Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 288 (всего у книги 335 страниц)

Учитель подошел ближе, улыбнулся мне и Тодзаве.

– Коминато, у тебя всё в порядке?

Предполагая, что учитель быстро не свалит, Тодзава наблюдал за ситуацией, немного отдалившись. Но я специально ответил неопределенно, и он вскоре забил на все, повернулся ко мне спиной и вернулся на префектуральную дорогу, которая шла вдоль рыбацкого порта. Не забыв напоследок с ненавистью взглянуть на меня.

– Что он тебе сказал? – Учитель оглянулся. Я вспомнил и его медлительную интонацию, но имя никак не вспоминалось. Вместо этого у меня всплыло из памяти, как во время занятий ровно с такой же интонацией он говорил всякие шутки, над которыми смеялся в одиночку.

– Ничего особо не говорил. Учитель, вы тоже на праздниках Серебряной недели?

– Да я больше не учитель.

Оказалось, он ушел с работы в марте этого года. Кажется, на общем собрании школы до выпуска я слышал (или все-таки нет?), что он ушел на пенсию.

– Хоть я и преподавал английский язык, по-английски нормально говорить не умею. В школе я уже порядком надоел, и тут удачно совпало время уходить…

Он никогда в жизни не рассказал бы мне этого, будь я сейчас его учеником.

– А ты чем занимаешься в рыбацком порту?

– Каждое утро бросаю мяч до тренировок в секции и занятий в школе.

– Вы с братом еще в средней школе упорно тренировались в бейсбольном кружке… Я всегда наблюдал за вами из окна учительской.

Правда, что ли? Особенно то, что касается брата. Начиная с этого лета я встречал много людей, говоривших что-то подобное. Одноклассники брата по средней школе, его бывшие классные, которые специально притаскивались к нам домой. Дядьки и тетки, жившие по соседству. Все они били себя в грудь, говоря: «Мы давно заметили, насколько брат был увлечен бейсболом».

– Тренирую форкбол, – на всякий случай сказал я. Брат начал осваивать форкбол еще со средней школы, и если учитель реально следил за его тренировками, то должен был как-то это прокомментировать. Но учитель, как я и предполагал, посмотрел мне в лицо, а потом, через некоторое время, хлопая глазами, отвел взгляд в сторону моря. И вдруг сказал:

– У меня нет опыта настоящей игры в бейсбол, и я не знаю, пригодится тебе мой совет или нет… но мне рассказал об этом мой учитель физики из старшей школы…

А потом он научил меня тому, о чем я до сих пор совершенно не догадывался. Секрету форкбола. Наверняка об этом не знал не только я, но и брат. Потому что если б знал, то хотя бы разок об этом обмолвился.

– Это правда? – переспросил я.

– Правда. – Учитель улыбнулся, отчего морщины на его худых щеках стали еще заметнее.

7

В тот день я вернулся после занятий в секции домой. Думая о секрете форкбола, который открыл мне учитель, я смотрел на клетку с Рикочкой. Она стояла на подоконнике, так же как дома у Тинами.

Родители не были против того, чтобы я взял Рикочку, но я был поражен, что ни отец, ни мать не проронили об этом ни слова. Может, они даже не заметили, что у меня в комнате появилась птица?

Рикочка в клетке клевала птичий корм, иногда посматривая в темноту за окном. У нее должна быть птичья (куриная) слепота, но, может, она что-то там видела? Тем более что на уроках биологии нам говорили, что у птиц нет никакой куриной слепоты. Просто многие из них активны днем, поэтому возникло такое мнение. А на самом деле они и ночью нормально видят.

Я встал и посмотрел в окно. Мы жили в малобюджетном жилом квартале, где дома стояли тесно друг к другу; видны были только стены и крыши соседних домов. Небо стали затягивать тучи, ни звезд, ни луны не видать.

Рикочка заговорила. Я приблизил лицо к клетке и прислушался к ее голосу.

«Сдохни».

