Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 324 (всего у книги 335 страниц)

26. Доротея

Хэзерфилд лежит за крутыми холмами, довольно далеко от города, и дороги частенько размывает, поэтому, если бы не приглашение, мы вряд ли бы решились на поездку. Тем более последние две недели шли дожди, и папа волновался за лошадей. Не дай бог, одна из них подвернет ногу в этой грязи. Но, к счастью, его опасения не оправдались. Мы прибыли вчера в целости и сохранности, и лошади тоже не пострадали. Хотя от многочасовой тряски голова, конечно, побаливала.

Но стоило нам только взглянуть на этот роскошный особняк, как мы поняли, что проделали свой путь не зря. Все те дифирамбы, что мы слышали в адрес этого имения, не были преувеличением. Каменное здание, выдержанное в серо-бежевых тонах, с крышей, покрытой прелестной красной черепицей, очень напоминало шато – французскую загородную усадьбу. Дорожки были засыпаны гравием, а перед особняком располагался шестиугольный пруд. Но эти творения рук человеческих были очень удачно вписаны в местный пейзаж. Бескрайние поля и долины удивляли своей упоительной естественной красотой, утопая в зарослях розово-лилового вереска. Усадьба носила свое название по праву [497]497
  Heather (англ.) – вереск, поэтому название усадьбы можно дословно перевести как «Вересковая долина».


[Закрыть]. Вереск как раз начинал цвести. Я почувствовала его тонкий аромат, когда папа помогал мне выйти из коляски.

– Мне кажется или ты действительно ошеломлена этой роскошью и красотой?

– Да, папа, очень красиво, – искренне ответила я.

– И все это однажды будет принадлежать сэру Томасу…

Я оставила эту реплику отца без ответа, потому что была всецело поглощена своей юбкой, которую приходилось придерживать, так как она задиралась при каждом шаге по усыпанной гравием дорожке. Зря я выбрала для дороги платье с такой пышной и легкой юбкой.

– Сэру Томасу? – все-таки ответила я. – Неужели?

– Ну а почему нет? У леди Мортон ведь нет детей.

– Да, но ведь имение это она получила в своем последнем браке! Я полагаю, есть закон или какая-то оговорка о том, что имущество должно наследоваться родственниками мужа.

– Я не уверен, что таковые имеются, Дора. Титул ведь никто не унаследовал, в конце концов!

И мое воображение вмиг нарисовало наиболее вероятные последствия моего безрассудного решения: я в роли леди Бигглсуэйд, хозяйки усадьбы Хэзерфилд, выглядываю из стрельчатого окошечка вон той башни. На мне роскошное платье, дополненное увесистым колье с бриллиантами, и я с тоской смотрю на эти живописные холмы, горюя о своей безвозвратно утраченной любви.

Картина довольно романтичная, но только ужасно глупая. Да я умру здесь от тоски!

Быть женой состоятельного, но нелюбимого человека – это, наверное, все равно что увязнуть в болотной трясине. Это постоянное ощущение медленного, но неотвратимого погружения на дно. Жизнь в роскоши засасывала бы меня все сильнее. Я стала бы такой же чванливой пустышкой, как все эти леди вокруг меня. Такой же, как папа или – не дай бог! – миссис Пирс.

Только с Дэвидом я смогу сохранить желание стать лучше, заниматься делом и помогать ближним.

Мы дошли до большой арочной двери, обитой кованым железом. Она открылась за несколько секунд до того, как мы вознамерились постучать. За ней выстроились в ряд лакеи в париках и пурпурных ливреях. Они одновременно поклонились нам, а затем самый высокий произнес:

– Соблаговолите пройти сюда, пожалуйста! Сэр! Мадам!

Большего контраста с грязной и вонючей долговой тюрьмой я и представить себе не могла! Вокруг мебель цвета каштана с позолотой, канделябры и написанные маслом портреты в полный рост. Будучи единственной наследницей, я всегда жила в уюте и комфорте. Но Хэзерфилд совсем другое: все здесь очень элегантно и как-то радостно. И теперь мне стало понятно, почему леди Мортон не желает покидать своего имения, вне зависимости от сыпи на коже.

