Текст книги "Современный зарубежный детектив-13. Компиляция (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дженнифер Линн Барнс,Майкл Коннелли,Бентли Литтл,Джо Лансдейл,Донато Карризи,Сюсукэ Митио,Питер Боланд,Джек Тодд,Лора Перселл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 333 (всего у книги 335 страниц)

47. Рут

Любовь… Нежность… Когда-то я испытывала эти чувства. И когда-то, очень давно, я умела прощать, потому что в глубине души была доброй.

Мне надо снова отыскать в себе эти чувства. И сделать это надо прямо сейчас.

Моя игла снова и снова ныряет в цветной ситец. Она ищет вместе со мной. Но на ее кончике так ничего и не появляется. Исцеление. Здоровье. Ну где-то же они должны быть!

Сумерки постепенно заползают в комнату через окно. Я отодвинула все занавески. На улице уже довольно темно. Видно только несколько тусклых фонарей. Чайки кричат все реже и тише.

Откуда я могла знать? Она всегда была такой резкой и бесцеремонной. Этот ее вечно гордо вздернутый носик, словно рядом плохо пахнет и этот запах исходит именно от тебя… Нет! Я не смею сейчас думать об этом! Только о хорошем! Только аккуратные, ровные и нежные стежки!

– Рут, чем ты занята? Нам нужна твоя помощь!

В комнату ворвался Билли и уставился на меня. Под его синими глазами появились темные круги. Он закатал рукава, отчего стали видны сильные руки, покрытые редкими волосками.

– Кейт совсем плохо!

– Я сейчас поднимусь!

– Мама хочет, чтобы ты… Погоди, а что ты опять шьешь? Это что – занавески?

И вот я опять сгораю от стыда. Как же мне объяснить все ему?

– Я шью шаль. Для Ке… Для хозяйки.

– У нее достаточно шалей, Рут!

– Ей нужно… Ей… – Нет, все не то! Я молча качаю головой. У меня нет времени объяснять ему… – Скажите мне, сэр! – почти потребовала я, набравшись смелости. – Это действительно она? Неужели она сама пошла в полицию и рассказала им все?

Пару секунд Билли смотрел на меня так, словно видел впервые. Потом он тяжело вздохнул, вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Он облокотился о косяк, словно был не в силах стоять.

– Да, это была она. Я никогда не думал, что Кейт решится на это. Она изменилась после того, как Мириам…

Что бы ни происходило, я не имею права думать о Мим сейчас. Эта шаль не должна впитать ни одной плохой мысли о Кейт.

– Вы ведь все это время пытались сказать мне именно это. Вы не зря сказали мне тогда, что Кейт вовсе не такая, как ее мать.

Билли вздохнул. Или это была горькая усмешка…

– Да? Я так сказал? Не знаю, верил ли я сам в это хоть когда-нибудь… Я просто хотел… Но ведь ты сама все понимаешь, правда? Ты ведь прекрасно понимаешь, как приятно мне было забрать у миссис Метьярд то, что было так дорого ее душе.

Я отложила шитье. Наши глаза встретились, и в этот миг я увидела того самого Билли, который впервые появился на пороге дома Метьярдов: тощего испуганного сироту из приюта, робко озирающегося по сторонам, мальчика с огромными грустными голубыми глазами.

– Вы хоть когда-нибудь любили ее? – сорвалось с моих губ.

– Ты не смеешь задавать мне такие вопросы!

Я виновато склонила голову. Он никогда раньше не повышал на меня голос. Я вообще ни разу не видела, чтобы он сердился.

– Да, сэр. Простите меня! Этого больше…

– Нет, Рут, это ты меня прости! Я не хотел обидеть тебя! Просто… – Билли закрыл лицо руками. – Господи, как же все запуталось!