Интересно, а как птицы запоминают слова?

«Наверняка они говорят, не понимая смысла слов», – написал я в соцсети; думаю, я осознавал это, поэтому ничего и не чувствовал, слушая, как птица повторяет свою фразу у самого уха. Это было немного непредсказуемо. Может, потому, что это был голос Тинами, а может, из-за манеры сказанного…

– Утрупься, – сказал я, нарочно понизив голос.

Еще раз.

– Утрупься.

Еще раз.

– Утрупься.

Но Рикочка моих слов не повторяла. Как часто нужно говорить, чтобы птица запомнила слова человека? Я наклонил голову, поднял глаза.

– А если…

8

– Вы же говорили, что она разгоняется до восьмидесяти километров в час, – вопил я; капли дождя со скоростью пулеметной очереди били меня в лицо.

– Разогналась! – прокричал мне в ответ Нисикимо. Одной рукой он управлял лодкой, другой переключал скорости. Показал мне подбородком на спидометр; дождь заливал глаза, и я практически ничего не мог разглядеть. Какая там скорость на спидометре – даже фигура Нисикимо выглядела искаженной. Необитаемый остров, который должен был быть виден впереди по левую руку, утратил свои очертания. Моторная лодка по прямой пересекала залив, направляясь на тот берег, где жила Тинами.

– Я съехал с курса слегонца; щас поверну, держись!

Нисикимо сделал поворот, и меня потащило на левый борт. Я пригнулся и посмотрел вперед через пластиковый козырек: виднелся смутно различимый причал в черно-белом пейзаже. «Вот оно как», – подумал я и тут же покатился на правый борт. Поспешно вцепился в спину Нисикимо. Лодка снизила скорость и остановилась, плотно прижавшись к деревянному причалу. Шум ветра на мгновение прекратился; его сменил шум бесчисленных капель дождя, ударявших по водной поверхности.

– Большое спасибо! – Я запрыгнул на причал. Меня догнал голос Нисикимо:

– Эй!

– Да?

– Мне сказал чувак, который мне лодку одолжил…

– Я спешу, до встречи!

На одном дыхании я взбежал на холм к жилому кварталу, повернул в переулок и на полной скорости рванул дальше. По правой стороне приближался дом Тинами. Дверь гаража была открыта. Из него показалась черная машина, блестя под дождем; выехала на дорогу и стала удаляться. Когда я добрался до ворот дома, она уже скрылась из виду за поворотом. Запыхавшись, я нажал кнопку домофона. Ноль реакции. Я нажал кнопку еще раз, и тогда из динамика послышался голос Тинами:

– Что ты тут делаешь?

Наверное, она видела меня по камере, поэтому, не спросив, кто это, сразу задала свой вопрос.

– У вас дома кто-то есть?

– Нет, а что?

– Позвольте мне уточнить кое-что…

Вчера вечером, заглядывая в клетку Рикочки, я обратил внимание на один момент. Те слова, которые повторяла Рикочка, кто и кому их адресовал? Мне показалось, я нашел ответ на этот вопрос. Я думал всю ночь. Совсем немного поспал, а в основном ломал себе голову всю ночь напролет. Чем больше проходило времени, тем сильнее я убеждался в правильности своих рассуждений. И к рассвету во мне возникло сильное желание проверить свои выводы. Я вышел из дома и отправился в рыбацкий порт. Нисикимо в футболке, с виду уставший, рассеянно курил, прячась от дождя под козырьком склада. Я спросил его, не может ли он прямо сейчас арендовать лодку? Он, конечно, обалдел от такой просьбы, но я попросил его, сказав, что дело срочное. Он вышел из-под козырька и отправился куда-то. Вернулся с ключами, мы сели в ту же самую лодку, которая стояла на причале неподалеку от рыбацкого порта, и вышли из него.

– Тинами-сан, может, это вы собирались умереть?

Прошло много времени, прежде чем она ответила; за это время я успел восстановить сбившееся дыхание.

