Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 335 страниц)

Глава 25

Лилиан предпочитала справляться со стрессом, ухаживая за садом и попивая вино, и постоянно вынуждала меня присоединиться к ней за первым.

Я бы предпочла второе – особенно если бы вино можно было заменить текилой.

– Ты знаешь, какой сегодня день, Сойер? – спросила меня бабушка.

– Вторник? – сухо ответила я.

– Третье июля.

Лилиан наклонилась вперед, чтобы подрезать розу с той же решимостью, с какой она вела наш разговор.

– В последний раз эта семья пропустила празднование Четвертого июля [39]39
  День независимости США.


[Закрыть] на Королевском озере в тот год, когда твой дедушка заболел и скончался.

Вжик. Вжик. Вжик. Клац. Клац.

– Я делала для девочек все, что могла, но я тоже была в трауре. К концу лета твоя тетя уехала, а твоя мама стала одеваться только в черное.

Как рассказывала мама, тетя Оливия сбежала почти на год после смерти их отца, а когда вернулась, бабушка отказывалась признавать, что та вообще пропала.

Отрицание было не только одной из стадий проявления горя, но и практически нашей семейной традицией.

– Это твой способ выяснить, не собираюсь ли я начать одеваться во все черное? – спросила я Лилиан.

Она отложила садовые ножницы, сняла перчатки и взяла с подставки бокал с вином.

– Лили в трауре, Сойер. Я не могла этого не заметить.

– Я не собираюсь расстраиваться из-за этого. – Я сжала челюсти. Когда она не ответила, я уточнила: – Они не мои родители.

Это было правдой даже в отношении Джея Ди. Не имело значения, что я носила в себе половину его ДНК, – достаточно было посмотреть, как он поступил с дочерью, которую любил.

– Ты часть этой семьи, Сойер Энн. Конечно, ты можешь хорохориться сколько душе угодно, но только не говори мне, что это тебя не касается.

Лучше бы мы обсуждали, как отрастает моя челка.

– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

Лилиан снова вернулась к своим розам.

– Конечно. – На ее лице появилось безмятежное выражение. – Я решила, что убивать твоего дядю будет неэтично. Но я все еще думаю, не прострелить ли ему коленные чашечки.

Я была лишь на девяносто процентов уверена, что она шутит.

– Дэвис Эймс, похоже, знаком с типами, которые могут прострелить коленные чашечки, – предположила я. – Хотя Кэмпбелл сказала, что не будет говорить ни о чем, что связано с Аной.

Я повторила Кэмпбелл те слова, что Ана прошептала мне в больнице. «Мой ребенок заслужил целый мир, а я заслуживала шанса начать все сначала – в одиночестве». Мы с Кэм решили, что малыша все-таки усыновили, но, несмотря на то, чего стоил мне тот разговор, я так и не смогла понять кто.

– Ложись! Противник под углом сорок четыре градуса! Пригнись, Мим! Сойер, у нас потери!

Джон Дэвид не дал мне времени обдумать, что это было: приказ, предупреждение или угроза. Он по-армейски подполз к моим ногам, дернул за них и уронил меня.

– Еще какие потери, – повторила я, готовясь дать сдачи.

– О, Сойер, – снисходительно сказала моя бабушка. – Он просто играет!

Джон Дэвид не просто так был внуком Лилиан Тафт. Он вскочил на ноги и начал трепаться в надежде избежать моей мести.

– Я обожаю Четвертое июля! Это мой любимый праздник, правда, Мим? В этом году я должен выиграть парад гольф-каров и конкурс по поеданию пирогов! Уильям Фолкнер тоже.

– Уильям Фолкнер собиралась выиграть конкурс по поеданию пирогов? – уточнила я.

По-прежнему стоя лицом к Лилиан, Джон Дэвид смерил меня взглядом.

– Не говори чепухи, Сойер! Для собак не проводят конкурсы по поеданию пирогов. Уильям Фолкнер собирается выиграть конкурс костюмов, который является частью парада.