Нас проводили в гостиную, выдержанную в медовых тонах. На окнах позолоченные ручки. Потолок украшен фризом. Сэр Томас и леди средних лет с одутловатым лицом поднялись с соседних кресел, чтобы приветствовать нас.

– Прошу вас простить мою сестру, – сказал сэр Томас с коротким поклоном. – Она спустится к нам немного позже.

Я взглянула на стоящую рядом с сэром Томасом даму. Она скрестила руки и отвела взгляд. На ней было довольно красивое платье, только слегка старомодное: такие носили пару сезонов назад.

Сэр Томас позвенел цепочкой от часов. Я откашлялась.

– Ах да! – спохватился он. – Конечно! Я же не представил вас. Мистер Реджинальд Трулав. Мисс Доротея Трулав. Мисс Сельма Поттс.

– Позвольте поинтересоваться, кем вы приходитесь нашим замечательным друзьям? – спросил мой отец, целуя ее руку.

Мисс Поттс слегка зарделась:

– О нет, я им не родственница, я компаньонка леди Мортон.

Услышав это, папа потерял к ней всяческий интерес.

А мне, наоборот, было очень любопытно пообщаться с этой женщиной перед встречей с одиозной леди Мортон. Насколько я смогла разглядеть голову мисс Поттс, часть которой была спрятана под кружевным чепцом, зона скрытности у нее очень маленькая, так что она наверняка не прочь посплетничать.

Папа и сэр Томас уселись в кресла и принялись болтать о гончих собаках и еще о чем-то, мало мне интересном, а мы с мисс Поттс устроились поближе к камину. Иногда я позволяла себе украдкой взглянуть на сэра Томаса. Он же ни разу не поднял на меня свои вечно заспанные глаза. Бедный папа, он явно преувеличил его увлеченность мной!

– Мне так жаль, что леди Мортон не смогла сразу встретить вас, – сказала мисс Поттс. – Очень неловко. Но она вообще-то довольно замкнутый человек, понимаете. И к тому же… Ей требуется много времени, чтобы одеться и привести себя в порядок. – Сказав это, она слегка закусила губу, словно сболтнула лишнего.

Я склонилась к ней.

– Понимаю, о чем вы, – осторожно ответила я. – Это ведь… Сэр Томас обмолвился тут ненароком… У нее что-то с кожей, да?

Мисс Поттс почесала шею и нервно засмеялась:

– О да! Как хорошо, что вы уже в курсе дела! Мы все очень беспокоились, не испугает ли вас ее вид. Бедняжка пудрится и пользуется различными средствами, но это все равно ужасно! А ведь она такая красивая!

Насколько я помню, красавицей леди Мортон никогда не была. Хотя, возможно, ее баснословное богатство обязывало общество называть ее таковой. Думая так, я тем не менее понимающе закивала, давая понять, что осознаю всю глубину трагедии леди Мортон.

– Простите мой бестактный вопрос, но… Не установлена ли причина появления этих симптомов? Может, у леди Мортон были какие-то проблемы со здоровьем?

– Нет, ничего такого. Она ничем не болела, и вдруг это началось, совершенно внезапно. У нее было множество докторов, но ни один так и не смог определить причину болезни. Они называют эту болезнь «Антонов огонь» [498]498
  «Антонов огонь» – так в простонародье называли гангрену.


[Закрыть], но леди Мортон, увы, не помогает ни одно из предложенных ей лекарств.

– Даже не знаю… Это, конечно, глупая идея, но, может быть, эти симптомы появились после ношения какого-то конкретного предмета одежды?

Мисс Поттс поправила свой кружевной чепец:

– К сожалению, нет. Я понимаю, о чем вы говорите. Мы все тоже думали, что так она реагирует на какую-то ткань или еду. Мы пробовали исключать разные продукты и ткани – но все напрасно!