– Почему?

Ее слова, бессильная интонация говорили мне: «Да».

– Пустите меня внутрь, пожалуйста.

Через некоторое время домофон выключился, бесшумно открылась дверь. Я прошел через ворота; зачем-то, хотя в этом не было никакой необходимости, проследовал по извилистой дорожке и встретился в прихожей с Тинами в свитшоте. Она повернулась ко мне спиной и пошла внутрь дома. Но я не двигался. Она остановилась на полпути.

– Если накапаешь на пол – ничего страшного.

– Давайте здесь.

Мокрый как мышь, я присел на корточки на бетонный пол. Тинами вернулась, подойдя совсем близко ко мне, и села на порог, но так ничего и не сказала.

– Я ошибся в своих выводах?

– Нет.

– А вы не скажете, по какой причине?

Тинами сидела, опустив голову.

– Ты… Конечно, тебе интересно.

Я сделал вид, что не заметил того смысла, который она вкладывала в свои слова.

– Причина слишком дурацкая, и ты, наверное, будешь разочарован, – сказала Тинами.

Безо всякой нерешительности, хотя я и ожидал этого, она рассказала мне о причине, по которой хотела умереть. В ее истории всё смешалось, и, наверное, уже невозможно было разобрать ее по частям, но Тинами смогла передать ее словами. Смерть отца от болезни, когда она училась в средней школе. Второе замужество матери. Ее новый отец – богатый человек, владевший тремя стоматологическими клиниками в префектуре. Ее заставляли заниматься, и она худо-бедно смогла поступить в старшую школу, где училась сейчас, но ее одноклассники были очень умными как на подбор, и она не поспевала за ними. Сколько ни старалась – всё мимо. У нее не было ни друзей, ни подруг, с кем она могла бы поделиться, да и вообще у нее никогда в жизни не было друзей. «Всё это глупости, да?» – спросила она. «Не знаю», – ответил я. Я на самом деле не знал. Но хотел об этом знать, и мне надо было об этом знать.

– Самая главная причина – это я. Я, которая хочет умереть из-за такой ерунды… Поэтому не то чтобы я хочу умереть. Я хочу, чтобы я умерла.

Похоже, мои подозрения подтвердились.

Вечером, глядя на свое отражение в окне комнаты, я думал: «Может быть, Тинами говорила эти слова не по отношению к кому-либо и точно уж не по отношению к Рикочке, а себе?» В комнате Тинами птичья клетка располагалась у окна. Тинами стояла и повторяла эти слова, глядя на свое отражение. День изо дня, раз от раза. Вот Рикочка их и запомнила.

– Вы выпустили Рикочку, потому что она запомнила ваши слова? – спросил я.

Тинами покачала головой.

– Я выпустила ее первой, потому что, если я умру, мой нынешний отец или выкинет ее на улицу, или избавится от нее каким-либо другим способом. Это жако моего покойного отца, а ее имя Рику – «материк», «суша», как противоположность моему, которое означает «море». Море и суша. Моему нынешнему отцу, судя по всему, всё это не нравится. За все четыре года, что они женаты с мамой, он ни разу не обратил внимания на Рикочку.

Матери она сказала, что Рикочка улетела из-за ее оплошности.

– И тогда мама нашла в сети сыщика, который разыскивает пропавших домашних животных, и сказала мне: «Свяжись с ним». Она стояла и ждала, когда я позвоню по телефону. Мне ничего не оставалось делать, как позвонить.

Сыщик получил фотографии Рикочки и сразу же пришел к ним домой. Но он не производил впечатление человека, способного выполнить свою работу, и Тинами успокоилась. Надеялась, что все обойдется и Рикочку не найдут. Но через несколько дней появился я с птицей на плече.

– Когда ты пришел к нам домой вместе с Рикочкой, я сразу поняла… – Тинами посмотрела на мою грудь.

– Что поняли?

– Кто ты такой.