– А, ну да, конечно, – кивнула я. – Как же праздновать независимость Америки без конкурса собачьих костюмов.

– И парада! – старательно подчеркнул Джон Дэвид.

– Я знаю, что ты скучаешь по своему отцу, – сказала ему Лилиан. – И по тому, как все это было раньше.

– А раньше было по-другому?

Тетя Оливия вышла на заднее крыльцо с яблочным пирогом в руках и в аккуратно повязанном вокруг талии звездно-полосатом фартуке. Она выглядела как персонаж картины Нормана Рокуэлла или фильма Альфреда Хичкока, в зависимости от того, как быстро у нее сдадут нервы.

– И чушь все это! Мы не собираемся пропускать Четвертое июля! Я точно ничего такого не говорила.

Лилиан посмотрела на нее, выгнув бровь:

– Ты же никогда особо не любила озеро, Оливия.

– Скажешь тоже, мама! Я люблю озеро не меньше, чем остальные члены нашей семьи. Я просто не люблю жару, влажность или вообще прогулки по воде. Короче говоря, в любом случае мы едем. На озеро. На Четвертое июля.

Это было неожиданно. Я сразу вспомнила о сообщениях, которые мы с Лили недавно получили. В них не было никаких подробностей, но «Белые перчатки» явно запланировали что-то на сегодняшний вечер.

– А папа тоже поедет? – неуверенно спросил Джон Дэвид.

Я не могла вспомнить, чтобы он нежничал по отношению к Джею Ди, как, например, Лили, но сейчас он произнес слово «папа» почти с апатией.

– Боюсь, он не сможет, милый. – Тетя Оливия взмахнула пирогом, словно рассчитывая, что это смягчит удар. – Но угадай, кто с нами поедет?

– Кто? – спросил Джон Дэвид, медленно приближаясь к пирогу.

Тетя Оливия улыбнулась мне, и я решила, что она определенно не забыла – и не простила мне – тот момент, когда увидела меня с Аной.

– Мама Сойер!

Глава 26

И вот мы уже третий час ехали на озеро, все в одной машине. Включая мою маму. И Лили. И обиду Лили на меня.

Я никогда не страдала клаустрофобией, но игнорировать маму, в то же самое время когда Лили игнорировала меня, было невыносимо.

Я приказала себе подумать о чем-нибудь другом, и мой мозг подчинился.

Я думала о своих руках в волосах Ника.

Я думала о том, как оставила его на той вечеринке.

Я думала о том, что с тех пор он не ответил ни на одно из моих сообщений. Вполне возможно, ему все еще нужно было попасть в высшее общество. Я была нужна ему. Я смотрела «Мою прекрасную леди». Я смотрела «Красотку». Это не делается за один раз. И если он все еще нуждался в моей помощи…

Если он все еще хотел моей помощи…

Даже если это ничего не значило, я смогла бы, по крайней мере, отвлечься от всего остального. И пусть я не придерживалась взглядов Кэмпбелл Эймс на то, как снимать напряжение и справляться с проблемами, мысль о том, чтобы снова прикоснуться к волосам Ника – снова прикоснуться к нему, – не была лишена привлекательности.

Я посмотрела на свой телефон. И принялась набирать сообщение.

«Едем на озеро. Дай знать, если тебе понадобится спутница на празднование Четвертого июля».

Я отправила сообщение, подняла глаза и увидела свою маму. Она была бы в восторге, узнав, что я переписываюсь с парнем.

От этой мысли меня затошнило.

Во скольких мужчин она влюблялась на моих глазах? Все детство я наблюдала, как ее бурные романы заканчивались тоской и разбитым сердцем. Переписки, танцы, прикосновения – это не для таких девчонок, как я.

Я отложила телефон и попыталась отключить голову. К счастью, мы добрались до домика у озера прежде, чем моя память начала мучить меня еще какими-нибудь воспоминаниями.