Он теперь мой хозяин, и мне следует сделать вид, что я не замечаю его слез. Но вместо этого я рванулась к нему и крепко обняла. Так, как мечтала все эти годы. Он прижался ко мне и заплакал, как ребенок:

– Рут! О, Рут! Я такого натворил! Зачем я снова пошел в этот дом? Я ведь совсем не хотел! Но как я мог оставить ее там одну?

Мне было одновременно и нестерпимо больно и радостно слышать все это. Омытые слезами, эти огромные голубые глаза были еще прекраснее. Я никогда не смогу пробудить в мужчине ни любви, ни желания, но я смогла много больше: Билли, вечно улыбающийся и насвистывающий веселые песенки, не смог скрыть своих потаенных страданий и сотрясается передо мной в искренних горьких рыданиях!

Как бы мне хотелось теперь исцелить его душу, чтобы он снова стал прежним Билли!

– Что же нам теперь делать?! – исступленно кричал он. – Господи, ребенок! Если она теперь умрет, то врач наверняка подумает…

– Я не позволю им умереть! – успокаивала я Билли. – Я все распущу! Обещаю тебе, Билли, я найду способ распустить все до последнего стежка!

Он ошарашенно смотрел на меня своими мокрыми от слез глазами:

– Распустишь? Ты о чем?

Странная штука – любовь, она вытаскивает на свет самое сокровенное, развязывает язык в два счета, правда? Я никогда не произносила это вслух даже наедине с самой собой. Но стоя вот так, с Билли, ощущая его слезы на своей коже и волосах… Я больше не могла молчать. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула:

– Это проклятье… Необъяснимый зловещий дар, Билли! Эта смертоносная сила в том корсете, что я сделала для Кейт. Это моя вина. Только я виновата. Я хотела отомстить ей. Хотела, чтобы она страдала.

– Что?!

– Я думала, что она тоже убивала Мим! – закричала я. – Я сделала этот корсет для того, чтобы он уничтожил Кейт! Чтобы наслать на нее болезнь, от которой она умрет!

Открыв глаза, я увидела, что Билли смотрит на меня в полном недоумении.

– Ты… Что ты сказала?!

Я взяла в руки неоконченную шаль и стала размахивать ею перед Билли:

– Ты никогда не удивлялся тому, что с моим появлением очень многие клиенты миссис Метьярд начали болеть? Так вот, это все моих рук дело! Мои стежки! У меня такая способность – я могу насылать на людей болезни, слепоту и даже смерть!

Выпалив все это, я почувствовала громадное облегчение. Я поделилась с ним всем, о чем до сих пор молчала. Всем, чем была отягощена моя черная душа: Наоми, папа, мама… Когда я дошла до кусочков рыбки Мим, вшитых в корсет Кейт, мне стало так легко, что я готова была воспарить над этой комнатой.

Билли смотрел на меня из-под своих насупленных бровей. Ни одна мышца его лица даже не дрогнула. Я попыталась хоть как-то истолковать это для себя. Это точно не оцепенение от ужаса. Нет. Он не верит мне. Он не может принять это, взять в толк.

– Ты не в себе, Рут! От всего этого у тебя просто помутился рассудок.

– Нет! Это все чистая правда! И я докажу вам всем это! Когда я доделаю эту шаль – она излечит Кейт! Мне только надо…

Билли схватил меня за руку:

– Давай еще раз. Я правильно понял? Ты только что призналась мне, что пыталась убить мою жену?

Как напряженно он смотрит на меня! Прямо буравит взглядом! И чувствую, что он жаждет, чтобы я сейчас сказала «да»!

Я шумно сглотнула:

– Да, сэр! Простите меня! Я никогда не хотела причинить вам боль…

– Боже правый!

Не сказав больше ни слова, он выбежал из комнаты. Щелчок дверного замка был словно удар ножом мне прямо в сердце.

Он ушел… Ушел и больше никогда не вернется ко мне.

Я зарылась лицом в недошитую шаль и дала волю слезам.