Следующий вопрос как-то сам собою сорвался с моих губ:

– А она никогда не заказывала ничего в ателье миссис Метьярд?

Какая же я все-таки дура – предположить такое! Но эта мысль не оставляла меня в покое…

Мисс Поттс закатила глаза:

– Вообще-то заказывала пару раз. Не удивлюсь, если на тканях, из которых они шили, была какая-нибудь зараза от их несчастных работниц. После всего, что выяснилось, я уже ничему не удивляюсь…

И это вы еще не знаете и половины о том кошмаре, что творился у Метьярдов, пронеслось у меня в голове, и стоило больших трудов не высказать это вслух.

Леди Мортон спустилась к нам по огромной парадной лестнице только к самому обеду, когда мы уже неспешно шли в столовую. Папа, сопровождавший мисс Поттс, с еле заметным поклоном поспешил взять под руку леди Мортон.

Мне не удалось сразу разглядеть открытые участки тела хозяйки имения, потому что я шла позади и видела только ее голову. Волосы леди Мортон были рыжеватыми, как и у сэра Томаса, только слегка подернуты сединой. Форма ее головы, в принципе, очень напоминала мою, за исключением одной особенности: у нее была ярко выражена потребность в супружестве и привязанность к дому.

– Как жаль, – шепнула я сэру Томасу, – что ваша сестра овдовела. Судя по форме ее головы, она не может быть счастливой в одиночестве.

– Но с ее лицом шансов снова выйти замуж нет, – хмыкнул сэр Томас.

Жестоко, конечно, но он был прав.

Когда мы наконец расселись за обеденным столом из красного дерева, я позволила себе украдкой взглянуть на лицо леди Мортон. Она была очень бледна и явно нездорова. Кожу покрывал толстый слой пудры, но бугры на ней все равно были очень заметны. Выглядели они словно шрамы от побоев, как и сказал тогда сэр Томас. Высокий воротник и длинные рукава платья не оставляли сомнений в том, что они покрывают не только лицо, но и все тело леди Мортон.

Но ее лицо действительно хранило следы былой красоты. У нее, как и у сэра Томаса, был томный взгляд и маленький аккуратненький носик. Но от мучительных страданий и, возможно, длительного одиночества выражение лица ее все же было каким-то холодным и высокомерным.

– Том нечасто зовет друзей к нам в Хэзерфилд, – сказала она, пригубив вина. Вино, впитавшись в толстый слой пудры, оставило в уголках ее губ ужасный кровавый след. – На вашем месте я воспринимала бы это как особый комплимент!

– Бесспорно! – воскликнул отец. – Мы и не могли иначе воспринять это приглашение! Ведь это не только особый комплимент, но и честь видеть вас, ваша светлость!

По-моему, папа переборщил…

Леди Мортон подождала, пока слуги подадут всем суп, и только потом ответила:

– Вы не удостаивались этой чести довольно много лет. Мисс Трулав уже так выросла! Я помню вас еще совсем маленькой девочкой, юная леди! Сколько вам сейчас лет?

Я думаю, она прекрасно помнила, сколько мне лет, просто хотела таким образом отвлечь всех от созерцания ее лица. И все же этот вопрос был не совсем корректным с ее стороны.

– Двадцать пять, – ответила я, стараясь сохранить беззаботный вид.

– Неужели? – Брови миссис Мортон почти исчезли под толстым слоем пудры, но по движению мускулов на ее лице было заметно, что она вздернула их от изумления. – Как быстро бежит время! Хотя… Вашей матери было и того меньше, когда вы появились на свет. Ваш отец все это время не очень-то старался подыскать вам достойную партию, мисс Трулав?

Когда она задала этот вопрос, я как раз ела суп, так что папе пришлось ответить натужным смехом и за меня тоже, а потом проговорить с легким налетом усталости в голосе:

– Я думаю, Доротея была просто слишком занята, чтобы выбирать себе жениха. Она очень добродетельна и составила себе довольно длинный список дел, которые хотела бы выполнить перед тем, как посвятить себя домашнему очагу.