– Элли, почему бы вам с Сойер не занять комнату в башне? – Лилиан мастерски лишила Лили шанса выгнать меня из нашей бывшей общей комнаты.

– Лили может переночевать в моей комнате! – крикнул Джон Дэвид, хотя он стоял шагах в пяти от нас. – Все равно я буду почти все время возиться с гольф-каром в гараже. И кто-то должен отвезти меня в «Уолмарт». Мне очень много чего нужно купить! Народ, этот парад сам себя не выиграет!

– Я отвезу тебя, – вызвалась я. Подальше от Лили, подальше от мамы.

– Не утруждайся, Сойер, – сказала мне Лили. – Я сама отвезу Джона Дэвида.

Это были первые слова Лили, сказанные мне за последние две недели, и их подтекст задел меня сильнее, чем любое оскорбление. Она попросила меня «не утруждаться», потому что я не была членом семьи.

Я больше не была ее семьей.

Вид из окна комнаты в башне был все тот же. На озере уже кипела жизнь, хотя была еще середина недели.

– Завтра будет фейерверк. – Мама бросила свою сумку на одну из кроватей и плюхнулась рядом с ней. – Сотни лодок будут стоять на якоре в этой бухте, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Уверена, Джон Дэвид с нетерпением ждет пролета F-16 [40]40
  Американский многофункциональный легкий истребитель.


[Закрыть] – после парада гольф-каров, конечно.

– И конкурса по поеданию пирогов, – добавила я, отворачиваясь от окна.

Я заметила розу, лежавшую в изножье моей кровати, и еще одну – в изножье кровати Лили. К ним прилагались конверты.

Наверняка в них были подробности о сегодняшнем вечере. Но последнее мероприятие «Белых перчаток» закончилось тем, что Лили попала в больницу, а предыдущее – обнаружением человеческих останков, и я уже сомневалась, стоило ли рисковать и открывать конверт.

– Я чего-то не знаю? – спросила мама, бросив взгляд на розы.

Нотка надежды в ее голосе подсказала мне, что она очень хотела бы знать. Она хотела, чтобы я поговорила с ней. Чтобы мы были лучшими подружками, чтобы я могла довериться ей, а она – мне.

Я не знала, зачем тетя Оливия пригласила ее сюда. Это было мое наказание за то, как я общалась с Аной, или же, узнав о неверности дяди Джея Ди, она решила, что пришло время закопать другие топоры войны?

Как бы то ни было, на самом деле это не имело никакого значения.

– Сойер, я пытаюсь. Правда пытаюсь. Просто скажи мне, что мне сделать? – сказала мама.

Вернуться в прошлое и сказать мне правду.

Но я не могла произнести эти слова. Я не могла даже подумать о них без чувства вины. Это было самое невозможное во всей этой ситуации. Не важно было, что она сделала или не сделала, что она сделает или не сделает в будущем; часть меня всегда будет считать, что это я должна все исправить.

Я должна любить ее.

– Тетя Оливия рассказала тебе, что у ее мужа есть любовница? – спросила я, умудрившись сохранить ровный тон и не поддаться бушевавшим внутри эмоциям, которые грозились захлестнуть меня в любой момент.

– Сказала. – Видно было, как она приготовилась к тому, что я скажу, что это не в первый раз или типа того.

Но я промолчала. Я устала злиться. Я не хотела причинять ей еще большей боли, чем она чувствовала.

Я вцепилась пальцами в подоконник, а потом развернулась к ней:

– А тетя Оливия не сказала, что эту любовницу зовут Ана Гутьеррес?

Глава 27

– Ана отказалась от своего ребенка? – из всего, что я сказала маме за последний час, это удивило ее больше всего. – Зачем ей было это делать? Ее заставили родители? Она…

– Она что? – спросила я, когда мама замолчала.