Я прикинулся, будто не понял смысла ее слов.

Тинами замолчала, ожидая моего ответа. В ее глазах сложно было увидеть границу между белком и радужкой. Я ничего не сказал. Тогда Тинами достала смартфон из кармана свитшота, поискала что-то в нем и повернула экран ко мне. Как я и догадывался, на экране телефона была моя запись в соцсетях. «Наверняка они говорят, не понимая смысла слов», – моя запись, сделанная вчера вечером.

– Я обратила внимание на этот аккаунт и стала следить за ним еще давно. С конца летних каникул. Каждый день открывала и читала… Начинала с последних или, наоборот, шла подряд от старых записей к новым. Живем в одном городе, такой же старшеклассник, как и я; стало интересно, о чем он думает…

Вот так она читала посты. Но потом они пропали, новых не было. В принципе, ничего удивительного, ведь владельца аккаунта уже нет в живых.

– А тут вдруг записи снова появились. Я была очень удивлена. К тому же в них говорилось о Рикочке.

Тинами показала эти записи на экране. Текст, который я первым написал в аккаунте брата, когда Рикочка появилась в рыбацком порту.

«Когда я изо всех сил старался освоить бросок мяча, вдруг возник чувак, который хотел моей смерти».

– Сначала я вообще ничего не поняла: почему в аккаунте человека, которого уже нет в живых, вдруг возникает пост про Рикочку? Но на следующий день ты пришел ко мне домой с Рикочкой на плече. Я тебя сразу узнала. Я ведь неоднократно видела твои фото в этом аккаунте.

Брат иногда выкладывал мои снимки у себя в соцсетях. Фотка, когда я собирался показать пальцами знак V, но не успел, и рука застыла где-то посередине. Или он заставал меня врасплох и выкладывал, как мама стрижет меня наголо машинкой, хотя друзьям я хвастался, что стригусь в парикмахерской. Хотя только такие фотки там и были, мне было приятно, и я этим гордился.

– Хотела у тебя узнать… Зачем ты выложил в аккаунте брата фото Рикочки?

– Вам интересно?

Не шевеля губами, Тинами ответила: «Да, интересно».

– Если ты не против, конечно.

– Я хотел найти преступника.

– Какого?

– Преступника, который убил брата.

Наверное, она не поняла смысла моих слов. В ее взгляде читалась растерянность.

Втайне от тренера Симои и своих друзей по команде брат не прекращал отработку форкбола. Благодаря этому их команда дошла до финала регионального чемпионата, и тогда брат в конце концов повредил локоть. Тренер Симои был прав, когда предупреждал его не перетруждаться, – ведь форкбол дает большую нагрузку на сустав.

В финале мяч бросал Тонодзава, но ему наподдали с первого же раза. Команда продула всухую.

Брат всегда был очень разговорчивым, но с тех пор как воды в рот набрал. А в конце летних каникул он внезапно умер. В то утро меня разбудил пронзительный, будто раскалывающий дверь крик матери. Я вышел из комнаты и увидел брата: он висел в пролете лестницы, вокруг его шеи были закручены брюки от спортивной формы, через которые был протянут ремень, намотанный на перила. Его глаза и рот были широко открыты, как будто он кричал. Когда я вспоминал брата, это было первое, что всплывало у меня перед глазами, словно все бесчисленные повседневные эпизоды, связанные с ним, исчезли куда-то из моей памяти.

– Мне, так же как и вам, Тинами-сан, во что бы то ни стало хотелось узнать, почему умер мой брат, о чем он думал…

Подражая брату, я стал кидать мяч ранними утрами в рыбацком порту. Я думал, если буду непрерывно тренировать там форкбол, то поврежу локоть, как брат, не смогу выполнять броски и тогда пойму, что же он чувствовал. Конечно, брат привел команду в финал Регионального чемпионата, и мы с ним здорово отличались по уровню, так что, даже травмировав локоть, я, может, и не смогу понять того, что ощущал он. К тому же я нисколечки не люблю этот треклятый бейсбол, терпеть его не могу. Может, и вообще ничего не почувствую, даже если получу травму локтя. Но ничего лучше мне в голову не приходило. Мне казалось: чем больше я буду бросать мяч наперекор усталости и боли, чем сильнее буду испытывать неприятные ощущения в локте, тем легче мне будет простить себя за то, что позволил брату умереть на моих глазах.