– И это характеризует мисс Трулав с самой лучшей стороны, как мне кажется! – тут же парировал сэр Томас. – Это гораздо лучше, чем без устали болтать только о нарядах, мопсиках и прочей подобной ерунде, которой забиты головы большинства знакомых мне молодых дам.

– Ах, мальчик мой, все-то ты знаешь! – засмеялась леди Мортон. Смех у нее был холодный и колючий. – И это говорит тот, у кого на уме только королевские скачки в Аскоте и родословная гончих псов!

– А о чем еще я могу думать здесь, в глуши?

– О, я никогда не видел имения, подобного вашему. Здесь есть все, что нужно для счастья, и даже больше! Я бы любовался этими видами хоть всю жизнь! – попытался сгладить неловкость отец. – Скажите, ваша светлость, лай ваших гончих часто слышен в здешних лесах?

– Естественно! А вы и ваша дочь любите охоту? Что-то я не помню…

– В юности я почти не вылезал из седла, но… – отец бросил многозначительный взгляд на меня, – Доротея так и не смогла обучиться верховой езде. Это благородное занятие ей не по душе.

– Тогда пусть приезжает к нам! Мы с Томасом быстро обучим ее. Отдадим ей лошадь мисс Поттс!

– О, вы так любезны, ваша светлость! Вы просто сама доброта! Доротея будет счастлива!

Леди Мортон вернулась к своему супу.

Я заерзала на стуле. Как папа мог так откровенно лебезить перед ней, да еще и говорить за меня? Что же будет дальше, если уже сейчас слово в мою защиту осмелился сказать только сэр Томас, который, похоже, не имеет здесь никакого влияния?

И вообще – охота! Да мне становится дурно только от одной мысли о том, что придется оседлать лошадь и гнать псов бок о бок с леди Мортон! Неужели отец действительно считает, что это занятие мне подходит? То есть ездить в тюрьму – это, по его мнению, ужасно, а скакать по лесу и болотным кочкам и стрелять в беззащитных лис – это благородно?

Пока слуги меняли тарелки и сервировали стол для второго блюда, отец спросил у сэра Томаса, чем он занимался в Глостершире. Тот, поигрывая своим бокалом, ответил что-то вроде «ничего особенного: то одно, то другое». Леди Мортон решила снова вмешаться, дабы компенсировать немногословность брата:

– Как вам суп, мистер Трулав? Не показался ли он вам каким-то… особенным? Я люблю именно этот суп.

– Он был выше всяческих похвал, ваша светлость. Как он называется?

– Это белый суп с миндалем. Я была уверена, что вы сразу вспомните его. Рецепт мне дала ваша супруга.

Над столом повисла неловкая тишина.

Я снова взглянула леди Мортон в лицо. Вкусовые предпочтения человека могут многое сказать и о его характере в целом, но все же они лишь мелкий штрих к портрету. Таких штрихов, безусловно, много, но вот о том, что моя мама любила именно такой суп, я, увы, забыла. И с нетерпением ждала, что еще леди Мортон расскажет о ней, утратив всякий интерес к стоявшей передо мной еде.

Болезненно тонкой и густо напудренной рукой леди Мортон указала в мою сторону:

– Разве рецепт этого супа не сохранился в домовой поваренной книге, мисс Трулав? Очень жаль! Я сейчас же прикажу экономке списать его для вас. Ваша мать очень любила это блюдо. Я так полагаю, потому что очень часто улавливала нотки миндаля в ее дыхании.

– Ну… – протянул явно сконфуженный отец. – Она действительно очень любила супы.

И тут я вспомнила, что суп и каша – это единственное, что она могла есть в свои последние дни. Неужели отец не помнит этого? Но даже после этой простой еды ее мучили страшные боли, ведь ее умирающий организм с трудом переваривал даже это.