– Не знаю. – Мама выглядела моложе, чем в начале этого разговора, и немного потерянной. – Одно дело, когда у Грир случился выкидыш. – По-прежнему сидя на кровати Лили, она подтянула колени к груди. – Но чтобы Ана решила отдать своего ребенка? Это не входило в наш план.

Я вспомнила фотографии, на которых они были втроем, с белыми ленточками, повязанными вокруг запястий или вплетенными в волосы. Это не было частью пакта.

– Ты уехала сразу после ссоры с Лилиан, – напомнила я. – А Грир отвернулась от вас обеих.

– Я пробовала связаться с Аной по дороге из города, – попыталась оправдаться мама и тут же поникла. – Возможно, я недостаточно старалась. Мне казалось, что она бросила меня. Но что, если все это время она чувствовала то же самое?

Мне не следовало переживать из-за нее и всей этой истории. Может быть, я бы и не переживала, если бы мы с Лили все еще общались. Грир и Ана были мамиными лучшими подругами, а потом ушли из ее жизни.

– Я до сих пор не понимаю, почему она не искала меня, – продолжила мама. – Возможно, кто-то угрожал ей. Отец ребенка, или его отец, или его жена…

Прежде чем мама смогла продолжить свои размышления, раздался стук в дверь. Я сразу узнала его: легкий, отрывистый, троекратный.

У меня свело живот.

– Лили, – предостерегла я маму: нам следовало немедленно перестать разбрасываться такими словами, как «ребенок», «пакт» и, самое главное, «Ана».

Не хватало еще подлить масла в огонь.

– Входите! – крикнула мама.

Лили открыла дверь. За последние две недели она сильно похудела. Ее волосы явно соскучились по укладке, на лице не было косметики. Несмотря на загоревшую еще в начале лета кожу, она выглядела изможденной.

– Могу я поговорить с Сойер? – спросила она мою маму. – Наедине?

Если бы час назад кто-нибудь сказал бы мне, что Лили захочет поговорить со мной, я бы почувствовала смесь тревоги и надежды. Но после разговора с мамой я не могла позволить себе ни того, ни другого. Если ты перестанешь ждать, что люди смогут чем-то тебя удивить, то у них не получится тебя разочаровать.

Мама ушла, и Лили села на то же самое место.

– Это Джон Дэвид, – сказала она без предисловий.

Этого оказалось достаточно, чтобы я отбросила все мысли и вернулась в настоящее.

– Что случилось с Джоном Дэвидом?

– Представь вот такую картину, – сказала мне Лили, не отрывая взгляда от своих рук. – Мы в «Уолмарте», тележка переполнена покупками. Мой брат по уши увешан гирляндами и пытается убедить меня, что ему нужны как минимум две тысячи бенгальских огней, чтобы его гольф-кар принял законченный вид. И тут ни с того ни с сего он выдает: «Эй, Лили? Ты же слышала, как мама говорит, что у маленьких горшочков большие ушки?» Я соглашаюсь. Потом он добавляет: «А ты знаешь, что еще она говорит, что тот, кто подслушивает, никогда не услышит о себе ничего хорошего?» И я снова отвечаю «да», а он продолжает: «И как мама всегда говорит, что в отношении аудиозаписей действует принцип одностороннего согласия, так что записывать любой разговор, участником которого ты являешься, абсолютно законно?»

– Почти уверена, что тетя Оливия никогда не говорила последнего! – поделилась я своим мнением.

– Даже если и говорила, – ответила Лили, – в представлении Джона Дэвида быть «участником разговора» подразумевает не столько непосредственное участие в разговоре, сколько подслушивание этого разговора с одновременным поеданием торта или пирога.

Я прочитала между строк:

– В последнее время тетя Оливия много печет.

– Не только в последнее время, – тихим голосом отозвалась Лили.

Она достала телефон, и я сразу поняла, что это не ее. У телефона Лили не было камуфляжного чехла.

– Он шпионил за родителями и записывал их разговоры. Больше месяца.

Больше месяца. То есть еще до того, как нам стало известно о любовнице?