48. Доротея

В тюрьме я то и дело слышу, как одна заключенная говорит другой, что у нее «червячок в голове». Так они называют какую-нибудь навязчивую идею или мысль, которую никак не удается отогнать. В моих кругах такое обычно называют «капризом» или «прихотью». Но выражение заключенных кажется мне более точным. Ведь ощущается это именно так: словно в мозгу действительно завелся какой-то маленький червячок. И он зарывается все глубже и глубже, вгрызаясь в мозг.

Карета трясется по холмам в направлении Хэзерфилда, и меня швыряет из стороны в сторону так, что я не могу выпустить из рук кожаный ремень – того и гляди свалюсь. Ветер отчаянно завывает за окном, деревья сильно качаются. Облака несутся так быстро, словно играют с солнцем в сумасшедшие прятки. Наверное, не стоило отправляться в столь дальнюю поездку в такую погоду. И уж точно совсем не мудро и очень рискованно с моей стороны было принять предложение о встрече, на которую я тороплюсь. Но во всем виноват тот самый червячок в моей голове. Я не успокоюсь, пока не выслушаю того, что этот мужчина вознамерился мне сказать.

Должна признаться: когда пришло второе письмо от сэра Томаса, я была потрясена до глубины души. Я еще не вскрыла конверт – а руки мои уже дрожали. Я думала, что найду внутри одно из двух: либо строки, пронизанные безутешным отчаянием, либо упреки, полные горечи и ревности. Но я ошиблась. Сэр Томас благодарил меня за мои тщательно подобранные добрые слова и… просил о личной встрече со мной, если я, конечно, не сочту это абсолютно неприемлемым…

Он пишет, что ни в коем случае не желает бросить тень на мою репутацию, но предупреждает, что считает себя обязанным сказать мне с глазу на глаз нечто очень важное. И встретиться он предлагает на кладбище приходской церкви Хэзерфилда.

Как же это понимать? Я годами изыскиваю возможности украдкой повидать Дэвида, но мне ни разу не приходило в голову сделать местом встречи кладбище! Естественно, это одно из немногих мест, где мужчина и женщина могут появиться, не вызвав подозрений, но все же… Хотя, наверное, я стала слишком сентиментальна. После бесед с этой девочкой – Рут – вместо прежнего меланхоличного очарования все связанное со смертью стало вызывать у меня отвращение.

Но вот мы выехали на относительно ровную дорогу. Бросив взгляд в окно, я вижу высокий шпиль, взмывающий к облакам, такой же острый, как игла Рут.

– Мы приехали! – говорю я и стучу по крыше повозки, приказывая Греймаршу остановиться.

Я не хочу, чтобы он увидел сэра Томаса. Если папа узнает об этой встрече, беды не оберешься. Когда цокот копыт наконец смолкает, я оборачиваюсь к Тильде:

– Ты останешься здесь и будешь ждать меня! – Я говорю это голосом, не терпящим возражений, но у Тильды, в свою очередь, такое строение черепа, что она просто не может не подвергать все сомнению.

– Вам не пристало, мисс! – шипит она. – А вдруг кто-то увидит вас? Одну?

– Увидит меня? Здесь? Да тут на мили вокруг сплошной вереск!

– А что, если сэр Томас… обидит вас?

– На кладбище? У стен церкви? Тильда, ты просто никогда не встречала настоящего джентльмена…

– Я просто хочу защитить вас, мисс!

Эти слова застали меня врасплох. Я так много внимания уделила зоне упрямства и зоне тщеславия на ее голове, что совсем забыла изучить зону, ответственную за способность быть надежным другом. Сейчас она скрыта под шляпкой, но мне кажется, что я все равно вижу ее очертания. Ведь то, на что указывает строение этой зоны, мелькнуло сейчас и в ее взгляде. Она знает нечто, что не может мне рассказать, но и забыть тоже не может.

К такому повороту я, признаться, не готова… Пытаясь скрыть свое волнение, я говорю Тильде чуть громче обычного:

– Знаю, Тильда! Ты очень предана мне. А сейчас будь добра, делай, как я тебе сказала – и не станем ссориться! Не волнуйся – если ты мне понадобишься, я закричу.