– Да и вообще то, что мы едим здесь, в Хэзерфилде, готовится в основном по рецептам вашей матери, моей безвременно ушедшей подруги. – Миссис Мортон перевела взгляд с меня снова на отца, вжавшегося в кресло, и, сверля его глазами, которые только и казались живыми на ее каменном лице, продолжала: – Никогда в жизни не встречала такой неутомимой хозяйки! Если бы не эта прискорбная болезнь… она была просто неудержима!

Отец пробормотал какие-то слова благодарности и промокнул рот салфеткой.

Повисла неловкая тишина. Даже поток папиных льстивых комплиментов иссяк. Леди Мортон ведь сама вдова, могла бы и поберечь чувства моего отца! Как же так получилось, что эта женщина была лучшей подругой моей мамы? Ведь они настолько разные: мама – сама мягкость и деликатность, а леди Мортон надменная и откровенно бестактная.

Я перевела взгляд с жестокой хозяйки этого имения на ее молчаливую компаньонку, мисс Поттс, которая почти слилась со своим креслом. А потом на сэра Томаса.

Он опустил вилку. В его усталых глазах вспыхнула искра беспокойства, о нем же свидетельствовали и плотно сжатые челюсти. Я ожидала, что он хотя бы взглядом упрекнет свою сестру за ее очередную бестактность. Но нет!

Он смотрел прямо мне в глаза.

27. Рут

Есть своя, особая красота в одежде, помогающей исправить недостатки фигуры. Она способна превратить дряблую плоть в нечто совершенно иное. Женский торс без одежды – это всего лишь некая студенистая масса разнообразных оттенков. Но женский торс в корсете выглядит упругим и красиво очерченным. Это своего рода броня – вертикальные стержни в зоне живота, диагональные по ребрам, широкие пластинки для поддержки груди, более узкие – для плечевых зон. Эти пластинки закрепляются горизонтально. Корсет – залог горделивой осанки, он как бы ставит на место все безвольно перекосившиеся части тела. Для меня это самый интересный и даже немного загадочный предмет гардероба.

Понимаю, что воспевать одежду по меньшей мере странно. Но я часами сидела в одиночестве, отмеряла и резала китовый ус, обшивала тканью и сшивала полученные кусочки, думая только о работе. И корсет стал для меня почти божеством.

Я научилась многому в тот год, и не только у Билли. Корсет не был совсем мне в новинку – ведь я уже сшила тот, свой, сидя в темноте, еще до рождения Наоми. И много раз, работая, я мысленно спускалась в нашу подвальную спальню и доставала из-под подушки это свое жалкое творение. О, как бы я его сейчас переделала! Металлические петельки, спиральные стальные спицы, лента в крупный рубчик для шнуровки и саржа для самого корсета. Но с этим придется подождать. Над всеми нами висела зловещая тень недремлющего капитана, так что я не решалась стянуть даже ниточку.

Оставалось только мечтательно вздыхать по ночам, и иногда казалось, что мой корсет под подушкой тоже вздыхает.

Мои корсеты пользовались спросом. Дамы были очень довольны – ведь теперь можно было заказывать все сразу. Не могу сказать, что эта работа давалась мне намного легче, но она позволяла сбегать из чердачной мастерской хотя бы на несколько дней в неделю. Так что я должна быть благодарна силам небесным за возможность заниматься ею.

На чердаке, где не было ни отопления, ни ковров, зимой было очень холодно. А озябшими негнущимися пальцами делать тонкую работу почти невозможно. Но хуже всего было, выпив чашку чая на кухне, опять возвращаться на холодный чердак. Даже Нелл украдкой плакала, взбираясь по лестнице.

Той зимой мне исполнилось пятнадцать. В один из зимних дней я сидела в своем алькове за занавеской и расшивала нитью с перламутровым отливом очередной корсет. Я тянула время, как могла, потому что, закончив работу над ним, мне предстояло снова мерзнуть на чердаке.

Я добавила цветочек там, завитушку здесь, лишь бы подольше оставаться в тепле.

И тут звякнул дверной колокольчик. Я даже не пошевелилась. Миссис Метьярд и Кейт находились в торговом зале. Клиентками они занимались сами.