– Сойер? – Лили протянула мне телефон. – Ты должна это прослушать.

Без долгих предисловий она воспроизвела аудиофайлы – не все, а три из них.

– Можешь взять другой конец простыни? – Просьба тети Оливии на пленке звучала абсолютно обыденно. Она подождала секунду, а затем добавила: – Думаю, я поняла, почему мы все никак не можем найти деньги на завершение ремонта.

Она по-прежнему говорила благожелательным тоном, но еще до этого лета я уже слышала, как они ссорились по этой же причине.

– Я же говорил тебе, – сказал Джей Ди на записи, – у нас все хорошо, Оливия. Все будет хорошо. Наши активы…

– Сейчас не ликвидны. Ты сам неоднократно говорил об этом. Но у меня было немного времени между проектами с девочками, и я заглянула в бухгалтерские книги – наши и твоей компании.

Лили сидела на кровати совершенно неподвижно. Она не в первый раз слышала эти записи, но даже сейчас слушала их с видом голодающего, набросившегося на еду.

– Оставь мою работу в покое! – отрезал дядя Джей Ди.

– Некоторые документы являются открытыми. Тебе это прекрасно известно.

– Перестань рассказывать мне то, что я знаю, Оливия.

– За последние шесть лет ты реализовал множество опционов на акции. – В голосе тети Оливии появились едва заметные нотки раздражения.

– Мы согласились, что это было правильное решение. Мы воспользовались моим фондом – фондом моей семьи.

– Но только сначала, – твердо возразила тетя Оливия.

Последовала долгая пауза.

– Не важно, откуда взялись деньги, мы договорились о покупке акций, Оливия.

– В том-то и дело, Джон. Мы договорились об использовании твоих опционов, но, когда я сравнила открытые документы с нашими балансовыми переводами, оказалось, что каждый раз, когда ты убеждал меня финансировать покупку акций, то немного увеличивал стоимость. И под «немного» я подразумеваю очень большую сумму.

– Я не собираюсь говорить на эту тему.

– Нет, ты будешь говорить! – Теперь в голосе тети Оливии не звучало ни капли благодушия. Но она говорила очень тихо, и я решила, что Джон Дэвид в тот момент прятался под кроватью, не иначе. Либо купил в интернете какое-нибудь высокотехнологичное шпионское оборудование.

– Одно дело, когда ты развлекаешься в постели, хотя, признаюсь, я всегда находила твой выбор довольно… странным.

– Не смей говорить со мной об Ане!

Я перевела взгляд с телефона на Лили. Ее темно-карие глаза горели, на лице застыло сосредоточенное выражение. Она не хотела, – а может, и не могла, – смотреть на меня.

– Ты давал ей деньги. А я была глупой (такой глупой!), что до сих пор не догадывалась об этом!

– Ты очень, очень глупая, – сказал Джей Ди таким же тихим голосом, как и у его жены. – И ты не имеешь права говорить мне ни слова о деньгах, которые я, возможно, давал Ане, а возможно, и нет.

На этом запись оборвалась. Лили по-прежнему не смотрела на меня. Я села на кровать рядом с ней – у меня голова шла кругом от услышанного.

– Она знала, Сойер. – Лили покачала головой, как будто это могло сделать ее слова менее правдивыми, как будто она ждала, что я скажу ей, что она ошибается, хотя было совершенно очевидно, что это не так. – Мама уже знала об Ане, и ей было все равно.

Я задумалась, не чувство вины ли терзало Лили последние две недели? Вины за то, что мы все узнали? За то, что из-за нас ее мать тоже узнала правду?

– Ей было не все равно, что он давал ей деньги. – Я сказала это, чтобы Лили не пришлось говорить эти слова самой.

– Я думала… – Лили не закончила фразу. Она пробежалась по аудиофайлам и выбрала еще один.