Экипаж тем временем остановился. Я сама открываю дверь, не дожидаясь Греймарша, и не очень ловко выпрыгиваю наружу. Боже, какой сильный ветер! Он словно не хочет, чтобы я шла в сторону церкви, и готов сбить меня с ног. Но я, опустив голову, все же иду, преодолевая его сопротивление. Хотя на душе становится еще тревожнее. Ведь этот ветер – словно знак свыше! Небо не хочет этой встречи!

Подойдя ближе к церкви, я вижу, что она довольно старая, но очень аккуратненькая, как и кладбище вокруг. Трава уже пожухла, но видно, что ее регулярно постригают. Вдоль дорожек стелются ветви карликовой ивы. Кругом покосившиеся надгробные плиты, затянутые мхом, между которыми тихо стенает ветер.

В какой-то миг я подумала, что увижу сэра Томаса распростертым на одной из могил и сотрясаемым рыданиями. Но, похоже, я просто начиталась романов… Он стоит у входа в церковь, полы его плаща полощутся на ветру, а цилиндр низко надвинут на лоб.

Увидев меня, он приветственным жестом поднимает трость и идет навстречу. У меня от страха пересыхает в горле.

Горя от стыда, я не смею поднять на него глаз. Но даже если бы осмелилась, что с того? Его голова, ключ к его характеру, все равно скрыта цилиндром.

Он открывает скрипучую калитку кладбища, жестом приглашая меня войти. Я захожу, не поднимая головы. Если бы мой ответ на его письмо был другим, он, возможно, именно здесь заключил бы меня в объятия. Наверное, мы обвенчались бы именно в этой церкви. И скорее всего, он думает сейчас о том же самом.

Сэр Томас откашливается.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились прийти, мисс Трулав! Весьма признателен!

Я молча подхожу к одной из надгробных плит, поросших черным лишайником, и слегка опираюсь на нее. И только тогда говорю:

– Судя по вашему письму, дело неотложное, сэр.

– Да! – отвечает он, закусив губу. На его лице нет и тени волнения. Глаза, как всегда, словно заспанные, походка неторопливая. – Понимаете, есть кое-что… Я не простил бы себе, если бы не рассказал вам это.

Наверное, у меня лицо стало таким испуганным, что он поспешил добавить:

– Нет-нет, не беспокойтесь! Я не стану умолять вас изменить ваше решение и неволить вас! – Сэр Томас криво улыбнулся. – Хотя мне почти жаль, что я не могу себе этого позволить…

– Я знаю, что вы привыкли выражаться без обиняков, сэр! Но при этом я не сомневаюсь в вашей порядочности. А теперь, пожалуйста, будьте так добры поскорее сказать мне, что хотели, чтобы избежать ненужных огорчений.

Он тяжело вздыхает, и я впервые вижу на его лице озабоченность. Я снова опускаю глаза. Позолота надписи на могильном камне уже почти совсем стерлась… Я и не думала, что действительно небезразлична ему. Но этот тяжелый вздох…

– Мне все-таки придется огорчить вас, мисс Трулав. Тут уж ничего не поделаешь. Эта история огорчила и меня самого, а я, как вы успели понять, не тот человек, который делает из мухи слона. Но я успел, в свою очередь, понять, что вы сильная и сможете выдержать этот удар. Если, услышав то, что я скажу сейчас, вы порвете со мной всяческие связи… Что ж, осмелюсь сказать, что я это переживу.

Его голос звучит твердо и ясно, несмотря на завывания ветра. Удивленная, я вопросительно смотрю на него. Это точно не слова пылкого влюбленного. Но… Кажется, в них звучит сочувствие? Как во взгляде Тильды, в котором читается участие, порожденное знанием некоей тайны.

Сэр Томас перекладывает трость в другую руку.