– Моя дочь выходит замуж, – произнес звучный властный голос, принадлежащий явно женщине зрелых лет. – В новом году, в день ее шестнадцатилетия.

Метьярды наперебой принялись осыпать посетительницу дежурными поздравлениями. Я закрепила очередной цветочек узелком и туго затянула его. Ну вот, опять приданое невесты. Боже, как я ненавижу эти подвенечные платья!

Я продолжила обрезать ниточки и закреплять узелки, не обращая внимания на разговор в торговом зале. Но вдруг кое-что привлекло мое внимание, и я замерла.

– Мне нужны наряды из самых лучших материалов. Цена не имеет значения. Я буду выбирать только из самого лучшего.

Надменная, избалованная… Таких девушек пруд пруди. Но почему от этого голоса у меня мороз по коже?

За занавеской мать молодой посетительницы снова откашлялась:

– Дорогая, ты ведь понимаешь, что платить за это придется твоему отцу, а не мистеру Грину?

– Ну и что? Я потом верну ему эти деньги! Из того, что мой муж даст мне на булавки, ты же знаешь, мама!

– Жених моей дочери занимает высокое положение в обществе и баснословно богат. Надеюсь, вы в курсе! – самодовольно пояснила мать девушки.

– Да-да, конечно, – не менее самодовольно парировала миссис Метьярд. – Я имела честь шить наряды для первой миссис Грин.

Я улыбнулась. Мне очень редко приходилось мысленно вставать на сторону миссис Метьярд, но тут я не могла не признать, что она ответила этой зазнайке весьма достойно. И все же в голосах этих клиенток было нечто, что настораживало и волновало. Мне было не по себе от них. Особенно от этой девушки. Почему ее голос кажется мне знакомым?

– Бывшая жена мистера Грина одевалась крайне безвкусно, – ответила девушка, разворачивая очередной отрез ткани. Очевидно, она и не думала сдаваться и была настроена продолжать эту словесную пикировку. – Я намерена затмить ее. Чтобы все просто забыли о ней. Но платье будет зеленым. И даже не предлагайте мне другие цвета.

– Как мило, – обратилась миссис Метьярд к матери девушки. – Ваша дочь хочет выйти замуж в платье того цвета, что полностью соответствует фамилии ее жениха! [499]499
  Green (англ.) – зеленый.


[Закрыть] Я сама в свое время вышла замуж за военного в алом мундире. И долгие годы весь мой гардероб был исключительно этого цвета.

– Но рядом с алым цвет лица кажется слишком бледным!

– Вы совершенно правы, миссис Ордакл.

Что?! Земля так и уплыла у меня из-под ног. Розалинда Ордакл! Та самая ненавистная одноклассница!

А если она меня увидит? Исхудавшую, почти сироту, зарабатывающую тяжким трудом свой хлеб. Три года назад она относилась ко мне с презрением. Что же она скажет теперь? Да я лучше умру, чем покажусь ей в таком виде.

– Моя дочь тоже собирается замуж, – сказала миссис Метьярд. – Они с женихом сейчас как раз выбирают дату.

Миссис Метьярд наступила мне прямо на больную мозоль. Но, конечно, не нарочно, она ведь ничего не подозревает. А я тут же представила себе эту картину: Розалинда и Кейт, две невесты, все в белом, с флердоранжем в волосах. И обе смеются надо мной.

– Полагаю, у людей вашего положения все совсем иначе, – продолжала язвить миссис Ордакл. – Вашей дочери придется выбирать для свадьбы такой день, когда благородные леди не нуждаются в ее услугах. А после свадьбы вы лишитесь двух умелых ручек – ощутимая потеря для вашего маленького магазина!

И тут миссис Метьярд проявила неслыханную выдержку и ответила крайне вежливо:

– О, вы, безусловно, правы! Но мы с вами своего рода друзья по несчастью, мадам. Вам тоже будет очень одиноко, когда ваша дочь выйдет замуж.