– Я хочу развестись. – В этот раз не было слышно никаких намеков на то, где происходил разговор, или где мог прятаться Джон Дэвид, когда его отец сделал это заявление.

– Конечно, ты хочешь. – Тетя Оливия, похоже, не особенно волновалась. – Но, Джей Ди, дорогой, мы не всегда можем получить то, что хотим. Некоторые люди серьезно относятся к своим обязательствам. И не дают обещаний, которые не могут выполнить.

У меня возникло смутное ощущение, что в этих словах крылся подтекст. И оно лишь усилилось, когда ее муж произнес:

– Отпусти меня, Оливия, пожалуйста…

– Как любезно со стороны мужчины, который изменяет своей жене. – В этот раз она быстро перестала церемониться с ним.

Джей Ди тут же потерял самообладание, но голос понизил:

– Во-первых, ты шантажом заставила меня жениться на тебе!

– Что?! – сказала я вслух. Но Лили как будто вообще меня не услышала.

– Я был молод, – продолжал ее отец, – я был напуган и поэтому позволил тебе.

– Но теперь ты устал? Тебе вдруг стало все равно, если правда всплывет наружу?

– Ради бога, это был несчастный случай!

Я кое-как удержалась и не спросила вслух, что это был за несчастный случай.

– Ты никому не расскажешь о том, что произошло, – тем временем говорил на записи Джей Ди. – Мы оба только потеряем, если правда об этом теле всплывет наружу.

При упоминании о теле у меня по спине пробежал холодок. Хотелось бы мне, чтобы я ослышалась.

– Ты когда-нибудь пытался полюбить меня? – спросила тетя Оливия на записи, и я еще никогда не слышала, чтобы ее голос был таким тихим и хриплым. – Я была тебе хорошей женой и замечательной матерью для Лили и Джона Дэвида. Даже ты должен признать это.

– Ты любишь наших детей. Если бы у меня были какие-то сомнения на этот счет, я бы не стал продолжать этот фарс так долго.

Это признание, похоже, не успокоило ее. Скорее, даже возымело противоположный эффект.

– И это все, что я когда-либо значила для тебя? Фарс? Когда ты наконец поймешь, что я подхожу тебе лучше, чем она?

– Назови ее по имени.

– Прошу прощения? – К тете Оливии вернулись ее непревзойденные манеры.

– Всего один раз. Скажи. Ее. Имя.

– Это просто смешно, Джон!

– Лив…

Внезапно их голоса заглушил знакомый – и очень низкий – лай. Затем раздались звуки, напоминающие какую-то возню, а потом я услышала, как Джон Дэвид вскрикнул: «Уильям Фолкнер, это не входило в задание!» – и запись оборвалась.

Я пыталась осмыслить услышанное, но оно никак не укладывалось у меня в голове.

– Что это было? – спросила я Лили.

Она даже не попыталась ответить.

– Он сказал, что она шантажом вынудила его жениться на ней. – Это по-прежнему звучало невероятно. – Он упомянул…

– …тело, – Лили закончила за меня предложение.

«Мы оба только потеряем, если правда об этом теле всплывет наружу». Эти слова продолжали звенеть у меня в ушах. Пока не появилась Ана, живая и невредимая, казалось вполне правдоподобным или, по крайней мере возможным, что тело в Фоллинг-Спрингс принадлежит ей. Однажды я уже сделала поспешные выводы. И все же я должна была спросить.

– Ты думаешь, это как-то связано с Леди озера?

Вместо ответа Лили включила мне третью запись. Она была значительно короче предыдущих.

Отец Лили сказал:

– Ты никому не расскажешь правду, Оливия. Когда-то давно ты могла бы это сделать. Но сейчас? Вряд ли.

Тетя Оливия ответила:

– Может быть, ты прав. И может быть, тебе стоит подумать о том, что мне не обязательно раскрывать кому-то твой самый давний и темный секрет, чтобы разрушить твою жизнь. Для этого мне достаточно будет рассказать Лили правду о Сойер.