– Не хочу задеть вашу девичью гордость, мисс Трулав, но вы же поняли – должны были понять во время того приема, – что моя сестра хотела бы видеть меня женатым мужчиной.

Он прав, это действительно задевает мою гордость, даже несмотря на то, что я давно это подозревала.

– Вы сделали мне предложение по настоянию сестры?

– Да… – тянет он. – Я приехал в эти края, познакомился с вашим отцом и сделал вам предложение по просьбе моей сестры. Но это не повод считать меня безвольным подкаблучником. Я бы не согласился на такое, если бы и сам не увлекся вами и… если бы у моей сестры не было серьезных оснований для такой просьбы.

Я готовилась парировать его возмущение, но, в конце концов, это мое достоинство задето, и теперь в моем голосе звучит яд.

– И эта причина – деньги, как я понимаю? Усадьба вашей сестры обветшала?

Он смотрит не на меня, а на церковь. Может, просит Господа дать ему сил продолжать этот разговор?

– Вы ошибаетесь, мисс Трулав! Если соблаговолите вспомнить, вы сами рассказали мне о планах вашего отца снова жениться. И было это задолго до того, как я сделал вам предложение. Но вы правы: именно намерение вашего отца жениться на миссис Пирс привлекло внимание моей сестры к тому, что вы сами до сих пор не замужем.

Возразить нечего. Во мне нарастает беспокойство. Алчность, по крайней мере, легко понять.

– Простите мою наивность, сэр, но если вы не любите меня и не рассчитываете на приданое, то я никак не могу взять в толк, зачем вы сделали мне предложение.

– Мы с сестрой действовали с одной-единственной целью, – отвечает он, все так же глядя на церковь. – Мы просто хотели взять вас под свою защиту.

Деревья на кладбище так сильно качаются… Вот почему мне кажется иногда, что даже земля дрожит под ногами. А этот странный свист в ушах… Это, должно быть, ветер…

– Защиту? Разве мне нужна защита? Сэр Томас, вы, кажется, намекаете, что я в опасности?

– Моя сестра серьезно полагает, что вам угрожает опасность. Серьезная опасность, мисс Трулав!

– Что за вздор! Вы же видите – я вполне здорова! – Я попыталась сказать это как можно веселее, но мой голос звучит неестественно, будто я слышу себя со стороны.

– Простите меня, но, кажется, вы не совсем здоровы. У вас такой вид, словно вы вот-вот в обморок упадете. Присядьте на эту каменную стену.

Я разрешаю сэру Томасу посадить меня, чувствуя себя беззащитной и глупой.

– Я не успела позавтракать, – пытаюсь отшутиться я. – Мне нужно немного перекусить. Но что касается серьезной опасности…

Он хватает меня за руку.

– Я скажу то, что должен, прямо сейчас, и быстро. Пожалуйста, очень прошу вас, не перебивайте меня. – Сэр Томас говорит решительно, но мягко. – Такие вещи надо делать быстро. Это как выдергивать зуб.

Я в недоумении киваю.

– Вы знаете, что ваша мать и моя сестра были близкими подругами. Вы также наверняка знаете, что ваша мать дала почву для бесконечных пересудов, перейдя в католическую веру. Я рад сообщить вам, что их дружба пережила и этот поворот судьбы. Моя сестра не отвернулась от вашей матери. Она бы с радостью продолжила ходить с ней в театр и приглашать ее на балы, если бы ваш отец не… исключил свою жену из общества. – Сэр Томас тяжело вздыхает. – Она так и не смогла вернуться. Увы, она заболела и умерла.

Он просил меня не перебивать его, но я не смогла сдержаться.

– Папа говорит, что ее переход в католичество был одним из проявлений ее болезни. Он говорит, что после этого она день ото дня вела себя все более неразумно. И он утверждает, что все это стало следствием воспаления мозга… – Я осеклась, понимая, что просто бездумно повторяю слова отца, в правдивости которых сомневаюсь уже очень давно.