– Я поискал в соцсетях. Вдруг кто-то написал что-то мерзкое в период между проигрышем в том чемпионате и его смертью…

Но таких постов нигде не было; наоборот, все его одноклассники и, наверное, жители нашего города писали ему ободряющие слова. Но я не успокаивался, подозревая, что кто-то или стер пост, или писал гадости брату в личку.

– Я попробовал войти в аккаунт брата…

Залогиниться оказалось проще простого. Когда брат пошел в первый класс старшей школы, родители, выполнив свое обещание, подарили ему смартфон. И он при мне создал свой аккаунт в соцсетях.

– А паролем, наверное, сделать или имя, или дату рождения? – спросил брат, развалившись на диване в зале. Я сказал ему, это может быть опасно. «Но если я его забуду, то проблем не оберешься», – ответил брат и добавил единицу к своему имени и дню рождения. Почему единицу? Это был номер на форме стартового питчера, который стремился получить – и в итоге получил – брат.

– Войдя в аккаунт, я все сразу нашел.

Я вывел на экран своего смартфона и показал Тинами сообщение в личке, которое получил брат в ночь накануне самоубийства.

«Тебе тренер не разрешал, а ты и в ус не дул. Нечего притворяться, что локоть повредил. Проиграли из-за тебя. Ты всех подставил. Бери ответственность на себя – сдохни к чертям собачьим, и всем станет легче».

Когда я нашел это сообщение, аккаунта, с которого оно было отправлено, уже не существовало. Наверняка его стерли после смерти брата. Я думал только на одного человека, но доказательств у меня не было никаких, и я ничего не мог сделать.

Но пять дней назад все изменилось…

– Увидев Рикочку у волнореза, я решил сделать пост с аккаунта брата. Хотел, чтобы этот прочитал его и понял, что я знаю о его сообщении в личку. Что плохого, если младший брат постит с аккаунта старшего брата, который умер? Что плохого писать о том, что действительно произошло? – уговаривал я себя.

«Когда я изо всех сил старался освоить бросок мяча, вдруг возник чувак, который хотел моей смерти».

«Интересно, что чувствует человек, говорящий: “Сдохни”?»

«Как это?.. Когда в моей комнате мне говорят: “Сдохни”?»

«Наверняка это говорят, не понимая смысла слов».

На самом деле я хотел написать что-то такое, что нагонит на него гораздо больше страха. Такое, из-за чего он станет бояться ходить на учебу. Из-за чего он и из дома-то побоится выйти. Но мне не хватало смелости. Я даже стал сомневаться, а был ли вообще какой-то смысл в моих постах. И тут в рыбацком порту Тонодзава схватил меня за грудки… Вероятно, как я втайне подозревал, именно он отправил то личное сообщение.

– И как ты собираешься с ним поступить?

В новостях по местным каналам все обсуждали убийство, которое впервые за пятьдесят лет произошло в нашем городе. Но убийство было совершено и до этого. Мой брат погиб, заколотый невидимым ножом. Мне хотелось всадить тот же самый нож в тело убийцы брата. Но я не мог найти в себе смелости.

– Да, наверное, никак.

Я своей примитивной головой не мог понять, что было бы правильно сделать.

– Что бы там ни было… Умирать нельзя.