– Да, – почему-то не совсем уверенно ответила миссис Ордакл.

– Мама, иди сюда и посмотри вот на это!

Какое гадкое притворство! «Зеленый, и только зеленый!»

Я сидела на своем маленьком стульчике, и гнев закипал во мне все больше по мере того, как Розалинда пополняла список заказываемых вещей: зеленые перчатки, зеленые зонтики. Изумрудный, хаки, нежный мятный муслин. Ух, я бы ей такой зеленый показала! Да я бы утопила ее в этой зелени!

И вдруг я вспомнила тот ужасный звук – треск моего корсета под ногами Розалинды Ордакл. Мой корсет жаждал мести.

Зеленые перья, зеленые ленты.

– Это будет очень крупный заказ, вы понимаете? Вашим работницам придется шить круглые сутки!

Медленно мое лицо расплылось в улыбке. Без моего стежка не обойдется ни одно платье Розалинды. Я оплету ее своей нитью, как паук опутывает паутиной свою жертву.

Работать сутки напролет? Да не впервой! Пусть я упаду замертво, но не упущу возможности поквитаться с ней.

– Все запомнят тебя, Розалинда, – прошептала я. – Уж это я тебе обещаю. Все только и будут говорить что о новой миссис Грин.

* * *

Оказывается, планы строила не я одна.

В ту ночь Мим ворочалась без сна, не давая мне покоя. При каждом ее движении солома впивалась мне в бока.

– Не вертись, пожалуйста! Я не могу заснуть!

– В таком холоде все равно не заснешь.

Она была права. Мои руки и ноги, кажется, были уже отморожены. Пальцы болели и чесались. Издалека донесся рев гудка – значит, на реке, на берегу которой когда-то был мой дом, туман.

В подвале тоже стоял туман от нашего дыхания, клубившегося в стылом воздухе. Дейзи храпела, и струйки пара вырывались из ее ноздрей, словно ее покидала душа.

– Но близняшки-то как-то заснули!

– Они не чувствуют холода, – ответила Мим. – У них ледяные сердца!

Я лежала на спине и прислушивалась к завываниям ветра. Сегодня ночью он дул особенно яростно. Отморозишь и щеки в два счета! Как же мне жаль тех бедняг на реке, что стынут сейчас на ветру!

Крак-крак – тихо, но настойчиво подавал голос из-под подушки мой корсет, словно пел мне колыбельную. И говорилось в ней о мести, о силе духа и отстаивании своей чести. Я слушала, и мои веки понемногу тяжелели, и я начала проваливаться в сон.

– Я сбегу. Очень скоро!

Услышав шепот Мим, я открыла глаза.

– Это как?!

– Уйду. Сбегу из этого ада. Я уже все придумала, только жду подходящего момента.

Она часто говорила мне, что хочет сбежать и искать маму. И я тоже часто представляла Мим с мамой на борту огромного корабля, медленно бороздящего океанские волны в сторону Африки, с ее жарой и пустынями. В своих мечтах я ликовала из-за победы Мим. Но только не сейчас, под зловещие нашептывания корсета под головой.

– Почему, Мим?

– Почему?! – Белки глаз Мим сверкнули в темноте. – И ты можешь вот так лежать здесь, едва не помирая от холода, и спрашивать почему?

– Нет… Я имела в виду… Почему именно сейчас? Ведь на улице так мокро и холодно… Скоро наверняка выпадет снег. Может, лучше дождаться лета?

– Нет-нет! Летом темнеет очень поздно, и на улице даже ночью бродят люди. А вот зимой никто по сторонам не смотрит. Поднимут воротник и идут себе дальше.

– Но у тебя-то нет воротника, – пыталась я образумить Мим. – Даже тоненького плаща нет!

– Ну и что? Я готова мерзнуть – лишь бы только найти маму.

Я съежилась, представив Мим на улице под снегом в легком платьице. У нашей школы на улице сидел нищий с обрубками вместо ног. Девочки сплетничали, что ступни ему «откусил мороз». Я тогда так и представила его себе: с огромной алчной зубастой пастью. Что страшнее – адский холод или комната капитана?