– Ну вы же сами не верите в это! И вряд ли полагаете, что переход в католичество – это признак сумасшествия? – Он сильно сжимает мою руку. На моих глазах проступают слезы. – Вот и моя сестра так не считает!

Я вспоминаю то белое, почти каменное лицо и глаза, устремленные на моего отца… Слава богу, что я сижу, иначе земля уплыла бы из-под моих ног.

– Леди Мортон, как я понимаю, человек весьма смелых суждений. Умоляю, скажите мне, что же думает она по этому поводу?

– Буду откровенен. Моя сестра говорит, что ваш отец считал себя опозоренным и исключенным из общества из-за своей жены. Моя сестра была свидетелем ссор между ними. И он делал все возможное и невозможное, чтобы контролировать каждый ее шаг. И все же он не смог ничего сделать. И тогда он… – сэр Томас говорит так тихо, что мне приходится наклониться к нему. – …Он отравил ее!

– Да как вы смеете! – взрываюсь я.

Он отскакивает от меня, подняв руки. Я начинаю жалеть об этом уже в следующую секунду – теперь, когда его нет рядом, ветер грозит сбросить меня на землю. С большим трудом я встаю. У меня сильно кружится голова…

– Он отравил ее! – громко повторяет сэр Томас. – А его друг доктор Армстронг помог ему скрыть преступление!

– Какая…

– Дослушайте до конца! Моя сестра не заявила о своих подозрениях в полицию… – Сэр Томас хмурится, словно категорически не согласен с решением сестры. – Но она не сделала этого только потому, что опасалась за ваше будущее. Ведь если бы вашего отца обвинили в убийстве… И она до последнего не верила, что он может причинить вред своему единственному ребенку… Но знайте, что сейчас она сожалеет о том, что не пошла тогда в полицию! Дело в том, что нынешние обстоятельства начинают очень напоминать те, что привели к безвременной гибели вашей матери! Сейчас ваш отец не может полностью вас контролировать! Он никак не может выдать вас замуж. Это препятствует его женитьбе на миссис Пирс и бросает тень на него самого. Вы понимаете, к чему я клоню?

Что за ужасная чушь! Это даже похлеще рассказов Рут! Я просто задыхаюсь от негодования. Мне казалось, что сэр Томас – очень хороший человек, настоящий джентльмен. Но я жестоко обманулась.

– Вы решили наказать меня? – чуть не плача кричу я. – Выдумали эту ужасную историю, обидели меня до глубины души за то, что я отказала вам и тем самым задела ваше самолюбие? Я никогда не смогла бы полюбить вас, но я думала о вас много лучше…

Он удрученно качает головой:

– Я сказал вам то, что должен был. Теперь моя совесть чиста.

И он еще говорит о совести после всего того, что наплел мне тут! И все же…

У папы на голове есть эти шишки – признак хитрости и изворотливости. И Тильда неоднократно говорила, что с ним шутки плохи. Но ведь это совсем другое! Одно дело – быть строгим хозяином, и совсем другое – убийцей собственной жены!

– Мисс Трулав, вы так бледны… Не позволите ли мне… – Сэр Томас переминается с ноги на ногу, он явно чувствует себя очень неловко. – Не позволите ли мне проводить вас до коляски?

– Нет, не смейте! И не смейте мне больше писать! И говорить со мной! Вы нанесли мне кровную обиду!

У меня все-таки еще есть достоинство! С гордо поднятой головой я резко отворачиваюсь от него и почти бегу мимо могил к выходу с кладбища. У меня дрожат руки, и мне не удается закрыть за собой калитку. Я слышу, как она гремит на ветру. Это все, что долетает до меня сквозь гул в ушах.

Не могу думать об этом сейчас. Не могу позволить себе думать. Мне надо просто преодолеть на ватных ногах расстояние до коляски. Дойти и не упасть в обморок. Я не должна давать сэру Томасу даже намека на то, что могу поверить его словам.

И я действительно не верю.

Я отказываюсь верить.