западном – отнюдь не славящихся своими студенческими футбольными достижениями.

– Это не футбол. Это баскетбол, – ответила она.

– Да, я знаю, но вам нравится футбол?

– Мне нравятся мотогонки.

– Вот это по-нашему! – с сияющим видом воскликнул Циско. – Девушка моей мечты.

– Так вот, – продолжил я, – быть адвокатом защиты – то же, что быть крайним правым защитником. Ты знаешь, что время от времени тебя будут сбивать с ног – это часть игры. И когда это случается, ты должен просто встать, отряхнуться и забыть, потому что вот-вот тебя попытаются сбить снова. Сегодня мы позволили им забить гол – я позволил им забить гол. Но игра не окончена, Дженнифер. Далеко не окончена.

– Согласна. Так что будем делать?

– То, что и собирались. Идти по следу Оппарицио. Загонять его. Я должен подвести его к краю. Думаю, Циско вооружил меня для этого, и надеюсь, что бдительность Оппарицио будет притуплена, потому что Дэл внушает ему, что это будет нечто вроде легкой прогулки по парку. Размышляя трезво, я полагаю, что в настоящий момент счет равный. Даже несмотря на провал Дрисколла, я склонен считать, что мы либо на равных, либо обвинение чуть-чуть впереди. Завтра я собираюсь изменить счет. Если мне это не удастся – мы проиграли.

Довольно долго стояла угрюмая тишина, пока Аронсон не задала следующий вопрос:

– А что с Дрисколлом, Микки?

– А что с ним? Для нас он – пройденный этап.

– Да, но вы верите, что он не воровал программное обеспечение? Думаете, Оппарицио все это специально подстроил? Потому что теперь ведь это стало достоянием прессы.

– Не знаю. Фриман поступила умно: она объединила это с тем, что он не хотел и не мог отрицать – с кражей экзаменационных билетов. То и другое соединились в одно целое. В любом случае совершенно не важно, во что верю я. Важно, чему поверит жюри.

– С этим я не согласна. Думаю, всегда важно отдавать себе отчет в том, во что ты веришь.

Я кивнул:

– Может, и так, Дженнифер.

Я отпил большой глоток своего анемичного напитка, а Аронсон сменила тему:

– Почему вы перестали называть меня Баллокс?

Посмотрев на нее, потом на свой стакан, я пожал плечами:

– Потому что вы сегодня отлично сделали свою работу. Ну, вроде как стали взрослой, и прозвище вам теперь не пристало. – Я взглянул поверх ее головы на Циско и добавил: – Вы скажете: а как же с ним? С такой фамилией, как Войцеховский, кличку терпеть приходится всю жизнь. Вот так.

Мы все рассмеялись, и, похоже, это сняло начавшую нарастать напряженность. Я знал, что разрядить напряжение помогает алкоголь, но держался вот уже два года. И не собирался срываться.

– Какое задание ты дал Дэлу на сегодня? – спросил Циско.

Я опять пожал плечами.

– Сказать, что защита потерпела полный провал, потеряла своего лучшего свидетеля в лице Дрисколла, которого Фриман расчихвостила в пух и прах. Ну, и то, что всегда: у нас на Оппарицио ничего нет и его свидетельские показания пройдут легко, как нож сквозь теплое масло. Дэл должен позвонить мне после разговора со своим «тренером».

Циско кивнул, а я перешел к следующей теме:

– Думаю, Оппарицио – наш шанс закончить дело. Если мне удастся через свои вопросы и его ответы донести до присяжных то, что раздобыл для меня Циско, и подтолкнуть его к пятерке, это и будет конец, а тебе, Циско, даже не придется выступать свидетелем.

Аронсон нахмурилась – видимо, она не считала такие действия моральными.

– Отлично, – сказал Циско, – не придется завтра надевать этот обезьяний прикид.

Он оттянул воротник так, словно тот был сделан из наждака.

– Нет, придется – на всякий случай. У тебя ведь есть еще одна такая рубашка?

– Вообще-то нет. Надо будет эту постирать с вечера.

– Ты серьезно? У тебя только одна…

Циско тихо присвистнул и головой указал на дверь у меня за спиной. Я обернулся как раз в тот момент, когда Мэгги Макферсон скользнула на свободный табурет рядом со мной.

– Вот вы где.

– А, Мэгги.

Она ткнула пальцем в мой стакан:

– Моли Бога, чтобы это не оказалось тем, что я думаю.

– Не волнуйся, это совсем не то.

– Отлично.

Она попросила бармена Рэнди налить ей настоящей водки с тоником – вероятно, просто чтобы ткнуть меня носом.

– Что, пытаешься залить горе вином без вина? Я слышала, сегодня для хороших ребят выдался хороший день.

«Хорошие ребята» – это прокуроры. Как всегда.

– Может быть. Чего это ты вызвала няньку на понедельничный вечер?

– Нет, это нянька сама решила побыть с Хейли именно сегодня. Приходится соглашаться на ее условия, потому что у нее теперь есть ухажер. Боюсь, моим пятничным и субботним выходам в свет пришел конец.

– Значит, она согласилась побыть с Хейли сегодня, и ты в одиночестве отправилась в бар?

– А может, я тебя искала, Холлер. Тебе такое не приходило в голову?