Это было единственным, что я мог сейчас сказать. Есть те, кто остался: я, мои папа и мама, которые после смерти брата вообще перестали разговаривать. Я честно сказал: я не знаю, что чувствует Тинами, не могу представить себе, какие в реальности у нее отношения с родителями. Но какая в общем-то разница, если суть в том, что ее родители, какими бы они ни были, останутся жить после нее? Да, вот и я уже знаю Тинами, и мне станет грустно после ее смерти. Наверняка еще грустнее мне станет от того, что, сколько ни старался, я не смог остановить ее.

– Я обо всем об этом думала сотни раз. Но…

Тинами сжала губы и задержала дыхание, как будто пыталась остановить икоту. С тем же видом она обхватила колени и положила на них голову, спрятав лицо.

– Я не знаю, что делать. Я тупая и не могу нагнать одноклассников. Хоть сто лет пройди, я не сумею нормально разговаривать со своим новым отцом, а полюбить его, что уж тут говорить, у меня точно не получится. Из-за этого я и с мамой говорить не могу. С моим характером у меня, наверное, никогда не будет друзей, и я терпеть не могу саму себя. Вот и думаю: лучше б меня не было на этом свете, я хочу, чтобы я исчезла…

Голос Тинами звучал глухо – голова ее была опущена на колени. Она сидела, развернувшись ко мне; я четко видел ее макушку по центру, цвет ее кожи на затылке, как растут ее волосы, волосок за волоском. Всё это выглядело таким свежим и живым, что я внезапно лишился дара речи. Дождь, пеленой окутывавший дом, незаметно прекратился; мы молчали, не было слышно ни звука. Казалось, мне еще было что сказать, но слова, будто тяжелые комки глины, застревали у меня во рту. Наверное, теперь тучи разойдутся и будет голубое небо? Сегодня в секции выходной. Интересно, что все сейчас делают? Едут на автобусе или на велосипеде за покупками, развлекаются с друзьями? После смерти брата я ни разу ничем таким не занимался. Наверное, и дальше не смогу. Завидую тем семьям, где никто не покончил с собой, и ненавижу их; смеяться и шутить у меня не получается. Сидя на корточках, промокший насквозь, я напряг горло и поднял подбородок. Это был мой способ не разреветься, которым я овладел после смерти брата. Мне совсем не хотелось плакать у кого-то на глазах. Может, и Тинами так же? Может, у нее тоже есть свой проверенный способ не разрыдаться, которым она сейчас пользуется? У нее текли слезы, когда она стояла внизу здания, где располагался офис по поиску пропавших домашних животных. Наверное, оставшись одна, она много раз плакала, точно так же, как и я.

И тут из-за двери послышался голос:

– Э-э-й!

Тинами подняла лицо, как будто отодрала голову от коленей.

– Э-э-й!

– Простите, может… это мой знакомый.

Я встал и взялся за дверную ручку. Никакое не «может». Голос, без всяких сомнений, принадлежал Нисикимо. Он запыхался, как будто только что вынырнул из-под воды.

– Уж извиняюсь, что вмешиваюсь, но времени у нас нет ни хрена. Поехали – мы можем сейчас увидеть офигительную штуку. Давай, братишка… И ты, сестренка, давай с нами, если не против.

9

Нисикимо посадил нас в моторную лодку, стоявшую на пирсе, завел двигатель, и лодка резко пришла в движение. Мы с Тинами инстинктивно схватились за руки, но оба потеряли равновесие и упали назад.

– Все нормально? – спросил Нисикимо, даже не обернувшись, но мы были так заняты тем, чтобы привести себя в вертикальное положение, что не ответили ему. Куда вообще мы направляемся? Нисикимо резко подал рычаг управления вперед. Его старую футболку, которую он, казалось, носил не снимая, трепал ветер; лодка неслась, наращивая скорость. Дождь закончился, но небо опять плотно затянули серые тучи; отражавшее их море тоже было темным.

– Вам не нужно возвращать лодку?

– Потом верну.

– А что за офигительная штука?