– Мим, – зашептала я, – не торопись, подумай хорошенько! Я понимаю, сейчас тяжело, но тебе совсем скоро исполнится двадцать один. И ты станешь уже не бесправным подростком, а полноправным взрослым человеком. И сможешь спокойно уйти отсюда при свете дня, никто не будет вправе остановить тебя.

Мим усмехнулась:

– Ты что, правда так думаешь? Что она вот так просто отпустит нас? Да брось ты, Рут, не говори глупостей! Кейт она отпустила?

– Ну это же совсем другое! Они же мать и дочь! Но ты-то… – Я осеклась. А все ли я знаю? Ведь я здесь всего-то полтора года. И тут мне пришла в голову еще одна шокирующая мысль: Нелл уже наверняка больше, чем двадцать один, но она все еще здесь!

– Бежим вместе! – прошептала Мим.

В колючие объятия этого холодного ветра? Но, несмотря на его жуткие завывания, мне вдруг действительно захотелось сбежать вместе с Мим. Ради нее же самой! Ее отчаянная смелость передавалась и мне. Начать жизнь с чистого листа рука об руку с настоящей подругой. Не об этом ли я мечтала?

Если я останусь здесь, моя жизнь будет только ужаснее с каждым днем. Да, здесь со мной останутся Нелл и Билли, но они не такие, как Мим. Они не видят дальше своего носа. Для них существует только ателье Метьярдов и Оакгейт. Мим доберется до Лондона. И, может быть, даже до Африки…

Мы с ней могли бы построить жизнь, где главной была бы наша дружба.

Но как же я сбегу отсюда? Ведь мама подписала какой-то документ. Как же я смогу бросить ее, подвести и уехать за счастьем в чужую страну? К тому же потрескивание корсета под моей подушкой напоминало еще и о предстоящей сладкой мести. Я просто не могу упустить шанс отомстить Розалинде. Нет, сейчас я точно не могу бежать вместе с Мим.

– Ты же знаешь, что я не могу уйти отсюда. Эта карга сразу посадит мою маму в долговую тюрьму.

– Если она найдет твою мать! От нее ведь так и не было весточки?

– Нет, – с грустью ответила я.

– Вот видишь…

Здравый смысл подсказывал, что моей мамы, скорее всего, уже нет в живых, но мне так не хотелось верить в это. Ведь если это сделаю, то буду вынуждена признать, что осталась сиротой… А ведь я потеряла уже стольких дорогих мне людей… Нет, я должна думать, что она жива!

– Мим, ты так отчаянно веришь, что твоя мама все еще в Лондоне… Почему ты не можешь так же верить в то, что и моя мама жива? – добавила я слегка дрожащим голосом.

Мим долго молчала. Потом всхлипнула и взяла меня за руку:

– Ты права. Прости. Но знаешь… Мне просто было бы легче сбежать вместе с тобой.

– Я знаю. Но если я останусь, то смогу помочь тебе. Отвлечь их внимание, чтобы ты успела уйти как можно дальше. Сегодня миссис Метьярд обмолвилась о том, что Кейт и Билли выбирают день для свадьбы. Если и планировать твой побег, то как раз на этот день, разве нет? Будет много суматохи, понимаешь?

– Да! – сжала мою руку Мим. – Я убегу именно в этот день!

Мы больше не разговаривали. Я лежала молча и смотрела в потолок, понимая, что уснуть в эту ночь теперь уже точно не смогу. В день свадьбы Кейт я разом потеряю все то немногое светлое, что есть в моей жизни. Разве мыслимо ателье Метьярдов без ужасного чая Мим, веселого посвистывания Билли, небесно-голубого платья Кейт?

В противоположном углу подвала Нелл вскрикнула во сне. Я повернулась на бок и снова услышала тихое потрескивание корсета, чередующееся с легким побрякиванием рыбки Мим.