– Доедем – увидишь. – Нисикимо указал вперед подбородком. Вдали в тучах образовалось несколько просветов, через которые проглядывало солнце. – Я давно хотел это увидеть. Совсем давно, один только раз показалось что-то подобное, и небо было похожим на то, что сейчас… Вот я и подумал: ну, может, сейчас-то мы всё и увидим…

– То есть вы не знаете, увидим мы или нет?

– Да откуда ж мне знать…

Просветы между туч постепенно становились всё более отчетливыми. То ли потому, что мы к ним приближались, то ли сами они понемногу становились шире. Было видно, как лучи, падающие на поверхность моря, становились всё толще и толще. Они освещали участок перед необитаемым островом, располагавшимся в центре залива.

– У меня тоже было всякое… – Двигатель продолжал натужно реветь, голос Нисикимо было сложно разобрать. – Хотя жизнь, в которой не случается ничего плохого… Да, это, блин, что-то из ряда вон.

Практически стоя на четвереньках, подняв голову, я смотрел на лицо Нисикимо, схватившегося за ручку переключения передач. Я не знал, что у него за жизнь, какими иероглифами пишется его имя, какое такое «всякое» было в его жизни, но, пока я смотрел на его испещренное морщинами лицо, внезапно понял одну вещь.

Секрет форкбола, о котором мне рассказал учитель английского в рыбацком порту.

Что он хотел сказать тогда.

– Говорят, форкбол практически не падает.

– Что?

– Говорят, форкбол практически не падает! – громко сказал я, стараясь не проиграть завываниям ветра.

– Как он может не падать?

– Он падает, но не заваливается.

Вроде как это состояние, похожее на естественное падение. Конечно, он немного заваливается, но его траектория близка к обычной параболе. При прямом ударе мяч закручивается, с силой двигаясь вверх, поэтому он летит долго, не падая. А форкбол, наоборот, выглядит так, будто совершает большое падение.

– Другими словами, если сравнивать, то прямой мяч, получается, сильнее закручен.

Не знаю, зачем учитель рассказал мне об этом, вероятно, просто вспомнил. Но, может быть, он хотел передать мне то же самое, что прямо сейчас высказал Нисикимо. Что жизнь, в которой ничего не происходит, в которой нет ничего тяжелого и грустного, – это нечто из ряда вон.

– Хорошую вещь узнал!

Я-то говорил без особого глубокого смысла, а Нисикимо показал вперед:

– Обычно это называют «лестницей ангелов»!

Среди просветов в тучах пробивались тонкие прямые лучи света, накладывающиеся один на другой.

– По этим лучам ангелы спускаются с облаков на землю!

– Вы и хотели нам это показать?

– Нет, вовсе не это!

«Тогда что же?» – подумал я. И в тот же миг рычаг переключения скоростей оказался на нейтралке, мотор заглох. Автомобиль, наверное, еще проехал бы вперед по инерции, но на воде такого не бывает. Лодка резко затормозила, и мы с Тинами снова завалились вперед, потеряв равновесие, хоть и стояли на четвереньках.

– Идите-ка сюда.

Нисикимо переместился на край лодки, подпрыгнул, схватившись обеими руками за пластиковый козырек, и забрался на задравшийся вверх нос. Он залез на это ничем не огороженное место, проделав трюк на чужой лодке, и был уверен, что мы последуем за ним, – все это было поразительно. А еще я удивился тому, как Тинами, поднявшись на ноги, схватилась за край козырька, оттолкнулась обеими ногами и тоже залезла на нос лодки.

– Братишка, давай сюда быстрее!

Мне ничего не оставалось, как осторожно залезть туда, стараясь не свалиться. Разумеется, я не мог встать в полный рост, как Нисикимо, – и я, и Тинами стояли на четвереньках. Похоже, над нами пролетал самолет – послышался приближающийся звук его двигателя.

– Встать можете?

Не дожидаясь ответа, Нисикимо одновременно взял нас за руки и потянул наверх. Первой встала Тинами; она подняла голову вверх, широко раскрыла глаза и медленно выпрямила колени. Ее ноги в серых трениках тряслись так, что это было видно невооруженным глазом. Я тоже встал на трясущихся ногах, опираясь на руку Нисикимо. На твердую, коричневого цвета, похожую на клешню краба руку.

– Посмотрите туда.

Линии света, направленные сквозь просветы в тучах, – лестница ангелов, как называл их Нисикимо, – освещали поверхность моря, словно прожекторы. Всего их было пять. Каждый из лучей был тонким, округлым; они располагались на равном расстоянии друг от друга, и все это выглядело как светящийся пятиугольник. Только и всего.

Интересно, что он хотел нам показать… Лодка качалась, обдуваемая боковым ветром. Если б Нисикимо не продолжал держать нас за руки, мы непременно свалились бы в море. Но, даже схватившись за его руку, мы были в шаге от падения. Мы постарались встать поровнее. С губ Нисикимо сорвался стон. А затем, несмотря на то что он сам нас сюда притащил, он пробормотал:

– Да, быть этого не может… Срань господня.

Перед нами действительно открывалась картина, в которую трудно было поверить.

У нас на глазах расцветал цветок. Размером, наверное, с поле для гольфа. Каждый из пяти лучей света, проглядывавших сквозь тучи, постепенно расширялся, превращаясь в цветочный лепесток. Прямо в центре серого пейзажа с невидимой линией горизонта, по ту сторону от слабого морского ветра, раскрывался белоснежный цветок из света; его края накладывались один на другой, соединялись, расширялись, полностью распространяясь по зоне видимости. Он был настолько ослепительно ярок, что мне захотелось хотя бы ненадолго прикрыть глаза.

– Расцвел…

Голос Нисикимо дрожал. Может быть, он плакал? Он говорил, что давно хотел увидеть это, но почему? Однажды, давным-давно, цветок чуть не показался ему, но когда это было? Он сжимал мою руку все сильнее. Наверное, больше силы стало и во второй его руке. Неужели Нисикимо действительно догадался о появлении цветка только по виду затянутого тучами неба? По-прежнему оставались одни загадки. Может быть, Тинами передумает умирать? Может быть, Тонодзава в своем сообщении выплеснул на моего брата свою досаду и стыд за поражение команды, к которому он оказался причастен? Может быть, на самом деле он не желал ему смерти? После проигрыша в финале Регионального чемпионата в соцсети брата пришло очень много ободряющих комментов. Разве все эти слова были менее значимы, чем сказанное всего лишь одним человеком? Слова победителям оказались сильны, а побежденным слабы? Победители сильные, а побежденные – слабаки? Если б Тонодзава не отправил свое сообщение, брат действительно не умер бы? Папа с мамой когда-нибудь опять заговорят, как раньше? Я снова смогу смеяться с друзьями? Представлял ли себе брат хоть чуточку, как после его смерти беззвучно распадется оставшаяся в живых наша семья? В крематории мама попросила сотрудника, чтобы в гроб положили бейсбольную перчатку. Но ей отказали, и мама заплакала, открыв рот, как ребенок. Представлял ли себе брат перед смертью, что так будет? Почему он мне ничего не сказал? Я безостановочно бросал мяч в рыбацком порту, кормил чаек хлебом, промокнув насквозь, говорил с Тинами, но ничегошеньки не мог понять. Даже если когда-нибудь я поврежу локоть, все равно наверняка ничего не пойму. Когда я учился в началке, мы с братом любили загадывать друг другу ребусы – и каждый день находили новые. Тогда у каждой загадки обязательно был ответ. А вот сейчас я даже не знаю, существуют ли ответы на мои вопросы… Я посмотрел на Тинами. Она смотрела на меня, стоя на ветру в свитшоте и трениках серого цвета, сжав губы в горизонтальную полоску. С силой во взгляде. Посмотрев на нее, я почему-то почувствовал, что у меня точно такое же выражение лица. Хотя я ничего и не понимал, но это ощутил четко.